39

Букет 06г из серии "Памяти Ван Гога-2"

***

ПисАть на улице так же трудно, как и пИсать, поэтому перебираю варианты: «сделать вид, что заинтересовали рекламы? Но что можно списывать с рекламы? Хотя там, конечно, факс и телефоны. Но это же жалюзи – смеетесь?! И для покупки пива не нужны никакие телефоны…»

Так часто: последовательность есть, но не открыта логика. Есть только Африка и не построена Америка…

И регулярно в жизни встречаются узкие проходы – нужна  готовность и к ходьбе боком, и способность в нужный момент до малого размера ужиматься…

А квадратные носки ботинок – это всё-таки печать. Смотрят тупорыло, а вот бьют углом в обществе потенциальных сатанистов и, пожалуй, нравоучительно не скажешь, что их просто жизнь еще не обкатала…

«Ладно, что нервничаешь-то?»  - поджав язык и нижнюю губу, самому себе вещаю шепеляво…

Досками полдвери забито, но, тем не менее, она нормальненько закрыта – чтобы вести себя по-свойски с вещью, важно знать конструкцию…

Я на базар, а так пустынно, словно весь город закрыт, какой уж базар и я, как обычно, не в курсе – «спокойно, это психическая атака…»

***

Вспомнил рабство и сразу увидел негра, который обливался потом…

Не надейся, что ты что-то запомнишь, что ты что-то поймешь,  что ты будешь знаком более 10 лет со своими знакомыми. Не надейся, что ты запомнишь просмотренный фильм,  что ты что-то поймешь из просмотренной книги, что ты будешь здороваться с теми, с кем сейчас почти каждый день балаболишь…

В первый момент  закрыл глаза – настолько я был без сил, хотя мне не хотелось это слушать. Что можно возразить? – настолько придавило…

Смотреть упорно, хмуро… – и так до старости. Я буду стариком колючим.

В первый раз желчь и кислота надолго подкатила. А ведь и всю жизнь люди кислыми бывают. В лучшем случае теперь сделаю коктейль. Вроде и так был кисло-сладкий. Шарахаться будут, словно я им кислое пиво подношу. Конское, панковское пойло…

***

Евреи и арабы – зеркальное отражение друг друга.

Или арабы – это «народ» еврейский, тогда как евреи –  его руководители...

С математической точностью можно доказать, что каждый стреляет только по себе и народ тем хуже, чем больше его армия…

***

Разговор с другим – общение, с собой – одиночество…

А они плохо выглядят только потому, что не состоялись как большие  писатели…

Неровны стройбазы квадраты и, конечно, покрас… - нестрого так…

Зачем реки текут? – земля намокла…

Все строители, да? Нет, надо снести все дома, которые сносятся…

***

Все: «дай мне своё одеяние!» – и он каждому дает, но они у него не кончаются – одежда, как кожа внутри вырабатывается…

*** в кофте №18. Тоже носит одежду, но вместо нижнего белья, у него всегда одно и то же красное трико, а вся остальная одежда пронумерована, чтобы знать, который это экземпляр. 18-ая кофта в жизни *** – они не исправили его, не изменили его красное трико…

***

Да, ссут не в сортире, хотя он и рядом – что редкость (как и то, что хорошо автобусы ходят!) - но ведь у стены (за стеною как раз те автобусы), т.е. тут еще много вниз  ступеней…. Не в автобусе же. Не в карман. Хотя, подумаешь, мокрый карман – всё это еще вовсе не страшно…

«У стариков отымем всё, что отнимется  у них. Та-ак, зажигалка. Смотри, смотри бабусь, высматривай, чего опять отвлекся…. Та-ак, ребят, в этом сарае есть лопаты – годятся для бабусь…»

***


После моей смерти выжмите в ведро всю кровь из меня и вылейте ее… хотя бы и в унитаз, если вам совсем наплевать на меня, но так, чтобы получилась воронка из крови, потому что меня сгубила воронка, вроде той, что образуется в песочных часах…

Голая, голая земля и всюду легкий, легкий дым. И по колено в этом дыму фигуры стариков и молодцев. Жить без строений, по колено в легком дыму. Он вместо черных и даже красных сапог. Вот, догадались делать ярко-красные сапоги, но тогда на всех напали черные платки. Только в парикмахерских могли их развязать – столько узлов наворочено…


***

Реклама –  когда мало написано, а текст –  когда  написано много. Не запоминается, когда много написано, но понимается, когда не мало написано. Но кем понимается? Кем-то таким, кто, понимая, не запоминает, так что непонятно, зачем понимает. Лучше бы показал нам танец на балконе или сделал физзарядку в окне,  а так я популярно тебе объясняю, что всё это только реклама…

***

Адам с Евой ничего, кроме ебли не знали, но тут им про рай показали кино…

Наши менты за работой: проверяют мясо в морозильниках – не человечье ли?

***

Один так сторожил: стоял и дрожал – и в результате ничему не научился, ослабел и не смог защитить то, что так сторожил, а второй был мобилен в делах и такими друзьями оброс, что его, конечно, не тронули, так что и сторожить-то ему незачем, хотя вопрос «не нанял ли он кого?» для пущей надежности всё-таки держится в тайне…

***

Прежде, чем сказать это слово, я должен куснуть яблоко, а это – грушу. Прежде, чем ругаться, я должен поесть супа, а прежде, чем бороться – холодец. Эта музыка слушалась в коричневом и с пирогом… - эта опера не слушается, потому что у меня нет подходящей еды и одежды…

Зашли, закрыли дверь и сели прямо за дверями, чтобы все вопросы обсудить. Поставили цветы, когда стала накаленной обстановка. «Окно, окно откройте!» (пауза) «Все на склад костюмов – переодеваться – все на склад улыбок, хотя бы как двери деревянных, раз резиновые еще не завезли»…

Не хотят, чтобы  писал, не хотят, чтобы звонил, не хотят, чтобы я говорил. Хотят, чтобы при встрече я играл роль бомжа. Ее не играю, но роль писателя уже не получается…


***

«Вот тебе открытка: с днем рожденья!» – «Что там? Небось, пожелание здоровья и добра?!» – «А я уже сама не помню!» (Там была целая куча подобных пожеланий. Пожелание жизни с открытым забралом – с китчем в левой и правой руке…)


***

Моё лицо, как у всех, вертикально, а, казалось бы, не поболтаешь и не подумаешь на вертикальной стене, лучше напряги слух и зрение, но я нашел на ней выступы и даже пещеру и вот сейчас уже вконец разболтался…

Казалось бы, нельзя заблудиться на лице. Оно открыто и кругом ориентиры. Пойдешь налево и воткнешься в ухо. Мы исходили свои лица во всех направлениях. Убедились, что ничего не прибавить и не убавить, а умножение нам незнакомо в реальности – эта наука еще умозрительна…


***

Поставьте кресла, кресла везде! Пусть будет неудобно ходить. Расходились как сучки и их – вереницей – собаки. Дома я сижу на двух стульях и одном кресле только и, значит, вся остальная мебель или не нужна, или стоит неправильно. В лесу – кресло, во дворе – кресло. Удобное, мягкое кресло, чтоб думать…


***

Держал нож в зубах, потом всё же отпустил его, но так, что он воткнулся… (П.С.: вместо того, чтобы сказать: «не удержался и обругал его – «вырвалось»»)

Занавеска лезла на глаза, как длинные волосы. Не до этого было, такое место досталось. С помощью белых занавесок женщины вечно мозолят глаза…

Спортсмены – супер-уважаемые люди, но к кому они ближе: к картежникам или писателям?

Между двумя парами подушек – щель, и оттуда дуло, но вообще позиция убойная…

Если налево челка, значит, убрал все посторонние соображения, если вниз – ищу, соображаю…

***

Сначала промочил мочой, потом высушил, потом натянул задницей и порвал на полосы и, наконец, понюхал и выкинул: ну и запах!

С пятницы хорошо веселились, но теперь надо прорваться в приличную жизнь. «Давай, первый пошел!» (по общему залу большой и, разумеется, приличной конторы…)

«Нет, я тебе это не говорил. Тебе это не надо помнить. И вообще, забудь себя. Забудь  себя и отойди от меня…»

«Извините, он не смог к вам в гости приехать. У него крышу сносит и он стоит на бревне на ужасном ветру и придерживает ее руками. Понимаете, мысль, что Наполеон и Арлекин – одно и то же, вызвала  ветер…»

«Обними меня, Лена, обними меня! Забудь сейчас, что ты ушла к другому!»

Да, какое тут, блин, положение! Высокое и низкое, как на кардиограмме. Здоровенный мужик с лицом бандита занимается ремонтом драгоценностей, а рядом маленький хмырина часовщик, который к себе побегать меня заставил. Это престижно? Это денежно? Эти проказы дают моральное удовлетворение? Отказываюсь обсуждать эти темы. Я отказываюсь разговаривать с вами…

***

Нахлынуло такое волнение, что мне заложило уши. Я просто ничего не слышал…

Вроде привалился и задремал. Потом смотрю: его нет и на диване привалилось только его откинутое одеяло…

Придавил его, как змею, так, что он весь изогнулся и на меня, наконец, поднял глаза…

***

Я – гораздо более подробный рассказ о человеке. Новая лупа. Характеристика в двух словах – это гордыня. Противоречия – отнюдь не милая небрежность. Недопустимо отталкиваться от жизни человека и строчить романы или петь как соловей…

В полете был катастрофически небрежен, но и падать в океан сначала не желал. Плотик песни, островок романа в океане…

Ах, в песне должно быть женское обаяние и мужской опыт…

Но кого они там внизу купают? Мне показалось, осьминога или маленького динозавра с белой кожей – погодите, сейчас он скрылся в мыльной пене…

***

Член – третья нога. Не стало второй ноги – член заменил и не стало члена.

Но я теперь иду зигзагом и в той части, где уступом тротуар, член спросил: «зачем здесь эстакада?»…

***

Сами игроки за две недели забыли, каким был счет в первом матче и его уже можно сочинять…

В случае потери животного писателя навещает вдохновение и он пишет особо длинные объявления-рассказы…

***

Обычно в столь длинных, т.е. вертикальных, как я, не может сформироваться горизонтально мудрый гном…

Он не дождался от меня приветливости, но ведь совсем недавно мне прищемили яйца…

Удивлялся, что они так плохо ели – хотя они скрывали свой неважный аппетит – а ведь  мой плохонький рис в открытую лежал у них на беленькой тарелке… (П.С.: да, у авангардистов на постмодерн неважный аппетит; да, занимаясь новациями, плохонького никогда не удастся избежать; да, их беленькое несъедобно и годится только в качестве тарелки…)

Ему всё еще везет и он успел в последний момент: сначала задержал дверь, потом протиснулся между койкой и дверью. Словно так и надо, улегся, удобно устроился, везунчик, пацан, легкомысленный парнишка…

Если попадал, то оказывалось, что это кирпич, если нет – бомба…

«Где мой муж?» – «Да не волнуйся ты, сестричка» – улыбаясь, ответил другой больной, но он был похож на такого зэка, что и перед казнью вряд ли способен волноваться. (Быстро прошла по коридору. Так и есть: муж был никакой, лежал, отвернувшись к стене…) 

***

Язык – это тот кусок мяса, который выставила наша душа. Выставила потому, что вынуждают быть материалисткой. Но даже мясо души к речи способно: она вся – звуки и речь, тогда как материя – это, скорее, картины…

В этом кино сплошные разговоры в комнатах и со временем я с ужасом начинаю чувствовать, что на самом-то деле человеческие лица очень похожи на жопы, только там, наверху эти уроды проснулись и неким лукавым волнением тронуты…

***

Отказываюсь вниз головой нырять: «той головой, которой думают, нельзя в футбол играть!»…

Ладно, пиши слова не на сердце, а на левой груди: сердце же потряхивает левую грудь и слова с нее всё равно потихоньку вовнутрь проникают…

***

«Батюшка Достоевский, не велели вы людям свои головы пригнуть, вот им башки и поотрубало! – потому что планку и вы достаточно не подняли, хотя и обещали. И нельзя в одни руки больше одного человека выдавать. Набрали много, вот и покусаны пальцы у вас, вот и грыжа, вот и припадки…»

И в эти яркие солнечные дни  меня тянуло в сон –  и я спал, подчиняясь своей самой последней теории и прерываясь только для того, чтобы сделать кое-какие необходимые дела. Например, по телефону постороннему человеку надо было объяснить ситуацию –  справился легко, этому, из-за снов моих,  удивляясь…

***

Тут она слегка наклонилась ко мне и красным языком провела по крашеным, красно-синим губам…

Без десяти шесть я правильно крикнул в их темноту – он там действительно заснул на посту. С благодарностью  мельком взглянув на меня, он теперь вовремя выдаст команду…

«А это кто присутствует на нашем заседании. Он не знаком мне» – «Это писатель; мы не имеем права его не пускать» – «Что ж, пусть попробует разобраться в наших не самых обычных речах…»

Всего правдоподобными выглядели десять причин и я их раздал так, как раздают на елке подарки. Можете с ними в прятки играть и дурашку, который вам вопросы задаст, очень правдоподобно обманывать…

Кого-то придавило и мы сбоку налегли,  груз пытаясь приподнять. Не удалось, но тут еще и девушки на помощь прибежали – наверное, с криком, потому что я вдруг понял, что женщину, выходит, придавило…

«Разослали ли мы циркуляры? Разослали» – «Откликнулись ли мы на циркуляры? Нет, еще не откликнулись» – «Так, говорите, именно эти важны циркуляры?» - «Все циркуляры до мужиков добраться хотят. Пьют мужики, в избушках вповалку лежат, грязь, нищета, теснота, беспорядок. Но ведь пашет мужик, и так из сил выбивается, что падает и уже лошадь тащит его  вместе с плугом и он рыхлит землю только волочащимися ногами своими…»

***

Этот дом как комбинация: его постоянно переустанавливают. Взяли, например, и состригли 9 этажей из 10 – кто-то из жильцов пожелал жить на одноэтажном ранчо. Потом на 4-ом грузин балконы пожелал. И это только в сегодняшнем меню…

«С такими жильцами можно жить, если только сказки пишутся, а сказки пишутся, если только суставы  движутся. Если всё неподвижно, то все бабы - если хотя бы на штык лопаты копнуть - как одна баба, а все мужики - как один мужик (ну, максимум, два-три) - и вместо сказки уже выходит только анекдот…»

***

Любил – но с тем большим жаром насиловал. Вот, понимаешь, загадка природы…

Конечно, она человек стеснительный, но стесняется сказать  не то, что любит тебя, а всё-таки то, что на тебя ей наплевать. Да и за что любить тебя, суку, если не заглядывать в книги…

Впрочем, и творчество кончилось уже -  и началась чесотка. Дошел до дна, до тела. По благородным мотивам забытого и не помытого тела…

Завел бы себе, что ли, какой-нибудь субботний ритуал. Раз каждый теперь  -  Христос, то уж тем более -  Моисей…

Кстати, летучие насекомые – это самолеты, которые измельчали при попытке приземления. Если же приземление всё же удается, то всё равно уже никто из самолета не выходит и от нетерпения у тебя начинается чесотка…

Это лишь тени моих прежних работ. Или ты скажи эту сакраментальную фразу, она тебе подойдет. - «Это были  лишь тени его прежних работ». Подумаешь, тени. Преспокойно наступаю на тени. Привык к врагам, но не к теням – что ж, теперь всё будет по-другому, серятина сплошная. Хотя и неприятно исчезать в тенях, пожимать кому-то там руку, видеть яркий кусок, авангардом торчащий из тени. И в шахматы друг с другом играют тени. И в колокола на колокольне бьют. А что трамваями по маршруту ездят, доказано давно. И  где-то в тени зазвенело, но с помощью света я не стану делать ей хирургическую операцию ради монеты. И спросить можно только про асфальт и про землю у собственной тени. Иногда, правда, про дерево или  лужу, или  другого человека – или про  их тени, черные тени…

А потом там посветлело, а в этой части неба началось обычное затмение. Что ж, мы все перелетели туда и снова организовали праздник. Небо постоянно мерцает и мы летаем, строим воздушные замки и пьем воздушные вина… - и делаем вид, что лично в каждом нет затемнений, и что никому не хочется спать… (достаточно с нас и этого сна, трудоемкого и дорогостоящего заменителя)

А у баб теперь не внизу, а в башке вижу дыру. Они так безмятежно тупы, потому что все только внизу у них дыру прозревают. Всех баб – в дурдом! Там, кстати, как раз процветает онанизм и плох уход за прочими больными…

Я уже лысый, но еще там-сям на полу попадаются волосы, которые с меня выпадали. Их, в частности, можно опознать по длине – с учетом того, что длинноволосых девушек и при жизни шевелюры моей поблизости отродясь не бывало…

***

Взобрался на вершину – куда все подношения и тащат. Рябчики, женщины в шелках и из отборных сказок вина, хотя тащить и неудобно в гору. Однако, трудно не подозревать в птичках дьявола, раз над вершиной регулярно проносится некий куб безразличного серого цвета, в котором трудно не подозревать Бога…

***

Дверной крючок из железа есть (устарелый, кстати), а букв нет – на самом деле, это несправедливость. Как же людям, к железу привычным,  захочется писать – а после и думать над написанным мозговыми магнитными опилками – если слова пока – это такое маранье, которое  стоит только на словесный же крючок запирать…

***

Волосы – это проводки, но они как солома, пока приборы из них не построены…

Тут сон мне подсунули – хоккей какой-то. Я сам усталый был, вот и поехал, поддался…

***

Раз космос пуст, значит это атеистическое пространство. И какое оно могучее! И атеизм не кончится, пока везде там не будет рай и сад…

В атеистическом рвении они уже детишек пичкают  формулами из каких-то наук. Детишкам еще крепкой табуретки не понять и не сделать, а им уже толкуют об устройстве Вселенной. В итоге, они повисают в пространстве, светят как звезды с панелей приборов и нисколько не греют…

Гляжу на космос и думаю о том, что, в отличие от Христа, воскресшего на третий день, мы-то и через тысячи лет не воскресли. А ведь, быть может, и три дня, и пять лет мы всё-таки ждем чего-то подобного, потому что, как ни глуп, уж слишком навсегда исчез человек…

***

Каратэ обучается человек, которому лягнуть другого ничего не стоит… Раз лягаться хочется, то надо научиться делать это качественно…

А она говорить научилась качественно – и намеки как молнии летают, и лишними словами она себе дыхалку не сбивает…. Нет, очень точны ее движенья языка…

***

Для головы и духа ночью день, в темноте свет. Мне ночь продумать такое же наслаждение как крысе – пролазить и что-то там тихонечко погрызть. Мол, где же там основное добро-то припрятано…

***

Яркие воспоминания и видения так многочисленны, что конкурируют с реальностью: «это было в действительности или же я вспомнил видение?».

«Я всё помню, но не настолько, чтобы это помешало мне жить дальше» (жить в воспоминаниях дальше).

Стоим друг напротив друга (допустим, на пляже и вокруг о чем-то гомонит толпа) и тревожно вопрошаем: «ты где? А ты где? Давай, не будем закрывать глаза на то, что ты не знаешь, где я, а я не знаю, ты где…»

***

«Хирург: «готовность к операции по возвращению больного в норму» – натягивает резиновые перчатки.

Художник: «готовность к превращению нормы в чудо» – готовит краски, кисти.

Нужно ли столько стараний ради нормы, можно ли столько верить в чудо? Только больные верят в чудо и только от больных недалеко оно?..

***

 Опять пакет в такт моим шагам  мотается – и походка сразу становится безмятежна, созерцательна, солидна. Почти как с супругой? Нет, там сравнительно умный, а здесь совсем дурак. От везенья глупеешь, а везенье – это попадание в такт…

***

Евреев всё время на грязь тянет – по крайней мере, в литературе даже таких, как Бродский. Не успел его пьесу открыть, как сразу на «****орванцев» наткнулся. Может, это комплекс неполноценности тех, кто еще Богом был отнесен к интеллигенции, ну и, конечно, немало потерял из-за этого в материальном смысле? И меня – мягчайшего – поэтому же на грубости и резкости тянет. Бравируем – хотя уже и лысеем и стрижемся под лысого…


***

Все эти могучие армии со временем вымрут как мамонты, потому что бессильны  против партизанской войны, пропагандой, огромной, как динозавры, обозванной теперь «терроризмом». После неправедного убийства честный человек должен кончать самоубийством – и в любом случае уже не жить, а в монастыре разбираться в праведности…

Что, будет сплошная армия и «бандитизм на дорогах»?! Вот суки, ради того, чтобы на диванах лежать и прибабахнутых сучек ****ь, они готовы и из танков стрелять - а потом, хотя и не сюсюкая уже, отводят деток в  садик…

***

Курица не думает, потому что если бы  стала думать, научилась летать, чтобы на край кастрюли взлетать и ноги мыть, и гадить в нашем уже, видимо, последнем в эту эру супе….

Но природа не дала ей достаточных приспособлений для бунта. Если рабам было нечего терять, кроме цепей и нечего брать ручищами, кроме автомата, то курица, если и сбежит, партизанить не сумеет и ее обязательно загрызут  бродячие кошки и  собаки…

Забурлил суп, потому что задумалась курица в супе. Закипел суп, потому что горит мщением убитая курица. Для надежности проглотим…


***

Люди придумали Бога, а деревья – человека. Лес – когда-то это были народы. Просто такова эволюция. От сплошных парадоксов немеешь, чувствуешь беспомощность, деревенеешь. Или набираешься мужества и деревенеешь. Или набираешься безмятежности и живешь как трава. БГ в этом смысле деревянная веха…

В конце своей эры, вымирать не желая, люди Богу молились, все свои руки вздымая – их много больше двух оказалось, просто занимаясь неприглядными своими делишками, многие, как крысы, в карманах и штанах, в основном, ошивались – но это их не спасло, и даже напротив, гибель ускорило…

Да, вот иду  по полю и вижу, как на опушке деревья волнуются, не желая, чтобы моё я деревянное признавалось в том, кто же создал человека. Они же бумагу гонят из нашего брата. Нас держат за мебель. Заставляют стеной нас стоять и забором, а что сторожить? – молитвы в домах – потому что это эра стеснительных – да, по сути, пустые участки…

Или же деревья придумали  слонов и прочих зверей (трава – муравьев и жуков), а Бог – всё-таки человека. Посмотрел Он как эти нелепые деревья и травы орудуют и сдуру тоже поучаствовал, создал вершину бреда – человека…

***

Моя голова –  салон, а мои мысли –  умные люди, которые любят в нем поболтать. Совсем не желают сегодня его закрывать, а ведь всё же при салоне есть и вахтер, который, получая ничтожные деньги, желает хотя бы поспать. Да, пока хотя бы кто-то получает ничтожные деньги, надо салон закрывать. Плюс слезинка моего глаза-ребенка – то, что в будущем веке над ней будет рыдать каждый Федор, уже в прошлом гениально предсказал Достоевский…

***

В уют не верим, в сон тоже – такой вот атеизм. Большой самолет – только транспортное средство, а вот маленькая пуля – уже орудие убийства – где уж тут спать? Я не бог только потому, что мне собственная моя мысль неподвластна. А ведь, казалось бы, это только внешним не вдруг-то можно управлять. К примеру, сколько я физрой не занимался, а  силы себе так и  не прибавил. Сидя за компьютером, вообще забыл как надо телом управлять. Потом всё же вспомнил навык из далекого детства и двинулся по трассе, проложенной самолетом и пулей, но тут же сбоила, тормознулась и пошла на посадку картинка…

***

«Ну что, говоришь?» – «Говорю, гоню ботву, чтобы место не заняли. Раньше только она говорила. Я и сейчас возразить не смею, жду, когда она мои тексты прочесть удосужится, но уже гоню ботву» – «Именно ботва для такой коровы самое милое дело» - «Вынужден производить траву и этим так оскорблен, что в отместку потом корову пастись  на нее не пускаю…»

Подмаслил человека, поджарил и съел. Надоело. Надо бы без масла их жарить и сжечь, но испортишь сковороду и черную золу не развеешь без ветру…

Рисование абстракций – свидетельство не только падения, но и удара о дно. После этого удара человек снова поднимается на поверхность, но перерождается в дьяволенка и человека искусственного – или «человека искусства», как, безбожно тщеславясь, они говорят…

Многие студенты – добрые молокососы; даже менты в своих учебках. Казалось бы, вновь поднимается солнце, чуть ли не всей стране суля светлое будущее, но потом они побудут пешками - да не на шахматной доске, установленной в греческом зале, а в самой настоящей параше, где тебя своими руками лапает каждая задница – и начнут озлобляться, боевого духа набираться, в сволочей превращаться и делать в стране той карьеру…

***


Там  вместо «маргарина» «марг» говорят. Может, это уж слишком, но вообще идея ясна: все слова надо сократить до той степени, на которой еще различима их индивидуальность. Нет, уже неразличима, но еще восстановима… «Короткая стрижка! Ишь, расселись, бородатые! У них у всех какава в постель в окончании. Даже «Бога» выдумали – словечко, которому молятся…»

Я, скорее, бешен теперь, чем романтичен. Если с умом, то бешенство, конечно, никак не уступит романтике. Напишу сначала плохую книгу, потом силом ее протолкну, физически убивая конкурентов-писателей, а потом уже хорошо опишу свое силовое воздействие и этим еще и морально их всех доконаю…


***

 Вон, мужику семечки требуются каждую секунду – это ему маленький-маленький Бог требуется каждую секунду…

Роман с судьей (красавица-блондинка)? Я-то люблю безумие, но любит ли безумие судья…

Калитка песню поет на ветру – а как иначе, если ты на свободе и в безделье…

***

Люди увлеклись не чернухой, а новизной – ведь такой музыки, таких картин и текстов еще не было. А новизна – явление временное. Чернуху уже сменили компьютерные эффекты –  приторно сладкие!

Каждый раз думают, что обнаружили что-то совершенное и безграничное, но изъяны и границы потом обнаруживаются. Это как с женой: сначала любовь, потом быт, где основой является мужество, и, наконец, развод. Надоедает быть мужественным – мол, что это за материя такая?! Ну, насупился мужик – и это хорошо?!

***

Только что бил другого и потому, рикошетом, особенно зло размышлял о себе. Это мне на руку (хотя она и болит после удара): благодушие – главный порок непризнанных даже писателей (признанные заведомо безнадежны: и я не исключение – я явно не готов к признанию…)

Вопит тот, кто заведомо не стреляет. Вот меня окатила водой из лужи глупая черная «Волга» и я принялся вопить (дословно: «еб твою мать! сука, ****ь!»; кстати, рядом проходили две девушки и они только визжали), но если бы у меня в сумке был не только кефирчик и мамины блинчики с мясом, а дуло с глушителем, то разве я стал бы вопить? Сидел бы он у меня в луже с простреленной ногой, сука проклятая…

***

Все хоккеисты передвигались, как полагается, с шайбой, а он вышел – с колпаком, на глаза надвинутым. Может, это клоун и он пересмотрел хоккея…

Смонтировал один хоккей с другим: на этом канале посмотрел 5 минут, на другом 15. Канадский хоккей интересен, наш – как и фильмы – убог, но выключил оба – довольно. Теперь не нахлобучен нисколько. И всё это в комплексе с разговорами, книгами,  а также делами, по крайней мере, писательством – да, одно моё дело вам видно, мои дорогие во время хоккейного матча читатели…

***

Две подушки налево, две подушки направо. Пусть налево будет Россия, а направо – Америка. В темноте лицо постоянно мигрирует. Лишь в самолете проношусь над Европой. Спим обычно в Америке. С двойным дном все России, Америки. А иначе откуда была бы такая политика, когда есть ГБ и в президентах как раз человек из ГБ, но он социалист и на лыжах…

***

За полчаса, наверное, раз пятьдесят пришлось отвергнуть свои собственные мысли. Я туда не пойду. И кто с такой частотой подсовывает неверные эти решения?…

Во мне что-то агонизирует, но раз в целом я чувствую себя хорошо и лучше, чем прежде, значит, быть посему. Многие поумирают, раз я по-прежнему ни в чем не добиваюсь успеха…

У меня 1001 неудача – доверял даже евреям и прочим людишкам с амбициями, что всегда гиблое дело – но судя по физиономиям любой 1000 прохожих, у них этого добра, по меньшей мере, на порядок больше…

***

Пахло мочой и соленой рыбой, причем на дороге…

Магнитофон замолк и я прислушался к телевизору, говорившему из дальней комнаты…


***

Интересовать должен не сюжет, а вопрос, чем данный писатель занимается за кадром. В последнее время я описываю подсознание писателя в тот самый момент, когда он пишет книги сознания. Там всё иначе! Но должно быть интересно и действие - так сказать, над-сознание…

Действие нельзя описать без того, чтобы оно не превратилось в сознание? На этот вопрос знает ответ лишь неоткрытая часть моего подсознания…

Там вповалку спит бригада бойцов. Они работали в ночь и я их не буду будить даже по важному вроде вопросу…

Мог бы и лучше написать, но, понимаете, в этом случае я себе принимался руки целовать. Балансировал между тем, чтобы от отвращения ручку не ломать и чтобы от восхищения руки не лобзать. Я их быстро начинаю потирать. Ведь нет ни дам, ни посторонних. Но в итоге, как Божий день, сера моя литература…

«Пошел, поехал» – обычная литература, но, может быть, это и есть настоящая сказка, потому что на самом деле, раз пишут, они дома сидят. И они не скучны, а только многочисленны. Убить отряд, чтобы, став виднее, расцвел уцелевший единичный человек?! («Ах ты, мозгоклеп, убийца наших сказок…»)

«Всё идет к конфликту, к нарушению моисеевых заповедей, даже к убийству, деваться некуда и мне остается только описать это приближение…» – так мог бы начаться мой новый роман, но, как зритель в кино, мой глуховатый писатель никогда не распознает, стреляю ли я холостыми. В большинстве случаев это очень плохо, но в этом – очень хорошо.

Я – путь муравья, который есть трещина. Я был водой, но потом эта жизнь меня заморозила и в вашей глыбе появилась изысканно тонкая трещина…


***

Приборы в пять этажей, потому что самые продвинутые приборы обслуживает целая куча менее продвинутых, но более надежных и совершенных. И что сделает самый совершенный прибор?!

Да что там, простейшая игрушка нас может насмерть увлечь. Всё-таки не хотим в игре умирать?! Всё-таки дымно в башке?

 Да, все наши машины гадят. Валом валят полезные (но твердые) штуковины, но из труб идет отнюдь не амброзия. Пусть из труб валом валит амброзия, а в штуковинах пусть будет говно запаковано. В такую игрушку лучше уже не играть, лучше по телевизору ее  наблюдать, лучше яркие рекламки на ней прочитать – они как амброзия…

Вообще, проблематично таки сотрудничество технаря и художника. Я раньше был технарь, но, превратившись в художника, для новых технических штук свободное место в башке потерял. А брат, развиваясь технически,  для  пользы художника  влез в Интернет, но после с такой в художественном смысле  ничтожной книжонкой уселся, что я чуть стулом его не убил в гневе внезапном, вот только стул делал технарь или всё же художник…

***

«Почему они худшие?» – «Потому что ведут себя хуже всех. Всегда же есть слабое звено, те, кто ведет себя хуже всех  - и это, как вы понимаете, самая простая математика. А вот почему они ведут себя хуже всех, напротив – самая трудная философия и ее здесь мы затрагивать не будем…»

Стая маленьких самолетиков пролетела почти что перед носом. Размером с птицу. Что-то среднее между фильмом и мыслью. День был ясный, а рядом были песчаные откосы. Уверен, что это не простые  ласточки,  а беззвучные секретные модели…

Перед дверью туда мои пальцы всё-таки стали солены и влажны от пота. Количество исходящего от меня за год страха и пота…

Настоящие уголовники поют. Остались только островки от прежней армии девушек в белых передниках. Битым стеклом режет себе щеку трубач-наркоман. Рядом красоты серьезнее: на струне хочет повеситься первая скрипка. Крашеная обезьяна покорила фортепьяно под к потолку подвешенным гробом с невидным снизу покойником. Вот это музыка!

И сразу сменился мой тон, которым я откровенничал с соседом – мол, готов был публиковаться даже у свиньи, лишь бы у неё дыра для траханья была. На самом деле, запутался, конечно. Беспринципность и секс-озабоченность меня явно подвели (но тут опять краем глаза наблюдаю: два парня катят в студию два черных колеса – «лекарство против трещин в попке»)…

***

Подняв юбки, она бежала прямиком в ловушку и мне пришлось прицелиться и выстрелить ей прямо в ногу…


***

На каждое «да» я тут же находил «нет» – даже на собственное выражение лица – и, в итоге, постоянно дергался, мигал и оставался ни с чем… (П.С.: классика)

В апреле выпал свежий снег – в феврале не выполненная месячная норма – и я не захотел уборкой сдернуть это покрывало. Сидел пред ним и щурился на солнце и не знал еще, что на втором этаже у нас как раз бабуся умерла…

***

Закончилось писаться? – ну и прекрасно: есть еще много занятий и настроений, сейчас не используемых мной. (П.С.: снова классика; двигаюсь по кругу; твержу самые надежные мантры, чтобы выжить)

Вообще, все победы – победы, а все поражения –  рассказанные мною истории. Плюс и писательству моему, и человеческой скромности…

Ни одного нового человека за последний месяц и ни одного нового дела…

«Специализация» – а вот я только за сегодняшний день почувствовал два приступа свободы…

Надо идти, хотя там  дождь, а здесь Интернет. Каждый шаг надо обдумать и разыграть как спектакль. Спектакли без заранее написанной пьесы  будут везде – сегодня, например, на крыльце университета…

«Его надо прикончить, иначе этот подвиг может длиться долго»…

Говорят, помолчи я, сохранил бы силы и, быть может, и выжил…

Говорят, эти любовнички договорились между собой  разговаривать  только на английском. И секс для здоровья, и язык для практики…

Медленно здорово ходить, мир как под лупой видишь, но так могут не только обогнать, но и переехать…

А бокс – это охрана голов, охраняемых каждая двумя самолетами, драконами, пушками…

Эх, отснять бы на пленку  обычный  поход в магазин. Каждый прохожий – своё кино и насладиться им  не успеваешь. Слишком привычная катастрофа. Хотя отвратительные лица и никакого хеппи-энда, но – Реальность…

Вот специализация – радиоэлектроника или воскрешение из мертвых. Железо начинает говорить! Но что оно начинает говорить для них материя вторая. О той же радиоэлектронике покуда говорит, о мире во всем мире, чтобы можно было спокойно заниматься электроникой, хотя много платят, если твоя электроника стреляет и мало, если только говорит…

***

«Камнев делает передачу ближнему» - всего лишь футбол по ТВ, не зэк его ближний и вообще не возлюблен (хотя есть и такое ТВ…)

***

Еще и лично на концерты ходить! Ладно уж фоном и дома. Хотя с девушкой можно всюду гулять, пока жива твоя мечта о счастливой семейной жизни. А так: тысячи людей пишут такие же стихи, снимают такие же фильмы, пишут живопись, музыку…. Машина работает только с подобными деталями. В начале конвейера художник рисует, в конце зритель рассматривает. О личностном творчестве можно говорить только в насмешку. Всё это такой же продукт «цивилизации», как водопровод и канализация…

«Япония, Япония» – чего мне Япония, зачем ехать туда или еще куда-то, если и здесь полно мест, где  еще не бывал. Может, вот в этой конторе Япония, а в той – Саудовская Аравия. Помещения разные, интерьер и прислуга…

Хотя именно в Японии мне было бы всего удобней жить. Чисто и кругом роботы-японцы. Разумеется, жить с деньгами, а не роботом. Они не будут оказывать постороннего воздействия на моё художество, не будут мне мешать. Хотя с другой стороны, мои татары на этих японцев поразительно похожи. Неужели братья…

Не от всех ли этих контор и болезни?..

***

Был ветер и теперь у нас антенна бегает по крыше. Вот шнур повис – значит, опять случилась перебежка. Телевидение хуже показывать не стало, но слегка сменился репертуар: если вчера хорошо показывали 1, 3, 7 и, кажется, 12 каналы, то сегодня уже 2, тот же 3, да и 10 ничего. Я люблю 10 и, по сути, в плюсе…

«Что-то никто не приходит, не звонит – даже друг-алкаш, даже почтальон и газовик» – и я высунулся проверить звонок, который действительно барахлит, как и 90% всех русских изделий, что при глупости и торопливости русских в 50% случаев приводит к разрыву контакта…

***

Неопубликованная рукопись – это произведение не автора, а персонажа. Лично мной именно так всё и было задумано – и только об этой задумке я и хотел бы теперь всем рассказать…

Какие гладкие писатели – всё о ком-то  ведут свои послушные рассказы и никогда не о себе. «Собой интересоваться грех», интересуются другими и, как другие, пишут о других. Хотя я-то знаю, что другие вовсе никому не интересны. Поэтому слегка карикатурен каждый персонаж. Кроме того, за послушание пытаясь больше  отыграться, автор ухмыляется в окошечко на маленьком фото…


***

Баба – кусок живого мяса, что, дрыгаясь, хочет и  хохочет. Секс – два куска живого мяса, в принципе, должны бы породить материальное дитя, но они же знают, что он тоже будет куском мяса…


***

Недолго длилось зачатье, вот ребенок и получился незамысловатым. Или недолго, но замысловато – не расшифровать. А я-то долго зачинал. Хотя тоже не роман. Я уж не знаю, как зачинают романисты. И где они с гандоном пишут, и где спускают, а где резину тянут без гандона, желая удовольствие продлить, дополнительно осмыслить что-то, но что тут осмыслять…

***

«Так спать хотел, что ничего не соображал! Голоден был, вот и взял! Стукнуло в голову и не сообразил!» – ору так и они молчат, хотя  уже рядом их, как косы удлиненные, ножи…


***

В принципе, внесистемными людьми в искусстве сейчас весьма интересуются. Это же экзотика, фольклор. Буряту достаточно быть бурятом, чтобы его со сцены показали, а гуру к нему учиться приезжали. А я тот же бурят, только с обратной стороны – но как бы в бомжи не записали…

Мы   любим не только рисовать помойки, но и смотреть на них, и весной, к примеру, мне нет нужды спешить с уборкой во дворе. А бомжевать, наверное,  так же приятно, как и гурманствовать… «Хозяйство» - миллион вещей, и вот его ты демонстративно оставляешь без надзора…

Из-за огромной стаи машин этот город не красив ни зимой, ни летом…

Для удовольствия белых негры теперь переместились в спортзалы. Конечно, некоторые из них совсем за другие бабки трудятся на этих плантациях, но, негры, что такое бабки…

***

Руку нечаянно на другую сторону согнул. Хотел авангардом заниматься, но по неопытности сразу палку перегнул…

«Ситуация обостряется с каждым часом» – за час, обстругав конец, многие палку заточили…

Голова уже использует подушку-девушку как источник мягкости, но тут к ней еще и руки обратились – как к источнику тепла…


***

Ее можно оплодотворить и соплями. Стараюсь не мусорить и ей на платье воду не лить. А то, когда я однажды плюнул, вырос гомункул. К счастью, он не мог плеваться, жидкость из него вообще никак не выходила. Пожалуй, его надо было ей в качестве пробки и манкурта в это самое место сразу засандалить…

***

Была бы океанская вода пресной, ее бы мигом заселили те же самые суда и были бы сплошные острова. Тогда и бури бы убрались, ведь они воду баламутят, чтобы соль лучше растворить. Еду добывали бы даже с километровых глубин, чего и на земле сделать невозможно. Разводя морепродукты, препятствовали бы излишним дракам их и поеданиям друг друга…

Всех рыб сослали в океан только за то, что они вели себя слишком фантастично. Сослали не люди, конечно, им это не под силу, и, может, тогда  их еще  не было на свете. Были совсем другие существа. Их разум звался музаром, а цивилизация – двойной яицей. Их потом сожгло наше солнце. Оно заявилось, и они не смогли приспособиться, хотя тоже строили ковчеги и рыли шахты, выбрасывая никому не нужный уголь…

За день кит съедает 20 млн. рачков – целую Польшу. Каждый зачем-то шевелил клешнями, моргал и почти что плакал. Кстати, возможно это слезы рыб, а не просто океан. И по человечески солены эти слезы. Немота и без кита не сахар. Наше отчаяние много меньше, вот мы и не можем себе ничего такого отрастить. И не нужно сомневаться, что всякий шевелится только для того, чтобы достигнуть Бога, в этом направлении…

Кальмары живут примерно на глубине 500 метров богатства моего. Там холодно, сурово и их лишь на пару дней в году наверх отпускают поебаться. Сам кальмар – член с щупальцами, его подруга – полый член. Когда член ест или входит в полый член, то дышать начинает жопой. Может, я чего-нибудь не разглядел или напутал, ведь этому учат только на глубинах, где вся механика богатства моего…

Растения пьют воду как и мы, а вот питаются не мясом и травой, а прямиком землей, точнее, чем-то из земли, что – тайна. Причем, ногами; точнее, чем-то на ногах…

И животные едят растения за это. Зачем, мол, жрете землю. Бросьте ее на фиг…


***

По-видимому, в тот период жизнь его была значительна. Я не знаю конкретных причин и связано ли это с тем, что он много ездил или успешно работал или, к примеру, знал каких-то людей. В общем, были события, которые затем прекратились и, живя теперь у меня на виду, он выглядит уже весьма серенько. Словно сначала забежал  вперед, в значительность и взрослость, а сейчас всё же вернулся в пропущенные годы и оказался даже слишком молоденький…

Предрассудок – грань, в которую надо попасть, чтобы его умертвить, а парадокс – грань, в которую самому надо попасть, чтобы себя оживить…

Когда там начинался ослепительный фейерверк, здесь он начинал свой, отвратительный и яростно бил палкой по нечистотам…
А перед машинами – т.е. почти всегда – ходил с железными пластинами. Такой был злой и силовой, что с ним справилось только четыре санитара…


***

Вниз головой я по лицу его не опознал, тем более, что его было в синяках, а на моем заплыло оба глаза. Признаться, я даже не уверен, что именно он висел вниз головой, и его речи в моей голове, а не мои  в его - переворачивались…

Чтобы читать, даже пароходы плавали по строчкам моим, но над уровнем этого моря лишь заглавные буквы мои возвышались – ныряя же, они вниз головой в мой текст погружались…

За первым блюдом обсуждалась первая тема, за вторым – вторая. При этом оба блюда остались нетронутыми…. Всё, я закрываю лавочку и меня не волнует то обстоятельство, что со всем своим содержимым непроданным когда-нибудь она переедет в пока еще не закрытый музей – через пропасть я открываю другую и при этом надеюсь, что для походов в нее в вашем месте окажется она неширокой…

***

Не люблю ходить с грузом и ездить в общественном транспорте. Захожу в транспорт и сам становлюсь грузом. Ставлю сумку на пол, чтобы не быть грузом с грузом, но это мало помогает. Разгрузи свою голову, прежде чем к сумке с ней наклонятся…

***

Расстрелявших обязательно самих за это расстреляют. С более высокой точки зрения. А вершина – это место, откуда последний предпоследних расстрелял. На высших точках всегда меньшие расстреливают более многочисленных в числе. У них уже другое превосходство. С высотой бороться невозможно, если не летаешь. А не летаешь, потому что лишь до поры, до времени в кого-то не стреляешь. Но это было в прошлой жизни, а наши горы трупов еще не кончили расти…

Восток – это слишком сильные жара и угнетение, они там просто-напросто спеклись. После негров, это второе по силе проклятие. Вместо глаз им подарены маслины…

***

В 5 утра ее любить хотелось. Вот пусть и приходит в 5, а в 6 уходит…


***

Как в рекламе, от меня остались лишь ребра, скелет, но на этом каркасе закреплены огромные буквы и мне бы, образуя слова, тоже построится на каком-то обрыве, на крыше…

Я иду и как в лототроне кувыркаются во мне все эти буквы, образуя такое количество слов, что все мои тексты –  всего лишь закономерный  улов рыбака…

Он был совершенен как небоскреб, но внутри его распирали слова и потому уже самостоятельно рос в высоту небоскреб –  а если бы  в поднебесье для них не забыли сделать калитку, его бы строили ангелы, ведь именно ради них так напирают слова, вынуждая владельца писать циркуляры, хотя пустотелость его – это самый обычный порок…


***

Перегородки в моей крови, расписки, чтобы преодолеть перегородки – поэтому она течет медленно…

Были какие-то хомячки в моей крови, довольно интересно, но взошло солнце и сожгло всё, до черной земли унизив меня…

Хотел слить такую кровь как воду, помои, но она выглядывала, мельком смотрела на меня и бросала «потерпи». Т.е. моё воображение обманывало меня, не знаю, где оно только находило эти помои и почему кровь так мало интересовалась им и мной. Мы могли бы выпить на троих: выпить кровь, закусить мной и вообразить еще не воображавшееся что-то…

Всплывающие утопленники –  симулянты и актеры, а вот те, которые на дне лежат или всплывают, но не так публично – это настоящие подводные лодки, они завербованы в подводные лодки и  набираются силы глубин, терпят, понимая, что у них не будет второго шанса их поднабраться. «Мы всплывем» - они говорят, «когда наверху наконец-то появится настоящий корабль, авианосец, но не для самолетов, а для подводных лодок. Нам обидна их преувеличенная вера в ангелов с бомбами и неверие в нас, добрых подводных лодок»…

Варю еду в собственном желудке: например, чтобы поесть супу,  грызу сырую картошку и капусту, для вкуса глотаю томат и лаврушку и всё заливаю горячим бульоном. Или вот рецепт чая: глотаешь заварку и запиваешь ее кипятком. Получается интересный эффект, хотя, конечно, этим способом приятней готовить компоты…

***

Птица явно собирается здесь ночевать. Время подходящее, позднее. Редко увидишь одинокую спящую птицу. Как моль, примостилась на дереве. Нет, она наблюдает и думает. Но уютно ли сидеть на этакой веточке? Прислонилась бы к стволу на развилке пониже. Нет, выше – обзор, там она выше нашего дома. Слегка забеспокоилась, но молчит абсолютно. Но вот вытягивает шею эта  молодая ворона и выглядит как куропатка…

То летали, летали, то спят, спят. Или просто глаз не поднимал? Задумчивость моя небесной темы теперь не касается…

***

Два зеркала взглянули на себя. Они как высокие господа в блестящих плащах…

Видимо, он предложил мне такую дружбу, раз я вплыл в его артерию и, поплыв,  вдруг добрался до некой планеты, а именно мозга. Причем, в конце начинается свет, ведь он всё-таки стоял у бокового окошка на 6-м этаже, только снаружи, скорее всего, его не было видно, хотя кому и смотреть, раз мы еще объявлений не делали. Он был как змея, но его голова была в пол-окошка и вовсю раскрыты рот и глаза. В другой раз, однако, его вынесло к окошку с балконом, а какого-то дурака вынесло на самый балкон, а это нарушило конспирацию и дурака стали спихивать и ветром сдувать и я, чтобы больше ничего не увидеть,  скрылся  опять же в артерию… 

Мяч реактивным самолетом мимо пролетал и надо было только ткнуть его головой, чтобы угодить в ворота. Ворота, правда, на телеге лошади везли. И голову еще надо отращивать. Беспрестанно мяч мимо пролетал и я своей маленькой головкой как курица кивал, пытаясь попасть по нему и направить в ворота…

***

В принципе, хорошо было бы родить ребенка, как полагается, отдельно и специально, ведь я же всё-таки актриса и, судя по разговорам, другие актрисы стремятся к идеалу, только для этого и играют всевозможные роли даже за пределами сцены, но нет, пришлось-таки мне совместить рождение с приемом лекарств, пением, разговором и даже, вы не поверите,  маленькой стиркой, причем всякий раз ругани было так много, что, боюсь, вырастет он у меня матершинником…


***

Крепость никто не штурмовал, а вот снизу она горела и стены нельзя передвинуть было, и местный пророк уже видел видение, кастрюля, стоящая на огне, снизу стала дырявой, как его носки, но решится ли он рассказать его гражданам? По статистике в 9 случаях из 10 пророки предпочитают молчать о видениях, которые на самом-то деле всё-таки видят и, чтобы прекратить безобразия, иногда предпочитают поменять-таки свои задубевшие, как крепость, носки…

Такие артисты только оформляют то, что разлито вокруг, нового содержания тут не предлагается. Такое искусство выглядит как апофеоз среды, пьяное ее вдохновение…

Каждая слезинка там превращалась в бриллиант, а каждый извив мысли – в  орнамент украшения из благородного металла. В период расцвета, представляете, в каких там все были слезах и бриллиантах, мыслях и богатстве…

***

Приснилось, что милая соседка моя возле своего дома ездит на запряженной лошадке. Снежная зима, ни машин, ни людей, как будто этим утром новый год и новая жизнь начались. Сон явно к любви и к добру, хотя наяву шансов по-прежнему нет никаких и к тому же весна...

Снилось, что мои очень заношены деньги. Из-за этого я не мог сдвинуться.  Видимо, и вещи заношены, и жильё. И даже кожа, и даже душа. Но крепенько врезался наш кораблик и мы, похоже, встряхнулись, так что это тоже к добру. Кстати, зря в Казанском речном порту разрезали на металлолом «Метеоры» – будь я богат, это был бы мой личный и очень могучий речной самолет…

***

Известный человек – мой сосед по даче. Хоккеист Ковалев – одни отношения, а теннисист Кафельников – несколько другие. Причем, наутро другие, чем вечером. Хотя всякий раз всё же хорошие. Но не знаем, что делать. Одолжили друг другу всякую мелочь…. Вот с БГ, кажется, вышло бы лучше всего – беседы об искусстве как жаркая банька. Плюс картинки и музыка, которые всюду, т.е. их даже больше кустов и деревьев. Вот что преобразит и Ковалева, и Кафельникова, и любого другого, если с вечера сесть и увидеть, как поднимается солнце наутро. Пока же соседи мои, хотя и носят фамилии кому-то, возможно, известные, имеют отношения со мной никакие и рожи у них после работы своей неизвестной и до вечно хмурые – кстати, может,  тоже недовольны они своими соседями…

***

Стена – гигантская резинка: 10 мин. смотрения на нее в какой-нибудь навечно проклятой очереди и во мне уже стерт некий даже мыслью невидимый текст, без которого жить невозможно. Задыхаясь, я тут же сочиняю одной лишь очереди невидимые замены ему, одну, другую и третью и, судя по тому, что мне становится лучше,  из них опять формируется некий невидимый текст…

Он в пиджаке, хотя жара – боится, что «протянет» или же иначе ему некуда невидимо свои полезные вещички разложить? …А у этого, видно, все его члены в штанах помещаются – живет, верхней своей половины карманом не трогая…


***

Напрасно спиленная яблоня, загубленные мальки… - это только то, что сразу в голову пришло - долго вспоминать не приходится…. Да что говорить: я всю жизнь ел чьи-то головы – бедные коровы! Они вниз – и я вниз. Черным снегом? Нет, но тоже хлопьями какими-то. Будем считать, геркулесовыми. Пищей для души и мозгов…

***

Солнце, лето, дети на коленках стояли спиной к нам, разные по возрасту, размеру, девчонки с косичками, девчонки в маечках, на ножках у многих сандалеты… - нет, стрелять по ним просто невозможно… Другое дело взрослые. Хотя они тоже: лето, солнце, в маечках. Еще тулуп пробьет пуля, не пробьет, а тут так ударит через маечку. Подзатыльник дать и то больно. Отпустить бы всех, да некуда. Противно жить из-за таких вот глупостей. Из-за какой-то суки теперь  убивай людей. Да и детей придется. Вооружить бы всех. Ах, почему они до невозможности беспомощны! От телевизоров почти что оторвали. Сериал смотрели; или фильм про другую, по соседству войну – вот за это их раню, а потом, может быть, и убью…

***

Жестко и решительно постучал в стену лбом не чтобы прошибить ее, а просто, мол, откройте. Дурак, кто откроет стену – и дверь-то не всегда. Сто раз в глазок тебя измерят и один раз откажут как отрежут. Иди, милостыню проси – как те, кого мусульмане даже выгнали, а православные и в выгнанном виде не пожалели, не приветили. Причем, слухи, суки, распускают, что всяк, кто просит, сказочно богат, придуривается, ну да, мол, в моем случае не на того напали…

Двери – и в каждой по человеку в состоянии ухода. В каждой комнате тоже человек, но каждый же меня не замечает. Чтобы привлечь к себе внимание, начинаю стрелять, но так же небрежно и не глядя, мне бросается мишень, которая выглядит как обычная тарелка…

Пришлось землей набить каждый кабинет, а то зароешь здание или человека, а в нем пустоты остаются, а когда можно жить да некому, тогда и заявляются сумасшедшие и уже совершенно непрошеные гости…

***

Сказал ей полфразы…. Нет, оторвал ей полкниги и сказал «на, читай». Или дал целую книгу, но специальное депрессивное  издание, в нем вместо целых предложений везде по полфразы…

***

Превращение в зверей случается на определенной стадии драки. Просто так еще не все воевали. И прогресс вмешался, заменил когти пулеметом. Пулемет превращается в когти на определенной стадии драки…

Да, мы попали в ад, но именно там научились играть классную музыку и достойны того, чтобы из подземелий своих  попасть на поверхность, в рай адской известности, славы. Однако, многие ее играть научились и все рвутся наверх, в основном об этом вопят, мол, хотя за кулисами ада мы жарим своих конкурентов на медленном огне, но ведь потом в этих запрещенных приемах и других делах своих мерзких песенно каемся…

***

В хоккее частенько вратарь – солист, а все остальные лишь кордебалет или массовка…

Отсутствие клубов говорит об уровне душевного развития страны. Быть может, я плохой шпион, но в этой стране есть лишь официоз на площадях и пьяно-****ские во всех углах тусовки…

Да, в трамваях полно народу, но не происходит ничего. А ведь и ехать долго. Ну как, казалось бы, стоять нос к носу и уста к устам и ни слова не сказать? Может, вместе с изобретением трамвая изобрели и усыпляющий газ, чтобы технику – за разговором-то – понапрасну не ломали? Или не газ, а звук. Или вид за окном…

***

Всяк пророк, кто пишет не для денег (и графоманы за публикацию рассчитывают гонорары получить). И за деньги  - пророк, но уже если только пишешь хорошо, а что такое «хорошо», об этом пока разное пророчат…

Вогнал себя в одиночество, как гвоздь в дерево. И был без рук, а теперь и вовсе почти ничего не умею. Чтобы вылезти, теперь хорошо бы голову побольше себе отрастить, но вырастает член и тоже вгоняется в дерево…

Ни один гвоздь не пробил стену, потому что надо же бить гвоздем в гвоздь, а сначала первый гвоздь  лишить головы и бить его по шее…

Пока Чехов писал, вокруг него стирали, варили или чинили носки - или читали и катались в кресле-качалке, раздумывая, что там стирают и пишут. А еще дальше вокруг, за тем, к примеру, углом или вот, в машине проехали и за всеми, как обложки, толстыми стенами та самая жизнь, историю болезни которой сей доктор и пишет…

Это человечество слушает только эти речи. Сменяют друг друга поколения писателей, музыкантов и художников, но  продолжаются примерно одни и те же речи. Т.е. если ты хочешь говорить новые речи и при этом считаться писателем, то тебе надо  завести новое человечество… Впрочем, про писателей и человечество – это тоже старые речи – как и речи про старые речи…

Одинаковые люди в большом количестве экземпляров, вот и книги в большом количестве экземпляров; ведь если, к примеру, в книге описан старик, то такие старики, как правило, существуют в большом количестве экз. и все, кто будет читать, сразу узнают его, бедолагу, который, кстати, неграмотен или уже слишком занят и слеп, чтоб читать, а то бы он показал этим авторам, которые, правда, тоже уже в немалом числе экземпляров…

***

Во мне скисло молоко, во мне украли мед. Черви во мне испортили и яблоко и грушу. А арбуз еще грузин неспелым мне продал, у них там ныне настолько холодно, что арбузы не растут, зато хорошо хранится молоко…

(«Я быстрый, смелый» – взгрел себя сими двумя прилагательными…)

Музыка всем и внутри аппарата играла, и простому винтику-шпунтику, и специалисту резистору и руководящему транзистору, перед всеми, в общем, аппаратными работниками африканским водопадом грохотала, американской рекой разливалась и прочее – что уместно, если участь, что все они родом из самых разных мест, в одну организацию собирались в Сингапуре, а продавались всем коллективом в Дубае, городе, возлюбленном нашими торговыми туристами …
(«Дельфин, держись, а я умру» – вот что она мне проорала. И кедр держись, и африканский носорог, и наша осетрина…)

***


«Без пения и чтение сухомятка…» - «Только певцы теперь и читают?!» - «Только певцы  получают удовольствие» - «Нет, им после пения, как тем же наркоманам,  кажется, что всё – сухомятка…»

И на работе барин, и в бедности барин – вот это барин…

Ох, скучно – и в этой бабе только хватательный инстинкт и мысль семейная. Понятно, что первым делом за член хватается, но его ж есть за что хватать всего лишь 5 минут, а день-то долгий…. Всё же,  я теперь в буквальном смысле член семьи. Их, кстати, возможно немало, членов, но это не значит, что моему члену необходимы очки или даже глаза, хватает голове моей чтения…

Эта туча явилась не лить, а грозиться…. Холодно – видимо, сегодня те еще у Господа разборки…

Одна кошка на два дома как один зверь в двух лесах. Причем, в нашем лесу, гад, в избушку почти не заглядывает и то крысы нас навещают, то мыши, два существенно разных вида зверей…

Вновь в цветущем саду пребывал и по этому поводу опять вся жизнь моя мимо меня пронеслась, благо штормило, дул ветер; и я сидел, и сидел и только лет через двадцать стемнело…

Бумага бела как белый день. Прошлая жизнь моя в тех сумерках белела как бумага. Что записи – они ее и день не слишком притемнили…

Кстати, из тюльпана пусть вырастет арбуз – нечего быть больше неплодовым…. Метла из незабудок – подметать ее лицо – топор из дыни… - лицо моей жены немного грязновато, кривовато, но еще ищем топорище…

(Всего три дня в одиночку и уже в космос медленный отлет…)

***

Просто так чужие мысли есть не будешь, но ведь сейчас при них изюм, то бишь музыка. Хорошая речь как сдобная булка, поэтому ем, но т.к. мысли всё-таки чужие, то я их не перевариваю, а сразу в прямую кишку направляю, точь-в-точь как наша собака, которой в еду иногда для объема мы зерно подсыпаем…

Прежде, чем стрелять, они слушали музыку, причем вовсе не вопли на непонятном языке, которые при желании нетрудно трактовать как призывы к убийству. Нет, они и в самое пекло рай карманный с собою таскали. Без музыки не так, как надо  полетит авиация, а ненависть к себе заставит подставиться…

***

12 месяцев назвали мужскими – почему-то – именами, и люди носили только эти имена, стали Мартами и Февралями («в 37-ом достать чернил и капать, рыдать о Феврале навзрыд…»). Тоже случилось и с травами, и с деревами. Пароходам сразу дали имена рыб, самолетам – птичьи, машинам же - звериные, и даже не иначе…

***

Раз мы новы друг для друга, то при стыке и контакте что-то могло бы родиться?
Мне не хватает только смелости и доверия, чтобы использовать эту необычную стадию?

***

Стреляешь – и из него выезжает машина. Хотя если сильно ударить, то и без стрельбы велосипед может выехать. Этот человек терпелив, но ведь и велосипеды выезжают дубовые. Тоже, говорят, и с машинами, но легально еще не проверено, что выходит из тех, кто на машинах и ездит. Возможно – пистолет; а если ударить, то лук со стрелами. Мне-то, раз кулачки маленькие, достанется простая дубина…

«Он не обманывает, потому что пропущен через игольное ушко». Верблюд обманывает, потому что не пропущен через игольное ушко. Все превращаются в нитку и проходят через игольное ушко. Я в панике, опасаюсь, что в нитку не смогу превратиться, но всё же нахожу какой-то конец, сую в игольное ушко и, как все, благополучно превращаюсь в клубок и прохожу через игольное ушко. Потом лежу себе где-то лыком в строку, крепко чьи-то ткани скрепляю, получая платье, что навсегда скроет от вас моё любимое игольное ушко…

***

Жизнь меня так пришибла, что вся моя надежда перешла на то, что я смогу жить по Интернету, но тогда всякие технические, информационные и коммерческие проблемы меня окончательно запинать вознамерились…


***

Чтение и выстрелы: стрельба из под книг. В кого? В читальном зале всё тихо, нет мишени с кругами – кстати, как в аду, на ней девять кругов – и все пули в космос пока улетают…

***

Под пытками не успел Христос пропеть петухом дважды, как Петр сразу трижды отрекся от Него. И тут со слезой и обидой Христос взглянул на него, зачем же ты, мол, идиотом и подростком Меня  называешь и Достоевского везде поминаешь…

***

Говном из жопы попадаю сразу в дырку. Оно у меня не разложено на блюде, а быстренько мелькнуло –  не болтай! Теперь открыл вот члену глаз…

Насрать в ****у, и в рот, и в жопу – и разодрать живот, чтоб и в него насрать – это, конечно, жестоко, но годится,  раз уж жестко спать…

***

А член актера Туртурро в фильме Дрочилло играет другой член, дублер. Компьютерный монтаж…

Вроде держу его – пульт от телевизора – но он всё равно падает. Правда, как за кадром держу за головой эти свои поднятые руки и рот раздирает зевотой…

Они правы, пора в лесу ставить чучела зверей…

***

Ангел в виде большой и красивой бабочки помогал мне научиться на самолетике летать: садился то на хвост, то на крыло, если они у меня задирались…

Почему так часто я оказываюсь голой пружиной? Пружина в канаве – это не то же, что оружие в засаде. Моя духовная  природа  как атомная станция, но ее энергия, в основном, мимо течет как река…

По наитию, в виде дара от Бога мне достался этот взлет в небеса, а теперь я настолько низко духом упал, что объявил «господа, я не умею водить самолет», после чего все пассажиры сгрудились в моей кабине пилота…

***

Есть люди, которые выжили, упав с седьмого этажа – рискуя в жизни до седьмого этажа и даже выше, до девятого, к примеру, хотя теперь есть и еще большие дома. Я б не выжил, похоже,  у меня и так летают сердце, почки - выжил бы,  упав с третьего этажа, а дальше не уверен, к тому же  неохота жить без ног, без рук, без головы всё же больше, чем с ними…

***

В два счета, за два поколения отучились коты и собаки от всякой домашности…

***

Вы его на службу не берите - изведав ее объятья, умозрительно он сдаст в плен сотню генералов, но и изведав их объятья, он променяет на нее хотя бы одного…

А генералы желали воевать, но между встряла эта по современному обученная  ****ь и получились двойные генеральские объятья…

***

Глаза художника рисовали картины с помощью цифр и полос на маршрутных автобусах,  морщины художника рисовали  волны на лбу…

Размышлял и к концу всё это выросло и я, до остановки пешком добираясь, нес уже целую сосну. Все деревья – это кем-то оставленные размышления, и их можно понять, стало слишком трудно пешком-то идти и такую тяжесть нести…

Там, кстати, был один с пистолетом. «Охранник. Так полагается во всяком солидном учреждении. У нас же и авторские права, и компьютеры…» – а сам как начал только мои сосны – три штуки – обстреливать…

***

Тонкокожим нужен забор. Впрочем, толстая кожа – толстый забор, тонкая кожа – хилый забор. Надрывался, пытаясь опрокинуть эту железную логику и во многих местах порезалась кожа…


***

«Вот, край!» - и провел одеялом по горлу…

Потом проснулся, включил электричество – и мешки света застряли в моих не полностью раскрытых глазах…


***

На стуле как можно дальше отклонись. Тогда он качается как кресло и обзор хороший, но дальше – пропасть. В пропасть как можно дальше отклонись. Впереди не виноградники, но арахис и изюм и ты как можно дальше отклонись...

Нет, пока пишешь, воли нет и с остальным бороться невозможно. Дал мысленный зарок, но через минуту  снова машинально чмокаешь и ешь. Теперь засунул банку так, что можно и забыть, но я уверен, что без падений в пропасть  это невозможно…

***

Вроде всё дождь, дождь, но вдруг раз – и солнышко выглянуло. Потом еще раз – и отрубили электричество. Убило бы, если совпало с дождем…

Я такой писатель, что до 40 лет гулял в раю, причем обычно в телогрейке…

Иногда  забирался в постель уже в 4 вечера - говорил, что специально окружает себя белоснежностью…

«Сейчас не до игр, не до игр, брат» – с горечью говорю сам себе, вновь свои любимые игрушки бросая (было, снова взялся), «сейчас время взрослое, т.е. военное»…

***

«В Америке понастроили много и хотя жить по-прежнему нельзя, но уже про жизнь можно снять отличные фильмы. Вся Америка – сплошной Голливуд!» – «Нет, большинство народа  в запасе и дубле, и пока, к примеру, строят сей стадион, строители сыграют целую пропасть игр и всё это будут невероятно скучные матчи» – «Почему ты думаешь, что в трусах веселее живется? Я-то уверен, что про строителей не труднее снять суперкино и зрителю вечером хорошо будет с дивана за их работой следить, а самому наслаждаться» – «Всё, что за деньги, т.е. за знаки тяготеет или к халтуре или к абстракции, которую выполняют машины. Я же сам пасу целое стадо машин и только за это получаю хорошие бабки…»

***

Организм сначала раскручивается, а потом опять останавливается. Так и в делах, и в мыслях, и в отношениях с людьми – преодолев некий барьер, я  довольно удачно покоряю любую сцену, после чего опять замираю. Занимаясь одним, я особенно остро ощущаю, что простаивает другое – и тоска по другому мне не дает заниматься одним бесконечно…

Встреча у общих знакомых: «Ага, здрасьте, должник!» Полчаса тростил «должник, должник; ну как там мои вещи, должник», а потом и выдал, не стесняясь общих знакомых: «слушай, пока я тебя не переебал, мотай-ка отсюда, должник»! Всего-то две кассеты и диск, приличные люди стесняются вспоминать о таких мелочах, но я раскрутился и теперь слишком его ненавижу…

***


****а – цель, титьки – вдохновение. Где взять большое и упругое вдохновение и незатраханную цель. И что такое цель без вдохновения и вдохновение без цели…

Поместите меня в зоопарк. Я хочу, чтобы между мной и людьми была или сетка, или стекло. Честно говоря, одиночная камера меня немало прельщает. Но я понимаю, что ради нее не стоит идти на грязное дело…


***

Приснилось, что я пошел прогуляться в Европе, сходить, быть может, в кино и увидел, что тут всюду картинка, чистота и порядок, но вот в нишах у их частных домов творилось непонятное что-то. Сначала я, правда, был слишком рассеян, а потом слишком растерян, но одного «хозяина», с позволенья сказать, помню весьма хорошо, ведь имея завидные формы, тот изображал опрокинувшегося на спину коня Буцефала и дрыгал ногами…


***

Реальность –  ракета с печатью на наконечнике. Пока ты – подвижный романтик, печать вдалеке и розовой дымкой размыта, но вместе со взрослой серьезностью она ближе  к тебе подлетает…. В итоге пришмякнет меня и я тоже стану неподвижной печатью с мощным и довольно зловещим узором на чьей-то бетонной стене… (Прямо-таки везде – даже вот в цветущем саду – прямо по курсу ракета стратегического назначения в анфас без всякой охраны, сдержек и противовесов маячит…)

***

Богатое изделие в завитушках, а бедное – в потеках. И вот: я сознательно предпочитаю в потеках. Это же потеки воды, живого вещества. В завитушках чуждая мне теперь математика, а в потеках, по крайней мере, в такую погоду, близкая вполне  гениальность…

Собирательства делают жизнь монотонной, а богатство лишает остроты наш аппетит, который есть чувство жизни, но бросить коллекции дисков, томов и кассет не легче, чем трижды большое семейство. Позови, судьба, меня в горы или  Сибирь, чтобы забыл я о том, что брошено в погреб или на верхние полки Тянь-Шаня…

***

Только заснул – на кровати с цветочной начинкой – как мне говорят: «вставай, здесь слышен  гвалт снаружи». Долго шли по коридору, поворачивали, наконец, зашли в какую-то комнату, легли – на кровати с яблочной начинкой - и снова спим. Нет, опять будят, мол, сюда прокрались бомжи. Так повторялось много раз, во сне нас навещали буря, холод, воры; смутно помнится, что были даже люди в камуфляже, и трудно разобрать, приходили ли они подозревать и нас или же сон наш защищать? Или же это постели наши были в камуфляже? После постели с кремовой начинкой, кстати, почему-то пошли жесткие нары в ремнях, языках и паровозах…. И вот  падаю на дно и здесь течет вода и дует ветер, и я падаю в воду на песок и мне наконец-то  безразлично, хотя  слышно, что вокруг по-прежнему шлепает и булькает   орда…

***

Он почти обнял меня – накинул на меня свою одежду…

Он накинул на меня свою одежду и по заскорузлости ее я понял, что он турист или  не способен обниматься…

***

Долго были видны только их тени. Не торопясь проходили они собственное тело и не знали, кто их тут  поджидал. Свою тень  забросил себе за спину примерно как шарф, а их тень была как большая машина, и даже  разговор их  я не сразу расслышал. Когда они, наконец,  показались, я, забыв свою тень в гараже, осветил их фарами и поразился тому, насколько же невелики в размере и испуганы были эти земные существа…

***

«Срать могу только дома, а есть – только в гостях. Спать – тоже только дома…»

«О чем вы думаете?» – «Ни о чем. Заложить ли мне левую ногу за правую или же правую за левую».

«Я люблю свежий воздух, натуральные продукты и настоящих мужчин».

«Мне нравятся мотороллеры» – «Транспорт для итальяшек, лишенных боевого духа, как известно». Война мотоциклов с мотороллерами… - да, с мотоциклами воевать страшновато, они заложат вираж и наберут скорость… - где ненадежность, там и преимущества? Везде свои преимущества и важен не выбор, а то, чтобы не затянулось решение вопроса…

***

Тело его выглядит здоровым, а вот голова, видимо, очень измучена и походит  на обгрызенное яблоко.

***

В Голливуде, наверное, так: если надо снять, допустим, скачку на лошади в лесу, то стоит в компьютерной программе нажать соответствующую рубрику, как тебе уже можно увидеть сотни  эпизодов из тех фильмов, в которых эта же проблема уже решалась когда-то…. Или даже так: так многочисленны и скачки, и леса, что есть специалисты и по тому, и по другому – и даже по шляпам на седоке!

Они тут и пишут одни манерности и бытовуху. Вытащите меня отсюда! Тексты мои, к сожаленью, на русском и сам я тут же застрял, запутался в шубах боярских, но вот же рисунки! Чего я здесь сижу, жду, даже в Интернет один залезть не решаюсь. Надо что-то искать, пока совсем не завалили! Брат разбирается в компьютерах, но его на работе завалили проклятые буржуи-наниматели и треклятые  пьяницы-рабочие. Классные американские фильмы наверняка из классных книг и картин вырастают, просто таких здесь не переводят и хают всё, даже кино. Специальная запретная зона, помойка, еврейская закусь, тренажер еврейский – удовлетворяется самолюбие. Сегодняшний здешний великий писатель уже не Толстый, а Тонкий, не Чехов, а Пчихов, не Достоевский, а Плевин и ***доставальский. Хотя, с другой стороны, книги вообще отмирают, и их же не два часа нужно читать, увязнешь, как я и тебя даже здесь назовут «черепаха»…

***

Болтики всех стран, соединяйтесь! «У подъезда стояло много англичан» – я прилетел с другой планеты и мне показалось странным упоминание страны. «Массы англичан, норвежцев и датчан – я определил это по флажкам в волосах у датчан и по надписи на лбу у англичан. В языках же пока не разбираюсь. И более того: навечно к черту чужие языки – как и того, кто так нас всех разъединил. Итак, страны болтов, оконных стекол и кровельного железа всюду, они в рассеянии и пока не ищут свой Израиль, разъединяются одни заборы, их разновидностей, то бишь «колен», как раз двенадцать кочует по стране, но лишь еврейские заборы – иудеи…

***

У всех компьютеры с войной и реальные ружья, но краской стреляющие пули! Блин, я слишком многого не видел и не участвовал ни в чем. Со смехом забросил бы к черту любые бумажки…

***

Обосран, обкакан, всё же продолжаю писать. Наверное, сходил под себя, а после случайно измазал, ведь во время писания ожесточенно трется всякое место и за ненадобностью отключено обоняние. И что же, всё равно продолжу и писАть, и читать, что написано. И на компьютерном стекле с помощью фотошопа намажу такое… Хотя, надо признаться, теперь мне перестали удаваться даже плохонькие тексты…. Но разве я раньше не знал что временами изнутри нас грязь проступает? В этом есть даже что-то таинственное; снаружи-то ничего не заметно, но ты-то знаешь, болит ли сердце у тебя или проступает грязнотца…. Или это не сердце, а нерв там же проходит, где и сердечная мышца? У меня там частенько болит, а я так и не знаю, благородны ли боли мои – да и тексты – или же это лишь нервы и на досуге моем работает  некая мышца. Да и может ли что-то другое работать, когда ты на огороде, к примеру? Хотя там, на огороде, расположенном не так уж  далеко и от салона художественного, и от спортивного зала, каждая лопата земли, ожесточенно тобой перевернутая, как говенная, но революция…

***

Эдакая букашечка, уже почти бабулька… - неужели из-за нее слоны-то грохотали? Наверное, то были всё-таки дутые слоны. Знаменитая любовь букашечки и дутого слона. Других слонов он затоптал или проткнул. Да и она листком и всяким прочим платьем ловко от него других букашечек на время заслонила. Ну а потом: «чего же их, букашечек, менять?»…

***

Жизнь под музыку – бездумная и безоблачная жизнь. Что уж про картинки говорить. А вот слова –  уже облака. Была в моей жизни философа  блаженная пора, когда я рисовал картиночки под музыку…

Идеологический вождизм поглощает меня и выматывает настолько, что временами я теряю способность усваивать новые практические вещи. И всё же  уверен, что нужны новые писатели – среди этих нет классных в смелости и откровенности. Надо быть готовым и к драке, и к тюрьме, ведь придется пинать и себя, и других – всё лежащее…

Живу просто так и для себя. Для тренировки, чтобы навык не терять…

Все три книги – это война, т.е. мир всё еще не написан. Впрочем, 1-ая книга – это лишь юношеская заявка на войну, 2-ая – война, но абстрактная, а 3-я начинается с попытки примирения…

«Религии – вера в то, что мертвый Бог существует и попытка восторгаться этим…» – вот, опять война, монотонная стрельба…

И тут его морда во всю ширину страницы окутывается дымом сигары. Потом он садится в машину во всю ширину страницы и едет по улице, которая тоже была во всю ширину, а не длину страницы – в этом городе все такие…

Иногда мне кажется, что я брошу пользоваться словами: текст – это сетка, жиденькая решетка, а у меня в наличии только густая замазка. Теперь мне просто нечем растворить реальность…

***

Даже этот мент как теленок…. А что вы хотите, когда натуральные бычки и вовсе всю жизнь проводят в стойле. Жалкое существование у одних – жалкое и у других, мы же не чересчур сильно отличаемся от животных. Повысь уровень жизни животного и повысится твой…

Небо прекрасно в такую погоду… - и собачка, что выбежала потявкать из ворот, но не иначе, как увидев меня передумала, тоже еще ничего, а вот люди уже почти что сплошное дерьмо – чем ближе к людям, тем хуже. Земля в дерьме как небо в тучах…

Моя совесть четко говорит, что мясо есть грех, а вот яйца и рыба вполне позволительны. Кстати, рыбы как яйца: под чешуей-скорлупой в них в зачатке осталось с кровью животное…

Ем мясо за компанию, чтобы себе отдельно не варить и лишь за недостатком денег не вожу машину. И в этом случае совесть не так четко что-то говорит – хотя водить дружбу с железным ящиком, который жрет бензин, вроде бы не пристало человеку…

И начав пить кофе, обязательно кончишь тем, что возьмешься за сигару…

Хлеб да вода. Берег – хлеб, река – вода. Хлебными надо сделать все не песчаные берега. Вот истинная простота. Кисельные берега – это болото; пока не выхлебаешь кисель, до молока не доберешься. Стоят коровы вдоль всего берега и доится из них молоко прямо в реку… - но кем доится и чем питаются коровы? Толку-то кисель на коров переводить. Опять же, говна не оберешься. И что, пьют собственное молоко? Хотя учудила и река: текла, текла и вдруг в ней рыбы завелись. Зачем? А текло бы молоко, завелись бы целые коровы…

Не нужны уже старомодные классики: играющие музыку русские группы решили, что людям нужны только аквариумы и зоопарки, мультфильмы, короли и шуты - а в самом крайнем случае воскресенье на трудном зимовье зверей. Причем зверям показали мультфильмы, а рыбам только соревнования по плаванию, поэтому зверей есть нельзя, а рыб еще можно. Но – только спортсменам. Впрочем, те, кто делает мультфильмы, уже вообще ничего не едят. Только бутерброды с колбаской, но это ж не звери. И если от зверя отрезать кусочек, он еще отнюдь не умрет, мы же не с головы отрезаем кусочек - а если он озвереет, так сам виноват – как и тот, кто в зоопарке без группы ест бутерброды с королем и с шутом, и со зверем…

Облив водой, коров восемь секунд глушат копьем с электрическим током. Если б умели сидеть, им достался бы электрический стул. Причем слезами плачут коровы – тогда как поганые свиньи только орут. Вот  награда за христианскую покорность. Но не будь их, какой-нибудь народ, покорив,  разводить стали на мясо…

***

Почесываю ранку и щекотно это маленькое брюшко…

Прямо по курсу у меня росла яблоня, но пока к ее плодам медленно тянулись мои деревянные руки, откуда-то сбоку вылез клен и перегородил почти всю яблоню, хотя она по-прежнему прямо по курсу…

***

«Сначала пожаловался, что на очень низкой подушке проходит мой сон, потом что на очень высокой подушке проходит мой сон и наконец, что получился очень средний сон – всё, спать негде, теперь будет тревога, биение высокого, низкого…

Пока наготове всего лишь два слова «привет» и «уроды» – два полюса крайних…

Ах, регулярно приходится таскать кирпичи, а у меня же давление. В нетерпении таскаю каменные кирпичи, а при терпении мог бы склеить бумажные…

Снился кусок веревки и литр полузасохшей белой краски в трехлитровой банке и я думал о двух вещах: куда всё это потом употребить и где всё это сейчас поставить. А что вы думаете – если выкидывать, то это тоже проблема, потому что не предусмотрены свалки…

Пока на одном боку   болен, на другом я пять минут здоров… 

***

Рисовать пальцем на пыли, пылью на пальце… - в последнем случае налицо забывчивость и экономия места. Хотя если писать на ладони, придется отрубать себе руку в случае неудачности текста – или таскать с собой ящичек с пылью и в нужный момент посыпать... Кстати, отрубленным пальцем удобно писать, а отрубленной рукой уже нет. Лоб разобью себе, чтобы главная картина без помощи рук сотворилась. Лбом прошибить можно и стекло, и фанеру, и очень старые доски…

***


Он хотел поднять меня членом, но его член провалился и там, глубоко внутри занялся убийством. Там были чашки, матрешки и варежки и он обвинил меня в краже, потому что напрасно оплодотворял их всех…

***

Вся моя жизнь записывалась на пленку и теперь весь вестибюль ею завален и я любой кусочек своей жизни могу посмотреть, но лишь вперемежку, т.е. в итоге всего я совершенно запутан…. Почему вестибюль? Потому что его  сейчас зачем-то припомнил…

***

Думаешь сидя – жопа болит, думаешь стоя – ноги болят. И ничего нельзя придумать…

В темноте мои ноги под одеялом казались не ногами, а дохлыми гидрами. Возможно, и выше не лучше, но себя же не видишь. Голову мою утянут в морскую бездну и хотя она там долго будет светить как батискаф, но, в конце концов, станет такой гнилой капустой, что мне даже ничего не приснится…

***

Революция – это плеер на бензине и машина на батарейках. Все слушают очень мощную музыку. У всех очень большие уши…

Увидев интересного человека, я немедленно фотографирую его на цифровую камеру – вот, кстати, и повод для личного знакомства того или иного свойства, причем сентиментальная дружба почти не в счет – после чего исследую изображение на компьютере, делаю интересную художественную серию…

Вообще, на орбиту ездим на конях, а на космических кораблях продвигаемся по ночной пашне. Великая вещь, ждущая света от целой тьмы поэтов эта связь космонавта с ночным колхозником. Бзднула лошадь в космос и всё слышно, потому что Город космически комнатных людей только тем и занят, что обеспечивает связь…


***

Мой основной компьютер всё время со мной, а мой дополнительный лишь иногда. Сидеть бы с ним в саду и видеть всю периферию. Надо что-то придумать…. Железная будка, защищающая от дождя и запираемая на ночь? – нет, это весьма некрасиво. Некрасивость убьет даже две мои головы. Лучше вечером ставить его в крытый кузов машины – и пусть она ездит по кругу всю ночь, так ее не достанут  безмозглые воры… (П.С.: железный ящик надо было всего лишь освободить от ведер с мазутом и покрасить красиво – осуществлено было только весной 9-го года, не в начале, а в конце данного периода жизни…)

Перед дождем листва показывает свою изнанку, себя то  задирая, то пригибая от страха. Со мной бывало, что в рукав не попадал от страха. Думаешь, будто за дверью тебя ждет кино или газетная криминальная хроника…. Лист почти как монетка, у которой тоже выпадает «орел» или «решка». «Орел» – это лирика, а «решка» – математика и физика. Мрачновата денег и листьев лирика и потому многие выбирают оптимистические науки и светлый номинал…

***

Рабы материализма. Даже не господа. Работают на дядю, да еще и ложную работу – нет, до конца дней моих у меня терпенья не хватило…

Вытянулся в постели и в таком положении почти не чувствую ни усталости, ни депрессии и пессимизма. Представил, что охочусь, что за компьютером пишу, что веду интересные беседы. А почему бы нет? И раз есть такая виртуальная реальность, то хоть совсем не спи и не живи: от сна потери времени, а от житья усталость…

«тал вытаскивать свои большие планы и полез какой-то длинный белый шнур, причем, похоже, из телевизора полез и мне пришлось держать поднятыми руки, чтобы всё не спутанным держалось…

Внизу страницы были примечания к системе соревнований, изложенной выше – весьма сложная и невеселая абракадабра частенько бывает в примечаниях…

«Плотно, как клетки в шахматах, стояли луковицы цветов, причем каждая давала побеги в своей посудине…» – еще чуть-чуть и приснятся, к примеру, богатые урожаи или небывалая рыбалка, хотя я не рыбак, да и к чему мне урожаи. Настроил мозги свои на довольно интересненький канал. Или меня настроили, рабы материализма в меня его невидимо направили…

Опять я вернулся ни с чем и опять она собирает землю из моих калош, чтобы вырастить финиковую пальму. Пока у меня лишь мечты и наметки, а у нее росток не больше члена и мы оба молчим…

А вот в Европе и Америке белых людей не так много и в юности они говорят своим родителям, беспокоящимся о том, какой они себе выберут жизненный путь: «я буду великим спортсменом», «я буду видным бизнесменом», «я буду знаменитым артистом, музыкантом или модельером», «я буду создателем новой религии», «я буду президентом» – и «я буду руководителем тех средств связи, которые подробнее расскажут всем про то, какие мы великие». А цветные и негры, и всякие восточные неудачники, у которых проблемы с самоидентификацией пусть работают, к примеру, строителями спортивных и концертных залов и уборщиками в нем. Максимум – связистами и радиоинженерами…

***

Чай сначала горячит твою кровь, но потом ты обнаруживаешь, что он  ее разбавил водой – и очевидно неверно окрашен…

Сидел с открытыми глазами, но дышал так глубоко, как будто спал. Даже немного храпел…

Мало позвонить – ты еще постучи в то, третье окошко и обойди дом и покричи со двора: если никто не откликнется, тогда да, никого дома нет – да и то, может, кто-то просто спит или слушает музыку в дальней комнате или в ней же с девушкой сидит…

Девушки с рюкзачками за спиной. В рюкзачках прибабахи и опыт небольшой. От сумочки до рюкзачка – и физически и умственно живут почти что голышом…

Пишу и Вовку жду. Стук каблучков – и тоже среагировал, что, может быть, и это он! Задумался…

***

Пение как море захлестнуло и загнало всех на дно. В том сне мы все летаем, но лишь как рыбы, раз дело происходит под водой. А птицы от суетливости и измельчали и полету научились. А ну, мол, полетели по делам!…

***

Передняя моя часть настолько бодрствует, а задняя  настолько спит, что в такой момент меня можно разделить ножом. Верхняя моя половина говорит о Боге, нижняя думает о женщине и не упустите шанс, сейчас меня можно  и нужно перепилить пилой – только пилите меня своей внутренней и верхней стороной…

Горы – вставшие члены земли под каменными – например, из-за мусульманства – штанами. Альпинисты, как все мужики, люди абстрактные, но всё же понятно теперь, почему они считают, что стоит так рисковать. А вот женщины штурмуют члены живые. На вершине горы периодически возникает облачный рай и в сперме беседуют Иисус, Моисей или Илия…

***

Выжигал свои тексты газовой горелкой – пришел огромный счет за газ. Но не будь газа, с помощью головешек, получаемых из дров, такой длинный текст не мог бы быть написан. А иначе не пишут уже, бумага выгорела и вымерла в многочисленных огнях. Сначала в своем мониторе ее сжег компьютер…. В общем, в процессе естественного отбора выжила только бетонная и железная бумага и вновь стал актуален Моисей. Кстати, еще сохранился первый роман, написанный газовой горелкой: помимо того, что на нем огромные черные дыры, он еще и ужасно покороблен, ведь его писали именно на бумаге и постоянно тушили. Такая некрасивость убила много ненужных людей. Зато теперь без железных книг, положенных на крыши и бетонных книг, прислоненных к стенам немыслима жизнь людей – без них течет и дует. Желая знать, что написано на следующей странице, люди тренируют свое тело и ведут себя более коллективно…

***

 Интересно, дети сидели бы обнявшись и смотрели  на закат, если бы навечно забравшиеся в телевизор взрослые так по-чемпионски не играли в футбол? Тогда бы я сказал: «дети, вместо них теперь я вас буду разводить, только сидите, обнявшись и смотрите на закат. Буду ходить к специально для этой цели назначенным женщинам, буду учиться у них изображать страсть, также как у мужиков – пению. Да и у женщин буду учиться пению, приятному пению – а вы пока сидите и смотрите на закат. Или пока на футболе сидите, обнявшись – выше стадиона начинается закат, да и багровые от усилий лица футболистов вам напомнят о закате, как и мат…»


***

В начале жизни смотришь только вперед, а в середине уже и вперед и назад – это совсем другая ситуация, к ней нет привычки и нужно взрослое хладнокровие, чтобы предательски не кружилась голова. Жить мне по-старому или опять по-новому? – но раз опять, то это же по-старому – а вот что-нибудь очень старое может оказаться новым...

В процессе этого круженья я изобретаю и шар и колесо; всё круглится – даже руки и ноги. Раньше с человеком здоровался рукой и  за руку, а сейчас своим киселем  за чужие промежуточные внутренние органы – и, пока незадействованными, где-то  на дне валяются наши скелеты…

В чем-то я как новый русский: все книги читал, всю музыку слушал, все фильмы смотрел. И сделал всё, что хотел – причем, всё, что хотел, оказалось  не тем, что мне теперь было бы нужно…

От скуки хирею, херею. Работа – это еще весело, а вот развлечения –  уже очень скучно. Надо работать под предлогом, что когда-нибудь мы со всем сделанным и заработанным будем развлекаться…

Противоречивые чувства не дают сдвинуться с места, это понятно, но ведь что же еще, если не бумагу они раздирают? Ох, нужен талант, чтобы не разодрало бумагу, которой я защищен. Это просто особая бумажная ткань…

Шепот из аквариума – рыбки шепчут?! Звуки идут из-за стены, из-за окна? – нет, со дна морского, там есть и слуховые трубочки, и ТВ кабель, ведущие на другую сторону земли…

***

В спорте ловкость парней из разных народов разложена по полочкам – на виды спорта. Ни книги парни читать не хотят, ни без книг помечтать и развивают ловкость, но зачем же тогда сохраняются эти явно книжные полочки…

Важнее дисциплина, чем книги. В своей дисциплине, в своей т.е. книге он один из лучших, но сам не знает за что воевать, ибо способные прервать игру еще не написаны убедительные книги; пока на своих полочках игры отражают книги, а книги – на своих – отражают игры…

Люди ищут новизны, но находят только иные тождества: «А = Б = С = Д = Е…» – классицизм равен реализму, реализм равен модернизму, модернизм равен постмодернизму…. Это логическая цепь, в конце которой нас ждет ответ, на который не последует возражений уже потому, что будет слишком поздно…. Пока всё равняется заснятому на кинокамеру вдоху воздуха Лхасы, выдох которого с экрана колышет воду в 17-метровом бассейне, установленном перед ним. Остроумное, но дорогостоящее и моими бесплатными словами полностью исчерпываемое искусство…

Сначала люди писали на скалах, потом на стенах, потом на бумаге и вот теперь на компьютере пишется плохо, потому что двусмысленности одолели  как мухи и комары, что вьются на скалах, как мыши и крысы, которых много под стенами, причем их уже боятся бумаги…

***

Одни считают, что круто показывать член или место его приложения, а другие, что круто показывать фигу – ведь фигу можно показывать всему, и проституции и революции; фигу можно показывать даже фиге, но ты всё же засунь, засунь ее в место приложения члена…

***

Их машины едут, их подъемные краны поднимают грузы, их голоса звучат – но сами они невидимы. Например, сейчас уже вечер, а их голоса звучат за углом, причем в непонятном  месте, вроде бы в проходе возле помойки, причем говорят они непонятно о чем, о невидимом…

Он мертв и мы, его хороня, в паспорте фото меняем на рисунок, причем почему-то парный, один анфас и один профиль; как будто с другом  и в возрасте школьном; и не понять, кто есть кто, хотя скорее он сам в анфас, а друг его – лишь профиль…