Глава четырнадцатая
Бесконечной чёрной лентой растянулась армия Старлога. Сам едет впереди. За ним стройными рядами выступает конница Избранных, за которой следуют эвиры. Сколько их? Сам Старлог о том не знает. Нескончаем поток его воинов. Тяжёлый, мерный барабанный бой рвёт неподвижный воздух. По землям эвиров идут. И путь короче, и по пути присоединяются те, кто не пришёл поклониться вовремя.
Нет-нет, да и попадаются на пути брошенные таны - ушёл народ. Бежал. Но вот куда? Что ж, им же хуже. Некуда будет вернуться. Нет, не стал их жечь огнём Старлог, хотя и была такая мысль - уничтожить, сравнять с землёй, хотя бы для большего устрашения тех, кто, может быть, позавидовал ушедшим собратьям. Но передумал. Зачем? Отдаст потом эти готовые таны тем, кто был предан ему от начала. А тех, кто присоединился лишь теперь, ставит Старлог в конец своего войска. Как раз под присмотр... своих детей.
Так и не смог до конца раскрыть Старлог тайну переходов. Иначе бы давно уже стоял у стен Альдора. И самой главной причиной неудачи оказались, как раз, его дети. Ведь и переход - тоже сила. А они питаются ей, пьют. Но зато это открытие не столько разочаровало его - сколько обрадовало. И как! Значит, не устоит перед ними и ни один барьер, который тоже есть сила. Не укроются теперь от Старлога те, кого визары сейчас, наверняка, пытаются защитить до своего возвращения. Только сворачивать с пути, искать укрытые таны визаров, ему сейчас не с руки. Дойдёт и до них черёд. Лучших жён обещал Старлог подарить своим Избранным, самых красивых пленниц выберут себе.
Это сейчас его дети идут, замыкая этот нескончаемый поток - пойдут же на штурм первыми. Пока же безопасны они для тех, кто в страхе идёт перед ними. Недаром поставил их Старлог в конец - почувствовал ужас не в одном эвире. И не только это. Страх-то их был обоснован, когда увидели жуткое пополнение. Но подчинены эти кошмарные творения Старлогу - полностью подчинены. И не каждым управляет, а всеми вместе - держит их на одном поводке, как единое целое. И эвиры осведомлены о том, что подчинены ордонты господину - успокоил он их этим или пригрозил? Поэтому и идут понурые, как под конвоем идут. Лишь сейчас многие начинают прозревать, понимая, что извечный враг - визар, куда ближе им, чем тот, кто сейчас их ведёт. Но молчат о своих мыслях, далеко их прячут, боятся, что Владыка может их прочитать.
Нет, не связан Старлог с каждым своим воином, но не может не чувствовать настроение. Если бы не это - окружил бы Альдор сразу со всех сторон. Но понимает, что не может полностью доверять эвирам. Поэтому и есть те, кого он называет Избранными - те, кто идёт с ним не из страха, даже не из ненависти к визарам, хотя, конечно же, ненависти в них хоть отбавляй. Только ненависть их давно уже не связана с обидой, а связана с тем, что визары поклоняются враждебной силе - свету. И носят эту силу в себе. Одним духом дышат Избранные со Старлогом. А остальные?.. Их гнало к нему желание отомстить. Сами мстили - не получалось. Нападали - несли потери, а тут... Только теперь очнулись, поняли, что не мстить идут, а идут менять привычный мир. А вот каким он станет?..
Но никто не выйдет из строя. Из страха не выйдет. Войско ордонтов подчинено Старлогу, и каждый эвир услышал об этом перед выступлением. А, значит, Старлогу вовсе не нужно следить за ними - и без того знает, что никому и в голову не придёт попытаться скрыться. Страх держит.
Вот и хорошо. Его дети не утратили своей изначальной природы ордонтов. Страх - их излюбленная пища. Насытятся вскоре и другой полюбившейся им пищей - кровью и плотью. И того, и другого получат они в избытке.
Недолго удалось пожить Арвентосу в покое. Увидели арвентосцы в небесах крик о помощи. Разве могут остаться в стороне те, кто всю жизнь защищал?
Спешно собирает войско Нэлдор. Нет, не напрасно Ариэль дал ему свой дух - как чувствовал. Знает Нэлдор, что раньше всех смогут крылатые прийти на помощь - ведь тайной прохода владеет.
Не обманулся Атор в своих надеждах, когда думал о том, что смогут пересечь барьер света. Ведёт за собой и войска, и жён с детьми. В Лоэс ведёт, в тот тан, откуда однажды пришёл к ним визар. Не нападать идут, а предложить помощь и просить о ней же. Знал Атор направление, был у него разговор с Дианором - сказал визар ему как-то о приметке одной. Запомнил Атор.
Не заметили, как пересекли барьер, но сразу поняли, что находятся на земле визаров. Изменилось что-то, будто пейзаж поменялся, хотя и до этого долго ехали лесом.
Прибыли. Приняли. Сроднились в общей скорби. Сколько слёз было пролито при расставаниях со своими судьбами, с даром небес - детьми... Сколько было дано обещаний вернуться. Выполнимых ли?
И Эрлан тоже прощался с женой и дочкой. Предложил ему Атор остаться в Лоэсе. Ведь Атора ведут за визарами его собственные убеждения. Странно посмотрел на него Эрлан, даже гнев не вспыхнул во взгляде. Выбор ли сделал, как и Атор, или гордость? И понял, что первое. Если кто из эвиров и сомневался в правильности принятого решения, то теперь таких не осталось.
"Илион собирает войско!"
Эта мысль не давала Наэль покоя. Металась по комнате, ломая тонкие пальцы. Давно ненавистен ей муж, да и муж ли? Ведь отказались жрецы освятить их союз. Но и возвращаться к отцу не хотелось. Отец превратил свою цитадель в военный лагерь. А в Фарне она сама энара. Полюбились ей и балы, и украшения, которые в избытке дарил ей Илион. И за долгие годы визары привыкли к ней. Жизнь в Фарне роскошная, спокойная. Да и не нужна она сейчас Старлогу - это потом обязательно возвратится к отцу. Потребует отдать ей Фарн c теми, кто выживет. Тогда припомнит всё: и взгляды холодные, и отчуждение. Но то, что её муж собирает войско против её же отца - нет, не позволит! Остановить войско не может, но и он его не поведёт!
Бессонные ночи пришли в Обитель сестёр. Разве даст уснуть боль, что поселилась в сердцах? Отпускает сестёр Элейя-Изначальная в родные таны. То одна, то другая покидает Обитель. Не за тем, чтобы возвратиться в родной дом, не за тем, чтобы обнять своих родных. Нет, чтобы разлучить отца и мать, чтобы открыть переход войску, отправляя своих сородичей на бой. Видят горькие прощания. Кто из тех, кто провожает сейчас мужа в дальний путь, пополнит потом ряды сестёр? В танах остаются лишь женщины. Детей почти и нет. А те, что есть... С тоской смотрят сестры на них - вдруг, кто-то судьба их возвратившаяся? Суждено ли когда встретиться, узнать друг друга?
Пришло время и Лайды. Встретилась взглядом с ясными глазами Изначальной, прошептала:
- Сама пойду.
Ведь не на встречу идёт с Илионом - на прощание. Видела, как собирал Илион войско, видела, что вот-вот готов отправиться в путь.
Как же давно не была она дома. Тихо в саду. Вот и скамейка та, на которой сидела с Элистелем. Сжалось сердце нестерпимой болью - Илион, Эстар, Элистель... Где её сыновья? Неужели и их ждут стены Альдора?
Тихо вошла во дворец, поднялась по ступеням - сама душа ведёт её к Илиону. Не порвалась нить за долгие годы разлуки. Будто и не было их. Дверь в комнату приоткрыта. Не забилось сердце - замерло, боится пошевельнуться, стоит, впитывая любимый образ - не из Обители увиденный, а совсем рядом.
Илион сидит за столом, обхватив руками голову. О чём думает, что вспоминает? Не знает, но чувствует и тяжесть, и тоску. С другой стороны раздались шаги, не по полу ударяют тонкие каблучки, по нервам. Бросилась Лайда к окну, спряталась за тяжёлые портьеры. Бесшумно скользнула - будто лёгкий ветерок пронёсся по комнате, даже не шевельнулся Илион. Открылась противоположная дверь, и вновь Илион даже не повернул головы.
Наэль! Платье чёрное облегает гибкое тело, чёрные волосы струятся вдоль спины - не вошла, как змея вползла. Увидела Илиона, сидящего неподвижно за столом. Тонкая усмешка тронула алые губы. Выставила вперёд руку, прикрыла глаза. Напряглась Лайда - что она делает? Что-то сверкнула в правой руке Наэль, как жало. Не жало - стилет. Шепчут губы страшные слова:
- Сдохни визар! Не вести тебе войско против моего отца!
Лишь шаг успела сделать, бросилась к ней Лайда, повисла на руке. Совсем близко видит чёрные глаза, в глубине зрачков мрачное пламя горит. И столько ненависти в этом взгляде, столько злобы! Не шевельнулся Илион, не очнулся и от шума борьбы. Упали обе на пушистый ковёр. Сильна Наэль. Сверкнуло молнией остриё перед глазами Лайды. Не выдержала, крикнула:
- Илион!
И очнулся!
Туман в глазах Лайды - хищные пальцы легли на горло. И, вдруг, обмякла Наэль, навалилась всем телом на Лайду. Перевела с трудом дыхание, отвела от лица чёрные кудри соперницы, глянула... Илион стоит с мечом в руке, и алый у меча клинок. А в глазах... Ещё остаётся немного пелены, но уже проясняется взгляд, и, чем дальше, тем всё сильнее наполняется недоумением, болью. С трудом разлепил губы, прошептал:
- Лайда?..
Вскочила, бросилась к нему. Гладит волосы, как тогда в спальне, когда он так напуган был. И не тогда это - сейчас. Не было этих лет, даже не верит, что были. Если бы были, то её бы не было - разве можно было столько лет жить без него?
Но, как же его мало осталось - этого времени. Как обратить это недолгое в вечность, когда дай сейчас вечность - и то будет мало. Вырвался Илион из плена и попал в плен. В плен боли, отчаяния, неминуемой разлуки. Смотрел - не мог насмотреться, говорил - не хватало слов - разве словами передашь всю свою любовь, раскаяние? Теперь бы жить, вернуть то, что отняли долгие годы его плена, а пора уходить. Уже слышится зов трубы - ждут визары своего энара.
Вышел к ним. Тишина повисла. Увидели Лайду - поняли. Увидели глаза Илиона - в них счастье и горе безмерное слились воедино. Оставить бы их... но разве послушает? Неужели вновь простятся? Но, нет, не останется Лайда в родном Фарне и в Обитель не возвратится. С ним уйдёт. Не отдаст его смерти.
Один остался Элистель в своём доме. Видно, заблудилась где-то его судьба. Днём весел, проводит время с друзьями, а по ночам долго не спит, задумчиво глядя в ночное небо; видит россыпь звёзд, видит лучистую звезду - не протянула она к нему свой луч, не позвала дорога.
И сейчас смотрит на неё, а в глазах обряд, что прошёл недавно, и невольная улыбка трогает губы. Вспоминает, как Ариэль неожиданно для всех стал расхаживать взад и вперёд, как только речь зашла о плаще. Символом в обряде стал плащ - символом защиты и преграды. Срывает застёжку будущий вистани - падает плащ к ногам. Будто сам обнажается, показывает, что готов отныне гореть иным фарном - не ласками одаривающим - принимающим их. Не мужем в таинстве быть готов, а дарящим - вистани. Двумя огнями будет гореть отныне союз - сливаясь воедино в таинстве. И за какую нить не потяни - каждая ниточка лишь одной цели служит - укрощению, ведущему к победе над схожим с тобою. Откуда пришло это знание к жрецам? Не от Изначальных ли?
А тот, кто всему этому и научил, забыв, где находится, на глазах у всех вышагивал взад-вперёд, по привычке наматывая локон на палец. Опомнился потом, когда увидел смеющиеся глаза визаров, и смешки услышал тихие - понял, что своим хождением выдал себя куда больше, чем сбросом плаща. Остановился перед Эмилисом, сорвал застёжку, но не дал плащу упасть - царственным жестом швырнул его к ногам своего эверни. Поднимает потом эверни плащ - сам набрасывает на плечи своему вистани, показывая тем самым, что отныне он его защитник. И первый поцелуй - настоящий, полный огня, дарится в храме.
Вот уже третий день украшают визары поляну - ждут, когда покинет новый союз свой дом и подарит им танец любви. Украшают и... утром всё по-новому. Не выходят. Видно, иной танец любви удерживает их и не выпускает - тот, что только для двоих, а не для посторонних глаз танцуется.
Улыбается Элистель, а душу снова волнует что-то. И не впервые это чувствует. Сколько раз вбегал в Хранилище, искал взглядом, душой - ничего. Далёким стал мир, какие-то обрывки проплывают перед глазами, не чувствует никакого зова.... Может, Эльвион так далеко отошёл от мира Изначальных, что всё меньше чувствуешь и видишь его? Неужели все уже собрались? Да, их стало много. Почти три тысячи визаров. Почти. Без одного. Нет у Элистеля судьбы.
И сейчас снова кольнуло что-то. Встал, открыл Хранилище. Ночь царит в мире. И на Эльвионе тоже ночь. Одни звёзды светят, одна луна. Вроде бы всё тихо, снова улеглась тревога - будто и не было.
Полузакрыты чудные глаза Дэльнийи - изменчивые, как море. Всё чаще и чаще уходит он на границу миров, проводит время в одиночестве.
- Дэльнийя?..
Вздрогнул от тихого голоса брата, обернулся. Альмийя! А с ним остальные. Встретился глазами с Улайей - единственный, кто понимает его сейчас. Но... четверо - и он один. Нет между ними пропасти - едины духом, как прежде, но ощущает Дэльнийя сейчас невидимую черту, что пролегла между ним и Изначальными. Не то же самое чувствовал и Ариэль, когда не решался заговорить с Улайей?
- Дэльнийя, ты должен снять замок с Хранилища на Эльвионе. Тебе придётся это сделать.
"Не могу! Пойми меня, Альмийя, не могу! Хочу сохранить хотя бы этих. Хотя бы!.. Нет никого дороже их. Увидят - уйдут. Погибнет хоть один - весь их мир погрузится в страдание. Эльвион - мир без зла, без слёз... никто не переступит, не войдёт в свой же мир, ими же созданный".
Разве скажешь об этом? Разве поймут? На Эльвион возлагают надежду. И ведь он тоже видит в них какое-то спасение. Но... Нет! Не может.
- Если не ты - мы сделаем это сами.
Улайя. Подошёл, положил на плечо руку. Да, он понимает, только сейчас не на его стороне.
Не может им противиться Дэльнийя. Но может сделать другое. Пусть открывают, пусть посылают на бой - он отдаст себя Эльвиону, он отдаст им всего себя!
Поднял голову. Цитадель Света - спокойный, ровный свет. И в Элистеле свет - чувствующий, понимающий, откликающийся на любую боль...
Хвала Вышним! Приятно слышать эти слова Изначальным. А сколько мольбы было и ещё будет? И не могут откликнуться. Дали, всё дали, а защитить не в силах, не вправе. Потому что свободными создали. Не чужда Цитадели и скорбь. За всех скорбят. Но не знают, что значит скорбеть за одного. И эта боль сильнее скорби за весь мир.
Узнал это Дэльнийя. Решил - каждого накроет щитом, защитит от любого удара. И никто не посмеет ему помешать. И пусть не держит Цитадель Света того, кто отдаёт всего себя своему творению.
Задремал Элистель в Хранилище. Убаюкал мягкий теллор. Но что-то тревожное увидел. Закат не закат - будто разгорается в небе огонь, как рисует кто-то огнём по небу. Открыл глаза, сел. Глубокая ночь, тихо, даже листва не шелестит. А на душе тревога, и как ни пытается успокоить себя - лишь сильнее становится. Потянулся к Летописям - нет больше ни тумана, ни обрывков видений. Лежит перед ним мир визаров, видит - идут нескончаемым потоком войска. Угрюмы и решительны лица воинов. И другое увидел... И их куда больше! Война! Старлог! Как мог забыть? Как мог успокоиться тем, что всё осталось в прошлом?
Закрыл лицо руками. Хотелось кричать - от боли, от отчаяния. Хотел уберечь, хотел создать мир любви, счастья - и создал! Но... как же ненадолго. Нет! Никому не скажет. Уедет сам. Один! В нём достаточно силы - в нём сила всех его друзей. Он может отдать себя миру Изначальных, он может даже погибнуть - он одинок, но он не позволит кому-то из них покинуть Эльвион.
- Эле..., - чьи-то руки обняли за плечи. Поднял голову. Ариэль! А рядом с ним Эмилис.
Вот и вышли, покинули дом союза... Нет! Вырвался, схватился руками за голову, застонал.
- Эле, пойми, никто из нас не сможет остаться в стороне. Не так уж и много среди нас первых. А у остальных там отцы, матери... Мы связаны с тем миром. И ему нужна наша помощь. И ты поведёшь нас.
...ему дали создать этот мир, ему дали собрать самых сильных, самых прекрасных. В мир пришёл иной союз, и сам Жрец этого союза сейчас обнимает и утешает его. Он думал, что всё это дано было для счастья... Но неужели во всём, что даётся, есть замысел? Кого же он собирал - влюблённых или... воинов? Он ли собирал или... ему дали собрать?
- Эле, - подошёл Эмилис, - мы должны поторопиться. Все уже собрались.
Не может противиться неизбежному, не в силах ни остановить их, ни защитить. Жизнь бы свою, вечность свою отдал бы за них, но... не принимается эта замена. С горечью глянул на Ариэля и Эмилиса. Неужели танец любви - это танец смерти?
Все собрались. Скоро наступит рассвет. Как раз к рассвету успеют добраться по быстрому проходу до стен Альдора.
Ворвался ветер в мир. Не прошен...
Сорвал весь цвет. И круговертью.
И, будто, плащ на землю сброшен,
Но лишь для таинства со смертью.
Альдор. Напряжение на стенах, как натянутая струна. Ещё на закате увидели защитники чёрную полосу на горизонте. От края до края. Что это? Если это враг, то, сколько же их должно быть?
Ни один тан не остался в стороне. Все откликнулись на призыв Альдора. Будто проснулись, поняли сразу, что сейчас решается судьба их мира. Сразу вспомнилось всё - и слабеющие постепенно барьеры, и изменения, что происходили не только в танах, но и в их душах. Не потому ли это и произошло?
Прощались со своими судьбами, окидывали взглядом родные места и уходили вслед за сёстрами. Не всех может вместить Альдор, хоть и поражал прибывших размерами своих стен. Располагались в окрестностях, занимали покинутые селения. С печалью и болью встречали на своём пути, покидающих Альдор женщин и детей.
Элиор в сияющем шлеме стоит меж зубцов, пристально вглядывается вдаль - движется эта страшная полоса или стоит на месте? И хочется, чтобы, наконец-то, двинулась - нет ничего хуже этого ожидания.
Нет, не движется. Ночью только залётные нападают, а не армия. Усмехается Старлог, понимает, что сейчас могут чувствовать защитники Альдора. Бессонную ночь проведут - полную тревоги и страха. А его воины пойдут хорошо отдохнувшими и выспавшимися. Только вперёд он детей своих пустит, глядишь, и не придётся сражаться даже Избранным. Верит в это Стралог.
Пусть ошибочно думают, что тьма во тьме надвигается. Нет, тьма хорошо видна лишь в свете. Во всей своей красе увидят её визары, затмит она солнечный свет. И детей его хорошо успеют рассмотреть, прежде, чем стать их пищей. А им давно нужна пища.
Приказал коротко:
- Разжечь костры!
И от края до края вспыхнул горизонт: не неровным светом - ровным, в полнеба, так много было этих огней.