Другая сторона Луны

Неонилла Максимова
"Пока ты здесь, во  мне, в первопричине моей  боли, я жива. Я вижу звёзды, слышу их пререкания, посягательства на бархатную ночь – мглистую, тягуче-вязкую, безоттеночную, ускользающую с рассветом навсегда, в прореху мягкой и нежной млечности. Я люблю ночь. Люблю тебя. Как любят одиночество тёмной комнаты – без теней и света, без голосов и эха звуков, застрявших в гортанных переливах дня -  тиранящей  живую ткань - проглоченной костью. Я люблю звёздные дыры неба, ещё не оправившегося от голубизны, но уже ставшего монументальным в почётной, траурной рамке. Люблю полнолуние, с оттенком лёгкого полоумия, со страстью игрока, постоянно блефующего и жаждущего настоящего  «джек - пота» – выигрыша, достойного той игры, которую ты затеял с судьбой, идя  ва-банк, всё ближе притягивая свинец пули к виску безрассудства. «Русская рулетка» у меня в крови – плохая наследственность.
Я люблю несговорчивость ночи, её непредсказуемость и оторванность - в мягком  погружении на дно тьмы. Руки её – манящие и порочные до невозможности сделать новый вдох – лежат на теле под одеждой и днём – но душа раскрывается на томность её тактильных ощущений - лишь к сумеркам, затягивая узел потуже – чтоб не вырваться, не уцелеть, не воскреснуть…
Ты – человек ночи. Ты днём незаметен. У тебя нет лица. Нет имени. Ты – это просто ты. У тебя нет боли. Уже нет. Раньше была. Ты любил лакать мою боль по ночам, выдавая за свою. Так нежно, бережно, на кончике языка ночи, что я верила. Или хотела верить. Потом, прости меня за измену, перестала. Когда перестала быть вообще. Как перестают многие. Познавшие другую сторону Луны.
Я растворилась в ночном великолепии отрешённости. Чтобы не растворяться в тебе, чтобы уцелеть. Я оберегала этот мир от тебя. Ценой себя. Мир уцелел. Но я устала. Мне просто наскучило отдуваться за всех. Теперь ты свободен. Можешь втягивать в чёрную дыру своего разрушения всё, что ещё пыталось выжить без любви. Получалось плохо. Без любви ещё никому не удавалось уцелеть. А ты не веришь в жизнь. Ты веришь в удовольствие от жизни. Ты всегда хотел видеть только одну сторону Луны. Потустороннюю. Верх чудачества - или извращения? Или  - простая недальновидность. Ты так близорук - видишь только то, что хочешь видеть, глупый!
Я не буду мешать тебе в этом. Пусть сама Луна тебе помешает, если  сможет, если вступит с тобой в незримый контакт. Загнав твою судьбу на свою тайную сторону, где нет отсвета сочного лимонного насыщения. А  лишь кромешная безысходность квадрата Малевича. Так и не постигшего тайну круга. Ибо круг - конечная цель развития любого квадрата. Отказываясь от эволюции, ты возомнил себя совершенным. Обычная история, друг мой, и грустная…
Как холодно и одиноко в тебе той частице  Творца, что впала в летаргический сон, преодолевая вечность с настойчивостью песочных часов.
Последние крупинки жизни давно обтесались, грани стёрлись. Прах стал прахом.   Но  твой облик всё ещё завораживает. Как вечный двигатель. Ибо не можешь уловить, по каким законам он  научился вечности - без любви?
 Или всё-таки  подсел на иглу энергии нелегально, но как?… Скорее всего, это закон отсутствия памяти чувств, твой собственный закон, тяготеющий к аксиоме – бездоказательно, но так удобно. Всё безлико, всё закономерно - без надрывов, взлётов и падений. И это - даже не уныние, а холод сползания в насосный вакуум чёрной дыры. Ты слышишь меня, поглотитель звёзд? Взорвавшихся от самолюбования, планет, исчезнувших под невыносимой тяжестью самодостаточности, жизни, окостеневшей в столбняке от правил  чьих-то игр, слышишь? Да слышит, имеющий слух. Да увидит, не ослепший за ночь!
Эхо пустой ночи чеканит монеты одиночества, чтобы положить их на глаза, любивших тебя и не ведавших о тебе главного - как опасно любить, не верящего в любовь. Лишь высасывая её спазмы через тело, дух, душу, будущее - у тех, кто способен любить. Какими доверчивыми бывают бабочки, летящие на магнитное притяжение огня, особенно, если его и не было, а только - расчленение под голограмму огня, возникшею в иллюзиях  собственной неосторожности.
Когда  даришь огонь, обречён быть прикованным к скале, подставляя свою плоть и суть - железному клюву. Плата за добро. Жертвоприношение себя - во имя других. Огонь Божественен по своей природе. А значит, не твой. Дарить можно только своё.
Если это есть у тебя. А если нет, нужно долго и мучительно нарабатывать. Каждый миг стремясь к Творцу. Как легко уйти от Него. И как трудно потом вернуться.
Но ты выбрал иной путь, и это уже совсем другая история. И ты её хорошо знаешь, мой друг, печальный служитель беззаконию  ночи. Преданный ей - до последнего выдоха. Сотканный - из её отточенных пороков, соблазнов, откровений, мелкой, упоительной дрожи. В начале секса или в конце непрерывного недельного запоя. В ожидании  боли, и в завершении выброса электрических разрядов плоти, в зверином предчувствии запаха крови, и в оглядке памяти на распластанность скончавшегося греха - ты обоснованно целостен: лукавый постарался на славу!
Изнывай без меня. Изнывай по мне. Путай меня с другими. Ищи меня в других.
И не находя, сжимайся в точку, в ступор ночи, в вой одиночества. Ты не осилил любовь, не смог  спастись ею. Ибо любовь - для  двоих, и ты хорошо это знаешь.
Всегда знал. Отдав другой стороне Луны - свою способность любить».
Я ещё раз перечитала длинное, пожелтевшее письмо, надписала твой, мой ушедший безвозвратно, адрес на  конверте, заклеила его на скорую руку. Вкус клея во рту стоял долго - даже после чашки тёрпкого, горячего кофе. Выглянула в квадрат окна - полнолуние. Звёзд почти нет. Но светло. Утром я опущу конверт в почтовый ящик. Дальше - дело техники. Всё так бездарно и предсказуемо завершилось… а жаль!"
Я нашла это письмо в книге - случайно, хотя прекрасно знаю, что всё самое главное в жизни происходит именно так - случайно. Ему уже два года. И я должна была отправить его давно - оно мне не принадлежало. Оно было - вне времени. Хотя вряд ли это что-либо решило тогда.
Тебя уже нет два года. Ни со мной, ни с другими. Ты просто исчез, как лунный свет. Навсегда. Твоё бездыханное тело выплюнула река через год после того, как ты утонул. Ты любил плавать при лунном свете. Тебя возбуждала лунная дорожка - ты её брал, загребая руками широко и плавно. Она тебя тоже брала - всего, до последней мужской клеточки, пахнущей земной жизнью. Я любили этот запах. Луна его любили тоже. Я не уберегла тебя. У меня не хватило сил. Прости, хоть сейчас. Береги себя там - по ту сторону Луны.
Твоя обычная, синяя, грубая, мужская чашка на столе, которую я наливала до верха, когда пила свой жгучий кофе, думая о чём-то несущественном, своём - дальнем или близком, на сей раз оказалась - пустой. Даже без кофейной гущи - мистика? Ты принял этот благородный, древнее нас, тонкий и пряный напиток, к которому сам меня и приучил, мой лунный и нежный! Я в этом не сомневалась, что буду услышанной тобой, наконец, и понятой - хоть сейчас, через водораздел времени и жизни. Смерть нас объединила. А жизнь - всё время разъединяла, странно, да? Может, твоя луна для того и создана Творцом, чтобы объединять тех, кто подвержен её влиянию? Не знаю…