ГОРОД, КОТОРОГО НЕТ
Ночной мрак на прощанье улыбнулся, и из его улыбки родился рассвет. Заспанно хлопая глазами, солнце приподнялось над линией горизонта, потянулось и окатило этот мир обеспокоенным взором.
Который год оно уже следило за этим городом, и с каждым днем положение дел ухудшалось.
Город жил, дышал, радовался чему-то, но это был уже не он. Точнее, он, но в том состоянии, когда уже душа и тело не в состоянии жить вместе.
Когда его строили, он рождался, начиная осознавать себя, вырастал и вытягивался вместе с новыми улицами, остепенялся площадями и отдыхал на своих бульварах. Смотрел на мир глазами окон, измерял себя автобусными остановками и зажигался фонарями, превращая обычный вечер - в таинственно романтичный.
Однако ж отчего-то зрелости свойственно забывать мечты юности, и они больше не в силах помогать жить далее с тем же воодушевлением, что ранее...
Что произошло дальше? Да ничего особенного. Прогрессивное влияние урбанизации раковой опухолью отпечаталось на центре города, оттуда зараза протянула свои щупальца во все стороны... Чем-то это напоминало кольцевую схему метро с радиальными ответвлениями к окраинам, а было историей болезни.
Ничего страшного в этом не было и нет, процесс естественный и необратимый. Но... в этом случае еще и физиологический.
Город был давно одушевлен своими жителями, хоть они об этом и не подозревали. Исторический ход событий привел к возникновению новой формы жизни.
И как любое живое существо, он в какой-то момент осознал свое право на свободу, даже если она приобретается путем самоубийства.
Это утро должно было стать последним, на сегодня было запланировано отторжение.
Улицы, эти крововотоки мегаполиса, всегда оживлены. Время суток давно не имело значения. Горожане не видят ни рассветов, ни закатов, ни звезд.
Слепое белесое небо нависает над ночным городом, не пробуждая в душах ничего, что могло бы их окрылить.
Иллюминация освещает мрак и затеняет все остальное.
Ограниченное пространство между светофорами и фонарями - как туннели перехода из ниоткуда в никуда. Люди двигаются согласно цветовому коду этих маяков по фарватеру тротуаров. Хорошо асфальтированные дороги сами стелятся под ноги. Неоновые вывески магазинов заманивают как ловушки для глубоководных рыб, обещая тайное и недоступное сделать простым и возможным.
Витрины магазинов отблесками лживых зеркал соревнуются друг с другом в освещенности товаров и напыщенности рекламных фраз.
Бутик с зеркальными окнами и тайнописным названием отгородился от мира тонированным стеклом. Толпе, суетно снующей по улице мимо него, негоже даже посмотреться в его надраенные окна.
Но никто не останется обойденным - торговля и услуги чередуют друг друга через шаг. Не сбейся, горожанин...
Криптограммы многих названий мутят голову предчувствием лабиринта, из которого не выбраться, поскольку выход замкнут на вход.
Связка упитанных сарделек в витрине гастронома довольно улыбается, изображая праздничную гирлянду. Сардельки не отдают себе отчета, что они - звенья одной цепи, и повязаны вплоть до проигрышного конца.
Лужа отражает небо, оно в нее заглядывает и ужасается, не узнавая собственного облика - грязно-разноцветного. Абстрактные разводы не имеют ничего общего с натуралистической лазурью и тщательно вылепленными бело-фигурными облаками.
Впрочем, кому что по нраву.
Из ближайшей урны задумчиво выглядывает икебана из очень реалистично втиснутого туда мусора. Вертикально торчащая пластиковая бутылка образовывает ось, вокруг которой вращается современная цивилизация, а ядовито-желтая крышечка на ее макушке, должно быть, символизирует тот высший цвет, к которому устремляется общество. Ворох разноцветных оберток, как гарнир, обрамляет бутылку и не дает ей свернуть с намеченного пути и завалиться набок. Незатушенный окурок медленно прожигает аляповато-рекламные рожицы, придавая им недоуменное и растерянное выражение перед концом их света. Дымное марево уже окутало урну, внося в ее образ сюрреалистический оттенок.
Невольно возникает смутное подозрение, что это отнюдь не банальный мусор, обреченно жаждущий последнего приюта на свалке, а хитроумная инсталляция некоего современного арт-художника, испорченного незаслуженным признанием... А где-то за ближайшим углом притаились бравые фотографы, желающие запечатлеть реакцию искушенной публики, мельтешащей мимо по тротуару, на эту акцию.
Хотя, какая разница?.. По большому счету.
Утренний туман растворяет прохожих, превращая их в их же собственные призраки. Утилизированные облики человекообразны недолго, и через десяток метров становятся аморфны.
Рекламные постеры, плакаты и даже мелкие макулатурные буклеты смеются просто в лицо, дико, хотя и беззвучно хохоча над недогадливостью жителей города.
А житель, он же потребитель, думает, что в этих сияющих лицах он видит образ собственного прекрасного будущего.
Однако ж, ноль равен нолю, как его ни украшай
завитушками. -
Этим утром население мегаполиса перешло критическую точку.
Городская речка омертвела и давно ушла под землю, изменила свое русло и вывела его в параллельное измерение, в безлюдную местность.
Щупальца канализации обхватили город со всех сторон, сжали его и душат в его же собственных нечистотах и отходах быта и бытия.
Кротовые норы метро подрыли основание города, возведя неустойчивость в постоянство.
Теплоцентрали изменили климат, выхлопные газы - атмосферу.
Дороги и магистрали пересекли и искромсали поверхность, изрезали плоскость и пространство на отдельные фрагменты многоугольников... Которые, как ни складывай, а цельной картинки не получишь.
Этим утром город решил отделиться от своих жителей.
Отторжение как последняя воля.
Разделение началось с окраин - пространство сдвинулось и расплылось, искривилось и время, пропуская возможность... Возможность для всего.
Один человек, кажется, заметил нечто странное в окружающем его цивилизованном пейзаже, как будто в воздухе наискось от него появилась кривая трещина. .. Но, тряхнув головой, он сбросил наваждение и поспешил на работу,
Крысы из канализации, как всегда, все поняли первыми. Забрав насушенные сухари из просроченных продуктов, обнаруженных на свалке, они походным порядком промаршировали по туннелям метро в неизвестное далеко.
Кажется, они успели.
Об оставшихся этого не скажешь.
Изображение реалий задрожало мелкой дрожью, затем заколыхалось и завибрировало, ускоряясь.
Утробный вопль тишины пробрал до косточек все окрестности. Полубезумно содрогаясь, мир вопросительно глянул в глаза друг друга. Прощальных поцелуев не будет, как нет ответов на вечные вопросы. И в тот же миг бездна рухнула на город. Или он рухнул в бездну. Недоступность очевидцев затрудняет достоверное описание.
Но главное, город исчез. Даже на карте он превратился в невнятное пятнышко - то ли болотце, то ли овраг...
Для самих жителей все осталось по-прежнему... Почти.
Все те же улицы, дома, загазованные проспекты, да небо всегда застилает серая пелена, солнце не показывается, и нет смены дня и ночи. Зато исчезло все за пределами самого города. Вне его пределов дороги обрываются, и там царит вечная мгла.
Для самого же города исчезли и все его жители, и он сам, и это небытие кажется ему самым сладким из его снов.
Для всех остальных появился город-призрак - его можно иногда издалека видеть, но нельзя до него добраться. Туда нельзя дозвониться - хотя кто-то и снимает трубку, но никогда не отзывается.
Даже память о нем стирается очень быстро. Ну, был такой... Давно... А может, и не был, мало ли небылиц люди рассказывают, а еще больше в газетах печатают. Да, точно, не было его никогда. Сказки все это, в них даже дети не верят.
Ну, - нет, так нет.
Невелика потеря.
А тем, кто в нем остался... Можно было б и посочувствовать, да только к чему это? Если даже город в силах стать свободным, то человеку это тем более возможно.
А вездесущая энтропия уже обрадовано клацает зубами у спальных районов города-призрака, и аппетит у нее неутолимый. Окончательное разложение настигнет даже призрачные останки.
Се ля ви, смачно хрюкнула бездна и…