-Сынок, всю жизнь ты мне испоганил! ни одного дня нормально не жила!- говорит высохшая старушка, протягивая смятую десятку потрепанному, заросшему до макушки седой щетиной деду. "Сынок", пытаясь собрать в кучу пропитые мозги, выхватывает бумажку заскорузлыми пальцами, замахиваясь на мать. Засаленные штаны, висящие на нем и каким-то чудом держась на хилом теле, расстегнуты, из прорехи торчит клочок портков.
Дед, нахлобучив побитую молью шапку набекрень, делает шаг вправо, почти падая влево, ругается, удивляясь, что это с ним. Старушка в сердцах плюет, прижимая кошелку к себе, крепко сжав пальцы на перемотанных изолентой ручках. В кошелке сидит петух. Он деловито квохчет, озорно встряхивая гребешком и посматривая на старушку.
-Голубь мой!- ласково шепчет она, поглаживая петуха по блестящим перышкам.
«Голубь» начинает еще усерднее квохтать, раскрывая клюв и закатывая глаза.
-Че ты! ссссстарая дрянь! десятку мне дала! что я на нее куплю? дай денег!- дед подходит к старушке, даже не представляя, как выглядит со стороны его прикид, да и он сам. Старушка испуганно смотрит на "чадо", хлопая глазами.
-Че зенки лупишь? козззза драная! - вскидывается дед, пытаясь сосредоточить хоть на чем-нибудь мутный взор. Роняет шапку с головы, пытается поднять ее с земли, падает сам, разбивая лицо.
-о, деда колбасит!- анализируя происходящее, смеясь произносят молодые люди. Старушка расплакалась. Из ее глаз текут горькие слезы. Она всхлипывает, прижимая изумленного петуха к груди. Тот тихо квохчет, проникаясь сочувствием к измученной тяжелой жизнью старушке, рассказывая ей о чем-то своем, птичьем.