Мила легко сбежала по темной деревянной лестнице, а перед дверью остановилась. Ноги вдруг стали слабыми и предательски задрожали. Она положила ладонь на шершавое от старой краски дерево двери и легонько надавила. «Ну, ничего, ничего, подумаешь — туда, да обратно». Но рука не слушалась. Тогда Мила зажмурила глаза, спрятала губы в пуховый платок и подышала в теплую, мягкую ткань. Стало спокойнее. Она уже совсем было решилась, как дверь вдруг распахнулась сама собой и Мила вывалилась прямо в чьи-то руки.
— Ох, ты черт! — Сдавлено выдохнули ей в макушку.
— Извините, — прошептала Мила, открыла глаза и отстранилась.
— Напугала как! — Мужчина, взял ее за плечи и посмотрел в лицо. — А, это ты? Так вы разве не съехали еще?
— Нет еще, — у нее как будто голос пропал.
— Так а что ж вы? Дом вот-вот снесут. Одни, что ли, остались?
— Я не знаю. Наверное одни…
— А дед как? Дома?
— Болеет. Пустите, — Мила повела плечами, и ее отпустили.
— А нам квартиру уже дали. Хорошую. А я вот решил зайти. Тянет. — Заявил мужчина, пряча руки в карманы пальто.
— Я пойду, мне надо. Извините, — она ловко обогнула его и пошла прочь, путаясь ногами в свежем снегу.
«Какого черта он тут? Ну и пусть».
Мила вдруг осознала, что она на улице. И что она уже отошла от дома. Осталось совсем ничего.
Ранний зимний вечер уже зажег фонари, и снег был не белым, а рыжеватым. Он негромко поскрипывал под ногами, на него ложились тени деревьев, Мила шла по ним, прижимая теплый платок к подбородку, и ей казалось, что скрипит не снег, а эти тени. Нечищеная дорожка вдоль пустых деревянных домов, потом шоссе с автомобилями, потом перейти его, потом зайти в магазин и тем же путем назад. Всего-то.
— И никого тут нет, — сказала она себе тихо. Тревога нарастала. — И не будет.
В магазине была небольшая очередь, и прежде чем пройти в него, Мила быстро, одним взглядом, окинула ее всю. Знакомых лиц она не увидела и, опустив глаза, встала в конце. В помещении ей было спокойнее, но платок она не отпускала, и, когда подошла ее очередь, продавщица, не расслышав, переспросила. Тогда Мила отпустила платок.
— Мне хлеба и молока. Еще колбасы, вон той. И консервов с рыбой. И сигарет. Вон тех, в красной пачке. — На продавщицу она не смотрела.
— С какой рыбой-то консервов?
— В масле. С любой.
— В масле… — Проворчала продавщица и щелкнула о прилавок банкой. — Все?
— А курица у вас есть? — Мила несмело подняла глаза.
— Цыплята. Мороженные. Надо?
— Надо. А еще, скажите, конфет…
— Каких?
— А «Рыжик» у вас есть? — Расхрабрилась Мила.
— Слышь, девушка, — донеслось сзади, — ну ты скоро уже?
Мила обернулась — там стоял какой-то парень в яркой оранжевой куртке. Он нетерпеливо постукивал ребром приготовленной купюры по прилавку. Он точно знал, что ему надо купить.
— «Рыжика» нет, — сказала продавщица. — Вон «Метеорит» возьмите.
— Я не люблю… — Начала было Мила, да осеклась. — Не надо. Все тогда.
Расплатившись и кое-как засунув покупки в пакет, она схватилась за свой платок и пошла к выходу.
— Пива! — громко сказали сзади. — Шесть!..
Какого пива, она не расслышала, потому что уже вышла за дверь, кого-то снаружи задев. Помня о том, что через платок ее не слышно, Мила отпустила руку, подняла лицо, встретившись глазами с задетым дверью человеком, прошептала: «Извините», — и пошла прочь. У магазина была целая компания. Веселая.
Когда она подошла к шоссе и остановилась на переходе, ожидая зеленого, ее окликнули. Она не обернулась. Зеленый все не загорался. Колени предательски задрожали, а в груди забухало так, что потемнело в глазах. «Пусть он, наконец, уже будет зеленый»…
— Камилла! Это ты? — Ее развернули за плечо. — Камилла?
Девушка в черной блестящей куртке, удивленно заглядывала в лицо.
— Эй! Сюда давайте! — Обернулась она к магазину и помахала рукой.
Давешняя компания, разбиравшая у давешней оранжевой куртки бутылки с пивом, помахала в ответ и направилась к переходу. Мила совершенно оцепенела.
— Камилла! Ну это же ты! — Девушка не отпускала плечо и радостно улыбалась. — Где столько времени…
Все произошло в одно мгновение. Сначала боковым зрением Мила увидела, как зажегся зеленый, потом быстрым и точным взглядом определила расстояние до приближающейся компании, одновременно узнавая каждого, всех, кроме оранжевой куртки, потом посмотрела девушке прямо в глаза и неожиданно жестко сказала:
— Да. Это я. Белка, руку убери и ничего не говори мне, ладно?
Повернулась и твердо пошла через дорогу на мигавший уже зеленый свет. Опешившая Белка еще продолжала пусто улыбаться, когда вся компания подошла к ней. На переходе зажегся красный.
— Чего такое, Белка, а? — спросили ее и сунули в руки бутылку пива.
— Представьте себе, это Камилла…
— Где? — Спросили ее.
— Вон, — показала Белка на удаляющуюся уже от шоссе спину в старом драповом пальто.
— Камилла? А что она как странно одета? Камилла?
— А кто такая Камилла? — спросила оранжевая куртка.
— Ди-джей из «Лайзы». Мы ее не видели года два. — Ответила Белка.
— Откуда-откуда? — Удивилась куртка. — Она?!
Мила почти бежала, спотыкаясь о тени этих дурацких веток. Пакет с продуктами и красной пачкой сигарет бил по коленям, но она не чувствовала, только по звуку понимала, что бьет. Пальцы, держащие платок у подбородка, свело судорогой, которая начиналась где-то в центре ладони и холодным комом сидела там, не отпуская. Слез не было. Была гулкая дрожащая пустота внутри, во всем теле, ставшим как оболочка, да темное, невидимое за светом фонарей, зимнее небо. И деревянные расселенные дома. В самом центре города.
Она вдавила дверь плечом. Она споткнулась на лестнице и упала, больно ударившись коленкой и мороженным цыпленком о жесткое дерево ступеней. А потом она поднималась и бежала вверх, до самой квартиры, так и не сумев разжать пальцы. А потом она билась в дверь своим пустым телом, вся плотность которого была сосредоточена в холодном комке на ее ладони. А потом… А потом…
— Мила, — сказал дед, — пусти руку. Мила, девочка, разожми пальцы, ты что?
Она стояла в прихожей, прислонившись к стене и зажмурив глаза. Испуганный дед, замотанный в шарф, тревожно заглядывал в белое лицо и пытался отнять ее руку от платка. Он звал ее, уговаривал, гладил по голове. И когда в нее понемногу стало втекать тепло дома, Мила открыла глаза и совершенно нормальным голосом сказала:
— Вот видишь? Я же говорила, что ничего страшного? Пошла и сходила. А ты не пускал.
— Мила! Ты только посмотри на себя!
— А что? Это я на лестнице упала. Там темно. Я купила тебе сигарет. Красных? — Она протянула ему пакет.
— Красных, — растерянно произнес дед, принимая пакет.
Тогда Мила отпустила платок и спрятала руку за спину. Потом стала медленно разминать холодный ком, прогоняя судорогу.