41

Букет 06г из серии "Памяти Ван Гога-2"

***

Придется воду перевозить вертолетами, раз мало дождливых облаков. А что, увеличиваем же мы громкость звука в радиоприемнике. И бабули на завалинке  замолкнут, нашу технику перестанут, наконец, критиковать, хотя те завалинки уже сделаны из старого вертолетного крыла. Теперь и вертолеты непростые, в камуфляже и выглядят как те же облака…

***

По их картинам видно, что они себе строят дома, а по моим – что я раскидываю свой капитал. Так его раскидал, словно взорвалась бомба. Если раскидывать всё сразу, то всем достанется,  а если с расстановкой, то всё подобрать успеют одни и те же прохиндеи. А у авангардистов на картинах то ли куши, то ли куски кровавого мяса. Именно это выходит, если круг жизни останавливаешь путем превращения его в черный из профессий и религий квадрат…

***

Каждый раз мне нужно 15 минут, чтобы отыскать себя. Больше мне некуда деться, на большее расстояние я не грешу. Да и техника не стоит на месте. Да и спецслужбы. Если маленький – из-за трудностей – человечек по рассеянности где-то заблудится, то можно задействовать очень мощные силы. Есть даже пожарная команда, чтобы лоб охлаждать. Из-за трудностей все перегревы, блуждания. А злые умыслы мне незнакомы…

***

Раньше листья с деревьев падали только для того, чтобы на них кто-то писал. А зачем же еще, если был климат хороший, такой, что загорай себе, не хочу. Теперь же забыто, что под деревом быть должен писатель. И с бумагой история повторится – забудут, зачем нужна, и только хулиганы до дыр  будут ею свою жопу подтирать, с пеной у рта о ее назначении с кем-то уже исчезнувшим споря…

***

«Скорая» для завтрака. «Скорая» для подъема члена. А болезни придуманы религией и недоброжелателями. Никто не вызывает крутую «Скорую» и она смогла уехать на юг, на море…

«Скорая» для женщин; «Скорая» для отцов и детей – того, кто не выдержал спора…

Объявление в газете: «С прискорбием сообщаю, что сегодня, на тридцать четвертом году жизни скончался мой холодильник. Нетребовательный и безотказный в работе, он был лучшим моим другом среди людей и машин. Пусть в раю, в который он попадет, его назовут «Белый лебедь»…»

«Скорая» для яблок – хирургическое вмешательство проводится на месте…

Воспитатель зеленых плодов. Кислятина детки. Сюсюкая, переработал их на варенье…

Метки на линейке – обозначены места, где должны стоять ларьки. Очень их много. В сопровождении соплей весной пускаешь в плавание маленький кораблик, но когда он вырастет и к берегу прибьется, всё равно окажется ларьком…

Ему было видение от Бога, разверзлось небо и с тех пор уже как человек религиозный он производит вывески и прочую рекламу в фирме «Свежий ветер». Наверное, вывеску «Бордель» не производит, его предел  - «Бистро». Хотя бордель зовется тоже «Свежий ветер» или «Бриз», никто же сразу не признается, какова религия его…

Младенцу Иисусу волхвы принесли веру и список им необходимых предметов…

Прогресс дальше пошел и предметы, выпрошенные у Бога, снова оказались ненужными побрякушками…

«Правда глаза режет» – какая жестокость. Все режут, но только правда – глаза. Пока в животе закололо. Недавно три пореза сразу было у меня. Жутко может быть изрезан человек и всё же радоваться, что это не глаза. И хирургическую операцию на глазах не всякому доверишь. «Глазник,  не смотри мне  в глаза, не режь их правдой заранее»…

«Выяснилось, что баптист-руководитель, который заведовал крематорием в небольшом американском баптистском городке тайком восемьсот (!) трупов не сжег, а закопал после того, как тот сломался, причем сделал это весьма грубо и небрежно и в конце за недостатком места они даже под кустом валялись у него…» (Это брат в свободное время на работе газету читал. А еще он там же шоколадки стрелял, почти отбирал, мол, я местная крыша. В  рекламных целях непроданные шоколадки «кит-кэт» раздавали девушки в последний день срока годности. Теперь опасаюсь, что он к ним так пристрастился, что уже и покупает их тайком от меня. Штук десять (!) слопал и еще с командою делился, хотя девушки их вообще-то взрослым не дают. Я же говорю, он теперь парень наглый и красивый, да и коллеги тем же занимались, из команды только Людка не ходила, этой стерве пьяный безбилетник  за дело, в общем, съездил по башке и очень жаль, что теперь семь (!) лет сидеть в тюрьме рецидивисту-бедолаге…) 

***

Печальный взгляд на слегка зеленый аквариум: «вымирают не рыбки – я»…

У этой бабы мужское лицо, но типичная задница…

В тенистом скверике – посеребренный Ленин: все города – это лысины большого Ильича…

Отправляясь на пляж, забыл надеть плавки – вот, уже противопоказано бизнесом заниматься…

«Может, базар закрыт, раз вода отключена?» – «Базар шиш закроешь»…

На пляж приходят с целым базаром. Дома я тоже так делаю иногда – в комплекте есть даже надувной матрас - но здесь-то песочек, и круче выглядит, когда при нем есть только ты, одежда и вода…

А про то, как американцы прямо в стол афганской свадьбе заебали – 40 убитых, 200 раненых – должно быть написано везде и всегда. За такие «ошибки»  можно уничтожать уже  целую страну…

В электричке видели: вылитый Щербаков, интеллигент, а продает газеты. Какая разная судьба…
Соседку там же  водка заебла, а всё же – Гурченко (впрочем, я лишь как женщину люблю оригинал)…

Боб: «надо различать ****ей и  пьяниц, у которых главный интерес: раскрутить на выпивку незнакомого с нею ****уна. Сиё нетрудно сделать, те всегда поят сначала свою очередную жертву, но пьяница всё пьёт и пьёт как лошадь. И что им «секс» – он бесплатен, в отличие от выпивки!»

С такими вот текстами моя ручка упала на самое дно. Чувство такое, что надо нырять и прямо на дне что-то писать – если это возможно и если время останется…

Вовка: «раз я грешник, а он христианин, то он же должен изучить материалы моего дела! Ноль интереса к другому, только талдычат своё!» (Учёбы отбивают все интересы и способность к самосовершенствованию)

У него дешевая футболка, но на замочке-то нарисована ракетка и получается, что, якобы, мы в дорогой теннис играем…

Уже выходя из электрички, про Гэри Олдмена болтаем: «типичный «тяжеляк»…»

Запах полыни, быть может, главный запах на земле. Интересно, она ядовита?..

Опять засуха на пляже – то вполголоса болтаю, то украдкой пишу и вот, уже давно не купался…

Еще раз не искупаться – грех, но и плавки мочить – грех…

Заходишь в ельник, а там еще десять человек без трусов. Могли бы уйти так в леса и стать совсем новым народом. Любую историю важно же только начать…

***

Рядом лежали его ломтик мяса и мой ломтик мяса, его долька чеснока и моя долька чеснока. Сначала они лежали целыми, а потом надкусанными…

Нож в ее руке мелькнул в дверном проеме и исчез. Потом она спросила: «забыла, я дала тебе нож или нет?» – «Нет»…

Вдруг выронил чашку с чаем из рук. Потом еще что-то. Срывы. На предметах срываю своё нежелание жить. Ведь полную чашку надо держать изо всех сил, прямо вцепиться в неё. Надоело. Нет мотивации. Жара. Чтобы опомниться или убиться, горячим ремнем я хлестаю себя…

Вовка открывает рот и при так называемой «проверке билетов»  ему прямо туда деньги кладут. Таскаем старую мебель: «ой, неохота работать. Скоро будем жить как в Америке и всё это будет бесплатно». Как в Америке мы не будем жить никогда…

С другой стороны, возбудимость и чувствительность во мне породили тормознутость, комплекс благоразумного мещанина. Быстро выдыхаюсь, некрепок, вот и отсеиваю все «сомнительные истории» - а несомненных нет в природе…

Как листвой забросало землю, на гамаке под деревом забросал себя книгами. У нас тут, внизу меньше солнца, хотя я так покачиваюсь под влиянием книг, что чувствую себя словно на ветке…

Вся растительность могла бы быть только цветами и не знать, что нужно же выдать что-то съедобное. Все бы стали пчелами, мотыльками… Но мотыльками сыт не будешь. Уменьшиться в размерах? Тогда не достанешь до цветов…

Путешественник: сначала перешел на финики, над своим садом привязал воздушного змея, на котором нарисовано жаркое-жаркое солнце, летом дома топил печь, а потом перешел на рис и раздобыл бамбук. Можно даже не учитывать, что в его распоряжении были не только пальма в кадке и  телевизор, где всегда на одном из каналов – юг, но и самая знойная музыка…

Ржавый гвоздик руками из рамы выдернул и отправился спать. «Ржавый гвоздь из себя выдернул и теперь буду спать». Папаня везде набивает гвоздей, но нет сил скандалить, пока не поранишься. И мудрость служит там, где господствует глупость других. Хотя инструмента нет под рукой и  заперта дверь, ведущая туда, где ларец с ним лежит, надо было выдергивать, потому что иначе забыл бы, что заметил его…

Мама: «продукты любят свежий воздух». Вместо употребления, отправки в рай, плодам-покойникам навязывают какой-то свежий воздух. Если бы покойники не разлагались, им бы тоже с удовольствием дали свежий воздух. Нет, всякое совершенство гниет и деградирует, если забыто во дворе днями, неделями, а в погребе и холодильниках даже месяцами и годами…

Папа: «надо полечить ногу». Заботлив и, наверное, был бы хорошим дедом для внуков…

Съесть яблоко сразу или пустить его окружным путем резки, варки, раскладывания готового варенья по банкам и разогревания чая…

Туалет у нас во дворе, но матерью по случаю  был раздобыт унитаз… - не пропадать же добру, говорит, поставим его на очко. «А смыв? Что, механизм будет поднимать ведро высоко-высоко, чтобы с достаточной силой обрушивалась вода на говно?!»

Лучше на Антике срать, чем на варварском троне быть королем. Варварский трон – это джинсы, экзотика, если дорог, он тоже хорош, но Антика, даже сей унитаз, это уже принципиально другое, гладок божественно, женственно и, в принципе, даже унитаз можно желать, словно женское лоно…

Бессонница. А когда спится, то же самое положение подушек кажется очень удобным. И то же самое положение жизни, ее обстоятельств  кошмаром не кажется. Когда спится, любое положение удобно, а когда пишется, в любом моменте интересное видится. Глубоко лежат писанина и сон и, чтобы в них плавать, летать  хорошо, нужен большой дельтаплан. Например, вера, надежда, любовь как рассвет. На рассвете мне спится…

Болтаюсь на кровати, словно кончилась резьба, словно потерял ориентацию и выпал из гнезда. Иногда и не пишется, почти как не спится, но сейчас ты пиши, чтобы время не терять…

Поссорил мух и комаров, пустив слух, что последние съели варенье. Мухи объявили им войну и вот, я от всех  избавлен, ведь комары в процессе обороны открыли, что в мухах тоже есть кровь и даже убитые мухи им стали нравиться как мокрое место…

Слышу стук каблучков и тороплюсь выйти, пока они не вошли. Потом по этой же причине надо успеть за угол завернуть, а потом – пересечь улицу и слиться с толпой…

Всплывает что-то, но что? – пока показалась крона. И уже слышны разговоры подводников. Надо успеть отплыть. Но оглядываюсь всё равно с нетерпением и надеждой…

А за завтраком и молоко, и варенье оказались на моих штанах. Т.е. штаны  не мои, черт знает, какие, защитного цвета и, в принципе, можно позволить упасть на них и молоку, и варенью…

15 лет резал яблоки, но вспомнил об этой странности прошлой жизни моей только тогда, когда снова пришлось…

Также вспомнил как единственные 5 дней работал на заводе. Кстати, ударным трудом. Думали ли все, кто там смотрел на меня, что больше мне на заводах не придется работать…

***

Говорят, что сношаемся мы, якобы, как животные, но у животных, кажется,  вообще нет регулярной половой жизни, у них  только гон несколько дней в году…

Нет, говорит, что дети – грешники, а вот христианский половой акт безгрешен. Ну,  всё наоборот! «Любовь, любовь» – да ведь не бывает любви без греха…

(Член не вырос, а поседел – столько видел)

***

На этот раз уже не убрала кастрюлю с супом в холодильник и всё, наше терпение кончилось –  мы вызвали дурдомную машину. Легкомыслие сплошное, разболталась, а там ее подлечат. Теперь всю трясет от лекарств и  злости, но вот снова кастрюля и осмелится ли  не убрать  ее…

Сам я тихий и вежливый, но если  посторонюсь, то вбежит наглец Вова с автоматом…

«Землю возили на арбах» – сообщает Чиладзе. А железо – в стаканах. От эдакой жизни начинаешь пить водку, как машина – бензин…

***

Арабы в белых платьях и с автоматами среди европейского стриженого сада. Призраки-шайтаны. Врачи. Это Аллах свирепеет и люди почти не при чем. Но им шагом пришлось идти через стоящие машины и другие Боги спокойны, пока можно  не напоминать про то, какой у Них есть ядерный удар…

***

 «Буду читать свою «Барабульку»» – а я что буду читать на вступительных экзаменах? У нее мало, у меня много, но ее «Барабулька» - шлягер, который знают все, кроме приемной комиссии на вступительных экзаменах…

Продукт до кипения нужно доводить на сильном огне, а вот варится он потом и на самом маленьком, чуть ли не сам… - так всё устроено в жизни, и человека трудно переменить, потому что надо довести до кипения…

Раздышался и налево, и направо. Делал и бегал весь день и ночью дышу глубоко, но всё же не могу закипеть и от худосочности к настоящему здоровью пробраться…

Мрачен оттого, что не могу к здоровью пробраться и выжидательно смотрю на ближних своих, ведь им меня придется пожалеть или прирезать. Правда, в основном, это касается не сумасшедшего субъекта и не пенсионеров-родителей, а любимого брата…

***

На пляже две в разных местах расположившиеся девушки явно  заинтересовались нами, но потом, конечно, стали думать: «с виду-то они интересны, но каково их имущественное положение?» - пытались разглядеть кучки наших одежд на песке, после чего вновь сделали гладкими лобики…

Многие для доказательства своего благополучия даже в жаркую погоду носят на себе что-то такое, а в руках бутыль здоровенную «Колы»…

Так бы я с ней не заговорил, но общий разговор я завел уже до неё, мы не молчали и потому, когда она – незнакомка – к нам – тоже незнакомым друг с другом – подплыла на матрасе – он легко на неё перекинулся…
Правда, т.к. компаньонами были мужики без понятия о какой-либо романтике или игривости, и даже папаша родной, он всё же далеко не продвинулся…

***

Вернула мне мои трусы и спросила, кто украл её 19. «У меня алиби» – ответил громко, при всех и, конечно, с насмешкой – «я всё время был здесь»…

***

Какой там стиль – ему ничего не стоит надеть  разные и ботинки, и носки. В принципе, он ходит как слепой и только помнит знакомый маршрут  наизусть. И говорит наизусть одни и те же речи, делает одни и те же дела – только на них он натаскан и только на них у него хватает сил…

***

«Переноска мебели – мужские забавы!» – «А придумывать – женские!»

«Пчхи!» – на весь двор. «Будь здоров!» – на весь двор. И еще раз…

Диван делали 5 человек нормальных и 5 бракоделов, причем брак одного скоро привел к выходу дивана из строя, потому что у него пружины сломались. Т.е., возможно, это даже не просто бракодел, а человек без понятия, полное чмо, из-за которого все остальные, включая и нас, напрасно корячились…

Пока не отдохнешь, не пиши, не пиши ничего. Слишком горяча головушка. И опять будешь писать о себе, что при чтении покажется нудным любому, даже себе же, но после. Но отдохнуть невозможно (вздохнул), потому как если просто ляжешь, то наоборот закипит голова. И не настолько я умен, чтобы, направляясь всё же к спокойствию, не перепутать сказки и скуки…

Приоткрыл занавеску и вздрогнул: прямо за окном стояла большая темная фигура. Сильные видения легко возникают при откатах от веселья и смелости. Кричал, понимаешь, в нужное окно перед всем шестиэтажным домом…

Последний этаж отдали любителям птиц, а первый – зверей. Могли бы их населить и сами птицы, звери. Пора возвращать взятое у природы. Люди могли бы жить на средних этажах и с помощью удочек рыбок в бассейнах подкармливать с ложечки…

***

Трудишься, плывешь до середины реки и ложишься на спину, чтобы смотреть на солнце. Получается, что плывешь в рай. Но раньше я больше доверял этому раю – хотя и хуже плавал: чему же радоваться, если там не остаться? То же и с текстами, кстати. По настоящему ничего, кроме воды и бумаг, не удается потрогать. Кроме того, быстро мерзну и желаю смотреть только на то, что под носом. В этом смысле под водой хорошо: плывешь и видишь, как временами твои вперед простираются руки…

(Это я раньше тупо плыл до середины, тщетно надеясь, что кому-то интересно посмотреть на то, как я плавать научился, а теперь у нас другое: чередую пенопласт под задницу и экстремальные нырки. Отдых с пенопластом от отдыха без него отличается примерно так же, как сидение и стояние в автобусе. Нырки весьма затратны и после них кайфово сидеть, подымать волну дыханием и с соответствующим безумием  смотреть на то же солнце…

Но вылезешь на берег и твою частично, лишь в одном месте поумневшую головушку и солнышко нагреет и газеты. Кстати, недавно Пелевина читал – оказалось, интересно, как газеты, но разве мало этих вот газет. В одной из них сатирик жаловался, что лицо, бывает, так меняется за сутки, что это похоже на какой-то оползень. Наверное, сначала напился, потом баба заебла и, наконец, на тебе:  с полки прямо на голову валятся дела…

Оползня, конечно, не хочу, а так изменение себя есть увлекательное путешествие, спуск по внутренней реке. Зачем им сначала твердость, а потом путешествие в какой-нибудь Тунис, откуда всё-таки в трещинках они возвращают себя…)

***
 
  Целых два дела ночью: поссать и закапать в нос средство против аллергии. Целых три дела ночью: написать…

Это курорт, но муху на нем гоняют с места на место…

Вдохновение – без него нельзя дышать, потому что это вдох нового, а в старой атмосфере уже мало кислорода. Иначе даже вдох – работа. Или снаружи воздуха не существует – но вдохновение успевает сделать жизнью и музыкой каждый новый, вроде бы совсем бедный кислородом,  вдох. Без вдохновения во время чумы не забалуешь…

«Каковы пирожки?» – поедая их, отвечаю «ничего ценного», потому что, как видите, их очень легко уничтожить…

К одной жене я прихожу, а другая ко мне приходит. К одной любовнице я по пути к первой жене захожу, а вторую мне другая жена приводит. И первая любовница могла бы заменить мне вторую жену, но ведь и второй любовницей я тоже дорожу…

Слой бутылочных осколков сверкает как драгоценности и я бы смог пойти по ним, причем воображая, что иду в волшебную страну, если бы в конце пути мне действительно дали столько драгоценностей…

***

Сколько их было, Боже мой! Там писалось черт те про что и потому чтение этих книг стало огромным событием, когда щелкнул выключатель, соединяющий книжную жизнь с реальной. Персонажи сходят со страниц как пассажиры с огромных лайнеров. Теперь разнесут все города. От Раскольникова уже не одной, а всем таким же бабушкам каюк. А всех, кто всё еще с книгами мается, посадят на свой собственный лайнер, чтобы они научились смотреть на себя…

***

Тучи – это небесная зима и не случайно облака похожи на сугробы. Конечно, это виртуальная зима и всё же надо говорить о двух временах года и понимать, что Бог любит и порядок, и полный произвол. Сколько зимой и в мороз было по-летнему солнечных дней, а сейчас вот напротив, тепло, но дождливо, стемнело пораньше на час и как-то тревожно, хотя еще месяц на земле будет календарное лето…

***

Бабы круглы и они затягивают в свой круг мужиков, но мягкости нет в мужиках и, помимо всем известных прямоугольников, у них получаются только уродливые ромбы…

Сколько любви, столько и войны за первенство должно быть между нами и, в итоге, моя жена должна помочь мне с ней, тяжелою, в небо улететь, чего писателям еще никогда не удавалось…

***

Я за всех вас обо всём не напишу, я пишу только о чем-то своем и в этом тупость моя, некрылатость. Я лечу свои 32 метра, отдыхаю и снова их пролетаю – или уже 33 – по сути, двигаюсь не быстрее, чем если бы просто плёлся пешком. Это такие эксперименты по ходу. Все, кто вынужден двигаться, обязательно ограничат себя. Все, кто вынужден яйца нести – «кто не работает, тот не ест», и примером нам курица – уже не полетит как орел…

***

Уже давно академик, но регулярно вынужден то во 2-й класс сходить, то в 4-й, конечно, тайком – запамятовал, что там преподавалось, совсем закружился. Хоровод академиков и их невероятных теорий. 3 вещи, как жонглеру, надо пронести с собой на жизненном  пути – те, что преподавали нам во 2, 3 и 4-м классах – а может, те, что преподавали в 5, 6 и 7-м – или 8, 9 и 10-м – я уж не помню сколько там предметов и классов…

***

Россия для них как пустой холодильник. А полный холодильник – макет неоткрытой страны, Эльдорадо. Растащенная на кусочки страна. Она заморожена и потому ее можно растащить на кусочки. Если растают все холодильники, завопит вся страна…

***

Жизнь описывают, потому что она скудна. Любой роман – это Красная книга, консерва, сушеность, попытка удвоения жизни, а также, конечно, искусственное дыхание ей. Когда ее будет много, ничего не нужно будет описывать, да и не успеют ничего описать, всё выше ножки у столов поднимать, зальет так, что уже будет не вычерпать. Намокнут и все прежние книги, хотя какое-то время их еще прямо в воде можно будет читать, но кому это нужно, с удивлением их будем листать, проплывая, фыркая в воду и в ней же пожимая плечами. До самого конца на дно кто-то за ними будет нырять, 5 оставшихся у жизни безвоздушных секунд вспоминая писателей, хотя там  так темно, что только заголовки можно еще разобрать…

А сейчас пока вместо книги звучит песня, вместо песни пишется книга, вместо картины – песня, причем те, кто пишет книги все, как один не поют, а кто поет все, как один, не пишут книги (с другой стороны, картинки только дурак не рисует). Могли бы картинно сидеть и петь и не вспоминать, что надо писать. Или картинно сидеть и  писать (дурной тон и просто глупость в картинной позе картинки же рисовать). Могли бы книгой бить по барабану, картине, макать ее в краску и кусками  измазать гитару или, в конце концов, взять в руки  малярную кисть и орать…

 Выдумывать истории – казалось бы, только с горя, отчаяния можно пойти на такое явное шулерство, но ведь опять-таки в результате ничего не происходит, никто не аплодирует шулеру и в тюрьму не желает сажать, они врут, что их кто-то читает, просто столько вокруг стоит усилителей и глушителей, тормозов и микроскопов, что уже не разберешь, где один человек и говорит он один к одному, а где  целая куча, да еще каждый  в этой куче химичит…

В тюрьмах только все и читают. В зрительном зале, аплодируя, только и можно ладони размять. А у рабочего очень руки устали и он стал орать. Лучше купил бы себе простую хлопушку. Или с оценками щит. У нас рабочие еще даже рекламные щиты не читают; и зрительский инстинкт у них совершенно не развит – участвуют в чем-то даже в зрительном зале, без конца отвлекают. Женам дают указания, жалея, что мобилу выключить пришлось и на троих здесь не соображают. Зато путешественники очень активно рекламу читают. Весь день чемоданы таскают и только аплодируя вечером могут ладони размять. Как член, рука от аплодисментов горячей становится. Благодарными трехчленами из своей сидячей тюрьмы смотрят на сцену, как будто до и после книжку читают, пусть и устарелого уже образца…

Из ненужных книг напоследок можно было бы выстроить для робинзонов остров. Пусть сидят, читают, ловят рыбку в море – на книжных червей - манку в небе – а также птичек, что на книжки гадят. Пара дождичков пройдет и зазеленеет остров, свежим мхом покроется, но только лишь копнешь лопатой, как снова кладезь мудрости откроется. Когда века пройдут, придется шахты рыть, конечно, и было б интересно знать, вперед они разучатся работать иль читать? И неужели пожалеют пару тысяч книг для того, чтоб, кроме мха, там выросли деревья…

Авангардисты безобразия вводят в реальность, в этом и  смелость их, и художество, и ум… Чтобы безобразное, но большое художество ввести в реальность большого ума не надо, а вот чтобы ввести маленькое и безобразное, нужен ум… Но дальше некуда, поэтому чтобы всего лишь шокировать публику мы крайние безобразия вам только опишем… Виртуальность создана для безобразников и мечтателей, для экстремистов и с той и с другой стороны, и в итоге и ад и рай, и Бог и дьявол, и Всё и Ничто будут с электронной или бумажной страницы в реальность показаны  - настолько шокируя публику, что сейчас мы ее состояние вам не опишем…

Книги в цементе – не столько читаю, сколько строю дом. Раз мне, книжному человеку, такая крепость нужна, то и им она не помеха. Хватит картон считать твердой обложкой и хватит валяться – пора на колеса вставать и читать себя в микрофон. А с другой стороны многим можно собою пожертвовать и превратиться в кирпич. Ведь кто знает, может кому-то этот дом послужит для чтения. К тому же, в цементе обретаешь сохранность и когда дом – который еще не построен – развалится, то наступит новый период для разброса камней и любого из них – раз существует – прочтения…

Все анекдоты пронумерованы, а все темы для разговора как костяшки домино: «если играешь, вставь подходящую, следующую». Всё содержание окостенело, превратилось в костяшки. Сыграйте, сыграйте в этот древний ритуал… Но ведь и с книгами так; и после Толстого, возможно, не стоит Дина Кунца  читать – хотя интересен и тот, и другой, но слишком различны их темы. И оба сходили с ума оттого, что не умели друг друга читать – хотя в домино всё равно не садились играть. Ой, что будет, когда за компьютер сядут все те, кто в карты играл, в домино – во дворах многоэтажек вымрет земля, начнется  забытьё не разобравшихся ни в чем игроков…

***

У хорошего знакомого мальчик, но на него непохожий. Хочу мальчика, но чтобы был похож (если только к тому времени к себе не возымею отвращения). Жена может быть неплодной, может рожать девочек, может вот рожать мальчиков, но непохожих, может блудить, в конце концов. Кто знает, может, пока он блудил открыто, она тоже блудила, но тайно и вот, теперь оба ударились в религию…

Прихожу к жене, а у неё заперто, нет никого. Мог бы иначе интересно отдохнуть, а я всё время о жене мечтаю и езжу к ней, часами вхолостую жду. Мог бы летать и плавать, творить как человек, а я как собака на виртуальной привязи сижу. Когда-то еще она приедет или открыть изволит. И хорошо, если только в магазине была и всего лишь книжку читала. Мол, знаю я тебя, мужика, сразу же халатик снимаешь и в ухо мне дышать начинаешь, мол, мечта я твоя, размечта, однако через 5 минут всё уже переварено, съедено и как говно ты оставляешь меня, предпочитая любые дела… - нет, не открою я тебе ни фига!

Если есть нежность, с женщиной надо делать детей, а не резиновые мешочки и сопли. Мало что меньше подходит к мечте.  Как мыльный пузырь лопается рай, что в мозгу во время оргазма. Настоящее возникновение и настоящее уничтожение рая. Поэтому возникшему нужно развитие в творчестве, а уничтожаемому передача ребенку. Поэтому надо делать их как попало, со всеми, пока не получится такой, как хочется, мальчик. Плевать, что надо алименты платить, я про это знаю не больше, чем звери. Раз гонит меня, значит, надо. А ****ун  мог бы в носу ковыряться.   Хотя, разумеется, в итоге так заебут меня жены и дети, что кончится и слюна, и всякая нежность. Объезжен, кастрирован, уже до самого гроба буду только повозку со скарбом тащить, причем и жены и дети будут визжать, что мало, мол, скарба и сам виноват, что не заработал приличной  машины…

***

Постоянное напряжение оборачивается сном, а постоянное мучение оборачивается творчеством. В жару, короче, хочется купаться…

***

Термос для сохранения члена в горячем положении – а то иногда лежит и лишь перед самой эвакуацией встает – и надо успеть вставить мечте, чтобы в реальность ее превратить… Ну, и обратный случай: надо успеть вытащить, пока в ту лабораторию, где детей делают, не пролилось, если чувствуешь, что всё равно чадо будет только лаборантом…

***

Я не здоров сейчас, но и не подставлен под неблагоприятные условия. Эдакая пиявка и призрак. С земной точки зрения это неправильно, но я трудолюбив и реален, потому что с другой моей  стороны  то расцветает, то просто гуляет премудрость…

***

Зачем куры желают размножаться, раз не умеют летать? Или желают чтобы за полезность им дали гражданство? Или: «ешь, ешь, подавись! – а если не успел съесть, то родилась новая курица». Но человек тоже размножается от такого питания. Вряд ли бы мы так процветали, если бы негры и куры не желали гражданства. Негры куют пушки, убивающие птичкой. Летать бесполезно, когда есть такое оружие, а вот граждан у нас не едят. И хотя пока кур не есть нереально, но, кто знает, через пару тысяч лет и после совета с историками, может быть, мы и такую эру назначим…

***

Исписался: истер все части своего тела так, что могу перейти границу и уже не восстановиться. В последнее время меня член выручал, однако и он теперь уже маленький и может служить разве что кисточкой для тонкой работы. Но мне-то опять грубостей хочется. Вообще, писателя трудно узнать даже друзьям, потому что он всё время выжатый лимон и обмылок. Когда кто-то приходит, он из всякой ерунды наскоро себе лепит лицо. Не хочется же показывать что ты носом писал, причем предварительно – не подумайте что я перешел границу, заврался – прошелся по нему топором. Причем топор тоже уже источился, много им работать приходится – например, Раскольникова из текста я вырубал топором. Его надо было вырубить, мой Раскольников уже всех старушек хотел уничтожить, чтобы книжки некому было читать и, значит, писателю незачем было бы так исписаться, но вышло не слишком удачно: рукой-то я его вырубил, но член тайком его после снова вписал. Все же пишут и все  топором машут – так что, скорее, об топор я и истер свои части, но, кроме меня, разве другие вам об этом правдиво напишут…

***

Перемещение в другой пункт осуществляется через отражение от Северного или Южного полюса. Если с добром, то через Южный летим. Большинству Северный ближе. Если промахиваешься, то перелетаешь куда-то и потом опять целишься в полюс. Туристы и путешественники – это как раз те, у кого не вышло попасть. Намучившись, многие в сердцах начинают отрицать существование полюсов и кружатся, кружатся, желая превратиться в новую круглую планету, хотя без полюсов всякий раз выходит только колобок…

Южане уже в Бога веруют – такое яростное светило. А у нас, северян с этим прохладно. Часто атеизм –  простое желание оставаться в тени, когда чрезмерно светит светило. И что славить его, когда слишком много комбайнов отдыхает в наших садах, а сами мы, в основном, бетонные стенки плодим, причем, если и их считать организмом, то слишком мало еще компьютеров и прочих селезенок   скрыто за ними. А ведь машины  катастрофически уменьшают размеры свои, так что не за горами то время, когда нужны им будут не теплые комнаты, а, скорее, коробки.  Но, самое позднее, годам к тридцати мы привыкаем ко всему, что может сделать такое светило. И, кто знает, по-настоящему умный бетон когда-нибудь  не только  окошком и экраном будет светиться. Т.е. сами мы как айсберги вымерзнем – ненавидя, в частности, всяких южан -  но наружу такая  мощная вспышка пойдет, что удивятся даже комбайны, как жуки из садов своих выползут…

***

У девушек то ребра, то жир и идеал в них видишь только спьяну. Страшное зрелище, на самом деле. Сближаюсь вплотную или бегу, чтобы со стороны на них долго не смотреть. Пока занят делом, в них видишь отдых и мечту, но вечерами-то умнеешь. И вечно слышишь как одна другой, мой страх заметив, говорит: «на фиг  это тебе нужно, на фиг он тебе нужен? На фиг,  на фиг!» А в делах, судя по плодам, и мужской пол постоянно такое говорит, только фиги их пожестче. На их делах тоже то ребра, то жир…

***

Жизнь слишком трудна и когда-нибудь мы предадим друг друга, но пока надо стараться… А потом нам будет очень непривычно прощать друг друга, но надо стараться…

Молча стараюсь, не желая кричать, не то что сдаваться. Крик – это песня, а тут не до песен. Что-то рушится, а я не кричу, что-то осыпается, а я не шепчу. Некогда, лирика, надо и увернуться и иначе построиться. Жить хочу – хотя бы потому, что теперь больше крика мой опыт…

***

Раз сразу с такой ненавистью на него посмотрел, значит, глубже эта ненависть и раньше жила, ты ничего не чувствовал, но она что-то ненавидела, жила…

В нас весь комплект. Вот если б я не смог возненавидеть. Где уж, общеизвестно, что труднее полюбить. Неужели и на глубине чувствам почти что нечего любить?

Хороший рыбак и провокатор всегда сможет выловить и показать какая ненависть во мне. Допустим, я буду радоваться, а он подойдет и всем ее покажет. Заранее его боюсь и ненавижу…

***

Проехали очень большое татарское кладбище – здесь же весь прошлый татарский народ. Безлюдное и сильно заросшее кладбище – они предпочитают учебники…

Бабуся в автобусе горячечно говорит, а девушка в автобусе беспокойно думает. Впрочем, доброжелательна бабушка и симпатична девушка. Хотя всё же не может она додуматься до такого, что может понравиться мне. Возможно, понимает это и оттого беспокойна. Мало мозгов у девушек для того, чтобы думать. Хотя эта старается. Но обычно все встречи с возможным любимым, о которой  изначально мечтают, приканчивает дурное настроение и скепсис и они открывают учебник, чтобы иначе впустую помаяться…

«Если б ты была без древней чадры…» – «Если б ты был без модных очков…» Снять, что ли, очки, чтобы ей еще больше и по-другому понравиться. Смешно в проходном автобусе задействовать глаза. Жаль, что не тонируют стекла в домах, что в ходу только чадра занавесок…

***

Еще не встал, а уже перед лицом муха начиркала…

В выходной парил себя веником, а в будни подгонял кнутом. Возможно, само здоровье моё стало сдавать, но, так или иначе, кроме  кнута нет у меня, холостяка, по отношению к себе лекарства…

Подруга  - с которой я не ебусь – из турпоездки приехала. Конечно, испытывает подъем от массы впечатлений, но вот московский Церетели ей не понравился. Говорю: «наверное, тебе в уши надули; и ведь в смоге была вся Москва от горящих торфяников» – обиделась, полезла ругаться. Ладно, потом помирились, но на прощанье ехидно  ей говорю: «спокойной ночи, желаю, чтобы тебе огромный Церетели с мечом и в дыму не приснился»...

***

С беспокойством смотрю за окно: безлюдно, стемнело уже, опять заработался. Вдруг там что-то мелькнуло: это не человек, а собака, но зато освещенная…

Приходилось и в отвратительных условиях жить, и отвратительные книжки читать, что уж тут говорить про работы…

До определенного уровня трудность не лишает нас сна и потому  в случае необходимости спящих будили и поручали им легкую работу…

Производство сна… Купил себе сна. Прочесть то, что меня усыпит или то, что после приснится или то, что разбудит ровно в 8 утра… Такое прочел, что приходится додумать во сне, потому что иначе никогда не проснешься…

В час ночи видел много прохожих, в 2 – лебедей, в 3 –  грудастых баб, в 4 – сидящих, возможно, запор у них в 4 утра… У всех по-разному ходят часы, только поэтому разное делаем. Жаль, что не остановились часы в 3 утра… Под видом часов ЦРУ подает нам команды, им только и надо, что стрелки и цифры для того, чтобы все служили во славу Америки, т.е. прогресса…

Дверь – одеяло, но сегодня не холодно и я сначала стою при открытых дверях, а потом сплю под одним покрывалом... Водяная дверь - внутрь закачивается запас воды, который пригодится в случае неисправности водопровода и прихода нежеланных гостей. Жара и везде должна быть вода…

***

Это дар, когда ты, не обладая большими силами, умеешь концентрировать их и терпеливо, капля за каплей воплощать в чем-то своем…

Нагрузка духовная – часть ее перед вами; жизненная – те же вездесущие женщины; и материальная – тот же дом всё еще надо строить – в итоге, в один прекрасный день от нагрузок согнусь пополам, меня может погубить уже какая-то капля. Надо выбираться на воздух, а то полный привет…

(Зачумленный писаниной, выбираю куда же поехать работать, на дачу или в Отары…)

Для такой ситуации слишком дорогую одежду надел и теперь беспокоюсь, что каждую секунду с ней может что-то случиться, плюнет кто-то или плеснет водой… В другой ситуации лишнюю одежду волочил за собой, беспокоясь уже о том, чтобы она пола не касалась… Одеть бы ее на других! Или на манекены. Назойливо дарить, чтобы самому уехать предельно налегке – а иначе скорость будет другой…

За сутки опять успел забыть и его, и все дела, с ним связанные. Находился на гигантских качелях, менял пропасти как карты, как буханки хлеба, но об этом же не скажешь и надо сойти в его пропасть, в его подвал и сделать те, которые он хочет, дела. Он платит мне такие деньги, что ими я засыплю другие пропасти…

В частном банке ему работать было бы гораздо спокойней и выгодней и вряд ли он не может переступить через то, чему нас в школе учили: мол, министром быть крайне почетно. Ведь уже есть прецеденты. Ничего себе почет: когда-нибудь крайним окажешься. Или подмахнут и заодно со всеми отправишься на газетную плаху. Ничего, со временем свободней себя станет вести и развязней…

***

Сложность предложения определяется количеством запятых в нем и это как сложить лицо. Причем данный автор  движется в нем не туда, куда двигались бы мы с вами. Вместо языка у него выдвижной ящичек, уши представляют собой стопки чистой бумаги, а в носу новый Гоголь…

На лице теперь не только объекты, но и дороги. Причем на объектах сервис, приятный досуг в надежде, что кто-то приедет, создаст население, желательно человека на человеке…

Собрал сто ушей – весь превратился в слух. Можно обменивать, можно коллекционировать органы. На ночь себя разобрал, чтобы не видеть, не слышать. Сначала были только искусственные зубы, а теперь уже всё  сплошной магнитофон…

Съел паровоз и еду, съел телевизор и смотрю. Шоколадные. На мясо теперь даже смотреть запрещается, иначе ничего не увидишь и никуда не поедешь. Христос основал госпиталь по воскрешению убитых животных, причем не чудесным, а хирургическим образом. Пробовал палкой отнимать их у мясников, но они Ему топором надавали. Что ж, теперь мясникам запрещен сам въезд в страну…

***

Поставил кровать на земле и заснул – меня разбудили проросшие через пружинную сетку деревья…

Опять на концерте 100 тысяч зрителей заснуло – а места там не предназначены для сна и поэтому погибло много народу; причем, пока их много не погибло, остальные не проснулись от недостаточно  страшного сна…

 А ведь объявляли, что будет интересный концерт. Многие преодолели дремоту и побрели на него, но опять это не объявленье, а враньё под названьем «реклама»…

Истошные вопли – чтобы проснулись. А сам себя артист накачал наркотиком для того, чтоб не спать…

Все пьют для возбуждения. И если пьяным уснешь, то не умрешь, потому что пьяный бесчувственен и бессмертен…

***

Солнце издали кажется раем, но вблизи-то чистый ад. Бог знал, что в поисках рая мы упадем и создал женщину – мягкая посадка. Воткнулся и пророс, завел другие речи: «я – местное существо, земное». Есть порядок, есть хаос и есть ритм, который всегда как половое сношение…

Я и сам многоволновый приемник – самые разные боги ведут передачи. Вот одна станция замолчала, чтобы послушать песню, которую специально для нее исполняет другая. Бывает даже, что ездят друг к другу  и поют хором. Спорят по актуальным вопросам. Выдают своих сотрудниц замуж. Изучают иностранные языки. Просматривают огромное количество исполнителей. Советуют начать готовить ужин. Если у кого-то из ди-джеев вдохновение, остальные его вперед пропускают и невидимо сбегаются послушать…

В трамвае люди молчат, неподвижны, как мясо в консерве – опасаются, что иначе взорвется. А так там целый коллектив, достаточно народу почти для любого дела. Слишком долго ездили в разных трамваях и это уже не исправить. Только писатели исподтишка наблюдают и пишут. «Что пишешь?» – «Что у тебя нос прямой» – а сам тут же пишу, что он не молчит, движется и в чужие бумаги любит заглядывать…

(Это не настоящие тексты,  а так, скромные радости, свои прибабахи, которые всегда милей чужих откровений. А ведь жизнь такой темный лес, что – хотя бы и с горя – в ней можно позволить себе не только сны, но и собственное мнение иметь…)

***

Она с виду прелестное существо, но из-за безмозглости всё же заурядное, а у меня оригинальный ум, но с мужской точки зрения  самый заурядный характер - если бы у нас свадьба была, все бы пили лишь с горя и блевали прямо за нашим столом и только уроды, развеселясь, кричали бы пошлые тосты…

***

Неужели диск «Избранное» Вангелиса составляли враги его?!

Наши глупость и яд обычно распылены и  если не полениться собрать всё это добро, потрудиться, а не пострелять не на пользу, то вылезет виртуальное убийство и даже самоубийство само…

Пора, пора звезде заявить о своей фамилии новым альбомом и она срочно городит какое-то чучело, надеясь проскочить это пустынное место точно так же, как это в автобусе сейчас, похоже, делает  бритый парень без билета…

***

Изобрести б пчелу, которая, забыв про мед, бездельникам стоять без дела не давала. Пока посуду моет брат, всё вроде тихо, но это я за ним слежу, а не пчела…

Вовке: «Такой беспорядок у нас, что мы же просто тонем в болоте, если не в блевоте. Чтобы нас остановить, другим и делать ничего не надо…» (не дал сейчас  своим фантазмам разгуляться; свинье жемчуга метать? – сказал бы, что не стоит разоряться…)

Если от могучего «надо», шляпой возглавляющего отряд наших дел и забот, ты стал жестким, как ветка, то плодов с нее отведает кто-то другой. Одеревенение, на самом деле, совершенно отчетливое чувство  и с ним надо совершенно конкретно – но не жестко – бороться…

***

Когда продаются произведения, как могут не продаваться авторы: богатого коня предпочла взнуздать поэтесса и за деньги будет у него теперь и тонкая душевная организация, и сами стихи, а не только промежность, на крупе раскрытая…

Талантливо написано, но всё-таки что-то знакомое. То ли давно, то ли издали видел, причем не подобное, а это же точно. Ну и что, ведь и сейчас лишь на мгновение эта штучка к самому носу приблизилась – бумажные люди, мы все самолеты…

Так резко пишу, что пугаюсь давать почитать: ох, наверное, что-то напутал. Но нет же, я тонок и вечно справляюсь. Тонок, но хрупок – вот и пугаюсь…

«Мам, получается, что все, кроме баптистов, чепухой занимаются, но нет, мам, и баптисты занимаются чепухой и, значит, ты почти согласна, что мир – это сплошная чепуха…»

У меня не фигурируют многие актуальные реальности – и это вроде бы минус – но у меня даже не упоминаются и многие актуальные фамилии – и это явный плюс. Все эти знаменитости для меня вроде печенья или табуретки, а те, в свою очередь, вроде знаменитостей…

Был «жаворонок», стал «сова» – не зловеще ли такое превращение? Все «совы» – инопланетяне, тоскующие по звездам и только «жаворонки» – земляне. Ах, этот сладкий сон под утро, когда на самом деле уже совсем светло! Пытаясь что-то понять, сплю и вечером, и утром…

Я – ангел, который временами жутко ругается матом. С моего неба не только солнце светит, но и сыплются камни…

На многих  будет падать и то, и другое – в результате упадут драгоценные камни  и автоматически выстроятся алмазные и изумрудные города, которые до поры, до времени будут совершенно безлюдны…

***

«Очень полезна черника» (не полезна, так вкусна) - «Очень полезен смородинный лист» (потенцию повышает; пили его много лет и не знали)…

Точечная медицина – если не получится, скажут, что не попали в точку…

Стеной загущаю воду и всё тоньше стена, но всё гуще вода – что раньше случится, загустится или прорвется вода? – мама рядом болтает, а я думаю и, нагрузкой, возможно, подрывая здоровье, в плоском корыте без стенок мешаю бетон…»

***

Производство людей отстало от производства одежд. Даже у нас дома висят десятки свободных рубашек, свитеров и костюмов. Наши шкафы – это тоже какие-то кладбища. В утешение мы говорим про «благосостояние», хотя с ним столько хлопот…

Но зачем плодить людей, когда они вырастают отдельностями, не желающими ни умирать, ни расцветать и не способными соединиться мостами друг с другом. Только фиктивные, очень шаткие постройки, почти сплошные миражи. Некие духи кружат возле каждого из нас и всё это является проблемой. Уже ни до чего, не до помощи товарищу. Но до сих пор жестокость пресекала такие разговоры…

***

Солнце светило совсем не в тему и я  совсем закрыл глаза…

Намеки прокладывают путь. «Поверни там, где услышишь «ха-ха»»…

Зачем ей пихать книгу вместо члена? Она вообще не понимает, зачем всё, ведь это можно делать без всего…

«Высшее образование по разумным ценам» – высший разум по разумным ценам. Цена разума. Сначала цифры – школьные отметки, потом – денежки. Оценивают свой труд в 74 балла. Высший разум, чтобы тебя не обманули…

Сначала у меня преобладала литература, потом – живопись, потом – музыка, потом – кино, а теперь снова – литература…

Моя голова торчит  над толпой. Так ее нехорошие люди могут заметить, поймать и  срубить. Я складывался и так и эдак, но получился только странный танец, а голова, как пень, так и торчит над толпой…

В Интернете надо все углы обоссать. Пусть знают меня и собаки, и люди, не только собачники. Хотя в смысле людей и текстов с тем же успехом можно и бомжам на помойки бумажки подбрасывать…

Записанные мысли есть косточки, которые я по понятным причинам выплевываю, тогда как мякотью является удовольствие от писания. Впрочем, косточки  по размерам уже заменили настоящие камни – и огромные, вам неизвестные плоды. Т.е. когда-нибудь их будет уже невозможно выплюнуть – ладно, скажу, тогда стану каменным новым человеком, хотя его вам, возможно, захочется выплюнуть…

Чтобы встал, внедряю дремлющему Вовке мысль – пусть щекочет. От команды  «вставай!»  он, удрученный, только глубже зароется…

Приходится быть сильным и отдельным, чтобы не разбираться в людях. Тупая сила заравнивает лица. Иначе умрешь от этих горок, пропастей – они же у них даже на лице. Правда, так можно и умереть в любой момент спокойно, тупо…

Все смотрят в одну точку и я слегка напрягся, констатируя, что здесь явно что-то происходит и раздумывая о том, что, может, мне тоже стоит посмотреть…

Как муха, не люблю подлазить – хочу, чтобы всегда была возможность подлететь и отлететь…

***

Девушка, тебе же тоже интересна не любовь, а интрига. Только интриги могут сделать интересной нашу пресную жизнь, а любовь, как Христос – понятие совершенно затурканное и  мифическое. Уже была такая же история и я забыл ту девушку так, как будто она умерла, а ведь она всё еще молода и, возможно,  даже замуж не вышла…

Для любви нужны самоотверженность и тело, а они же не живут телом в конторах своих и, конечно, самоотверженности от них не дождешься…

А вот двух братьев одна такая девушка может поссорить. Что ж, пусть будет какая-никакая интрига, хотя почти что уверен, что она только для этой книжки годится…

***

Только отплыли, спрашивают: «что это за песня звучит? «Паромщик»?» – «Нет, это новая западная песня «Погромщик»» – и с этими словами давай их пожитки за борт выкидывать. Потом допросил всех и тех, кто на мой взгляд  ехал напрасно, заставил на своей фазенде работать, где также их думать учил и исполнять песню «Погромщик». Т.е. насильственно коммуну устроил, загнал их всех в мой коммунизм, чем, конечно, рискнул, но песня такая была, что в итоге оправдались все средства…

***
 
Когда мелкие неудачи, связанные с несовершенством человеческой природы окружающих меня людей умножились, градом пошли, я наоборот призадумался и от них отключился, подозревая, что теперь на очереди гораздо более серьезные катаклизмы. Мелочь лишь первые ласточки, буревестники – или же грифы, что кружат надо мной, как над будущей жертвой…

Это как суша и море – зоны творчества во мне и имущества. В принципе,  очень подвижные зоны, просто уперлись я – творчество – и родители – имущество, и создалось некое равновесие, только полжизни у меня отнимает норма имущества, которую они мне навязали. Но если добавить жену и детей или самому не ими, а какой-нибудь имущественной новинкой увлечься, причем якобы даже и полезной для творчества, то уже вряд ли два слова свяжешь в уме и три буквы напишешь… Фактом же остается то, что материально я слишком сыт, а духовно – голоден. Скажут, другие, мол, кормят меня материально, а сам себя я даже духовно не могу прокормить, но нет, это пасквиль, достойный жены или родителей, у меня, как писателя,  намного сложнее всё перепуталось…

***
 
Темнота. Вдруг сам собой в одном месте включился свет. Подойдя, увидел, что там лежит книжка – значит, надо читать. Потом в другом месте включился свет и там лежали бумага и ручка – значит, пиши. Потом тоже было и с едой, и с людьми, причем, в конце концов, попалась мне девушка, и я перестал обращать внимание на свет, хотя она-то рядом почти всё время находилась в темноте – отчего, помимо нежности, и грубое насилие не могло не случиться, а значит и дети. И мы их растили во тьме, причем только я заставлял  бегать их к свету, особенно, если включались не девушки, с одной стороны и не учебники, с другой, а нормальные фильмы и книжки – свою же, в холостые годы написанную, я во тьме потерял, и потому детей всякий раз спрашивал, кроме Толстого, не моя ли там книжка…

***
 
Греются яйца меж ног, а в соседней квартире – моя же рука. Там, где в квартирах столбы, чуют ноги и яйца и руки. Им ноги нужны, чтобы можно было погреться, поэтому в их квартирах все столбы горячи. Или это в них специально собрано много народу. В одиночестве же по своей комнате летает рука и по своей - яйца. У каждого своё окно в мир и друг без друга им совершенно не скучно. Рука, хотя и не поет, знай себе, дирижирует чем-то. У яиц пригорела сковорода, но это из анекдотов известно. Скверные анекдоты, но из-за них ведь не сменишь квартиру…

Он, мясоед, тебя сразу за горло возьмет, а ты, вегетарианец, у него сможешь выщипать только волосики. Связать бы его – канаты же из трав – и на голове устроить пышный ужин…
 

***

Кругом  барахловые врачи… - поставить бы целью найти среди них чудотворцев. Может быть, всю жизнь придется в больничных коридорах провести, но зато если найду одного, то с удовольствием сделаю домашним врачом. Пусть изучает меня основательно, на протяжении изрядного количества времени. Пусть вылечит мне хотя бы мочевой пузырь. Я много времени теряю в туалетах. Что толку иметь так много денег, что перед тобой распахнет двери даже пятизвездочный отель, когда  всё равно частенько придется находиться в туалетах…

***

Опять я удивляюсь тому, что многие пишут нормально, очень даже хорошо, но танца-то не устраивают. С недоумением смотрю на это дело я, тоже мне открыватель - ведь  даже не умею танцевать. Мужики, вам бы, кроме дискотек, еще и книги навещать. А ведь известно, что тут сплошные тюфяки. Впрочем, всё это ерунда, главное, в жизни танцевать, чего я, затурканный, убогий,  настолько не умею, что даже открытие своё не могу запатентовать: все в тех бюро так смотрят на меня, что вот, мол, приходит тут робкий, бедный, скучный, серый и убогий,  и я топчусь, как будто не туда попал – что, кстати, конечно же, возможно – и делаю свой самый постыдный для танцора поворот…

***

Да, любого нормального человека можно сделать и другом себе, и врагом, но ссориться легче – как  рожицы рисовать, а пасквили писать. Этих ради литературы сделал своими врагами, но с тех, ради себя, надо бы нарисовать настоящее полотно… Первым, чтобы не быть моими врагами, надо иметь чувство юмора и любить литературу, а вторым, чтобы не быть моими друзьями, надо на полном серьезе держать мои живописные подвиги за прикладную и нетяжелую штуку…

И всё-таки всех нормальных людей я по-прежнему склонен считать говном и в таком случае другом мне будет лишь тот, кто своей чистой рукой крепко, без всяких подмигиваний пожмет мою говенную руку…

***

«Если хорошо знаешь английский язык и имеешь приличный компьютер, то считай, что живешь в Америке. И напротив, если ничего этого нет, то в Америке тебе будет скверно…

Не буду заводить детей до тех пор, пока не пойму как же можно выкрутиться и с малолетства приучить их к английскому языку…

***

Телевизор существует для тех, у кого нет сил жить в свободное от работы время. Моё искусство для тех, у кого нет сил, но они не желают телевизор и то искусство, которое его и породило. Но лучше бы у всех нас были силы…

Сон: зэки послали любовь в ларчике по случайному адресу, мол, отдашь, когда за ним придем, а пока пусть хранится у тебя, в тюрьме и в ларчике ее не сохранишь – и не дай Бог, сам  чего-нибудь потратишь. Секрет-любовь, там много компонентов. Но воняет табаком от их любви. Больно надо. Хотя у меня есть только телевизор. Я, вон, и в волейбол не смог сыграть, когда мяч полетел ко мне. Недостаточно подбил его, потом – уже наплевав на правила – подбил его второй раз и третий, но в итоге лишь продлил конфуз, не потянув на настоящее геройство…

Скажите, скажите мне, загадочные люди, сколько процентов в вашей жизни занимают работа и деньги – и работа без денег и деньги без работы. Я приходил к вам только во время работ ваших и денег и ни разу не видел как куролесят…

***

Свет  дорожкой на рельсах - как на волнах…

И еще одна маленькая штучка: проходит товарняк и в промежутках между вагонами свет успевает высветить все маленькие гладкие камешки в перронном асфальте…

Песни про баб на УКВ – это еще что за заговор! До чего же убогая наша жизнь! Вот разве что ездить на дачу… Подкаблучники слащавы как евнухи, хотя  в детстве и мучат жуков…

Бабы мастурбируют и набивают себе цену и мужики мастурбируют и торгуются. Чрезвычайно тяжелая ситуация. Все куют счастье своими руками. В наше время разве можно доверяться кому-то? Тем более, доверить кому-то свои самые нежные органы…

Пыльное окно в электричке и заходящее солнце – это самое то. С пылью всякий мир древен. Ясно же, что, раз проезжаешь, то пристально не стоит разглядывать ничто за окном. Вот вытяну ноги как две уставшие под вечер дороги…

И автомобили, и компьютеры сначала изобрели для королей и самых богатых людей – сначала всё выглядит настолько диковинно, что нужны слишком большие деньги и стимулы. Только потом бизнесмены с инженерами их так унифицировали и наладили, что они стали доступны и для средних людей – но тем временем, наверное, уже новые диковины занимают умы королей…

Кстати, встретил очень ухоженных дам средних лет – было видно, что в автобусе они совершенно случайно. Рядом с моей грязной сумкой оказалась ее чистейшая кроссовка, но они смотрят только друг на друга. В их волосах виден парикмахер. Невидимый пар над ними от духов и душа. Колоритны обе как Аллы Пугачевы. Пугачева не стареет как Кобзон. Их твердый принцип: «вещи носят, пока новые», а мой твердый принцип: «пока не развалятся; и еще надо чинить их, чинить, чтобы мотовством не увлекаться». Всё же не желал сквозь землю провалиться.  Вот у таких мужья, наверно, лижут. Или кого-то нанимают, чтоб лизал. Иначе им вся жизнь не в кайф. И вовсе это не «любовник». Конечно, вряд ли к ним Киркоров лезет… Тьфу, вонь какая от меня…

Нет, я в ****у только членом захожу. Языком – противно и противоречит моим принципам. А руками она и сама может – хотя, если замечу, то отправлю в ****у. Вообще, курорты не развращают только после каторги. Наслаждение, конечно, большое, но ведь это сексуальный героин…

Всё оттого, что с детства в гости ходить не приучен. Сначала же по детским делам в гости ходят, а потом и в ****у…

***

После крапивы ночью так тело горит, словно это парная…

Моё тело нарезано длинными ломтями и приправлено овощами и если кто-то сможет съесть хоть кусочек, то я проснусь без него или вовсе огрызком, а если нет, то обычным и даже нигде не порезанным…

Еще в  кошмарных снах много спусков, после которых не остается ничего, кроме уродливых семерок – значит, я врезался или тормозил…

На  веранде приходилось закутываться с головой, а легион комаров вокруг жужжал, жужжал. Кошмар полнейший и что я думал, когда на такую «природу» перся – хотя ее и очень не хватало. И жестко было – доски и матрасик. Почему-то думал, что матрасик – это много. Лишь когда ляжешь на живот, помягче становилось, поуютней – обнимешь своё голое, без  майки тело и чувствуешь, как в тебе затепливается мысль семейная… – которую прерывает детский сон…

Так же устал не спать, как житель «Курска» устал не тонуть в последние 6-8 часов. Кстати, могли бы успеть не только покаяться, но и церковь основать, если бы кто-то захотел стать начальником, а кто-то – подчиниться. Или: «ах, задолбала эта жизнь! Проклятая вода!»

На отдыхе, причем не в Сочи, а в постели, подвернул и руку, и голову, и ногу – но всё не до конца…

Комар летает – а будь у него лыжи, был бы горнолыжник. И кровь он пьёт только для того, чтобы после в бешенных спусках горячить ее…

А я выпью воды, а потом ее в себе нагрею. Отвалилась плита самой главной усталости с меня и я под ней такой горячий оказался, что прям на тело можно ставить чайник. Потому и отвалилась, что настолько разогрелся…

Пятнами на теле холод и жара и я не знаю, чем укрыться. Вообще-то, вроде холодно и значит, это не простой комар, а морж, если и не горнолыжник…

«Хотите отведать нашей местной кислятины?» – ко мне в подвал спускаются все, даже какие-никакие знакомые, а я там яблоки собираю – может быть, даже и с дерева. Нет, наверное, просто заботливый – вот  сразу кислятину в погреб и спускаю, вот  и перебираю. И знакомые, конечно, мне тут не нужны. Зная, что я художник и прослышав, что сейчас нахожусь в подвале, решили, наверное, что уж тут-то я точно непонятно, чем занимаюсь и себя загадочно и интересно веду...

На второй этаж залез парнишка, который потом, когда гнались за ним, обернулся не то котенком, не то щенком и скрылся. Не успел набедокурить, но взбаламутил же, а тем временем здесь, уже на первом родной папаня сапогами выдал грязь…

Забетонировать всё на первом, забить всё на втором – такие планы ночью. И на дачу бетон бы завезти, но нет дороги. Сделал бы в чаще дорожки, на которых меня крапива не достанет. Т.е. всё на самом деле можно, но нужна жена, чтоб подгоняла…

Светает. Успокаивает то, что кончилась ночь и хочется спать…

В ванной с одеялом, в постели с кирпичом…

Но: «пробудись, чтоб записать!» Потом опять: «пробудись, чтоб записать!» Всё это жертвы ради бодрствующих в другом месте читателей…

Вот и член уже как подъемный кран: готов насиловать, любить и строить. Строить ему можно тюрьму, роддом и маленькую беседку для любви…

Также хорошо, что у нас всегда есть другой бок, потому что, когда раздается крик «обновись!», нам иначе было бы некуда деться…

На втором этаже - каша, на первом этаже – суп…

Таз. «Ради Бога, это же объедки!» - «Да ну Его! Не блевали же они в него…»…

Глаз так много, что часть их пришлось закрыть. Хочется спать, но снова одна из пар открывается и виртуальной любовью, любящими взглядами при всех остальных занимается…

Окна слишком огромны – где найдешь такой, во всё окно глаз…

Конфеты – производство сладкой слюны. Слюну мы держим во рту, потому что она нам всё же мила – в отличие от того же говна. Кстати, многие думают, что раз пишешь про говно, то его и держишь во рту…

Ручка уже так близко валяется, что, наверное, одеяло испачкает. Нет, у писателя она и там  что-нибудь небесполезное начирикает…

Вообще,  крик мне близок, потому что во многом я  равнодушен и туп – начинаю кричать, чтобы заставить себя понимать. Тот же компьютер с налета я способен только в экстазе понять. А так норовлю завернуть в школьные дела, «изучение» - хуже, чем у брата подходы…

Умный человек пишет так, словно бросил машину и сидит на обочине – круто! Ведь, в принципе, в нашем мире мозги ценятся и имеют машины. Но все знают, что они им не нужны, просто отказаться не могут, отойдут до обочины, чтобы отлить, а потом сядут обратно…

Как сейчас-то пишу – сообразить не могу ничего, кроме этих маленьких текстов. Даже посуду труднее помыть – вот уже насколько набита рука – что уж там говорить про розыск ягодок в чаще…


***

А ведь красная и черная икра – это сперма на тарелке и надо бы, чтобы женщины и гомики сравнили вкус. Пора богатым открыто, прямо за столом размазать человека по тарелке…

***
         
Зачем матери было просвещать или чему-то учить меня – как каждый «друг», и за счет не переданного опыта она меня в узде держать пыталась…

***
 
Я позволяю разыгрываться этому проблематичному спектаклю только потому, что  его после опишу. Еще утешаюсь мыслью, что полет даже над дымным сражением лучше похода по мирной земле и тем, что  технические проблемы меня не касаются, раз ими Вовка занимается…

Брат снова играет в футбол с компьютером – ах, значит я опять недогрузил его работой, ах, я опять недогрузил его умом! «Проблема-то, брат, в том, что… И вот еще какая есть проблема, брат…»…

«На самом-то деле я знаю, что мне это приходится делать, на самом-то деле  знаю, что я это чувствую…»

В моей голове скорей зима, чем лето, раз только с выходом наружу я вспоминаю про тепло. Целительные выходы! – но кончатся они чрез 20 дней и, если я продолжу замечать погоду, то замерзну или стану льдом, чтобы отдавать мороз другим – предполагая, что им-то снится незаслуженное лето…

Та часть неба, где солнце, завалена красно-коричневой глиной, а та часть неба, где луна, завалена бинтами. Или это молоко, или это лекарственная пена, или это белая глина. Где солнце, там рай для всяких арабов пустынных – удивлен, что взяли их туда, они же с автоматом – а где луна – для нас. Там будем молоком и бинтами лечиться, а также пеной и глиной - и смеяться, глядя на этих арабов на лютой сковородке солнца. Но те тоже будут, глядя на нас, улыбаться и выращивать большущие, как финики, дули в оазисе, что находится действительно прямо на сковородке, на солнце. И так долго продлится – пока не обнаружится третье светило. Кстати, кандидатов на него уже полно летает между небом и землей…

Я бы почитал, но на столе везде были разложены мясо, масло, молоко, вода и хлеб. На хлеб, в принципе, можно книжку положить, но это был конкретный неудобный хлеб… (Потом: «я бы почитал, но везде уже инструменты…»)

Я думал, что у него строго: это он съел, а этим блеванул,  но к концу блевотина уже совсем преобладала – смотреть-то тошно на такой свой аппетит…

 Нарисовать мятую бумагу. Не из прикола, а потому, что  боль. Ведь мнется бумага и как-то иначе впустую расходуется, причем в этом участвуют, тоже расходуясь, и компьютер, и принтер, и картриджи, а вот что-то хорошее и безупречное так редко у меня получается…

Почему я, писатель должен хвалить, например, музыкантов? Во-первых, они – самые настоящие болваны, а во-вторых,  отнимают у писателей публику. Не болваны рефлексируют и через это теряют уверенность на сцене. Уставь мой стол фигурками сидящих людей и как раз два часа я ничего не напишу. В этом смысле  хорошо понимаю тех артистов, которые поют штампы, причем истошным голосом – перестраховочное схождение с ума. Не публика нам нужна, а приватное ощущение первенства. Публика – это темные силуэты в зале и звук аплодисментов, мало отличимый от звуков, производимых в унитазе. И не надо говорить о моей агрессивности, ведь  они своими гитарами первыми двести раз срубили меня…

(Художникам негде достойно выставить свои удачные работы и некуда, достойно же, выкинуть ошибки. Эти выставки – помойки, а мне скорей нужны костры…)

***

Звери рыбачат рыб, рыбы стреляют  зверей. Ведь рыбачат же рыбы рыб и стреляют же звери  зверей. В самых дремучих лесах и на самой большой глубине стреляют им рыбачат уже  человека. Но все они пока куклы в руках ведущих передач типа «В мире животных» – когда жуют, всегда  с удовольствием смотрят ее…

Я так глуп, что  схватился бы за удочку, если бы  она даже в лесу на дереве висела. Лишь недавно на ровном месте на осколок стекла напоролся. Видимо, поумнею только тогда, когда с каждой ветки будет свисать по крючку и окажется, что уже  некуда деться…

Чтобы превратиться в такого красивого зверя, человеку пришлось бы пройти очень долгий путь развития тела. Пока даже к индейцам не можем приблизиться, хотя  воруем у них уже не только музыку, но и костюмы…

Животные как инопланетяне или ходячие древние ископаемые…
А вот лев – это настоящий гад зверей. Часто, когда вижу его, рожа у него какая-то гадкая, как будто он только что шкодил, или чрезмерно жестокая, как будто только что убивал слишком уж невинных зверей. Разбойник, понимаешь, думает, что навсегда ушел от ответственности. Выдумал удостоверение себе, Красную Книгу. Сколачивает банды, в которых сам не работает. Ничего, наши ружья и вертолеты, с одной стороны, и свидетели Иеговы, с другой, заставят и его измениться…

А гуппи слишком самок любили и сами стали краситься и хвосты отращивать – а те перестали. Выродились сначала в рыб, а потом и в маленьких рыб от этой любви. Теперь вот ко мне в аквариум попали – дальше деградировать некуда…

Возможно, все звери были людьми – хотя и другого обличья – но еще с древности за что-то  Богом наказаны. Всё за то же: за жестокость и мудрость, и стремление к развитию тела. Мудрено смотрят всякие звери, в их глазах вовсе не тупость, а равнодушие к неразвитым людям, которые всё еще думают, что в  жизни главное то, кто на ком ездит верхом и кто кого убивает. Впрочем, всего  я в точности не знаю, а сами звери, проклятые Богом, дара речи лишены, чтобы  ничего не оказалось подсказано…

Ну, зачем черепаха такая среди зеленой и сочной травы? Знает, конечно, что жизнь – штука не очень простая. Мы тоже строим крепости, но  она-то смогла сделать ее прямо на себе. Правда, не расслабится ли черепаха в нашей крепости, раз мы скидываем доспехи на зеленой и сочной траве?…

Может быть, звери знают, где в их угодьях находятся волшебные места. Может быть, там и сами красоты набираются…

Вот в этот момент его мне, наконец, захотелось убить. Он выглядел одновременно и импозантно, и тупо – ну, настоящее мясо…

Под водой, возможно, не рыбы, а наши помыслы плавают, то рождаются, то умирают. У кого причудливые помыслы, тому ими населить дается целый океан. Думаете, случайно существует так много медуз, похожих на члены, влагалища или на во чреве убитых младенцев, что немногим и лучше…
Или Бог туда сбросил все Свои неудачные проекты, все черновики, задумки того же человека. Причем, кто знает, может быть, сначала закопал преступления Свои и только потом залил водой то место и побросал в неё на что-то годные наброски…

Впрочем, пишут также, что иные идолы у нас существуют под водой и им поклоняются иные наши «я», и там у нас есть иные страны, деньги и войска. Кто знает – всё это действительно пахнет глубиной. К сожалению, лишь на мелководье может донырнуть до дна отдельный человек и лишь там находит он себе для жизни пропитанье, глубины же исследуют общества, правительства и классы, хотя как они ныряют, про то одни лишь гении и знают…

Мелела, кончалась река, становилась по щиколотку, но рыбы дружным океаном вдруг ринулись дальше, ведь они изобрели уже свои автомобили – тазики с водою на колесах…

***


Пожимаю плечами: «временно такое рисовалось и занимало меня – значит, сколько-то может и у вас повисеть…

Салаги хулиганят в полной темноте. Пожимаю плечами: «ну, что ты им скажешь в полной темноте или на полном бегу? Кулаком махнут из озорства во время речи…»

(Тут же: «эта слащавая салага матереет,  но только в материальных делах, а духовного обжига – ноль…» - и опять пожимаю плечами…)

***

Такие писатели больше думают о том, как выразить себя, чем о том, чтобы найти общие мосты с другими. Только себя они выражают с душой, а к другим – собственных родителей, детей и жен иногда исключая - уже обращаются бездушно, как к средству… Коммуникации всё более жесткие, жестокие мосты. Улыбки, шутки, смех… - всё более жестокое; даже сама  доброта…

На уровне сознания хороший автор не пишет комплименты себе, но на уровне подсознания он их пишет – и на уровне подсознания мне становится скучно, что снаружи выражается в натужности моих комплиментов…

Отличный критик, но  снова он всех умнее. Схватка с себе подобным индивидом – этот инстинкт срабатывает даже у хорошего человека. Надо залезть на очередную вершину и флаг водрузить на чьей-то башке, причем закрепить его лучше говном на башке… И вроде непросто залезть на большого и страшного чужого человека, человек по любому – отвесная стена, но у профессионалов есть опыт и свои любимые приемы. На крайний случай  даже вертолет. Или ковер-самолет и сапоги-скороходы...

Я небескорыстен на уровне подсознания и похотлив на уровне подсознания, но  очень учен, раз у меня есть подсознание. Я тот плохой Эйнштейн, из-за которого изобрели атомную бомбу на уровне моего подсознания… Моё подсознание окрепло и уже не желает проваливаться или как-то там отступать – а также учиться, воспитываться. Нет, оно уже предпочитает стрелять. Причем я стреляю ему по макушке, а оно, как и полагается подлецу, мне по яйцам и ногам….  Итак, я раздвоен по вертикали, а не по горизонтали – а по горизонтали только ослаблен своей вертикалью, причем настолько, что если мой левый глаз выпускает пулю в чей-то правый, то в ответ его левый ведет себя аналогично, и круговорот пуль в природе оборачивается простой информацией…

***

«Их 23 миллиона погибло» – я чувствую ужас, надеюсь, только потому, что мне их было бы трудно всех сосчитать…

Всё это не смогло бы долго продлиться, если  вместе со смертью не происходил  сброс информации. То, что растет на земле, не помнит о том, что внизу всё уже умерло… А я в себя какую-то вилку втыкал. Мол, это крест и нужно для памяти. Мол, кровь воспроизводится же – и значит, должна течь и течь…

Как слабаков, новые фашисты будут убивать тех, кто читает книги. Мол, всё должно вернуться к Богу и началу. И в чем-то будут правы – быть может, не меньше, чем слабак…

Я чувствую, что мой живот будут резать, потому что регулярны тихие рези, как будто в нем уже  нож, но только он пока прячется. Меня раньше резали,  и это было ужасно… Но с тех пор философия моя изменилась,  и  недавно я с удивлением думал, что тело, в сущности, не очень большой механизм, по весу так немногим больший компьютера,  и все части свои мы и указать, и обхватить можем, и даже изнутри почувствовать, чему, при всей технике, завидуют врачи и доктора…

А пишу я много, но только здесь, а более нигде, хотя и критик, в принципе – и ни время – в принципе, своё – ни бумагу – в принципе, чужую – не трачу понапрасну. Ведь – кошусь за окно и повсюду – столько людей кругом, как мясных, так, будем считать, и бумажных, но раз я ничего не знаю про них или сразу забыл, значит, даром они все материалы потратили. По сути, я по-прежнему помню только «матушку-землю», которая и дала им бумагу и мясо…

Нервы дрожат и бумага дрожит, я ее, для удобства сложенную, даже специально дергаю. Ведь раз музыка звучит, я не успокоюсь, пока не превращу весь огромный океан ее в сухопутные, но, разумеется, цветущие слова, которым и накрою всё как огромным кораблем… Причем, я понимаю, что другие умнее меня, у них сразу начинаются и везде продолжаются повороты, так что, в итоге,  получается хитроумный, но маленький, как микросхема, лабиринт… - который никогда не сгодится для такого, как я, большого корабля, хотя он и норовит всё время двигаться очень просто, т.е. прямиком…

Один критик недавно на меня страх нагнал: хороший человек, но всюду видит стилистические ошибки и сразу бросает читать (не писать, разумеется – пишет, что плохо, иначе как бы я знал про него). Ведь так много написано, что хорошему человеку нужен только хорошенький повод для того, чтобы бросить читать, но я в половине случаев не увидел ничего уж такого, соринка, отнюдь не бревно, и вот, боюсь теперь к нему обращаться, ведь раз я сам не заметил, то, значит, и у меня их полно – и глаз недостаточно нежный…

(Когда вдохновение, тогда можно не спать, не экономить электроэнергию и всяким аппаратам не давать отдыхать, а также не есть, не отвечать на вопросы, не лежать, а сидеть, не сидеть, а стоять - или в обратном порядке -… но и тогда нельзя не ругаться как критику, так и в ответ, на него…)

***

«Раз коты искренно любят молоко, значит они любят только белок, а не мясо  - и, может быть, всех хищников можно воспитывать, отучать от мяса и приучать к яйцам или  к молоку…» – «Да, но яйцо – не рожденный птенец» - «Нет уж, извините, с не рожденными о морали я пока не готов разговаривать!» (раздраженно)

***

Фамилии всех актуальных писателей, критиков, издателей и т.д. (а ведь я еще и художник, и фотограф, и религиозный деятель, и философ…) конечно, нелегко запомнить, и с первого раза, по крайней мере, возникает неприятие, отчаяние и т.д., но ведь во времена увлечения футболом я знал не только фамилии, но и повадку сотен игроков! Т.е. просто  меняю бесполезное увлечение на профессиональное – и вы, господа Сидоров и, возможно, Петров, уж подвиньтесь  и меня извините…

Ага, вот что вам не понять: всех жильцов уже выселили и сейчас я живу один в двухэтажном деревянном доме и кругом поджоги и слухи, и мимо ходят кавказцы, которые вообще-то строят по соседству, но вдруг подожгут. Нет, слишком качественно и задешево строят. Но у нас уже печи в центре дома нет и настоящий пролом, представляете? Прямо как в книге Мамлеева, но это в моей. В жизни и книге моей и, значит, даже новый Мамлеев, еще незарезанный, его у меня не отнимет, нам за него должны дать квартиру, должны бюрократы, редакторы, эта мысль словно дятел навязчива, но для дятла здесь нету сосны…

***

Когда изобретено солнце, уже всё интересно, даже мусор, уже простительна, волшебно преодолима любая грязь…

Каждая стена –  стена плача. С горя ее строят. С ожесточения сердца. Со стеной уже никаких чудес и бесполезно выдумывать такого, как у меня, чудесного Бога. Со стеной только сны и пусть кто-то с ломом в руке разбудит тебя в глухом коридоре…

«Милая, конечно, я проблематичный, но разве не для того существует любовь, чтобы преодолевать проблемы?» – задним числом, запоздало спросил (суперпроблема!) Любовь для них – те же деньги, на неё тоже можно «жить красиво»…

«В реальности у тебя нет денег?» – «В реальности меня интересует другая постановка вопроса: «я вам ничего не должен»…». Мне-то кажется, что все мне должны, с кем я встречался. Причем, добрая половина – буквально, взятые деньги и диски…


***

Раз нашли ископаемых мамонтов, значит когда-то найдут и живых – это просто вопрос времени, как мамонт, огромного…

Странно, вроде сам мамонт, а почти не верю в существование ископаемых мамонтов. И слышать не хочу про «мезозойского человека»: я и тут-то устал от всевозможных мертвецов, амбалов, обезьян и тупиц, а их еще и выкапывают…

***

Не удержался и испытал себя таки в холодной воде…
   
«Милый, расстегнись и пусти меня к себе» – но сам-то я бессознательный после холодной воды, поэтому она сама расстегнула молнию на шортах и взяла меня к себе…

А я-то, было, хотел только ноги вымыть в той холодной воде, но меня вдруг засосало почти что по пояс. Ничего, не обратил внимания. Хотя удивительно, что так быстро холодеет вода. И сколько грязи и ила. Но я-то на  поверхности лежу, и для здоровья, как космонавт на орбите. Внимаю чему-то и мне не надо мешать. Все, кто лежит на спине, космонавты, но мой космос пока в холодной и грязной воде…

***

Сначала у меня было «надо» с искренностью, а теперь с литературой. Сначала с цельностью, а теперь с завихрениями… Сначала пень, потом гриб – и был ли мальчик, будет ли дерево…

Их сложные искусственности соединяет намеренность, которая не может не оказаться примитивно простой, а у меня всё просто, но естественность простоты при соединении не может не оказаться сложной… Т.е. они синтезируют жизнь силой, а я просто даю ей рядом с собой оказаться и меня не бояться… «Зачем синтезировать? Что, как на Марсе в своих машинах и башнях живем?!» – кричу им снизу, с травы под самым первым окном (и вокруг как раз автомобильная стоянка)…

Зачем расти, если все проблемы можно решить писательским способом? Начальные проблемы точно решаются, даже так – но мы своё решение на всякий случай, конечно, записали – а дальше… - дальше надо писать, писать, писать и, если что-то не получится, то только гибкость слога виновата. В итоге, всё, что  под водой живет и не видно, будет видно и замариновано, т.е. духовно заспиртовано. Причем опасно что-то не поймать – болезнь жизни может развиться снова…

А общение с бабами приводит к тому, что ты занимаешься не постижением истины, а обыкновеннейшим трахом. И уже язык не поворачивается их чему-то учить, ведь оказывается, что ты и грязноват, и слабоват, и зависим…

Мои начальные тексты на меня самого произвели такое впечатление, словно тогда я прыгнул в пропасть, но не разбился, потому что оказалось, что есть веревка и я очень твердо и наивно  верил, что веревка будет, хотя такие прыжки не совершал еще никто и никогда. Наверное, ум – веревка. Всё время описывал её и те уступы, что мне на гладкой, как лоб, стене для вечного жительства и описательства достались…


***

 Крыса так заигралась с объедками посреди комнаты, что даже перевернулась на спину. Сначала убегала-прибегала, партизанила, а теперь привыкла. Хотя у нас нет любви к ней, но нужно, чтобы можно было  в этой жизни адекватно поблевать. Да и ощущение есть, что ко всему крысиному  нужно  привыкать…

Если у тебя част запор, то ты, с говном застрявшим, как сосиска, уже наполовину гомик…

Греясь на кухне, играл с ножом, встречаясь с девушкой, играл с топором. Играл убедительно, именно играл, но никому же не докажешь, что топор – игрушка, а не средство доказательства…

В автобусе в слегка прохладную погоду почти всегда форточки закрыты, хотя внутри-то душно –  мало там нахалов против массы слабаков, все пацаны давно в машинах мчатся, причем и у них  даже летом  верх закрыт, словно тоже чего-то боятся…

От крысы, от гомика, от топора – от многого можно простудиться и потому в журналах только для людей уровня Высоцкого какие-то «протестные» форточки открыты. Хотя и про него бурчат, что это, мол, не свежий ветер, а сквозняк, причем подобное пишут даже такие люди, как Кибиров,  явно не глупей других поэт. Верят ли они, что в этой жизни воюют с топором и под ногами крысы, а причиною – политик-гомик, или же у них запор?

***

Заголовок: «Дуэль – ритуализованная агрессия». Ритуал предсказуем – что успокаивает – и театрален – что возвышает. Всё в ритуале и в театре происходит так, как задумано  человеческим «гением», богом…

Смерть на сцене, смерть в храме… - и в толпе на площади кто-то должен умереть. Кино всё сильнее стараются снимать, чтобы мы вместе с героями умирали от страха, любви и прочих переживаний, и книги так же пишут, чтобы не лежали долго на постели…

 Смерть во дворе, смерть на дереве… - а если нету их, то тогда театр во дворе – с настоящими актерами круглые сутки – и дуэль на деревьях…


***

Ограниченные сучьи потрохи: замахнутся и… не ударят. Тоже  до конца не дошли, а ведь я-то знаю, что если б ударили, у них был полный успех. Кровь как грязь, а они чистоплюи. Правда,  тут еще  и крики возможны, а если я не буду задумчив, то  можно и в лоб схлопотать…

Я тоже во время гнева стоимость предметов, которые хочется кинуть, прикидывал. «Удобно руке, но ведь дорого». «В мгновенье вся жизнь пронеслась» – а тут калейдоскопом все цены…

«Так ты наживешь себе много врагов» – «Враги? – очень хорошо: будет кого мочить,  с кем разбираться – и даже дружить после драки (или наоборот). И бегать от амбалов или хануриков с пушкой – это же захватывает дух…»

Наши книги окажется трудно издать, потому что в них будет нарисовано слишком много кулаков и напето криков на целую оперу. Займут всё пространство и продлятся круглые сутки. Персонажи то и дело станут из под крышки гроба выскакивать и вам пришлось бы верхнюю крышку и обложку к нижней прибить, чтобы прекратить безобразие. Вообще, книга – это виртуальный прижизненный гроб, когда-нибудь в неё силом придется людей зазывать, штабелями укладывать. Их бы сжечь постранично, им бы выбить все буквы и зубы. Выбить, а потом посолить и скормить воробьям. Развести для этого случая  воробьев как китайцев. Или обменяться с китайцами книгами. И уж, конечно, захоронить их всех для начала в компьютере…

Т.к. у Христа сбор опять на дорогах, то перед всеми кинотеатрами и книжными магазинами встанут апостолы. Они прямо там и воскреснут, причем на крестах. Распростерты их руки в дверях не только по злой воле, но и по доброй. Самопроизвольное отрывание и взрывание голов в четверти случаев от книг происходит. Хватит с тебя, голова, больше ты по этой причине не покатишься с места. Зависимым людям книги будут выдаваться только в обмен на последние сапоги или шляпу. Постепенно все поймут, что даже устную речь совершенно незачем слушать. Каждый сам решит, что ему из своей библиотеки поделать – может быть, табуретку, а может, и стол для еды, а не чтения…

Трава должна расти на полу, вот как мало надо ходить – и при этом без чтения. Уже буква есть постамент и мания гордости. Понапихали чертей, а теперь боятся топить как котят. А всё же гордятся, на каждой буковке вверх поднимаются. Я понимаю, если б то грядка была, а то, понимаешь, октябрятский значок. Кровью  писали, я б и то не купил. У меня же горшочки с цветком, т.е. с грядкою деньги…

***

У них ведь тоже ничего манифесты, декларации, заявки - и лишь потом, в самих текстах пыль, разочарование, если и таланты, то только на песке… И тогда я – самый хитрый и наивный – всё еще не разобрал – всю жизнь прописал заявки… Но жизнь кончилась, и теперь я, в ту же пыль превращаясь, только тем от них отличаюсь, что сильней, как червяк, извиваюсь – даже декларируя всё еще, что не сдаюсь, аргументируя это возможностью воскрешения мертвых в случае осознания ими того, что они под землей превратились в дерьмо…

«5 минут посидеть на дорожку» – 5 минут посидел и снова прояснилось, снова видишь дорожку. В общем, за 5 минут отдышался – а иначе тонешь в море дел и информации, которые, якобы, желая укрепить тебя и всё прояснить, на самом деле раздирают и топят… (Что же, маленькое пятиминутное самообслуживание, коротенькая мысль – и всё уже видится в другом свете! А то я буянил так, что готов был на 10.000 рублей семье урона нанести!)

Поют-то они откровенно и, чувствуется, сообщают вещи по-настоящему ужасные, но разве музыка может быть откровенной? Мычат и из мычания музыку делают, а вот словесно признаться не могут, по крайней мере, со сцены или в публичном интервью. Может и об этом мычат?!..

***

Если даже и он, и она небездарны, всё равно их общение будет бездарно, потому что различны они и, если не обострять отношения, общей у них в этой жизни окажется только бездарная зона… (П.С.: бездарность в общении часто «творцам» дается в нагрузку, как существам отвлеченным – до сих пор от нее не избавился, хотя на людей уже и обратил внимание…)

Женщина, чтобы тяжелее стать, отращивает задницу, груди и волосы, после чего хватает птицу и с нею падает на землю, где видит цифры, только цифры - вся земля в цифрах,  и она учит птицу их считать, даже в школу посылает, мол, тогда ты увидишь на земле деньги, только деньги,  и на них купишь себе рыбу, червей или ягод – или чего тебе, малому надо – после чего и гнездо совьешь в моем отверстии - из него на охоты вылетая и туда же падая с окровавленных небес…

Женщина думала, что каждая встреча с ней подарок и в ответ ждала цветы. Пряталась где-то, как в подарочной коробке, а потом хотела кому-то подарить себя и поиметь цветы. Часто хотела, и меня это разорило, в ход пошли одни улыбки, но это мало, совсем мало, сущие копейки – да и цветы-то не рубли. Рубли – это вещи или хотя бы фрукты и духи. А доллары – машины… Красит себя, одевает, старается поменьше работой царапать, чтобы получился красивый подарок. Потом с этой же целью лежит на сидящем хотя бы диване и видит, что стала как не самая  нужная вещь и думает, кому бы еще отправить подарок или  как бы ребенка  подбросить, а себе подарить… Кстати, и парень, если  бездельник, выглядит таким, блин, ухоженным, что может себя подарить…

«Она же молодая, ей надо мир повидать, страны – а с тобой она что повидает? Только член и больше ничего…» Не чешется эта молодая, подайте ей книги и самолеты, они увлекут ее на два часа. А страна увлечет на 2 недели - и много же стран, много можно почитать и поездить. На ком-то ведь ездят, чтобы страны увидеть, на ком-то сидят, чтобы книги читать. В итоге, ей почти 80, а она, ни разу не битая, выглядит как молодая – просто кошмар!..

Похоже, ожесточения против ненужных трат не лишусь, если и разбогатею. «Я жил бедно» – скажу не сурово, а буйно, «и вот где  у меня подобное поведение сидит!» И  это будет не скупость, потому что, хотя и иначе, но я же все деньги, до копейки растрачу… Хотя близких людей и их траты всё-таки приходится терпеть,  и они навяжут, обязательно навяжут мне свои привычки и покупки – и потому пока не стоит богатеть, и уже сейчас, пожалуй, стоит всё, что есть по быстрому растратить, вот только я еще не понял, что нужно  покупать и как быть с тем, что мы уже купили, ишаки…