- Господи, куда же ты едешь, сынок?- Спрашивала мама, утирая катившиеся по щекам слезинки,- Ведь там, война.
- Ничего, мама,- утешал её Сергей,- зря, что ли два года в десанте протрубил? Нам с Дашенькой деньги на свадьбу нужны. Вот послужу, годик на благо отечества, и будет нам свадьба. Я ведь кроме этого ничего не умею. Не плачь, все будет хорошо.
Мать затаив дыхание, наблюдала, как методично упаковывает вещи в большой армейский рюкзак её двадцати лет отроду под два метра ростом, косая сажень в плечах единственный сын. Видимо не в силах далее сдерживать обуревавшие её эмоции, она ушла в другую комнату. А через полчаса вернулась.
В глазах, ни слезинки, спокойная и собранная.
- Храни тебя Господи, - сказала она, - вот оберег, для тебя.
С этими словами она подошла к сыну и надела ему на шею маленький холщёвый мешочек.
- Что бы ни произошло с тобой там, его не снимай,- попросила она,- здесь, молитва, что убережёт тебя в самые страшные минуты.
- Неужели ты и правда веришь, что это,- кивок на странный мешочек,- может кого-нибудь спасти?
- Да, ты можешь не верить, моей веры хватит на нас двоих, только не снимай, заклинаю.
- Хорошо, как скажешь,- согласился Сергей.
Потом было расставание с друзьями. Дашенька, такая любимая и родная, всё прижималась к нему на перроне и плакала. А мама тихо стояла в сторонке и не сводила с сыночка сухих, видимо слёз уже не осталось, внимательных глаз.
Поезд тронулся, мама всего на миг прильнула к Серёже. А он уже на ходу запрыгнул на подножку и скрылся в вагоне.
Мать и будущая невестка остались на перроне вдвоём. Они стояли, обнявшись до тех пор, пока «хвост» поезда совсем не скрылся из вида за туманным горизонтом…
Первые два месяца контрактной службы, если исключить серьёзные физические и умственные нагрузки, могли бы показаться отпуском в санатории.
Кормили солдат, а их в тренировочном центре было больше сотни, как на убой.
Там же к услугам служивых были предоставлены большая и уютная комната отдыха с телевизором и довольно обширной видеотекой. Правда, на отдых времени почти не оставалось, но Сергей, уже привыкший к армейским будням на жизнь не жаловался, исправно писал маме и Дашеньке. Он подружился с ребятами, у каждого из которых были свои причины пойти на контрактную службу. Кому-то хотелось повоевать, а кому-то позарез нужны были деньги и они не нашли другой возможности заработать.
Но больше всего Серёже понравился Михаил. Этот мощного телосложения, детским с мягкими чертами лицом парень был родом из Запорожья, и говорил на странной смеси украинского и русского языка.
Их койки в казарме стояли рядом, и поскольку оба солдата обладали лёгким весёлым характером, они довольно быстро сошлись и по очереди отвешивали ребятам такие шуточки, что от гомерического хохота содрогалась вся казарма.
Миша, как и Сергей, вернулся в армию для того, чтобы заработать, правда, не на свадьбу, а на учёбу в институте, он мечтал стать врачом и для достижения цели был готов на любые лишения.
Сергей же пока и не знал, какую профессию выбрать, все его думы в свободное время были заняты мечтами о Дашеньке, фотографию которой он и продемонстрировал Михаилу во время дневного перекура. Миша внимательно рассмотрел карточку, а потом сказал:
- Гарна дивчина, розумию чого ти тут паришься.
- Так отож,- ответил ему его же собственной фразой Серега.
- А шо це в тебе на шии за хустынка висыть?- Указывая на странный мешочек на шее друга, поинтересовался Михаил.
- Мама дала,- ответил ему Серёжа,- говорит оберег.
- Якщо мама сказала, значить, правда.- Утвердительным тоном сказал Миша.
Два месяца в тренировочном центре пролетели, как один миг.
Затем парней распределили по отрядам, на новенькой форме красовались отличительные знаки миротворческих сил.
Их отряд из 19 человек, в который попали оба друга, получил назначение куда-то под Грозный. Город последние пять лет оправдывавший своё невесёлое название.
Ребята хорошо понимали, что едут на настоящую войну и помалкивали почти всю дорогу.
Сначала 2-х часовой перелёт на самолёте МЧС, затем ещё полчаса на военном вертолёте, который почему-то высадил команду прямо посреди ровной, как стол степи.
Командир, им оказался средних лет капитан, носивший хищную фамилию Волчанинов, приказал пешком продвигаться в направлении глупо торчавшей на фоне голой выгоревшей степи, автобусной остановки.
- Все за мной,- коротко скомандовал он,- не рассыпаться, здесь могут быть мины.
Команда повиновалась и стала медленно, изнывая под грузом снаряжения и, ещё больше от невыносимой июльской жары, продвигаться к назначенной точке.
Когда они, наконец, дошли до места и спрятались от палящего полуденного солнца под крышей остановки, Волчанинов сказал:
- А теперь, вольно. Будем ждать машину. Кому надо справить нужду, далеко не отходить.
А затем выудил из кармана пачку папирос и закурил. Многие из ребят последовали его примеру, а оставшиеся крупными глотками опустошали свои фляги с водой.
Мишка ткнул Серёгу в бок, кивнул в сторону командира и прошептал:
- Гляди, яки у нього брови.
Серёга обернулся и разглядел брови Волчанинова, которые криво, мощными кустами «украшали» его изборожденное ранними морщинами лицо.
- Ага, ничего себе, - ответил он другу.
- Отож,- хитро ухмыльнулся Миша.
Серёга собрался было тоже закурить, но тут на другой стороне пыльного тракта в траве что-то сверкнуло.
- Я сейчас,- сказал он Мише и пошёл в направлении замеченного им солнечного блика.
Он перешёл на другую сторону дороги и осторожно ступал по выжженной неумолимым солнцем редкой растительности. Жаждущая влаги, местами растрескавшаяся почва сухо хрустела под ногами. Ничего необычного там не было, но Серёжа, сам не до конца понимая, зачем он это делает, упорно шагал прочь от своих товарищёй.
Наконец под армейским ботинком что-то сверкнуло, Сергей наклонился, чтобы рассмотреть свою находку. Это был простой христианский нательный крестик, на разорванном чёрном шнурке. Серёжа взял его в руку, сдул рыжеватую пыль…
Небо над ним оглушительно ухнуло. Волна раскалённого воздуха сбила его с ног и швырнула на землю. Он потерял сознание.
Приходил в себя медленно, с трудом выплывая из тяжелого забытья. Голова гудела так сильно, что малейшее движение причиняло резкую боль, отдававшуюся в каждой клеточке его непослушного тела.
Невероятным усилием воли ему удалось встать на колени, но желудок свело, и он вырвал под оказавшийся рядом высохший куст.
Потом Серёжа поднялся на ватные, непослушные ноги. Повернулся к остановке, где его должны были ждать товарищи по оружию, но вместо неё увидел чернеющую дыру в земле, сплошь усыпанную невероятного вида кусками и лохмотьями. Картинка поплыла перед глазами, и он едва удержался на ногах.
Он пошел туда:
« Может быть, кто-нибудь всё-таки выжил»? - терзала воспалённое сознание навязчивая мысль.
Обратный путь оказался долгим, ведь чем ближе он подходил к месту, где недавно они прятались от палящего солнца, тем больше окровавленных кусков человеческой плоти встречалось под его ногами, а он падал на землю, извергая ещё остававшуюся в желудке пищу.
В голове что-то гулко стучало, он, раскачиваясь из стороны в сторону, словно пьяный добрался, наконец, до цели.
Беглого осмотра места взрыва хватило ему, чтобы понять, живых больше нет и быть не может. Серёжа опустился на землю, глаза застили слёзы, он утирал их ладонями, размазывая по лицу грязь вперемежку с сочившейся из носа кровью. Что-то оцарапало щёку, он раскрыл руку перед собой и увидел в ней найденный им крестик. Не зная, что делать, засунул его в нагрудный карман.
Время потело счёт, а он всё сидел прямо на дороге, обхватив руками саднящую голову.
Потом пришла машина, водитель и ещё двое солдат охранения собирали останки ребят в солдатские плащ-палатки. Сережу больше не рвало. Его отвезли в госпиталь с диагнозом контузия, потом был реабилитационный центр. К нему приехали мама и Даша.
Он помнил, как в первый раз в госпитале посмотрел в зеркало и понял, что поседел.
Но самой ужасной для него оказалась встреча с Мишиной мамой, которая нашла его в госпитале, видимо Миша писал ей о своём друге, она долго плакала на груди у Сергея, а потом спросила:
- Скажи, почему ты живой, а вин…
Видимо не в силах продолжать она снова разрыдалась. Серёжа почувствовал себя виноватым:
« Почему именно я, неужели это мамина молитва, спасла меня от смерти»?- подумал он тогда.
Когда Мишина мама ушла, он снял с шеи мамин оберег, развязал верёвочку и нашёл там сложенную, словно школьная шпаргалка, бумажную ленту, сплошь исписанную мелким маминым почерком, он развернул бумагу и прочитал:
«Живый в помощи Вышняго, в крови Бога Небесного водворится, речет Господеви…
После выздоровления Сергей женился на Даше, а затем закончил духовную семинарию и стал батюшкой в кафедральной церкви. Мамина молитва оказалась отрывком из Библии. Псалом 90-й, написанный на старославянском языке.