Самый настоящий бедолага - это беллетрист, пытающийся полностью описать все недостатки и достоинства Москвы. Мне пришлось работать со многими письмами, книгами и дневниками различных писателей, рассказывающих о своих впечатлениях от города – гиганта. Уверен, что для многих это бы показалось странностью, - кажется, если ты полон решительности и правдивости, так иди и описывай, - но качества полной уверенности у меня всегда не доставало: здесь, знаете, не поможет ни надежность, ни нелепая храбрость, ни даже случай, ибо этот город - страна сама по себе, и описывать приходится уже не один, а миллионы портретов и явлений. Нет слов, чтобы полностью выразить ощущения и мысли, возникающие при виде Москвы, а если таковые находятся, то совершенно ничтожные... Потому это происходит, что в самом воздухе столицы витает дух будущности, а будущность всегда утонченна и неясна, и рассказывать о ней, не разгадывая неясности - идеепреступление.
Желая в должной мере облагородить Москву, для начала следует увидеть всю ту картину труда, которая происходит повсюду, перед вашими глазами, за спиной, под ногами: здесь пронзительный крик души человека заглушен шумом масс людей, ревом автомобилей и метро, работой магазинов и базаров. Но, кроме занятости и напряженности есть то хорошее, что никогда не вырвать из деформированной Москвы, - то великодушие и широта русских, отличающие их от холодных и размеренных немцев, шустрых и голосистых итальянцев, пренебрежительных и молчаливых англичан.
Русский человек не любит витиеватых речей, однако ничто не может заставить его отвлечься от глубинного философствования над самим собой. Все, что он создает, может быть бездарно, но тем не менее всегда велико. Эти факторы и влияют на мировоззрения коренных московских людей, причем во все времена, от времен превращения Московии до нашего сурового века, прославившегося неоновой рекламой и новыми порядками.
Также Москва - страна моды и слепой веры в Бога. Таковой ее сделали не только корни исторические, но и весь тот люд, который потянулся вглубь России из других государств, и мир Москвы, так долго строившийся при социалистическом строе, разрушился, исчез, оставив взамен довольно неоднообразную картину беспокойной жизни. Москва являет собой важнейший узел политической и светской систем, и, как многие народы, город этот переживает период переустройств, в котором люди ищут спасения в чем угодно, лишь бы отвлечься от происходящего. Чтобы хоть как - нибудь осмыслить все, россияне обращаются к Богу или к пестрым и развлекательным пустякам, от которых зарабатывают шарлатаны самой низкой пробы и страдают гении современности.
Однако по Москве нельзя судить всю Россию. Если писатель знает страну славян по Москве, значит он знает внешнюю ее сторону, он как странник в пустыне, нашедший оазис и очарованный спасением, но не видящий пути дальше. Только Москва - блажь молодежи, которая до самого занебесья отражена в панораме беззвездной ночи; искусственные жесты и улыбки, и вместе с ними такая необычная радость, которая девственна и юна, и не может открыться, а только скрыта ситцем черного платка женщины, покрывающей голову и с благоговением входящей в церковь… Москва - это напоминание нам о величии и гении человека, непокорного русского страдальца, которому становится в мире душно и неспокойно, все связано и покоится, но не мертвой плотью, а гибким и крепким телом, превращающим глыбы в шедевры. Эта столица разрывает мозг пополам, затем меняет все художественные человеческие вкусы и вскрывает гноящиеся раны, с целью дальнейшего их лечения; несметное количество картин Третьяковской галереи - сложнейшие впечатления деятелей искусства, часть их жизни, любовные переживания и открытое служение своему народу, сияющее в каждом штрихе, в каждой линии, создавая легчайшую явь, Воробьевы горы, где два гения дали клятву освобождения своего народа и сдержали ее, Кремль, центр и сердце, история и политика, кусок черного хлеба и бокал вина, Большой и Малый театр, мамонтами чинно стоящие посреди небоскребов - не хватит жизни для изучения парчи, вышитой на оборках Москвы.
Остальная же Россия - чудаковатая селянка с дворянским лоском, которая в глуши и обыденности уверена в своей неповторимости и проповедующая терпимость по отношению к преступности и варварству. "Руси есть веселие пити, не может без того быти", - говорил о русичах князь Владимир. Издревле, еще, будучи язычниками, население наше проводило в пьянстве и музыке – и похороны, и женитьбы, и праздники. Прошло более десяти столетий, а Россия осталась пьяницей, потихоньку вымирающей от алкоголя, но благоговеющей перед плетью своих тиранов.
Шаг за шагом за мраморной стеной реальности скрывается меньшинство талантов - остальные исполняют роль маразматиков и демагогов, - которые элегантно извлекают в здравом уме и добром здравии все выгоды из России, взамен руководствуясь фактами в садозащитных целях. Птица удачи лишь изредка касается над Москвой, насмехаясь над нею, не понимая, что вся коренастая Россия - титан, угрюмый и сонливый, способный без особого труда схватить ее за цветастый хвост. Так и происходили русские воины и революции: пролетариат или армия направляется большевиками или командирами по общим и алогичным законам инстинктов, называемых патриотизмом. Так, В. И. Ульянов отметил в письме к Центральному Комитету РСДРП: "3 - 4 июля восстание было бы ошибкой: мы не удержали бы власти ни физически, ни политически. Физически, несмотря на то, что Питер был моментами в наших руках, ибо драться, умирать за обладание Питером наши же рабочие и солдаты тогда бы не стали: не было такого "озверения", такой кипучей ненависти и к Керенским, и к Церетели..."
Если оценивать Россию по достижениям культуры, то Москва наряду с Петербургом есть первый преобразователь мыслей и вдохновений российских, где сочетаются некий просторный и невыхолощенный вид и чрезвычайно мудрый смысл. Со смелостью можно предположить, что кумиром по бытовому складу и духу стал для племени нашего Петр I. С его приходом умерла «Русь боярская», он оставил неизгладимый отпечаток на своем столетии, посмотрел на него досель невиданным взглядом, меняя и заменяя его, применяя заграничные знания на русский лад. С трудов этого государя, собственно, и начинается осмысленная действительность, как для России, так и для Москвы, с той лишь разницею, что столица преуспела в плане традиций, накопленных в течение нескольких веков. Следует отметить, что деяния Петра стало неким обновляющим родником, дающим силы потомкам своим: строительство непобедимого на тот час флота, поощрения и поддержка по отношению к наукам и риторике, победа в Северной войне, - и все это в соединении со стремлением судить людей не по родству, а по уму. Само собою, такой человек не может не олицетворять собою ореол грозности русичей и не может не иметь достойных преемников.
Последователем дел Петра, но теперь уже из рода купеческого есть видный гений России, "холмогорский мужик" Михаил Васильевич Ломоносов, которому суждено было проживать в годы, когда самодовольство и кичливость заменяли стремление к образованию, когда происходили перевороты в государстве, и почитались более иностранцы, чем русские ученые. А. С. Пушкин писал о Ломоносове: «Ломоносов есть наш первый университет». Действительно, эта мысль оправдана во всех значеньях: и в плане неисчерпаемого гения этого человека, и в достижениях его трудов, и в воздвижении первого русского университета. Перед своей смертью Михайло Васильевич предвещал: «Ежели не прекратите вражды, великая буря грянет», однако до этой бури было еще очень далеко.
Проходил век русского Ренессанса, в котором жили и творили видные писатели того времени: светило поэзии Пушкин, его ученик по перу Лермонтов, Грибоедов, Тургенев, Гоголь, Некрасов, Гончаров, Тютчев, Фет и многие другие. Следует отметить, что практически большинство вышеперечисленных людей по своему происхождению было дворянами, т. е. людьми праздными, имеющими время для того, что заниматься литературой и воплощать свои замыслы в жизнь. Они объединялись в общества, кружки, создавали журналы и газеты, в которых отображали свои протесты против царского строя, порядков, законов. Все вместе они и создавали ту «завтрашнюю власть», о которой так мечтал уже из XX века молодой В. Маяковский вместе с группой футуристов.
Переломным моментом в становлении русского общества, так или иначе, следует считать смерть Льва Николаевича Толстого. Чехов говорил с легкой досадой об этом Бунину: «Вот умрет Толстой – все к чорту пойдет». Действительно – и символисты, и писатели эмиграции, и зарубежные писатели с глубочайшим вниманием слушали этого льва литературы, оставляя свои отдельные воспоминанья, из которых искусствоведы и собирали его цельный портрет. Несметные модели и школы искусств начинают появляться в Москве, представляя собой сумятицу различных вкусов, впрочем, не имеющих под собою никаких оснований. Довольно часто под видом обобщения выступали примеры, которые были обречены на вымирание. Происходила «буря», сопровождающаяся насилием, это тело мира, по которому дрожью пробегала реакция страха, преступности и полемики. Двадцатый век – век манифестов и разрушительного бича, что не могло не отразиться на эстетическом мироощущении Москвы. Войны внесли в сознание людей безысходность их жизни, пессимистичность взглядов и новейшую психологию, по которой каждый индивидуум являлся неповторимым, но по которой твердо устоявшиеся истины являлись недействительными. Не зря русский Философ Николай Бердяев писал: «Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, соединяли чувство заката и гибели с надеждой на преображение жизни».
Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Горбачев… Первый строил невозможные теории о равенстве народа России не только экономически, но и нравственно; второй, хотя и не имел должного образования и трудов теоретических, но скоро дал понять, кто первое лицо в стране; третий объявил всему миру, что «СССР будет вести политику мирного сосуществования»; при четвертом остро развернулась дестабилизация культуры государства; при пятом – заложение совершенно других интересов России как демократической державы после распада мощнейшего Советского Союза – и при всех этих переменах влияние политического режима Кремля на граждан не ослаблялось ни на одну минуту.
Ослабление власти, начиная с 80-х – 90-х годов, дало внутренний толчок к назревающей борьбе во всех средах существования, а ключевыми причинами этого стали потеря одних духовных ценностей (в первую очередь, внутренней совести) и переосмысление других (стыда и счастья). Как у Толстого: «Все смешалось в доме Облонских», так и в «доме Москвы» между существованием москвичей распалась та связь, которая пробуждала доверчивость. Хлынули потоки информации, причем в большинстве случаев бесполезной, исчерпала себя система, по которой двигалась Россия прошедшего, исполосованного воинами вначале и деформированного исключительно мелочными распрями и мечтами о демократии в конце, века.
В начале XXI века на долю Москвы выпало быть реформатором и учителем для «парадоксального поколения», чтобы не спровоцировать более бессердечности и тщеславия. Надеюсь, что все выше написанное звучит для вас хоть сколько – нибудь правдоподобно, ведь любому страшно хочется почувствовать эту израненную в некоем смысле старину, не только на веру, но и на глаз.