Happy

Лана Фло
Козьма Прутков говорил, что «хочешь быть счастливым – будь им». Ты очень. Очень хочешь быть счастливой. У тебя есть стремление, и я знаю, что тебе нужно, чтобы быть таковой. Козьма Прутков врун. Он говорит, что «ты хочешь» - всё в твоих руках, ты знаешь – значит всё будет…или притворись, что  счастлив, ты же «хочешь».
Самое обидное, что ждешь, уже в руках перо этой «жар-птицы». И вот – разочарование. Этого ты не могла предположить, к этому ты не была готова. Ты беззащитна в поисках счастья, ты как ребёнок, малютка, у тебя ещё не выработался иммунитет. А, может, никогда и не выработается. И вот это страшное мгновение – разочарование. Ты даже не чувствуешь, что у тебя задёргался нерв около глаза или потекла слеза. Ты даже не слышишь, что орёшь во весь голос на своего партнёра. Ты даже можешь что-то кидать, рвать, а можешь сесть на что-то (уже не помнишь, может, на землю) и просто тихо сидеть, сжавшись как эмбрион. Потому что, будучи эмбрионом, тебя ничего не волнует. Ты регулярно ешь, пьёшь, спишь, ворочаешься. Тебе тепло, тебе не о чем беспокоиться. Тебя любят. Тебе поют колыбельные, тебе покупают пинетки. Ты в утробе (почти как «в шоколаде»). Но это всё было. А сейчас ты сидишь в позе эмбриона и тебе плохо. Несолидно в таком возрасте. А ты сидишь, ты не принимаешь реальность. А, может, она не принимает тебя. Такая ты ей не нужна. И выхода нет. То есть он есть, но не в этой жизни. Ты можешь спрашивать совет, лечить свой нерв у глаза, курить часами, томно выдыхая дым. Но ты пока эмбрион. И в этом никто не виноват. Просто так сложилось, что ты эмбрион. Прими себя такой, потому что в действительности у тебя нет будущего.
А потом просто думаешь, что пережила это разочарование, перешагнула через него. Тебе это кажется. Это одно и тоже как боль. Она останется. Она будет жить в тебе, и с этим ты ничего не поделаешь.
Иногда я думаю, счастье близко, может, длины руки хватит, чтобы дотянуться, аршин. Так оно завуалировано, в какой стороне не отгадаешь, и никто тебе не советчик. Это как русская рулетка. Ошибаешься. Пойдешь туда, где было оно то, но его уже там нет. Убежало. Ну а потом всё сначала – поза эмбриона. Ты сидишь, уже из ушей дым, но всё куришь и куришь. А самому так стыдно и так безразлично одновременно…
Или идёшь по центральной какой-нибудь улице и злая такая, и думаешь, куда же все люди красивые подевались. Вот идёт дорогой пиджак, а вот – начищенные ботинки, а у этого глаза красивые, добрые такие, или мускулы и задница накаченная, а красивых людей нет, нет, от которых голова кругом. Закончились. Всех, наверно, знаешь. А кого знаешь, те уже не будут в твоей жизни, и ты в их не будешь. Никогда уже. Это решение. И их, и твоё и ваше. Ну, нет красивых.
Идешь дальше, смотришь по сторонам. Троллейбус полный идёт, и ты даже знаешь, что один и больше оглянулись с интересом. Ну, ты  то не оглянулась. А потом ещё встречу кого-нибудь, кого знала много лет назад. Просто знакомый. И обрадовалась. И он обрадовался. Но он что-нибудь такое подумал. А ты, ан нет. Не надо. Сразу заторопилась, дела вроде у тебя, ждут тебя где-то, чтобы и надежды не оставалось. Бодрым шагом пошла. И думаешь себе, возмущаешься  о жизни, как старый эмбрион.
Потом зайдешь в магазин, там книжку купишь, или кефир (что нужно будет) и досадуешь, что ты это покупаешь. Дело и не в деньгах. А в том, что покупаешь себе. Не кому-то, а себе. Не тебе покупает кто-то. А  ты. «Help yourself» как кое-кто отметил. Попал в точку.
Самые верные замечания и выводы делаются просто так в разговоре, между строк, неосознанно. В этом и прелесть общения. Когда внимаешь, можно узнать о себе, обо всём точное и конкретное. Аж страшненько становиться. Правда-правда.
А потом заходишь в какое-нибудь кафе. Одна. Блин. Аномально. И на последние деньги покупаешь пиццу. Но она тебе не нужна, не хочется тебе пиццы сейчас. Она оказалась вкусная, и ты ешь её, а зачем не знаешь! Ты только предполагаешь, что после неё тебе станет плохо. А хочется тебе сейчас другого, просто сесть в этом же кафе, может даже и похуже, пить чай, горячий шоколад, и пить его с ним. Даже пусть это кафе будет, черт возьми, дерьмовое, или людей там не будет красивых, даже не будет в дорогих пиджаках и начищенных ботинках. А тебе классно. Тебе хорошо. И, возможно, в этот момент ты ощутила счастье, или чувство, похожее на него. Но главное – тебе хорошо. А если хорошо ему, так это ж, наверно, счастье. А ты купила себе эту пиццу, горячую, и сыр тянется ниточками. Но ты хотела купить себе ощущение тепла, ощущение того, что ты сидишь здесь с кем-то, жуёшь эту пиццу и происходит какой-то разговор. О мелочах. Но он ведь важный для тебя. И для него. Или нет разговора. И вы просто молчите. Вы всё понимаете, что происходит между вами, что было, что есть, и что будет, и молчите. И ты знаешь, что тебе не нужно беспокоиться о том, что за окном дождь, или как завоевать его. С ним зонтик, а дальше вы поедите по гладкой мокрой дороге, но будет тепло и безопасно. И даже руки перестанут мёрзнуть. А завоёвывать его не надо. Он всё знает про тебя, и такая ты ему нужна. Тебе не надо ему что-то доказывать.
Или девушка какая-то. И подарят ей букет. И она будет нюхать этот букет белых роз, роз из дорогого цветочного бутика. И считать их. Чтобы рассказать своим подругам. А потом сходит к ювелиру и покажет кольцо с каким-нибудь драгоценным. И пойдёт к подругам. Чтобы рассказать. Ну, подруги послушают. Кому-то будет смешно, кто-то искренне обнимет, а кто-то начнёт мечтать («хотя бы полудрагоценный»). И у неё, у этой девушки с драгоценным наступит радость, которую она обзовёт счастьем или любовью. Любовь?.. Любовь!.. Наверно, это слово чаще всего встречается во всяких книгах, в пошлых фильмах, в ответах на все вопросы. Но это не слово. Это колики в животе. Это мурашки.
 Вот, например, едешь по КМ1. Смотришь – солнце и по аллеям солнечные зайчики прыг-прыг. А ты едешь мимо, и через минут двадцать будешь дома, завалишься на кровать. Но хочется сесть на старую лавочку, прижаться к Нему, и вдыхать прозрачный осенний воздух, когда под пиджаком африканский прогноз. И хочется, чтобы этот прогноз остался и на этот вечер, и на всю ночь, и так до бесконечности. Или пойти в какое-нибудь место, где поят чаем, хотя бы недорогим, и кресла, или диваны. Лучше диваны. И вот так сидеть, взявшись за руки. Прижаться к сильному его плечу, может, смотреть в его глаза с шутливыми морщинками. И пить горячий чай, который с малиной или мятой, сексуальный чай. А дальше? А, впрочем, дальше всё понятно.
Ты называешь его «родной». И это не просто слово. Оно так и есть. А он тоже пару раз назовёт тебя «родной», что-то спрашивая. И для него это не будет слово из шести букв. Ты знаешь – вы не чужие друг другу, и тебе спокойно. Льёт дождь. Просто хорошо. Просто не надо никому и ничего доказывать. А потом вы поедите кто куда. А ты не перестанешь быть родной. И так он назовёт тебя, находясь в толпе коллег или совсем посторонних людей только потому, что так оно и есть. И это так естественно будет звучать, как будто так было всю вашу жизнь. И от этого хорошо. И тепло. И дождь закончиться. Пойдёт снег, но Вам будет всё равно.
А есть и другое. Их миллиарды. Ну, зима, например. И холодно. И снег хлопьями, и минус двадцать, или даже минус двадцать пять. Бр-р-р. Идёт мужчина (или пока ещё «птенчик»). Холодно. Через квартал – остановка. Но маршруток нет. Середина – конец 90-х, провинция, раннее утро. Ну, нет маршруток. Мороз потрескивает, а пальчики на ногах не чувствует. А тут она, долгожданн-нн-а-а-я. И стёкла все в чудесных рисунках. А «птенчик»  влезает в неё, усаживается, и рядом, в окошке, его дыхание открывает реальность.