Руселька и волшебные одуванчики Абалана

РУСЕЛЬКА







Чудесные городки были всегда. Они возникали в Абалане из фантазий и образов, из воспоминаний, отражений и творчества. Их создавали родители для детей, дедушки и бабушки. Некоторые Чудесные городки появились просто так, другие по недоразумению, третьи от сырости. Кое-какие придумал Автор, а множество создали те, кто делает мультики и велосипеды, музыку и мебель, компьютерные программы, книги и так далее.
Чудесные городки есть большие и маленькие. Открытые и еще не открытые. Игрушечные и рисованные, рекламные и настоящие. На любой вкус и безвкусные. Чудесные городки — красивые и не очень.
Кто знает, может и ты; прочитав эту книгу, захочешь создать свой Чудесный городок в Абалане?
А еще есть Чудесные городки удобные и совсем-совсем неудобные. Да. Есть в Абалане и очень неудобные Чудесные городки.

* * *

Жила-была девочка. Звали ее Руселька.
Так получилось, что Чудесный городок, в котором жила Руселька, был самым маленьким из всех существующих в Абалане. Через него проходила Большая Дорога, которая соединяла большинство Чудесных городков Абалана.
А в самом Маленьком городке все было действительно маленьким: и улочки, и дворики, и уличные фонари, и детские площадки, и магазинчики. Автобусные остановки были величиной с почтовую марку, но автобусы не ходили совсем, потому, что для автобусов в Маленьком Чудесном городке просто не хватало места.
 И девочки здесь жили маленькие. Девочки жили в крохотных домиках и в крохотных комнатках. В микрокухоньках стояли холодильнички, способные поместить только одну нашу конфетку.  А в микроволновые печи влезала всего лишь горсточка съедобных почек дерева «Ам». А девочкины пылесосики не смогли бы засосать даже самую малюпусенькую нашу крошечку, потому что наша крошечка была бы для них слишком велика.
* * *
Девочки  Маленького Чудесного городка испытывали страшные неудобства. Вот вы попробуйте, например, поиграть в прятки, если все вещи в крохотных комнатках стоят, придвинутые вплотную друг к другу. А белье, перед тем как уложить его в шкаф, приходилось прессовать как фанеру. Потому что на маленьких полочках маленьких шкафчиков было совсем мало места. В Чудесном Малюпусеньком городке даже растения росли особенные. Елке, например, негде было  распушить свои лапки, и девочки на Новый год украшали игрушками плющ и лианы, а некоторые, самые отчаянные фантазерки  — филодендроны.
 Вот такой был выбор. Дошло до того, что в Малюпусеньком Чудесном городке вывелись плоские мыши с плоскими хвостиками. Мышки просовывали свои хвостики в щели, и по их цвету определяли, есть ли у девочек в комнате сыр или его нет, а если есть, то какой он свежести и сколько в нем дырочек.  А кое-кто из девочек утверждал, что видел в одежном шкафу плоского ежа. А когда девочки играли в шашки, то вместо шахматной доски вешали между собой полотенце, а вместо шашек прикалывали пуговички.
Гулять им тоже было негде — разве только протиснуться  из комнаты в комнату, или повисеть на веревочной лестнице под балкончиком. Или вскарабкаться на крышу и полюбоваться Желанными бабочками, которые пролетали в вышине.
Вот каким был самый микроскопический  Чудесный городок в Абалане.
Но, несмотря на все это, девочки в Чудесном Малюпусеньком городке были не какие-нибудь уродки, а самые обыкновенные симпатичные девчонки, только очень маленькие. И наряды им были впору, и ботиночки не жали, и украшения шли к их фигурам и личикам. А спаленки были уютными, и абажурчики в них светили по-домашнему. Но просто не было свободного места в Малюпусеньком Чудесном городке  Абалана. И отсутствие свободного места, конечно, плохо сказывалось на настроении. Ну, вот, что может испытывать девочка в Маленьком городке? Маленькие неудобства, маленькие сложности, маленькие неприятности, маленькие проблемы.
Но больше всего маленьких неудобств девочки испытывали в присутствии гостей. Когда девочки ходили друг к другу в гости, им было ужасно неудобно. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и если вздыхала одна девочка, остальным приходилось выдыхать. Как игрушечный парусник в бутылочке, так чувствовали себя девочки Малюпусенького городка.
Конечно, это сравнение почти что шутка, однако условия становились совершенно невыносимыми, когда через городок проходил по Большой Дороге какой-нибудь прохожий, путешествующий между Чудесными городками Абалана. Ведь, к сожалению, или к счастью, Большая Дорога шла прямо через Чудесный Маленький городок.  Прохожие путешественники продирались через городок, как  слоны через посудный магазин. Этим путешественникам, как трансформерам,  приходилось складываться и утоньшаться, чтобы пройти через Маленький Чудесный городок: комнаты девочек, коридоры, балконы, кухоньки и подземный переход с одной и с другой стороны городка. Через Чудесный городок прохожие протискивались от одного выхода к другому, как пассажиры в метро, и тоже были очень недовольны.

* * *

И вот, однажды, очень ранним утром, один такой странник-путешественник, неловко перелезая через кроватку Русельки, проходя из ее прихожей в комнату соседской  девочки, чтобы следовать дальше, случайно разбил ее любимую чашку. Он разбудил спящую девочку и ужасно расстроился.
Когда Руселька открыла глаза, прохожий Путешественник стоял, упираясь носком ботинка в свободный уголок крошечной прихожей. Вторая нога у него застыла в воздухе, когда чашка упала и разбилась. Прохожий стоял, скомкавшись почти пополам, и судорожно держался за мифические неровности шкафчика для белья.
Глядя на Русельку перепуганными глазами, Путешественник сказал:
— Теснота какая! — поморщился Путешественник, слипаясь для устойчивости с тумбочкой и углом шкафчика. — Даже упасть некуда!  Прости меня, девочка, — мне ужасно неловко. Я имею в виду — неудобно.  Нет, ты не подумай, я не жалуюсь на то, что мне неудобно стоять   в тесноте.  Я говорю не об этом, хотя мне действительно неудобно стоять.  Мне неудобно, что я не  сумел пройти по своим делам тихо, не потревожив твой сон. Мне неудобно в том смысле, что я тебя разбудил…
Прохожий Путешественник так же занудно, по одному, отлепил пальцы от угла шкафчика и опустил зависшую ногу на свободный пятачок пространства, чудом проявившийся возле мойки, в углу. Прохожий осторожно перенес вес тела на поставленную удачно ногу:
— Теснота какая! — повторил Путешественник с облегчением. — Прости меня, девочка.
— Конечно. Ничего, — вежливо сказала Руселька, позевывая. Она привыкла к тесноте и ни капельки не обиделась на прохожего.   
Но тот с горечью продолжал:
 — А я сейчас все на свете отдал бы за тайну Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Не за Сюрприз-Одуванчик, — уточнил Путешественник, строго глядя на Русельку. — А за тайну - желание...
— А что это за Поле Цветных Одуванчиков? — спросила Руселька, потягиваясь. — Оно настоящее?
— Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков   Абалана — настоящее, без вопросов! — закричал Путешественник-прохожий. — И Разноцветные Одуванчики на этом Поле — настоящие Волшебные Одуванчики. Когда Разноцветный Волшебный Одуванчик рассыпается от твоего дыхания — исполняется волшебство. Одуванчик может подарить тебе любой сюрприз: роликовые коньки или горсть алмазов, зубную щетку или хрустальные башмачки. Правда сюрприз зависит от его собственного каприза,  никто заранее не знает, что на уме у Одуванчика. Он может подарить тебе огромного плюшевого мишку или путевку в Диснейленд, самую звездную ночь в истории или встречу с настоящим Принцем...
— Очень интересно, — сказала Руселька, открывая глаза так широко, как она не раскрывала их никогда в жизни. — Да Вы присядьте на дорожку, — добавила она, подвигаясь на кроватке.
Прохожий Путешественник отмахнулся от предложения, потому что присесть на девочкину кроватку было все равно, что присесть на муху:  все равно не попадешь. А Руселька тем временем мечтательно продолжала:
— Да! Все эти подарки — действительно хорошая Тайна.  Очень хорошая.
— Это не Тайна, — сказал прохожий Путешественник. — Это обыкновенный сюрприз от Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Сюрприз — потому, что подарок будет обязательно, вот только никто не знает, какой. Зато все знают, что кроме сюрприза существует еще и Тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана...
— Еще и тайна, — шепотом ахнула Руселька, падая на подушку. — Какая?
— Тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков — Одуванчик- Желание. Тому, кто владеет Тайной, Одуванчик не просто дарит сюрприз. Этому человеку Разноцветный Волшебный Одуванчик может выполнить любое его желание!
— Любое желание, — зачарованно сказала Руселька.— А что это за Тайна?
— Кто знает — не рассказывает, — вздохнул Путешественник. — Ты вот лучше спроси, — добавил он, неловко переминаясь на узком пространстве. — Ты лучше спроси,  какое у меня появилось желание?
— Какое у Вас желание? — вежливо спросила Руселька, думая  совсем не о том, какие желания появились у прохожего Путешественника.
— Если мне посчастливится открыть Тайну Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — торжественно сказал Прохожий, — я обязательно загадаю   в Одуванчик- желание, чтобы Большая Абаланская Дорога больше не проходила через ваш Малюпусенький Чудесный городок. Чтобы появился объезд мимо   вас — Большой, широкий. Может быть, даже двухъярусный. И чтобы мы, прохожие путешественники, больше не мучились, продираясь через ваши комнаты-мышеловки. Не приклеивались бы к вашей мебели, протираясь по коридорам. Не били бы ваших чашек по утрам. И чтобы хотя бы нам, путешественникам,   не было неудобно в Малюпусеньком Чудесном городке.
— Вот такое вот у меня желание, — закончил Путешественник, выразительно глядя на свои колени, прижатые к подбородку. — Извини, девочка. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— А как найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков? — заворожено спросила Руселька у странника. —   Как туда попасть?
— Ты когда-нибудь выходила за черту своего Малюпусенького Чудесного Городка? —   спросил расстроенный Путешественник.
— Нет, конечно, — просто ответила Руселька.
— Тогда — никак, — желчно отрезал прохожий. — Кто не выходит из дома, тот никуда не попадает. Вот так!
И прохожий Путешественник потянулся к маленькой двери:
— Все, девочка, пока! Еще раз извини за чашку. Когда пойду назад — занесу. Все равно через ваш Чудесный Городок протираться придется!
— Эй! — крикнула Руселька вслед прохожему. — А где находится это Поле,  в какую сторону надо идти?
— Там! — махнул рукой Путешественник туда, откуда пришел, и отправился дальше — туда, куда шел.
Видно, его желание было не таким уж сильным.   
— Пока, —  Руселька задумчиво посмотрела ему вслед. Если бы Путешественник решил вернуться и действительно пошел искать Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, чтобы попытаться открыть тайну-желание, она,  Руселька, пошла бы вместе с ним.
                ***
… Конечно, раннее пробуждение — вещь неудобная, но хорошие новости того стоили. Хорошие новости — всегда повод изменить свою жизнь к лучшему. И Русельке  вдруг очень захотелось ее изменить.
— Смотри, как бывает, — думала Руселька. — Живешь, живешь — все нравится, и вдруг оказывается, что городок, в котором ты живешь — самый неудобный из всех Чудесных городков Абалана — середина песочных часов.
А где-то…
А где-то там…
Очень захотелось вдруг Русельке получить хрустальные башмачки, и горсть алмазов, и пляжный зонтик, и самую звездную ночь в истории…
И мысленно Руселька была уже далеко…
 А осколки чашки все еще лежали возле ее кроватки.
— Все! — окончательно решила Руселька. — Надо немедленно вставать. Немедленно.
И Руселька просто-таки решилась. Правда, она подумывала взять с собой в дорогу кого-нибудь из подружек, но, во-первых, было очень и очень раннее утро, и подружки Русельки еще спали, а они не любили просыпаться рано,  во-вторых, еще неизвестно, сколько одуванчиков на Волшебном Поле Цветных Одуванчиков растет одновременно. Вдруг их там слишком мало, и если девочки пойдут все вместе, то кому-то может не хватить разноцветного одуванчика с подарком.
— Кроме того,  — решила добрая Руселька, – если мне попадется вдруг Одуванчик-желание, я загадаю так, чтобы наш Маленький Чудесный городок стал настоящим, большим Чудесным городом.  И, если мое желание исполнится, то в нашем Чудесном городке появятся и магазины, и парикмахерские, и такси, и принцы, и девочки сами  на месте смогут выбрать то, что им нужно, а не будут тащиться со мной за тридевять земель в тридесятый городок с раннего утра.

* * *
Сказано — сделано. Встала Руселька, постельку заправила, умылась, и посмотрела вокруг. Оказывается, ничего и не жалко. Теснота, плоские мыши, погулять негде. Протиснулась Руселька через узенькие дверцы в узенький двор, перелезла через маленький заборчик, и пошла по Большой Дороге к переходу.
Спустилась Руселька по мокрым ступенечкам, зашла в переход.  Переход как переход. Подземный. Низкий потолок, тусклое освещение, серые стены. Только изредка зеленоватые оазисы мхов на древних граффити. Шаг сделаешь — скучно, два — холодно, три — ничего не меняется, все так же.
Поэтому, наверное, девочки из Малюпусенького Чудесного городка четвертый шаг в Подземном Переходе никогда и не делали.  Назад возвращались. Очень неуютный переход…
Сделала Руселька четвертый шаг. Идет, руками старается не размахивать, стихи бормочет:
Вот иду я, мне бы только
Переходом перебраться,
Мне уже сегодня ночью
Одуванчики приснятся
Столько хочется увидеть —
Ничего бы не забыла,
Лишь бы мне на этом Поле
Одуванчиков хватило!
И эхо спереди что-то уважительно бурчит из-за угла. Но за этим углом Переход не закончился, и Руселька добавила специально для эхо — из благодарности:   
Тук-тук — слышен звук,
Кэк-мэк — слышен квэк,
Трак-краг — слышен шаг…
В этом месте Руселька споткнулась и пробурчала под нос:
— Ну-ка камень убери, я иду по лабири… — и тут ее озарило. Из-за очередного поворота вспыхнул матовым одуванчиком далекий выход.
Руселька сразу забыла про все стишки, — камешки под ногами вниз посыпались. Переход вверх стал выворачивать, и через несколько минут девочка вышла наружу.
Вышла девочка из Перехода и как испугалась! Поляна огромная, и только деревья по краешку. Не тесно, непривычно. Даже голова кружится.  Ужас, сколько вокруг свободного места. Такое ощущение, как будто вот-вот упадешь и ухватиться не за что. Под рукой — ни дверного косячка, ни манежа, ни мамочкиной ручки, ни шкафчика. Ничего не держит.
 А кругом травка растет, и цветов сколько угодно на поляне. Не в горшочке на подоконнике. Не в крохотном дворике. А под ногами. А цветы какие! Большие, лохматые. Для толстых-претолстых пчел. И не в кружок растут, как на клумбочках в Малюпусеньком Чудесном городке, а как попало.
 Обрадовалась Руселька и привыкла. Так приятно привыкать к хорошему.
С поляны — дорога дальше побежала. А за поляной, за дорогой, на Обочинке — Бурелом Буреломович.  Там все стеной растет и переплетается. Ломается, падает, сохнет, гниет и снова прорастает. Там, в Буреломе Буреломовиче непролазном и мусор, и ямы, и ветки перепутаны, и кусты с колючкой верблюжьей, и даже танковые ежи. Откуда?
Вот  и я спрашиваю — откуда?
Там, в Буреломе ни ходу, ни проходу. Там даже знак висит. Колючка в квадрате. В квадрате — значит очень непроходимые места. Там так и ходят. Там непролазы живут, скользяки, мыши буреломные, змеи и буреломные свинтусы, которые ходят напропалую, Бурелом протаптывают, как ледокол рассекает льдины. А еще тени и Солнечные Кролики.
Солнечные  зайчики — на полянке живут, а Солнечные Кролики — в Буреломе.

* * *
Но Бурелом — далеко по краю. А с поляны Большая Дорога дальше бежит. В другие Чудесные городки Загадочной Части Света. В хорошие места. Куда-то туда, где Поле Разноцветных Одуванчиков. Стояла Руселька зачарованно и, не сходя с места, в себя приходила. 
А, между тем, с точки зрения человечка с толстыми ляжками,  это была самая обыкновенная поляна у Большой Дороги.
И девочка, которая смотрела на Переход, разинув рот, его удивила.
— Привет! — сказал лохматый толстяк девочке. — Ты из какого Чудесного городка?
Руселька оглянулась. Справа, на камушке, возле выхода из тоннеля, лежал желтенький рюкзачок, на низкой ветке ближайшего дерева висела желтая маечка, а лохматый человечек чесал обгорелые плечи:
— И куда это ты собралась?
— Я из Малюпусенького Чудесного городка, — девочка шагнула в сторону и нагнула голову, разглядывая человечка. — Зовут меня Руселька.
— Ты идешь из Маленького Чудесного городка? — изумился толстый. — Первый раз в жизни вижу  девочку из Маленького Чудесного городка, которой захотелось пройтись погулять. Ну, очень интересно. Меня зовут Забежи. А мой Чудесный городок очень далеко отсюда.
У человечка были большие карманы и маленькие ножки.
— Забежи? — удивилась Руселька. — Так не зовут, ты шутишь!
— Меня зовут именно так, — сказал лохматый толстячок, роясь в карманах. На джинсах у него было превеликое множество карманчиков, набитых всякой всячиной. Человечек достал и переложил несколько брелочков, ключиков и блокнотов. Он разгладил какие-то бумажки и показал их Русельке.
— Ты видишь – это письма. Эти письма пишут мне друзья. На письмах марки самых разных Чудесных городков Абалана. «Дорогой Забежи, дорогой Забежи», — все просят помочь. А когда друзья мне пишут: «Забежи, надо помочь», — я бегу и помогаю. Вот тут рядом я забегал к одним друзьям, погостил у них, а когда вышел на дорогу, смотрю – ты стоишь. Пузыри пускаешь. Куда это ты собралась?
—  Тебя что, и правда так зовут — Забежи?
— Правда, правда. Один попросит: Забежи, помоги. Другой попросит: Забежи, помоги. Да я и сам стал звать себя Забежи. Людям надо помогать, а хорошим людям надо помогать часто. Я столько бегаю в разные стороны, что боюсь, что когда-нибудь заблужусь, и тогда меня будут звать Заблужи. Или куда-нибудь не успею, и тогда меня будут звать Неуспей. Но это, конечно, шутка. Ну, а ты куда идешь?
— Я не знаю, куда мне идти.
— А куда тебе надо?
— Мне хочется найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Не слышал?
— Слышал. Только это Поле не у нас. Не в этой стороне Чудесных городков. Это Поле совсем в другой стороне. Туда идти очень долго.
— Ой! — огорчилась Руселька. — А мне так хочется получить кучу волшебных подарков и превратить Малюпусенький Чудесный городок, в котором я жила, в огромную красивую страну. Хочу, чтобы моим подружкам хватало места для прогулок. Хочу, чтобы появились настоящие деревья, магазины, автомобили. И огромные теплые лужи, которые можно перепрыгивать в свое удовольствие. А еще мне ужасно нравятся набережные и принцы. Так хочется иметь своего принца, что я могу идти ради этого куда угодно, даже очень далеко.
— Если хочешь, я могу быть твоим принцем, — предложил Забежи.
— Ты?  — удивилась Руселька. — А справка, что ты принц, у тебя есть?

* * *
— Нет у него справки, — захохотал Полупопугай с вершины дерева, что стояло у выхода из тоннеля. Эта странная птица имела клюв, как у попугая и глаза-бусинки и хвост — как у сороки.  И цвета он был не птичьего. Цвета он был – радуги. Красный, синий, зеленый, желтый. В общем, радуга в натуральную величину попугая, только это был Полупопугай. И стрекотал он, как сорока:
— А вот нет у него справки, только мусор в кармашках.
— Ну вот! — расстроился Забежи. —  Я с такой красивой девочкой первый раз в жизни подружился. А ты вмешиваешься. Вот  будешь первым, с кем я дружить не захочу — пожалеешь еще. Мы так хорошо поговорили…
— Давай пока так, дружок, — сказала Руселька, с интересом рассматривая птичку. – Справки, что ты принц, у тебя нет, так что мы без принца обойдемся. А вот со мной ты можешь пойти, если, конечно, знаешь дорогу.
— Я все дороги знаю,  — похвастался Забежи.
— Все?  — удивилась девочка. — И длинные и короткие?
—И длинные, и короткие, и куда хочешь.
— Как это — куда хочешь? Нам надо искать Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, а не идти куда хочешь!
— Но ведь ты  дороги не знаешь? Не знаешь! А найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков — хочешь. Хочешь? Значит, ты должна идти куда хочешь, потому что здесь никто точно не знает, где находится это Поле. Тем более, нужно идти куда хочешь, потому что дорога — одна. Прямо.
— Ну, тогда пошли? – сказала Руселька.
— Пошли, – сказал Забежи.
— Эй! И я с вами! — взлетел с дерева Полупопугай, треща крыльями.
— Я вам еще ох как пригожусь! — и Полупопугай стал носиться в воздухе, как мопед — стрекоча, виляя и проваливаясь в воздушные ямы.

* * *
Большая Дорога бежала вперед — широченная, ровная, а вдоль нее змеилась в травке придорожной, тропинка. Для тех, кто по Обочинке любит. А еще по краю Большой Дороги тянулись канавки — неглубокие, аккуратные, а за ними в обе стороны — деревья плодовые цепочкой вдоль дороги. Яблоньки, вишенки, черешенки, абрикосы, а иногда даже груши.
Просто рай для прохожих пешеходов.
А там уже за деревьями — Бурелом Буреломович. Мрачновато, сыровато, холодно. На Большой Дороге — уютно, и канавки тоже красивые, и деревья плодовые нравятся, а дальше — Бурелом за Обочинкой противный. Не ходи по Бурелому — ноги поломаешь!
А еще на Обочинке — цветочки. И полным-полно одуванчиков. Еще не волшебных, а обыкновенных, простеньких, придорожных.
— А расскажи мне, Забежи, про своих друзей, —  попросила Руселька, заплетая  из собранных  одуванчиков веночек.
— Ну, не знаю, о чем тебе рассказать, — улыбнулся Забежи. — Рассказать тебе, как однажды меня попросила о помощи Дракономама?
Единственный сын Дракономамы, Драконобеби приболел и расстроился. А когда Драконы расстраиваются, у них  и головы растраиваются. И вместо одной головы у драконов появляются три головы. Трехголовый дракон – это расстроенный Дракон.
И вот, маленький трехголовый расстроенный Драконобеби так заболел, что буквально дышал жаром. И не просто дышал, а всеми тремя головами. И потому что Драконобеби дышал жаром,  его никто осматривать не захотел: ни доктор, ни медсестра. И тогда Дракономама попросила меня сбегать за жаропонижающим. Потому что никакой нормальный доктор не станет диагностировать печку или пожар. Ага. Да еще и говорить трехголовому, у которого жар: дышите… не дышите...
Ведь пациент — огнедышащий. Как дохнет такой пациент огнем и жаром, —  от доктора один пепел останется.
Вот доктор и сказал Дракономамаше: «Пока ваш Дракончик ведро жаропонижающего не съест, пока две  ванны воды не выпьет — на сто шагов к малышу не подойду и осматривать его не буду!»
Я  тогда семь аптек в Чудесных городках оббегал, пока ведро драконьего жаропонижающего не нашел. И то друзья помогли.
— А воду? – удивилась Руселька. — Как принес?
— Водички ему Дракономамочка дали, – улыбнулся Забежи.
— Как интересно… – сказала Руселька… – Ты такой благородный, такой необычный...
Забежи заскромничал.
— А что ты еще делал?
— Ну, например, однажды я помогал одному знакомому коту. У кота была куриная слепота. Он кур не видел. Так я ему курочек носил, под нос клал. Трогал он курочек, радовался, слюни пускал.
— А потом?
— А потом его пес отлупил дворовый. За то, что кот сослепу чуть курочку не съел невидимую. С тех пор его никто не видел.
— Кого?
— Кота. Моего друга.
— Как смешно! — захохотала девочка. И очень ей шел веночек из одуванчиков. И личико раскраснелось, и ресницы распахнулись шире, и глазки стали глубже и синее.
А в это время кое-что изменилось.

* * *
Слева,  за деревьями, в Диком Поле как был Бурелом Буреломович, так Бурелом и остался. А вот справа, никто не заметил когда, вместо Бурелома какие-то огороды появились.
Где-то сзади — мы уже прошли — начались, и возле мостика к самой дороге подкрались.
А Большая Дорога по мостику через речку побежала. В это время сверху Полупопугай спланировал. Только и было у него отличие от летающего мопеда,  что Полупопугай шлейф дыма из выхлопной трубы не выпускал, — трубы у него не было. Он так громко стрекотал, что Забежи очередную байку прервал.
— И что хорошо, — закричал Полупопугай, — хорошо, что вы остановились. Терпеть не могу на лету разговаривать. — Он плюхнулся на придорожную вишенку.
— А что ты нам скажешь? — довольно недружелюбно спросил Забежи, которому Полупопугай помешал байки рассказывать.
— Я скажу все. Не в моих правилах скрывать правду, — какая горькая она ни была бы. И, если тебе, Забежи, некогда — то я тогда скажу сразу — и во-первых и в-последних.
— Говори, — улыбнулась Руселька.
— Во-первых, — сказал Полупопугай, — полупопугаи — это самые необходимые существа на свете. Самые душевные, самые лучшие друзья, самые вр…
— Короче, — ревниво перебил распевшегося Полупопугая Забежи. — Это мы уже поняли. Говори в-последних. Только в самых последних.
— А в самых последних, — поперхнулся Полупопугай, — я знаю, что вас ждет в будущем.
— Ну, и что же нас ждет в будущем? — иронически спросил Забежи, рассовывая по карманам все то, что он только что из них вытащил.
— В будущем вас ждет засада.
— Какая такая засада? — удивился Забежи. — Я тут тысячу раз пробегал — никакой засады не видел.
— Ты по Большой Дороге пробегал. А Дорога через мостик идет. А мостик сейчас на ремонте.  Закрыт на ремонт.  Не веришь? Бежи — смотри. Перегорожено все, и знак висит: "Проход закрыт. Ремонт. Дорожные работы".
Забежи взглянул на мостик. Мостик был перегорожен. Табличка висела.
— Все правильно. Проход воспрещен. Ну, — сказал Забежи, — теперь верю. И дальше что?
— Не дальше, а ближе, — сказал Полупопугай. — Придется вам огородами угол срезать. Всего и делов. Прошлись по огородам — и снова на Дорогу вышли. Только тут одно "но" препятствует. Знаете, какое?
— Хозяева заругаются? — предположил Забежи.
—Огороды неприятные, — сказал Полупопугай. — Они знаете, как называются?
— Как они называются?
— Крокодилья Пустошь. Вот как они называются!
— Что, Забежи, — свесился Полупопугай в сторону Забежи, — небось, ни разу не ходил?
— Огороды? Крокодилья Пустошь?– удивилась Руселька. — А что же это такое?
— Ага, — захохотал Полупопугай, — Не знаете! Теперь будете со мной дружить?
— Теперь  будем, – твердо пообещала Руселька. —  А он не врет? – на всякий случай переспросила девочка  Забежи.
— Ну, знаки висят про ремонт дороги,  дорога у мостика перерыта. Всякое может быть. Не врет, наверное.
— А про Крокодилью Пустошь что ты думаешь? — снова спросила Руселька.
— Тут такие места… Неопределенные, — сказал Забежи. — От твоего Малюпусенького Чудесного городка мы отошли.  К другому Чудесному городку мы не подошли — ничьи это места, поэтому  тут и может поселиться всякая странная публика или гадость, — Бурелом рядом.
— Это не гадость, — сказал Полупопугай. – Там дальше Чудесный городок, Великолепные Владения Старика Пти. А это как бы предместья. Жители Чудесного городка Великолепные Владения Старика Пти тут всякие овощи садят: картошку, морковку, салатик. И приезжают на выходные — поливают, обрабатывают. И огурцов тут много. В Чудесном городке  Великолепных Владениях Старика Пти жители огурцы очень уважают, без огурцов за стол не садятся. Вот и на Пустоши их возделывают.  Только все дело в том, что крокодилы местные тоже огурцы любят. И питаются, в основном, огурцами. Им тоже кушать хочется. Поэтому они тут исключительно зеленые.
— Огурцы? – не поняла Руселька. — Зеленые?
— Крокодилы, – обиделся Полупопугай, — зеленые, чтобы вдоль грядок проползать и воровать огурчики незаметно, чтобы хозяева огурцов, крокодилов-воришек не заметили и не набили. А когда хозяев на огороде нет, то единственное, чего крокодилы боятся, так это Пугала Огородного. Потому Пугало Огородное жители переставляют туда-сюда по всему огороду. Где Пугало стоит, — крокодилы там не едят, там боятся, а где Пугала нет, ходят по грядкам, как хозяева.
— А что же нам делать?
— Ну, это мы решим, – сказал Полупопугай, – я ведь тоже не простой. Пугало не пугало, а попугай. Вот я их и попугаю.
— Ты Полупопугай, – уточнил Забежи.
— Когда надо Полупопугай, – согласился Полупопугай, —  а когда надо попугать по-настоящему, то и попугаю по-настоящему. Хотите?
— Что ты имеешь ввиду?
— Я имею ввиду, что если у вас есть лучший вариант, а я вас не устраиваю, то сидите здесь, сколько хотите или по домам расходитесь, а я спать полечу.
— Нет, нет, не улетай, пожалуйста. Помоги нам,  — сказал Забежи.
— Ты классный, — добавила Руселька.
— А, испугались-напугались?! Без меня не можете?!
— Испугались, конечно, — честно призналась Руселька и прибавила с уважением. – Умеешь, ты, Полупопугай, припугнуть по-настоящему.
Полупопугай перышки распушил, надулся и сказал:
— Надо там идти, где крокодилы боятся. Крокодилы огуречные, они тоже боятся…
— Кого же они боятся? — тихонько спросила Руселька.
— Ну, во-первых, меня, …
— Это и понятно — сказал Забежи. — А еще?

* * *
— Есть и еще… — сказал Полупопугай. — Вот стоят на огороде  — для порядка поставлены — Пугало Огородное с Башкой Зеркальной и жена его — Чучело с Мордой Нахальной. Пугало — он в старой рубашке стоит, растопырился, как дед, а вместо головы — на шесте — тыква торчит. А в тыкву кусочки зеркала вправлены. Осколочки. Зеркалята свет солнечный отражают, солнечных зайчиков запускают, солнышко по небосклону перемещается, солнечные зайчики из зеркалят стайкой по огороду шатаются. А крокодилы огуречные Солнечных Зайчиков страшно трусят. Там, где Солнечные Зайчики прыгают — крокодилы огуречные не пасутся. Они от Солнечных Зайчиков убегают. И только крокодил огуречный от Солнечного Зайчика отпрыгнет, как жена Пугала Огородного с Тыквой Зеркальной — Чучело с Мордой Нахальной — тут как тут. У нее трещотка в лапах ветряная,  с мельничное колесо, как ветер подует — тарахтит— трах-трах-тарарах…
Вот крокодилов огуречных из стороны в сторону и шарахает.  Зубы у них клацают, хвосты ляпают — и шуму-гаму на огородах меньше не становится! Только когда стемнеет, — в огороде тихо совсем. Солнечные Зайчики исчезают, а крокодилы огуречные затаиваются до утра. Потому что рептилии в сумерках малоподвижны. Поэтому крокодилы огуречные притаиваются где-ни-то.  И до утра дремлют.
А Чучело с Мордой Нахальной — жена Пугала Огородного с Башкой Зеркальной — тоже на Пустоши не тарахтит. Она, говорят, по ночам на Большую Дорогу ходит,  людей пугает, поэтому в сумерках на Огородах  безопасно ходить. Но никто не отваживается.
 — Почему? — ну, очень удивилась Руселька.
 — Там темно, — в свою очередь удивился Полупопугай, —  не видно же ничего! Поэтому,  в сумерках мы не пойдем.
— А когда мы пойдем? — спросил Забежи.
— Сейчас пойдем, — сказал Полупопугай. — Я буду лететь впереди вас через огород, пугать, горланить, крокодилов огуречных дезориентировать… А вы за мной,  вдоль грядочки, тихонечко, тихонечко,  бегом! Побежите — хорошо, не побежите — хоть похрустите. А на той стороне — плетень. Как за плетень перемахнете — бояться нечего.
— Хорошо, — сказала Руселька. — А что значит похрустите?
— Это он  шутит, — мрачно сказал Забежи. – Крокодилы нас как огурчики покусают.
— Конечно, поку…. То есть я хотел сказать — конечно, шучу. Со мной не пропадете! Как увидите — я крыльями машу — бегите! –  Полупопугай показал, как он сделает крыльями, забулькал, как кипяток и  завыл, как медицинская сирена:
— У-а, у-а, у-а.

* * *
Завыл Полупопугай  и на огороды полетел. А Забежи и Руселька  вслед за ним двинулись, у плетня остановились.
— Внимание, внимание! – развлекался Полупопугай. –  Воздушная тревога! — Полупопугай подлетел к зеркальной тыкве Пугала Огородного, торчащей на шесте, вцепился в нее когтями, и давай раскручивать. И тыква — Башка Зеркальная Пугала Огородного — закрутилась, и зеркалята с Башки запустили в огород целую стаю веселых Солнечных Зайчиков. И Солнечные Зайчики заскакали по огороду как попало, попадая в огуречных крокодилов, и крокодилы огуречные перепугались и тоже запрыгали, как попало. На Крокодильей Пустоши все туда-сюда запрыгали, и под шум и гам чехарда началась. Полупопугай  трещит, Трещотка трещит, крокодилы трещат, и Солнечные Зайчики веселятся… Суета, неразбериха — и никакого организованного террора!
Вот Полупопугай и знак подал — крыльями замахал, клювом защелкал, а Руселька и Забежи  рты открыли — на представление смотрят. Разозлился Полупопугай, орет:
 —  Я уже замахался вам показывать — Бежать подано!
И в этом бедламе как помчались через Крокодилью Пустошь Забежи и Руселька… Как дернули! Забежи бежит и вверх смотрит на Полупопугая — куда бежать. А Полупопугай углы срезает.
А перед Забежи юркают в свежую зелень зеленые клыки, хвосты, чешуя бронированная, Полупопугай им вслед щелкает, а Руселька вслед Забежи бежит — по сторонам смотреть боится. Вот засмотрелся Забежи на Полупопугая, попал ногой в ямку, топчется на месте. А Руселька на спину Забежи упала, пробуксовала и на голову Забежи полезла.  Забежи испугался, да как заверещит! Головой затряс, ногу из ямки выдрал — дальше помчался! Только пятки сверкают, да холодные рыбьи глаза крокодилов огуречных, да Солнечные Зайчики. Вот Забежи от крокодила толстого шарахнулся, вперед не посмотрел, да как треснется головой, — и голова в тюрбан укуталась турецкий. Что такое? Откуда — тюрбан? Это Забежи в чучело втрескался. В жену Пугала Огородного с Башкой Зеркальной — в Чучело Огородное с Мордой Нахальной. Втрескался, в старых юбках запутался. На Чучеле старых юбок сто натянуто. Закрутились юбки у Забежи на голове — настроения не прибавили. Забежи  в тюрбане, а Чучело стоит себе, мордой нахальной ухмыляется. Выдрался Забежи из юбок — и ходу! А Руселька уж и обогнала его было… Но Забежи поэнергичнее, посноровистее и, естественно, опередил Русельку. Просто настолько опередил, что только пятки засверкали как светлячки. И оба они запыхались, хотя шли почти что не по земле, а почти что летели над огородом, как два полупопугая птенца за Полупопугаем папашей,  который мчался впереди них, забирая влево. Пока парочка добралась до плетня, некоторые, пугавшиеся было крокодилы опомнились и начали проявлять интерес к пришельцам, сердито клацая зубами и хлопая хвостами по зелени. Но спасительный плетень оказался совсем близко. Руселька добавила скорости, и вот, дружно, бегом, в ногу, товарищи перемахнули плетень. Опасность как бы миновала. Сзади разочарованно светилось множество больших ясных глаз, а впереди…

* * *
— Что это за кошки-мышки такие? — удивленно спросил Забежи, оглядываясь.
Полупопугай вспорхнул на чучело с той стороны плетня и начал чистить перышки.
— Куда это ты нас завел? – заорал Забежи.
Огороды кончились, но прямо напротив плетня стояли загадочные полуразрушенные стены каких-то руин, с огромными проемами дыр, осыпающимися башенками и кирпичными дорожками, петляющими неведомо куда.
— Это не Великолепные Владения старика Пти! – закричал Забежи. – Что это за Чудесный городок? Я никогда здесь не был.
— А здесь и не бывает никто, – сказал Полупопугай. – Это Забытый Чудесный городок.
— Забытый? А кто его забыл?
— А кто его забыл, тот и забыл, – рассердился Полупопугай. – Я откуда знаю. Все забыли, и я забыл.
— А зачем ты нас сюда привел?
— Забыл. Чего ты на меня кричишь?
— Ну не вредничай, Полупопугаюшка! – сказала Руселька. – Забежи на тебя не кричит. Он повышенным тоном хочет тебе добра. Правда, Забежи?
— Правда.
— Ну, видишь! Скажи, куда мы попали?
— Вы же хотели попутешествовать с приключениями? – ухмыльнулся Полупопугай. – Вот мы и путешествуем. На дороге было закрыто. А на огородах — крокодилы. Вот мы с Горби и поспорили, пройдете вы или нет.
— С каким еще Горби?
— Да мы с ним дружим. Только нам скучно. Вот Горби и сказал: «Дорога на ремонте. Давай поспорим, что через Крокодилью Пустошь никто не пройдет». А я сказал: «Давай. Ты споришь, что не пройдет, а я поспорю, что проведу». Вот я вас и провел, то есть проводил.
— Постой, постой, то есть как это? Так это и есть засада, про которую ты говорил? Хороший мальчик, нечего сказать, — укорила его Руселька.
— Полупопугай, — спокойно сказал Забежи. — Конечно, у меня самые короткие ноги на свете, но бегаю я очень быстро, а если прыгну, то ты от меня не уйдешь. Взлететь не успеешь. Только пух и перья полетят. Быстро говори, во что ты нас втравил?
— Да ни во что я вас не втравил. Сидел себе по своим делам, тут вы встречаетесь. Послушал вас и помочь вам решил. Заодно и спор выиграл. Что вы сердитесь? Крокодилью пустошь вам бы все равно пришлось бы проходить.
— Как так — все равно? Дать бы тебе как следует! – сказал Забежи. – А Горби кто?
— Да он вам сам расскажет. Только он пока не в духе. Проигрывать он не любит. Поэтому я вас вон на той сосне на пригорочке подожду. Там у меня дача.
— Скворечник? – спросила Руселька.
— Полупопугаешник, — сердито ответил Полупопугай. — И вот еще что. Вы Горби не бойтесь. Горби друзей очень любит. Хотя я, например, за выигрышем сейчас к нему не полечу. Пусть остынет. Забытый городок тоже напоминает Крокодилью Пустошь. Опасно тут.
— Минуточку! – закричал Забежи. – Ты хоть скажи нам, что это за Чудесный городок? Я о нем первый раз слышу. Куда это мы попали?
— Так его и правда забыли. Все, кроме меня и Горби. Горби, когда ему одиноко, тут сидит. Когда ему одиноко, он плевать на все хотел. Поэтому сюда и прячется. А ему всегда одиноко. А я эти места только полузабыл, потому что я Полупопугай. А когда вспоминаю, в гости к Горби прилетаю. Вот ему не так одиноко, не так нелюдимо. Мы сидим и чирикаем.
— Он что, птица, — твой Горби?
— Не очень, – сказал Полупопугай.
— А кто?
— Да вы не беспокойтесь, увидите. Только вы поосторожнее с ним.
— Когда увидим?
— А вы глаза закройте и считайте, что готово.

* * *
— Раз, — зажмурившись, заговорил Забежи. — Два.
— Считаете? — раздался неожиданно совершенно с другой стороны совершенно другой голос. – Думаете, если вы Крокодилью Пустошь проскочили, так все?
Руселька широко распахнула глаза. А Забежи прервал счет на полуслове. У пролома одной из стен Забытого Чудесного городка стоял верблюд серо-коричневого цвета и пускал пену с отвислой губы. Горбы  его скорее напоминали помпончики на вязанной шапочке, чем собственно горбы. Их было множество, и они колыхались. Верблюд стоял не прямо, а наискосок, привалясь к полуразрушенной стене и жевал губами.
— Считаете, что можете спокойно ходить по чужим Забытым городкам? – продолжал Горби.
— Да мы, собственно…
— Так может, вы горбы мои считаете?
— Да мы как-бы… —  сказала Руселька.
— Ладно,  — сказал верблюд. —  Я — Горби. Все собрались?
— Полупопугай улетел, — сказал Забежи.
Слюна у Горби на губах запенилась гуще. Руселька и Забежи замолчали, слегка испугавшись.
— Ага, попались!  — заухмылялся верблюд с множеством горбов. – Что будем делать сначала? Сначала  помоетесь в луже, а потом я в вас плюну? Или я сначала плюну, а потом мы что-нибудь придумаем?
— А по-третьему нельзя? – спросила Руселька.
—А как по-третьему? Верблюды так знакомятся, — сказал Горби.
— А прощаются как? – спросила Руселька.
— Прощаются по-человечески как все, вежливо.
— Ну, так давай попрощаемся, а потом как бы снова увидимся, – сказала Руселька. – Привет, Горби!
— Привет! – удивился Горби.
— Забежи, – представился Забежи, – а это Руселька, — показал он на девочку.
Руселька сделала книксен:
— Руселька, из Чудесного Малюпусенького городка.  Ты прикольный, — сказала Руселька, —  Горби. А когда маленький был, тебя тоже Горби звали?
— Никуда меня не звали, — угрюмо сказал Горби, —  Я и маленьким плевался.
— Потому и не звали, что плевался, – сказала Руселька.
— Все равно я плюю на всех, – сказал Горби, – на всех плюю, потому и сижу в Забытом городке, и на вас я тоже возьму и плюну.
— А я слышал, – флегматично заметил Забежи, – что слюной верблюдов кошек лечат.
— Доктор Айболит многогорбый, – обиделась Руселька, – и горбы у тебя по всему телу, как бубочки на вязаной шапочке. Мы же  не кошки, и лечить нас не надо. Если много лишней пены, иди пожары туши. А насчет плеваться, нам этого не надо. Если все начнут плеваться, что это будет?
— Море, наверное, будет,  — сказал Горби.
— Ну, и тебе надо такое море?
— Такое не надо, — ответил Горби.
— Вот видишь, – сказала Руселька, – тебе не надо и нам не надо. И никому не надо. А если ты чего здесь караулишь, ты нам загадай какую-нибудь загадку, мы тебе скажем какую-нибудь отгадку, и ты нас пропустишь, отодвинешься.
— А какую загадку вы знаете?
— Вот, например, такую: в какой день и овцы целы и волки сыты?
— В какой?
— Видишь, трехгорбый, не знаешь. А Забежи знает. Знаешь, Забежи?
— Ну-у… — сказал Забежи.
— Видишь? — сказала Руселька. — Он знает.
— Э-э-э… — сказал Горби. — А в какой день?
— А кто ж тебе скажет? Ты сторож, ты  и отгадывай. Тебе надо нас пропустить – ты и думай. Простая загадка. Даже Забежи ответ знает. Даже… Только ты не знаешь.
— Знаю.
— Не знаешь!
— Знаю.
— Не знаешь!
— Знаю.
— Не знаешь! Ты вообще ничего не знаешь. Ни как Забытый городок появился, ни почему его так назвали, ни как нам отсюда выбраться, ничегошеньки-ничегошеньки. Даже принц без справки и то больше знает. Скажи, принц Забежи.
— Ну!
— Вот видишь… А  ты  —неуч…
— Я еще и не плюнул ни разу, а вы обзываетесь, – обиделся Горби в бубочках. – Сами вы ничего не знаете. Значит так, магический полюс — вон там, волшебный полюс – вон там. Там, справа – терра, слева – экзотерия. К городку Великолепные Владения Старика Пти по огородам Крокодильей Пустошью надо было идти в направлении магия-магия-терра. Тогда бы вы просто на Великолепные Владения Старика Пти прошли. А Полупопугай вас на Забытый городок вывел. Строго на экзотерию. Вы и попали сюда. Смешно получилось, правда?
— А назад как?
— Огородами.
— А к Великолепным Владениям?
— А вам вообще куда надо?
— Нам надо Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков найти. Не слышал?
— Слышал. Там хорошо. Там можно вообще поселиться и жить, срывая себе одуванчики. Срываешь, а тебе всякие подарки и сюрпризы раздают.
— Русельке желание исполнить надо, – сказал Забежи. – Она свой Маленький Чудесный городок убольшить хочет.
— Зачем?
Чтобы места было больше, чтобы подарочков было больше, чтобы сюрпризов было больше, и чтобы всякого добра было больше.
— Ух, как интересно, – сказал Горби. – А меня с собой возьмете?
— А ты хочешь?
— А я знаю?
— Вот видишь, Горби, ты сам не знаешь, чего ты хочешь. То знаешь, то не знаешь. Географию знаешь, а историю не знаешь.
— Какую историю?
— Забытого Чудесного городка. Не знаешь!  Или забыл?
— Я не знаю?!
— Расскажи, если знаешь! И заодно расскажи, как нам отсюда выбраться. Если, конечно, сам знаешь.

* * *
— Вы меня слушайте. Про этот Чудесный городок я сто историй знал, а девяносто девять забыл. Одну помню. Все так началось: сначала сюда ходили клады зарывать. Зароют и забудут. Очень удобно. Люди за свои ценности спокойны были. Знали, что они никому не достанутся. Кто их найдет, если хозяин забыл? Потом, когда кладов много позарывали, люди стали тут селиться, население увеличилось. Люди возле своих сокровищ стали жить. Забытый городок появился, фестиваль Забытия проводили. Из всех Чудесных городков люди съезжались, подначивали друг друга, веселились. «Ты мол, зарыл сто чудесных абаланских золотых и забыл, где. А ты, мол, вообще все забыл. Откуда приехал, кто твоя тетя». Потом люди стали забывать, зачем они тут живут. Разбрелись потихоньку кто куда, и дорогу сюда забыли. И отсюда.
— А ты?
— А я помню.
— А как же ты запомнил?
— А у меня все записано. Если я забуду — почитаю и вспомню.
— Здорово. Сразу видно умного верблюда, — сказала Руселька. — А как дальше идти — знаешь?
Горби приосанился:
—  Известно —  знаю. То есть отсюда. Отсюда — туда, куда дальше... Куда подальше... Так? Значит — идешь в том направлении, — Забежи достал из кармана карандаш и какую-то бумажку и стал записывать.
— Главное — направление, — продолжал Горби. — Правильно? Потом — Два дуба после четырех избушек... Или три дуба…  за двумя. Мимо алюминиевых обезьян из Мартышкиных Прудов…   Потом — Три Мельницы По травке желтенькой… Или сиреневой... Да знаю я! — верблюд почесался о стену, и из стены посыпались кирпичи. Поднялась пыль. Руселька расчихалась. Горби посмотрел на нее и отметил:
— Правду говорю! Там я очень хорошо знаю. Там хлебное дерево, бананы… Мне ли не знать — я же не забываю ничего! У меня записано! Люди в очереди стояли, чтобы спросить меня, как выбраться из Забытого Чудесного Городка. Короче — идешь до Великолепных Владений Старика Пти... Горби снова посмотрел на Русельку. Забежи спрятал бумажку и с сомнением посмотрел на верблюда. — Идешь, значит, до Великолепных Владений Старика Пти…
— Только там — не тут, — рассердился вдруг Горби, уловив взгляд Забежи. — Это вам не под крылышком доброго Горби. Там у вас приключения настоящие начнутся. Так просто не пройдете! Ишь,  умные какие, — черепаха вам в попутчики, —  отгадок я не знаю! Все я знаю! У меня в каждой бубочке на спине по два сантиметра мозгов. Я такой умный, что вы без меня шагу не ступите. И плюю без промаха. В посторонних.
—Ну, мы же уже не посторонние, — сказала Руселька. — Мы друзья. Вот подружились, прикалываемся. Загадки разгадываем. Мы загадали, а ты угадал.
— Чего это я угадал? — удивился Горби.
— Ну про этот… Про день, когда и овцы целы и волки сыты.
—Угадал?... Не помню.. в какой?
— В рыб-...
— В рыбный! — заорал Горби.
— Видишь, как совпало, — сказала Руселька.— Правильно. Нам все ясно, и у тебя разгадалось.
— Нам по травке сиреневой, к Великолепным Владениям, вдоль, куда ты там говорил? Левее, левее, вдоль скал и прямо? Правильно?
— Пра-… — начал было верблюд, но тут случилось сразу пять событий.


* * *
Сначала из-за круглого камня величиной с обеденный стол выбежал, сломя голову, розовый человечек. В кепке, похожей на поварской колпак. Потом, в спину человечка попало что-то чирикающее и упало, распушась, на землю.
— Опа, — сказал человечек, в которого попал бурый комочек. — Это я ем. Большое спасибо, пернаточка. Человечек сунул в карман  передничка попавшую в него оглушенную птичку. Следом влетел запыхавшийся Полупопугай с воплями:
— Лови, держи, руки за голову, всем стоять, свистать всех наверх,  все к стене, держи его, лови его, обоих!
Он тоже налетел на розового человечка, но увернулся от его цепких пальцев и взлетел на стену.
— Нарушителей к ответу! – проорал он сверху. – Руки прочь и вон отсюда. Кто вас в Забытый Чудесный городок приглашал? Почему без стука? Где второй?
— Я же повар, — ласково сказал лысый розовый толстячок, слегка запыхавшись. — Где же мне еще быть как не там, где забыли пообедать?
— Тут не пообедать забыли, — не унимался Полупопугай. — Тут всех забыли.
— Всех накормим, — твердо сказал повар.
— Но по поводу ваших рецептов, коллега, — сказал он, глубоко выдыхая, и обращаясь  к Горби, – нет, нет и нет. Извините, господин верблюд, но это не рецепты. Только не так, только не вперемешку. Ну, нельзя же путать мороженое с котлетами. И лимонад подавать к селедочке. Это не по-нашему, не по-кулинарному. Это  профанация, уважаемый коллега.
Верблюд так и сел в свое верблюдце. В свою любимую лужу.
— Это профанация, — продолжил лысый розовый человечек. — Меня зовут Хавчик. Я добрый, когда заморю червячка. Я могу приготовить, все что хотите, когда я добрый. Я могу просто подсказать вам, как составить нужный рецепт. Я мастер! Господин верблюд, — розовый толстячок вежливо кивнул на Горби, – многоуважаемый господин верблюд, абсолютно не подал вам меню. Что на первое? Что на второе? Где десерт? Какая травка? Какое хлебное дерево? Где бананы? Какой желудок это выдержит? Три избушки, мельницы, то ли по травке, то ли к обезьянкам. Да это просто куча перемешанной снеди. Послушайте, разве так объясняют? Разве так подают меню? От ваших рецептов ничего, кроме расстройства желудка не будет! Подавать надо так. На первое я могу вам предложить такое меню: если вы хотите выбраться отсюда, то вам надо обратно через Крокодилью Пустошь,  на Большую Дорогу. Но там ремонт. Либо через Крокодилью Пустошь к Великолепным Владениям Старика Пти. А можно еще через лабиринты руин. Тоже  к Владениям Старика Пти. А на второе — это сами Владения Старика Пти. Тут придется поусердствовать. Это блюдо требует времени.  И на третье: от Великолепных Владений Старика Пти к Мартышкиным Прудам. И если вы, то есть мы, одолеем и это блюдо, тогда милости просим десерт. Три мельницы Бабки-Корябки. И все. Я умываю руки. Считайте, что мы с вами снова на Большой Дороге. Но это в прозе. А на языке повара это звучит так: вот видите те совершенно неаппетитные серые руины? Мы оставляем их слева и проходим через ту прекрасную речку, где вода высший класс.  Я рекомендую ее под острые блюда, под салаты: можно запивать все. Слева, холмики — свежие, как обжаренные пампушечки. Справа дорожечка, которая под светом луны напоминает свежий сливочный крем. Кстати, я, Хавчик, повар, и могу приготовить деликатес из чего угодно, исключая луну и ее отражение. Потом вы пройдете через густой-прегустой кустарник спагетти.  Потом по дорожечке, на которой кирпичики как бульонные кубики. И, наконец, мимо Вечного Дедушки, похожего на желудок в панаме.
— Подожди, подожди, подожди,  — раскатал губу верблюд в бубочках, — ты кому это говоришь, чумичка? Ты это аборигену говоришь? Ты говоришь, что я дорогу плохо объясняю? Мне, да? Да я все загадки запросто решаю. Про волков и овец. Да у тебя самого мозги во фритюре. Посуда ты обгорелая.
— Это у меня мозги обгорелые? — взвился Хавчик. — Во фритюре?
— Лезут тут всякие! — взвыл Полупопугай. — Сами дороги не спрашивают, а прут куда попало.
— Повар все дороги знает, — парировал Хавчик. — Я расписывался на меню самого Туя Абаланского.
— Скажи, что сам заблудился.   — не сдавался Полупопугай. – Дорогу он знает!
— Мальчики, мальчики! Не ссорьтесь. Давайте лучше познакомимся сначала, – призвала Руселька. – Разве можно ссориться незнакомым людям?
— Ты на кой его привел? – Горби продолжал бурчать на Полупопугая.
— Я? – заорал Полупопугай. – Я привел? Да я за ним угнаться не мог! Он как сумасшедший мчался!
В кармане у Хавчика что-то пискнуло.  Хавчик прислушался, но ничего не предпринял. В кармане у Хавчика пискнуло снова. Хавчик улыбнулся одной половинкой рта и, помявшись, достал предмет, похожий на мобильный телефон.
— Это так, — сказал он, — пульт-меню. Правая рука современного повара. В кармане у Хавчика пискнуло снова.
— Я – Руселька, — сказала Руселька и сделала книксен. – Он – Забежи, — показала она на Забежи Хавчику, — многогорбого ты знаешь. Полупопугай тебя первый полюбил. Ты – Хавчик.
Хавчик раскланялся.
— А что ты в карман сунул?
— Да так, — смутился вдруг Хавчик, — да так, попало в меня что-то съедобное. Наверное, съедобный метеорит.
— А покажи нам, пожалуйста, — попросила Руселька.
— Дык…
— Покажи, покажи, что ты в карман спрятал! Коли это находка ценная, то со всеми поделиться надо,  — продолжала Руселька, — а, если живая, то отпустить.
— Как это отпустить? Может,  оно хочет у меня приготовиться? Может, оно специально летело, меня искало? Мои диеты в Париже известные! Там даже, когда в меню дорогих ресторанов посетители смотрят,  так сразу меня и вспоминают. Так и говорят по имени-отчеству, глядя  в меню. Дорогой Хавчик. А вы мне не верите.
— Верю каждому зверю, а тебе и ежу — погожу! Показывай, давай, что ты от товарищей припрятал на потом?
— А, может, я пойду? – спросил Хавчик. — Если вам повар-путеводитель не нужен, то, может быть, я пойду? Меня обед ждет.
—Обед останется, — твердо сказала Руселька, — показывай, что всчирикнуло!
— И что это я своим языком под соевым соусом болтаю? — расстроился Хавчик. — Сидел бы себе за камешком.

* * *
Хавчик порылся в передничке, потом снял поварскую кепочку, потом пошарил в курточке, потом в карманах штанов и достал воробышка, обыкновенного горобчика по-городскому.
— Опа! – сказал Полупопугай.
— Полуку-ку, то есть тьфу, ку-ку, привет!
Мокрый, взлохмаченный, расстроенный, ушибленный, обыкновенный воробей взъерошил перышки и чихнул:
— Ап-чхи!
— На здоровье, — вежливо сказала Руселька. —  Будь здоров!
А верблюд привалился к стене под совсем острым углом и тепло подул на воробьишку.
— Ну, — сказала Руселька, — кто на новенького?
Но на воробьишку никто не собирался нападать. Подумаешь, воробышек. Таких везде миллион.
— Не бойся! – сказала Руселька. – Мы добрые!
— Познакомься с нами, — попросил Забежи.
Воробей нахохлился и искоса взглянул на компанию. Он выглядел разозленным.
— Меня зовут Чирикшин, — заявил он. – Не Курякшин, как этого, — он кивнул на Полупопугая, — а Чирикшин.
— А? – возмутился Полупопугай. – Кого это зовут Курякшин?
— Того, кто кудахчет куд-куд-куда, куд-куд-куда, куда-куд-куда, —  съязвил Чирикшин.
— Ты чего раскудахтался?
— Как чего? Тут Забытый городок, понимаешь, а вы тут носитесь!
— Я не ношусь, я охочусь. Я вот в этого толстого целил. Палил, — показал Чирикшин на Хавчика. – я его еще там приметил. А ты мне дичь пугаешь!
— Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Руселька. — Чем тебя Полупопугай рассердил, воробушек? И Хавчик?
— Ваш Курякшин мне дичь спугнул!
— Это я дичь? — удивился Хавчик.
— Ты, — подтвердил Чирикшин, — законный трофей, дичь.
— Дичь? — еще больше растерялся Хавчик. — Дичь какая-то. Я не дичь, я повар.
— Ты по кустикам крался? Крался. С местностью сливался? Сливался. Я тебя выследил? Выследил. И словил бы, если бы Курякшин не заорал.
— Меня зовут Полупопугай! — заорал Полупопугай.
— Да ты в меня шлепнулся! —  заорал Хавчик.
— Шлепнулся, потому что тебя Курякшин спугнул. А если бы Курякшин тебя не спугнул, быть бы тебе трофеем.
— Да зачем тебе трофей? — удивился Забежи.
А Полупопугай забормотал:
— Полупопугай, Полупопугай, Полукурякшин? Тьфу!
— Хороший вопрос, —  удовлетворенно сказал Чирикшин. — Если бы я его поймал, дома было бы что показывать.
— А дома зачем?
— Чтобы поверили дома, наконец, в мои охотничьи трофеи. Если бы не  эта вот курица, — Чирикшин плюнул в сторону Полупопугая.
Полупопугай потух. То есть его разноцветное оперенье поблекло, и из яркой светящейся  праздничной птицы он стал похож на утро понедельника. Горби неодобрительно посмотрел на Чирикшина.
— Зря мы за тебя заступились! Ну, у тебя и шуточки!
В ответ на это Чирикшин взлетел на плечо Хавчику и заорал:
— Местные на наших! Вали их, Хавчик!
— Горби, — сказала Руселька, — у вас с Полупопугаем  тоже шуточки ого-го!
А Хавчик спокойно улыбнулся.
— Мир – это самый лучший рецепт, — сказал он и скосил взгляд на Чирикшина у себя на плече. – Знаешь, что? Давай дружить, воробышек!  Все давайте дружить!
Руселька захлопала в ладоши, Забежи закивал,  а Горби сказал:
— О дружбе нельзя забывать даже в Забытом городке.

* * *
— Ладно, — сказал Чирикшин Хавчику, —  я больше никогда не буду тебя обижать! У тебя никаких крошек нету?
— Хотите, супчик на бульоне из хвоста кометы с облачками-дольками?  — улыбнулся Хавчик. — С сельдереем, с морковочкой, с картошечкой и лапшой? Вскипятить, снять пенку и подержать на медленном огне?
— Ой, — потекли слюнки у Забежи, — нужны продукты? Куда надо сбегать, ты только скажи! Кометы, котлеты!
— А куда сбегать? — удивился Горби. — У нас тут овощного рынка нет. И кометного нет.
— А ты чем питаешься? – спросила Руселька у Горби, улыбаясь.
—А он верблюжью колючку кушает, — улыбнулся Хавчик. – Я с первого взгляда могу сказать, кто чем питается.
— Я эксперт! — продолжил Хавчик. — Все верблюды верблюжьей колючкой питаются. А когда им блюда поострее хочется, то они колючую проволоку объедают!
— Нам это не подходит, — сказала Руселька.
— А откуда здесь колючая проволока? – удивился Забежи.
— Так, охраняют, — неопределенно сказал Горби, — ежей от  дикообразов.
— Ежей  лисы кушают, – сказал Хавчик.
Горби с интересом прислушался.
— А мы с Хавчиком! – заорал Чирикшин, — ежей на сладкое готовим. А на обед акулу-меч. В рыбный день.
— Нет такой рыбы, — пискнул Полупопугай, но осекся под твердым взглядом Чирикшина.
— А я одного видел, — сказал Забежи, — он халву только с солью кушал, если соли нет — хоть халвой   и не угощай.
— Вообще-то, —  не выдержал Горби. — Я уже и забыл, когда кушал по-настоящему. — И посмотрел на Хавчика благодарно. — Так, что если ты Хавчик, пришел к нам с миром и бутебродами, — милости прошу к нашему забытому шалашу…
— Поварам везде у нас дорога, — забежал вперед Горби Забежи.
— Наконец-то поняли, — приосанился Хавчик, а Чирикшин пощекотал его клювом за ушком. Даже Полупопугай вздохнул с облегчением.
— Тогда так, — сказал Хавчик и взмахнул салфеткой, — могу предложить на выбор фирменные блюда Чудесного Городка Абаланских Кулинаров или Простой стол.
— Крылатые — на Абаланскую кухню! — заорал Чирикшин и  подпрыгнул у Хавчика на лысине. А Руселька взяла из рук Хавчика меню.
— Это меню кухни Чудесного Городка Абаланских Кулинаров, — скромно уточнил Хавчик.
— Вчерашнее ухо норвежской сельди, — прочитала Руселька и нахмурилась.
— Пончики в тюбике…
— Рыбьи косточки по-птичьи… — Полупопугай поперхнулся на дереве…
— Холодец из мякоти колючей проволоки, — продолжала читать Руселька меню, все больше хмурясь.
Даже Горби поежился.
— Вареная кожура бананов с горчицей…
— Тополиные верхушечки с пенкой, — Чирикшин перескочил с лысины Хавчика на нижнюю веточку дерева, на котором сидел Полупопугай.
— Сладкая кирпичная пыль и невсякие червячки Шом…
— Шо? — не выдержал Забежи.
— Шом, — с достоинством сказал Хавчик, — сладкие, полусырые… Невсякие червячки Шом — фирменное блюдо  Фирменной Кухни Абаланских кулинаров.
— Подается под зонтиком на серебряных салфетках. Без майонеза…
— Вот как, — расстроилась Руселька. — Без майонеза? — И она с большим сомнением посмотрела на Горби. Горби пожал бубочками:
— А нет у тебя чего-нибудь попроще? — спросил он Хавчика.
— Попроще? — Хавчик забрал меню Фирменной Кухни Абаланских Кулинаров из рук Русельки и спокойно спрятал его в папочку.
Потом он повернулся к дереву и уточнил у Полупопугая:
— Ну-ка, что там у тебя на Крокодильей Пустоши растет?
— Огурцы, — с готовностью ответил Полупопугай, — помидоры, горошек…
— Там даже коза на веревочке растет, — сказала Руселька.
— Козы в огороде не растут, — не поверил Чирикшин. Он снова перелетел с веточки дерева на лысину Хавчика. 
— Да? — спросила Руселька. — А где по-твоему растут козы?
— Ну, где… — растерялся Чирикшин. — Дома, наверное…
— Дома, да? — не сдавалась Руселька. — Голодные, да?
— В огороде козы растут, — твердо закончила Руселька. — Там, где они траву кушают и все такое кушают — там и растут. Где человек кушает, там и растет. Если коза кушает на огороде,  значит, она на огороде и растет. На веревочке. Скажи, Хавчик!
— Это правильно, — сказал Хавчик. — Где кушают, там и растут. Это правильно.
— А кто-нибудь эту козу знает? — спросил Хавчик компанию.
— Я знаю, — сказал Полупопугай. — Не близко.
— Значит, молочка козьего попросишь, — сказал Полупопугаю Хавчик.
— И Забежи с собой на Крокодилью Пустошь возьми — огурцов, картошки, лука там наберите, моркови, горошка…
— Будем готовить блюда Простого стола — раз уж вам деликатесы стола Абалана не подходят. — Хавчик повернулся к Горби. — Ты, Горби, слив набери и цветочной пыльцы. Вон у тебя какие бубочки — только цветочную пыльцу и собирать…
 — Чирикшин пусть подорожник ищет — для аромата.
Хавчик оглядел всех и добавил:
— Побежали, хлопцы, побежали, — время…
Все посмотрели друг на друга, и кружок распался. Все отправились исполнять поручения, а Хавчик достал тряпочку и принялся протирать тот огромный камень, похожий на обеденный стол, из-за которого он появился в самом начале.

* * *
Вскоре все заказанные продукты были доставлены, все поручения были выполнены, и после некоторых поварских таинств практичного Хавчика, наши друзья отлично поужинали на природе салатом из огурцов с подорожником, печеной картошкой с морковью и горохом, и сливами в цветочной пыльце. Простой Стол Хавчика угодил самым изысканным вкусам. Тем более, что день выдался суетливый и напряженный. Все поблагодарили Хавчика за ужин, а он убрал остатки и вымыл Столовый Камень, за которым они кушали… Забежи развел костер, а Горби натаскал теплого мха и устроил трон для Русельки.
— Мальчики, вы такие умные и ловкие, — восхитилась Руселька.  – Такие славные… А где мы переночуем?
— Это не моя проблема, — сказал Хавчик. — Моя проблема — пульт-меню и кушать подано.
— Руселька,  хочешь — в бубочках? — спросил Горби. — Я к холоду привык, шкура у меня теплая, как верблюжье одеяло.  Под бочок ляжешь, и в бубочки зароешься. Переночуем!
— А ты помнишь, многогорбый, что мы с тобой помирились? — заулыбался Хавчик. — Покушали вместе… Тебе ужин понравился? Кстати, ты такой большой, аппетитный,  наверное, свободно сможешь укрыть ночью двоих. И меня и Русельку.
— Эй! — забеспокоился Забежи. — Горби! А я  с тобой и не ссорился. И загадки ты просто классно  разгадываешь. Вспомни, мы разве ссорились когда-нибудь? Всегда дружили. Как брат и сестра… Пустишь меня погреться?
— А я с Хавчиком переночую, — сказал Чирикшин. — Я у него в кепке привык… Лысина теплая и вообще….
Горби только улыбался, разглядывая друзей. После того, как все покушали и вымыли руки, компания, благодушно посоветовавшись, настроилась отдохнуть, отложив все дела и путешествия на потом. Все развалились у Столового Камня и стали греться в лучах уходящего за стены руин солнышка.
 — Кстати, — вспомнила Руселька, поежившись от ветерка, задувшего с речки, — а кто у нас отвечает за прогноз погоды?
— Ну, могу я, — сказал многогорбый.
— И какой у нас прогноз на завтра?
— Хороший.
— А не может быть так: прогноз хороший, а погода плохая? — уточнила девочка.
— У нас все честно, — сказал Горби, — какой прогноз, такая и погода.
— Да, — сказал Хавчик, — хорошо иметь прогноз на утро, на обед, на вечер, чтобы все по отдельности  и на целый день.
— А зачем по отдельности и на целый день? — удивился Забежи. — Утром солнышко пригреет,  уже хорошо. А там, что хочешь — хоть снег, хоть дождь,  днем все видно, и куда хочешь можно спрятаться — под листик или в ямку.
— Ты что червячок в ямку прятаться? — засмеялась Руселька.
А Хавчик сказал:
— Понимаешь, Забежи, я, как повар-метеоролог рассуждаю так: к сырому утру надо подавать кофе и ветчину, к ветреному — майский чай с сухариками. К ясному и солнечному — парное молоко в банке литровой. Ну, и дальше — согласно пульт-меню… на полдник, на обед, на ужин. Метеорологическая кулинария, брат, это тебе не фунт изюму. У хорошего повара все к месту. Сколько в жизни мгновений и редких явлений,  столько соответственно блюд и соусов. Одних только пирожных можно миллион приготовить. К звездному небу, к чистому, к перистым облакам…
— А мне, лишь бы того, — сказал Горби, — мне лишь бы не тараканило…
 — Как так — не тараканило?
— Ну, иногда в соседнем Чудесном городке Великолепные Владения Старика Пти, в замке самого властелина — Старика Пти — прямо в его апартаментах тараканов начинают травить. Потому что Старик Пти их страшно не любит. Вот и получается, что оттуда из замка они бегут, а у нас в Забытом Чудесном городке ими тараканит.
— И сильно тараканит? — с надеждой спросил Чирикшин.
— Забытый городок рыжеет. Тараканы валом валят.
 — И куда они идут? — спросила Руселька.
— А зачем? — спросил Забежи.
— Водички попить. Они в замке отравы наедятся и идут к речке водички попить. У нас в речке вода целебная. Вон у Хавчика спросите. Прибегают и пьют.
— А потом? — с интересом спросил Забежи.
— А что потом? — не понял Горби.
— Ну с этими… с тараканами…
— Потом они назад возвращаются. Домой. В апартаменты Замка Великолепных Владений Старика Пти.
— Почему?
 — Как почему? — Они же там живут, — удивился Горби. —А что им у нас делать? У нас Забытый городок.
 — Да… — сказал Руселька. — Бывает… Вообще интересно тут у вас… В Больших Чудесных городках.
— Еще как интересно, — засмеялся Забежи.
— А еще какие насекомые явления природы у вас отмечаются? Кроме затараканило?
— Так как у всех: ползуны летают, сухая мошкара, саранчовые осадки. Надувает с Экзотерья. Со стороны Крокодильей Пустоши — огуречная тля. А еще бывает: белые мухи  ложатся на ухи. Их приносят белые облака, и они ложатся на землю огромными белыми холмами, а потом тают.
— Так это, наверное, снег, — засмеялся Хавчик. — Я умею готовить лепешки из этого снега.
 — А разве снег — насекомый?
— Не знаем. Полежит и тает. И снова — тепло.
— Значит, ночью от ваших явлений можно отдыхать?
 — Ага. Ночью только цикады и свистопляска в Чудесном городке Великолепные Владения Старика Пти. А что свистит? Кто пляшет? — Знает тот, кто видел. А кто видел — тех никто не знает.

* * *
— Да что же это такое — Чудесный городок Великолепные Владения Старика Пти? — спросила Руселька с улыбкой.
— Чудесный городок  Великолепные Владения — учреждение старого, некогда страшного и злого волшебника Старика Пти. Подданные называют его Колдун Пти. Когда-то он был очень могущественным колдуном. Но потом с ним что-то случилось. Рассказывают, что он пережил страшный стресс и потерял свою волшебную колдовскую силу. Правда, он говорит, все дело в том, что люди все равно прощали его быстрее, чем он делал им зло, и что он перестал делать зло именно поэтому. Что это подорвало его веру в себя. Сейчас он практически никому не вредит. По мнению   некоторых аналитиков, потому, что безвредный.  И его никто  уже не опасается. За исключением всякой мелкой местной дряни, которой прищемила хвост личная гвардия, когда Старик поселился в здешних местах. Он просто не хочет, чтобы на него,  беззлобного,  жаловались соседи. Поэтому он не разрешает разным мелким аферистам и мошенникам вредить людям в его владениях и в окрестностях. Сейчас это модно.
— Я, — задумчиво сказал верблюд Горби, — тоже присматриваю за порядком в своем Чудесном Забытом городке. И тоже не позволяю вредить прохожим.
 — Конечно, — фыркнул Забежи, — хорошее правило.
А Руселька улыбнулась:
— Это мы видели, спасибо. А где ты был, когда сам же хотел в нас плюнуть?
— Как хулиган, — уточнил Забежи, — а, Горби?
— Нет.  Я не как хулиган. Я как будто вы плохие. Прошли вот Крокодилью Пустошь. Откуда мне было знать, что вы друзья добрые? Я же должен гонять всяких мелких гадов. Извини, Руселька.
— А нас почему? — начал заводиться Забежи.
— Да мы уже подружились! — отчаянно сказал Горби. — Беру свой плевок назад. Руселька, скажи ему!
— А пусть один ночует, — сказал Чирикшин. — Скандалист!
А Хавчик сердито пожевал губами.
 — Молчи, принц без справки, — рассердилась наконец Руселька. — Все. Всем спать. Утра вечера мудренее.
И вот, когда все начали укладываться  на ночлег, Горби, который чувствовал, что ему чего-то не хватает, вдруг спросил:
— Эй, — спросил Горби, — а Полупопугая никто не видел?

* * *
Все переглянулись. Полупопугая действительно давненько не было видно. И про него все забыли.
— А кто видел его последним? — спросила Руселька.
— Мы с ним на Пустошь бегали — сказал Забежи. — Слетали за огурцами  и прочим.
 — А потом? — продолжала допытываться Руселька.
Повисло молчание.
— Это я его послал, — наконец, нехотя признался Чирикшин. Все посмотрели на взъерошенного воробья.
— Как послал? Куда? Зачем? — посыпались вопросы.
— Куда-куда? —  взлетел Чирикшин повыше — За лапшой…
— За какой лапшой, Чирикшин?
— За обыкновенной — за какой? Ну, надоел он мне, ваш Курякшин. Вот я ему и сказал, что у Хавчика тамагочи не кормленый, надо за кормом слетать.
— За каким кормом?
— Для какого тамагочи?
— У меня и тамагочи никогда не было, — сказал Хавчик.
— Ну, я сказал — лапши надо купить, — неохотно поделился Чирикшин, — слетай, лапши купи… Для тамагочи.
 — И он полетел?
— Полетел. Подхватился и полетел, он даже не спросил, кто такой тамагочи. Как я его шуганул,  ну в смысле попросил,  так он сразу и помчался.
— А куда?
— А кто его знает… За лапшой для тамагочи.
— А где ж он лапши для тамагочи в Забытом городке возьмет? — не выдержал Горби. — На ночь глядя?
— Откуда я знаю, где, — не сдавался Чирикшин, — вы эти места лучше знаете…
— А у меня тамагочи-то никогда не было, — обескуражено сказал Хавчик. — Зачем повару тамагочи. Мне что — кормить некого?
Все помолчали. Всем было жалко Полупопугая, которого Чирикшин послал среди ночи туда, сам не зная куда. Руселька даже всхлипнула от жалости.

* * *
— А что это за царапины на Столовом камне? — спросила Руселька, чтобы отвлечься.
— О, — с готовностью ответил Горби, — это особая история. В далеком Чудесном городке жил-был великий музыкант Зот. И вот, однажды он влюбился в прекрасную девушку, и  они решили пожениться.  И тогда Зот захотел сделать ей особый подарок к свадьбе — сыграть забытый свадебный марш. И он приехал за нотами в Чудесный Забытый городок, ибо только тут можно было найти забытые мелодии. Но случилось ужасное — Зот забыл в Забытом Чудесном городке, как зовут его любимую, и откуда она родом. Поэтому с тех пор Зот  так и живет в руинах.  А когда вспоминает, плачет о любимой и водит смычком по Столовому Камню. Потому что скрипку он тоже где-то забыл. И когда смычок Зота пилит камень, то даже у огуречных крокодилов сводит от жалости зубы…
 — Ужас, — вздрогнула Руселька.
— А где сейчас Зот?
— Где-то бегает, — пожал бубочками Горби.
— Прекрасная страшилка, — с чувством сказал Руселька. — А теперь Чирикшин рассказывает.
 — А почему всегда я? — начал было Чирикшин,  но что-то вспомнил и захохотал. — Ладно, так и быть, расскажу, так и быть… Страшилку…
— Страшную?
— А вот про Воздушную Пустыню Сахара — никто не слышал? — спросил Чирикшин.
— Нет, — все подняли головы к воробью.
— А что это — Воздушная Пустыня Сахара? — шепотом спросила Руселька.
— Страшная вещь, — с чувством сказал Чирикшин. — Руселька, может, тебе лучше не слушать?
— Я не буду слушать, рассказывай! — сказала Руселька, щурясь на появляющиеся кое-где бледные звезды.
— Значит, не слышали, — продолжил Чирикшин. — Что такое Сахара — все знают. Сахара — это огромная пустыня на Африканском континенте. На тысячах квадратных километров нет почти никакой жизни, потому что там почти нет воды. Так говорят честные воробьи. И без воды все гибнет. Там почти не живут животные и насекомые, не летают птицы, а искать там золотую рыбку — самая бесполезная вещь на свете. Но, как говорят честные воробьи,  кроме пустыни Сахара в Африке, есть  на свете, у нас над Чудесными городками Абалана, еще одна великая  пустыня — Воздушная Пустыня Сахара. Да, да — воздушная пустыня Сахара. Она плавает над Чудесными городками Абалана огромным пустым местом.  Самое главное, чего не хватает для жизни в Воздушной Пустыне Сахара, — воздуха. Поэтому в Воздушной Пустыне Сахара тоже почти никто не живет. Кроме странных и страшных. Страшных воздушно-пустынных червячков-человечков. У воздушных червячков-человечков странные изломанные формы, цвет, меняющийся от молочно-матового до кроваво-красного, и множество воздушных присосок. Червячки-человечки прячутся в воздушном песке Воздушной Пустыни Сахара и питаются воздухом. Червячки-человечки копошатся в зыбких воздушных барханах и запыхиваются от того, что воздуха в Воздушной Пустыне все нет и нет. Но иногда — одни честные воробьи говорят в полнолуние, другие честные воробьи говорят — по средам, там, в Воздушной Пустыне Сахара начинается буря, и тогда с песочно-молочного неба сыплются на Чудесные городки Абалана, на жителей, на животных страшные червячки-человечки. Они падают на Чудесные городки Абалана, и выпивают весь воздух из тех, на кого они падают. Весь воздух из тех, на кого они падают, и вокруг.
— Ой, — дрожащим голосом сказала Руселька. — Какой ужас! Хорошо, что я не услышала твою страшилку, Чирикшин.
— Никто не слышал, — угрюмо сказал Забежи, устраиваясь поудобнее.
Вечер ушел. Вот уже рассказаны были все сказки и страшилки, обсуждены планы на завтра, вот уже ночь наплыла на Чудесные городки Абалана. Вот уже уснул, посапывая в толстую верблюжью шкуру, Горби в бубочках, закрыли глаза Забежи и Хавчик. Задремал в смешном колпачке-кепочке Хавчика Чирикшин. Свернулась, устроившись калачиком Руселька. Только Чучело Огородное с Мордой Нахальной потрескивало трещоткой, и на Большую Дорогу сегодня, видимо, не собиралось.
Русельке снился Маленький Чудесный городок, и Прохожий-перехожий, который так недавно разбудил ее  там — бесконечно далеко в Малюпусеньком Чудесном городке. В мирке, в который она уже никогда не захочет вернуться. Ночь прятала цвета и звуки, замедляла движения, успокаивала аппетиты и дарила сны…

* * *
Кстати…
Полупопугая, помните? Хорошо, что не забыли. Он вернулся. То есть ранним утром, перед рассветом, хорошо посланный Чирикшиным за лапшой для тамагочи, Полупопугай снова вернулся. Снова влетел в Чудесный Забытый городок. Полупопугай  влетел в Чудесный Забытый городок со своим обычным мопедным стрекотом, на хорошей скорости, срезая углы, с пачкой лапши в когтях. Куда он летал,  где он нашел лапшу,  неведомо, но вот он вернулся — с триумфом и мопедным стрекотом.
Но друзей разбудил не мопедный стрекот Полупопугая — от мопедного стрекота Полупопугая они просто не успели проснуться, потому что друзей разбудил грохот.
А грохот появился так: Полупопугай, ранним утром среды влетевший на хорошей скорости в Забытый Чудесный городок врезался на полном ходу в целую кучу… летающего мусора и хлама. В мусорную кучу, которую оставили неведомые строители какого-то безымянного Воздушного замка прямо над Забытым Чудесным городком. Летающая куча мусора… Куча мусора, летающая над Забытым Чудесным городком и Полупопугай, летящий с пачкой лапши для тамагочи, пересеклись в предрассветных сумерках прямо над местом, где спали друзья. Прямо над головами спящих друзей. Пересеклись и стали падать. И потому друзей разбудил не стрекот летящего Полупопугая — стрекот от него отстал — а грохот падающего на друзей мусора из летающей мусорной кучи вперемешку с лапшой для тамагочи и ором перепуганного насмерть Полупопугая…
Первым подскочил Забежи, когда на него посыпался мусор и лапша — на лицо, на руки, за шиворот, в штаны.  Забежи вдруг показалось спросонок, что на него падают червячки-человечки из страшилки Чирикшина.
 И тогда Забежи заорал так, что ему не хватило воздуха. А когда Забежи не хватило воздуха, он подумал, что воздух из него уже выпили. Уже выпили эти ужасные человечки-червячки, которые неведомо откуда посыпались среди ночи с неба. Сердце у Забежи ушло в пятку, и Забежи подпрыгнул до потолка. Но потолка в руинах не было, и Забежи подскочил куда было — прямо в мусорную кучу, в которую попал и  Полупопугай.
Строительный мусор, вперемешку с лапшой для тамагочи, обрывки проводов, куски изоленты, тряпки, банки из-под краски, — словом, все то, что находилось в куче летающего мусора, стало падать еще быстрее.
Стало падать на Горби, Русельку, Чирикшина и Хавчика. Ведь  Забежи уже летал в облаках. Он разговаривал с ангелом. У ангела был изогнутый клюв и перепуганные глаза. Из него сыпалась лапша. Да, это было не полупопугающее пробуждение. Это было пугающее пробуждение.
Горби храбро защищал Русельку всем своим запасом тепла, бубочек, плевачек, копыт и толстой кожи. Он сразу укрыл девочку так надежно, что Руселька и почувствовать ничего не успела.
— Ой, что это? — только и спросила она,  и Горби ее спрятал.
Сам Горби мужественно принял на себя удар осыпающегося мусора, и даже ничуть не удивился такому явлению природы, — мало ли что может случиться в Забытом Чудесном городке. Мало ли кто может забыть тут кучу летающего мусора. В червячков-человечков Горби не верил.  А в это время Чирикшин не мог осуществить взлет — катался по всей арене в колпаке-кепке Хавчика, не мог найти выход и сердито орал из середины: — Да что там у вас происходит, черт возьми!
А Хавчик,  повар-натуралист, стал ловить червячков-человечков, но, кроме отсыревшей лапши, веточек, обгорелых спичек и исписанных стержней, ничего не поймал, а потому бросил это дело, и стал помогать Чирикшину.

* * *
Чирикшин, наконец, выпутался из гнезда, взлетел и сразу принялся искать Полупопугая, с которым хотел поделиться подозрениями по поводу их раннего, пугающего пробуждения. Забежи сказал, что ничего и никого не видел, и показал глазами куда-то вбок, но Хавчик флегматично заметил:
 — Чирикшин, дружок, лапша для тамагочи — твоя идея. Скажи Полупопугаю спасибо. Он нашел лапшу для тамагочи.
Чирикшин не нашел что возразить, посмотрел на Полупопугая и вместо выяснения отношений буркнул:
— Молоток, Курякшин!
Но Полупопугай и без того чувствовал себя уверенно на верхней веточке тополя. Он был стреляным Полупопугаем.
Пока оседала пыль от упавшего мусора, пока Руселька выбиралась из убежища Горби («Ты, Горби, сегодня как кенгуру»), пока Забежи глотал воздух, Полупопугай успокоился и принялся чистить перышки. Нанизывал их на клюв и протягивал. По-своему, Полупопугаю даже повезло, что он не столкнулся в воздухе с Джеки Чаном, например.
Когда улеглась пыль, и песок перестал скрипеть на зубах, когда все умылись и привели в порядок шкуры, оперенья и платьица, Хавчик предложил компании позавтракать.
— У меня для вас кое-что есть, — улыбнулся Хавчик и застелил салфеткой Столовый Камень. — Все в порядке.
Утро окончательно вступило в свои права. Хавчик махнул рукой зависшему на тополе Полупопугаю:
— Спрыгивай, давай, к столу… к камню.
— Так, — сказал Полупопугай, — ну, если все в порядке, то я виноват. Лапшу просыпал для тамагочи… прости, Хавчик!
— Ничего.
— Потом слетаешь, — ухмыльнулся Чирикшин.
— Потом — суп с котом! — сказал Хавчик. — Тамагочи я уже покормил, — и Хавчик сердито посмотрел на Чирикшина. Чирикшин и бровью не повел:
— Лучше суп с котом, чем лапша с Полупопугаем, — сказал Чирикшин.

* * *
Ранним утром развеселая компания, похохатывая и задираясь, двигалась по Забытому Чудесному городку в сторону Великолепных Владений Старика Пти. Руселька пробиралась верхом на Горби, рядом пешком следовали Забежи и Хавчик, а впереди Хавчика летел воробушек Чирикшин. А Полупопугай решил остаться отдохнуть после ночной одиссеи.
Все были сыты и веселы. Хавчик накормил всех с утра печеными яблоками и ягодками земляники. Напоил чистой речной водичкой. Горби дал всем привести себя в порядок, почиститься перед своим "верблюдцем"  — хрустальным зеркальцем-лужицей, а Забежи оббегал все вокруг в поисках каких-нибудь друзей. Но никаких новых друзей не было, и он со всеми отправился в путь. И, хотя Забежи сказал, что он познакомился с великим музыкантом Зотом, но Горби ему не поверил. А за Горби не поверили и все остальные. Хавчик заявил, что ему совершенно незачем искать Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, но дорога с друзьями сама по себе — счастье, и поэтому он пойдет с Руселькой и друзьями так далеко, как это покажется необходимым. Для того, чтобы девочка чувствовала себя уверенно.
— Тем более, что кроме меня, — сказал он, — некому заботиться о вашем питании. Некому подкладывать вам добавки и предостерегать вас от употребления в пищу немытых овощей и фруктов.
— Поэтому, — сказал он, — я с вами, пока мы не дойдем до цели.
— А потом? — спросил Забежи.
— А там видно будет, — сказал Хавчик.
На том они и порешили.
Путешествие по живописным руинам Чудесного Забытого городка было очень интересным, но недолгим. Горби вел их короткой дорогой, и как настоящий гид показывал достопримечательности.
— Холодный Пустой двор, — показывал Горби, — место, которое было забыто самым первым в Чудесном Забытом городке.
— Круглый Ручеек, который течет по кругу, забыв, где у него источник и где устьице.
— Вертикальная скамейка для влюбленных,  про которую влюбленные никогда не вспоминали, потому, что на вертикальной скамейке они бы не смогли просидеть рядом даже минуточки — потому что съезжали.
В Забытом  Чудесном городке было так много интересного и  забытого, что Руселька дала себе слово, что после того, как отыщет Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, и получит три-четыре Чудесных Подарочка, а, может быть, и исполнение желания, — после этого всего она обязательно вернется в Чудесный Забытый Городок и наиграется тут всласть.

* * *
Тем временем, Горби провел их через огромную площадку с черными  и белыми плитами, свернул в лабиринт  каких-то замысловатых внутренних двориков. Они прошли обязательную аппарель — положенный атрибут каждого Чудесного городка — и вышли из лабиринта руин Забытого Чудесного городка на огромный зеленый луг. Вдали, в центре, стоял замок. Красивый, красного кирпича, с башенками на крыше. Замок выглядел чудесно, как и все в Чудесных городках, на ровной зелени поля, и компания остановилась полюбоваться открывшимся видом.
— Перед вами Чудесный городок, Великолепные Владения Старика Пти на Обочинке, – провозгласил Горби и немножечко смутился. — Слева находится Крокодилья Пустошь, огороды.
— Как Крокодилья Пустошь? — удивилась Руселька и оглянулась.
— Ого,  и правда, смотрите — чучело, плетень! Как же это  получилось, Горби? 
— Ну, Руселька, — извиняющимся голосом сказал Горби. — Там, за огородами Большая Дорога, но она же была на ремонте. Там вас и встретил Полупопугай. А Забытый городок и Великолепные Владения Старика Пти, ну, совсем рядом.  Ну, скосил  Полупопугай  чуток. Ко мне вас привел.
— Обманщики! — завелся Забежи.
— Этот Курякшин, — тот еще гусь, — мрачно заметил Чирикшин.
— Ладно,  — примирительно сказала Руселька, — все хорошо, что хорошо кончается.
И в это время появился Хрюшарик. На ремне брюк у него болтался сотовый телефон, на розовом пятачке красовались сотовые очки, у него была розовая щетинка на квадратной челюсти, на посеребренных копытцах позвякивали шпоры, а из карманов джинсов торчал журнал «Мурзила» для крутых и пионеров.  Это был светло-серый поросенок, и на его теле выделялись только розовые ушки с серебряными серьгами,  розовая щетинка, да из розового пятачка торчало серебряное колечко. Хрюшарик шел разболтанной походкой, помахивая свисающей с локтя барсеткой.
— О,  видишь, Руселька! — обрадовался Горби. — Вот тебе и житель Великолепных Владений Старика Пти.  Он идет, наверное, на Крокодилью Пустошь, за огурцами. Видишь, — Горби показал на барсетку Хрюшарика,  — они все ходят сюда за огурцами.
— Эй, друг,  — окликнул Горби поросенка, — ты идешь на Крокодилью Пустошь?
Поросенок остановился и негостеприимным голосом сказал:
— А ну, тихо!
Потом он снял с ремня сотовый телефон:
— Алло, шеф,  — произнес он в трубку, — тут какие-то непонятные путешественники. Через Крокодилью Пустошь, наверное, – добавил он, окидывая компанию взглядом.
Он прислушался к ответу по телефону,  и обратился к Хавчику:
— Вы чего тут?
— Мы с Руселькой, — сказал Хавчик.
— С девчонкой, что ли? Они с девчонкой, — доложил Хрюшарик, и выслушав снова спросил, но уже у Русельки. — По какой надобности?
— Мы ищем Поле Разноцветных Одуванчиков, мы хотим получить  много чудесных подарков и осуществить желание.
— Шеф, они Волшебное Поле ищут, Разноцветных Одуванчиков, — сказал в трубку сотового телефона серый Хрюшарик с розовым ушком.  — Есть, шеф, — и отключил телефон.
— Со мной пойдете, -— сказал он, небрежно показывая копытцем. Властелин Великолепных Владений Старик Пти общаться с вами желает.
— Э-э-э, — сказал Горби, — я не пойду. Я, наверное, останусь. Во-первых, у меня есть кое-какие дела, а во-вторых, надо присматривать за Забытым городком.
— Еще увидимся, — улыбнулась Руселька, — спасибо, Горби.
— Я еще угощу тебя колючкой по-пржевальски, — погладил Хавчик верблюда по колену.
— Привет Курякшину! — сказал Чирикшин.
Горби молча развернулся и исчез в руинах. Все повернулись к Хрюшарику.
— А ты кто такой? – спросил у Хрюшарика Забежи. – Только коротко.
— Если коротко, — сказал Хрюшарик, — то педагог. Буду учить вас правильно размахивать руками, есть, пить, завязывать галстук и передвигаться в пределах Великолепных Владений Старика Пти. Чтобы порядок был.
На фоне аккуратно подстриженного газона Великолепных Владений замка старика Пти разговоры разболтанного и лохматого Хрюшарика о порядке выглядели странновато.
— А мы что, ходить не умеем? — не выдержал взлетающий Чирикшин.
— Как вы ходите за переделами Великолепных Владений Старика Пти – ваше дело, — проводил его взглядом Хрюшарик.  — А у нас вы будете ходить так, как вам укажут.  Порядок  — мать магии, как говорит Старик Пти. Мастер Чудесного городка Великолепные Владения. Не магия для порядка, а порядок – для магии.
— Как так? — удивился Забежи.
— Ну, нас,  к примеру, крокодилы огуречные доставали, никакого порядка не было. А как только Старик Пти установил Пугало Огородное для порядка — стало наоборот: Пугало Огородное крокодилов огуречных добивает. Порядок появился. У нас тут все в порядке. А если кто не в порядке, то мы его на Крокодильей Пустоши зарываем в грядку. По шею. В грядку огуречную зарываем и подумать даем. Здорово перевоспитывает. Сразу люди о порядке думать начинают.
— Да, это может развить воображение, — заметил Забежи. — Вспоминаю, как мы с Руселькой…
— Некоторые у вас, наверное, совсем огурцов не едят, — сказал Хавчик.
Чирикшин всчирикнул:
— Лучше уже всю жизнь червячками питаться, чем огурчиками.
Хрюшарик только рукой махнул:
— Отставить разговоры! Прошу! – церемонно сказал Хрюшарик, не отвечая больше на вопросы и не обращая внимания на реплики. Он раздвинул кусты и жестом пригласил друзей ступить на дорожку, которая вела прямо к широкой мраморной лестнице с колоннами. Пока ребята поднимались по широкой мраморной лестнице, задумавшийся было Хавчик сказал  на ушко Русельке:
— А вообще-то, Руселька, — шепнул он, — ничего такого педагогичного  в закапывании в грядку я не вижу.

* * *
Возле самых дверей стояли какие-то рахитичные статуи, на тощих плечах одной из которых висела запыленная, засаленная ливрея. Хрюшарик набросил ливрею на  свои плечи и отворил скрипучую дверь замка. Компания завалилась внутрь и пошла вслед за Хрюшариком. По лестницам, по коридорам и снова по лестницам.
— Ой, я не люблю таких длинных хождений в гости, — снова не выдержал Хавчик, когда Хрюшарик вел их длинной-предлинной анфиладой комнат.
— Зато ты можешь нагулять себе аппетит в этих коридорах, — заметила Руселька.
— О-о-о, — не унимался Хавчик, — аппетит можно нагулять где угодно, когда угодно и от кого угодно.
— Вот что, — предупредил Хрюшарик, — Старик Пти, колдун, любопытный, но принципиальный. Раз  и навсегда он обещал никому и никогда добра и зла не делать — и делать не будет. А вот поинтересоваться, кто как живет, он может. Поэтому помощи у него не просите. Вы сюда не за помощью пришли, а в гости по приглашению. Отвечайте на все вопросы так: «У нас все хорошо, у нас все замечательно, нам ничего не надо, мы сами все сделаем, мы сами все найдем».
— Так в Чудесных городках и вправду все можно найти, — сказал Забежи, — даже деньги на улице.
Они вошли в зал. Хрюшарик остановился и начал хлопать себя по карманам ливреи:
— Где это вы деньги нашли на улице? — всполошился он. Ливрея вздыбилась, как коврик.
— А ну, тихо! Молчать! — раздался голос из-за кресла в глубине зала. Задняя стена, закрытая ковром, медленно повернулась, и перед гостями возник сидящий в огромном кресле, маленький, тощий, хитрый старичок. Старичок слез с огромного кресла, пробежал через зал и стал представляться каждому:
— Старик  Пти, — пожал он руку Забежи.
— Очень приятно.
— Владыка Великолепных Владений, — снял он панамку перед Руселькой.
— Очень приятно.
— Великий могущественный бывший колдун, — сказал он Хавчику.
— Очень приятно.
Потом он торжественно отступил на три шага, принял горделивую позу Великого человека, утопил руки в боки и высокомерно предложил компании:
— Жалуйтесь!
— Так, а на что? — просто удивился Забежи. — У нас не на что жаловаться. У нас все хорошо!
— Жалуйтесь! Жалуйтесь! — снова гостеприимно предложил Старик Пти. — Ко мне все приходят жаловаться! Кто на погоду. Кто на соседскую козу. Кто на мышей летучих, чтобы спать не мешали. А кто просто ябедничать приходит. Это ничего. Я послушаю.
— Да все хорошо. Дошли нормально. Подружились. Вон компания какая подобралась!
— А какая компания? — заинтересованно спросил Старик Пти.
— Руселька вот, у нее есть своя маленькая проблема.
— Маленькие не решаю, — перебил Старик Пти.
— А мы без претензий, — заторопился Забежи. — У нас все хорошо. Только вот воробышек, Чирикшин.
— У воробьев ветеринарные колдуны, ¬— опять перебил Старик Пти. — Я могу, что могу: накормить, обогреть, обыграть. Хотите во что-нибудь сыграть?
Портреты на стене залы дружно подмигнули.
— Да, нет, мы не играем, — ответили пришельцы, — никогда не играем.
— А у вас какие проблемы? — спросила Руселька.
— Не понял, — восхитился Старик Пти. — У меня? У меня нет пока проблем.
— А вдруг появятся? — не отставала Руселька. — Поговорите с психологом или что! У меня ведь тоже проблем не было, пока мне не рассказали, что они у меня есть.
— Как это? — удивился Старик Пти.
— А я в Малюсеньком-премалюсеньком Чудесном городке жила. За-а-а Крокодильей Пустошью.
— Знаю.
— А Прохожий мне сказал, что у меня проблемы.
— Какие?
— Тесно очень!
— Чудесный городок очень маленький. Вот я  и решила Поле Разноцветных Одуванчиков найти. Чтобы наш Чудесный городок убольшить. И чтобы нам удобно было. И прохожим. И подарочков себе чудесных насдувать.
— Разумно, — одобрил Старик Пти. — Слышал я про Поле Разноцветных  Волшебных Одуванчиков. Нравится мне это. Дам-ка я тебе добро в дорогу. Хочешь? Очень уж ты хорошая девочка!
— Нет-нет-нет-нет! — заторопилась Руселька. — Не надо мне давать добро в дорогу, пожалуйста, успокойтесь! Зачем мне в дороге лишнее добро?
— Ну, в дорогу я тебе все-таки кое-что дам! — сказал колдун. — Прямо необходимое существо — служебно-розыскной поросенок. Мышка, как говорится, наружка, лягушка-прослушка! Все про всех знает!
И он показал на Хрюшарика.
— А зачем он нам? — удивилась Руселька.
— Крупный специалист по перемещениям по Чудесным городкам! — сказал Старик Пти. — Вы ведь ромашки свои где искать собираетесь?
— Одуванчики, — поправила Руселька.
— Ну да,  одуванчики.
— Где попало, — так Забежи посоветовал.
— А ты можешь показать на карте свое "где попало"? — спросил Старик Пти у Забежи. Потом он подошел к стене и нажал на пипочку. Стена отъехала и взорам гостей открылась огромная контурная карта. Забежи захлопал глазами.
— Видите, — суммировал старик Пти, — "Где попало",  он не знает. Но ведь не у меня в замке вы их искать собирались?
— Ну, нет, — сказал Хавчик.
— А вы без "ну", — сказал Старик Пти, — у меня в замке Волшебных Одуванчиков нет. Вообще ничего волшебного. Я волшебство пресекаю. Для того Хрюшарика и держу. Вместо магии…
Забежи тем временем рассматривал карту. Вокруг карты висели почетные дипломы и грамоты: "Заслуженному ведьму", "Строителю Ниагарского водопада от благодарных водяных", "Мы любим Пти", "Лучший без", "Лучшей из баб".
— Это связано с… — начал Забежи, показывая пальцем на  последнюю грамоту.
— Это связано с прошлым великого колдуна, — сказал Старик Пти. — А последняя грамота — это так… Трофей. Отнял тут у одной бабы в ступе.
— Бабушки Яги? — удивилась Руселька.
— Да лоточницы они в ступах. Летают по Чудесным городкам, всякую всячину продают.  И ступы у них мелкие! Кравчучки летучие! И товар дрянной! А ругаются со мной — не приведи господь! Пока выгонишь — чего только не наслушаешься! И такой ты и эдакий!
— А втирают свое барахло, что и охнуть не успеешь! — продолжил Старик Пти. — Я чуть дюжину лифчиков у одной не купил! Конечно, иногда приходится им воздушный коридор давать! Так, по-житейски, чтобы отвязались. Так они в моем воздушном коридоре еще и воздушные бои устраивают друг с другом! Таранят конкуренток и падают с товаром! Ну, я женщин не трогаю. Товары конфискую, а павших гоню взашей! Иногда крапивой постегаю! По мягкому месту! Кстати, лечебное ноу-хау — постегание крапивой! В Зарубежных городках, говорят, уже этим лечат! Умные они там, в Зарубежных городках!  Ну, вообще-то, я очень обходительный! И через день бреюсь, и каждый день перья на лопатках выщипываю!
— Зачем? — поразился Хавчик. — На лопатках?
— Как зачем? Лезут крылышки. С тех пор, как я злым волшебником быть перестал, крылышки полезли, как у ангела. Аж стыдно. Выщипывать приходится.  Может быть, потому, что жалею торговок, какие бы они противные  ни были. Все-таки — слабый пол, вернее, слабое небо! А друг мой один, действующий колдун!
Портреты на стенах оживились и стали корчить рожи.
— Так он на этих летчиц  сафари устраивает! Гоняет их по всему небу своего Чудесного городка. А кого догоняет,  тому штрафы выписывает! Ну что ж, он может по воздуху летать — у него сила осталась!
Портреты закивали дружно, а кресло заскрипело с грустью. Дети оглянулись на кресло.
— Фу, увлекся! — утерся платочком Старик Пти. — Ближе к делу! У меня, дети мои, во дворце — как в ларце: шкатулочка  в гусочке, а гусочка  где? Э-эй! Гусенок-поросенок! Поросеночек мой, Хрюшарик, а-у-у-у! А ну, встань передо мной,  как лист перед травой! Где ты пропал?
Но Хрюшарик не пропал. Он водил копытцем по контурной карте и похрюкивал. Услышав призыв, Хрюшарик сделал шаг вперед и прозвенел заклепками. Весь крутой!  С «Мурзилой», с мобилой, с барсеткой.
— С ними пойдешь! — показал на Русельку со товарищи Старик Пти.
— Да зачем он нам нужен? — удивилась Руселька.
— Ну, вы же дороги на место, где растут Волшебные Одуванчики, не знаете? Не знаете!  Вот — на Обочинку забрели, и как до Большой Дороги дойти, не знаете. А он знает. По травке сиреневой, по полечку, иди себе за Хрюшариком. Он вас к Большой дороге выведет, а вы его за это с собой дальше возьмете. Пусть он Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков с вами найдет! Вы найдете! И Хрюшарик найдет! — Хрюшарик хрюкнул вежливо. — А если Хрюшарик будет дорогу знать — то и я буду дорогу знать! Мне поросеночек расскажет! Я же уже не злой волшебник! — Глаза у Хрюшарика стали честными. — Сейчас я уже вообще никакой не волшебник! А если поросенок мне дорогу на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков покажет, то и я, может быть, что-нибудь сдую! И стану снова волшебником. Только уже добрым, а не злым! — Глаза у Хрюшарика стали еще честнее. — Я не буду злым!  Я же злобность свою от стресса потерял! Кому не хочется статус вернуть! То есть, я хочу сказать, добрым стать! Очень, очень хочется стать добрым! — Глаза у Хрюшарика стали самыми честными, а Старик Пти продолжал. — О, чародейство, как я хочу стать добрым! — заскрипел зубами Старик Пти. — Мне бы только статус вернуть! Вот, я сейчас никакой волшебник, а бу-у-ду-у добрым. Вот вам и условия! Я вас через свои Владения Великолепные пропускаю, а вы моего поросеночка, Хрюшаричка, с собой забираете! А вам его  кормить-поить не надо. Он на полчасика раньше вашего вскочит, через веточку перескочит, и что-нибудь на завтрак найдет!
— Спасибо за заботу, — сказала Руселька, глядя в честные глаза Хрюшарика.  Хрюшарик попятился за трон Старика Пти.
— А не за что, — ответил Старик Пти. — потому, что я не добрый еще. Я пока еще только добренький!  Я вам еще не помогаю! Поэтому спасибо рано говорить!
— Хрюшарик! — позвал Старик Пти. — А ну, объявись!
Серьезный, с цепью на шее, с серебряными сережками, с перстнем, со шпорами на копытцах Хрюшарик, в заклепках на штанах и на курточке, вышел из-за трона Старика Пти.
— А язык у него как? — строго спросил Забежи.
— А что язык?
— Язык у него как, не проколот пирсингом? — Еще сильнее нахмурился Забежи.
— А почему ты спрашиваешь? — удивился Старик Пти.
— А потому что, если у него в языке что-то есть, то он уже не поросенок, а овечка!
— Почему овечка?
— Так не говорить, а блеять будет! Э-э-э-э…, ме-е-е-е…!
— Блеять он, может, и будет, — сказал Старик Пти. — А в остальном все строго, по штатному расписанию! Соответствует характеристикам. То есть — свинья-свиньей!
— Только пусть подальше от магнитов и магнитных аномалий держится! А то приклеится своими железками — не оторвешь! Что мы делать с ним будем? И от розеток подальше, а то поросенка вашего закоротит, а нас — дернет!
— Ну, хорошо, — сказал Хрюшарик. — Я услышал много теплых, хороших и дружеских слов! А теперь запомните: я вам не поросенок, а Хрюшарик Великого Пти.
Старик Пти покивал.
— А у нас поросят, в основном, Васями звали! Ты как, не Вася? — спросил Забежи.
— Нет, я не Вася, я Хрюшарик.
В это время что-то протарабанило под столом. И запищало.
— Ой, что это? — испугалась Руселька.
— Домашние любимцы — удачу в дом приносят, — Хрюшарик постучал по деревяшке копытом. —Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Крысы перламутровые.
Руселька охнула и полезла на стол.
— Да они беззубые, — успокоил ее Хрюшарик. — Они хоботами крошки собирают.

* * *
— Вот и хорошо, — сказал Хавчик, когда все успокоилось, и крысу загнали в нору. — Переходим  к водным процедурам. Где у вас тут можно руки помыть перед едой?
— Едой? Какой едой? — удивился Старик Пти.
— Ну, если мы  побывали на настоящей аудиенции, у настоящего бывшего колдуна, то потом должен быть стол, фуршет, романтическая закуска, — пояснил Хавчик. — Закусочки, бутербродики и так далее! Но, если это не аудиенция у владыки, а разговор с клерком, который просто пояснял нам суть дела, то нам тогда нужно идти, чтобы успеть по дороге хоть  огурцов нарвать перед ужином!
— Всё, всё, всё! Идите мыть руки! — засмеялся Великий Пти. — Только изумруды из кранов на память не выцарапывайте! Они пластмассовые! Квази, как говорится! Хрюшарик, проводи!
Хрюшарик шаркнул ножкой, как железом по стеклу провел. Дети шагнули за ним.
— Да-а-а! Вот интересно! Где у волшебника моют руки? В ванной?
— Нет!
— На кухне?
— Нет!
— Возле колонки?
— Нет!
— В фонтане?
— Нет!
— В лужах?
— Нет!
— Никто не угадал!  У волшебников есть специальная волшебная мойка. Над этой мойкой клубится специальное волшебное облачко. Стуит в это облачко погрузить руки, и они враз становятся чистыми. Потому что это облачко всех микробов связывает и разгрызает как орехи. Так что только треск стоит. Трик-трак! Трок-трук!
— Разгрызает?
— Каждый микроб! Как пистоны щелкает!
Сунули руки в облачко Забежи и Руселька. Трум-трах-трах — перестрелка! Сунул руки Хавчик — трах-крах  — тише! Хавчик руки не пачкает, он повар! Окунул лапки Чирикшин на лету —  вообще война началась. Чирикшин, когда не летает, он руками ходит, лапами! И не моет их никогда! На них столько грязи! Облачко вслед Чирикшину еще две минуты щелкало! Облизывалось,  компьютерную программу насыщало!  Программа называется: «Чистые руки».
Сушить ручки было тоже интересно. Теплым южным ветерком из ароматизатора. И еще там был «Спасибо, что закрыли дверь!» Но, какой он, дети так и не узнали, потому что он им вслед сказал, когда они уже уходили. А возвращаться никто не хотел.
Ну вот, прошли они снова в зал. Правда в другой, куда их пригласил Хрюшарик. А посредине этого зала оказался бассейн с рыбами и водорослями. А вокруг зала слалась паутина. В зале было сумрачно и прохладно. А на паутине висели засохшие бабочки, мухи, летучие мыши, почтовые голуби, пряхи-неряхи и случайно набившиеся животравы.
— Прошу к паутине! — сказал кто-то голосом Хрюшарика.
— Прошу к паутине! — сказал Хрюшарик.
— Что это? — спросила какая-то девочка голосом Русельки.
— Что это? — спросила Руселька.
— Это? — удивился кто-то голосом Старика Пти.
— Это? — повторил Старик Пти.
— Это эхо, — сказал кто-то голосом Старика Пти.
— Это эхо, — сказал Старик Пти.
— Просто тут акустика такая, — сказал кто-то голосом Старика Пти.
Старик Пти кивнул, подтверждая свои слова:
— Наоборот, чем везде, — сказал кто-то голосом Старика Пти, — Старик Пти снова покивал.
— У нас тут сначала эхо слышно, а потом того, кто говорит, — сказало эхо.
Старик Пти развел руками.
— Сделать потише? — спросил кто-то голосом Хрюшарика.
— Сделать потише? — спросил Хрюшарик.
Свет в зале мигнул, Старик Пти кивнул. Хрюшарик сунул руку в паутину, покопался и чем-то щелкнул. Наступила тишина.
— Прошу к паутине! —  снова пригласил Хрюшарик.
Эхо помолчало.
 — От имени Старика Пти — кушать подано! Напитки и блюда к вашим услугам! Еда в паутине, напитки в бассейне. И наоборот.
— Что наоборот? — спросила Руселька.
— Еда в бассейне, напитки в паутине!
— М-р-р-р, м-да!
— А в бассейне еще акулы и пираньи. И вода зевая,— мстительно сказал Хрюшарик.
— Живая? — переспросила Руселька.
— Зевая. Если зазеваетесь, они вами закусят! — засмеялся хрюкающим смехом Хрюшарик. — Колдун бывший, Старик Пти, зла колдовского не делает, разучился. А так тонус поддерживает.
Старик Пти тоже улыбнулся. Доброжелательно.
— Акулочками, пираньичками, паутиночками. Они друг друга понимают. Он им на пальцах объясняет, чего он от них хочет, и они ему на пальцах. Ныряльщиков.
Старик Пти покивал. И кружок пальцами показал: — О’кей!
— Что-то у меня нету жажды, — сказала Руселька.
— И аппетита, — сказал Хавчик.
А Чирикшин под колпак к нему полез.
— Да-а-а, — задумчиво сказала Руселька. — Судя по вашему меню, вы действительно были злой колдун.
— Я был очень злой колдун! — гордо заявил Старик Пти, но, спохватившись, добавил. — А теперь вы найдете Разноцветное Поле Волшебных Одуванчиков и, может быть, я сумею вернуть себе силу. Я верну себе силу, статус и стану, ну, очень добрым колдуном! Очень, просто очень добрым!
У будущего доброго колдуна даже клацнули от нетерпения стальные зубы. — И тогда, — заговорил он после паузы, — у меня в меню, в меню у меня появится все очень доброе, — добавил он с недоброй улыбкой,  —  конфеты, печенья, сладости, и этот, как его рып-хип… с луком… Сладость такая… Кто напомнит?
— Рахат-лукум?
— Вот-вот.
— Тьфу, всегда путаю с рыбьим жиром. А так, чем богаты, тем и рады. Все запасы к вашим услугам. В бассейне, в паутине. Все, что осталось от лучших времен. То есть от проклятого злого прошлого. Эх, — огорчился Старик Пти. — Войну бы мне затеять. Я бы отнял кое-чего у соседей! Ну, в смысле, когда был злым! Да воевать не с кем. Не с алюминиевыми же мартышками из Мартышкиного Пруда.  Они и сами могут нас перекусать. И рыбками нашими загрызть. Им акула, как нам килька. Их только хитростью можно взять. Ну что, кушаете или как?
— Ну, я не знаю, — сказал Забежи. — Я лично недавно покушал.
— А хотите, у нас еще диета есть? А?
— Какая диета?
— Сотовая! — Старик Пти ухмыльнулся лукаво и повернулся к Хрюшарику. — А ну-ка, детка моя, предложи гостям диету номер сто. Окрошку с мошкой. А вы, дорогие, посмотрите и ешьте, если захотите, — Старик Пти в кресло свое огромное, как комната, забрался и полотенце с крючка снял. Над головой:
— Идите, идите... А я пока в бассейне поплаваю. Пусть мне рыба-пила спинку почешет и пиявочки поцелуют. Поплаваю и отдохну по-стариковски. Так что вы по пустякам не возвращайтесь. Только с одуванчиками.
— И вот еще что. Возьми, Руселька, от меня подарочек — мячик резиновый. Этот мячик тебя из одного тупичка выведет, если что, — Старик Пти достал из-за спинки трона розовый мячик и бросил его  Русельке. — Проводи гостей, Хрюшарик... —   сказал Старик Пти, смахнул хитринку с лица и в бассейн полез.
Хрюшарик приглашающим жестом распахнул двери. Друзья прошли во двор, миновали какие-то непонятные кучи. Прошли мимо перекошенных бачков. Мимо обломанных деревьев. И, наконец,  подошли к очень обшарпанной двери. Перед входом Хрюшарик замялся.
— Открывай, давай, не бойся, — сказал несытый Забежи. — Я по-прежнему такой же нежный.
Хрюшарик скрипнул входной дверью.
— Прошу! — сказал Хрюшарик. — Кушайте на здоровье!
— В каком смысле прошу? — спросил у него Хавчик, вглядываясь в сумерки за дверью.  Там странно пахло. — Что это ты нам предлагаешь?
Друзья нерешительно переступили порог и огляделись в желтой грязной комнате, посередине которой стояли кастрюльки, полные смрадной жижи.
— Сотовую диету. Угощение. — ухмыльнулся Хрюшарик. — Червячки мучные, желе из тухлой рыбы, яблочки, пересыпанные солью, перчиком, червячки дождевые, объедки из хлеба, паутины, и немного ружейной дроби.
— А что это будет?
— А это и будет сотовая диета. Диета номер сто.
— Знаете что? — негромко сказал Забежи. — Давайте-ка мы все вместе, и медленно. Тихонечко. По-английски. Не прощаясь. Черным, а еще лучше самым черным ходом, из дворца выйдем и пойдем своей дорогой. От такого гостеприимства. Разрешение мы получили, приглашение перекусить мы получили, в добрый путь нам сказали. Вот, выйдем в ту дверь и... Пошли,  Хрюшарик!
— Ну, не хотите — как хотите! — с облегчением сказал Хрюшарик. — А если диеты не хотите, так отдохните.
— А, может быть, и правда, отдохнем? — заикнулся Хавчик, но Забежи, как опытный путешественник заметил:
— Как у них с угощением, так у них и с отдыхом. Не советую. Или ты тоже хочешь, чтобы тебе рыба-ножовка спину почесала?
— Пила, — сказал Хавчик.
— Вот. Вот. Еще и пила…— вздрогнул Забежи.
— Пошли, — сказал Хавчик. А Чирикшин чихнул.
Руселька не переживала. Рядом были друзья, и они заботились о девочке.  И они пошли дальше. Пошли себе спокойненько, молча. И  только Хавчик пульт-меню перекладывал и бормотал:
На диете я не ем,
На диете я не пью,
На диете номер семь,
Только ду-ма-ю.

* * *
Выскочила компания на улицу, за стены замка. А там…. Ура! Ура! Ура! Настоящий, живой Горби ждет.
— Горби, ты чего здесь? — обрадовалась Руселька.
— Проводить решил. Я дорогу уточнил. Пусть мне Хавчик больше не пеняет. До Трех Мельниц Бабки-Корябки, а оттуда уже Большая Дорога.
— Ну, это и Хрюшарик знает, — сказал Забежи.
Хрюшарик рожу скорчил любезную.
— А там как? — спросил Горби у Русельки, показывая на замок Старика Пти.
— Странно, — сказал кто-то голосом Русельки… — Пойдем отсюда скорее.
Руселька вздрогнула и оглянулась. В башенках замка колыхались занавесочки.
— Странно, — сказала Руселька и поежилась, — пойдем отсюда скорее.
Ну вот, шли они,  шли. Руками размахивали. Хрюшарик со своими заклепками звенел. Воробушек летал.  Забежи рассказывал, про то, какой он верный друг. Хрюшарик тоже шутил. Чирикшин с Горби прикалывался. Хавчик бутерброды сделал с корешками. Вдруг видят… На самой высокой вышине — шар летит воздушный! А внизу на шаре, вместо корзины — настоящая палатка приделана.  Туристская. А под палаткой, на  веревочке, бутылка свисает. А к бутылке еще какая-то ниточка привязана.
— Ой, чего это? — удивилась Руселька. — Что это летучее летит? Может, это Летучий голландец?
— А, может, это тут так пиццу развозят? — предположил Хавчик.
— Скорее всего — это гнездо воздушного змея! — поделился своим мнением Чирикшин. — Мне честные воробьи рассказывали, что воздушные змеи яйца в песок не кладут. У них гнезда прямо в воздухе плавают. Змееныши  в гнездах из яиц выколупываются и прямо в восходящие воздушные потоки. И взмывают.
— А если в нисходящие? — поинтересовался Забежи. — Выколупываются?
— Тогда падают…
— И? — спросил Забежи.
— Что и…? — не понял Чирикшин.
— Ну ты сказал в  нисходящие падают, и…
— Ты когда-нибудь видал настоящего воздушного змея? Живого? Взрослого? — удивился Чирикшин.
— Нет, — сказал Забежи.
— Вот то-то же и… — сказал Чирикшин.
— Ну, хорошо, а как же мы узнаем, что это? — спросил Горби.
Хрюшарик посмотрел на Горби.
— А пусть Чирикшин в восходящий воздушный поток ныряет, взмывает и… Как оливковую ветвь в клювике, нам это притащит вниз.
— А вдруг оно — «Вход воспрещен!» и «По  газонам не ходить!» — заупрямился Чирикшин. — А если  его трогать нельзя, — то, что летит, — тогда  как?
— Ну, я вам так скажу, — сказал Хрюшарик, — во-первых, наш Горби, наверное, нас заблудил, потому что, если бы мы были в Чудесном городке Великолепные Владения, тут бы в воздухе никто не шлялся. А во-вторых, если нельзя  трогать руками, значит не тронем! Лети, Чирикшин!
— А почему всегда я? — заупрямился Чирикшин.
— Тогда пусть Забежи слетает!
— Забежи не летают, — сказал Забежи.
— Так что, тебе, Чирикшин, слабо? — спросил Хрюшарик.
— Мне слабо? — возмутился Чирикшин.
Чирикшин подпрыгнул Горби на бубочку, бубочка спружинила и Чирикшин взмыл в небо. Он облетел несколько раз вокруг непонятного предмета и заорал сверху:
— Это целая палатка под  воздушным шариком! А под палаткой бутылка висит, как звоночек.
— А что в бутылке? Она полная или пустая?
— Что-то написано. Какая-то бумажка!
— Читать умеешь? Прочитай!
— Так через стекло не видно! Может, этикетку «Нарзан» внутрь приклеили по ошибке?
— Никакой не Нарзан, — высказал свое мнение Горби. — Это, наверное, кто-то потерпел кораблекрушение на необитаемом острове. Я читал, эти потерпевшие всегда вкладывают записки в бутылки и отправляют на волю волн. В море кидают!
— Но она же в воздухе, а не в море, — сказал Хрюшарик.
— Ну, значит, там моря не было, — сказал Горби.
— Где моря не было? — уточнил у Горби Хрюшарик. — На необитаемом острове? — и еще раз уточнил для себя. — На необитаемом острове не было моря?
— Ну да! Поэтому они ее к воздушному шару и привязали, — простодушно подтвердил свою догадку Горби.
— Ну, ты вообще… Чирикшин, давай тащи ее сюда! Вира помалу!
Чирикшин изловчился и потянул ниточку. За ниточкой бутылка и палатка медленно вниз к друзьям поплыли.
— Эй! — закричал Чирикшин. — Кто-нибудь из вас, самый высокий! Поднимите руку повыше — нитку принять!
Все одновременно подняли руки повыше. В том числе и Руселька. Но нитку, к которой была привязана бутылка, палатка и воздушный шарик, решил схватить Забежи. Забежи успел подставить камешек, вскочить на камешек, с камушка перескочить на пенечек. На пенечке встал на цыпочки и стал убедительно выше всех. Но пока Забежи тянул руку, гордо поглядывая на друзей, Чирикшин  пролетел мимо и, как всегда, попал Хавчику в руки. Хрюшарик хрюкнул от смеха. А Хавчик вцепился в ниточку и потянул к себе бутылку. Вниз поплыли и палатка и воздушный шар. У самой земли из бутылки вдруг потек синий дым, а из палатки стали выскакивать на землю волосатые, обнаженные по пояс, страшные Синие Дяпаны. С кривыми ножами.  С пистолями, у которых дуло было воронкой, и с криками — Ху! — и — Хак!
— Привет! — заорал самый Синий Дяпан. — Мир тесен без гроша в кармане! Сдавайся кто может! Спасибо за капитуляцию. А ну все, бегом в палатку!
— Я же говорил, заблудились! — сказал Хрюшарик. — Во Владениях Старика Пти такого не бывает!
— А вы кто такие? — спросил Забежи у Синих Дяпанов.
— Мы ваш кошмар! — хором заорали Дяпаны. — Мы ваш ужас! А ну, немедленно бегом все в палатку, бегом!
— Да кто вы такие? — не выдержал Горби.  — Откуда взялись?
— А! — заорал самый Синий Дяпан. — Испугались! Так вам интересно? Так мы воздушные  Синие Дяпаны! Со свиданьицем! Наш Чудесный городок — Воздушная Палатка. Мы летаем, потому что нам никто нигде не разрешает ходить. Так в воздухе и живем. В палатке летаем, пока никто за веревочку не дернет. Тогда падаем. Вот вы дернули?
— Дернули, — сказала Руселька.
— Это Чирикшин дернул, — на всякий случай уточнил Забежи. — Я тут ни при чем.
— Вот и со свиданьицем! — обрадовался Синий Дяпан. — Вы дернули — мы упали. Значит, вам сдаваться придется. На милость победителя.  На нашу милость. Всем придется.
— Почему всем? — удивился Забежи. — Чирикшин дернул, Хавчик потянул, вот пусть они и сдаются.
Но самый страшный Синий Дяпан его не дослушал. Он заскочил в палатку, выскочил оттуда в красивом золотом шлеме со щитом,  с мечом и с громкоговорителем. И заорал в громкоговоритель:
— Второй состав Чудесного городка Воздушных Дяпанов  объявляется победителем!
— Почему второй? — удивилась от неожиданности Руселька.
— А первый состав алюминиевые обезьяны из Мартышкиных Прудов сожрали, —  сокрушенно объяснил дяпан, — когда мы на них напали.
— На алюминиевых обезьян? — восхитился Хрюшарик. — Ну, вы крутые ребята!
— Я тебя не брошу! — сказал Чирикшин Хавчику.
— Интересно, — вдруг объявил Горби, — а почему это сразу капитуляция? А почему мы должны  сразу в плен к вам  сдаваться?
— А потому, что с нами никто воевать не может, — ухмыльнулся Синий Дяпан. — Потому что мы все равно сильнее всех, мощнее всех, страшнее всех  и грубее всех! Во всех Чудесных городках!
— Никогда не знаешь того, чего не знаешь! — сказал Хавчик.
— А ты кто? — спросил у  Хавчика Синий Дяпан, ткнув его волосатым пальцем. Синий Дяпан  отобрал у Хавчика бутерброд с корешками и с аппетитом укусил.
— Я повар-поэт.
— Вот и будешь ты, повар-поэт, готовить нам еду, когда мы тебя победим, поработим и в плен заберем. Капитуляция — это плен.  А почетная капитуляция — это почетный плен. Ты пленный повар-поэт. Плюс девчонка будет для нас убирать и посуду мыть. Плюс верблюд, будет носить наши подушки, одеяла, и зубную пасту. А также наше холодное оружие. У нас и оружие есть! — восхитился Синий Дяпан. — Холодное и очень холодное. У нас есть такое холодное оружие, что у тех из нас, кто его носит, сердце промерзает до костей. Аж дрожь пробирает! А вот верблюд в бубочках — он шерстяной и толстокожий!  Мы будем на нем возить свое очень холодное оружие. Плюс Забежи вашего будем гонять. За тем, за сем посылать. За мороженым, за жвачкой! И этого, в заклепках, с колечками, с красным пятачком поработим.
— А зубная паста вам зачем? — спросил Забежи.
— Зубы чистить по утрам и после еды.
— Вот видите, какие у Горби копыта?   — спросил Забежи, показывая на верблюда. — Так что считайте: минус зубы.
— А почему это минус зубы? — удивился и расстроился Синий Дяпан.
— А потому, что… Про Крокодилью Пустошь слышали?
— Слышали, — осторожно сказал Синий Дяпан. — Мы ее обходим десятой дорогой. Облетаем то есть.
— Вот и его облетайте. Он там главный после пугала. Горби, когда крокодилов лупит, всегда их копытами по зубам бьет. Сразу всеми четырьмя. Такая у него тактика. Крокодилы у Горби — шелковые. Их когда вместе видят, Горби и крокодилов, так про них и говорят: «Горби и шелковые крокодилы!» А когда он копытами по зубам попадет, то зубы вылетают!  А зачем их тогда чистить, вылетевшие? Так что пишите: минус зубы.
— Минус, — сказала Руселька, — я вам ничего убирать не собираюсь. А наоборот: натопчу, наплюю, напачкаю!
— Минус, — сказал Хавчик, — я вам всю еду пересолю, пережарю, переперчу и посуду вам мыть не буду. Да еще и подгорю! И компот вам скислю!
— А я вам в компот плюну! — пригрозил верблюд Синим Дяпанам.
— Да-а-а, — сказал Чирикшин, — если Горби вам в компот плюнет, то мало вам не покажется. Это сильный минус компот будет. Горби — чемпион Чудесных городков по плевкам в компот!
— А я, — сказал Забежи, — тоже минус. Я от вас убегу, и прихвачу с собой все ваши тайные планы, документы. И минус — всем вашим врагам расскажу, какие вы глупые. Минус смешные. Плюс-минус то, что мы первые над вами будем хохотать.
И все захохотали.
— А я вам, — сказал, скрипя пятачком, Хрюшарик, — минус то, что я колдуну, Старику Пти, первым другом прихожусь.  И вам как враг не пригожусь. Потому вам не минус будет, а поделить. Он вас на минус поделит! И будете вы не Синие Дяпаны, а целое облако мошкары! Окрошка с мошкой. Для диеты.
И Хрюшарик сотовый телефон достал. Тут лицо Синего Дяпана вытянулось из воротничка на метр, потом затянулось. Он сказал:
— Положи трубку! — Потом  злобно осмотрел компанию и сказал:
— А чего это вы наши бутылочки-маячки  трогаете? Летало себе и пусть бы себе летало. Вас кто-нибудь заставлял за веревочку дергать? Давайте нам обратно нашу бутылочку. Мы с вами больше не играем!
Синий Дяпан выхватил бутылочку и заорал:
— Отбой, ребята! Отбой, воздушная тревога!
Все Синие Дяпаны стали быстро собирать с поляны свои вещи, сматывать удочки, и забегать обратно в палатку. Самый Синий Дяпан шел последним, распихивая что-то по карманам, пригорюнясь и приговаривая:
— Ну, чего они к нам пристали? Что им от нас надо? Какие-то неправильные жертвы абордажа! Какие-то встречные попались поперечные. Вчера  — встречные попались слабенькие. Позавчера тоже слабенькие. А вот поза-позавчера,  поза-позавчера… эти, как их, алюминиевые обезьяны… Ох, и устроили они нам хиханьки да хаханьки, в узком кругу!  Круче этих…

* * *
Он исчез. А Горби только цыкнул вслед неприятно. Но не громко, чуть-чуть!
— Ну, теперь куда? — спросил Горби.
Хрюшарик и Забежи переглянулись.
— Как мы на Большую Дорогу пройдем? — продолжал Горби.
— Ребята, — спохватилась Руселька, — а где мои ленточки?
— Да, — вдруг хлопнул себя по уху Хрюшарик, — и сережки одной у меня не хватает. Во-о-от!
— И мячик куда-то делся, — пожаловалась Руселька.
— Да, это наверное, Синие Дяпаны все украли, — расстроился Горби и посмотрел вслед уплывающему в небо воздушному шару с палаткой и бутылкой.
— Ну, вы нам еще попадетесь! — погрозил им вслед Забежи.
— Что же нам теперь делать? Как нам найти дорогу?  — волновался Горби.
— Вот, смотри, — сказал Хрюшарик. — Видишь? Под ноги смотри! Вот и вот! Видишь? Травка сиреневая, по полечку идет. Тут начинается, и вот тут, и вот тут и вот тут.  Тебе же Старик Пти сказал — со мной не пропадешь! Нам по травке сиреневой идти себе, и мы уже не заблудимся. По травке сиреневой, через полечко мимо Мартышкиных Прудов, а там левее, левее!  И  выйдем прямо к Трем Мельницам. Мельницы пройдем и — на Большой Дороге. А там у людей спросим, в какую сторону Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Все приободрились и стали с надеждой смотреть на  Хрюшарика. Хрюшарик заважничал:
— За мной, ребята! — скомандовал он и улыбнулся Русельке.
И они пошли  по полосочке травки сиреневой на газоне, которая вела, как тропиночка, куда-то вдаль. Первым шел Хрюшарик. Он что-то вынюхивал, вырывал клочки травы, сминал их в копытцах, снова нюхал. В общем,  Хрюшарик вел себя как настоящий разведчик, который должен  показать перед телекамерой, что он настоящий разведчик. Хотя Забежи ухитрился один раз вперед Хрюшарика забежать. За Хрюшариком шел верблюд и вез на бубочках Хавчика и Русельку. Чирикшин летал туда-сюда. И возвращался, чтобы посидеть на плече у своего Хавчика. А позади всех тащились тени. Это значит, что солнце было впереди и светило прямо им в лица. Так вот они и шли, довольно долго. Потому что важно было не потерять тропинку с сиреневой травой. Потому что среди сиреневой травы росла трава обыкновенная, зеленая, и сиреневой тропинки иногда почти не было видно. Ну, да это не было самой трудной частью путешествия. И друзья постепенно оживились. Стали говорить о будущем. Стали вспоминать свои приключения, стали думать, что их ждет дальше.

* * *
— Мартышкины Пруды, — почему-то остановившись, шепотом произнес Хрюшарик, и даже не брякнул ни одной своей железякой.
— Почти не знаю, как мы с вами тут пройдем? Мартышкины Пруды, кто попало не проходит. Они как Бермудский треугольник. У них очень серьезная репутация!
— Я не понял, — сказал Забежи. — А у тебя, Хрюшарик, какая репутация?
— У меня тоже серьезная, — произнес Хрюшарик, — но у меня своя серьезная репутация, а у Мартышкиных Прудов — своя серьезная репутация. Да еще их и защищают всякие очень темные силы.
— А твой Старик Пти, он что, светлая сила? — спросил Забежи.
— Светлая не светлая, а он за нас. А как эти алюминиевые обезьяны, еще не известно.
— Плохие новости! — вдруг закричал Чирикшин, взлетая выше. — Мартышкины Пруды приближаются!
— Ты что-то путаешь, — пробурчал Хрюшарик. — Это мы к ним приближаемся, а не они к нам.
— Ничего я не путаю.  Сам такое первый раз вижу. Как раз все наоборот — Вон они совсем далеко блеснули, а вон — уже ближе чутельку… И снова ближе…
— Ох, зря я с вами связался, — пробурчал Хрюшарик. — Все сокровища мира ничто рядом с тихой лужей  грязи…
— Кажется, правда, — Забежи уже забрался на Горби и вглядывался вдаль, перескакивая с бубочки на бубочку.
 — Вот напасть! — плюнул с досады Хрюшарик. — С вами одни напасти — то Дяпаны Синие, то Мартышкины Пруды. Чувствую я, что ваше Поле драгоценное — бабушкины сказки. И не нужно мне никаких отгадок… И сокровищ мне бабушкиных не надо…
— Каких еще сокровищ? — спросил Забежи. — Он уже рядом с Хрюшариком семенил.
 — Я не с вами, — быстро сказал Хрюшарик. — Я левее возьму, Буреломом пойду. Лучше Бурелом, чем  об Мартышкины Пруды лбом…
— Минуточку! А как же Старик Пти, пятачок?
— А я без связи, — ухмыльнулся Хрюшарик. — У меня Синие Дяпаны сотовый свистнули.
— Стой, Хрюшарик, поговорить надо! — закричал Забежи.
— Говори, — из-за дерева  вдруг выступил огромный обезьян, весь в тине и рыбьей чешуе.  Ряды алюминиевых зубов делали ужасной его улыбку.
Прямо перед путниками открылась озерная гладь воды.
Хрюшарик застыл как вкопанный.
— Говори. Ну!
— А вы из какого Чудесного городка? — по привычке спросила Руселька.
— Укушу сейчас, — угрюмо произнес обезьян. — Узнаешь, какое у нас тут место опасное. Бермудский треугольник. И для нас и для вас. Спасайся, кто может!
— Как это — кто может? — удивилась Руселька. — Ты что, правил не знаешь?
— Каких таких правил? — удивился в свою очередь алюминиевый обезьян.
— Сначала женщины и дети, а потом остальные.
— Мы тут,  в Мартышкиных Прудах, на особицу живем. В воде в основном сидим, — угрюмо разоткровенничался чешуйчатый обезьян. — Новости до нас плохо доходят. Что — сначала женщины и дети?
— Сначала спасают женщин и детей! Ты же говоришь — кругом опасность! А потом уже всех остальных! Я — женщина и дети! А экипаж покидает судно последним!
— А почему мы, алюминиевые обезьяны Мартышкиных Прудов вас спасать должны?
— Так ведь все же говорят, Мартышкины Пруды — сейчас самое опасное место. Вы — экипаж Мартышкиных Прудов —  алюминиевые обезьяны?
— Ну, в некотором роде — экипаж, — сказал довольно удивленно огромный алюминиевый обезьян. — Живем в них.
— Так кто же нас будет спасать? А потом сам спасаться? Экипаж, конечно!
— Да… — почесал чешую алюминиевый обезьян, — А вы погодите-ка пока. Пойду с ребятами поговорю. Посоветуюсь.
Алюминиевый обезьян повернулся и прыгнул в пруд. Такой, на первый взгляд, тихий и спокойный. Хрюшарик уже никуда не спешил, смирившись. Горби флегматично плевал. Чирикшин держался на всякий случай подальше. Забежи перебирал свои штучки-дрючки. А Хавчик играл в линии на пульт-меню.  Все ждали. Спустя несколько минут из Мартышкиного Пруда вынырнул огромный алюминиевый обезьян, весь в тине:
— Тут ребята спрашивают, — сказал он, волнуясь, — а когда мы вас спасем, что мы сами делать будем?
— Как что? — удивилась Руселька. — Тоже спасаться можете.  Имеете полное право. Сначала спасают женщин и детей, а потом пассажиров, потом спасаются сами.
— Как? И что?! И нам, алюминиевым обезьянам, можно не жить больше в Мартышкиных Прудах?! Не болтаться в тине как карпы?! Можно нам будет в лес вернуться?
— Конечно, можно будет в лес вернуться!
— Да, в лес, на деревья! Хочу! — закричал обезьян в чешуе. — Свистать всех наверх! Срочно спасать женщин и детей!
— И пассажиров, — дипломатично заметил Горби, ковыряя копытом в песке.
Хавчик и Забежи честно таращили глаза на обезьяна. Уже через минуту наша компания, окруженная кольцом звероподобных металлических монстров, была перенесена на другой берег Мартышкиных Прудов.
— Спасибо! Спасибо! — начали кричать друзья.
Некоторые обезьяны в чешуе сразу бросились обратно в пруды и торопливо начали выволакивать со дна всякие домашние пожитки, складывая их в кучи. А другие немедленно отволакивали их к Бурелому, теряя по дороге какие-то вещи,  с наслаждением карабкаясь на деревья и крича:
— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!
— Ой, как я испугалась, — сказала Руселька.
— Бигенько, хлопцы, бигенько! — поторапливал компанию Забежи. — Кто знает, что чешуйчатым обезьянам в голову придет. Если уж их перемкнуло так, что они так долго в Мартышкиных Прудах жили?
На них уже никто не обращал внимания, и друзья стали потихоньку отодвигаться от Мартышкиных Прудов.
— Да, — сказал Хавчик, — лучше смазать салом пятки.
— А я так и не успела ничего узнать про этих металлических обезьян, — с сожалением сказала Руселька, — ни из какого они Чудесного городка, ни как попали в Мартышкины Пруды. Ну, то есть вообще ничего. Ребята, может быть, кто-нибудь расскажет мне их историю?
— Сначала уберемся подальше. Потом еще подальше. Потом так далеко, чтобы быть уверенным в своих силах, — сказал Забежи.
— Историю чешуйчатых обезьян из Мартышкиных Прудов мы тебе потом расскажем. У них, в Мартышкиных Прудах,  тоже всякие разные странные истории случались,  — добавил Хрюшарик, прибавив шагу.

* * *
— Да, — сказал Горби, когда они отошли подальше. — Первый раз в жизни я прокатился на чужом горбу. И это здорово. Теперь и я бы кое-чего попросил бы на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Будет что внукам рассказать. Ведь мне еще папа мой, четырехгорбый говорил: «Увидишь алюминиевых обезьян из Мартышкиных Прудов — поворачивайся и убегай».
— А у тебя папа — что, четырехгорбый был? — спросил Забежи.
— Четырехгорбый. А я видите — в бубочках. Папа говорил, что все вырождается. — Кто-то ему рассказывал, что где-то и одногорбого верблюда видели.
— Ну да? — не поверил Хавчик. — Одногорбого верблюда?! Ну, это популяция не для Забытого городка. Ты вон узелок-бубочку завяжешь — хоть что-то и запомнишь. А с одним горбом-то что запомнишь?
— Ну, хорошо, друзья, — сказала Руселька. — Как говорится,  минус Мартышкины Пруды. А дальше — куда? Где Большая Дорога? Куда потом?
— Потом — суп с котом, — привычно пошутил Хавчик. — Потом отдохнуть хорошо бы.
— Вам бы только отдыхать, — с облегчением сказал Хрюшарик, — слабохарактерные. На уме только покушать и отдохнуть!
— Что у нас на уме, то у тебя на языке, — захохотал Горби.
— Молчи, травоядный! — огрызнулся Хрюшарик.
— Я лично всеядный, — сказал Хавчик.
— А девочки любят конфеты и мороженое, — сказала Руселька.
— А ты кто такой? — спросил Хавчик Хрюшарика. — Ты чем не такой?
— Не такой!
— А какой, стоядный? Видели мы твою диету! Номер сто.
— Диета одно, а это — другое. Я духовной пищей питаюсь!
— Какой?!
— Духовной!
— Какой еще духовной?
— А такой! Вот видите,  мобилу с собой таскаю — курс акций узнаю, новости всякие, журнал «Мурзилу»  вот — для общего развития.
— Наверное, оно очень общее, — сказал Чирикшин.
— А что там пишут? — спросила Руселька.
— Разное… — уклонился от ответа Хрюшарик. — Есть что почитать.
— А ну, дай! — Забежи выхватил журнал из кармана Хрюшарика.
Он отбежал в сторону и начал листать журнал.
— Эй! — сказал он. — Да тут одни кроссворды.
— А что —  кроссворды? — обиделся Хрюшарик. — Кроссворды ум тренируют. По кроссвордам все, что хочешь, можно решить. В кроссвордах тайны зашифрованы… Что — не верите? Вот у меня пра-пра-пра-бабка клад зарыла. А куда зарыла — в кроссворде зашифровала. Кто кроссворд разгадает — тот клад и найдет. Так у нас в семье уже четыре поколения Хрюшариков не едят, не пьют — кроссворд этот решают. Разгадать не могут.
— Я бы сразу решил, — сказал Забежи.
— Я бы его проглотил как конфетку, — сказал Хавчик.
А Горби только плюнул длинно и губу откатал.
— На, — возвратил журнал Хрюшарику Забежи. — А ты про клад правду рассказал?
— У нас в хозяйстве знаешь, какая грязь знаменитая? Мечта поросенка. Из таких луж, как у нас в хозяйстве, просто так  не уходят. А я ушел. Причина нужна веская? Нужна.  Вот Старик Пти за службу мне ума прибавит, я поднатужусь и…
— Не надо тужиться, — сказалХавчик. — Бурелом близко, накаркаешь. Ты девочке место для отдыха отыщи.
— Местечко для отдыха? — Хрюшарик пощелкал сотовым телефоном, послушал мелодию, посмотрел под ноги, обслюнявил и поднял палец, проверяя направление ветра. Хрюшарику нравилась обстоятельность. Он проделал все эти манипуляции, подумал и вздохнул, наконец:
— Ладно, уговорили! — сказал он. — Есть тут неподалеку местечко для отдыха. Своеобразное.
— Что значит — своеобразное? — насторожился Хрюшарик. — Как диета № 100? Она у тебя тоже своеобразная.
— Пристали вы ко мне с этой диетой… То моя собственная диета, а то — Площадка для Отдыха и Наслаждений.
— Площадка Отдыха и Наслаждений? — удивился Забежи. — Разве она где-нибудь здесь?
— А ты что, про нее слышал? — в свою очередь удивился Хрюшарик.
— А как же, — приосанился Забежи. — Я же Забежи, а не Посиди на Месте. Пробегал как-то мимо, и забежал на секундочку коротенькую… А колодец с лимонадом и журавлем еще стоит?
— Еще как стоит. И Колодец Лимонадный с журавлем, и Майская Горка и Особый Лабиринт, — все стоит.
— А автоматы для печенья помнишь?
— Конечно, помню. Я тогда чуть не объелся таборетовым печеньем.
— А чипсы-стиккерсы?...  А мороженые бананы?
— Так мы с тобой, Забежи, оказывается, старые знакомые. Земляки, — потеплел Хрюшарик. — Оказывается, еще по Площадке для Отдыха и Наслаждений.
— А помнишь?...
— Мальчики, мальчики… — не выдержала Руселька. — Ну-ка, минуточку, кто мне расскажет…
— О… — прервал ее Забежи  и показал Хрюшарику вдаль. — Смотри, вон журавель. Значит, под ним колодец с лимонадом. Значит, и Площадка на месте. Смотри… Смотри… На журавле что-то колышется!

* * *
На колодезном журавле, и правда, что-то колыхалось. Все посмотрели. Все посмотрели и побежали посмотреть ближе. Ближе было удивительно. На журавле колодца с лимонадом висел мокрый… Полупопугай.  У него был очень печальный вид и очень слипшиеся перья. Он висел на самой вершине журавля, а от колодца красная кирпичная дорожка вела к кованым металлическим воротам, замыкающим невысокую металлическую ограду вокруг огромной детской площадки.
— О! — обрадовался, увидев Полупопугая Чирикшин. — Ну ты, брат, что бумеранг. От тебя избавиться невозможно! И что-то ты выглядишь неважно. Как говорит Старик Пти,  жалуйся!
Чирикшин дружелюбно щелкнул клювом и Полупопугая дернуло.
— Привет всем! — вяло поднял крылышки Полупопугай, пытаясь встряхнуться. — Сенсация! Последние известия! Оставайтесь с нами! Горячая линия! — Полупопугай как старый комментатор  ощутил прилив воодушевления, и от собственного воодушевления начал оживать на глазах. — Сообщение ТАСС: алюминиевые обезьяны вырвались из Мартышкиных Прудов и носятся по лесу как угорелые… Я сам видел, как они разбегаются. Я, Полупопугай высокого полета! Я бы даже взял у них интервью… Если бы летал пониже… — и Полупопугай попытался взлететь, но осел и снова обвис, как мокрая липкая тряпочка на колодезном журавле.
— Так это они тебя так? — спросил Хавчик, участливо рассматривая мокрого Полупопугая — алюминиевые обезьяны? Из Мартышкиных Прудов?
— Нет, — сказал Полупопугай, снова немного намокая. — Нет, не алюминиевые обезьяны из Мартышкиных Прудов.
— А кто? — удивилась Руселька. — Упал на дно колодца?
— Так… кое-кто, — сказал Полупопугай,  опасливо покосившись на Площадку Отдыха и Наслаждений
— Ты что, на Детскую Площадку Отдыха и Наслаждений напал? — догадался Хрюшарик.
— А с какой стати?
— Пошутить хотел. Попугать…Праздник устроить, — Полупопугай чуть не расплакался.
 — Зачем?
— Всегда приятно устроить свой праздник на чужой детской площадке. — сказал несчастный Полупопугай. А Чирикшин восхищенно помотал головой.
— Вот я и залетел… — упавшим голосом продолжил Полупопугай. — Я ж хотел для вас очистить Площадку…
— От кого очистить? — удивился Хрюшарик. — От Таборетов?
— От них, — совсем упавшим голосом сказал Полупопугай. — Я летел, летел и площадку увидел. Решил, что нам тут удобно будет. Решил вас подождать, новости передать… и…
 — Что  — и?
— Ну и решил тут всех попугать… Чтобы место было… Я же Полупопугай…
— Таборетов попугать, — снова уточнил Хрюшарик, с восхищением поглядывая на Полупопугая. — На их Детской Площадке Для Отдыха и Наслаждений!
— И что?
— Вишу вот, — сказал несчастный Полупопугай. — Пугаю!
— Пугало ты журавлиное, — с сочувствием сказал Забежи. — Это ж надо — Таборетов он пугать надумал. И где — на их Детской Площадке!
— Ну все! — сказала Руселька. — Я больше никуда не иду! Все события идут мимо меня. Мне никто ничего не рассказывает. Я одна ничего не знаю, не понимаю. Ни про Площадку Для отдыха и Наслаждений, ни про Таборетов. Идите вместо меня, раз вы такие умные!
— Я все рассказываю, — прошептал Полупопугай.
— Я  последние новости про алюминиевых обезьян рассказать могу, —Чирикшин фыркнул.
— Извини меня, Руселька, — покаянно сказал Забежи. — Я больше не буду. Я расскажу тебе про Площадку Отдыха и Наслаждений, про Таборетов. Сейчас все узнаешь…




* * *
— Ну, Табореты, Руселька — это такое…  Это бродячий народ. Они совершенно не понимают шуток, здоровенные и решительные… — начал Забежи.
— Они самые лучшие родители в Абалане, — сказал Хавчик.
— У них нет своего Чудесного городка, — сказал Xрюшарик.  — У всех есть. Даже у Синих Дяпанов и у алюминиевых обезьян. А у Таборетов  — нет.
— Зато у них есть Чудесная Детская Площадка для Отдыха и Наслаждений, —  сказал Забежи.
— Точно. Для наслаждений,  — подтвердил Чирикшин и посмотрел на сохнущего Полупопугая. — Ты как? Наслаждаешься?
— Наслаждаются детки-таборетки, — сказал Забежи.  — А Табореты-взрослые за ними ухаживают.
— Странное   имя — Таборетки, — сказала Руселька.
— Они вообще странные, — ухмыльнулся Хрюшарик. — Взрослые Табореты вообще не имеют права даже разговаривать друг с другом.  Прямо. Только через детей.
— Как это? - удивилась Руселька.
— Как? — Хрюшарику нравилось объяснять. — Если одному Таборету надо что-нибудь сказать другому таборету, он говорит это ребенку-таборенку. Если ребенку понятно, то он передает разговор другому взрослому Таборету.
— Понятно?
— С одной стороны, непонятно, — сказала Руселька.
— Ну да! — подтвердил Забежи. — Эти чудаки не делают ничего, что может повредить детям - не пьют, не ругаются, не курят.
—А с другой стороны — понятно, — сказала Руседька
— Ну, у них и плюсы есть, — заступился за Таборетов Хрюшарик. — Они разрешают детям-табореткам плюхаться в лужах. Сколько душе угодно.
— Ни одной лужи не видел, — сообщил Чирикшин. —  Ты видел? — спросил он у вялостекающего Полупопугая. Тот шевельнулся. — Бассейны видел, — продолжал Чирикшин. — Колодцы, — он сделал вид, что снимает шляпу перед Полупопугаем. — Колец немеряно…
— Каких колец? — удивился Хавчик,
— Обыкновенных, — вежливо сказал Чирикшин. — Атлетических снарядов. На которых зависают.
— А Майскую Горку? — мечтательно спросил Забежи.
— В Лабиринтах могли лужи сохраниться, — вспомнил Хрюшарик,  — После дождей. Ты лабиринты видел?
— Батуты видел, — сказал Чирикшин. —  А батуты на Площадке знаете, какие? Многоярусные. Внизу — самый большой. Потом выше — поменьше, а на самом верху — самый маленький батут.  Метров пяти в диаметре. И по этим батутам можно скакать и  прыгать сверху вниз и снизу вверх, — как угодно. И хохотать в любом направлении. А в специальном павильоне с бассейном — канаты. Желтые, синие, оранжевые. Они тянутся из сетки на потолке и загибаются внизу, как хвосты у сиамских кошек. А под канатами — бассейн. Самые храбрые могут  не только вскарабкаться по канатам до потолка, но и ползать по потолку как мухи. На потолке сетка и петли висят — цепляйся, сколько хочешь. Некоторые маленькие Таборятки прыгают с каната на канат и даже, когда пролетают, ничего страшного — вниз капают. В бассейн. В брызги-дребезги.
— Да,  — сказал. Забежи. — Классно жить деткам - табореткам на Детской Площадке Отдыха и Наслаждений.
И даже Горби вздохнул.
— Но если у Таборетов нет   своего Чудесного городка, а есть только Площадка для Отдыха и Наслаждений,  то где же они живут? — спросила Руселька.
— Некоторые Табореты живут на хуторах, некоторые путешествуют, кто-то живет в других Чудесных городках, — сказал Забежи. — А все дела своего народа они решают на Детской Площадке для Отдыха и Наслаждений.
— И это, — сказала Руселька, — правильно ... На Детской Площадке всегда понятнее, что нужно людям... Руселька   посмотрела на Площадку. На ее волшебные очертания, видные издали, и вздохнула:
— Настоящая Детская Роскошь!
— Да, — подтвердил Хрюшарик, — Только эта роскошь детская и есть главная проблема Таборетов. Знаете,  почему?
— Почему? — удивилась Руселька.
— Потому что не только деткам-табореткам на Детской Площадке Отдыха и Наслаждений нравится. Бегает на площадку Отдыха и Наслаждений мелочь нечистая из Бурелома-Буреломовича. Невоспитанная детвора всяких буреломных обитателей, Панд Буреломных, Хомячков  Несытых и Макак  Завинченных. Сыплются детки из Бурелома на Площадку Отдыха и Наслаждений, семечками плюются, мусор раскидывают, качели ломают, на скамейках буквы пишут,  и в бассейн или в теплицах писают. И у Таборетов про это даже стишок есть:
— Спрыгнула обезьяна с лианы,
Скок-поскок — через окно и к дивану.
Диван — замечательный. Уголок.
Обезьяна с лианы — скок!
И — по дивану, прямо с бананом —
Подушки сыплет, игрушки — валит,
Танцует, как будто на карнавале ...
Как будто она — обезьяна-танцор...
А ноги  немытые и кривые — позор!
Единственное, что ее украшает —
Это то, что обезьяна сама себя обожает ...
Но вот наша бабушка прибежала —
И обезьяне тумаков надавала —
Обезьяна — скок — за окошко,
Там еще подождала немножко...
Но бабушка из комнаты не выходила,
И обезьяна в гости пошла к крокодилам.
Вот так вот — на Детской Площадке Отдыха и Наслаждений детки не теряются. Папы-мамы буреломные их детишек буреломных на Площадку Таборетов отпускают, а Табореты их на своей детской площадке не приветствуют. И непрошеных гостей — буреломных детей — гоняют. А те все равно прут. Поэтому и существует у Таборетов серьезная проблема. Поэтому они юмор и не ценят. Зря с ними Полупопугай пошутил.
Полупопугай вздохнул,. Горби пустил пузырь, а Xавчик почесался.
— Гляди, Руселька, — сказал вдруг Забежи. —   Нас заметили... Увидев Русельку — маленькую симпатичную Путешественницу в окружении достойных друзей Табореты с Детской Площадки приветливо замахали им руками.
— Приглашают, — сказал Хрюшарик. — Надо идти.
— Неудобно отказывать, — подтвердил Забежи.
— Таборетам, — закончил Чирикшин и еще раз почесал Хавчику лысину — там, где Xавчик только что сам почесался.
— Пошли, — сказал Хрюшарик.
— А ты, Полупопугай, лапшу пока подсуши, — без сожаления ухмыльнулся Чирикшин, глядя на беспомощного Полупопугая. — Опять ты лапшу просыпал — отдыхай, давай. — И Чирикшин взлетел, подражая Полупопугаю  мопедным тарахтением.

* * *
Ворота на Детскую Площадку Отдыха и Наслаждений оказались не заперты, и они прошли без проблем совершенно, а Чирикшин просто пролетел над забором. Табореты приветливо встретили гостей, но заниматься ими особо не стали.
— Пожалуйста, отдыхайте, — сказал веселый конопатый Таборет Коша, который представился им первым.
— Вообще не обращайте на нас внимания, — сказал другой Таборет, который раскручивал на круге целую кучу Таборят, визжащих от восторга.
— Мы видимся только на Площадке, и поэтому нам очень некогда, —улыбнулся Коша. — Вообще чувствуйте себя как дома. Все, что вы видите, — к Вашим услугам. — Коша отмахнулся от толстого жука и поймал за ухо экзотическое дитя Завинченного Макака, которое выковыривало прямо из-под ног облицовочную плитку дорожки. Коша неумолимо поволок его к ограде площадки. А дитя заорало дурным голосом.
Горби принюхался. Нет, дело было совсем не в дитяти Завинченного Макака.
— Я еще никогда не нюхал ничего вкуснее, —  сказал вдруг Горби, пустив пузырь. Пузырь улетел, а Хавчик достал пульт-меню и вытащил антенну. Он щелкнул "вкл." и набрал команду. Пульт-меню осветил экран и зашелестел текстом.
— А это пахнут стиккерсы-чипсы, — сказал Хавчик, — фирменное блюдо быстрой кухни Таборетов.
— Это самый вкусный запах в моей жизни, — сказал Горби и едва не пустил новый пузырь. Он с сожалением посмотрел вслед Коше. — Жаль, что нас некому проводить. Хавчик тоже потянул носом и сказал:
— Я чувствую, это недалеко. Наверное, я сам смогу нас проводить. Он осмотрелся и уверенно повел друзей. Они прошли мимо павильона с подарками, которые приносили детям взрослые Табореты со всех городков Абалана. Мимо теплицы с заморскими фруктами, мимо аквариума с южными рыбками... Пока они шли, им попалось еще с пяток проказничающих детей Бурелома, а один — самый прыткий, который прыгал с колец на батут, ухитрился даже подвернуться под крыло летящему над ним  Чирикшину. Подвернувшийся оказался какой-то крашеный, склизкий, и Чирикшина аж подбросило в воздухе от негодования.
Дитя Бурелома от столкновения в воздухе перевернулся, вместо батута упал в песочницу и показал Чирикшину язык. Таборенок, который лепил замок из песка, расстроился, а Горби пожал бубочками.
Хавчик провел друзей мимо Майских горок — самых замысловатых и закрученных на свете, и Забежи успел скатиться с самого краешка. Мимо огромного толстого бревна. И между автоматами с разными сортами йогурта вывел к печке. Стенка у печки была горячая, а на горячую стенку лапа-автомат тесто лепила. Тесто на горячей стеночке прожаривалось и стиккерсы-чипсы ароматные готовились.
— Приступаю немедленно, — с удовольствием сказал Горби, не церемонясь, оттер от стенки двух Буреломчиков и приступил немедленно.
— Ух, — сказал он, вдыхая и проглатывая одновременно, и одновременно же сдирая новый лист. — Это картофельный.
— А это — рисовый. А это, — рот у Горби забился, и он только что-то промычал невнятно,  стремительно жуя.
Забежи сбегал к автомату и принес Русельке мороженое. Руселька присела на удобное деревянное кресло и спросила:
— А попить что-нибудь есть?
— С четырех сторон площадки — колодцы, — сказал Забежи. — С квасом, минеральной водой, морсом и лимонадом.
— Значит, мы со стороны лимонада подошли, — сказал Чирикшин.
— Назовите, что нужно ребенку для полного счастья, — сказала Руселька, — И вы найдете это на Площадке Отдыха и Наслаждений. Это здорово.
Горби кивнул головой и снова отпихнул рвущихся к стенке детенышей   Бурелома.
— Ну, они меня достали, — сказал Чирикшин,  выхватывая у какого-то Буреломыша стиккерс-чипс горяченький.

* * *
Когда все хорошенько перекусили, а Хрюшарик вытянул было свой излюбленный журнал «Мурзила», Забежи-непоседа сказал:
— Руселька, а Руселька,  а можно, я пробегусь, пока вы отдыхаете? Письма опущу на почте — у меня писем много накопилось. И друг у меня  тут живет.
— Тут почты нет, — удивился Хрюшарик, — на Площадке Отдыха и Наслаждений. Почта где-то там, за тремя Мельницами Бабки-Корябки. На Большой Дороге. Туда надо идти. И друг тут никакой у тебя жить не может, колдовской мир, все заколдовано. Тут не живут.
— Короче не становится, — улыбнулась Руселька. — Расскажи нам, Хрюшарик, про это.
— А что рассказывать? Сразу за Площадкой Отдыха и Наслаждений — Чудесный городок Три Мельницы Бабки-Корябки. На Трех Мельницах Бабки-Корябки все время Колдовские миражи. Неизвестно, где правда, а где что — понарошку. Дома появляются и исчезают, ручьи текут без воды, стены стоят, которых нет. Там все понарошку или полу-понарошку. Возникнет, например, замок — как настоящий: и пожить можно, и от дождя спрятаться, и огонь в камине разжечь.  Постоит, постоит и опять исчезает ...   
В этот момент кто-то промчался мимо, Хавчик взмахнул руками и охнул.
— Что случилось? — рассеянно  спросила Руселька, которую заворожил рассказ Хрюшарика.
— Да толкнул под руку Буреломыш, я пульт-меню в бассейн уронил.
— А кто же достанет?
— Полупопугай, — без колебаний вмешался Чирикшин. — Он любого достанет.  Тем более, что он специалист по погружениям.
— Не надо Полупопугая, — сказал Хрюшарик.
Он плюхнулся в бассейн, нырнул и выплыл с пультом, отфыркиваясь:
— Держи!
— Ах, спасибо! — прочувствованно сказал Хавчик. — Я твой должник.
— Приятно слушать, — сказал Хрюшарик.
И повернувшись к Забежи продолжил:
— А почта — на Большой Дороге, аж за Мельницами, — он развел копытцами.
— Там почта. На Площадке Отдыха и Наслаждений Почты нет. Марка своя есть, а почты нет. Если тебе нужна марка Чудесной Детской Площадки отдыха и Наслаждений, — это пожалуйста, а почта — за  Тремя Мельницами.
— А почему те места так назвали — Три Мельницы Бабки-Корябки? — спросила Руселька.
— А потому, что только Три Мельницы там никогда не меняются. Из любого уголка Чудесного Городка они видны — все время что-то мелют. А что они мелют — неизвестно. А зато известно, что живет там Бабка-Корябка.
— Корябка — это такой сорт? — пошутил Забежи
— Тихо, — шикнул на Забежи Хавчик. — Расскажи, Хрюшарик.
— Бабка-Корябка — обыкновенная девочка. Совсем как Руселька. Обыкновенная-преобыкновенная — ничего волшебного.
— А как же она там оказалась? — спросила Руселька.
— Рассказывают так, — сказал Хрюшарик. — Жила-была  обыкновенная девочка. В Обыкновенном Чудесном городке. Вокруг нее жили обыкновенные люди: папа, мама, друзья, одноклассники. Такие как все. Но где бы она ни ходила: около дома, в другие Чудесные городки, в гости. Везде то тут, то там, — всегда находились один-два волшебника, которые жили среди обыкновенных людей. Волшебники жили в Обыкновенных городках, в Обыкновенном мире, и при этом очень неплохо себя чувствовали. Вот тогда девочка и задумалась. Раз волшебники так хорошо и распрекрасно живут среди обыкновенных людей, то почему бы ей, обыкновенной девочке, не найти для себя Волшебный Чудесный городок, и не зажить бы там долго и счастливо. Эта девочка была очень решительной девочкой, и, кроме того, ей очень нравились всякие волшебные штучки и фенечки. И тогда она стала искать для себя Чудесный Волшебный городок. И кто говорит, что нашла его, кто говорит, что придумала — но так или иначе — навсегда поселилась в этом волшебном месте — на Трех Мельницах Бабки-Корябки. Самое главное то, что девочка так и осталась обыкновенной девочкой. Но, тем не менее, чувствует себя отлично. И говорят, что ей по-прежнему нравится волшебный мир, в котором она живет.. Так нравится, что она не уезжает с Трех Мельниц даже в гости. А наоборот — родственники приезжают к ней, когда хотят погостить.
— Очень интересно, — сказал Хавчик. — И любопытно. А нам обязательно идти на Большую Дорогу через Три Мельницы Бабки-Корябки? Нет ли дорог побезопаснее?
— А вот насчет дорог — можете не волноваться, — сказал Хрюшарик. — К Трем Мельницам Бабки-Корябки  ведет целых три дороги: Прямая, Кривая и В Тупичок, где живет Иванушка-дурачок. Так что каждый сам может выбирать, какая дорога для него самая безопасная. Если повезет — пройдешь, если не повезет — назад вернешься. А если очень не повезет, то тебе оставят только уши и будут всю оставшуюся жизнь читать нотации.
— Тем более надо сходить, — сказал Забежи, — не можем же мы вести Русельку куда попало. И письма брошу. Если пройду.
— И я с тобой, земляк, — сказал Хрюшарик. — Я тебя не оставлю. Чего тут в песочке ковыряться?
— А квартирмейстеры всегда с передовым отрядом идут, — сказал Хавчик. — Кто же это без квартирмейстеров новые места исследует? А Чирикшин и Горби пусть останутся.
— Вот и хорошо, — сказала Руселька. — И я бояться не буду.
— А чего ребенку бояться на Таборетной Детской Площадке? — удивился Хрюшарик. — Конечно, нечего.

* * *
Забежи, Хрюшарик и Хавчик прошли через калиточку с другой стороны Детской Площадки, прошли мимо плана-схемы с нарисованными гротиками, карусельками, крохотными дорожками и песочницами этой части Детской Площадки и помахали Русельке. А Руселька помахала с площадки вслед друзьям.
Мальчики прошли мимо колодца с квасом и вышли на развилку.
На развилке стоял камень. Вдалеке виднелись очертания Трех Мельниц. Никаких  указателей ни  на одной из дорог не было.
— Вот тут начинается путь к Трем Мельницам, — сказал Хрюшарик. — Дорога, по которой мы пойдем, будет либо Прямой,  либо Кривой, либо Дорогой к Иванушке-дурачку. Если мы попадем к Иванушке-дурачку — скоро не выберемся. Никто не знает точно — по какой дороге надо  идти, чтобы миновать Три Мельницы Бабки-Корябки, и выйти на Большую Дорогу Абалана.
— Большую Дорогу Абалана? — удивился Хавчик.
— Большую Дорогу Абалана. Прямо за Тремя Мельницами — находится Большая Дорога. А  уже с Большой Дороги до Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков — рукой подать. Если правильно идти.
— По крайней мере мы с Обочинки выберемся, — сказал Забежи. — Из всех этих Странных городков.
Все три дороги за развилкой выглядели одинаково. Обычные дороги — обсаженные плодовыми деревьями, чистенькие, с канавками. Но Хрюшарик знал, что говорил, — неожиданности могли подстерегать после первого же шага по любой из этих дорог, и каждая из этих дорог могла завести неведомо куда.
— Ладно, — выдохнул наконец Хрюшарик. — Как самый авторитетный знаток местности, из трех предложенных дорог я выбираю… правую. —  Кто смелый —за мной! Свинья ошибается только один раз в жизни, — как говорит мой пра-хрю-хрюшарик, обнюхивая лохань, — и Хрюшарик решительно шагнул на самую правую дорогу.
— И за мной! — заорал Забежи  и шагнул вслед за Хрюшариком.
— И за мной! — решил Хавчик  и прыгнул вслед уходящим друзьям.
— А почему ты по Правой Дороге пошел? — спросил Забежи у Хрюшарика, наклоняясь к уху.
— Правило лабиринта, — непонятно ответил Хрюшарик и понятно добавил. — Запомните: если мы пошли не по той дороге — должны появиться ужасные миражи, а через миражи Трех Мельниц Бабки-Корябки  — как только они появятся, надо пробираться так, как пробираются через туман или в полной темноте. Копытами вперед.
— Наощупь надо идти, — сказал Хавчик. — Если там ничего не видно…
— А я говорю — наобум, — заявил Забежи. — Идешь, идешь — бум! Идешь-идешь — бум! Идешь — шишки считаешь. Только не елочные, а свои собственные.
— Лучше Полупопугаев в небе считать, чем шишки на собственном лбу, — сказал Хрюшарик.
— А что? Смешно, — сказал Забежи.— Сколько будет, если восемь раз споткнулся прибавить пять раз ударился в степени поскользнулся?
—  Ага, — сказал Хавчик. — Умножь на то, что в мираже тебя ущипнуть может кто угодно — и ты не увидишь кто.
— А еще минус, — сказал Забежи.  — Хорошо, если на попку упадешь. А если головой об лужу? — настроился на позитив Xавчик. — Так можно сотрясение мозга заработать.
— Там того мозга, — высказал кто-то догадку. Xавчик сделал вид, что не услышал. Но действительно. Позитива хватало. Товарищи прошли всего несколько  коротких шагов по выбранной Хрюшариком дороге, а местность вокруг уже изменилась, как по мановению волшебной палочки. У самой дороги вместо приличных плодовых деревьев сплетались и расплетались, играя мускулами, какие-то питонообразные лианы. Под ногами вместо твердого настила дороги вязнул песок из зарослей Бурелома, а вместо птичьего гомона стали раздаваться утробные звуки перевариваемой пищи.
— Не бойтесь, — испугался Хрюшарик, оглядываясь на Забежи.
— А что это? —  задрожал Xавчик, втягивая плечи.
— Это у меня фенечки в кармане трясутся, —  при-при-при-знался Забежи.
— А у тебя что?
— Зубы стучат! И пульт-меню колотится.
— А у меня — заклепки, — сказал Хрюшарик. — Прямо оркестр народных инструментов. Никогда в жизни у меня эти заклепки все сразу не клацали.
—  Боишься?— участливо спросил Забежи. — Не бойся. Я сам боюсь…
Это не сто консервных банок гоняют  сто буреломных чад. Это Забежи, Xавчик и Хрюшарик идут по Правой дороге к Трем Мельницам Бабки-Корябки. Вернее думают, что идут к Трем Мельницам Бабки- Корябки. А куда они идут на самом деле — никто не знает.  Прямо в миражи загребают. И так им хочется идти, что  Забежи больше на Отползи похож. Потому что передвигается как столетняя бабушка таракана. И та из-под газовой конфорки быстрее убегает.
А миражи все гуще становятся. То лабиринты появляются, то кирпичные стены, то камни поперек пути неодолимые или скалы, то прямо под ногами земля разверзается, то стена кустов вырастает, то снова пропасть под ногами. А все — по кабутке …
— Это ты нас завел! — брюзжит, спотыкаясь о всякие видимые и невидимые кочки перепуганный  Хрюшарик. — Ты! Ты! Ты!
— Кто?! — спрашивает Хавчик.
— Ты и Забежи!
— А я то тут при чем? Я за тобой последний пошел!
— Вы оба нас завели, — не успокаивался Хрюшарик.
— Кого — вас?
— Меня!
— И кого?
— Того…  Второго!
— Какого — второго?
— Вы оба виноваты! — бренчит Хрюшарик.
— Тихо! — сердится Хавчик. — Жить хочешь?
— Хочу! — говорит Хрюшарик.
— Тогда — тихо!
Хавчик закрыл глаза и  принюхался. На месте постоял. Потому что у Хавчика самый главный орган зрения — обоняние. Хоть ему и страшно, а обоняние работает. Повар же! Картошку, например, жареную с луком — за пятьсот метров чувствует. И не надо ему стрелки указательные на перекрестках выдумывать, — Хавчик и так знает, как идти там, где ничего не видно. Там, где ничего не видно, надо идти на запах, туда, где у людей кухня. Надо идти туда, где жареным-печеным пахнет. Вот Хавчик и задумался носом,  как  ему в миражах правой дороги  пройти.
— Ой, хлопцы, я кажется знаю, куда идти надо, — очень принюхался Хавчик. — За мной идите! За руку меня берите — цепочкой пойдем!
— Куда пойдем? — говорит Забежи.— Кругом туман миражный!
— Это для вас он туман миражный, — говорит Хавчик. — А для меня — Прямая Дорога. Светлый путь.
— Куда?
— На кухню, — говорит Хавчик твердо. — На кухню. Наверное, к Бабке-Корябке.
— Откуда ты знаешь, что на кухню? — спросил Хрюшарик.
— А ты откуда знаешь, что ты Хрюшарик?
— По запаху… То есть я хочу сказать, что я всегда Хрюшарик был.
— А я всегда повар был. Я тоже по запаху.
— А откуда ты знаешь, что к Бабке-Корябке?
— Нам ведь объяснили, что тут никто, кроме Бабки-Корябки не живет.
— А она  что, ненормальная?
— Тебе же сказали, что обыкновенная девочка. Да и какой ненормальный будет картошку с луком среди миражей жарить?
— Это ты верно сказал, — сказал Забежи. — Про то, что здесь никто не живет. Я думал, что у меня тут друг один живет, а теперь вспомнил — мой друг не у Трех Мельниц живет, а у Трех Мыльниц… Или Трех Мульниц…
— Ну, если она нормальная, значит не прогонит, — обрадовался Хрюшарик. — Хороший хозяин в такой мираж собаку из дома не выгонит. А я все-таки не собака, а Хрюшарик.
— Желанный гость, — подтвердил Хавчик. — Еще и угостить может соломкой жженой!
— Запросто! — подтвердил повеселевший Хрюшарик. — Потому что это долг каждого честного человека — Хрюшарика угостить.  Теперь мне твои данные очень нравятся, — растроганно сказал Хрюшарик. — И пятачок у тебя классный!
— Что?!
— Ну, в смысле — нос! — сказал Хрюшарик.
— Имей ввиду, Хрюшарик, запах очень слабый — дорогу по запаху в миражах найти будет очень трудно, обонятельность слабая, поэтому, если хочешь спастись — советую тебе поменьше чесаться, хрюкать, звенеть заклепками и падать в лужи. Если ты меня собьешь с пути — то сам знаешь, будем ходить в миражах до тех пор, пока сами миражами не станем.
— Я буду сбивать тебя с пути, о, Мудрейший из Хавчиков? — завопил преисполненный надежды выкарабкаться из неприятной ситуации Хрюшарик. — Я — горемычный, малограмотный, униженный поросенок? Диетический миф о поросенке? Я буду сбивать с пути Истинного Великого, Прозорливого Гения кухни? Мастера Апперкота?… То есть антрекота?
— Ну, хватит, хватит, — заскромничал Хавчик. — Ты пускаешь столько слюны, что твои алюминиевые заклепки могут заржаветь. — Хавчик закрыл глаза, раздул пошире ноздри и принялся медитировать, шевеля крыльями носа.

* * *
Хавчик самозабвенно погрузился в эфир ароматов, постоял минуту и, наконец, уверенно, но осторожно двинулся куда-то влево. Так же осторожно за Хавчиком двинулся Хрюшарик,  и замкнул процессию Забежи. Это был тот редкий случай, когда Забежи плелся последним. Так, цепочкой, они перебрели какой-то ручей, поднялись вверх по косогорчику, обошли наощупь огромные теплые камни, перелезли через бордюр, обошли задний двор, перелезли через второй бордюр и наткнулись на дверь в стене. Сначала Хавчик коснулся двери кончиками пальцев.
— Наверное, миражная, — сказал вынырнувший сзади Забежи и толкнул дверь.
Но дверь-калитка неожиданно оказалась настоящей — она медленно отворилась. Хавчик сверху вниз горделиво посмотрел на приятелей, и они вошли в небольшой чистенький дворик. В глубине дворика стоял аккуратный зеленый домик. Не было ни тумана, ни моросилки, ни миражей. Воздух был чист, ясен и прозрачен, все предметы выглядели четко и резко. К дверям домика вело крылечко. Хавчик и Забежи отряхнули капельки миражей, и Хрюшарик не выдержал и почесался о столбик. Товарищи постояли у двери, не зная как поступать дальше, а в это время дверь в домик открылась, и звонкий девичий голос произнес:
— Ну, чего встали? Заходите, раз пришли!
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с терры.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с экзотерья.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с магии.
А с Волшебного направления им в спину вдруг ударил мощный пинок ветра. Пониже спины вонзилась роза ветров, и они куда-то вкатились. В какие-то сумерки.
— Пропали! — заскучал Забежи, а Хрюшарик, у которого совсем не было музыкального слуха, и который с самого начала относился ко всей этой затее с путешествиями без энтузиазма, стал выщелкивать зубами какую-то сложную мелодию, подстукивая копытцами ритм. Потом Хрюшарик неестественно хрюкнул и сделал кое-что, отчего атмосфера в прихожей потеплела,   но не улучшилась. Но в этот момент никого не интересовали мелкие неудобства. Дверь за ними захлопнулась, и свет в прихожей погас. Хрюшарик, Забежи и Хавчик едва не завыли от ужаса. А не завыли они потому, что с перепугу забыли, как это делается. У них просто отнялся язык.
— А-а-а-ббб-це-це-це, — заблеяли гости трусливо.
И тут  вдруг раздался тот же девичий голос, и невидимая девочка со смехом поманила:
— Гуси-гуси…
— Га-га-га, — довольно складно прогагакали Хрюшарик и Забежи. На Хавчика напала икотка.
— Есть хотите?
— Ик! — сказал Хавчик.
— Хочу, — сказал Забежи растерянно, а  сторожевой поросенок ладно ответил:
— Да! Да! Да!
— Так летите же сюда, — смеялся девичий голосок.
Кое-кто промолчал. А так как кое-кто были Хавчик, Забежи и Хрюшарик, а кроме них, никого с улицы в прихожую не занесло, то молчание немного затянулось. Но ненадолго. Служебно-сторожевой поросенок быстро сообразил, чего от них ждут, и дисциплинированно закончил:
— Серый волк под горой не пускает нас домой.
— Вот теперь правильно, — удовлетворенно произнес голос.
В прихожей вспыхнул яркий свет и перед ними встала некрасивая, но толстая, рыжая, но конопатая девочка, похожая на старушку с густыми, но выщипанными бровями и четырьмя пальцами на руках.  Девочка тонко улыбнулась толстыми губами:
— Ну! — грубо сказала она. — Чего надо?
— Я — Хавчик, — неожиданно отрапортовал Хавчик. — Я зашел Вам сказать, что умею очень хорошо готовить, убирать, стирать, мыть посуду и ухаживать за животными.
— А я умею летать на воздушных тележках, — невпопад сказал Забежи.
— А еще у меня дипломы повара Парижских ресторанов, и никогда не подгорает  картошка, — продолжал исповедоваться перепуганный Хавчик.
— Что? — разозлилась девочка, — Парижских? Ты хочешь сказать, что я картошку жарить не умею? А тебе известно, кто я?!!!
— Хотите знать мое мнение? — спросил Хавчик, чувствуя прилив правдивости. — Вы, наверное, Обаятельнейшая Владычица и Властелина этих мест? То есть, — продолжил Хавчик, — я просто в этом уверен!
— Если кто-то в этом уверен, то вот тот, — показала девочка пальцем на Хрюшарика, который снова испортил воздух.
— А я…— заблеял Забежи.
— Эй! — раздался голос из глубины дома. — Врединка, кто там?
— Это ко мне, — крикнула через плечо девочка.
— Тихо! — прошипела она, обращаясь к гостям незваным. — Вы, трое! А ну, брысь отсюдова! И чтобы я вас тут больше не видела!
Девочка взяла Хрюшарика за шкирку, как нашкодившего кота поднесла его, бренчавшего своими заклепками, к выходу, и, размахнувшись ногой, дала ему пинка. Ловкий Забежи уже обежал и Хрюшарика, и Хавчика, и девочку, и мчался на улицу. А Хавчика постигла участь Хрюшарика. Он не успел увернуться. Девочка придержала его бедром в проеме двери, перехватила и встряхнула, полумертвого от страха. Получив свой пинок по мягкому месту, Хавчик покатился вслед за своими товарищами. Единственным общим успехом троицы было то, что летели, катились и бежали все они в одном направлении. И когда первый шок от негостеприимных проводов прошел, помчались они со всех ног вместе — куда глаза глядят. Спотыкаясь, проваливаясь и натыкаясь черте на что. Так они и обежали домик раза четыре, пока не устали. Пока не запыхались.
— А здорово я ей ответил, — сказал, запыхавшись Забежи. — Все высказал, — и он оглянулся на всякий случай.
— А я ей… того…. — загордился Хрюшарик.
— А я! — подвосхитился общим успехом Хавчик. — Потом еще, помнишь?... — увлеченно размахивая руками, они обошли с разных сторон столб, ставший посередине. Хавчик с одной стороны, Хрюшарик и Забежи — с другой.
Пока они выхвалялись друг перед другом собственной храбростью и мужеством, оказалось, что они снова стоят перед той же дверью, что и минуту назад, или почти перед той же, потому что у этой двери были только  подсвеченные ступени и веревочка для колокольчика. И тут их ожидал новый сюрприз.
… Тем временем вдруг оказалось, что дела у Хавчика совсем плохи. Вообще, возможно, дела были плохи и у Забежи и у Хрюшарика, но Хавчик не видел, как совсем плохо дела у тех двоих, потому что рядом их уже не было. Вокруг было непонятно что, и не было друзей. Друзья вдруг потерялись. Все, что осталось у Хавчика, — это плохое настроение, несколько сухариков и желеобразная серая масса, которая окружала его со всех сторон. И со всех сторон на этой массе висели таблички: "Хода нет!" Нигде нет. А сама масса не выглядела праздничными декорациями…
— Один, совсем один, — подумал Хавчик и достал сухарик, чтобы выжить.
Вдруг из   плотной серой массы высунулась незнакомая зеленая рожица в кепке. В каждом глазу этого парня было по два зрачка. А, может быть, так им обоим только показалось — от страха. Голосом человека, который просит в долг, тот, который в кепке, спросил уХавчика;
—  Четырехкожий не выходил?
Хавчик скорее автоматически, чем осознанно, помотал головой:
— Нет.
—  Ну, если выйдет, — сказал тот, который в кепке, — ты   меня не видел! Хавчик подавился сухариком и впервые всерьез задумался о собственном будущем.
— Тебе водить! — сказал напоследок тот, который в кепке, собираясь исчезать.
— Кого водить? — не понял Хавчик.
Тот, который в кепке, — не исчез. Он помедлил с исчезновением. С сожалением глядя на Хавчика, он сказал:
— Придется тебе решить проблему Очумевая.
— Как решить? — совсем пал духом Хавчик
— Не как, а какую, — сказал, исчезая в серой завесе, зеленый человечек в кепке.

* * *

А в это время Хрюшарик и Забежи  стояли перед таинственной дверью. Вдруг оказалось, что Хавчика с ними не было. И было совершенно непонятно, куда и когда он пропал.
— Вылетел на последнем хрюке… то есть крюке… круге, — предположил Хрюшарик.
— К бабке не ходи, — авторитетно подтвердил Забежи, — когда столб оббегали, он куда-то пропал.
— Мы же к ней и вернулись, — прошептал Хрюшарик.
— К кому?
— К Бабке.
— И что нам теперь делать?
— Наверное, надо постучать, — сказал Хрюшарик.
И они тихо-тихо постучали в дверь.
— Вам кого? — раздался голос изнутри.
— Скажите, пожалуйста, — проблеял Забежи, — мы сами не местные, как нам вернуться на Детскую Площадку?
— Или пройти  к Трем Избушкам? — добавил Хрюшарик.
— Повернитесь через левое плечо, пройдите шагов пять, потом повернитесь через правое плечо, пройдите два шага, потом повернитесь спиной назад, пройдите четыре шага, а потом подпрыгните и идите куда хотите, — там рядом, — произнес голос из-за двери.
— Спасибо, — дрожащим голосом сказал Хрюшарик в несвойственной ему очень вежливой манере.
— Можете не благодарить. Однако я бы вам посоветовала поторопиться, потому что Врединка сейчас пойдет выносить мусор. И тогда никакая кукушка не даст за вас ломаного ку-ку.
— Как там…  как там…  как там… — заторопился Хрюшарик, дрожа от страха. — Через левое плечо, через правое, на месте… Я ничего не помню…
— Простите, пожалуйста, — дрожа уже не от страха, а от ужаса, сказал Забежи, — вы не могли бы нам еще подсказать, где наш друг Хавчик?
Но дверь стала медленно, со скрипом, открываться.


А в это время Хрюшарик и Забежи  стояли перед таинственной дверью. Вдруг оказалось, что Хавчика с ними не было. И было совершенно непонятно, куда и когда он пропал.
— Вылетел на последнем хрюке… то есть крюке… круге, — предположил Хрюшарик.
— К бабке не ходи, — авторитетно подтвердил Забежи, — когда столб оббегали, он куда-то пропал.
— Мы же к ней и вернулись, — прошептал Хрюшарик.
— К кому?
— К Бабке.
— И что нам теперь делать?
— Наверное, надо постучать, — сказал Хрюшарик.
И они тихо-тихо постучали в дверь.
— Вам кого? — раздался голос изнутри.
— Скажите, пожалуйста, — проблеял Забежи, — мы сами не местные, как нам вернуться на Детскую Площадку?
— Или пройти  к Трем Избушкам? — добавил Хрюшарик.
— Повернитесь через левое плечо, пройдите шагов пять, потом повернитесь через правое плечо, пройдите два шага, потом повернитесь спиной назад, пройдите четыре шага, а потом подпрыгните и идите куда хотите, — там рядом, — произнес голос из-за двери.
— Спасибо, — дрожащим голосом сказал Хрюшарик в несвойственной ему очень вежливой манере.
— Можете не благодарить. Однако я бы вам посоветовала поторопиться, потому что Врединка сейчас пойдет выносить мусор. И тогда никакая кукушка не даст за вас ломаного ку-ку.
— Как там…  как там…  как там… — заторопился Хрюшарик, дрожа от страха. — Через левое плечо, через правое, на месте… Я ничего не помню…
— Простите, пожалуйста, — дрожа уже не от страха, а от ужаса, сказал Забежи, — вы не могли бы нам еще подсказать, где наш друг Хавчик?
Но дверь стала медленно, со скрипом, открываться.
Забежи и Хрюшарик застыли от ужаса:
— Мы тут очень весело проводим время, — пробормотал Забежи похолодевшими губами.
— Чего? — заплетающимся языком переспросил Хрюшарик.
— Открытка, — сказал Забежи. — я хочу послать открытку своим друзьям. — И подписать: мы тут очень весело проводим время.
Дверь продолжала очень медленно открываться. Скрип петель становился все невыносимее. Вдруг, из-за двери показался хитрый котенок с длинным хвостиком.  Коротко мяукнув он выскользнул из двери и  отпрыгнул куда-то в сторону. Хрюшарик и Забежи переглянулись, им совсем не хотелось входить. Им тоже хотелось выйти. Котенок спрыгнул с крылечка, пробежал через двор и полез прямо в густые заросли травы, растущие под забором. Через мгновение котенок исчез. Потом, что-то мяукнуло неизвестно откуда, может быть с другой стороны забора, и все стихло. Вернее не все. Продолжала скрипетьствовать дверь, так же медленно открываясь. Хрюшарик толкнул в бок Забежи. Забежи толкнул в бок Хрюшарика. Оба они качнулись в разные стороны, и при этом толкнули друг друга на заросли у забора. И оба, не сговариваясь, повернулись и бросились в ту сторону. Забежи добежал первый. Но вспомнил, у самого забора, что рыться в земле — дело свинячье и подал в сторону. Хрюшарик, рассчитывающий уткнуться в мягкие области Забежи, воткнулся лбом и пятачком в заросли. Забор загудел. Сзади продолжала скрипеть дверь. Но Хрюшарик уже уловил чувствительным пятачком сквознячок, плывущий из лаза под забором и, раздирая траву, ринулся к цели. Забежи старался не отставать. Лаз под забором был меньше, а Хрюшарик — больше. Но и это не имело никакого значения. Потому, что сзади уже раздался высокий,  женский голос:
— Эй, куда же вы? Я же пошутила. Оставайтесь с нами.
В эфире зазвучала эта и прочая рекламная чепуха. Хрюшарику очень помогло то, что, несмотря на маленькие размеры лаза в земле, в который они нырнули, сзади, очень энергично, как поршень, греб руками очень поспешающий Забежи. Забежи тоже не было интереса остаться одному по эту сторону забора. Наедине со всеми неразгаданными тут доселе тайнами природы.
— Ах так! — разозлилась Врединка. — Не хотите добром!
И Хрюшарик, и Забежи полезли еще энергичнее. Хрюшарик по-прежнему лез впереди, хотя Забежи не очень хотелось давать Хрюшарику  фору. Случай был не тот. А в самой норе, только собственная толщина Хрюшарика, — а он был вполне упитанным поросеночком, не давала ему разбежаться.  В норе не разбежишься. В прямом и переносном смысле слова. В общем, разбежаться оказалось невозможно, но лаз оказался длинным, и расползтись можно было с полным удовольствием. Кроме того, лаз оказался не только длинным, но и развесистым.  Потому, что справа и слева от гладкого лаза вели в сторону лазы поменьше. И их было множество. Преследуемый Хрюшарик подумал, что он с удовольствием разделился бы сейчас на десять маленьких, тощих Хрюшариков, чтобы эти десять маленьких тощих Хрюшариков, могли рассыпаться от надвигающейся сзади неведомой опасности в десять маленьких ходов, по обе стороны главного лаза под забором. Про то, куда могут вести все эти подземные коммуникации ни Хрюшарик, ни Забежи в данный момент вовсе не думали. Они даже не думали о том, куда делся котенок, хотя периодически его мяуканье, слышалось откуда-то снизу. Просто непонятно откуда. Наконец-то, уставший Хрюшарик, который уже стер, растирая проход, половину пятачка, почувствовал, что двигаться стало полегче. Притом, что Забежи, сзади Хрюшарика, чувствовал себя вообще почти комфортно. Никто не жег ему пятки, как он боялся. Никто его не кусал, никто не пустил по его следу огромных сторожевых доберманов. И вообще, после очередного поворота тоннельчика, Забежи начал подозревать, что жизнь прекрасна.
— Как только начну чувствовать, что мне не хватает адреналина, — подумал Забежи, — обязательно сюда забежу. В этот Тупичок.
Стало совсем свободно, и лаз расширился настолько, что и Хрюшарик, и Забежи смогли встать. Сначала на четвереньки, потом и в полный рост. Лаз превратился в тоннель. Тоннель продолжал расширяться, потолок становился все выше, и посветлело. Хотя откуда брался свет, было совершенно не понятно.  Тоннель стал больше похож на пещеру. Потом стало еще светлее и очень холодно. Забежи вдруг поскользнулся.
— Осторожно! — раздался вдруг рядом чей-то раздраженный голос. — Тут скользко.
Хрюшарик вздрогнул и поднял голову. На глыбе черного льда  прямо перед ним сидел черный пингвин. 
— А ты кто? — удивился Забежи.
— Не видишь, что ли? — с кислой улыбкой сказал Пингвин. — Я — Подземный Пингвин.
— А как ты здесь оказался, что ты тут делаешь?
— Ах, — махнул крылышком Пингвин. — Долго рассказывать как я тут оказался. Наша семья со времен ледникового периода тут торчит. Еще когда ледники стали отступать, мы решили переждать тут немножко.  Забили пещеру льдом и остались ждать. Подумали, что ледники отступят, а потом снова вернутся. Вот так тысячи лет тут и ждем.
— А чего же ты в Антарктиду не двинешь? — спросил грамотный Забежи.
— По такой жаре? — удивился Пингвин.
— А как отсюда выйти? — спросил практичный Хрюшарик.
— По правому тоннелю три поворота пройдете и наверх. Только двери закрывайте, а то холод выходит.
— Какие двери в подземелье? — удивился Хрюшарик и шмыгнул пятачком.
— Спасибо, — сказал Забежи.
А Черный Земляной Пингвин  только кисло улыбнулся и снова махнул крылышком.
— Это я так, — сказал он, — на нервной почве.
— Айда! — поторопил Хрюшарика Забежи.
Он вперед вырвался, и на себя команду принял. Ему показалось, что это естественно. Но Хрюшарик в претензии не был.  Из-за поворота вполне могло выскочить какое-нибудь бесполезное ископаемое и покусать. И то, что Забежи оказался впереди, вполне могло быть счастливым обстоятельством.  Хрюшарик и под забор полез первым не из-за героизма. Не страдал. Однако, никто, на всем пути к выходу их не подрезал, никто на них не навалился, и никто не стукнул пыльным мешком из-за угла. Так, сопя и отфыркиваясь, как два морских слона Хрюшарик и Забежи вынырнули, наконец, на поверхность. Поверхность была странная. И как  все в этом мире, удивительно образом выглядела Тупичком. Хрюшарик совершено по-особому вздохнул и от души высморкался куда попало. Попало на ботву. Ботва была морковная. Морковка была странная.  Это была огромная морковка. В полный человеческий рост. И выглядела совершенно морковкой Только, когда Хрюшарик высморкался, морковка, вдруг подскочила в грядке и  не больно ткнула  Хрюшарика в руку. Забежи так и сел.
— В тебя морковка втрескалась, — сказал он Хрюшарику, стараясь сохранять вежливое выражение лица.
— В меня морковка втрескалась! — вдруг заорал Хрюшарик. Он заорал и заполоскал рукой как обожженный.
В воздухе зазвенело сострадание.
— Давай дружить! — сказала Морковка. У нее оказалось лицо девочки, которое торчало из морковки, как хулиган из обоев. В кинокомедии «Операция Ы».
— Ты знаешь, как зовут тех, кто живет в Камеруне? — спросил Хрюшарик у Забежи.
Морковка очень удивилась.
— Камерунцами, — ответил Забежи Хрюшарику.
— Правильно, — сказал Хрюшарик и повернулся к Морковке.
— А как зовут тех, кто дружит с Морковками? — спросил он у Морковки.
— Я не Морковка, — обиделась Морковка и встряхнула ботвой.
— А кто же ты? — удивился, рассматривая Морковку Забежи.
— Я девочка из обыкновенного Чудесного городка, — сказала Морковка.
— Да? — с сомнением в голосе сказал Хрюшарик. — А выглядишь как морковка.
— А я и есть — морковка, — сказала девочка, — то есть я морковка, только я не для еды. Я тупичковая морковка.
— Перестань пускать слюни! — вдруг взвизгнула она, глядя на Хрюшарика, у которого чувство голода заслоняло чувство вежливости.
 — Тебе же говорят, не морковка я, а девочка из обыкновенного Чудесного городка.
— А выглядишь, как обыкновенная морковка, — снова обидчиво сказал Хрюшарик. — Откуда я знал, что ты девочка?
— А ты что, и правда, ничего не знаешь? — удивилась Морковка. — Ты, наверное, новенький.
— Ну, ладно, — сказал Забежи. — Давай, все по порядку. Что это у вас здесь происходит? Давай, рассказывай.
— А что рассказывать? — всхлипнула вдруг Морковочка. — Вот, попала, сижу в грядке.
— Это мы уже видим, — сказал Хрюшарик. — Ты, рассказывай, давай, почему ты — морковка!
— Почему Морковка? — Да никто не знает! Это же Тупичок!
— И что-то особенное тут не так! Тупичок еще Пространством называют! Некоторые говорят, что здесь законы физические другие. И простой человечек в таком же виде, в каком он живет во всех других Чудесных городках Абалана, тут жить не может. Тупичок, где живет Иванушка-дурачок — Пространство особенное. Если простой человечек отсюда вовремя не удирает, он обязательно морковкой становится. Вот как я! Живой, беспомощной морковкой.
— А почему? — спросил Хрюшарик.
— Никто не знает, — вздохнула Морковочка. — Только мне это ужасно не нравится. Ни журнал почитать, — она посмотрела на «Мурзилу», который торчал у Хрюшарика из кармана, ни на дискотеку не сбегать. И даже Эй-Кью — показатель интеллекта, здесь Экс-Кью называется. Потому что — бывший интеллект. Такое тут Пространство морковное. Не с кем поговорить, — она махнула рукой на плетень неподалеку — там за плетнем таких много.
— А что же можно сделать? — испуганно спросил Забежи.
— Только убежать отсюда, пока изменения не начались. А другого выхода нет, — она подумала. — Может, конечно, и есть, — сказала Морковочка,  что-то вспоминая, — но лично я точно не знаю. Правда, кое-что слышала. Слышала я,  что есть какие-то био-добавки, там, в домике. Они превращают на время морковочек в людей. Или людям не дают превращаться в морковочек.  Но, во-первых, если даже в морковку ты не превратишься, все равно убегать отсюда надо. А во-вторых, если и убежишь, то там, в Чудесных городках все равно лечиться придется. Краснеть будешь по любому поводу,  и ботву приглаживать.
Забежи потрогал макушку. Ботвы на макушке еще не было, но судя по настроениям, царящим в этом Пространстве, вот-вот должна была появиться.
— Что же нам делать? — снова спросил Забежи.
— Если успеете — убегайте, — сказала Морковочка, только коварно добавила она, — есть разные обстоятельства. Вряд ли у вас получится убежать.
— Какие обстоятельства? — удивительно грубо спросил выдержанный и воспитанный обычно Хрюшарик. Тактичный и вежливый.
— А такие: во-первых, вы дороги не знаете, куда убегать. Никакой дороги к спасению. И не спросите ни у кого. А во-вторых, половину времени вы уже потеряли. Времени, которое у вас было, чтобы в морковку не превратиться. Достаточно? Куда бежать вы не знаете. А половины времени у вас уже нет.
Хрюшарик хрюкнул остатком пятачка.
— Но, если вам этого мало, — продолжала девочка-морковка, — то я еще кое-чего добавлю. В-третьих, вы обещали со мной дружить. И во всем мне помогать.
— Когда? — возмутился Забежи.
А Морковочка продолжила:
— Вы ж не бросите тут одну, беззащитную девочку?
— Ты думаешь, много беззащитных девочек сразу, нам было бы легче бросить? — задумчиво сказал Хрюшарик, глядя на изгородь, за которой, по словам Морковочки, сидело еще несколько морковок.
— Ну и, наконец, — не отвечая на последний  вопрос, сказала Морковочка, — только я могу дать вам дельный совет, что делать.
— Так ты только что говорила, что ничего не знаешь, ничего не понимаешь!
— А я вас проверяла! — без тени смущения сказала Морковочка. — Я думаю, — продолжила она, — самый реальный выход из положения — идти напролом.
— Во-во — наобум, — вспомнив что-то, обрадовался Хрюшарик.
Забежи потрогал затылок.
— Не наобум, а напролом! — сказала Морковочка. — Это разные вещи. Наобум — это идти туда, не знаю куда. Тут все так и спасаются — никто не спасся. А напролом — это идти прямо туда, где все заваривается.
— Куда это? — подозрительно спросил Хрюшарик.
— Туда, откуда вы убежали.
— Чего?
— Того! Прямо к Врединке надо идти. А там пан — или пропал! Или добавки у нее отыщите. Или в морковку превратитесь. Если и превратитесь, подумаешь  — ничего страшного. Она морковку любит. Она вас нежненько оттуда сюда доставит. И закопает. Еще увидимся — бодро закончила Морковочка.
— А если мы успеем твои био-добавки найти? — спросил Хрюшарик.
— Тогда у нас время на спасение будет, — сказала Морковочка.
— У нас? — удивился Забежи.
— А как же? — в свою очередь удивилась Морковочка. — Вы мне уже как родные. Я вам все свои тайны открыла. Дружбу предложила. И чуть ли не любовь. Хотя вы, ребята, честно говоря, не в моем вкусе: вялые какие-то, не мужественные. Так себе.
Забежи начал перебирать ногами, Хрюшарик втянул живот. Морковочка ослепительно улыбнулась.
Как только био-добавочки раздобудете, — сказала она, — бегом ко мне. Спасаете меня! — Морковочка мечтательно пошевелила ботвой. — Мы возьмем ноги в руки, — она еще слаще зажмурилась, — и бежать из Тупичка. — Забежи и Хрюшарик зачарованно закивали. — А я, пока вы ходите к Врединке, дорогу поспрашиваю.
— Так что же нам, к Врединке обратно идти? — спросил Забежи.
— Идите, — сказала Морковочка.
И в этот момент или, может быть в какой-то совсем предыдущий как черт из коробочки, выскочил черный котенок. Тот самый, который выскользнул из домика. Сердитый, раздосадованный, в земле, в песке и в клочьях глины. Он увидел, Забежи и Хрюшарика и шарахнулся сначала от одного, потом от другого. А потом подпрыгнул, перескочил через  Морковочку и попал в ямку, где рос росточек — Скользкий корешочек. Упал и не вышел
— Вниз съехал, — сказала Морковочка, с сожалением.
Хрюшарик пожал плечами равнодушно, а Забежи тоже посочувствовал:
— Бедный котеночек, куда же он попал?
— Ладно, — вздохнула Морковочка, — мы тоже бедные. Нам сейчас решаться надо. Проникаем мы в дом Врединки или нет!
— Да что ж тут думать? — вздохнул Забежи. — Как говорит Хавчик, пробовать надо!
— А кто такой Хавчик? — спросила Морковочка.
— С нами был, — буркнул Хрюшарик.
— Как нам до домика добраться? — спросил Забежи. Морковочка ответила:
— Если быстро, то надо восемь раз подпрыгнуть и стукнуться лбами.
— А, — сказал Хрюшарик, — так это мы уже проходили.
И он хлопнул по плечу Забежи:
— Побежали, почта.
Ну, в общем, они подпрыгнули, стукнулись и вдруг неожиданно для себя оказались снова перед дверью домика. Уже в третий раз. Все было так, как тогда, когда они отсюда убежали. Ни оставалось никакого сомнения. Если дверь начала открываться, то она обязательно откроется. Забежи немного подумал и стукнул лбом Хрюшарика в лоб.
— Ты чего? — обалдел Хрюшарик.
— А чтобы не поссориться, — сказал Забежи и занял очередь за Хрюшариком.
Но на этот раз Хрюшарик тоже не захотел первым попадать под раздачу и снова встал позади Забежи. Так они передвинулись несколько раз в очереди, терпеливо снося собственные тычки, под скрип открывающейся двери. Хотя, если разобраться, то ни первое, ни второе место в очереди у двери не гарантировало от близких и возможных неприятностей. Ни одного, ни другого.
— Ладно, Хрюшарик, не толкайся! Я — первый, — смирился было Забежи, но Хрюшарик по инерции снова тасонулся и неожиданно для себя оказался перед дверью как раз тогда, когда она распахнулась настежь.  И Хрюшарик, с ужасом и опасением, заглянул в открытую дверь. Как в пушечный ствол. А следом, с таким же ужасом и любопытством, из-за плеча Хрюшарика, заглянул в открытую дверь Забежи — как в жерло вулкана. Прав был скорее Хрюшарик, чем Забежи. Там, куда они заглянули, было скорее похоже на пушечный ствол, чем на жерло вулкана. Потому что там ничего не пенилось, а блестело чистотой, а возможно и смазкой. Во всяком случае, все выглядело гладенько. Правда, из дома дохнуло теплом. Но теплом могло дохнуть и из пушечного ствола, и из жерла вулкана, и из хорошего теплого дома. Теперь дело осталось за малым. Но малого не было, и ребятам пришлось самим хлопать глазами, раздумывая как поступить. И тут к ним вышел Кверху Наоборот. У Кверху Наоборота уши напоминали кусты грибов-лисичек. Нос был над бровями, а рот располагался на ширине лба. Вот у кого  рот был действительно до ушей, так это у Кверху Наоборота. Потому что от лба до ушей — совсем рядом. При этом внизу, где у нормальных людей подбородок с ямочкой у Кверху Наоборота был лоб. Единственное, что  не портило Кверху Наоборота, это то, и на лбу, где у нормальных людей подбородок, и на подбородке, где у нормальных людей — лоб, у Кверху Наоборота ничего не росло. Или было хорошо побрито.
— Ну? — спросил Кверху Наоборот у Хрюшарика и Забежи довольно грубо и небрежно, даже с досадой, но совершенно женским голосом, ну, совершенно.  — Это опять вы?
Хрюшарик кивнул, а Забежи  вытянул из волос, невесть откуда взявшуюся там соломинку.
— Вы, что, — продолжал Кверху Наоборот, — Дорогу не запомнили? Где налево, где направо? Где подпрыгнуть?
— Наоборот надо было, — подумал Хрюшарик, глядя на Кверху Наоборота. — Наверное, все он врал про дорогу. Специально, чтобы мы побыстрее на морковное поле попали. Хорошо, что Забежи замешкался, про Хавчика спросил, а то  бы уже допрыгались, наверное. Так мы и допрыгались.
— А мы по этой самой дороге и обернулись, — вдруг соврал, не моргнув глазом Забежи. — Мы как раз по этой: обернулись, повернулись, подпрыгнули. Что-то в ней не так. Видишь — мы вернулись.
— Во, дает, — с восхищеньем подумал Хрюшарик. — Хорошо, что я ним подружился. С таким вруном не пропаду.
Кверху Наоборот озадаченно посмотрел на Забежи.
— Вот, сейчас Врединка выйдет! — неуверенно пригрозил он обоим.
— Так мы как раз ее и ждали.  Мы же к ней и пришли. Лунный календарь смотрите?
— Календарь? — переспросил Кверху Наоборот. — Смотрим, наверное. Конечно, смотрим, — он нахмурил то, что у него было бровями. Но не там, где им положено быть. — А что?
— А то, — передразнил его Забежи. — Правильно смотреть надо. А то пока до вас доберешься, уже лето, — двадцать седьмое число.
— Причем тут — доберешься и лето?
— А при том, — твердо сказал Хрюшарик, помогая Забежи в деле, о котором он понятия не имел. — При том, а как же?
— При том, — согласился с Хрюшариком Забежи.
— Посмотри лучше. Какое сегодня число? И когда Восьмое марта было!
— Какое Восьмое марта? — вскричал запутавшийся Кверху Наоборот.
— Пока до вас доберешься, — сказал Забежи и достал открытку. — Дорогая… Давай, зови Врединку. Мы ее с весны ищем, с Восьмым марта поздравить хотим.
— Ага, — почти уверенно сказал Хрюшарик и не менее твердым голосом добавил, — давай, зови свою Врединку.
— Так это вы  не просто так пришли? — начал догадываться Кверху Наоборот, — вы Врединку пришли поздравлять?
— Ага, — с достоинством сказал Хрюшарик, по-тихоньку выдвигаясь вперед и отодвигая назад Забежи. — Ее.
— Давай, подавай, виновницу. Торжества, — на всякий случай добавил Забежи,  и снова помахал открыткой. — А то вроде как не хорошо получается. Мы вроде как с открытой душой пришли, а ты вроде бы как нам мешаешь.
— Вредничаешь! — мстительно вставил Хрюшарик. Срываешь мероприятие.
— Да я что? — вдруг застеснялся Кверху Наоборот женским голосом. — Ну, заходите, раз пришли.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с юга.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с севера.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с запада.
— Заходите, раз пришли, — добавило эхо с востока.
Врединка была дома.
Когда Хрюшарика и Забежи провели по коридорчику, и Кверху Наоборот распахнул двери в большую залу. И у Хрюшарика и у Забежи защемило сердце от страха. Конечно, Врединка была очень вредная девочка, и приличным мальчикам, вроде наших героев, так не хотелось с ней связываться.
— Ну, как там гости? — повернулась к входящему Кверху Наобороту Врединка, которая сидела с растопыренными руками и ногами у огромного чана и что-то в нем перемешивала.
  — Сами пришли, — сообщил Врединке Кверху Наоборот и мужским голосом добавил. — С приветом.
— С каким еще приветом? —  удивилась Врединка. На лице у нее не было веснушек, зато были бородавки. Кстати, она сидела над собственны портретом, на котором у нее не было бородавок, но были веснушки.
— Ну, я сам не понимаю, — сказал Кверху Наоборот нормальным голосом. — Явились, вдруг. Говорят, поздравить тебя пришли.
— А как же? Поздравить! — закричали Хрюшарик и Забежи, прячась за спинами друг у друга.
— С чем это? — подозрительным голосом спросила Врединка, выцеживая толстые губы в тонкую ниточку. — Шутите?
— Мы тебя с Восьмым марта поздравить пришли! — из последних сил не труся, заявил Забежи.
— А ты нас пугаешь, — захныкал Хрюшарик.
Впрочем, хныканье у него тоже выглядело как хрюканье.
— С Восьмым марта? — задумчиво спросила Врединка и, встав, вытерла руки о передник. — Правда, что ли?
— А то нет, — заторопился Хрюшарик. — Да половина мужчин в Чудесных городках Абалана только и мечтают о том, чтобы поздравить тебя, Врединка, с днем Восьмого марта. И пожелать тебе радости  и счастья в личной жизни.
Взгляд Хрюшарика остановился на огромной, во всю стену карте Чудесных городков Абалана. Тупичок, где живет Иванушка-дурачок, был обозначен в центре этой карты.
— С восхищением. С уважением, — добавил Забежи и достал открытку.
— Королева вы наша, — вдруг догадливо вставил Хрюшарик, разглядывая  тоненькие стрелочки на карте, которые вели от Тупичка в разные стороны, показывая на разные ближние и дальние Чудесные городки Абалана. — Всеобщая любимица! — заорал Хрюшарик, чувствуя, что время уходит.
— Да ладно, — заскромничала Врединка. — Пока что не всеобщая. Пока что, только Королева Тупичка.
Варево в ее котле запенилось и забулькало. Врединка сделала огонь потише.
— Но, — сказал Врединка после паузы, — надеюсь, что рано или поздно, все Чудесные городки Абалана станут морковным полем. И все жители Чудесных городков Абалана станут морковками.
— Успехов вам в труде, — ляпнул Хрюшарик, а Забежи пнул его в бок, церемонно поклонился и вручил Врединке открытку.
Врединка рассеянно повертела открытку и положила ее на краешек фортепиано.
— Вообще-то конечно будет жаль превращать в морковку таких галантных кавалеров, — задумчиво сказала она и обратилась к Хрюшарику и Забежи. — Вот я же вам, нравлюсь?
И тот, и другой энергично закивали головами.
— Ведь я же вам нравлюсь?
И тот, и другой закивали головами еще энергичнее.
— К тому же, — сказала Врединка, когда я действительно стану Королевой всех Чудесных городков Абалана, мне понадобятся двор, пажи, рыцари всякие. А то у меня только Четырехкожий и Кверху Наоборот. Противные, мерзкие. Кверху Наоборот у меня колечко стянул. А вот вы, мальчики красивенькие. Кто-то из вас хочет быть рыцарем, пока в морковочку не превратился?
Оба дружно шагнули вперед. У них поджилки от страха тряслись.
— Ладно, — милостиво сказала Врединка, снимая фартук. — Если я оставляю вас у себя — то будете моими пажами. И дам я вам кое-чего, пока вы в морковку не превратились.
Хрюшарик и Забежи навострили ушки. Широко шагая коротенькими ножками, Врединка вышла в соседнюю комнату и вскоре вернулась оттуда, держа в руках бутылек.
— Вот, — сказала она. — По одной таблетке два раза в день.  Антиморквин. Био-добавки. Пока принимаете, остаетесь сами собой.  Она высыпала на подставленные ладошки по таблетке, и бутылек как-то незаметно перешел в руки Забежи. Врединка повернулась к буфету.
— Чем запивать будете?
— Лимонадом, — сказал Забежи.
— Да хоть грязью, — сказал Хрюшарик, который готов был запивать что угодно и чем  угодно, лишь бы не стать морковкой.
— Кстати, — спросила Врединка у Кверху Наоборота, — ты этого проклятого котенка не видел? Нет?
— Нет, — сказал Кверху Наоборот женским голосом, — еще с утра не видел.
— А ты что, грязь любишь? — удивилась Врединка, повернувшись к Хрюшарику.
— Обожаю,  — с чувством сказал Хрюшарик.
— Серьезно? — восхитилась Врединка.
— Да что там, серьезно.
Зерно попало на благодатную почву.
— У нас в семье все обожают грязь, — и он полез запазуху. — Вот, не желаете посмотреть фотографии?
Хрюшарик разложил фотографии на столе, и Врединка с вниманием и с удовольствием начала изучать семейный грязехрюшарика.
— Ты беги, — шепнул Хрюшарик Забежи. — Спасай Хавчика и Морковочку. А я останусь. Я вас прикрою.
— Ну, так ведь бутылек у меня, — сказал Забежи тихо. — Ты  без таблеток превратишься в морковочку.
— Спасайтесь, — повторил благородный Хрюшарик, — а когда спасете, что-нибудь придумаете. Как-нибудь вытащите меня. — Хрюшарик всхлипнул. — Вспомните обо мне. Скажете два-три хороших слова. И надо всех предупредить, что Врединка хочет завоевать Чудесные городки Абалана. Сделать всех вас  морковным полем. Спасайтесь, — повторил Хрюшарик и громко заговорил:
— Грязь, это наш фамильный тотем, — и продолжил.
Кверху Наоборот подошел ближе послушать. Фотографии выглядели заманчиво. Врединка и Кверху Наоборот были очарованы.
— Вот тут — папа Хряк бросает в лужу деньги, — показывал тем временем Хрюшарик свои семейные фотографии.
— Зачем? — удивилась Врединка.
— Для детей-поросят. Мы, поросята, выуживаем деньги в грязной луже и тратим их на мороженое и сладости. Зато в нашей семье никто не боится грязных денег.
— Грязь — это ванна.
Грязь — это мыло.
Грязь — это очень и очень мило.
Очень мило и очень надежно.
Жизнь без грязи вообще не возможна.
Пользуясь тем, что на него никто не обращал внимания, Забежи выскользнул в коридор.
— Очень мило, — оценила Врединка поэзию Хрюшарика. — Настоящий праздник поэзии. Прочитай еще что-нибудь.
Хрюшарик начал:
— Будешь ты вечен,
Силен и беспечен.
Делай, хоть трижды, все, что угодно!
Мир — конечен, а грязь — бесконечна.
Грязь первична и первородна.
— Да, — сказал Врединка. — Ведь я не всегда была Врединкой. Ведь я была Русалкой. Тогда здесь был еще не Тупичок, а чудесное болотце. Я была замечательной грязевой. Грязевой, замечательной Русалкой.
 
* * *
Тык… В серую пленку, которая окружала Хавчика, кто-то царапался снаружи. Человек, у которого был голос человека, просящего взаймы, исчез. И, в общем-то, стояла глубокая тишина. Глубокая настолько, насколько позволяла чувствовать себя уверенно.  Чувствовать поверхность дна и не захлебнуться в случае чего. Единственное, что беспокоило Хавчика, это царапанье. Негромкое  царапанье по серой массе снаружи.
— Хотя,   — подумал Хавчик, — если у меня отсюда нет выхода, как написано на табличках вокруг, то это еще не значит, что и сюда никто не может войти.
Царапанье возобновилось с новой силой.
— Да, да, заходите, — не выдержал Хавчик, чувствую себя птенцом в яичной скорлупе.
Царапанье стало громче, посыпались осколки серой массы. Появилась крупная дырочка, и в круглую дырочку как яркий цветной карандаш воткнулся луч света. Карандаш нарисовал Хавчику, сидящему в полумраке, плечо, подбородок и карман, где у Хавчика лежал пульт-меню. Потом карандаш исчез. Снова стало сумрачно. В маленькую бледную дырочку, которую кто-то процарапал снаружи, влез грязный палец с острым ногтем и стал энергично увеличивать проколупанную дырочку. Кроме царапанья стало слышно тяжелое дыхание и периодическое шмыганье носом. Наконец, серая масса стала давать трещины и скоро рассыпалась на куски и оказалось, что Хавчик стоял на кочке, точнее на небольшом пригорочке, а вокруг  расстилался почти обычный абаланский пейзаж.
— Привет, протоморковка!
Прямо перед ним возвышался человек с лицом, накрошенным, словно булка на асфальт — разными кусками. Каждый кусок: под веками, на щеках, на шее, под носом и на носу, прошивался неровной строчкой. У Четырехкожего были куски кожи разного цвета, разной толщины и разных животных. Кусок крокодильей кожи на этом лице был кое-как сшит с куском кожи антилопы, а на птичьей коже за ушами торчали мелкие перышки.
— Какая же это я протоморковка?  — удивился Хавчик.
Кое-где кожа у незнакомого была не сшита вообще. Она загибалась на краях или обвисала. Четырехкожий поправлял ее лапами.
— У нас всегда так, — радостно улыбнулся Четырехкожий Хавчику. Всегда новички-протоморковки окукливаются в яйцо. Это проблема — Очумевая. — Так ты, наверное, только что к нам?
Конечно, это мог быть и не Четырехкожий, и Хавчик на всякий случай спросил:
— Тебя как зовут? Ты из какого Чудесного городка?
— Зовут? — искренне удивился Четырехкожий, — Ты что маленький? Тебе сколько лет?
Хавчик не помнил, сколько ему лет. А этот новый друг не мог, наверное, вспомнить, что бы его кто-нибудь звал.
— Все равно, я тебе рад, — сказал Четырехкожий. — Я сам прихожу, раскукливаю! Когда к нам наносит гостей.
— А где мы? — слабым голосом спросил Хавчик.
— Ты что, и, правда, не знаешь? — удивился Четырехкожий.
Хавчик помотал головой.
— Ты попал в Тупичок, где живет Иванушка-дурачок. Ну, и мы все тут такие же, правильные.
— Правильные?
— Понимаешь, дружок, — начал Четырехкожий.
— Хавчик, — представился, на всякий случай, Хавчик.
— Понимаешь, Хавчик, — улыбнулся губами из разных кож Четырехкожий. — Тупичок этот — самый правильный тупичок на свете. И мы его называем Пространством. И в нашем Пространстве, и только у нас, человек оттуда, — Четырехкожий показал куда-то вдаль, имея ввиду, наверное, Чудесные городки Абалана, — может стать правильным. Ты еще об этом услышишь, когда представится возможность. Когда придется. Будешь правильным и здоровым.
— Ты один сюда пришел? — спросил Четырехкожий, поправляя колечко на мизинце.
— Нет, — замотал головой Хавчик, — с друзьями.
— Теперь — я твой друг, — с наслажденьем сказал Четырехкожий. — Мы подружимся, а потом я тебя буду поливать.  У меня много друзей. Я их поливаю. А  у тебя  их сколько?
Пальцы были под рукой, и Хавчик посмотрел в шпаргалку.
— Двое, — сказал он, почти без напряжения.
— Двое? — задумался Четырехкожий. — Так нас с тобой двоих мало будет, чтобы против них дружить. Нужен еще кто-то. Или сколько-то. Кого же взять? А они здоровые?
Хавчик затравлено посмотрел по сторонам. По сторонам ему ничего не помогло.
— Послушай, Четырехкожий, — сказал Хавчик. — Зачем нам дружить против Забежи и Хрюшарика?
— Вот, как их зовут, — облизнул Четырехкожий  разные губы. — Заметь, ты сам это рассказал. Как зовут твоих друзей. Я тебя не спрашивал.
Хавчик заметил и расстроился. В кармане у него затренькал пульт-меню.
— Ой, что это? — подскочил на месте Четырехкожий. Одна щека у него стала сереть и облазить от страха.
— Это пульт, — начал Хавчик и осекся. — Это пульт, — сказал он. — Пульт, понимаешь?
Четырехкожий не захотел понимать. Он испугался и заторопился.
— Так. Все. Съехал, — неожиданно сказал Четырехкожий, и Хавчик почувствовал, что кто-то крепко ухватил его за ухо. Ощущение было достаточно новым. До сих пор, никто, никогда не хватал Хавчика за ухо. И мысли такой никогда, никому в голову не приходило. Но не на этот раз. На этот раз кто-то невидимый добрался до его хрящей. Хавчик дернул коленом, и почувствовал, что второе ухо у него тоже захвачено. Уши его крепко сжали чужие жесткие ладони. Четырехкожий потянул его вверх, и Хавчик почувствовал, что твердая почва уходит у него из-под ног.
— Давай, не бойся!
Хавчик плохо слышал из-за того, что уши у него были плотно сжаты чужими ладонями, но поднимался без рывков и ровно.
— Куда это я? — подумал Хавчик.
— Так, все, съехал, — еще раз добавил Четырехкожий.
Хавчик почувствовал, что ладони  Четырехкожего разжимаются, его голова освобождается, и он не успел и охнуть, как покатился кубарем куда-то, неведомо куда. Хавчик катился куда-то вниз, как по горке. Скорее скользил, чем катился и, конечно же, пытался притормозить. Но ноги разъезжались и не находили, за что зацепиться. Поэтому он продолжал все быстрее катиться вниз. Несколько раз его заносило в сторону. Потом Хавчик перевернулся на бок. А потом вдруг все кончилось. Хавчик пролетел метр в воздухе и не больно шмякнулся на большую кучу песка и чихнул.
— А-п-чхи!
— А-п-чхи! — отозвалось эхо.
— Будь здоров! — раздался вдруг справа от Хавчика незнакомый голос. 
— Что? Кто это? — подвинулся Хавчик в сторону говорившего.
— Я? — удивился голос. — ты про меня говоришь — кто это?
Хавчик попробовал оглядеться. Там, куда он попал, было темно. Не серо, как там, откуда он съехал,  а темно. Кроме неярких световых пятен, похожих на одуванчики ничего не было видно.
— Извините, — сказал Хавчик не очень уверенно. — Меня зовут Хавчик. — Я — повар. Я очень добрый, когда заморю червячка.
— О, — весело отозвался голос из темноты. — Тогда ты, чихун, попал туда, куда надо.
— Чего-чего, а червячков, тут, в подземелье, немеряно.  Круглые, плоские — какие хочешь! И нет ни одного защитника окружающей среды, так что ты можешь морить их, сколько тебе душе угодно и любым доступным тебе способом. Хотя, как я понимаю, — голос понизился до шепота, — тебя отправили сюда совсем не затем, чтобы ты морил себе тут червячков.
— А зачем меня сюда отправили? — испуганно спросил Хавчик и поежился так, что пульт-меню в его кармане тренькнул. Бреньк пульт-меню неожиданно гулко отозвался в подземном помещении.
— Это грот, — помолчав, сказал голос. — Ты в гроте.
— А ты? — Хавчик,  снова сделал попытку завязать отношения.
— А я — крот, — неожиданно легко пошел на контакт голос. — Я тут живу. Крот — из грота. И все это помещение — мое, — добавил он раздраженно. — И все ходы — мои, — голос его начал ломаться. — И весь лабиринт — мой, — завибрировал голос, — Хотя кое-кто использует мое помещение в своих целях!
Пульт-меню снова тренькнул.
— А ты тут один? — спросил Крот, внезапно успокаиваясь. — Или с кем-то? Чем это ты тренькаешь, любитель заморить червячка?
— Я собственно в переносном смысле, — сказал Хавчик, — насчет червячка.
— Перенести куда-нибудь хочешь? — догадался Крот из грота.
— Да нет, — досадливо сказал Хавчик. — Заморить червячка совсем не значит мучить земляных червей: плоских или круглых. Это значит — перекусить.
— Перекусай! — великодушно разрешил Крот.
— Знаешь что, Крот, — сказал Хавчик, — это пульт-меню тренькает. Столовый прибор навороченный. А я тут один.
— Ишь ты, — сказал Крот, — столовый прибор навороченный. А у меня тут запросто: ни солонки, ни вилки. Хвостик этого самого червячка зубами ухватил, тянешь его из земли — потянешь и жуешь. Сырым.
— Сырым? — профессионально заинтересовался Хавчик.
— Сырым — это ничего. Устриц тоже живыми в пищу употребляют. Главное, чтобы свежий был. А в Китае червячков в твороге кушают.
— Как говорится — приятного аппетита! —добавил повар. Его так увлек разговор, что он не сразу вспомнил главное. — А скажи мне, пожалуйста, кротик, куда это я попал? Кто это меня сюда скинул? Зачем, и что со мной будет?
— Так, если ты уже тут, то попал ты, стало быть, в Тупичок, где живет Иванушка-дурачок.
— Это я уже понял, — сказал Хавчик и добавил. — А дальше?
— Дальше? А дальше тебя ускорили
— Как ускорили? Что значит — ускорили?
— Я и сам не все хорошо понимаю, — сказал Крот. — Я под землею живу.
— А… Под землей везде одинаково. Нормально. А вот наверху, в Тупичке — там странно. Там вот что-то со временем происходит. А ты садись, не стесняйся.
— Почему? — шепотом спросил Хавчик.
— А в ногах — правды нет, — серьезно ответил Крот.
— Нет, ты меня не понял, — Хавчик пошарил руками под собой, нащупал что-то вроде табурета и осторожно присел на краешек. — Ты мне про то, почему там странно, расскажи. И что значит ускорили?
— Понимаешь, — голос Крота стал задушевнее. — Тупичок, где живет Иванушка-дурачок, место не совсем обычное. Понимаешь, это не Чудесный городок. Это Пространство. Тут Иванушка-дурачок обитает. Дурачок, понимаешь? То есть — дурачок и все тебе. Понимаешь? Сюда в гости не приезжают. А кто сюда попал — тот или удирает, сломя голову, или … Понимаешь? — невидимый Крот чем-то зашуршал, видимо почесался. — Тупичок-дурачок. Или живешь как дурачок.
— Не-е-е-т, — дрожащим голосом сказал Хавчик. — Жить как дурачок — я не  выдержу.
— Все не выдерживают, — охотно поддержал его Крот. — Тут таких много. Не хочешь, как дурачок жить — не надо.
— А что, надо? — дрожащим голосом спросил Хавчик.
— Есть альтернативочка. Ты про морковочки слышал?
— Конечно, я же повар. А что?
— Вот. Вот тут что-то не так, — сказал Крот. — Здесь в Тупичке. В Тупичке время загибается. Здесь человечков время загибает. Так загибает, что человечки здесь через какое-то время в морковку превращаются. Очумевая. Те, которые дурачками быть не хотят. Проблема Очумевая.
— В какую морковку? — вздохнул, уже полностью струсивший Хавчик.
— А в обыкновенную, — вздохнул Крот. — Мыслящую. Нормальные люди, из городков, тут только так, в такой форме существовать могут. В форме морковки. Если не удерут во время. Но как удерешь? Времени мало. Тут не удравших — целое морковное поле.
— А ты?
— А что я? Я под землей живу. А вот кто из Чудесных городков Абалана сюда попадает — считай он уже на морковном поле. Морковка-стрит. Очень это местным аборигенам тупичковым нравится. А чтобы человечек быстрее морковкой стал, они это дело убыстряют.
— Как? — у Хавчика уже не было слов. Он это коротко выдохнул. — Как?
— А как? Наверху ловят и ко мне загоняют. А у меня из подземелья половина выходов — на морковное поле. Как раз на Морковку-стрит. Человечки побегают-побегают у меня по лабиринтам и на морковное поле сами и вылезают. Ускоряются, значит.
Хавчик вспомнил про человечка с голосом просящего взаймы и вспомнил, как тот слезно просил  не выдавать его Четырехкожему.
— Ускоряют, значит, — подумал он вслух. — А ты?
— А мне не нравится, — серьезно сказал Крот. — Ты же сам слышал, как я орал.
— Хорошо, — сказал Хавчик, — а им, какая польза? Аборигенам?
— Как это какая? Они кто?
— Аборигены.
— Чего?
— Тупичка.
— Какого?
— Где живет Иванушка-дурачок.
— Так кто они, по-твоему?
— Дурачки? — спросил Хавчик.
— Ну, не знаю, — дипломатично ответил Крот. — На это я тебе не отвечу. Только знаю я, что когда человечек из Чудесных городков морковкой становится, это им очень нравится. Очень это им тешит самолюбие.  Очень им это подходит. Что они — местные — выше морковки. Очень нравится, что жители Чудесных городков Абалана, лишь морковки по сравнению с ними. Знаешь что записано у Врединки в дневничке?
Хавчик помотал головой?
— Не знаю.
— Что все Чудесные городки Абалана станут со временем морковным полем. А она, Врединка,  будет выше всех. И ростом, и этой — как его — ступенью эволюции.
— А какой же выход, чтобы морковкой не стать?
— Удирать из Тупичка, — просто сказал Крот. — Только это трудно. Да и время пошло. Тут все по времени происходит. Время пройдет, хочешь — не хочешь, а морковочкой станешь.
— Так помогай удрать! — закричал Хавчик. — Чего же ты стоишь? Чего же ты мое время своими разговорами занимаешь?
— Как же я тебе помогу? — задумался Крот.
Он уставился на потолок и начал шевелить губами. Хавчик тоже посмотрел на потолок Грота. Внезапно с потолка Грота что-то поехало и послышался звук когтей, скрежещащих по стеклу. В потолке возникла светящаяся воронка. В эту воронку, осветившую на мгновение весь великолепный кротовый Грот, в эту воронку откуда-то сверху втянулся вопящий черный котенок  с длинным хвостом и, шипя с потолка, упал на пол Грота. Он, как и положено котенку, упал на все четыре лапы, оправился и заметался.  Крот  минутку слушал котенка задумчиво, потом улыбнулся Хавчику и сказал:
— Черный кот с потолка  —  к удаче. Знаешь, что мы сделаем?
— Что мы сделаем? — спросил Хавчик и позвал котенка: — Кис-кис-кис.
— Мы с помощью этого котенка ложный след пустим. Мы его на поле морковное выбросим, вроде как тебя ускорили, а ты пока удрать попробуешь. Я тебе дорогу приблизительно покажу, а ты — беги!
— А друзья? — спросил Хавчик.
Крот взял котенка в руки, повертел у одного из своих узких лазов — в этом месте они располагались кучно, как стволы у гвардейского миномета, сильным толчком запустил котенка в один из стволов-коридоров. Котенок упирался и цеплялся хвостом, как указательным пальцем, но Крот ловким щелчком высек из кварцевой окантовки ствола искру. Запахло паленым. Котенок взвыл и помчался вперед.
— На Морковка-авеню вылезет, — авторитетно сказал Крот и посмотрел вслед котенку. — Интересно, — сказал он, — откуда он тут взялся?   
А Хавчику убежать  захотелось. Так захотелось — он даже руками всплеснул:
— Давай, давай, Кротик! Давай, поторапливайся! Думай, если ты мне друг!
— Сейчас, сейчас, — говорил Крот, пыхтя и раздувая усы.
После того, как котенок был отправлен, в Гроте некоторое время стало почти тихо. Кроме пыхтения Крота ничего не было слышно. А Крот разводил лапки в разные  стороны и думал вслух.
— Тут сейчас не пройдешь, — бормотал Крот, — а у этого поворота хронические оползни. А этот поворот еще не достаточно подрос. Здесь прорыто слишком близко к поверхности, и ты брат можешь повредить корешочки.
Сначала Хавчик сгорал от нетерпения и прислушивался к бормотанию Крота.
— Здесь ступенечки надо подремонтировать, — рассуждал Крот. — Тоже тебя не пустишь. Осыпешь мне все. Вот здесь земля сырая.— Крот рассуждал о своих подземных владениях, так же вдумчиво и с любовью, как сам Хавчик мог рассказывать о первых, вторых и третьих блюдах. Именно это внушило Кроту наибольшее уважение и почтительность. — Я про Серый поворот говорил? — продолжал между тем Крот. —  Ладно, начнем с Серого. Там сейчас все хорошо, все благополучно, почищено. Ни корешочков, ни торчочков, ни полевок-мышей, не обитает ничего.
— Каких мышей? — удивился Хавчик.
— Квартирантки приходят, — объяснял Крот, — мыши всякие, ящерицы, прочая мелкая живность.
— А крупная? — немного обеспокоился Хавчик.
— А крупная не лазит пока. Есть правда один крупный, но он не в счет,  и не на моей площади, он на своей живет, наследственной.
— Что значит наследственной? Кто это? — удивился Хавчик.
— Да Пингвин Земляной.
— Пингвин? — удивился Хавчик. — Земляной? А что это он тут делает?
— Зимует, — сказал Крот. — Часть его ледника в пещеру превратилась, вот он и решил не идти на юг, когда ледниковый период закончился. Ледники отступать стали, а он со всеми ледниками не пошел, ему лень было. Решил он при подземном льде следующего ледникового периода дождаться. Вот и дожидается, когда большой ледник вернется.
— А можно на него взглянуть?
— Можно, — сказал Крот. — И взглянуть. Можно и потрогать и поговорить пойти. Иди, потрогай! Он потом тебя сам на поверхность, на морковное поле вынесет.
— На Моркоу-Парадиз?
— Почему, на Морковный Парадиз? — удивился Хавчик.
— Потому, что пока ты всюду в гости будешь ходить, твое время выйдет, и станешь ты розовым фламинго.
— Морковкой, — сказал Хавчик.
— Видишь, — похвалил Крот, — ты в этом деле уже лучше меня разбираешься. В общем, маршрут для тебя готов. Три приключения, две трудности, в одном месте — четверо на одного, а в общем, в конце даже комфортабельно.
— А опасности будут?
— Будут, — твердо обещал Крот, — две. — Ну, Опасности — это пустяки. Скажешь им, что  ты от Крота — они тебя отпустят.
— Кто?
— Опасности.
— Какие?
— На какие нарвешься!
— И что?
— Ну, ты непонятливый! Скажешь тем Опасностям, на которые ты нарвешься, что ты от Крота — и тебя пропустят.
— Тут даже в моей вотчине — Крота тупичкового — вон, сколько всякого! И у всякого — своя тусовка. Только дядю Крота все уважают. И тебя уважат. Пройдешь!
— Ну, хорошо, — сказал Хавчик, — согласен.  Только скажи мне две вещи: Куда мои друзья делись и откуда кот взялся?
— А вообще, какие друзья? — удивился Крот.
— Так я же не один в Тупичок забрел, а с друзьями.
— А чего вас сюда понесло?
— Мимо Трех Мельниц Бабки-корябки хотели пройти  к Большой Дороге Абалана. А там три дороги от развилки: Прямая, Кривая и в Тупичок.
— Знаю, — перебил его Крот, — и к нам, сюда. И что?
— Так мы во дворе где-то потерялись, разошлись.
— Э…, — сказал Крот. — Ну, если что, с друзьями ты теперь на Морковка-авеню  увидишься. Потому что, если они такие же нерасторопные, как и ты, то торчать вам вместе, на одной грядке и не шевелиться.
Хавчик невольно пошевелил пальцами рук и ног, и ему очень захотелось шевелить ими всю оставшуюся жизнь.
— Так ты мне помоги, Кротик, — попросил он.
— Вообще-то это не по правилам, — сказал Крот. — Вмешиваться в экологические процессы. Но я же обещал помочь. Придется тебе, Хавчик, преодолевать препятствия, опасности и прочее такое  мало приятное. И, имей ввиду, времени у тебя мало.
— А сколько? — не выдержал Хавчик и задал вопрос,  который больше всего на свете мучил его последние две минуты разговора.
Крот  пошарил вокруг и сорвал подземный одуванчик, со светящимся шариком. Он сунул его в руки Хавчику.
— Вот, когда подземный одуванчик потускнеет и совсем перестанет светить, тогда считай — время у тебя вышло. Тогда тебе лучше всего через первый же встречный вертикальный тоннель наверх вылезать самому. Потому, что и морковка солнышко любит.
— А куда мне сейчас бежать? Как же мне искать выход? — спросил Хавчик.
— А по этому вот подземному одуванчику ориентируйся. Там, где правильно будешь идти, одуван ровно светить будет. А там, где свернешь, куда не положено — одуван потускнеет. Тогда назад вернешься. И снова иди правильно.
— Не очень удобно, — сказал Хавчик, глядя на ровный огонек одуванчика.
— Другого ничего предложить не могу, — сказал Крот. — Не нравится — отдавай!
— Иду уже, иду, — отвел от себя лапу Крота Хавчик. — Ты хоть направление укажи.
— Туда, в середину! — уверенно сказал Хавчик, указывая на один из самых больших тоннелей.
— Чеши, давай!
— Ты вот еще что, — помялся Хавчик, — ты Крот того, если не успею, если я стану морковкой, передай всем, что я любил быть Хавчиком. Передай всем, что это серьезное вегетарианское испытание для меня, что я многое понял за этот день.
Крот смахнул с мордочки кусочки земли, молча развернул Хавчика и также молча дал ему легкого пинка под зад. Держа в вытянутой руке сверкающий шарик подземного одуванчика, Хавчик побежал вперед.
— Только помни, — крикнул вслед Хавчику Крот, — что это всего-навсего самый короткий путь из Тупичка, но он не правильный. Путь, который я указал тебе. Никто не выходил из Тупичка правильным путем.
 А Хавчик, тем временем удалялся в указанном направлении, продолжая свое напутственное слово самому себе. Крот долго слушал, как он идет, опираясь на лопату. Тем временем, Хавчик, у которого от внезапного одиночества начали появляться очень неприятные мысли, начал ускорять движение: постепенно с шага, переходя на бег. Одуванчик ровно освещал Хавчику дорогу. Было достаточно хорошо видно, чтобы разглядеть несколько метров пространства впереди и помахать одуванчиком перед несколькими ходами, когда тоннель раздваивался или растраивался. Там, где одуванчик светил ярко — направление было правильным, и Хавчик смело отправлялся в ту сторону. Правда, путешествовать в подземелье было не самым большим удовольствием в жизни Хавчика. Но еще меньшим удовольствием, как на взгляд любого нормального человека, было бы оказаться  в виде неподвижной оранжевой морковки, в совершенно постороннем огороде, где-то совсем на краю света, в Тупичке, где живет Иванушка-дурачок. Это было особенно неприятно блестящему, общительному, яркому повару, который проявлял в свое время мастерство в лучших домах Чудесных городков, а также Парижа, Амстердама и Ниццы.
Тем временем Хавчиком было пройдено уже много коридоров, много поворотов и, хотя в успехе не было совершенно никакой уверенности, Хавчик уже начал было надеяться на лучшее. Надежда на лучшее — это главное богатство, которое мы имеем. В это время, во время очередного преодоления, очередной трудности — Хавчик как раз перебредал подземный ручеек — он услышал отчаянный кошачий плач. Хавчик очень удивился и поднял одуванчик повыше. Почти у самого потолка, цепляясь из последних сил за тоненький-тоненький корешок, висел, раскачиваясь и плача, тот самый маленький котенок, которого Крот запустил в ствол-лаз как раз под Морковкой-стрит. Под котенком скалила зубы серая большая крыса. Она глядела на котенка масляными глазами, и ее острый носик шевелился от удовольствия. Длинные желтые зубы крысы были готовы вцепиться в малыша-котенка, который медленно, очень медленно съезжал  по корешку. Выбора у Хавчика не было.
— Наверное, мне суждено стать морковкой, — печально подумал он, закричал, затопал, включил пульт-меню на полную громкость и, вытянув вперед светящийся одуванчик, бросился в атаку на крысу. Крыса встрепенулась. Мало того, крыса была очень удивлена. Она не двинулась с места. И со спокойным любопытством ожидала продолжения атаки Хавчика. Котенок сползал. Времени у Хавчика оставалось все меньше. Крыса ждала. Хавчик заскучал.
— А ну, кышь! — не очень уверенно махнул Хавчик колпачком. — Кышь отсюдова!
Крыса щербато и очень нехорошо улыбнулась. От ее улыбки на душе у Хавчика не полегчало.
— Надо было съесть что-то успокоительное, —  подумал он
Он очень давно не испытывал такого стресса. Хавчик полез за сухариком. Котенок сползал с корешочка.
— А вот я тебе сейчас, — не очень уверено пригрозил Хавчик крысе. Крыса вздохнула. Наверное, она тоже была расстроена. Наверное, она хотела одна, в спокойной обстановке, заняться с подвернувшимся представителем конкурирующего вида каким-нибудь успокаивающим видом деятельности. Вместе расписать стены в виде графики. Или обсудить достоинства подземных гибискусов, в сравнение, скажем, с полевым хвощем. Или обменяться свежими новостями с этим котенком. Но вмешательство Хавчика, видимо разрушило все ее планы, относительно ближайшего будущего. Собственно, вмешательство Хавчика разрушило и его собственные планы относительно его собственного будущего. Но уж слишком отчаянно смотрел на Хавчика, сползающий с корешка котенок. Слишком желтыми были огромные зубы серой крысы. Слишком жалобно мяукал несчастный котенок, чтобы оставить Хавчику выбор. Кроме того, и сухарик за щечкой оказал на него свое магическое действие. Хавчик подвигал мускулами, как Шварцнегер, поиграл челюстями, перекатил во рту крошки, проглоченного сухарика и..
— Вали отсюда, коротышка! — неожиданно очень внятно сказала Серая Крыса. — Пока я тебя в морковный фарш не превратила.
Тускнеющий одуванчик дрогнул в руках Хавчика. Воспоминание об уходящих минутах придало ему силы, и он начал чревовещать.
— Бу-бу-бу-бу-бу, — говорил живот Хавчика, — еще раз здесь увижу… Бу-бу-бу-бу-буль. — и снова непереводимая игра непереваренных слов. —  Бу-бу-бу-бу. Аппетит приходит во время еды. Бу-бу-бу. Э-э…Что сегодня на обед? — окончательно разговорилось чрево Хавчика.
Невнятное бу-бу-бу из чрева вместе с вполне внятной угрозой, прозвучавшей оттуда же,  неожиданно произвели на Серую Крысу очень удручающее впечатление.
О чем, о чем, но о своем аппетите Хавчик и его живот могли говорить часами. Общаться между собой. На этой почве Хавчик и стал чревовещателем. Иногда Хавчик даже устраивал со своим чревовещающим животом целые дискуссии, обмениваясь мнениями по тому или иному кулинарному вопросу, или, обсуждая тонкости приготовления тех или иных блюд.
— Да, — подтвердил Хавчик угрозы своего живота. — Именно.
Такой оборот событий, когда живот начинал разговаривать с хозяином, частенько пугал неподготовленных собеседников Хавчика. А Серую Крысу — провинциальную, глупую, ограниченную мелкую хищницу, это вообще повергло в шок. Серая Крыса затрепетала, хотела что-то сказать, но охрипла и, испуганно переведя глаза с Хавчика на его живот, стала пятиться в глубину одного из тоннелей. Там возле норы, она споткнулась о какой-то камешек, просыпавшийся с корешка, упала, кубарем перекатилась через голову и, молча, со свистящим шорохом скрылась в темноте. Котенок съехал, наконец, с корешка и приземлился на четыре лапы, которые немедленно разъехались в разные стороны. Некоторое время он молча лежал на земле пещерки. Хавчик присел рядом с котенком. Светящийся одуванчик в его руке медленно гас, наполняя сердце Хавчика печалью и предчувствием растительного существования. Единственное, что практичный ум Хавчика, даже в этих условиях не мог мириться с одним только отчаянием и бездеятельностью.
— Интересно, — стал думать Хавчик, глядя на мерцающий все слабее, светящийся одуванчик. — Интересно, хорошо ли удобряют землю на этом морковном поле, куда я, судя по всему, попаду очень скоро? Достаточно ли там в почве микроэлементов, и минеральных солей? Какой мне, как будущей морковке, полезен режим полива? Не слишком ли солнечный склон мне попадется? Не слишком ли с кислой почвой? И будут ли эти, пресловутые Врединки, которым так приятно видеть жителей Чудесных городков Абалана в виде морковочки, будут ли эти лентяйки, пропалывать морковный огород от всяких неприятных сорняков?
Котенок с удивлением смотрел на Хавчика, погруженного в раздумья.
— Вау! — наконец не выдержал он, трогая Хавчика лапой. — От Вас одни неприятности. За последний час я натыкаюсь на Вас и Ваших друзей пятый раз. Я и из дома выскочил по вашей вине. Кто вы такие?
Хавчик машинально погладил Котенка:
— Кис-кис-кис.
— Кому кис — кому рысь, — Котенок хищно прижал ушки к голове, не выказывая Хавчику никакой благодарности. — Целый день летаю из-за вас как веник. Сначала из-за вас поднялся шум в доме. Потом, стоило мне выйти из-за двери, как приходится прыгать как дельфину с уровня на уровень, из подземелья обратно в Тупичок. Кто вы такие?
— Мы шли к Большой Дороге, — рассеянно сказал Хавчик, глядя на тающий одуванчик. — Через Три Мельницы Бабки-корябки, попали на дорогу, ведущую в Тупичок.
— А…, — понимающе сказал Котенок. — И давно ты здесь?
— Не знаю, — сказал Хавчик и снова посмотрел на догорающий, светящийся одуванчик. — Наверное, давно.
— Давно, — протянул Котенок. В его глазах шевельнулось понимание. — Так ты уже приготовился становиться морковкой? — улыбнулся он.
— Похоже на то, — печально согласился Хавчик. — Просто не знаю, что делать.
— Пустяки, — фыркнул Котенок. — Ничего с тобой не случится. Будь спок, морковка. Это службишка — не служба.
— Что не случится? — не понял, входящий в образ морковки, Хавчик. — О чем это ты? — добавил он подозрительно. — Я что, не стану морковочкой? — добавил он, чуть ли не обиженно.
— Ну, если ты очень хочешь — станешь! — сказал Котенок. — А, если не захочешь, то и не станешь.
— Это почему? — продолжал допытываться Хавчик. — Все же становятся.
— Все становятся, — согласился Котенок. — Все те, которые не знают истины. А истина заключается в рецепте. А рецепт написал Гален.
— Какой, Гален?
— Врач средневековый.
— Ну, и что он такое написал? Что за рецепт такой великолепный на все случаи жизни?
— Ну, на все не на все, — сказал Котенок, — а на наш случай жизни — сгодится. Лечи подобное подобным.
— Не понял, — сказал Хавчик. Светящийся одуванчик в его руке стал гаснуть.
— Ты где находишься? — спросил у Хавчика Котенок.
— В Тупичке.
— В каком?
— Где живет Иванушка-дурачок.
— Жить хочешь?
— Ну-у-у… — протянул Хавчик.
— Ты быстрее, — сказал Котенок.
— Ну, хочу! — быстро сказал Хавчик.
— Ну, если ты хочешь жить в Тупичке, где живет Иванушка-дурачок, — сказал Котенок, то дурачься. — И тебя никакая морковка не возьмет!
— Как? — удивился Хавчик.
— А как хочешь, — засмеялся Котенок. — Строй рожи, размахивай руками, рассказывай анекдоты или говори бессмыслицу.
— Бессмыслицу? — не секунду задумался Хавчик и затараторил:
— Крокус-фрокус а-бэ-цэ.
Жил Дабылыч на крыльце.
У крыльца висел рояль.
А в рояле жил коваль.
Яйца пес и нес картошку.
И кушал сливы по-немножку.
И, вдруг, одуванчик ожил. Засветился ярко. Хавчик тоже вспыхнул от радости, а потом захохотал. Захохотал и снова загородил чепуху:
— Плыла штора по траве.
По песку ходила рыба.
А на краешку, правей.
Говорил петух: «Спасибо».
Одуванчик засиял еще ярче, и Хавчику это понравилось. Перспектива стать морковкой миновала. Теперь он мог сколько угодно ходить по Тупичку.
— А откуда ты это узнал? — спросил он у Котенка.
— Мяу-хау, — важно ответил Котенок. — Ты меня спас — я — тебя. Так положено.
— Да откуда ты все это узнал? — спросил Благодарный Хавчик.
— Я же хозяйский, — скромно ответил Котенок.
— А что такое «Мяу-хау»?
— Это по-иностранному. В переводе обозначает — знаю как.
— Хорошо. А как вот те: Врединка, Четырехкожий, — спросил Хавчик, почесываясь, — почему они в морковку не превращаются? Они что, тоже дурачатся?
— Нет,— сказал, помолчав,  Котенок. — У них это серьезно.
Хавчик подумал, погладил Котенка, и они одновременно сказали:
— Ну, вот! Ну, вот!
— Ладно, — сказал Котенок, — иди! Может, спасешь товарищей.
— А куда идти? — спросил Хавчик. — Куда мне идти?
— Если по скользкому корешку, то прямо наверх. Потому что скользкий корешок, как в банке с водой стоит. Вокруг него земли нет, а просто пустое место. Как в стакане. А в стакане — скользкий корешок. А наверху, на поверхности, в овражке цветок этого странного растения. Красивый, серый цветок. Серый, и растет в овражке он специально, чтобы не заметил никто. Если по скользкому корешку — то прямо наверх, — сказал Котенок. — А так, по переходам, подземельям, я и не знаю.
— Так я и по скользкому корешку могу, — сказал Хавчик, мне что скользкий, что не скользкий — все равно. Я же сластена и руки у меня липкие. Я по любому скользкому корешку поднимусь, если он, конечно, меня выдержит.
— Выдержит, — уверенно сказал Котенок. — Конечно, выдержит. Он и двоих выдержит. Такой крепкий корешок. А можно с тобой? А то я один в подземелье боюсь. И дороги я не знаю. А тут столько всего: и Крот, и Пингвин Земляной, и Серая Крыса. Кстати она, по-моему, как раз собиралась корешок погрызть, когда я сверху на нее съехал. Поэтому она и разозлилась, что ей помешали. Сначала я, а потом мы с тобой оба.
— Полезай, — сказал Хавчик, стягивая колпачок и показывая на лысинку.
— Под колпачок? А удобно? — усомнился Котенок.
— Удобно, не бойся, — сказал Хавчик. — Да я уже и привык. Там у меня один друг прижился.
— Какой друг? Где он? — спросил Котенок, без лишних церемоний, вскарабкиваясь Хавчику сначала на рукав, потом на плечо.
— Чирикшин, — вздохнул Хавчик, — воробей один приятный.
— А разве воробьи могут быть друзьями? — удивился Котенок, убирая когти и мягко запрыгивая на лысинку Хавчика.
— Могут, — сказал Хавчик. — Ты как? Устроился? — добавил он, шевеля ушами.
— Мяу, — сказал Котенок.
Хавчик одел свой колпачок, поплевал на ладони, примерился и полез по скользкому корешку наверх, к поверхности земли. Из темноты одного из подземных тупичков что-то желто блеснуло вслед Хавчику. То ли глаза, то ли зубы, то ли что-то еще. Так что Котенок, наверное, оказался прав, напросившись в товарищи к Хавчику.
Тем временем, Хавчик как настоящий альпинист, быстро забрался наверх по скользкому корешку. Вот, наконец, уже показался кусочек неба, вот еще несколько энергичных движений, и вот, наконец, довольный нос Хавчика высунулся наружу. В это время Котенок вдруг пощекотал у Хавчика за ухом, и руки у Хавчика начали разжиматься.
— Хи-хи-хи, — засмеялся Хавчик, немного соскальзывая вниз. — Что это ты щекочешься?
— Дурачусь, — сказал Котенок, — напоминаю тебе, что дурачиться пора.
— Эх, — вздохнул невесело Хавчик, — опять дурачиться. Дай, хоть вылезем. А то на скользком корешке никакие кривляния в голову не приходят.
Хавчик напряг мускулы и полез быстрее. Через минуту голова его высунулась из земли в овражке и вот, раздвинув густые листья цветка со скользким корешком, Хавчик выскочил наружу.
— Ах, — сказала Морковочка, которой, выскочивший из-под земли   мужчина, начал вдруг корчить зверски рожи.
— Ох, — еще сильнее испугалась она, когда колпачок на голове у мужчины съехал вниз, и  из-под колпачка полез черный, но грязный Котенок. — Ох и ах, — сказала она, когда мужчина стал не только корчить рожи, но и уже кривляться и размахивать руками и бормотать что-то ужасное типа:
— Сильно-крутильно,
Верхнее до
Выпало вниз из гнездо.
И пригрело в луже
Все хуже и хуже. — он болтал всякую ересь.
Пока в конце концов, не захохотал. Нужно сказать, что на Морковочку это произвело такое сильное впечатление, что она сказала:
— Ой, мамочки, — совершенно, надо сказать, струсила.
В принципе, Хавчику, а это был он, тоже не показалось обычной, большая морковка, которая при виде него разохалась и разахалась. Конечно, Хавчику уже рассказывали, в кого превращаются человечки из Чудесных городков Абалана, попавшие в Тупичок. Но, чтобы вот так, едва избежав опасности, наткнуться на овощ, который  при виде тебя приходит в ужас — это было уже слишком. Однако реакция Морковочки Хавчика не остановила. У Хавчика были свои причины кривляться и дурачиться, так как он не был уверен, что проделанных упражнений достаточно, он снова скорчил рожу.
— Ну, ты даешь! — сказал вдруг из-за куста знакомый голос.
Котенок подскочил от неожиданности, а Морковочка радостно взвизгнула.
— Делай как я, — быстро заорал Хавчик. — быстрее Забежи, быстрее.
— Что делать? — закричал, выбежавший из-за куста Забежи.
— Кривляйся, кричи, дурачься, — захохотал Забежи Хавчик. — некогда объяснять. Давай, дурачься!
Забежи тоже скорчил рожу. Морковочка втянула голову в морковку, Котенок улыбнулся. Забежи растопырился и сказал:
— Ты мне можешь объяснить, что происходит?
— Кривляйся! А я пока буду рассказывать, — сказал Хавчик, приседая на корточки.
Забежи, сжимая в руках какой-то бутылек, начал кривляться. Громко, чтобы всем было слышно, но коротко и обстоятельно, Хавчик рассказал Забежи  про Мяу-Хау, которое он узнал от Котенка. Едва Забежи понял, в чем дело, как он бросил кривляться и перевел дух.
— Знакомься, — сказал он, кивая на Морковочку, — это Морковочка. И мы ее будем спасать. И дурачиться нам пока не надо. Есть верное средство. И он тоже рассказал Хавчику про био-добавки.
Теперь и Хавчик перевел дух и смущенно кивнул Морковочке.
— Я извиняюсь, конечно. Меня зовут Хавчик.
Морковочка заалела.
— А где Хрюшарик? — спросил Хавчик.
— Хрюшарик? — затуманился Забежи. — Хрюшарик остался во дворе. Он героически прикрыл мой прорыв.
— А что с ним будет?
— Да спасем мы вашего Хрюшарика, — закричала, сгорая от нетерпения Морковочка. — Мной займитесь, мальчики. Если бы вы побыли морковочкой, вы бы знали, как это надоедает.
— Надоедает — не доедает? —  по привычке, которая стала у него уже появляться, пошутил Хавчик.
— Хм, — сказал Котенок Хавчику.
Морковочка и Забежи посмотрели на него с уважением.
— Хозяин, пока вы занимаетесь Морковочкой, я могу сбегать во двор, посмотреть, что там происходит. Если нужно, свяжусь с вашим Хрюшариком. Что-нибудь передам. Или подготовлю побег. Как хозяин?
— Беги, — подумав, сказал Хавчик.
— У нас еще много дел в Тупичке. Спасти Морковочку, Хрюшарика, остальных морковочек, — сказал Забежи.
— Нет, — твердо сказал Хавчик, — остальных потом. Таблеточек мало, а от постоянных кривляний мышцы лица деревенеют. И морщины появляются. Сначала надо спасти близких, а потом удрать отсюда. А уже в нормальных условиях, там, в Чудесных городках Абалана будем решать, как спасти остальных морковочек и наказать Врединку.
— Вообще-то наказывать ее не за что, — сказал Котенок.
— Короче, — сказал Хавчик, принимая на себя роль главнокомандующего. — Котенок, бери дом, а мы займемся Морковочкой. Пока ты вернешься, мы, может быть, успеем что-нибудь сделать.
Котенок отсалютовал Хавчику хвостиком и помчался искать двор и дом. Потому что хотя он и не знал, туда точной дороги, но коты всегда находят свой дом, отовсюду, куда бы их не забросила судьба.
Тем временем Хавчик и Забежи решали, как им лучше всего поставить Морковочку на ноги.
— Надо растворить таблетки в воде, — сказал Хавчик и полить Морковочку.
— Надо размять таблетки в порошок и натереть Морковочку!
— Нет, — сказала Морковочка, — не надо меня натирать. Лучше полейте. Ведь я давно не политая. Пить хочу — страшно.
Хавчик снял свой колпачок, сбегал к родничку, который булькал неподалеку и принес полный колпачок воды. Забежи достал из бутылька несколько таблеток-таблеточек и бросил их в воду. Вода запенилась и забурлила. Через несколько минут таблетки полностью растворились в воде, а колпачок стал промокать. Забежи разгреб руками землю, из которой торчала Морковочка, и Хавчик стал медленно выливать в землю раствор воды с таблетками, обходя Морковочку по кругу. Земля  у корешков быстро впитывала воду. Прошло несколько минут.
— Теперь отвернитесь, — сказала вдруг Морковочка.
Но никто не успел отвернуться. Морковочка треснула, как кожура банана, и расползлась в сторону. Оттуда вышла вполне нормальная, красивая рыженькая девочка. Правда, почти такая же невысокая, как Руселька, в хорошеньком, но мятом платьице и с бантиком.
— Вот это, значит, как выглядит, — сказал Хавчик. — На человечке просто образуется морковный панцирь или защитная оболочка, вроде водолазного костюма. Только из морковочки.
— Дайте, скорее еще таблеточку! — закричала девочка. — Я ужасно не хочу снова становиться Морковочкой.
— Не бойся, не станешь, — сказал Забежи.
— Сейчас подождем Котенка и убежим, — сказал Хавчик.
— А как тебя зовут? — спросил Забежи. — Ты такая красивая девочка.
— Так и зови меня Морковочкой, — сказала девочка. — Пусть это имя всегда напоминает мне о том, какие ужасные трудности подстерегают девочек в этом мире.
— Вау! — раздался голос Котенка из-за куста. — Можно к вам?
— Конечно! — закричал Забежи.
— Скорее! — закричал Хавчик.
— Можно! — закричала Морковочка.
Котенок вышел из-за куста, посмотрел на сморщенные остатки морковки, потом  на девочку и вежливо сказал:
— Здравствуйте!
— Здравствуй, здравствуй! — закричали все.
— Ну да как же там? Давай, рассказывай.
— Рассказывать нечего, — сказал Котенок. — Из-за того, что таблеток у Врединки больше не было, Хрюшарик превратился в морковочку. Она  по вашему следу решила идти, чтобы остановить вас любой ценой и не дать удрать из Тупичка. Вся тупичковая рать: и Врединка, и Кверху Наоборот, и Четырехкожий, и ваш покорный слуга, — добавил Котенок, улыбаясь, — все за вами гоняются. Во дворе и в доме никого нет. Все дружно прочесывают Тупичок.
— Сделаем так, — быстро сказал Хавчик. — Забежи отдает Котенку таблетки, а Котенок помчится в дом и попытается спасти Хрюшарика. У нас останется только одно средство — дурачась, с шутками, прибаутками, будем уходить из Тупичка. Все поняли? Котенок бежит спасать Хрюшарика, а мы уходим. Встречаемся на развилке. И тебя ждем, кошатый.
Хавчик хотел еще что-то сказать, но Морковочка его опередила.
— У тебя вся спина — белая, — сказал вдруг Морковочка Хавчику. 
— Что? — замолчал он и недоуменно оглянулся.
— Это она шутит, — пояснил Забежи, — дурачится.
И захохотал. Все захохотали. И Котенок. Так, хохоча, Хавчик указал направление, в котором следует двигаться, и Забежи с Морковочкой двинулись вслед за ним. А Котенок молча соскользнул в кусты.





* * *
Друзья давно прошли на Площадку, давно высохла роса на траве сиреневой, и солнышко встало высоко, а Полупопугай висел на журавле колодезном и сох. Сох и висел.
— Подумаешь, — думал Полупопугай, — пошутить нельзя! — Обидно было Полупопугаю, что Табореты его в Колодец Лимонадный макнули.
— И это — на Детской Площадке, — думал Полупопугай. — А если бы я пошутил на взрослой площадке,  во что бы меня макнули?
— На взрослой мною бы вообще закусили за такие шутки, — решил Полупопугай, и ему стыдно стало. И захотелось Полупопугаю искупить свой промах — сделать для Табореток что-нибудь хорошее. А заодно и в свою компанию вернуться. К Хавчику, Горби, Русельке и Чирикшину...
Висел Полупопугай — сох: вдох-выдох, выдох-вдох. Вот надоело ему быть сладким, и решил в песке выкупаться. Видел Полупопугай не раз, как Чирикшин по утрам в песке купается. Как он самый холодный песок выбирает. Закаляется. А у Полупопугая все тело чесалось после того, как лимонад высох. Плюхнулся Полупопугай прямо с журавля в песок, и давай плескаться. Каждое перышко пропесочил, каждую пушинку пылью пробил. Вся песочная куча струями песочного душа взорвалась. До самых косточек Полупопугая песочным душем пробрало. Вот тут до него это и дошло. Открытие. Понял Полупопугай, как проблему Таборетов, Табореточек-деточек  решить. Как заслужить благодарность таборетную, и с друзьями соединиться. Это открытие Полупопугай в один миг сделал. Если бы открытие дольше шло — у Полупопугая координация нарушилась бы, и он упал бы. А тут Полупопугай аж подпрыгнул.
— Вот, значит, как, — думал Полупопугай, — Пока они там прохлаждаются на Площадках всяких — он тут один ломай голову за всех! Таборетные проблемы решай!
Xорошо, что он, Полупопугай,  не такой как все: не гордый, не заносчивый. Надо за всех подумать — он  взял и подумал. И открыл. Хотел Полупопугай на радостях от того, что он умный такой, слетать, куда-нибудь, типа за лапшой, да побоялся он открытие рассеять.
Взлетел Полупопугай над калиткой на Площадку, и давай выделываться. Трещать. Внимание к себе привлекать. Тут его Чирикшин и увидел. С Площадки Отдыха и Наслаждений. Чирикшин уже крошек поклевал, почесался, на скамейках попрыгал, по бубочкам Горби походил — глаз скосил. Глаз скосил — видит — Полупопугая на журавле колодезном нет. Вторым глазом глянул —  Полупопугай над калиткой Детской Площадки круги в воздухе мотает. Тарахтит, как мопед болтается, да еще крыльями на лету какие-то буквы азбукой для глухонемых изобразить норовит. Семафорит. Что-то срочное передать хочет.
— Эх! — думает Чирикшин, тараща оба глаза. — Зря я Азбуку в детстве не учил, как мама советовала.
— Азбуку учить не будешь, — говорила мама, — читать не научишься. Вишь — не врала мама.
— Если бы я читать умел, — думает Чирикшин. — Я бы отсюда прочитал, что Полупопугай выписывает, и лететь к нему не стал бы.  А так — поди, узнай,  чего он придумал. Что случилось?
Стало Чирикшину любопытно. Спрыгнул он с бубочки на скамейку, крошку стиккерса склюнул и решил на оградку слетать к Полупопугаю.
— Я на минутку, — сказал он Горби. — Сейчас вернусь. Но Горби и головы не поднял. Горби уже третью стенку объедал. Стиккерсы-чипсы ему пришлись по душе, и он уплетал их за четверых. Благо и Хрюшарик, и Забежи, и Хавчик на разведку ушли.
Пока Чирикшин долетел, Полупопугай измучился. С утра у него тело чесалось от лимонада, а тут язык зачесался — прямо выворачивался. А когда Чирикшин долетел, Полупопугай ему некоторое время по инерции на пальцах — то есть на крыльях — такое важное рассказать пытался, что едва крылья не вывихнул. Только когда вспомнил, что он говорящий,  и  выдохнул:
— А что, Чирикшин, если я открытие нашел от буреломной шпаны, — подружат со мной Таборетки, — как думаешь?
-— Зря летел, — прокомментировал Чирикшин. — Ничего тут не сделаешь.  Таборетки с буреломными никогда не справятся. И никто их буреломной мелочи с Площадки не выгонит. Сам видел. Средства нет.
— А вот есть, — сказал Полупопугай. — Спорим?
— Ну, какое? — скривился Чирикшин. — Пугало Огородное с Башкой Зеркальной? Или ультразвук?
— Ни Пугало, ни ультразвук не подействуют, — сказал Полупопугай, распушаясь, чтобы стать толще, значительнее. — Ни Чучело с Мордой Нахальной. — Ты про Диво-Крапиво слышал?

* * *
Чирикшин снова глаза вытаращил, как тогда, когда на азбуку смотрел:
— Постой - постой... Какое   Диво-Крапиво?!. Слышал, конечно...
— А что ты слышал?
— Ты давай не мути, — сказал Чирикшин. — Рассказывай свою азбуку.
— Жалящий, говорящий зверь-крапиво...
— Ну? — не понимал Чирикшин.
— Ну, ты хотя бы   стишок вспомни! Считалку!
Диво-крапиво, кожа–крапиво,
Уши-крапиво, крапиво–хвост,
Бегает со всех ног это диво,
Хочет поиграть с детворой,
А детвора от диво-крапиво
Со всех ног убегает домой...
— Ну, вспомнил? Кто не спрятался — я не виноват. От Диво-Крапиво все дети прячутся — потому что Диво-Крапиво их жалит.
А если на таборетной детской площадке   одомашненное Диво-Крапиво завести, то оно буреломных детей жалить будет, и те с площадки поубегают. Домой, в Бурелом.
— Hу,  а наши детки-таборетки?
— А наших — не тронет, потому что — оно  наше. Донашнее-домашнее.
— О-па! — загорелся Чирикшин. — Одомашненное Диво-Крапиво! Как это я сразу не подумал?… А где ты домашнего Диво-Крапиво найдешь?
— Знаю, где, — твердо сказал Полупопугай. — Ты мне вот что скажи — оценят Таборетки мое открытие? Если я им Диво-Крапиво приведу?
— Да они для нас что хочешь сделают, — уверил Чирикшин. — Ты их не знаешь…  Мы им теперь лучшими друзьями станем... Это же ценнейшее наше открытие. Я как только твои знаки увидел — сразу про Диво-Крапиво подумал. Это мы здорово придумали. А куда за ним лететь надо?
— В ту сторону, — махнул крылом слегка опешивший Полупопугай.
— А Русельке мы чего скажем? — спросил он.
— А это далеко? — уточнил Чирикшин.
— Нет, не очень.
— Тогда ничего не скажем. Пусть мы сюрприз приведем!
— За мной! — заорал Чирикшин. — Кто смелый — полетели! — И Чирикшин твердо помчался в направлении, указанном Полупопугаем. —  Не отставай.  Давай, ну!
— Всегда лучше свалить свой успех на другого, — подумал Полупопугай и поежился. А, может, это он пожал плечами. И полетел вслед за Чирикшиным.
— В ту сторону, — думал он, пытаясь догнать воробья, — я вчера ночью за лапшой летал. Взлететь мухой, и попасть в старуху, — приговаривал папаша Чирикшина, старый воробей Чирк. Он весьма не одобрял скоропалительных решений, и как все настоящие горобчики взлету предпочитал посадку.
— Раньше сядешь, — говаривал старый воробей Чирк, — душа на месте. — Все на месте.
Обычно это обозначало: «Целее будешь!».
Но Чирикшин никогда не вспоминал наставления папаши и все делал под влиянием импульса или дрыгнувшей правой ноги. Левое плечо — вперед, правое — дрыг, от винта, и поехали!
Итак, Чирикшин и Полупопугай отправились в путь. Как пишут в романах, прошло десять минут. Ну, может быть пять или три. Прошло три минуты, и Чирикшин стал забирать влево. Как и у всякого нормального существа, правое крыло у Чирикшина было сильнее, а левое, как и положено, слева. При движении без понятия, Чирикшин обычно забирал влево, совсем незаметно для себя. Но в обычной жизни Чирикшин никогда не летал без понятия, а только с видимой целью. Крошку склевать, на лысинку Хавчика спланировать. Или вот, в последнее время, Полупопугая поклевать. За дело. За то, что тот не расторопный, не правильный, и вообще не тот, за кого себя выдает. И цели у Чирикшина всегда были простые и заметные. Такие как Хавчик. А то, что Полупопугай показал куда-то вдаль лететь, Чирикшина сперва не обескуражило. Он за старшего  должен лететь, первым.  Так Чирикшин и полетел, не зная куда, и не почувствовал, что его через пять минут налево заворачивать стало. Хотя сам Чирикшин так не считал. Не считал, что влево заворачивает. Завинчивает. А Полупопугай вообще ничего не считал. Он в хвосте плелся. Он сам не очень помнил, куда именно  надо лететь, потому что тогда, когда он летал за лапшой для тамагочи, он видел Диво-Крапиво мимоходом. И думал, что если сам Чирикшин летит впереди, значит, Чирикшин знает, куда надо лететь. А Чирикшин летел без памяти. Его захватила идея. Чирикшину  срочно, сейчас же, хотелось славы, восхищения и оваций,  а так же всеобщего ликования. А может быть и звания почетного гражданина Таборетной Детской Площадки Отдыха и Наслаждений, с неограниченным правом взлета и посадки. И чтобы все вокруг восхищались: «Ах, этот Чирикшин! Он избавил нас от этих вероломных Буреломных! Ах, этот Чирикшин! Это ему пришла в голову блестящая идея! Ах, она до сих пор блестит в его голове. Ах, Чирикшин! И никто бы не догадался, до такого! Ах, этот Чирикшин! И как он узнал, где находится Диво-Крапиво?  Где находится Диво-Крапиво!!
— Кстати, — вспомнил Чирикшин о Полупопугае. — А где находится Диво-Крапиво? — И Чирикшин взглянул вниз. В отличие от  богатого и прекрасного внутреннего мира Чирикшина, внизу расстилался Бурелом, каким он должен быть.  Серый, однообразный, дикий и злобный. Грозный и грязный. И таки сильно налево нужно было взять, чтобы в мгновение ока взлететь в самую кучу Бурелома. Туда, сам не знаю куда. Бурелом расстилался внизу безбрежным серо-зеленым морем, из которого торчали только остро наточенные бивни, саблезубые челюсти и колючая проволока всех стандартов. От ювелирной, до колючей проволоки из титанового сплава для заворачивания динозавров.
— Эй! Куда это ты меня завел?! — сбился от неожиданности Чирикшин и развернулся.  Полупопугай, плетущийся в хвосте, молча пожал крыльями. Теперь он и сам не знал, где находится Диво-Крапиво.
— А куда же мы летим? — заволновался оторванный от сладких грез Чирикшин.
Полупопугай вздохнул. В полете он обсох и согрелся.
— Ты же вперед мчишься, — сказал Полупопугай. — Значит, что-то знаешь. — И замолчал.
Полупопугай молчал, а Чирикшин сужал над ним круги. Он окончательно потерял ориентиры, направление, и скорость, и темп, и мысль.
— Та-а-ек… — угрожающе сказал Чирикшин, возвращаясь к Полупопугаю  и к точкам опоры, и делая над ним совсем узенький круг. — Значит, будем молчать. Значит, будем саботировать спасение малюток-табореток?
Полупопугай перестал молчать. Он запыхтел. Охота была ему ввязываться с Чирикшиным в словесную перепалку? Послушав оправдательное пыхтение Полупопугая, и, сделав над ним еще один круг,  Чирикшин  решил подняться повыше. Чирикшин взлетел над Буреломом как бумажный самолетик. С выкрутасами, резкими пике  и новыми взлетами. Сказывалось отсутствие летной практики и желание показать Полупопугаю, что он остался главным. Хотя, как говорил папаша Чирк, на трубе только в космос летают. Конечно, это правильно — стремиться стать примером для окружающего Полупопугая. Но я скажу между нами, так не летают. Так вообще не летают. Может быть, так кувыркаются, я не знаю.
Тем временем Чирикшина вздуло очередным пируэтом, и вот оттуда сверху он вдруг заорал:
— Земля! Земля!
— Какая земля? — удивился Полупопугай, который летел без обычного мопедного шика, придавленный летным мастерством Чирикшина. — Какая Земля, мы ведь и так на Земле?
Но, зная эксцентричность Чирикшина, Полупопугай не стал прибавлять скорости, предпочитая по-прежнему плестись в хвосте. Полупопугай летел позади и не собирался задавать вопросы.
— Мне оно надо? — думал Полупопугай. — Что я, Земли не видел?
Тем временем, Чирикшин взлетел еще выше, чем его вздуло с самого начала. Он взлетал вверх, пока не превратился в маленькую букашку. И эта букашка продолжала орать: «Земля! Земля!» и подниматься.  Полупопугай думал, что ему делать: поворачивать обратно или попробовать тоже взлететь повыше,  выглянуть за горизонт и узнать, что там происходит, и чего это Чирикшин так разорался. Подумав, Полупопугай решил все-таки взлететь. Он взлетел вслед за Чирикшиным, и из-за горизонта на него брызнули лучи солнца. И Полупопугай вспыхнул всем своим опереньем. Вот тут-то они ее и увидели. Площадку в Буреломе, ровное место. Увидели Ровное Место в перепутанном хаосе Бурелома. И про это Ровное Место Чирикшин орал «Земля!». Ровное Место обзывалось противным визглявым голосом.
— Эй! Аист страусовый! — орало Ровное Место на Чирикшина.
Чирикшин потерял голову. Голова покатилась вниз. Чирикшин, которого Ровное Место обозвало аистом  страусовым, покатился вслед за своей головой. Полупопугай сверху и слева замопедил за ним. Ровное Место взвыло от восторга.
— Падайте! — орало Ровное Место. — Пообзываемся!
Полупопугай за Чирикшиным не успевал. Но мопедил:
— Правильно пишут в умных книжках: смотри ниже!
Ниже ситуация прояснилась. Ровное Место оказалось действительно ровным. Но не пустым. На Ровном Месте среди Бурелома лежала Голова. И не просто голова, а Голова Гревы Многоголовой. И не просто лежала, а таращила глаза на Полупопугая. Голова лежала не просто на Ровном Месте, а на воздушной подушке над Ровным Местом. Как-бы плавала над ним. И всячески обзывалась писклявым голосом с противными интонациями. Самой Гревы Многоголовой почему-то при Голове не было.
— Эй, аист страусовый! Ты чего тут летаешь? — разорялась голова. — Чего это тут вынюхиваешь в наших краях?
Чирикшин глянул на голову сверху вниз, сел на проволочную ветку  и мрачно спросил:
— Передохнуть  у тебя тут  можно, обзывалка безголовая?
— Вот это ты врешь! — весело отозвалась голова. — Голова-то как раз на месте. На Ровном Месте. А вот остальное на охоту пошло.
— Что остальное? — осторожно спросил Чирикшин. Он не любил ввязываться в неприятности.
— Остальное — Грева Многоголовая. Тридцать девять голов и сорок ножек. На обед пошли. Уродов ловить обеденных. А я — на хозяйстве.
— А у вас, что на обед, уроды? — удивился Чирикшин.
— А кто же они, если они жить не хотят? — в свою очередь удивилась Голова.
— А почему не хотят? — спросил Чирикшин.
— Потому, что мы их ловим. Говорю тебе, Грева Многоголовая пошли охотиться. На уродов обеденных.
— Но если они не хотят, чтобы вы на них охотились — не охотьтесь! — сказал Чирикшин.
— Так каждый урод не захочет, чтобы мы на него охотились! — сказала голова. — А кто же нас кормить будет? — Голова на Чирикшина оценивающе посмотрела. — Может мне на тебя поохотиться?
Слева и справа на ветку-проволоку сел отставший было Полупопугай. Голова увидела его и открыла рот.
— Молчи, пока не склевал! — разозлился Чирикшин.
— Клюй! — разрешила Голова, отдувая жменьку семечек от кучи перед собой.
— Я не семечки твои! Я и тебя склюю! — пригрозился Чирикшин. Голова напомнила ему огурец с Крокодильей Пустоши. Огурцов Чирикшин не боялся. — Я вот сейчас и покажу тебе ежа. Ты местная?
Голова ругаться прекратила, глаза выпучила.
— Тут так и было или это твоя работа? — спросил Чирикшин.
— Чего? — удивилась Голова.
— Ну, Ровное Место.
— А-а! — сказала Голова. — Длинная история. Не бери в голову! На самом деле Ровное Место сделала Грева Многоголовая. Тихая Буреломная хищница. Тихой она, конечно, потому называлась, что тихую охоту любила. Чтобы без шума кого-нибудь задавить и слопать. Грева Многоголовая и сороконожной была и сорокоголовой. Одна голова на одну ногу — это, конечно, не скорость. Это, конечно, не Формула-1. И поэтому Грева Многоголовая догонять еду не любила. В ногах путалась. Она к жертвам подкрадываться любила. Потому, что она была тихой. Тихая Грева Многоголовая. Понимаете? Одна голова у Гревы Многоголовой была буйной, бедовой. Не тихой. Угадайте с трех раз, какая? Правильно! Наша! Она вечно орала, скандалила, обзывалась и ругалась. И никакой тихой охоты у Гревы Многоголовой не получалось. Поэтому однажды Грева Многоголовая легла на спину и стала сорока ногами сорок голов чесать. Что ей делать-думать. Буйная Голова тоже в мозговом штурме участвовала. Думала Грева Многоголовая, думала и придумала. Прогрызть в Буреломе Ровное Место и оставлять Буйную Голову как бы  на хозяйстве. Когда на охоту, на тихую идти понадобится. Все бы ничего, но Голова оказалась не только ругательницей, но и привередой. Ни в какую не хотела на Ровном Месте лежать.  Под себя мусорить. Потому что Буйная Голова не только обзываться любила, но и  мусорить. Мусорить даже на первом месте.
— Не буду я на вашем Ровном Месте лежать! — заявила Голова Гревы Многоголовой. — Тараканы придут в мусоре рыться, и мыши, и в ухо мне залезут.
— Так не мусори! — урезонивали Буйную Голову тридцать девять других голов. А Буйная Голова только глаза таращила. Не понимала. Наконец кто-то придумал воздушную подушку. Воздушная подушка над Ровным Местом висела, а Голова на воздушной подушке покоилась и шелуху от подсолнечника вниз плевала.
— Вот, — удовлетворенно сказала Голова, провожая Греву тридцатидевятиголовую на работу. — Совсем другое дело. Попробую. Полежу, поругаюсь. Помусорю без вас. Идите, работайте. Только ж вы не долго.
Головы Гревы Многоголовой закивали и на охоту отправились. Таясь. На тихую. Потихоньку. Пошла Грева Многоголовая в Бурелом поохотиться. Покушать тридцатью девятью  головами. Чем придавит. На этот раз действительно тихо, потому что Буйная Голова на Ровном Месте осталась и вокруг заругалась. Но окружающие не очень то Буйную Голову задевали, потому что себе дороже. И тут Голове летящий наш Чирикшин как подарок оказался.
— Передохнуть у тебя можно, обзывалка  безтуловищная? — скривился Чирикшин. Он не любил одалживаться.
— Я не из таких, чтобы грабить нагих! — великодушно сказала Голова. — Падай! — А в разноцветного Полупопугая она вообще сразу влюбилась.
— Ого! А что это за диво?
— Где диво? — обрадовался Чирикшин.— Я как раз Диво ищу.
— А выше и левее, — серьезно сказала Голова.
Чирикшина дернуло, как будто его подсекли. Даже дыхание сбилось. Но сверху и выше и слева Дива не было. Был Полупопугай.
— Чего ты мне голову морочишь? — закричал Чирикшин. — Какое же это Диво? Это Полупопугай мопедный. А я уж и правда подумал: Диво. А ты про этого.
— Какое ж тебе еще Диво надо? — удивилась Голова. — По-моему, твое — первый сорт. Красота, кто понимает.
— Моя ты красота! — Голова Полупопугаю семечек дунула. — Цып-цып-цып-цып!
Полупопугай шарахнулся, а Чирикшин посмотрел на Голову подозрительно.
— Чего это он у тебя такой дикий? — удивилась Голова.  — Чего это вы все такие дикие в ваших Чудесных Городках?
— Фу! — передразнил Чирикшин Голову. — Цып-цып-цып! Я уж и вправду думал Диво. А ты про этого. Мне ж Диво нужно. А это так — чудо.
— Чудо? — недоверчиво спросила Голова.
— Чудо, — подтвердил Чирикшин. — В перьях.
— А я думала — Диво, — заупрямилась Голова.
— Говорю тебе — чудо! — сказал Чирикшин. — В перьях. А я Диво ищу.
— А какое ж тебе еще Диво надо? — удивилась Голова, не переставая с интересом рассматривать нахохлившегося от избытка внимания Полупопугая.
— Такой противной расцветки у нас в Буреломе сроду никто не видел! Диво, да и только! Ты что думаешь, у нас в Буреломе есть Диво уродливее твоего?
— Мне Диво-Крапиво надо, а не урод, — начал брякать Чирикшин, не думая. Достала его Голова. — Я за Диво-Крапиво лечу.
Полупопугай замычал и за голову схватился. За свою, естественно. У Буйной четыре ряда зубов могло быть.
— Мне Диво-Крапиво надо! Я за Дивом-Крапивом лечу! Я Диво-Крапиво ищу!
— Не слышала, — сказала Голова задумчиво. — А зачем тебе это?
— Диво-Крапиво? — Чирикшин совсем забыл, где он находится. Так ему блеснуть захотелось.
— Диво-Крапиво, — так же недоумевала Голова. — Что ж в нем такого дивного, если ты его на свое чудо поменять хочешь, желаешь?
— Да не поменять! Так взять!! — Чирикшина заколотило от возмущения. — Ничего я менять не собираюсь: ни чудо на диво, ни диво на чудо. Не буду я менять ничего. И вообще Полупопугай никакое не чудо! И не диво.  А так.
— Да на что тебе Диво, чтобы из-за него в такую даль переться? — Голова даже язык высунула от усердия, чтобы постараться понять Чирикшина. У Головы даже веки зашевелились. А уши, как солнечные батареи-спутники развернулись несколько раз, стали впятеро шире и в сторону Чирикшина повернулись.   Чирикшин почувствовал себя задетым.
— … Чудо, тоже мне! — пробормотал он, покосившись на Полупопугая. — Ты про Диво слушай! Вот Диво-Крапиво — это вещь!
Голова подвигала шеей, как змея туловищем:
— Ну-ну рассказывай!
Полупопугай пытался что-то сказать. О чем-то предупредить Чирикшина. Даже закашлялся.  Но Чирикшин слушать не хотел. Он похлопал закашлявшегося Полупопугая по спине и сказал:
— Ну-ну, не бойся! Я тебя менять не буду.
Потом Чирикшин повернулся к Голове. Полупопугай уже ничем не мог помочь. Чирикшина раздувало. Раздувало господина Чирикшина от сознания собственного влияния, значимости, исключительности и того факта, что никто никогда не делал таких гениальных открытий, которые сделал он Чирикшин. Правда, конечно, с помощью безобразного цветного Полупопугая. Тут Голова права была — что безобразный, то безобразный. Точку зрения о безобразности Полупопугая  Чирикшин принял от Головы Гревы Многоголовой сразу и безоговорочно. Но придумал-то все равно он. Он придумал, как помочь целому народу, целому народу Абалана решить проблему. Проблему — как избавить деток-табореток от влияния улицы, от деток-буреломышей. Чтобы на Площадке Отдыха и Наслаждений воцарилась гармония. А с гармонией — идиллия. И чтобы буреломных и духу на Площадке Отдыха и Наслаждений не было.   
Так Чирикшина раздуло, так раздуло, что он сразу лопнул. В смысле заговорил:
— Ты не слышала про Диво-Крапиво? Об этом фитомене… феномене  все знают, Голова! И это же элементарно! А про Площадку Отдыха и Наслаждений ты слышала? 
Голова поморгала, закатила глаза, потом похлопала ушами и для тех, кто не понял добавила:
— Слышала? Конечно, слышала! … Я еще Гревочкой была многоголовенькой…
Полупопугая продолжало перекашивать. Чирикшина продолжало нести. Он не мог слушать окружающих, когда говорил о себе:
— Вот, вот, вот, вот, — орал Чирикшин, не обращая внимания на тычки Полупопугая.
— Вот, вот, вот именно! Площадка для Отдыха и Наслаждений первое место в мире, где необходимо Диво-Крапиво. И это моя собственная идея. И это мой  собственный интеллект. И это мое  собственное открытие. Гип-гип-ура! Гип-гип-ура!
— Я ничего об этом не знаю, — сказала Голова.
А Полупопугай хотел посильнее толкнуть Чирикшина, но получил такого пинка, что  посчитал за лучшее не вмешиваться. Не пересаливать.
— Да пропади оно все пропадом, — подумал Полупопугай. Он уткнулся головой в мех на веточке, влип в какую-то клейкую массу и некоторое время дня ему понадобилось, чтобы отдирать от клюва клейкие полосы какого-то полоза. Все-таки Бурелом.  На некоторое время Полупопугай был выключен из прямого эфира. Голова хлопала глазами, вспоминая детские беззаботные годы и улыбалась. А Чирикшин расходился все сильнее:
— Это я решил единственную проблему на Площадке для Отдыха и наслаждений. И это я нашел способ избавить  от буреломных детенышей деток-табореток! Я запускаю на площадку Диво-Крапиво … Диво-Крапиво жалит только детенышей-буреломышей, детеныши…
— Избавить? Кого от кого? — оскалилась Голова. Так оскалилась, что стало понятно, что она — хищник. Хотя и тихий. Возможно. Да и  до этой  фразы Голова слушала Чирикшина впол-уха, предаваясь воспоминаниям, о счастливых деньках, проведенных на Площадке Отдыха и Наслаждений в те детские годы, когда она еще была Гревочкой-многоголовочкой.
— От кого это  избавить? — еще раз переспросила Голова.
Полупопугай беспомощно царапал клюв о мхи и отчаянно моргал Чирикшину. Чирикшин в упоении продолжал петь:
— Я привожу Диво-Крапиво. Диво-Крапиво бегает по площадке и жалит детенышей-буреломышей…
А в воздухе что-то неуловимо изменилось. Когда Голова на воздушной подушке заговорила, изо рта у нее пошел пар, так словно снаружи вдруг здорово похолодало.
— Так кого ты откуда выгнать надумал? — уточнила Голова.
А Бурелом… Весь окрестный Бурелом стал прислушиваться. Полупопугай сдирал с клюва последние клейкие ленты, пытаясь предотвратить неизбежное или хотя бы притвориться не Полупопугаем, приятелем Чирикшина, а ну хотя бы продолжением мертвой веточки или просто цветным пятном, или мелодией плывущей вдаль. Мелодией плывущей над Буреломом. Полупопугай стал плавно расправлять крылышки. Чирикшин набрал в легкие побольше воздуха и возгласил на свою голову:
— Я нашел способ выгнать мелочь буреломную с Площадки Отдыха и Наслаждений.
— А еще говорят: Попка — дурак! — печально подумал Полупопугай, превращаясь в мелодию менуэта. Хотя ему  хотелось быть чем-то вроде брэйк-данса.
Бурелом взорвался:
— Вы слышали, братья? — заорала  в Бурелом  Голова Гревы Многоголовой писклявым голосом, но очень злобно.
— У-у-у…— отозвался Бурелом разными голосами, и сразу стало видно — он не хороший. Собственно сначала это стало слышно. А потом, когда из-за переплетенных веток и проволоки стали появляться  рожи и  хари, тела и обрубки стало видно.  — Значит тебе детеныши-буреломыши мешают, мошкара из Чудесных Городков? — загрохотал Бурелом, закашлялся и заохал.
Настроение у Чирикшина вдруг упало.
— Я… Мне?
А Полупопугай глаза закрыл, чтобы этого не видеть.  И веточка под ними начала трескаться.
— Вы слышали, свободные  Буреломы, — заорала Голова Гревы Многоголовой, — кто к нам  пожаловал? Это не просто мирные птички, которых слопать и забыть! Это вредные птички! Ядовитые летающие гады! Мучители наших деточек-буреломчиков! Ловите их, ребята!
Получилось так, как любил Чирикшин. А Чирикшин любил, когда все происходит одновременно. Наверное в этой ситуации, он должен был бы чувствовать себя в своей тарелке. Все действительно происходило одновременно. У него начало сводить клюв и лапы, и крылья — это раз,  к нему потянулись протезы, защепки, крюки и клыки — это два. В воздухе невыносимо запахло перепуганным Полупопугаем — это три. А было еще и четыре, и пять, и шесть, и семь. Чирикшин почувствовал, что тарелка в которой он сначала почувствовал себя просто не  как в своей, могла оказаться последней тарелкой в его жизни. Потому, что его уже кто-то солил, кто-то сбрызгивал, а кто-то спорил о преимуществах духовки перед шампурами. Да? Чирикшин когда-то, что-то слышал про ценный мех. Но в этот момент жизни он понял, что ценнее  его пушка нет никакого ценного меха на свете. А наяву? Вы помните, чем вы ловите птичек и бабочек? Чем попало! Так вот, Чирикшина и Полупопугая принялись ловить этим  и сотней других способов. Мало удовольствия испытывает тот, на кого объявила охоту Буйная Голова Гревы Многоголовой. А откуда-то из Бурелома раздался вой тридцатидевяти остальных голов Гревы Многоголовой, которая мчалась спасать свою Буйную Голову. Одна надежда была на то, что чудовище было не только сорокоглавое, но и сороконожное. В конце концов, по одной голове на одну ногу — это совсем немножко. Ожидать скорого подкрепления не приходилось, потому что ни одна сороконожка, особенно сорокоголовая никогда особой прытью не отличалось. Сорок ног на сорок голов — это не Формула-1. Хотя, с другой стороны тридцать девять голов подняли такой гвалт, что его было слышно за триста километров в округе. Бурелом конечно место, где  каждый сам по себе. Где победителей не судят. Где кто кого съел, тот не голодный. И где бей первым. Но Чирикшин и Полупопугай ухитрились попасть в баскетбольное кольцо, совершенно  в дырочку. Они задели интересы каждого буреломчича, ведь так или иначе любой маленький  буреломный лоботряс при первой же возможности околачивался на Таборетной Площадке для Отдыха и Наслаждений. И многих старых буреломцев вообще поражало, что же вообще там делают сами Табореты и их дети. Площадку для отдыха и Наслаждений многие буреломы просто считали своей.
— Опять встретили на Площадке Отдыха и Наслаждений Таборетов! — говорила, к примеру,  какая-нибудь сплюснутая мамаша буреломного носорога, мамаше  Буреломного Кыша.
— Просто удивительно, как бессовестно много их на Площадке,
— Ах! — говорила мамаша Кыша. — Ах, подумать только.
Столько они, конечно, не думали, чтобы у них в голове могла бы сформулироваться хотя бы одна мысль. И тогда они снова говорили:
— Ах!
И в общем, обходилось.
Бурелом завыл как сто голодных котов:
— Поймать птичек!
Буреломные немедленно начали драку, за право первыми изловить нахалок. Потому, что изловить  омертвевших птичек представлялось делом совершенно пустяковым. На пять минут! Плевым!
Из Бурелома на Чирикшина  и Полупопугая полезли клещотки, пальцы, хвосты, крысирсы и множество голов, похожих на отбитую, но на шеях. Одна шея высунулась без Головы. Четыре лапы стащили Буйную Голову с воздушной подушки  и нахлобучили ее на голую шею. Щеки у Головы стали надуваться. А голос из писклявого стал грозным.
— Ах, вам детеныши-буреломыши не нравятся? Ироды!
Веточка над Чирикшиным и Полупопугаем надломилась, и Чирикшин с Полупопугаем, у которого еще были закрыты глаза, полетели вверх. Потому что не такие они были дураки, чтобы лететь вниз из-за какой-то обломанной веточки.  Только Чирикшин крыло вывихнул. Чирикшин подвернул крыло и упал прямо в заросли. Тысячи разных грязных пальцев стали показывать наверх, и головы задрались. Головы задрались, и всякая прочая буреломная семья, не успевшая за эти несколько секунд передраться, уставилась наверх.
Вверху на небесном циферблате Полупопугай стремился взлететь к отметке двенадцать. Он не смотрел ни вправо, ни влево. Из него сыпался песок.
— Фу! — заругалась Голова на шее и часто-часто заморгала глазами. Песок попал Голове в глаза. Когда головы опустились, Чирикшина уже не было на Ровном Месте.  Чирикшин залез под листик и боялся дышать. Одна голова, самая ближняя к Бурелому укусила две головы сразу:
— Где воробей? Где воробей? — заорала Буйная Голова и прочие головы, и обитатели Бурелома. — Куда он делся?
Грева Многоголовая с двадцати ног на двадцать других переступила и Кышу буреломному тупоголовому на лоб наступила. Кыш тупоголовый снизу ей в ногу вонзил свой клык обоснованно. Все головы Гревы Многоголовой одновременно, как поющие волки, вверх взвыли и выдохнули. Полупопугая воздушной волной подбросило и в сторону понесло. Игольчатая Шпора — мелкий буреломный хищник начала втыкаться во что попало. Кышу еще раз по челюсти заехали, и началась большая буреломная драка. Чирикшин выскользнул из-под листика  со скоростью вызывающей уважение и взмыл в сторону Полупопугая.
— И-и-и… — раздались внизу сладкие голоса трезвомыслящих. — Эй, погодите, да погодите же. Не дайте им уйти! Надо организовать погоню! Нужно отомстить! Все на ловлю воробья и Полупопугая!
— Месть!!! — завыла буреломная публика, не переставая драться. — Месть! Надо их остановить, надо их поймать, надо их прищучить! Надо выслать за ними погоню!
Послышались выстрелы хлопушек и петард. Это Бурелом дышал и прочее им вслед. Нужно ли говорить, что звуки только добавили азарта убегающим Полупопугаю и Чирикшину. Чирикшин настиг Полупопугая, и они закувыркались над Ровным Местом,не зная куда бежать. Полупопугай и Чирикшин летели, носились в воздухе из стороны в сторону, перегоняя друг друга.
— У меня даже клюв отвалился, когда я услышал о том, что нас  хотят сожрать, — признался Чирикшин, оборачиваясь к Полупопугаю.
— Клюв отвалился? — пришел в ужас Полупопугай и стал притормаживать. — Так давай немедленно вернемся.
— Куда? — заорал Чирикшин. — Лети, дурак! «Клюв отвалился» — это такое образное выражение! Понарошку!
— А если понарошку, то чего ругаться? — недоверчиво спросил Полупопугай, снова пытаясь догнать Чирикшина, чтобы хотя бы искоса, взглянуть на его клюв.
— Тебя кто за язык тянул! — упрекал Полупопугай Чирикшина, мопедя изо всех сил. — «Я деток-табореток спасаю!» «Я Диво-Крапиво приведу!»  Ты хоть знаешь, где это Диво-Крапиво находится?
— Ты знаешь! — орал Чирикшин. — Значит ты во всем виноват!
Чирикшин изо всех сил выжимал органы сцепления, но понимал, что далеко уйти им не дадут! Ситуация казалась безвыходной. Чирикшин пошел ва-банк:
— Плевать мне на тех, кто ниже нас летает! Будем прорываться Полупопугай!
— Мы не ниже ростом, мы просто ниже! — орали Головы Гревы Многоголовой. — Сдавайтесь субчики — пойдете на супчики! Сдавайтесь, сдавайтесь уроды — поест много народу! Сдавайтесь болтуны — позапекаем вас в блины!
— Сдавайтесь болваны — мы же гурманы! — орал кто-то.
— Гуманисты, — поправляла Голова Бедовая. Она хоть и на шее сидела у Гревы Многоголовой, а все равно выделялась. Она любила на шее посидеть.
— Ишь,  гурманы, — забирал над Ровным Местом Чирикшин.
— Все равно вам не уйти! — надрывались дерущиеся между собой буреломные компании. — Мы фактами оперируем!
— Вы себе голову оперируйте фактами! — отвечал Чирикшин. — Буйную!
Но улететь Чирикшин и Полупопугай не могли. Они как целлулоидные шарики болтались в фонтане мощного ора Гревы Многоголовой. Когда Головы Гревы делали вдох, их тянуло вниз, когда Головы Гревы Многоголовой  делали выдох — их кидало вверх. К счастью, ни у Гревы Многоголовой, ни у прочих Буреломов никогда не было учителя дыхания по методу доктора Бутейко. И других учителей у них тоже никогда не было.   Поэтому головы Гревы Многоголовой свои вдохи-выдохи делали не синхронно, не по-научному и особой опасности для Чирикшина и Полупопугая не представляли. Пока. Потому что уже Мелкая Летучая Буреломная Охота не торопливо, но и не медленно покидала свои укрытия, лежбища и схроны. Чтобы праведное дело совершить, а заодно и поохотиться. И друзей это не могло радовать. Чирикшин и Полупопугай болтались в красно-черных сумерках Бурелома, но было ясно, что поболтаются они, поболтаются и сядут.
— Сядут, никуда не денутся, — предложила Беспутная Голова  пари другим головам Гревы Многоголовой. — Спорим!
Но те пока воздержались.  Со всех сторон к Ровному Месту приближались тучи. В Буреломе такое бывает. Тучи плыли со всех сторон: и сверху, и снизу, и справа, и слева. И думал Чирикшин, что скоро он попадет на обед Буреломной Греве. Тучи приближались. Они были бурого цвета. Защитного бурого цвета. И только одна из туч привлекла внимание Полупопугая. Одна из туч привлекла внимание Полупопугая. Полупопугай захохотал. Чирикшин понял, что Полупопугай уже не тот. Стрессы сделали свое дело.
— Нет! — закричал Полупопугай. — Мы спасены! Это еще не конец! Греби на кучу! Вот, что надо делать! На кучу греби!
Из двух зол выбирают меньшее. Внизу их ждало, раскрыв сорок больших ртов зло, в виде Гревы Многоголовой и компании множества других ртов — большое. Другое зло —туча, наплывало с экзотеррия прямо на Ровное Место и горячо рекомендовалось довольно сомнительным специалистом  по безопасности Полупопугаем.
— Греби на Кучу! Я знаю, что делать!
Из двух зол выбирают меньшее. Шансов спрятаться над Ровным Местом у Чирикшина не было, а небо казалось совсем маленьким. Из Бурелома взлетала Летучая Буреломная Несыть. И тогда Чирикшин  помчался, если это было мчанием, навстречу серо-буро-малиновой туче, которую Полупопугай, видимо по ошибке, назвал кучей. Навстречу этой куче.! Или туче! Наверное, туче, которую Полупопугай назвал кучей.  Чирикшин разобрался бы сразу, если бы знал то, что было известно Полупопугаю.
А Полупопугаю было известно, что в природе Абалана существует масса феноменов, а этот феномен был феноменом перелетных листьев. То, к чему стремился Полупопугай,  и во что врезался Чирикшин, как раз и было обыкновенной кучей перелетных листьев. Со стороны, и, правда, напоминающей тучу. Так что, то, во что они въехали было и тучей, и кучей. И главное, что обнадеживало — срочность вклада: надежно и срочно. Очень важно, здорово, эффектно Чирикшин и Полупопугай исчезли с глаз разгневанных буреломных преследователей. Чик — и нет! О, если бы вы знали, как расстроило Греву Многоголовую и Голову Бедовую внезапное исчезновение с небосклона Чирикшина и Полупопугая. И их обоих вместе и каждого по отдельности. Перелетные листья явление в Абалане не частое, но имеющее место быть. В некоторые времена, некоторым кучам опавших листьев в лесах Абалана приходило вдруг в голову попутешествовать. Они собирались, сбивались в стаи, ожидали попутного ветра, быстро взлетали и… Чирикшину и Полупопугаю просто повезло, что одна такая куча перелетных листьев — рыжий перелетный табун, летел с экзотеррии через Бурелом. В тот миг, когда язык чуть не довел Чирикшина до куриного бульона. И неслась эта куча, куда душе угодно. Чирикшин и Полупопугай мгновенно затерялись в огромной куче-туче перелетных листьев. И оперенье Полупопугая при этом ничем не отличалось от раскраски опавших листьев абаланских деревьев. Опавшие, они тоже отличались яркой расцветкой любых оттенков. Чирикшин и Полупопугай мгновенно затерялись в огромной куче перелетных опавших листьев и вместе со своими новыми небесными спутниками, усталые, но довольные, помчались куда-то вдаль. Куда-то в сторону. Стараясь держаться подальше от краев тучи-кучи, возле которой барражировали, выискивая их, летные несытые Буреломы. Некоторое время Чирикшин и Полупопугай летели, ни на что не обращая внимания, стараясь держать язык за зубами.   Летели — куда глаза глядят. Вернее туда, куда несло тучу, и чувствовали себя в безопасности, чувствовали себя интуристами, которые несутся в комфортабельном автобусе с туалетом, видеомагнитофоном, музыкой по каким-нибудь экзотическим задворкам Дели, Магадиша или Монсерата. Оба они даже расслабились и с небрежным любопытством начали поглядывать  по сторонам. Они совсем поверили в удачу. Когда их спутники — опавшие перелетные листья, вдруг начали падать. Почему? Вот приспичило им упасть, и они опадают. Куда попало. Перелетные листья падают, и если ты находишься в их куче, и если за тобой охотится весь Бурелом, то у тебя нет выбора: ты должен падать вместе со всей кучей-малой. У тебя остается только один шанс на спасение. Полупопугай хорошо знал эту особенность перелетных опавших листьев.
— Падаем! — закричал Полупопугай Чирикшину, едва почувствовав, что куча начинает оседать. — Падай!
Конечно. Не светиться же им одинокими фонариками в грозном небе Бурелома. Чирикшин и Полупопугай  падали. Падали вместе со всей кучей. Со всеми опадающими второй, или в третий, или в четвертый раз в жизни листьями и вытекающими последствиями. Конечно там, куда они падали, а они снова падали в Бурелом, и уже не на Ровное Место, там за ними наверняка шла охота.  И поэтому Чирикшин и Полупопугай решили ускорить свое падение. Им хотелось при падении оказаться в самом низу кучи опавших листьев, и чтобы до них не сразу можно было бы добраться, догрести и доглядеть. И когда вся куча опавших листьев огромными сугробами легла на Бурелом, Чирикшин и Полупопугай оказались внизу, у самой земли, заваленные опавшей кучей листвы и во временной, и — ну — относительной безопасности. Состояние временной и относительной безопасности, стало состоянием счастья, которого они стремились достичь. В общем, куча разноцветной абаланской листвы над головой — это был плюс.  А минусом было то, что они не знали, куда они попали на этот раз, и как выбраться оттуда, куда они попали. Ни Чирикшин, ни Полупопугай  не имели об этом ни малейшего представления. Листья опали. Шуршание и шелест прекратились и неожиданно стало тихо.
Место, куда их занесло, ничем особенным от прочего Бурелома не отличалось. Единственная тонкость заключалась в том,  что Чирикшин и Полупопугай опадали втрое быстрее прочих опадающих предметов и так глубоко запали, что когда наступила тишина, сами не смогли понять сразу, где они находятся: вверху или внизу, справа или слева. Ветки-приветки торчали густо, как в терновнике и были всюду. И никаких ориентиров и указателей для Чирикшина и Полупопугая  не было.
— Я несся, несся и снесся, — резюмировал Чирикшин и опять впал в столбняк. Он крутил головой  и в глазах у него ветвилось. Почему? Рассказываю!
Если сотню или две или три обыкновенных проволочных клеток одна в другую вставить — в этакую клеточную матрешку. И через эту клеточную матрешку елочек-палочек напихать, то под это описание хоть сейчас марку приклеивай. Такой точный адрес получается.
Пока Чирикшин в «Замри» играл, в столбняке пребывал, Полупопугай любопытствовал. Полупопугая в клетке видели? Нет! А попугаев? А попугаев видели! Представляете? Представляете. Так вот. Не знаю что: то ли гены, то ли природное чутье Полупопугаем двигало, а, может быть, он и сам в молодости в клетке сиживал, но так или иначе, пока Чирикшин в себя приходил, Полупопугай любопытствовал. Там — голову просунет, там — на веточке повиснет. Там — еще и сам просунется. Двигался, двигался Полупопугай:   что-то передвигал, что-то отсыпал, и куда-то выгреб. А там — нашел, что нашел. Нашел что-то и Чирикшина зовет:
— Эй, Чирикшин! А я дорогу нашел!
— Какую дорогу? — вышел Чирикшин из столбняка.
— Канатную! Я знаю, как отсюда выбраться! — Полупопугай перебирал лапками по толстой веревке и улыбался. 
Чирикшин стряхнул облепившие его листья и начал в лиственно-веточной проволоке пробираться на голос. Чирикшин недолго выбирался из-под листьев, и они осели еще сильнее, осыпались, пространство очистилось, и взору Чирикшина представилась довольно большая поляна с зеленой, а не бурой листвой, странным каменным сооружением и Полупопугаем, вцепившимся в то, что он принял за канатную дорогу. То, что Полупопугай принял за канатную дорогу не было канатной дорогой.
Чирикшин вытаращил глаза и присмотрелся:
— Какая канатная дорога? — завопил Чирикшин. — Ты что перегрелся?  Это же паутина! Ты же в паутину попал!
Полупопугай дернулся, но лапы его, увы, не двинулись с места.  Лапы оказались прочно прихвачены клеем или каким-то другим клеющим составом, которым была пропитана паутина или канатная дорога. Полупопугай запаниковал и забился как муха. Паутина завибрировала. Вибрация — сигнал, побежала по паутине куда-то туда, где ее ожидали. Куда-то туда, где ее ожидали, пошел сигнал о том, что в паутине запуталась жертва.
— Час от часу не легче! — подумал Чирикшин и отбежал в сторону, чтобы оценить размеры паутины и прикинуть, в какой ее части оказался Полупопугай. Полупопугай воспринял уход Чирикшина, как попытку к бегству. Попытку бросить товарища и удрать одному. Он заголосил в диапазоне двух музыкальных октав и стал плескаться в неведомой паутине, как белье на шквальном ветру.
— Да слышу я, слышу! — донеслось откуда-то из листвы. — Вы и мертвого разбудите. Иду…  Сейчас приду! Ишь, раззвонились. Сейчас, только горло промочу.
Из-за кустов послышалось бульканье и кряхтение. Полупопугай враз прекратил трепыхаться и замер от ужаса. Вытаращив глаза, почти отодрав одну лапу и так и не высморкавшись. Он как раз хотел высморкаться, когда запрыгнул на эту канатную дорогу. В общем, находился Полупопугай классической позе «приплыли», которая может отличаться застывшими особенностями движений, но никогда не отличается внутренним содержанием и наполнением. Наполнением внутреннего оцепенения и отчаяния.
Тем временем Полупопугая заметили.  И Чирикшин, обегая паутину тоже кое-что заметил. Сначала Чирикшину только показалось, что он заметил то, что он заметил. А когда он присмотрелся поближе, то убедился в том, что оказался прав. В том, что заметил, что заметил. И то, что он заметил, давало им с Полупопугаем серьезный шанс на спасение. То, что Полупопугай принял за канатную дорогу, а Чирикшин за паутину, на самом деле не было ни тем, ни другим. То, что Полупопугай принял за канатную дорогу, а Чирикшин за паутину, было обыкновенной любительской ловчей сетью, сделанной, причем не очень умело, под паутину. Сеть была связана из веревочек разной толщины, проволочек, канатиков, ивовых прутиков, веревок, лиан средней толщины и каких-то обрывок простыней. И стояла эта сеть против каменного цветка. Связаны все эти кусочки между собой кое-как. Разными узелками и стилями. Где-то обыкновенным узлом, где-то узелком морским, а где-то даже бантиком. Большая часть этой ловчей сети была связана именно самыми простыми легкими узелками. Вот что-что, а развязывать узелки Чирикшин и вся его компания научилась прекрасно. Иногда, когда им хотелось услышать от Горби какую-нибудь совершенно удивительную историю, им приходилось развязывать у него двадцать-пятьдесят узелков-бубочек сразу. А Горби не любил ничего забывать. Это и в Забытом Городке чревато осложнениями. Поэтому узелки он завязывал на совесть. И для того, чтобы их развязать Чирикшину, Полупопугаю и прочим тоже приходилось потрудиться. Одним словом, не успел затихнуть последний бульк, там, где прятался неизвестный владелец охотничьей сети, как Чирикшин, прикинув невооруженным глазом наиболее уязвимые звенья, налетел на узелки как коршун. Счет, конечно, шел на секунды. В это время Полупопугай оживился, потому что там за листьями некто, который создал канатную дорогу-паутину, не очень громко пробормотал:
— Вот, сейчас, одеваю тапочки, — шлеп. — Тапочки одеваю… — шлеп-шлеп — над зарослями раздалось шлепанье тапочек.
Чирикшин перестал распутывать узелки. Чирикшин стал перескакивать от одного узелка к другому, стараясь их просто ослабить. Шлепанье приближалось. На толстом канате, который тянулся прямо из густющих зарослей, словно выныривая из воды, показалась толстая нога в шлепанце на босу ногу. Шлепанец со шлепаньем прилип к клею, которым были облиты веревочки, тряпочки и канаты, лианы и прочие длины. Из зарослей послышалось сопение и шлепающий звук, с которым хозяин сети отдирал вторую ногу от клея. Чирикшин удвоил усилия. Глаза у Полупопугая подернулись пленочкой. Он уже считал себя обреченным.
— Вот, чего надо было бояться! — подумал напоследок Полупопугай, вспоминая гороскоп, который для него составил Горби. — И гороскопы, — подумал Полупопугай, — все врут. Умру я не в своей постели, как мне предсказывал Горби, разве только этот паук не использует мою постель в качестве обеденного стола.
В это время неведомый оторвал, наконец, тапок от клея, Бурелом  раздался, неведомый перенес упор на переднюю ногу, узелки, развязанные Чирикшиным распались, ослабленные узелки стали развязываться, и сеть на глазах начала расползаться в разные стороны. Неизвестный обрушился вниз, повиснув в приклеенном тапочке на канате, вниз головой. Сеть распалась кусками. Несколько распущенных веревочек захлестнули его вдруг за одну секунду. Неожиданно для себя квази-охотник оказался вдруг дичью, готовой к употреблению. Беспомощной и спеленутой. Он висел в неудобной позе вниз головой прямо у ног, все еще не успевшего  отклеить лапы Полупопугая. Чирикшин злобно захохотал:
— Еще одна победа! — закричал Чирикшин.
Полупопугай благодарно посмотрел на Чирикшина и стал отдираться от каната новым способом. Пальчик за пальчиком. Чирикшин влетел в заросли, откуда вышел до этого хозяин сети, вынырнул назад и потянул за собой Полупопугая.
— Пошли! Пошли! Я знаю, где мы спрячемся! — Чирикшин все еще боялся погони.
Они оба нырнули в заросли и нашли большой шелковый кокон,  в котором только что пребывал хозяин сети. Хозяин сети молча висел головой вниз и хлопал глазами. Чирикшин и Полупопугай залезли в теплый, не остывший от хозяина кокон и облегченно вздохнули. На некоторое время им показалось, что они находятся в безопасности.
Когда они отдышались, Чирикшин наконец спросил у Полупопугая:
— Ну, куда это ты меня завел?
— Я тебя завел? Ты же впереди мчался!
— Ну, и далеко еще?
— Минимум семь воздушных поворотов.
— А что такое минимум?
— Сам не знаю, но красиво звучит. Минимум… Мне нравится. Я наискосок люблю. Вообще-то я сам туда дороги не знаю, — признался Полупопугай Чирикшину.
— Так откуда ты про это Диво-Крапиво узнал?
Полупопугай пожал крыльями:
— Горби рассказывал. Про Поле Чудесных Одуванчиков, про одуванчики-сюрпризы, про обменку, про лоток. А я у него один такой узелочек-помпончик развязал — он про это Диво-Крапиво и вспомнил. В Забытом Городке не упомнишь ничего. Вот, Горби и наловчился узелки на память завязывать. Поэтому он весь в бубочках. Узелок завяжет — забудет. Это ж Забытый Городок! А когда развязывает — вспоминает. Так приловчился. А больше никто так не умеет, поэтому наверняка он один в Забытом Городке и остался, потому что придумал, как запоминать узелками. Узелок развяжет — и вспоминает.
— А ты что? — спросил Чирикшин.
— А что я?
— А ты, почему не забывал все там, в Забытом  Чудесном Городке?
— Так я же Полупопугай, поэтому забываю только наполовину. И все остальное только наполовину. И тебе советую только наполовину.
— Ну, хорошо! Так ты мне сначала расскажи про Диво-Крапиво.
— Так что сначала? Сначала я за узелок зацепился, и узелок развязался. Если бы узелок не развязался, так Горби про это Диво-Крапиво и не вспомнил бы никогда. А я тем более.
— А кто ему рассказывал?
— Кто-то рассказывал, а кто он не помнит. Он на то, чтобы запоминать, кто ему про Диво-Крапиво рассказывал, узелок не завязывал. Ну, и не запомнил.
— Ну ладно, про узелок я понял, а про то, как туда попасть?
— А про то, как туда попасть в узелке тоже не было.
— А про что было?
— А было про Обменку, про то, что найти Диво-Крапиво можно только, если лететь на Обменные Лотки, за Пуховым Потоком, за Буреломом Буреломовичем, за Абаланскими горами. Про Поле Разноцветных Одуванчиков, про Одуваны-сюрпризы, про Одуваны-желания, про амулеты-одуваны и про серебрянные брелоки,
— Для чего?
— Для обмена.
— А про амулеты — чего?
— Амулеты? Амулеты из одуванчиков с Поля получаются. Из Одуванов-Желание.
— А как?
— Ну вот если ни одна Настоящая Прелестьа на цветок одуванчика не сядет — чьим-то желанием его не зарядит, то такой цветок сам по себе вырастает в одуванчик.
И этот одуванчик, который вырастает из такого цветка-одувана становиться Одуванчиком-желание. Про такой Путешественник из Руселькиного Малюпусенького Чудесного Городка мечтал. Тот, кто сдует такой одуван — получит немедленное исполнение желания. А если и такой одуванчик никто не сдует — то одуванчик сам осыплется. А желание — янтарек такой маленький на поле Волшебных Одуванчиков скатится. Вот этот янтарек и есть  амулет-одувачик.
— Ну да? — искренне удивился Чирикшин. — Ну-ка расскажи мне об этом.
— Становится амулетом, — сказал Полупопугай, — и оберегает того, в чьи руки он попадет.
— От чего оберегает?
— От разного, — сказал Полупопугай. — От бед, напастей помогает.
— Помогает?
— Ага. От несчастной любви...
Чирикшин нетерпеливо перелистнул крылышком — несчастная любовь его не интересовала.
— Амулет с Синего Одувана — на здоровье, — продолжил Полупопугай, — веселье.  Желтый одуван —  творчество, надежда. Алый — гармония со всем миром. Солнце.
Чирикшин слушал открыв рот.
— А некоторые по два носят, — сказал Полупопугай.  — Синий с желтым в одной оправе —   для здоровья, радости и способности ощущать Тайну.
—  А радужный янтарек —  от Одувана-желание — вообще главный амулет Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков… Да! — вспомнил Полупопугай. — Еще желтый защищает маленьких.
— Ну и откуда это на Лотках-Обменках?
— С чердака, — серьезно ответил Полупопугай.
— Что? — удивился Чирикшин.
— Смотри, — снисходительно объяснил Полупопугай. — Вот видишь — Большие Абаланские Горы?
— Вижу!
— Представь себе, что какой-нибудь здоровенный мальчик-альпинист захотел покорить Пик Абалана? Представляешь?
—  Не очень, — честно сказал Чирикшин.
— Вот, — сказал Полупопугай и захотелось ему двести килограммов прекрасного альпинистского снаряжения. Так?
Чирикшин кивнул без фанатизма.
— Вот замечтался альпинист о таком снаряжении, а мимо Настоящая Прелестьа пролетала. Она его желание на крылышки срисовала и на Поле разноцветных Волшебных Одуванчиков понесла. А на поле на цветок одуванчика села — и одуванчик желание выполнять принялся.
— Ну?! — удивился Чирикшин.
— Так альпинист дома остался, — пояснил Полупопугай, — А на Поле пришла какая-то девочка из Чудесного Городка Абаланских Красоток.
Чирикшин ждал.
Сдула девочка закодированный, созревший одуванчик — а возле нее целая кипа альпинистского снаряжения объявилась.
Чирикшин сперва захохотал, а потом спросил:
— А чего?
Снаружи раздался крик пойманного охотника.
— Потому что желание альпинист загадывал, — терпеливо объяснил Полупопугай. — А для девочки оно исполнилось.
—  А на фига ей снаряжение? — удивился Чирикшин.
— Не надо, — согласился Полупопугай. — Так бывает. Для того там Развалка.
— Для   чего?
— Ненужные сюрпризы на Развалке рядом с Полем Разноцветных Волшебных Одуванчиков забрасывают. Так всегда делали — ненужные вещи закидывают на Развалке.
— И амулеты?
— Если кому — не надо.
— А потом?
— А потом — меняют.
— Кто?
— Все, кому охота по Развалке полазить, что-нибудь подыскать. А больше всего — Летучие обезьянки с Развалки.
— Чего?
— Ну, на всех Развалках живут летучие обезьяны. И на этой живут. Раньше они обыкновенными были, а потом — начали меняться. На Обменный лоток летать. За Пуховый Поток.
— А что еще? — не понимал Чирикшин.
— Объясняю, — терпеливо сказал Полупопугай, — Про альпиниста ты уже понял? А та девочка, которая нашла его снаряжение, в свою очередь пожелала духи. Понял? Себе! Но духов она не получила. Получила альпинистское снаряжение. А духи получит кто-то другой.
 И ее желание тоже — сбылось. Другой одуванчик духи осуществил.
— И что? — С любопытством спросил Чирикшин.
— А одуванчик тебе достанется, — сказал Полупопугай.
— И ты его сдуешь.
— Ну...
— Ну и получишь духи.
— Что? — возмутился Чирикшин — Духи?  Да я в жизни на твое Поле не полечу!
Чирикшин нахохлился. В коконе дуло.
— Куда же ты показывал?
— В сторону гор!
— Больших или малых?
— Малых, — подумав, сказал Полупопугай. — Зачем нам Большие? Через Большие мы не перелетим, значит за Малыми будем лететь.
— Так за Малыми?
— За Малыми будем искать, — твердо повторил Полупопугай.
— Смотри, — только и сказал Чирикшин, которому тоже показалось вполне логичным искать то, что ему нужно там, где искать всего удобнее. — Ничего, найдем, — бодро закончил Чирикшин.
Вот так они и сидели, чирикали и отогревались в шелковом коконе, и отдыхали, и не хотели оттуда выходить, и им было хорошо.
— Бе-е-е-е-е-е… — раздалось откуда-то снаружи. — Бе-е-е-е-е-е…
— Кто бы это мог быть? — спросил Чирикшин у Полупопугая.
— Понятно, кто, — ответил Полупопугай. — Это, наверное тот, которого мы словили.
— Пошли, посмотрим?
— Холодно. Давай так с ним поговорим, отсюдова.
— Эй, ты! Ты нас слышишь?
— Слышу… Ребята, — говорит тот, чья сеть. — А чего это вы меня запутали?
— А чего ты на нас охотился? — спросил Чирикшин, не высовывая носа из кокона.
— Да я на вас не охотился!
— А на кого ты охотился? — спросил Полупопугай.
— Да я вообще не местный.
— А кто же ты? — спросил Чирикшин.
— Просто Прелестник.
— Шо? Какой, Прелестник? — спросил Полупопугай.
— Настоящий.
— Ну, и что ты, настоящий Прелестник тут делаешь? — спросил Чирикшин.
— Я Настоящую Прелесть ловлю!
— Какую Настоящую Прелесть?
— Это такое летающее существо, исключительно редкий экземпляр. Реликтовая Настоящая Прелесть.
— Почему ты ее тут ловишь?
— А где же еще Буреломную Настоящую Прелесть ловить, как не в Буреломе?
— Бурелом большой, почему тут ловишь?
— Не скажу!
— Виси!
— Ага, я скажу, а вы поймаете!
— Кого?
— Настоящую Прелесть!
— Да зачем она нам?
— Зачем-зачем? Зачем и мне — для мамы!
— Ты кто?
— Прелестник!
— А я Чирикшин, мне прелести ловить не по чину, не за чем. Ерунда!  Зачем она мне?
Прелестник головой покачал, потом подумал:
— А, может, так отпустите?
— Откуда?
— Из сети!
— Как?
— Выверните ее.
— Ты сам попал!
— Ну, пожалуйста!
— Говори, почему ты тут Прелесть Настоящую ловишь? Бурелома тебе мало?
— Ты с какого Чудесного городка? — спросил Чирикшин.
— А вы никому не скажете?
— Про что?
— Почему я тут Настоящую Прелесть ловлю.
— Никому, — пообещал Чирикшин.
— Тут Белая Плешь.
— Какая Белая Плешь?
— Белая Буреломная Плешь.
— И что?
— Единственная Белая Плешь в Буреломе.
— И что?
— Настоящая Прелесть тут живет. Она реликтовая. Особенная. Добрая. Большая. От нее у буреломных голова болит. У нее тут цветок каменный. Она в нем живет. Тут от Бурелома безопасно.
— Ты из какого Чудесного городка? — спросил Чирикшин.
— Белую Плешь буреломные не любят, поэтому Настоящая Прелесть тут живет.
— Отпустите меня, — сказал Прелестник.
Почему буреломные сюда не ходят? — спросил Чирикшин.
— Тут единственный источник с чистой водой. Буреломные не пьют чистую воду.  Если я Настоящую Прелесть вам отдам, отпустите?
— Ты же ее еще ловишь?
— Поймал уже.
— А где она?
— А если скажу, отпустите?
— А не врешь?
— Я ее в каменном цветке привалил. Лепестки камнем привалил, чтобы не раскрылись и ее не выпустили.
— А если ты ее поймал, чего же ты тут сидишь?
— Думаю.
— Чего ты думаешь?
— Как мне с буреломными договориться, чтобы они меня через Бурелом с Настоящей Прелестью пропустили.
— Ну, и что придумал?
— Придумал чего? Поймать кого-нибудь для буреломных. Вас, к примеру.
— Ты из какого Чудесного городка? — спросил Полупопугай.
— Отпустите меня, я вам песенку спою.
— А за что? — удивился Полупопугай.
— Если отпустите.
— Моя мама этого не любит, — сказал Чирикшин.
— Отпустите меня, я больше не буду. Вообще-то видно, что вы не местные.
— По чем, это видно?
— Поговорили. Не съели.
— А, у нас фермента такого нет, тебя кушать. Такой фермент только у Гревы Многоголовой, а она за нами гонится. И скоро сюда придет.
— Сюда не сунется, — сказал Прелестник. — Плешь им нервы щекочет.
— За нами сунется.  Мы ей на голову нагадили, — сказал Полупопугай.
— Ну, что? — спросил Чирикшин. — Будешь дальше говорить, петь  или будем Греву Многоголовую ждать?
— Это жестоко, — сказал Прелестник.
— И долго, — сказал Чирикшин. — Если каждая голова облизнет тебя сначала, то минут сорок пройдет.
— Бедовая не будет облизывать, — сказал Чирикшин. — Сразу укусит.
— Бедовая — сразу, — подтвердил Полупопугай. — Четыре ряда зубов.
Прелестник задергался.
— Все скажу, — сказал он истово. — Все, что вспомню, скажу. Мне четыре года было, когда я у брата первую машинку украл.
Чирикшин и Полупопугай переглянулись.
— Меня в Абалане мама ждет, — сказал Прелестник. — Жены.
Чирикшин скрипнул клювом.
— Я все скажу, как на духу, — плакался Прелестник.
Чирикшин скептически посмотрел на висящего вниз головой запутанного Прелестника.
— Только не ври, — предупредил Полупопугай.
— Мамой клянусь, — сказал Прелестник. — Жены.
— Хорошо. Если ты ее поймал — где она?
— Кто?
— Мама... То есть Прелесть Настоящая!
— Прелесть Настоящая? В ужасе. Наверное.
— Почему?
— Отпустите, я все скажу... У меня в четвертом классе было... Учительница кошелек потеряла...
— Полупопугай! Может ему и рот завязать?!
Прелестник вспомнил:
— Так она у себя. В Цветке каменном. Я лепестки мусором привалил — она выбраться не может.
— Каменный цветок?
— Ну, это место где она обитает, так называется. Правее — за ручейком вход. Она там дома.
— А как вылетает?
— Цветок лепестки раскрывает — и она летит, когда хочет. У Настоящей Прелести режима нет. Это свободная  Настоящая Прелесть. Реликт.
— Что значит — реликт?
— Ну, Настоящая Прелесть раньше всех тут поселилась. Когда еще Бурелома тут не было. Когда еще экологии тут не было. До того.
— А что тогда было?
— Просто природа. И Настоящая Прелесть. Это потом, когда тут все загадили, Бурелом появился. И экология... И знаете — когда Настоящая Прелесть вылетает — Бурелом пустеет.
— Почему?
— Потому. Потому что она — неправильная Настоящая Прелесть. Не Буреломная. Не патриот.
— Потому, что когда Настоящая Прелесть летит над Буреломом, то весь Бурелом не в себе. Это же магнитная Буря. Буря чувств.
— Что ты имеешь в виду?
— Хорошо! Только — Вам. Дело в том, что Настоящая Прелесть — Белая. Она чистая и добрая. Она Бурелому настроение обламывает, злобное. Агрессивность снижает, злобу. Недоверие, ехидство — все на нуль ложиться, когда Настоящая Прелесть летает. И ничего бы, если бы она всегда в одно и тоже время летала. Как в природе: ночные — ночью, дневные — днем. Так нет. Она же реликтовая — и летает когда вздумается. Ее буреломные прямо боятся. Прямо не болеют, когда она летает. Прямо с глаз долой! Нет. Настоящая Прелесть — не патриот.
Полупопугай подумал:
— Послушай, Прелестник — но если Настоящая Прелесть реликтовая, то она до Бурелома здесь появилась?
— До, — подтвердил Прелестник. — Когда тут природа была.
— Значит, остальные — после?
— После. Экологию сделали из природы.
— 3начит — это ее Родина?
— Ну? — не понял Прелестник.
— 3начит — она патриот. Первичный патриот. Если остальные — потом.
— Ну…
— Тогда, значит, патриот — это добро и все такое. То, что она и делает… Прелестник туго соображал. Наверно много крови к мозгам прилипло.
— Хорошо, — не стал настаивать Чирикшин. — А тебе она на что?
— Мама принести просила.
— Жены? — хором спросили Чирикшин и Полупопугай.
Прелестник обиделся:
— Мама читала, что Настоящая Прелесть от всех болезней лечит.
— Понятно, — сказал Полупопугай. — Хорошо объяснил. Хороший мальчик.
— Развяжете? — спросил Прелестник.
— Сначала сеть твою смотаем.
— Потом?
— Потом — мусор от лепестков отвалим.
— Потом?
— Потом — выпустим…
— Спасибо!
— Выпустим Настоящую Прелесть.
— Почему — Настоящую Прелесть?
— Потому что тогда нас трое будет с Настоящей Прелестью. А ты уберешься подобру-поздорову.
— А как же я через Бурелом пойду?
— Как сюда прошел? — сказал Полупопугай.
— Не бойся — им, буреломным, сейчас не до тебя, — сказал Чирикшин. — Они нас ловят.
Прелестник понял, что так и будет. Чирикшин и Полупопугай мусор от лепестка отгребли, лепесток очистили и в Каменный Цветок заглянули.
— Ну, иди — со вздохом сказал Чирикшин. — Помогай доброй Настоящей Прелести.
— А я пока Прелестника покараулю.
— Кого, — спросил Полупопугай, — ты пока покараулишь?
— Иди, не бойся — сказал Чирикшин. — И помни — мы все с тобой. Мысленно… Полупопугай вздохнул и пошел…
Сквозняки всегда избегали Полупопугая. Или Полупопугай всегда избегал сквозняков? Так или иначе, внутри Каменного Цветка, куда полез Полупопугай, было сумрачно и свозило. И эти обстоятельства добавили решимости Полупопугаю поскорее найти и выпустить Настоящую Прелесть и...
И в этом месте Полупопугай поскользнулся и куда-то поехал. Он не стал цепляться за окружающие предметы из опасения, что в неизвестном, темном месте они могут окружить его слишком сильно, а сложил крылья как ласточка и стал падать как кирпич. Хотя падал — слишком сильно сказано. Потому, что после того, как Полупопугай поскользнулся, он и ехал-то какие-нибудь секунды. Но пыли поднялось порядочно. Такая поднялась пыль — что хоть стой — хоть падай. Едкая, пахучая и липкая. Не нужно было много ума, чтобы сообразить, что пыль  на самом деле, скорее всего, это вовсе не пыль, а пыльца Каменного Цветка. И конечно по вредности и противности она не шла ни в какое сравнение со сквознячками. Потому что цветочная пыльца оказалась куда хуже сквознячков. Полупопутай расчихался всеми известными ему из разных языков мира чихами, которым научила его когда-то известная переводчица из Чудесного Городка.
— Апчхи, — чихал Полупопугай по-китайски. — Апчхи, — добавлял он по-немецки. — Апчхи, — разносилось по цветку по-французски. — Апчхи, —  следовало арабское продолжение.
Глаза у Полупопугая тоже резало от цветочной пыли. В сумерках цветка что-то происходило, менялись какие-то формы, и пыльца никак не могла улечься. И тогда Полупопугай решил поискать Настоящую Прелесть на ощупь. Xорошее дело, правда? Тем временем его словарный запас начал сокращаться. Полупопугай дошел уже до Апчхи  по-фламандски, а клюв его покраснел как аварийная лампочка аварийной сигнализации и вспыхивал при каждом чихе. Полупопугай перебирал лапками, пока не наткнулся на какой-то пестик. И, вдруг, кто-то над самым ухом Полупопугая довольно отчетливо сказал:
— Будьте здоровы!
Полупопугай уже забыл обо всем — и о том, зачем он здесь — тоже. Чихи, в которые он втянулся, требовали полной сосредоточенности и умения концентрироваться. Иначе можно было вывернуть крыло или треснуться головой о стену, или подвернуть лапу. Чихающего Полупопугая всего болтало. Его болтало, а он апчихал. Кроме того, пчихи разносились по цветку, искажались, преломлялись и возвращались обратно, и вполне могло оказаться что то, что он услышал, было слуховой галлюцинацией. Поэтому Полупопугай не обратил поначалу на пожелание доброго здоровья никакого внимания и снова зачихал.
— Будьте здоровы! — снова пожелал Попупопугаю тот же приятный голос. Полупопугай прослезился, пошире открыл глаза и огляделся. Полупрозрачные каменные лепестки Каменного Цветка пропускали внутрь подобие света, едкая цветочная пыль осела, и Полупопугай увидел ту, за которой полез внутрь — Настоящую Прелесть. Она была прелестна по-настоящему.
— Спасибо, — осторожно поблагодарил Полупопугай, опасаясь, что если он поблагодарит неосторожно — цветочная пыльца снова поднимется, и ему снова придется куковать:
— А Вы —  кто?
— Я? — спросил голосок. — Я Настоящая Прелесть.
— О! — обрадовался Полупопугай. — На ловца и зверь бежит. Тебя-то мне и надо.
Голосок затуманился:
— На ловца?  А Вы что — охотник?
— Конечно охотник, — саркастически, но шепотом заметил Полупопугай. — Большой охотник лазать по пыльным закоулкам, протирать колени и наживать себе гайморит.
Настоящая Прелесть помолчала, а потом негромко спросила:
— А как Вас зовут, охотник?
— Полупопугай, — сказал Полупопугай.
— Полупопугай? — удивилась Настоящая Прелесть. — А можно на Вас взглянуть?
— А как ты на меня взглянешь? — удивился Полупопугай. — Тут тесно и темно.
— Если Вы отыщете возле себя пестик, — сказала Настоящая Прелесть. — И нажмете на него — вспыхнет свет. — Полупопугай пошарил в темноте и нашел какую-то толстую штуку. Он нажал на нее изо всех сил — и немедленно, где-то наверху, разошлись, изгибаясь, кончики,  самые кончики лепестков Каменного Цветка. И место, на котором стоял Полупопугай, осветилось. Полупопугай вспыхнул подсветовыми линиями всеми цветами своего оперения   и пыхнул своим алым раскаленным носом. Резкий переход от тени к свету слегка ошеломил его, а Настоящая Прелесть не дала опомниться.
— Точно! — закричала она. — Похож! Да это он и есть!
— Кто он? — поперхнулся было Полупопугай.
— Да — ты! — отмахнулась Прелесть. — Не мешай! Это он и есть, — продолжала она. — Какое счастье! Какая удача!
Свет из-за лепестков, из-за отогнутых кончиков лепестков засиял ярче. Он еще сильнее ослепил Полупопугая. Полупопугай  зажмурился и не заметил, как прямо у него из-под ног полезли правильным кругом, оборачивая его, каменные пестики Каменного Цветка. Да и трудно было заметить что-то ему, ослепленному, и  возможно ослышавшемуся. Настоящая Прелесть заломила от радости крылышки:
— Боже мой, — заломила Настоящая Прелесть крылышки. — Тот самый Полупопугай! У нас! Здесь! В Каменном Цветке! Какое счастье! Посмотрите, — обернулась она к зрителям, которых не было. — У меня в Каменном Цветке! Полупопугай! Лично! Самый!!!
— Чего? — не понял Полупопугай.
— Такие люди — такие люди... — бормотала Настоящая Прелесть, смахивая слезу. Потрясенно и расстроено. Взволнованно и искренне.
— Не понял, — честно сказал Полупопугай, отодвигая лапу, через которую энергично продирался еще один, стремительно растущий каменный тычин.
Через пальцы которой быстро прорастала тычинка Каменного Цветка. Тычинки вокруг Полупопугая росли все быстрее и гуще.
— У нас в семье есть поверье, — сказала Настоящая Прелесть.
— Какое поверье? — спросил Полупопугай, уткнувшись носом в тычинки.
— У нас в семье есть поверье, — повторила Настоящая Прелесть, — дело в том, что по преданьям, — Настоящая Прелесть отступила от Полупопугая на полшажочка, а потом еще на полшажочка, — по преданьям нашего рода — по преданиям, которые передаются из поколения в поколение, быть Настоящей Прелестью — это не верх наших превращений. Что быть Настоящаей Прелестью — не самое прекрасное воплощение из тех, которые нас ждут. Не завершение наших реинкарнаций.
— А что — верх? — недоуменно спросил Полупопугай, надеясь получить от ответа настоящее удовольствие.
— В нашей семье живет предание, — восторженно сказала Настоящая Прелесть, — что самое прекрасное, что может ждать Настоящую Прелесть в конце ее пути — это стать ... Полупопугаем…
— Га? — поперхнулся Полупопугай.
Клюв у него отвис. Настоящая Прелесть отдвинулась дальше, наблюдая за тем, как каменные тычинки прочно запирали Полупопугая в круге каменных прутьев.
— Да, — со спадающим энтузиазмом сказала Настоящая Прелесть, мысленно оценивая толщину прутьев. Полупопугай, занятый перевариванием открывшейся ему Истины не обратил на это никакого внимания.
— Да! — продолжала Настоящая Прелесть, наслаждаясь произведенным эффектом и толщиной тычинок. — Да, не всем Настоящая Прелесть дано достичь гармонии и совершенства: стать в последней реинкарнации Полупопугаем — венцом творения, но мы к этому стремимся. Мы, Настоящая Прелесть, стремимся стать совершеннее красивее, добрее. Стремление к  совершенству, к возможности стать Полупопугаем — главный движитель каждой зрелой умом Настоящая Прелесть.
— Стремитесь, — сказал Полупопугай, довольно тупо сказал.
— Конечно, — сказала Настоящая Прелесть, наблюдая, как окончательно окаменевают толстые тычинки вокруг несчастной птицы. — Это же такое счастье — обладать таким замечательным оперением, таким изумительным клювом, — Полупопугай собрал губы в колечко. — Такими яркими перьями и такими глубокими честными глазами. —   Глаза у Полупопугая тоже округлились. Стали еще круглее.
— И если на свете есть совершенство, — Полупопугая слегка покоробило при слове «оно», — а  оно есть, то это совершенство имеет имя. Его зовут Полупопугай. — Настоящая Прелесть совершенно уверилась в собственной безопасности оценивая возникшую вокруг Полупопугая клетку на "пять", тогда как Полупопугай попробовал соответствовать надписи под картинкой которую нарисовала Настоящая Прелесть. Ему хотелось, чтобы это имя стояло именно под ним. Хотя чувствовал он себя ужасно: неудобно,  скованно, согнуто и тесно. Он хотело стать поудобнее и посвободнее, но со всех сторон его окружали каменные прутья, от которых затекали ноги и болела шея. Настоящая Прелесть еще немного отодвинулась и захохотала. Полупопугай был заключен.
— Ну,  как? — спросила Настоящая Прелесть. — Ты когда-нибудь слышал что-нибудь подобное?
— Не…  Ничего не слышал, — сказал запутавшийся Полупопугай. — А что ты про совершенство Полупопугаев говорила?
— Уши тебе протирала, — совершенно равнодушно сказала Настоящая Прелесть. — С лапшой и клеем. При слове «лапша» Полупопугай поперхнулся. Этого не надо было говорить. Полупопугай дернулся.
— Надо было тебя заговорить, — продолжала Настоящая Прелесть.  И Полупопугай понял, что попался.
— Сам понимаешь, размалеванный, — сказала Настоящая Прелесть. — Я девушка слабая, беззащитная... А здорово я тебя... — добавила она с ноткой восхищения. — Мне наверно на любом фестивале премию дадут. За артистичность.
— Не дадут, — разозлился Полупопугай, который понял, что Настоящая Прелесть его обставила. — Не дадут тебе премию.
— Это почему? —  запротестовала Настоящая Прелесть.
— У тебя ноги короткие, — мстительно сказал Полупопугай. — И бедра  так себе!
Настоящая Прелесть вспыхнула. Если бы она не опасалась стряхнуть с крыльев пыльцу, она дала бы Полупопугаю пощечину. Хотя, какая пощечина через прутья клетки?
— Не прошло,  охотничек? — суммировала Настоящая Прелесть. — Не попал?
— Я не понял, — честно сказал Полупопугай. — Ты — такая нежная, чувствительная — в клетку птичку загоняешь.
— Нежная? — захохотала Настоящая Прелесть. — Будешь в Буреломе нежной.
— Буреломные — раз, Прелестник — два, а тут ты еще на мою голову свалился... Тоже мне — на ловца и зверь бежит. Приехали?
— Да не нужна ты мне, — заорал Полупопугай. — Я по своим делам тут пробирался. А Прелестника мы случайно поймали. Он нам про тебя рассказал, вот мы и решили тебя вытащить. Доброе дело сделать. Заодно. Нам Диво-Крапиво нужно, а не ты — Прелесть Настоящая.
— А зачем?
— Так, на Детскую Площадку Отдыха и Наслаждений. Буреломышей гонять.
— Буреломышей? — Прелесть задумалась. — Не врешь?
— Честно! — Полупопугай глаза округлил. А сам думает: 
— Попал как кур в ощип.

А Настоящая Прелесть — ничего, хохочет:
— А кто второй?
— Так — Чирикшин.
— А чего же вы сюда залетели?
— С дороги сбились. Потом на Ровное Место залетели. С Буйной головой встретились.
— С Буйной Головой? Гревы Многоголовой?
— Ну.
— Ну и как?
— Еле удрали.
— Удирали-удирали — и попали в сеть. Только в сети Прелестник запутался, а не мы. Мы его поспрашивали дорогу, цель пребывания, он нам про тебя и рассказал. А мы помочь тебе решили. Выпутаться.
— А где Прелестник?
— Спутанный.
— Ладно, — сказала Прелесть, подумав. — Поверю тебе. Выпушу. И дорогу расскажу. А вы мне за это Прелестника спутанного оставите.
— Зачем?
— А вам он зачем?
— Хорошо, — сказал Полупопугай. — Оставим, коли так.
— Эй! Наконец-то! — закричал Прелестник, когда из Каменного Цветка показались сначала Полупопугай, потом Прелесть Настоящая. —   А то я тут совсем зависелся.
Чирикшин толкнул его в бок и Настоящая Прелестьин закачался.
— Я тут совсем заколебался! — закричал он, раскачиваясь, как маятник.
И, покосившись на Чирикшина, складно добавил:
— Я хотел бы вам помочь.
Как мне сделать это, смочь? — И далее без паузы.
— Так хотелось бы в покое,
Повисеть вверх головою!
Ему и вправду надоело вниз головой висеть.
— Чего это он? — уставился Полупопугай на Чирикшина.  — Свихнулся?
— Поэзия — моя слабость, — признался Чирикшин, — и мне всегда хотелось привить кому-нибудь чувство прекрасного.
Полупопугай посмотрел на Прелестника и спросил:
— Привил?
Прелестник посмотрел на Чирикшина затравленно и выдал:
— О, Учитель,
Тонкое чувство прекрасного,
Вы передали мне
В назидание
И, я, поэзии солнцем обласканный…
— Заглохни, — сказал Полупопугай.
Настоящая Прелесть с удовольствием потрогала веревки и обрывки, которыми судьба упеленала Прелестника.
— Так все хорошо выглядит, — сказала она. — Честно.
— А ты, наверное, Чирикшин? — спросила она у воробья. — Тот самый!
Воробей   от удовольствия   зажмурился. «Тот самый» — могло обозначать то, что о нем наслышаны, что он знаменит, что его любят. Полупопугай, который знал Настоящую Прелесть лучше, не обратил на ее слова никакого внимания. Потому, что ее слова могли и ничего не обозначать.
— Значит, хотите Диво-Крапиво добыть? — вдумчиво сказала Настоящая Прелесть.
Чирикшин и   Полупопугай   закивали. Прелестник тоже закивал. Ему тоже больше хотелось идти добывать Диво-Крапиво, чем оставаться у Каменного Цветка, наедине с Настоящей Прелестью, на которую он охотился давеча.
— Диво-Крапиво сейчас трудно достать, — сказала Настоящая Прелесть. — Это вам за Пуховый Поток надо перебираться, на   Торговый лоток. А Пуховый Поток сейчас разлился, пожалуй. Сезон схода с Пуховых Верховьев. Тут надо что-то придумать.
— Надо низко им лететь,— неожиданно сказал Прелестник, и перехватив взгляд Чирикшина, быстро добавил — чтоб в Буреломе уцелеть.
— А что, правильно, — задумчиво сказала Настоящая Прелесть, внимательно взглянув на Прелестника. — Если будете низко лететь, вас могут и не заметить буреломные.
— И в направлении Холодного Пальца, — снова сказал Прелестник, но уже смелее. — А от Холодного Пальца они уже сами пух почувствуют и мошек. Где Пуховый   Поток — там и мошки.
Настоящая Прелесть снова кивнула, а Чирикшин не заругался за то, что Прелестник прозой  заговорил. Прелестник духом воспрянул.
— Тогда вот еще что, — сказала Настоящая Прелесть, — самое трудное. Когда к Пуховому Потоку подберетесь, Домишко ищите.
— Какой домишко? —  спросил Полупопугай.
— Домишко-Плотишко, — пояснила Настоящая Прелесть. — Через Пуховый Поток вы так не перескочите, и перелететь не сумеете. Пуховый Поток — это что-то особенное. На ту сторону только в Домишко-Плотишко перебраться можно. Иначе нельзя. А на той стороне вам бояться нечего. Там вас буреломные не достанут. Там —  лоточная площадка — место для торговли.
— Всеобщее, — ненавязчиво уточнил Прелестник.
— Ага, — согласилась Настоящая Прелесть. — Значит низенько, над Буреломчиком, до Холодного Пальца долетаете, а там — от Холодного Пальца к Потоку Пуховому.
— А что это за Холодный   Палец? — спросил Чирикшин.
— А как мы Домишко-Плотишко найдем? — спросил Полупопугай.
— Домишко-Плотишко на берегу где-то, Пухового Потока, — сказала Настоящая Прелесть, Это вроде как паром через Пуховый Поток. А Холодный Палец — за родничком.  Она махнула крылышком в сторону родничка.
— Так таки прямо, —   съехидничал Чирикшин.
— Ну, часа четыре лету, — серьезно сказала Настоящая Прелесть. — Пустяки для такого мужчины.
— Может я их переведу? — несмело предложил Прелестник, которому смерть как не хотелось гостить у Настоящей Прелести.
— Виси, Сусанин, — сказала Настоящая Прелесть.
— Ну, ребята, попейте воды из родничка, — сказала она, — и летите. До темноты к Домишку-Плотишку и доберетесь. А то неровен час, в Буреломе заночуете.
— Я хочу тебе добра, — сказал Прелестник Чирикшину, — улетать тебе пора.
— Ладно, — сказал Чирикшин, с сожалением глядя на Прелестника, — показывай свой  Холодный Палец.
Настоящая Прелесть кивнула и стала подниматься вверх по спирали в холодное небо Бурелома Буреломовича. Чирикшин щелкнул Прелестника по носу и взмыл вслед за Настоящей Прелестью. Полупопугай потерся об грязные веревки, чтобы не так ярко сияло оперение, и полетел вслед за ними.
Высоко вверху, прямо над головой висящего вниз головой Прелестника, они встретились и о чем-то загомонили, показывая крылышками в разные стороны. Прелестнику, висящему вниз головой, было все хорошо видно в холодном небе Абалана. Потом Настоящая Прелесть опустилась, а те двое полетели куда-то в сторону, наверное, в сторону Холодного Пальца.
Настоящая Прелесть стала молча прохаживаться перед Каменным Цветком, обходя спеленутого Прелестника. Прелестник тоже молчал. Прошло десять, потом двадцать минут, потом Прелестник, которому попался на глаза прекрасный крючочек неподалеку, сказал:
— А ты знаешь что?
— Что? — спросила Настоящая Прелесть, которая никак не могла решить, что ей делать с охотником.
— А   Пятиножки у вас водятся? —  спросил Прелестник.
— Пятиножки? — переспросила Настоящая Прелесть. И опять внимательно посмотрела на Прелестника. — Слушай, ты мне даже нравишься.
Она снова подумала и добавила решительно:
— Ты тут повиси еще немножко. А я сейчас кое-куда слетаю.
Прелестник кивнул и на крючочек покосился. Настоящая Прелесть взлетела без разбегу. Взлетела она и помчалась вслед за Чирикшиным и Полупопугаем. Прелестник вздохнул и стал раскачиваться.
Прошло десять минут. Полет над Буреломом протекал, низко, но нормально. В этой стороне их, вероятно, не искали: ни Чирикшина, ни Полупопугая.
Буреломная охота гомонила   где-то совсем уже вдалеке, и никто внизу в Буреломе не свистел, не улюлюкал, и не топал ногами.
Чирикшин как птенец, выпавший из гнезда напирал грудью и махал крыльями не столько в силу необходимости, сколько от переполнявших его чувств. Он переживал события на Ровном месте, Тучу Перелетных листьев, общение с Прелестником и знакомство с Настоящей Прелестью. Белой Настоящей Прелестью… Он сопереживал сам себе, сам себе завидовал, восхищался и возмущался и — напрасно. Эмоции, которые переполняли Чирикшина, выплескивались из него, как вода выплескивается из переполненного ведра. Выплескивались и разносились вокруг нервными импульсами, тембром голоса, запахом мыслей и чувств.
В общем, что-то такое необыкновенное волнами или сквознячком потянулось от Чирикшина, летящего в холодном небе Бурелома в стороны, вверх, в Бурелом и донеслось, дощекоталось, дошевелилось до Пятиножки Буреломной, в осином гнезде отдыхающей на осиновых листьях. Пятиножка Буреломная обожала для отдыха пчелиные соты выбирать, осиные гнезда, муравейники, термитники и слоновники. Пятиножке ужасно нравилось, когда ее нервную систему проминали внешние раздражители. Так, где Пятиножка спать заваливалась, не шумел никто и не нервничал. Даже знак вешали для тугодумов. Вот чего бы Чирикшину не прочитать.
Пятиножка Буреломная, которую протянул сквознячок от Чирикшина, знала на память пять тысяч импульсов нервных, неврозов, истерик и нервотрепок.
Пятиножка нежилась в сильных эмоциях, и постоянство, в смысле истерик и нервных срывов, было ей   всегда по душе. Одних ноев в ее коллекции было полтора десятка штук: ной детский утренний, ной по поводу мороженого, ной прилипший к одеялу, вечерний ной и так далее. Поэтому Пятиножка Буреломная, от внутренних воплей Чирикшина сразу проснулась и воздух носом потянула.
Чувства Чирикшина обуревали необыкновенные, и Пятиножка   эти чувства сразу оценила.
— Ишь какой нервный, — пробормотала она сквозь сон одобрительно, чувствуя как проголодалась. И она стала вылезать из-под осинового одеяла.
Пятиножка выкарабкалась из осиного гнезда, ловко перебирая всеми пятью ногами. Едва Пятиножка выглянула наружу, как за ее спиной распахнулись узкие, длинные, как у стрекозы крылья, и замельтешили в воздухе. Пятиножка прислушалась к царящим в Буреломе чувствам и уверенно взяла в воздухе след Чирикшина. Полупопугай, благодушно летевший рядом с Чирикшиным, Пятиножку не заинтересовал. Потому, что в его благодушии не было ни возмущения, ни укоризны, ни каких других острых чувств. Впрочем, острые чувства у Полупопугая непременно должны были проснуться тогда, когда он увидит длинный и острый хобот-штопор, который Пятиножка завинчивает в приглянувшегося ей невротика. Завинчивает, как в бутылочную пробку, чтобы хлоп! — добраться до середины.
Чирикшин и Полупопугай мчались в холодном небе Бурелома, не подозревая, что их судьба уже решена. Причем Чирикшин скорее преодолевал трудности, чем расстояния. Так они мчались, ничего не замечая вокруг, не оглядываясь, когда в след за ними пристроилась Буреломная Пятиножка, не спеша облизывающая штопор-хобот и полируя на лету когти тремя ногами на двух остальных.
Ей нравилось обрушиваться внезапно и грозно на заранее намеченное блюдо. Пятиножка Буреломная медленно, смакуя каждый метр, приближалась к летящим на всех парусах Чирикшину и Полупопугаю, когда сзади нее на горизонте возникло белое пятнышко. Возникло и стало быстро превращаться в Настоящую Прелесть, сокращая расстояние между собой   и увлеченной охотой Пятиножкой Буреломной. Прошло еще мгновение. Оглушенная азартом погони Пятиножка Буреломная хотела… И тут ее Настоящая Прелесть, сзади по-доброму, по-доброму — тюк.  Пятиножка лапки сложила и вниз в Бурелом — бряк!
А Бурелом глаза закрыл — ничего не видит, ничего не слышит. Магнитная буря.
— Дальше сами долетят, — подумала Прелесть и повернула назад, к Каменному Цветку и Прелестнику. Пятиножка Буреломная внизу осталась лежать, без вопросов. А Чирикшин и Полупопугай не оглянувшись, ничего не заметив, так и полетели себе дальше с удобствами, болтая между собой.
Вот летели они, летели и вдруг: «Облет»  Опа-на.
— А это что за знак? — удивился Чирикшин, показывая Полупопугаю на щит, выплывающий в небо прямо перед ними. Прямо перед ними всплывал из Бурелома на четырех воздушных шариках, огромный, особенно в сравнении с нашими маленькими птичками, щит с восклицательным знаком — "Внимание! Облет! Ремонт воздушного пространства!"
Полупопугай читал, шевеля губами, надпись, а Чирикшин читал по губам Полупопугая.
— Первый раз такое вижу! — удивился Полупопугай. — Сколько летаю по белому свету. Иногда даже   по двадцать километров в одну сторону, по двадцать километров в другую без отдыха, без...
Чирикшин охнул. Чирикшин просто не смог смолчать.
— Ты меня спроси, — заволновался Чирикшин. — Спроси меня, сколько я без отдыха за один раз! И через пустыню! И через горы! Спроси меня, как я Атлантический океан перелетал в районе Гольфстрима. Я, бывало, не то, что двадцать, двадцать один километр отмеривал одним махом, то есмь, тьфу, в смысле, то есть отмеривал одним мером. Промеривал.
— Может, проныривал?— невинно поинтересовался Полупопугай. Но Чирикшину было не до шуток.
— Вперед смотри! Вот он  — Холодный Палец. Видишь — долетели. И как — без эксцессов, без нервотрепки, без наводнений, без приключений. Видишь, Полупопугай, как я тебя довел? Чирикшин носился вокруг самого себя, как собачка вокруг своего хозяина, визжа от восторга и, заливаясь лаем. Но Полупопугай, как птица, не лишенная чувства справедливости вынужден был признать, что этот отрезок пути они прошли действительно таки без приключений и, может быть, именно благодаря руководству Чирикшина.
— А-а-а — признаешь, — удовлетворенно заметил Чирикшин. И обыкновенным, вполне деловым тоном добавил.  — Что дальше будем делать?
Холодный Палец, который торчал из Бурелома, приближался к ним между тем, с той же скоростью, с которой они приближались к Холодному Пальцу. Это было довольно странное сооружение, похожее на все то, что присуще Бурелому: с лианами, плакатами, накатами, обрывками, проволоками, лезвиями, камнями, деревьями зелеными и так далее, и так далее. Но только не стелящимся, как все в Буреломе по земле, а торчащее вверх из Бурелома и издалека действительно напоминающее забинтованный грязный палец.
— Что будем делать? — повторил Чирикшин и уточнил. — Что тут написано?
— Облет, — простодушно ответил Полупопугай.
— Вот, — понял Чирикшин, раз написано "Облет", значит, будем облетать. Ты направо, я налево. Полетели!
— А потом? — опросил Полупопугай, которому не всегда нравился лаконичный стиль мышления Чирикшина.
— Потом суп с котом, — с удовольствием пошутил Чирикшин и добавил, — потом будем Пуховый Поток выискивать. Чего ж сейчас беспокоиться?
Он шмыгнул носом и, как всегда,  перепутав право и лево, помчался направо в облет толстого Xолодного Пальца. Полупопугай посмотрел ему вслед, и полетел налево.
Нет! Не так! Мы же пишем для истории. И тогда Полупопугай заложил крутой вираж, еще раз глянул на уходящий в небеса Холодный Палец — скалу из колючек, окинул взглядом горизонт и стал облетать скалу слева.
Когда Полупопугай, пролетел совсем близко к колючкам, оттуда высунулась очень длинная, огонь волосатая лапа, сгребла Полупопугая прямо на лету и втянула прямо в дупло между сплошным колючим занавесом. Не успевший выдохнуть Полупопугай, всегда стремившийся избежать неприятностей, очутился вдруг в теплой, довольно уютной пещерке, завешенной от острых колючек каким-то пухом.
— Ну? — сказал злоехидно коричневый старичок с длинными волосатыми лапами. — Обвел я вас вокруг пальца?
 Старичок чесался, похрустывал колючкой, которую он непрерывно жевал и моргал. Он был в сиреневом трико и домашних тапочках на босу ногу.
— Ты, как, — добавил он, — местный?
Полупопугай помотал головой и выдохнул.
— Это плохо. Мне местный нужен. Местный почтовый голубь нужен. Чтобы с   возвратом. Сообщение отправить некому, почту и письма. Ну ладно. Ты и не местный мне сойдешь, — старичок опять почесался. — Вишь, проблемы у меня.
— А мне то что? — несмело буркнул Полупопугай.
— Как что? — удивился   старичок,— будешь у меня почтовым голубем.
— Не буду, — уперся было Полупопугай.
— Будешь, — сказал старичок.
— Не буду,— сказал Полупопугай.
— Будешь, — твердо сказал старичок, — если ты не полетишь, аппарат строить буду.
— Какой аппарат?
— Летателъный. Искусственного почтового голубя.
— Летательный, — хмыкнул Полупопугай. — А как?
— Да просто делается, — охотно объяснил старичок, — листиков надергаю из Бурелома, перьев надергаю из тебя, веточки свяжу, твой хвост привяжу и ну —   летите, голуби, летите.
— И это полетит?
— Полетит.
— И сколько оно полетит?
— Сколько будет нужно — столько и полетит, — сказал старичок. — А пока оно летать будет, ты у меня тут погостишь.
— Это почему же?
— А как же ты без крыльев и хвоста на улице покажешься?
— А куда же они денутся?
— Дурашка, — ласково сказал старичок, — я же тебе объясняю: если ты сам не полетишь, я на твоей базе, с использованием местных ресурсов, искусственный летательный аппарат делать буду. Уразумел?
— Ну, если на базе, — сказал Полупопугай.
— А то, — обрадовался старичок понятливости Полупопугая, — ты лучше скажи, может не надо летательного аппарата делать? Может, ты сам слетаешь? Как почтовый голубь?
— Сам, — сказал Полупопугай.
— Значит, будешь моим почтовым голубем? — спросил старичок.
— Буду, — твердо сказал Полупопугай, — Когда вылетать?
— То-то же, — сказал старичок,  а то распетушился — не буду, не буду. А звать то тебя как?
— Полупопугай.
— Полупопугай… Подожди, — задумался старичок и зашевелил бровями и пальцами, — Полупопугай, Полупопугай... Слушай,  слушай, друг, — вдруг обратился старичок к Полупопугаю, — А Полутюхтю из Чудесного городка   Тюхтей — не знаешь такого?
— Знаю, — сказал Полупопугай, — чего ж не знаю. В Экзотерье вместе летали.
 — Ну, с Полутюхтей? Врешь.
— Честное слово, друг он мне.
— Вот те на — Полутюхтя ему друг. И мне Полутюхтя друг. Он меня спас однажды. Я ему друг наипервейший. Тогда и ты, стало быть, друг.
— Ну, — кивнул Полупопугай, — выходит так.
— Вот те на, — повторил старичок в сиреневом трико, ну, тогда извиняюсь, конечно. Тогда ошибочка вышла. Тогда в почтовые голуби, стало быть, ты не годишься.
— Да зачем же тебе голубь? — спросил Полупопугай.
— Застрял тут, понимаешь в Буреломе, — вздохнул старичок. — Собирал тут колючки ядовитые. Вот весточку бы мне домой послать, чтобы выбраться помогли, выручили.
— А чего сам не летишь? — спросил Полупопугай, показывал на сваленные в углу груды крыльев разных цветов, размеров, и фасонов, которые он только чтоб заметил.
— Понимаешь, Полутюхтя — двоюродный брат Тюхти. А Тюхтя перед этим в Чудесном Пряничном городке жил.

— Пряничном? — напряг память Полупопугай, — ты лучше скажи — отсюда до Пухового Потока далеко?
— Так я тебе про это и говорю, — сказал Дятл. — Я сюда Пуховым Потоком добрался из Пряничного Чудесного городка. Аккурат, когда разлив   был. Поток Пуховый тогда половину Бурелома накрыл. То-то буреломные разохались. Пол-Бурелома Пуховым Потоком накрыло. Один Палец Xолодный из Потока торчит. И я плыву. Я к пуху нечувствительный, один, как перст. Повезло мне тогда. Вот я до Пальца догреб, и пока то да се, быстренько себе ячейку в Холодном Пальце выгреб. Оборудовал. Когда Пуховый Поток в берега вошел, я уже — хоп — в Холодном Пальце, на верхотуре. А буреломные выше головы не прыгают, не любят, — старичок Дятл поерзал и продолжил. — Может кувшиночку настоечки буреломной, из колючек с перчиком?
Полупопугай помотал головой.
— А Чирикшин? — спросил Полупопугай.
— Какой Чирикшин? —  удивился Дятл.

— Он вокруг Пальца Холодного справа летел. Он куда попадет?
— А он тебе что — знакомый?
— Друг, — сказал Полупопугай.
— Как Полутюхтя? — спросил Дятл.
— Как ты, — серьезно оказал Полупопугай.
— Тогда я его отпущу, — сказал Дятл.
— Кого отпустишь? — удивился Полупопугай.
— Друга твоего, Чирикшина.
— Так ты его тоже поймал? И меня и его одновременно? Как тебе удалось?
— Ловкость рук и никакого мошенства, — довольно улыбнулся старичок Дятл, — а как же ж ты думаешь я колючки свои собираю, ядовитые?
— А как?
— Да уж не хожу по Бурелому, — ответил Дятл, — а вот этими вот руками, — и старичок стал руки разматывать.
— Хватит, — воскликнул Полупопугай, когда руки пол ячейки заняли. — А где Чирикшин?
— Под, — сказал Дятл.
— Под чем? — спросил Полупопугай.

Старичок покраснел и достал из-под себя воробушка. Обыкновенного горобчика по-городскому. Старичок вынул Чирикшина из-под себя и дунул на него. Дунул и галантно предложил: — Кувшинку холодной   настойки Пахли?
— Чего? —  вымолвил помертвевший Чирикшин.
— Пакля, — сказал старичок Дятл. Он засунул руку в ту труху, которой была устлана его ячейка, вывернул, завязал ее узлом и, скручивая еще два раза, достал еще одну чашечку неизвестно откуда.
— Целебное растение, — сказал он, — общеукрепляющее, Пахля!
Чирикшин, только что  вынутый из-под старичка, ожидал чего угодно. Такого он не ожидал.
— X-х-ап, — подавился Чирикшин, — х-х-р-р-аак. Вот значит как? — сказал он, зловеще поворачиваясь к Полупопугаю. — Кувшинку,  говоришь настойки Пахли, буреломной. А чтоб тебя вонючка покусала! — повернулся он к Дятлу и крылышками замахал.
У старичка рука перепутанная, вздрогнула, и настойка мухоморчика с перцем ядовитым буреломным из кувшинки расплескалась и прямо ему на трико вылилась. Трико, аж, задымилось. Стало старичку так — что он заплакал.
— Что, стыдно стало? — спросил Чирикшин, которому иное объяснение старческих слез и в голову не приходило. Трико у старичка дымилось и расплывалось от угощения. А ноги стали сокращаться. Сгаричок стал мельтешить и заплакал навзрыд.
Это были первые слезы, которые удалось вызвать Чирикшину последние четырнадцать   пролетенных городков. Старичок плакал и дул себе на пальцы.
Чирикшин смягчился.
— Ладно уж, — сказал он почти примирительно старичку. — И тебя вытащим.
Короче, дело к ночи. Полупопугаю хотелось поскорее исчерпать инцидент.
— Мы к Пуховому Потоку попадем сегодня? Столько времени теряем.
— Время вы не потеряете, — сказал все еще смущенный дедушка Дятл, смахивая последние слезы, — потому что вам Домишко-Плотишко искать не придется.
— Почему? — спросил Полупопугай.
— Потому, что я   знаю, где его прячут. Я вам расскажу, где его прячут.
— А что, его прячут?
— Конечно, прячут. Иначе буреломные давно утопили бы. Домишко-Плотишко вам искать не придется. Вам другое искать придется.
— Что? — спросил Полупопугай.
— Средство, как меня отсюда вытащить. Потому, что я тут один не останусь.  В Пряничный Чудесный городок хочу, к Тюхте.
— А чего ты вообще хватаешь летающие предметы? — спросил Чирикшин.
— Потому, что не знаю, как выбраться с Холодного Пальца. Планер хотел построить, только все, кого я из своих сот ухватить пытался, как правило, удирали. Мелочевка доставалась, так, клочок пуха, пару перьев. Не хватало на планер. Да и не умею я планеров строить. В ядовитых колючках разбираюсь, а в планерах — нет. Поэтому я так и обрадовался, когда двух сразу птичек ухватил. Двух птичек над Буреломом поймать – это к удаче. Планер строить не надо. Я как Полупопугая увидел — сразу про почтового голубя подумал.
— А про меня, что подумал? — спросил Чирикшин.
— Я про тебя ничего не подумал. Я тебя впрок запрятал.
— Так ты хочешь, чтобы я средство нашел, как тебя к Пуховому Потоку доставить? — спросил Чирикшин.
— Ты будешь делать то-то, — сказал он Полупопугаю, — я буду делать то-то.
— А я что буду делать? — спросил Дятл.
— Планеры, — мстительно сказал Чирикшин.
— А что это у тебя за щит на шариках перед Холодным Пальцем висит? — спросил Полупопугай.
— Какой, щит? — удивился Дятл.
— Ну, прямо  перед Xолодным Пальцем.
— Этот? Облет?
— Ну.
— Это не щит.
— А что это?
— Вообще там щита никакого нет.
— Как нет? Мы же его сами видели.
— У меня туда труба выходит. Когда я отвары варю, там парит. От паров всякие галлюцинации возникают.
— Я от этой   галлюцинации едва увернулся, — сказал Чирикшин. — Чуть лоб себе не расшиб.
— Так никто не знает где граница между плохой реальностью и хорошей иллюзией, —сказал Дятл.
В это время хлопки послышались и треск.
— Что это? — испугался Чирикшин.
— Шарики полопались и щит упал.
— Они же иллюзия, — удивился Чирикшин.
— Они хорошая иллюзия, —сказал Дятл,  — а у хорошей иллюзии всегда реальное завершение. Хорошая иллюзия только начинается, как иллюзия, а заканчивается, как реальность.
— А ты не иллюзия? — спросил Чирикшин опасливо.
— А ты точно друг Полупопугая, друга Полутюхти, моего друга? — спросил у Чирикшина Дятл.
Чирикшин почестнел сразу.
— Точно, —сказал  лучший друг Полутюхти, Четвертьмухти и Осьмухти.
Полупопугай посмотрел на него с укоризной.

— Ну и тебе друг, — сказал Чирикшин, — давай, поехали, — сказал он Полупопугаю.
— И я с вами, — сказал старичок Дятл.
Руки у старичка Дятла завертелись в ячейке, как веретено. Старичок Дятл все свои заготовки собрал: и травочки, и колючки, и хрящики, и перышки. И даже минералы вредные. В Буреломе даже минералы вредные на глубине есть. Как их только Дятл насобирал? Спаковал Дятл тюк огромный, встряхнул — маленький узелок   получился.
— Как же мы тебя доставим? — задумался Чирикшин.
— А вы меня за ручку возьмите. У меня ручка длинная. Если надо, я и со второй руки домотаю. Я буду тут сидеть, а ручка с вами ехать. Вы меня будете за ручку держать и лететь. Когда до Домишко-Плотишко на берегу Пуховом доберетесь, к дверце ручку прицепите, я поднимусь, и чпок — с вами.
— Интересно, — сказал Чирикшин.  — Бери своего друга за руку, — сказал он Полупопугаю, — и полетели.
Полупопугай вцепился в твердую, как собственная птичья лапа, руку старичка Дятла. Они вскочили на шесток у дупла и полетели. Рука старичка Дятла пожимала лапу Полупопугая, показывая ему направление, правильное направление. Чирикшин старался не отставать. Так они летели довольно низко над Буреломом.
Учитывая время, которое прошло от прощания с Белой Настоящая Прелестьой и общения со старичком Дятлом, они должны были вот-вот прилететь. И вправду, скоро их уже на ходу стали буравить мошки.
— Мошки — к Пуховому Потоку, — прокричал  сквозь нарастающий мошиный гул, Чирикшин.
Старикашка стал нажимать пальцы Полупопугая, пытаясь объяснить Полупопугаю, чтобы они снижались.
— Где-то внизу! — закричал Полупопугай.
И правда, в сплошном тумане мошек, внизу, просматривался уже Пуховый Поток. И Домишко-Плотишко покачивался, закрытый скалой со стороны Бурелома, у берега невидимый для буреломных.
— Попали! — радостно заорал Чирикшин.
— Добрались! — радостно заорал Полупопугай.
Размотанная рука старичка Дятл'а  тоже, наверное, радовалась.
— Дай, я его поведу, — сказал Чирикшин, перехватывая на лету длинную нитку руки Дятл’а,  дай мне.
Он перехватил руку старичка Дятл’а и резко пошел на посадку. Полупопугай едва успевал за Чирикшиным. Домишко-Плотишко болтался у пристани. Вдалеке в Пуховом Потоке и мошкаре колыхался на фарватере буй.
— Открывай, давай, — заорал Чирикшин, — я сейчас.
Полупопугай спланировал к двери Домишка-Плотишка и постучал. Ему ответило зудение мошкары. Чирикшин долетел до буя Пухового Потока и ловко перецепил к нему ручку старика Дятл'а. Рука старика Дятл'а вцепилась в буй на Пуховом Потоке, а Чирикшин взлетел к двери, у которой уже стоял Полупопугай.
— Чего стоишь? — спросил он. — Толкай! — И толкнул двери Домишка-Плотишка. — А зачем ты    старичка Дятл’а туда засунул?
— Куда он меня — туда и я его, — сказал Чирикшин, — ничего с ним не случится. Ты же зам знаешь — ему Пуховый Поток невредный. Давай, открывай, а то аллергия начнется. — А когда он перебираться начнет? — спросил Полупопугай.
— Когда за буй держаться надоест, подтянется, — сказал Чирикшин. — Да что ты за него переживаешь? Ты за меня переживай. У меня аллергия на носу и мошки.
Прошло еще несколько минут. Полупопугай отплевывался от мошкары, а Чирикшин сидел уже под колпаком. Чирикшину приходилось уже сиживать под колпаком.
У Хавчика, например, в ту ночь, когда Полупопугай столкнулся в небе с летающей мусорной кучей, и поэтому Чирикшин, не раздумывая, нырнул, юркнул под колпак, когда увидел летящее на них с Полупопугаем облако фиолетовой мошкары. Колпак, под который юркнул ловкий Чирикшин, оказался просторным и хорошо проветриваемым. Вдоль полей были проделаны аккуратные дырочки, через которые внутрь проникал свежий воздух. К достоинствам нового убежища Чирикшина можно было отнести еще тот факт, что внутри колпака, под который юркнул Чирикшин было хорошо слышно, как Полупопугай снаружи отдувается за двоих в битве с фиолетовой мошкарой.
— А вот если бы Полупопугай был не один, а с Горби, — думал Чирикшин, — они бы живо расправились с этой напастью.
Ведь для толстокожего Горби ничего не стоит справиться с целым облаком мошкары. Это для него самый настоящий пустяк. Вообще, дружба — великое дело, — продолжал размышлять Чирикшин, прислушиваясь к шуму битвы, — вон как нас дружба с Полутюхтей выручила.
Он даже пытался выглянуть в одну из дырочек, чтобы рассмотреть, что происходит, но через дырочки были видны только узкие края полей колпачка, и Чирикшину ничего не оставалось, как судить о течении событий по доносящимся до него звукам.
— Интересно, — думал Чирикшин, а не мог бы помочь Полупопугаю в этой неприятной ситуации Забежи? Наверное, смог бы, — решил он. Забежи — парень очень подвижный, ловкий, оборотистый и шумный. И, потом, он крученый-перекрученый.

Шум снаружи стал стихать, и измученный любопытством и состраданием Чирикшин решил выглянуть наружу. Чирикшин  высунул любопытный клюв из-под колпачка и огляделся. Полупопугая Чирикшин заметил не сразу. Полупопугай сидел на трубе крыши Домишка-Плотишка и чистил перышки.
— Ишь ты, — подумал Чирикшин, вылезая из-под  колпачка и отряхиваясь. Он только немножечко подскочил и еще не успел дать Полупопугаю ни одного толкового совета, как вдруг на него отовсюду обрушилась та же серо-зеленая масса букашек. Перепуганный Чирикшин заметался между проволоками, щепками Бурелома, пристанью и Домишком-Плотишком. Букашек не становилось меньше. Букашки оседали на Чирикшина, как пласты  снега со всего окружающего Бурелома.
— Ой-ой-ой, — закричал Чирикшин, — ой, не хочу, не надо, не за шиворот. Полупопугай сверху наклонил голову и стал с любопытством сверку наблюдать за происходящим.
— Ну, чего ты смотришь, Полупопугай, помогай, — неожиданно в рифму заголосил Чирикшин. Он уворачивался от кучи мошкары, летящей в него целым комом. Полупопугай продолжал наблюдать за происходящим. Чирикшин по настоящему струсил. О том, что он еще и страдал по-настоящему, говорить было совершенно излишне. Мошкара  всегда была в его вкусе. Но в первый раз в жизни, он, Чирикшин оказался во вкусе мошкары. И это ощущение ему не понравилось. Оказалось, не так уж и приятно, когда ты в чьем-то вкусе. Вот Чирикшин снова увернулся, и несколько комов мошкары пролетело мимо него со  звуком циркулярной пилы, распиливающей сырой брус. Комья рассыпались, разбились о буреломные растопырки,  Полупопугай пощелкал кончиками пальцев и сказал, привлекая внимание Чирикшина: — Нет! Нет!
Чирикшин поднял голову и едва не врезался в колючую лапу дерева, похожего  на ель — Елиную Лапу. Полупопугай крикнул свысока:
— Эй! На трубу лети, дождь будет.
Чирикшин  не сразу понял, при чем тут дождь, но сразу стал подниматься. Через несколько секунд он плюхнулся с Полупопугаем.

— Ты чего меня бросил? — сердито начал Чирикшин. Но Полупопугай молча показал ему на чью-то шляпу, внизу под которой минуту назад прятался Чирикшин и продолжил чистить перышки.
— А чего дождь будет? — не  стал упираться Чирикшин и продолжать тему. Ему стало не то чтобы неудобно, но все-таки.
— Мошкара фиолетовая подняться высоко не может, — сказал Полупопугай, — видишь, мы тут с тобой в безопасности. Пока.
— Что пока?
— Пока не придет что-нибудь покруче мошкары. Так что ты далеко от колпачка не улетай.
— Наоборот, — сказал Чирикшин, — надо быстро, немедленно, спасаться как можно скорее.
И правда до вершины, на которой сидел Полупопугай и Чирикшин, мошкара не доставала. 3ато она доставала до двери, в которую они безуспешно стучали пять минут назад.
— Что же нам делать? — спросил Полупопугай.
— Почему всегда я, — начал заводиться Чирикшин, — все самое ответственное — я, все самое опасное — я, все самое неизведанное — тоже я.
Полупопугай промолчал.
— Когда-нибудь мне это все надоест! — продолжал разоряться Чирикшин. — И тогда я пошлю тебя в самое пекло опасности.
И потому так тщательно Чирикшин выбрал место для демонстрации  своего героизма.
Это время уже наступило и Полупопугаю оставалось только гадать, что именно называет жерлом опасности Чирикшин.
— Пеклом опасности, — поправил воробей.
— Пеклом опасности, Чирикшин, — послушно додумал Полупопугай.
— Интересно, — сказал Чирикшин, —   сумеешь ли ты пробраться в избушку через трубу с первого раза?
— Ничего интересного, — сказал Полупопугай, заглядывая в трубу.
— По моему в этом нет ничего интересного и мне совершенно не нравится твоя идея отправить меня в эту избушку через трубу.
— Посмотри, посмотри внимательнее, видишь?— кипятился Чирикшин, — посмотри — видишь?
— Что — видишь? — спросил Полупопугай.
— А то!
Сзади, со стороны Бурелома раздавался свист и улюлюкание со стороны Пухового Потока скаржился на предательство старикашка Дятл, ныряя в поток на Буйке. Как шарик на резинке.
Старикашка Дятл вылетел из своего дупла как шарик на резинке и прилепился к буйку на Потоке. Старикашка Дятл был растерянный, растрепанный, растопыренный. А из Бурелома волна шума накатывает. Все громче: — У! У! У! У!
— Понял? — кричит Чирикшин — Наш с тобой след взяли! А ну — лезь в трубу!
А что делать? Чирикшин его еще, когда про жерло опасности предупреждал? В смысле — пекло предупреждал!
— Лучше в Доме, чем в  Буреломе — подумал Полупопугай и так резво в трубу Домишка-Плотишка полез, что Чирикшин ему даже позавидовал. И — ничего страшного — труба широкая оказалась — со ступенечками. И как только Полупопугай влез,  в Домишко-Плотишко соскочил, Чирикшин ему на голову спрыгнул. Буреломные уже совсем близко — заорал Чирикшин — Заводи, давай, Отчаливать! — и запрыгал по каюте, выискивая, чего бы склюнуть. Потому что Чирикшин всегда краем, глаза искал, чего склевать. Он и Домишко-Плотишко осмотреть не успел, а буфет нашел сразу. Чирикшин — на буфет вскочил,  а Домишко-Плотишко — как будь-то этого и ждал — закачался на Пуховом Потоке, затарахтел и стал от берега отплывать. Прямо в середину Пухового Потока забирать. А у берега уже слышно, как из глубины Бурелома-Буреломовича.
— Лови Чирикшина! Лови Полупопугай! Ату их! Ату! — Но Домишко-Плотишко, отплыл уже от Буреломного берега, и только волна от винта побежала обратно. А сам Домишко-Плотишко пыхтел уже на тот берег,  где был Поток, где был покой, где не было Бурелома, и никто их не собирался преследовать!
— Еще немного, — сказал Полупопугай, — и Диво-Крапиво у нас в кармане. А Чирикшин ничего не сказал. Он гулял по буфету.
За иллюминатором каюты Домишко-Плотишко в плотном пуху мелькали буйки, за которые, как известно, рекомендовалось не заплывать. На одном из буйков скрючилась фигура Старикашки Дятла, которого зацепил туда Чирикшин. Старикашка был счастлив. Посередине, в Пуховом Потоке он чувствовал себя гораздо увереннее, чем посередине Бурелома — в Холодном пальце.
Чирикшин попрыгал по каюте и спланировал на буфет. Впрочем, идея погулять по буфету сначала пришла в голову Полупопугаю. Буфет Домишко-Плотишко был настоящим корабельным шедевром!!! Судя по всему, прогулка по буфету предстояла очень интересная.
— Тук-тук-тук, — сказал Чирикшин, — можно к вам? — и отметил, — отсырело все!
— Все отсырело, — подтвердил Полупопугай, склевывая какие-то крошки.
Под столом каюты что-то явственно забурчало.
— Что это? — испугался Чирикшин.
— Все. Что. Отсырел. Мой, — раздался звонкий голос из под стола.
— Все — мой. Сыр — мой. Отсырел — мой.
Чирикшин и Полупопугай переглянулись и заглянули под стол. Бурча и перевариваясь... то есть, переваливаясь с ноги на ногу, из под стола выбрался необыкновенно жирненький мышонок.

— О! — неприятно поразился Чирикшин, который не любил мышей заодно с мухами. И вообще,  лишних на буфете он не любил. — А ты — кто?
— Я — гастрономический турист, — сказал жирный мышонок. — Класс ВИП — мышиный люкс, норка под обеденный стол. Я есть ВИП-персон.
— Что есть? — не понял Чирикшин. — На буфете было много чего есть.  Чего ты хочешь есть?
— Я есть все, что отсырел — весь сыр, все что с сыром, все, что под сыром, все, что на сыре, все что отсырел!
— Так всё отсырело, — простодушно сказал Полупопугай. — Даже шторки на окнах.
— О! — восхитился Мышонок. — Это очень хороший туристический маршрут. Я рассказать всем про сырный туристический маршрут — Бурелом — Плотишко — Базар Обменов. Сырный маршрут! Ес!
— Сырой, — поправил Полупопугай.
— О! — огорчился Жирный Мышь. — Не говорить — сырой. Говорить — сырный. Я — гастрономический турист. Я класс ВИП. Я платить. Я слышать — отсырел. То, что отсырел — мой! Сыр — мой. Отсырел — мой! Кто первый сказать — чур, мой — тому принадлежать! Отдавать мне, мой. Все, что отсырел.
— Xорошо говорит по-нашему, — сказал Чирикшин, стряхивая мышонка с краешка стола, на который тот было уже забрался.
— Ты не понял, — сказал Полупопугай.
— Это ты — не понял, — агрессивно завопил Жирный мышь, потирая ушибленное  место. — Я — гастрономический турист. Я нашел Эльдорадо-сыр-маршрут. Я намерен его отхватить! Подумать только, — счастливо вздохнул Жирный мышь, — все отсырело. Все! Все! Все — мой!
— И — крошки? —   спросил Полупопугай.
— И крошки — мой, — сказал Мышонок.
— И мошки? — спросил Чирикшин.
— И мошки — мой, — подтвердил Мышонок.
— И ножки? — спросил Полупопугай.
— И ножки — мой, — сказал Жирняк и спохватился. — Какой, мошка? Какой, ножка?
— Ножки дивана, ножки стула, ножки кресла — они тоже отсырели, — охотно пояснил Чирикшин. — Они тоже отсырели.
— Ножка стул — отсырел? — изумился Жирный иностранец. — Что это за страна такой?
Жирненький   мышь достал из кармана книжку  «Справочник-Путеводитель: о способах приготовления сыров из разных продуктах всех стран мира» и стал ее перелистывать:
— Паучее молоко… Есть.
— Овечий сыр — есть.
— Нямки из… есть…
— Норвежский селедочный сыр — есть.
— Ножки стул, Ножки стол — нет!
— А где это, — завопил он, — ножки стул? Где это?!
— У тебя что — мозги отсырел? — спросил Полупопугай. — Ножки стул — это под стул.
— Под стулом, дурачок, — добавил Чирикшин.
— Точно — не местный, — покрутил перышком у виска Полупопугай и тоже спихнул мышонка с буфета. Мышонок опять оказался на полу.
— Конечно — нет, — брезгливо сказал Мышонок, до которого дошло,    что в каюте все отсырело, а не отсырело. — Стал бы приличный мышь жить там, где отсыревает ножка стола? Фу! — брезгливо добавил он.
— А откуда ты? — поинтересовался Полупопугай, но толстенький мышонок развернулся и, не прощаясь, нырнул под буфет. В норку-люкс.
— Ишъ, ты, — сказал Чиришин. — Даже не попрощался.
— А я, кажется, знаю, откуда он, — сказал Полупопугай.
Тем временем, Домишко-Плотишко медленно пересекал Пуховый Поток... А Чирикшин и Полупопугай гуляли по буфету. Они еще никогда в жизни так   хорошо по буфету не гуляли. Буфет был шикарный — абаланского дуба. Тут были рассыпаны крошки на любой вкус, колбасные обрезки и даже икринки. А про дико литесы, в смысле — деликатесы и говорить не приходилось. Вот вы пробовали, например, пластинчатые рисовые грибочки? Или серебряные капельки виноградных слив? Тут, на буфете была и воздушная кукуруза, и вкусные хлопья,   и сладкая соломка: гуляй — не хочу. Недаром жирный мышонок был именно гастрономическим туристом. Гастрономическим классом ехал. Только очень уж он был большим привередой, если ему всего этого было мало и захотелось чего-нибудь поострее.
— Класс! — сказал Полупопугай, отваливаясь и едва дыша.
— Гастрономический класс, — подтвердил Чирикшин. Им все нравилось. Тем временем Домишко-Плотишко пересекал Пуховый Поток. Когда Домишко-Плотишко перестал тарахтеть и мягко уткнулся носом в благодатный и безопасный берег Торгового Городка из норки-люкса под буфетом выскочил всколоченный и расстроенный мышонок — жир с чемоданами. Демонстративно отворачиваясь от наших друзей, он проскочил к двери.
— Было приятно познакомиться, — закричал ему вслед Чирикшин.
— Не кушайте на ночь отсыревших тараканов, — захохотал Полупопугай.
Дверь распахнулась, и Полупопугай спрыгнул с буфета Домишка-Плотишка. Чирикшин тоже засобирался к выходу. Но спешил медленно, без фанатизма. Время путешествия пролетело незаметно потому, что погуляли по буфету Чирикшин и Полупопугай очень хорошо,  они еще никогда в жизни так хорошо не гуляли по буфету.
— А чего это вы тут сидите? — закричал вдруг в открытую дверь какой-то местный прохожий. — Вы что, обратно в Бурелом хотите прогуляться?
— Как в Бурелом? Почему в Бурелом? — заволновался Чирикшин.
Потому, что Домишко-Плотишко по расписанию курсирует, — сказал прохожий. — Сейчас назад пойдет.
Чирикшин и Полупопугай даже не дослушали — они выскочили из дверей.
— Даже не перекусили, как следует, — с сожалением сказал Чирикшин, вытирая клюв о береговую флору — у него   такое случалось, когда его аппетит разыгрывался сверх всякой меры! Полупопугай не сожалел ни о чем. Он взлетел на веточку Абаланской вишни, которые росли на берегу в изобилии, и осматривался вокруг с любопытством.
Теперь Пуховый Поток оказался позади, а там, на той стороне, которую они покинули, слышался гул сбившихся на том берегу преследователей, собравшихся по следу Чирикшина и Полупопугая со всего мыслящего Бурелома. А недалеко от того же берега нырял, идя на буйке в Пуховый Поток, еще не пришедший в себя от радости Старикашка Дятл.

— Ничего! — орали Буреломные щурясь, чтобы разглядеть Чирикшина и Полупопугая, — Мы вас еще прищучим. Мы вас еще встретим на пыльных тропинках далеких планет. Мы вас еще дождемся. Мы на вас рассчитываем. Деваться вам оттуда все равно некуда. Милости просим в Бурелом Буреломович. Мы тут вас заждались.
Крыть Полупопугаю и Чирикшину было нечем. Потому что иной дороги назад, кроме как обратно через Бурелом, не было. Но пока они назад и не собирались. Пока они достигли подножия Малых Абаланских Гор и Чудесного Торгового Городка и думали не о дороге назад, а о том, где их, наконец, ждет желанное Диво-Крапиво. Из-за которого и разгорелся сыр-бор. Не к мышонку будь помянут. Не к мышонку — к Голове Бедовой.
— Будете назад идти, ко мне зайдите, — слышно закричала вдруг Бедовая Голова Гревы Многоголовой с  того еще берега. Она всех   перекрывала. — У меня переночуете. В желудке!
Другие головы Гревы Многоголовой, обычно молчаливые, дружно заржали.

— Заезжайте! — разорялась Голова, — у нас места всем хватит: и вам, и Диво-Крапиво. — В желудке Многоголовые хохотали одобрительно.
— Таки придется через Бурелом возвращаться, — высказал Полупопугай свежую мысль, но Чирикшин только отмахнулся. Потому что начало быстро темнеть и опасности, в виде снующих на той стороне Буреломных преследователей, стало почти не видно. А раз опасности не было видно — она для Чирикшина не существовала. Потому что Чирикшин хотел просто вздремнуть. Без всяких. При этом Полупопугай вступил в какую-то лужицу и вздрогнул:
— А я знаю, — сказал он мужественно, — пупырышки в холодной воде живут. А когда холодная вода на кого-то нападает — пупырышки на кожу переходят.
Навстречу Чирикшину и Полупопугаю, как при лесном пожаре бежали мелкие и крупные животные, удирая от очага: звука, очага музыкальной культуры. Местность пустела. На соседней лужайке, прямо над самым центром висел воздушный шар. На полянке, со всеми положенными атрибутами, вбитыми колышками, откинутым пологом и тухнущим неподалеку костром, стояла известная палатка Синих Дяпанов. Сами Дяпаны по причине известной, наверное, им самим, сидели в палатке. Именно оттуда раздавался тот очень немелодичный грохот, который, по всей видимости, переполошил окрестное население. Взъерошенный Чирикшин подскочил к палатке и приказал Полупопугаю царапать когтями по бутылке, которая   висела над входом.  Полупопугай  со всех сил стал царапать когтями по бутылочному стеклу. Душераздирающий, скрежет пронесся над  местностью, и музыка в палатке стихла. Через мгновение из-за откинутого полога палатки высунулась красная от натуги лицо Самого Синего Дяпана. С минуту Самый Синий Дяпан и Чирикшин рассматривали друг друга, а потом Самый Синий Дяпан довольно миролюбиво сказал:
— Привет! А ты чего тут делаешь?
— Тебя ищу,— без заминки сказал Чирикшин, все еще разозленный.
— Меня? — искренне удивился Самый Синий Дяпан. — А  зачем? Потом он, видимо, что-то вспомнил и начал краснеть.
— А, вы тут у нас вещички кое-какие оставили, в палаточке. Так вы за ними пришли?
— И за ними тоже, — сказал Чирикшнин.
Полупопугай переминался   перед входом и клевал носом.
— И за ними, — сказал Чирикшин, — и за вами. Что это у вас за репертуар такой безобразный? Вы что — на своем холодном оружии играете? Что это вы исполняете? Прямо душу   холодом всю заливает. Откуда ваш репертуар?
— Из души, — сказал Самый Синий Дяпан, — исполняем. Реп как реп. Пер как пер. Базарный репертуар. Мы тут кое-что купили, вот и празднуем.
— Это я уже слышал, — сказал Чирикшин, — то есть видел, что вы празднуете. А у вас что, всегда так?
— Как? — удивился Синий Дяпан.
— Ну, когда вы репетируете, всегда все вокруг разбегаются?
— А как же? — удивился Синий Дяпан. — Мы так и играем, так и живем, так и пиратствуем. Чтоб никто не мешал. Должно быть, чистое место для работы. Служенье муз не терпит суеты.
— Терпит, терпит, — нетерпеливо сказал Чирикшин, у которого сложился вдруг план. — А сложные партитуры как? На лету вот,  например, играете? В палатке?
— Вообще-то, не пробовали, — сказал Дяпан, — в палатке одна работа, на земле — другая работа. В палатке мы вроде как на работе, вроде бы как воздушные пираты. Это здесь мы вроде бы как бродячие музыканты.
Выбор был богатым: деревья с развесистыми кустарниками, опоры электропередач, дикорастущее дерево Шом — шом три — дерево, на котором жили Невсякие Червячки Шом в дикорастущем состоянии. Чирикшина после буфета от дикорастущего воротило. Ему хотелось покоя и мира. Хочешь мира — готовься к войне. Где-то неподалеку,  в сумерках грянуло нечто. Потом упал Чирикшин, последним,  отчаянно цепляясь за веточку, свалился Полупопугай. Потому что Полупопугай умел очень хорошо держаться за деревья. Просто так хорошо, что если бы не Дарвин,  то люди были бы уверенны,  что Полупопугаи произошли от обезьян.

Нечто оказалось музыкой. Музыка на минуту утихла, потом вернулась в виде эха. Эхо неизвестные исполнители приняли,  несомненно, за "бис", потому звуки разгорелись с новой силой.
Начали падать грецкие орехи, потом они стали колоться. Лопнула кора на забытой березе — и из нее потек забытый березовый сок. Потом у Попупопугая полопались перепонки на лапках. Впрочем, это было не страшно — это были не природные, как у уток перепонки на лапках, а просто пленки грязи между пальцами. Поэтому Полупопугай даже ничего не почувствовал. Потом стали слышны новые аккорды. Неизвестные музыканты подарили слушателям новый симптом. Но главной ударной силой этих мелодий были барабаны и все то, что годилось, по-видимому, для того, чтобы в него колотили. Потом полопалась кора на банане, а потом у Чирикшина лопнуло терпение.
— Дежурный!  — закричал Чирикшин в крохотную музыкальную паузу. — Скажите тем, на соседней полянке, чтобы они заткнулисъ, да поживее. А то мы запустим им под листик лопуха Буреломную клетчатку. Буреломной клетчатки у Чирикшина не было, и дежурного у Чирикшина не было, зато Чирикшин любил создавать предпосылки для соблюдения собственных интересов. Полупопугай тоже приоткрыл глаза и лениво пошевелил перышками — в его исполнении это должно было обозначать активное участие, переходящее в бурную деятельность.
После всех перенесенных мытарств никакие звуки не могли вернуть интереса к происходящему,  за исключением панических воплей  Чирикшина. Поэтому Полупопугай никак не отнесся к нарушению прав на отдых.
— Придется самому, — сказал Чирикшин и принялся поливать раннюю, увядшую было, музыку. — Придется самому, потому что сидели они на земле, а не в гостинице и утихомиривать шумных гостей им кроме их самих было некому. Полупопугай складывался буквально по перышкам, поднимаясь вслед за  Чирикшиным и, засыпая на ходу, пошел за Чирикшиным через кусты, которые отделяли их от следующих полянок. Музыка не дремала.  Пока они продирались через кусты — она мощнела. Было видно, что это музыка — а отнюдь не курсы изучения хорошим манерам или штопки. Грохотало уже все, что могло грохотать. А на встречу рвущимся на встречу музыке Чирикшину и Полупопугаю мчлась мелкая Абаланская живность,  стремившаяся удрать из очага пожара.
И Синий Дяпан головой покрутил:
— Но вообще, если поставить автопилот, то думаю, сыграем.
— А что вы думаете, — спросил Чирикшин, — эффект сохранится?
— Какой эффект, — спросил Синий Дяпан. Из-за спины у него уже выглядывали нетерпеливые жизнерадостные морды остальных Синих Дяпанов.
— Ну, эффект отсутствия, — сказал Чирикшин, — как будут реагировать те над которыми вы пролетаете? Пролетать будете?
— Там, где мы пролетать будем? — задумался Синий Дяпан, — а чего, тоже тикать будут, разбегаться?
— Все разбегутся! — убежденно и хором сказали жизнерадостные Синие Дяпаны. — Буреломные тоже люди, никуда они от нашей музыки не денутся.
Полупопугай, утомленный приключениями, дремал стоя.
— Тогда точно, — сказал Чирикшин, который понял, как безопасно попасть обратно на Таборетную Детскую Площадку и доставить туда Диво-Крапиво, тогда вы именно те, которые я искать пообещал организаторам. Тогда именно вы нужны на Фестивале.
— На каком таком Фестивале? — спросил Синий Дяпан, почесывая ногу об ногу.
— Какой Фестиваль? — вздрогнул, просыпаясь, Полупопугай. — Ты что несешь?
— Я несу нам свободу, — сказал Чирикшин, — молчи и слушай. А.
— А кто вас играть учил? — спросил он у Синих Дяпанов.
— А никто не учил. Так, по слуху. Там подслушаем как в замке Старика Пти какофония по ночам звучит, там трещотку на Крокодильей Пустоши, там...
— В общем, подходит, — сказал Чирикшин. — Будете у нас Изюминкой Фестиваля  Привет! Я — продюсер!
— Ты что? — свалился   Полупопугай.  — Сырое что-то съел? Червячка Шом?
— Молчи, — сказал Чирикшин. — Я домой хочу, на Площадку.
Синие Дяпоны вытаращили глаза.
— Первый раз слышу про какой-то Фестиваль, — сказал Синий Дяпон.
— Мы тоже, — жизнерадостно заржали из-за спины его Приятели.
— Дерните меня! — сказал Чирикшин. — Про Фестиваль они не слышали. А про Сверх-приз финалисту вы тоже не слышали?
— Честно — нет, — сказали Синие Дяпоны и уши у них стали расти.
— В финал еще попасть надо, — засомневался Самый Синий Дяпон.
— Про это же я Вам и говорю-втолковываю. С вашими данными — вы уже в Финальной части
— Ты я то имеешь в виду?
— Да если от ваших выступлений все разбегаются — то вас только в финальную часть и можно ставить. Потому что всем хочется домой. А вы как исполните им Баю-баюшки-баю — охочих остаться и по парку пошататься не останется. Зрители убегут, Фестиваль закроют — И ваши не пляшут!
— В смысле — призы ваши — будут наши, — Чирикшин плотоядно улыбался. — Все нам достанется, зрители не будут шататься по дворам, участники разъедутся, устроители спать завалятся — всем считается. А вам — Суперприз!
— Хит! — с удовольствием добавил Чирикшин.
— В смысле? — уточнил Самый Синий Дяпон.
— Вы выступаете — зрители убегают!
— А нам? — обидчиво заулюлюкали Синие Дяпоны.
— А Что — Вам? — не понял Чирикшин.
— Зрители.
— Зачем вам зрители? Вы орете — они убегают. Вам супер-приз нужен финальной части  или зрители?
—Что ты болтаешь? — удивился Полупопугай. — Он не мог прийти в себя от изумления. — Какой Фестиваль?

— Какой Фестиваль — мы потом придумаем, — толкнул Чирикшин Полупопугая. — Нам через Бурелом надо перебраться. Если Дяпоны на Детскую Площадку Отдыха и Наслаждений нас перевезут — то нам не придется ничего другого придумывать. Или у тебя есть лучший способ?
— Нет — сказал Полупопугай.
— Красота, — мечтательно сказал Чирикшин. — Под крылом самолета о чем-то поет тот самый страшный Бурелом! Или ты хочешь пешком через Бурелом?
— Так иди — они тебя заждались.  А я — у Дяпонов продюсер.
— Ну, ребята, — польщено сказал Самый Синий Дяпон, — Мы    вообще-то хотим на Фестиваль. Если с финалом. Если с супер-призом. Только у нас вылет с первыми петухами. Если с нами хотите — заваливайте, утром вылет. А если — нет, то летите без нас.
— Как же это мы без вас в вашей палатке полетим? — удивился Полупопугай спросонья.
— Без нас — никак, — согласился Самый Синий Дяпон. — А у нас примета — если с первыми петухами не улететь — к несчастью. После первых петухов с нами  нельзя.
— Почему? — спросил Полупопугай.  Он не тугодум был — он спать хотел.
— Потому, что нас здесь уже не будет.  Улетаем!
— А где Лоток – Обменка? — спросил Чирикшин. Дяпоны показали куда-то вбок.
— Бегом! — скомандовал Чирикшин.
— Куда? — удивился Полупопугай во сне.
— На Торговый Лоток — где Диво-Крапиво! Эй, радужный! Мы зачем сюда прибыли? За Диво-Крапиво? — Полупопугай кивнул.
— Правильно, — сказал Чирикшин, — Полетели!
— Ночь, — сказал Полупопугай во сне.
— Правильно, — сказал Чирикшин. — Побежали! Ночью не полетаешь.
— Ночью надо не летать и не бежать. А спать.
— Полупопугай!  — спокойно, первый раз в жизни, спокойно сказал Чирикшин. — Ты что остаться здесь хочешь?
— Не знаю, — сказал Полупопугай.
— Но, с Гревой Многоголовой, ты просвистеть мотивчик хочешь? Хором?
— Не только просвистеть хором. Вместе — вообще ничего не хочу.
— Вот, — сказал Чирикшин, — значит отсюда выбираться надо помимо Бурелома.
— А как? — спросил Полупопугай.
— С Дяпонами, — зарычал Чирикшин.
— Они же улетают с первыми петухами!
— Петухи остаются, — устало сказал Чирикшин. И мы с тобой останемся, если сейчас же, бегом, не отыщем Диво-Крапиво, и вместе с ним не вернемся. До первых петухов.
— Тогда нам быстренько за пивом... То есть за Диво-Крапивом надо бежать, — заорал Полупопугай.
Чирикшин сделал так:  брови — так, губы — так, нос— так. Сделал гримаску сочувственного понимания. — А я, мол, чего могу сделать,  вот с такими ... приходиться работать.
Дяпоны тоже сделали гримасы. На всякий случай. Чирикшин все-таки был продюсером.
— Всем ждать! — строго, но без излишней суровости, сказал Чирикшин и потащил Полупопугая в направлении обозначенном Синими Дяпонами. В направлении Обменки. Лотка. Площадки для Обменов.
Блуждать в такой темноте по незнакомому Чудесному Городку со спящим Полупопугаем на руке — вещь неудобная. Но там-сям,  так-сяк, тудом-сюдом, кое-как и еле-еле Чирикшину и Полупопугаю удалось дойти до места, за которым располагались Обменки, Палатки и прочие уютные места Торгового Городка Абалана. Место, за которым, потому что...
Представьте себе,  расталкивая все, что можно растолкать, Чирикшин и Полупопугай оказались перед этим заветным местом и...
— Приехали!  — огорчился Чирикшин. — Закрыто!
— Как закрыто? — Проснулся Полупопугай. — Так не бывает!
Полупопугай испытывал шок. То, что испытывал Чирикшин, вообще не было в словаре, а я посмотрел все слова на одну букву.
— Простим каком? — зажужжал грубый сторожевой Гнус. —  Торговая Площадка-Обменка-Сторядка на ночь не запиралась. Потому что по Торговой Площадке-Обменке-Сторядке по ночам никто не ходил. Никто чужой. Потому что над Торговой Площадкой-Обменной-Сторядкой по ночам Сторожевой Гнус летал. Сторожевой Гнус имел полномочия от администрации рынка доедать все, что на Торговой Площадке-Обменке-Сторядке за день накидывали. Все остатки и весь мусор. И всех кто по ночам на Торговую Площадку-Обменку-Сторядку посторонний пробирался  Сторожевой Гнус тоже мог доедать. По договору с администрацией. Поэтому посторонние по Торговым рядам после закрытия не шатались. Да и свои — тоже. Зато сторожевых собак на Торговых площадках не держали и сторожей не искали. И охотничьих соколов. И вообще — ничьих усилий по ночной охране Торговой Площадки-Обменке-Стоянке после Сторожевого Гнуса просто не требовалось.  А Гнусу  наоборот — Заходи,  гостем будешь! Сам себя посоли — угощением будешь. А нет — так Гнус тебя и без соли и без луку прокусит. По ночам. Потому что там по ночам Сторожевой Гнус мельтешил. И правда: зачем еще на охрану тратиться, если гнус ночью всякие остатки, огрызки и непрошенных гостей подъест — а утром — Чистота на Площадке Обменов. А Гнус за болота падает — спать заваливается.
Короче — закрыто на Площадке Торговой-Обменной — и все тебе!
— Как закрыто? еще раз проснулся Полупопугай.
— Так — закрыто! — захохотал Гнус Сторожевой. — Он за Площадкой не безобразничал.  Сказано вам — закрыто, значит — закрыто. Если на Торговые Лотки — закрыто, а ежели к нам, Гнусу в гости — то самое время. Ждем-с.
— А Площадки, когда открываются? —  завопил Чирикшин.
— А с петухами? — невозмутимо загудел Гнус Сторожевой, не забывая закусывать.
— Так с первыми  Дяпоны улетают, — пытался объяснить Гнусу непонятливому, свои проблемы Чирикшин, на что Гнус, так и ответил:
— Не наши проблемы!
— Сказано вам — с первыми петухами, значит, с первыми петухами и приходите!
Вот те на! Сели Полупопугай с Чирикшиным на какой-то пенечек и призадумались. Головы повесили — думают. Думали-думали два одиноких, брошенных, на пеньке — посреди Вселенных Абалана. Думали-думали... Наконец Полупопугай поднял голову. И не просто поднял. И не просто задрал, а высоко задрал:
— И никакого ажиотажа вокруг первых петухов! — сказал он невразумительно.
Чирикшин посмотрел на него с понимающим видом. Ему тоже хотелось сказать что-нибудь такое, что бы смысла в том, что он скажет,  не было, но чтобы звучало сильно. Полупопугай сильно сказал. Можно было еще добавить: — Блин!
— Каких первых петухов? — все-таки, для поддержания разговора спросил грустно Чирикшин. — Хотя все было ясно и так.
— Первых петухов, — сказал Полупопугай. Он заметно преобразился.
— Не понял...  — сказал Чирикшин. — А чего?
— А того, — сказал преобразившийся, воспрявший и помолодевший вдруг Полупопугай. — Если Торговый Ряд-Обменка начинают с первыми петухами работать, то раньше нас с тобой Чирикшин — что?
— Что? — спросил Чирикшин.
— Не пустят, — сказал Полупопугай.
— Скажи что-нибудь, что я не знаю, — сказал Чирикшин, — Не пустят!
— А почему? — спросил Полупопугай.
— Почему? — тупо переспросил Чирикшин.
— Потому, что — сигнала не было! — торжествующе закричал Полупопугай.
— Первых Петухов!
— И — что? — скисал Чирикшин, а Полупопугай наоборот приходил в отличную форму.
— А то, что Синие Дяпоны отправляются в путь — когда?
— Когда?
— Тоже с Первыми петухами!
— Ну?
— И — улетят!
— Ну?
— Потому что приметы для воздушного пирата — первое дело!
— Ну?
— И ради твоего Фестиваля не останутся!
Чирикшин уже не нукал — он глазами моргал.
— Говорят:  «Если мы с первыми петухами не улетим — пути не будет!»
— А что же нам делать? — сказал  Чирикшин  и глубоко задумался над вопросом, как свалить на Полупопугая вину за сложившуюся ситуацию. Глубоко задуматься  в его исполнении на этот раз выглядело так: приподняв крылья и разинув клюв.
— А что же нам делать? —  было видно, что этот вопрос Чирикшин поставил ребром и из всех сил удерживал его в этом положении, ожидая ответа Полупопугая. В ожидании ответа Чирикшин вышел из задумчивости впал в меланхолию. В меланхолии Чирикшин пребывал в той же позе. И это обеспокоило Полупопугая.
— Как бы он йогой какой-нибудь не заболел, — подумал Полупопугай, глядя на застывшего, отмороженного Чирикшина, в чьи планы не входило лишаться напарника. Потому что Полупопугаю и хотелось всего-то навсего что немножко признательности и признания своей исключительности — ну хотя бы б пределах текущего момента. Потому что у Полупопугая появились ответы на все вопросы,  которые задавала ему жизнь.
— Так никакого ажиотажа вокруг Синих петухов, — повторил Полупопугай.
— То есть — тьфу!  Первых петухов! — выжидательно, с толстым намеком повторил Полупопугай. И подумал, что, может быть, стоило бы потрогать Чирикшина веточкой. Но Чиришин и так уже вышел из меланхолии и встряхнулся.
— Так что, мы взмоем будем делать? — нарочито бодро спросил он делая вид, что не унывает.
— Главное — не надо паниковать, — успокоительно сказал Полупопугай. — У нас все получиться. Есть один план.
— Один план?  Скажи пол-плана, старый друже.  В нашем безвыходном положении и этого будет много. Хотя — понимаю, — добавил Чирикшин, — Ты, наверное, опять предложишь свое излюбленное действо! Попугать кого-нибудь хорошенько. В этих  словах Чирикшина звучала горькая-горькая ирония.
— Совсем нет, — сказал, слегка обидевшись, Полупопугай. — Хотя это  — тоже прекрасное, универсальное средство для достижения цели — кого-нибудь попугать. Но на этот раз — нисколечко — нет!
— Никого не надо пугать, есть план получше!
— Какой план? — Чирикшин стал перебираться на веточку, которая была ближе к Полупопугаю. — Какой еще план?
— Попугать — это только одна сторона моего таланта, — скромно сказал Полупопугай, — но есть еще и вторая.
— Вторая? — удивился Чирикшин. — Совсем забыл,  извини, — по его равнодушному тону было видно, что он не только забыл — что он никогда и не задумывался ни о каких сторонах и талантах Полупопугая. И близко к этому не подходил. Как говорят — И конь рядом не валялся.
— Итак, — сказал Полупопугай.
— Итак, — так же равнодушно сказал Чирикшин.
— Вторая сторона моего таланта заключается в том, что я, собственно, попугай.
— Опять, — удивился Чирикшин.

— Да не попугай, а попугай, — досадливо сказал Полупопугай. В смысле птица, умеющая передразнивать кого угодно.
— Так ты меня дразнишь? — уныло полюбопытствовал Чирикшин.
— Дубина! — не выдержал  Полупопугай, — Ведь я могу проорать "Кукареку" в любом месте, в любое время так, что родная мама не отличит ни «ку»  ни "ка".
— Кукарекать? — с сомнением сказал Чиришин, — А ты, точно можешь?
— Вообще-то, — начал набивать себе цену Полупопугай, — это, конечно, не такое уж и простое дело. Это высокое искусство. И как всякое искусство оно требует жертв от окружающих.
Чирикшин про жертвы прослушал, пропустил мимо ушей. Критически разглядывая Полупопугая,  он бормотал про себя:
— Может, тебя   и раскрасить под петуха?
— Эй, — дошло до него минуту спустя, — кто это тебе тут окружающие, я тебе тут окружающие? Ты от меня требуешь жертв, физиологическое недоразумение?
— Да я что, — пошел на попятную Полупопугай, — я ничего. Я не прошло и не надо.
Возникла пауза.
— Да ведь ты же можешь прокукарекать в любое удобное для нас   время, — озарило Чирикшина. — В любое удобное, понимаешь? Хоть ночью, хоть за час до рассвета, хоть с понедельника. Ведь ты же попугай!
— То-то же, — удовлетворенно сказал Полупопугай. Чирикшин, как всякая выдающаяся птица стал значимее и сказал:
— Птицы! Слушай мою команду! Попугай, эй! Сюда смотри! Слушай мою команду! Кукарекать! Всем кукарекать!
— Забавно, —   сказал Полупопугай, — ведь я   почти попугай Ара. И вот я проарываю: «Кукареку», это смешно, правда?
Чирикшин стер с лица, все. Заранее.
— Кукареку-у! Кукареку-у! — изо всех сил заорал Полупопугай.
Чирикшин переполошился:
— Чего ты орешь? — зашипел он на Полупопугая.
— Кукареку-у ! — заголосил Полупопугай.
— Да тише ты, — Чирикшин втянул голову в плечи и испуганно оглянулся вокруг, — что ты разорался? Тише.
— Так, так положено, — Полупопугай вошел в роль. Крылья у него топорщились, шея раздувалась, гребешок стоял, как оловянный солдатик. А из горла рвалось кукареканье. Если бы у Чирикшина были зубы, он бы ссказзал ссквоззъ зубы, а так как зубов у Чирикшина не было, он процедил с присвистом:
— Если ты Дяпанов разбудишь...
Но Полупопугай и так все понял, осекся и полинял. Если Дяпаны отправятся в путь без них, с первыми петухами, то выбраться назад будет практически невозможно. Попробуй пройди по Бурелому, в котором на тебя объявлена охота. Вам охота? Вот и Чирикшину с Полупопугаем тоже неохота.
Однако все кончилось очень хорошо. Где надо, их услышали, где не надо — там не услышали. Может быть, Синие Дяпаны решили подождать вторых петухов, контрольных, а может и правда не услышали Полупопугая, а вот в лавочках начал вспыхивать свет. В одной, во второй, в третьей... И вот, наконец, свет вспыхнул там, где надо. Гнус сторожевой повалил спать за кучей, дожевывая на лету. Неведомо откуда появились первые покупатели. Полупопугай и Чирикшнин постучали туда, куда им показали. Вышел очень и очень сонный продавец. Они начали разбирать товар на прилавке продавца, который он медленно, раскладывал. Продавец лениво сказал:
— Да что вы тут так все рассматриваете?
— Да как же не смотреть? — кипятился Чирикшин. — Может, ты нам кота в мешке подсунуть хочешь?
— Да какого кота? — разозлился в свою очередь продавец (продавцы тоже бывают в очереди). — Где кот в Мешке, а где Диво-Крапиво! Кот в Мешке — это совсем в другом отделе, в другой упаковке, другой штрих-код, то есть кот у него другой и лейбл.
— Так у вас и Кот в. Мешке есть? — облизнулся Чирикшин.
Полупопугай, полный нехороших предчувствий начал оттягивать его от этого прилавка.

— И Кот, — улыбнулся продавец, — и Диво-Крапиво.
Чирикшин опять ламанулся   к прилавку.
— Ну а что вы мне в   обмен дадите?
— В обмен? В какой обмен?
— Как это в какой обмен? Я вам продать не могу. Обменять могу, а продать не могу, а обменять — могу.
— На что?
— На что? А вам это Диво-Крапиво очень надо?
— О-о-о, — начал Полупопугай, а Чирикшин его встряхнул.
— Обойдемся, если что, — сказал Чирикшин, — но вообще, конечно, обменяли бы.
 После всего пережитого Полупопугаю, например, казалось, что, возможно, оно и не очень, но Чирикшин энергично закивал головой:
— Очень, Очень, очень, очень.
Но ничего в голову ни Чирикшину, ни Полупопугаю не приходило. Текли драгоценные минуты, время текло. Скоро настоящие петухи закукарекают и Синие Дяпаны улетят. Продавцы начали опять складывать было товар.
А Чирикшину и Полупопугаю останется только платочком вслед Синим Дяпанам помахать. Думают, думают Чирикшин и Полупопугай, что же им предложить продавцам.
— А перья не надо? — спросил Полупопугай, играя своими перьями.
— Не надо.
— А хочешь, я тебе расскажу, где Дятл живет, Длиннорукий.
— Не хочу.
— А хочешь,  я тебе Полупопугая в залог оставлю?
— Не надо мне Полупопугая.
— А ты нам хоть дай посмотретъ на это Диво-Крапиво, что но такое, а то мы хотим купить и не знаем что.
Продавец достал инструмент типа мясорубки и через эту мясорубку что-то процеживает. А оттуда колбаски вылазят или червячки.
— Вот если вы этих червячков в клевер запустите, они там поживут и во взрослое Диво-Крапиво превратятся.

Время поджимало. И вдруг Чирикшин увидел. Увидел Чирикшин вдруг, не только один Полупопугай может делать великие открытия. Чирикшин вдруг увидел, увидел вдруг Чирикшин  Пугало Огородное с Мордой нахальной.
— Слушай, — говорит Чирикшин торговцу, — тебе яйца огуречных крокодилов нужны?
— Еще как нужны, — говорит торговец, — столько желающих их прикупить для частных огородов. Огуречные, крокодилы сейчас в моде, самый писк.
— 3начит на яйца крокодильи ты Диво-Крапиво поменяешь?
— Запросто.
— Тогда, давай, процеживай.
— И что?
— Что, что, — закричал Чирикшин, — будут тебе и яйца, будет тебе и трещотка.
— Какая еще трещотка? — спросил продавец.
— Это я   так... Процеживай, давай. Будут тебе яйца.
Полупопугай  взмахнул крыльями и бросился догонять Пугало Огородное, которое шаталось по огороду с Мордой Нахальной. Полупопугай едва успевал за ним.
Пугало Огородное уже до куч добралось, где Гнус Базарный жил, когда  Полупопугай его настиг. Когда Полупопугай  вцепился в ее лицо мертвой хваткой, взгромоздясь, как гриф на вершину утеса.
— Узнаешь?
Пугало Огородное с Мордой Нахальной   головой помотало.
— Мужчина, я вас что, пугала?
— Я тебя сам испугаю. Узнаешь? — голос Полупопугая совсем угрожающим стал. Подумало Пугало Огородное, остановилось и вздохнуло.
— Ну, узнаю — чего тебе? —   а Чирикшин с соседнего дерева кивает. Пугалу Огороднюю он все-таки побаивался.
— Видишь того мужика? — спросил Полупопугай, показывая на продавца Дива-Крапива с мензуркой.
— Продавца, что ли. Вижу!
— Принесешь ему десяток яиц огуречных крокодилов — понятно?

Пугала Огородная с Мордой Нахальной в сторону от торговца отвернулась и ковылять дальше собралась.
— Не-а — не принесу!
— Принесешь, — угрожающе сказал Полупопугай. — А если не принесешь, то я твоему кавалеру — Чучелу Огородному с Башкой Зеркальной все расскажу — куда ты шляешься. Про все твои похождения.
Пугала задумалась:
— А что ты расскажешь?
— Сама знаешь, — сказал Полупопугай, — что.
— Ну что? Что?
— Слышишь — морда нахальная, — сказал  Чирикшин. — Тебе Полупопугай…
— Подожди, Чирикшин, — сказал Полупопугай  и крылышком махнул. А Пугала Огородная тон сбавила так сказала:
— Ладно, можешь не говорить, но намекнуть ты можешь тихонечко?
— Пугала Огородная может мне вслух не говорить — что? Может только намекнуть, а то я скажу — ветерок подхватит, раздует. Зужи раззужат,  услышит кто-нибудь и дружку твоему Чучелу Огородному донесет — обидит он тебя.
Морда Нахальная задумалась:
— Ну, намекни, ладно.
— Не знаешь, Морда Нахальная, кто по ночам к Шлагбауму ходит? Глазки Нахальные строит?
— Не я, — сказала Пугала Огородная.
— А Чучело твое не знает? — спросил Полупопугай.
Пугала задумалась, Чирикшин заскучал, а торговец начал ставни закрывать.
— А к Полевому Страшиле — кто ходит? — заспешил Полупопугай. — По ночам?
— Вот это уже вранье! — закричала Пугала. — Не было этого.
— Пять яиц, — добавила она, — больше не донесу.
— Ладно, пошли, — сказал Полупопугай. — Пошевеливайся, давай!
— Туда и обратно, — показал он в сторону палатки продавца Дива-Крапива.

— Ты нам сейчас Диво-Крапиво нацедишь, — сказал Полупопугай торговцу, — а вот эта тебе завтра яйцо крокодилье принесет.    Одно.
— Восемь, — сказал торговец.
— Три, — вмешался Чирикшин, чувствуя свою минутку.
— Пять, — сказала Пугала Огородная, — Пять — и точка. В платочке.
Все посмотрели на нее с уважением.
— Давай-давай, — заторопил Полупопугай торговца. — Процеживай. Да чтоб хорошо процедил. Нам качественное Диво-Крапиво нужно.
— Полупопугаша, — не отходила от Полупопугая Пугала Огородная, — будешь на Пустоши — платочек мне новый привезешь. В горошек. А то обижусь.
— Привезу, — пообещал Полупопугай. — Ну, иди! — махнул он крылом нетерпеливо. — Чеши за яйцами!
Торговец выставил на прилавок банку и стал переливать планктон в мясорубку. Потом он завертел ручку, и из мясорубки полезли червячки. Червячки полезли из мясорубки.
— Что-то стало рано светлеть в голове, — подумал Полупопугай, — наверное, к рассвету.
Скоро должны были закукарекать первые петухи и дело, которому посвятили себя   Полупопугай и Чирикшин, успешно заканчивалось. Но Полупопугай думал совсем не о рассвете дня, Полупопугай думал о том, что происходило в его голове.
— Светлеть стало рано, — подумал Полупопугай, когда к нему в голову пришла еще одна светлая мысль — о коробочке. Путная, выверенная, здравая, светлая мысль. Действительно о коробочке. Зачем нести червячков — зародышей в когтях, когда можно положить их в коробочку. В коробочке им самое место. Червячки-зародыши не щекочут пальцы, не забираются по рукаву в одежду или под пух и не норовят отгрызть перышко, которое им понравилось. Сидят себе  тихонечко в коробочке и что-то мурлычут себе под нос. Мелодичное. Хорошо, когда в голову приходят светлые мысли и уходят под мирную, лирическую мелодию.
— Эй,  а почему  уходят?
Потому, что никаких коробочек ни у Полупопугая, ни у Чирикшина не было, и взять их было не откуда. Время совсем закачивалось. Чирикшин и Полупопугай выхватили колбаски зародышей Диво-Крапиво прямо из рук Менялы и помчались в направлении Синей   Палатки Синих Дяпонов. Они уже влетали в палатку, когда прозвучал, вернее начал звучать первый настоящий петушиный крик. Все случилось одновременно — так, как нравилось Чирикшину — Синие Дяпоны. Синие Дяпоны отвязывали палатку, а Чирикшин и Полупопугай вламывались внутрь, прижимая к груди жирных зародышей Дива-Крапива, которые к тому же кажется описались с перепугу. На добрые птичьи груди. Чирикшин и Полупопугай ввалились в палатку к Синим Дяпонам, и Чирикшин немедленно стряхнул с себя зародышей и скатился на пол палатки и стал хохотать. Он хохотал, откашливал, отпихивал от себя лезуших ему под бочок зародышей, падал, поднимался и снова хохотал. Чирикшин хохотал так, что один раз даже взлетел от хохота. Даже Синие Дяпоны забыли о взлете и стояли, растопырив руки и уставившись на Чирикшина изо всех сил. Полупопугай ничего не понимал.

— Ты, — хохотал Чирикшин, указывая на Полупопугая. — Ты! — говорил он сквозь смех и снова изнемогал. — Ты! Ты!! Ты!!!
— Да что, я?! — сердился Полупопугай, также ничего не понимая.
— Ку-ка-ре-ку! — давился от смеха Чирикшин.
— Что — кукареку?
— Ты — ха-ха-ха.  И вправду...
— Что — вправду?!
— Вправду, —  КУРЯКШИН! — наконец выговорил, изнемогая от смеха Чирикшин. Вспоминая, как кукарекал Полупопугай под Обменкой, перед Гнусом Сторожевым. От такой черной неблагодарности Полупопугай,  ожидавший фанфар, почетных грамот и восхищения, по крайней мере, просто онемел. И чем   сильнее немел Полупопугай,  тем больше, веселился Чирикшин. Полупопугай чернел. Такое с ним случилось первый раз в жизни. Бывало он бледнел, линял, терял краски — но почернеть — такого не было. И вот, он почернел первый раз в жизни. Так продолжалось до тех пор, пока Синие Дяпоны, не стали подумывать о том, что, может быть, стоило бы избавиться от странного пассажира — даже если этот пассажир — их родной продюсер. Полупопугай чутко уловил настроения Синих Дяпонов и замолчал. Полупопугай тоже молчал. Полупопугай молчал глубже,  сосредоточеннее, а Чирикшин молчал поверхностно — икая, вспискивая, тихонько повизгивая иногда. Потом Чирикшин глубоко, несколько раз вздохнул и сказал, обращаясь скорее к Синим Дяпонам, чем к — Полупопугаю.
— Ладно — я все же это...  того... а ты — того, прав. Ну, в общем, молодец. Я, — продолжил Чирикшин, — Курякшина назад беру! — не буду больше так обзываться. Никогда не буду. Полупопугай взбодрился и ожил. Перестал чернеть. Все заулыбались. Чирикшин потрепал Полупопугая,  крылышком по плечу и только расчувствовавшийся Полупопугай хотел расслабиться добавил:
— Тот еще гусь!




* * *
За все время путешествия Руселька ни на минутку не оставалась одна. Приключения так захватили девочку, что она напрочь забыла о скуке Малюпусенького Чудесного городка, и вприпрыжку бежала за событиями, не успевая заняться собой. Вот и на Площадку Отдыха и Наслаждений прекрасная малышка   просто-таки забежала бегом. Но когда ушли на разведку Хавчик, Забежи и Хрюшарик, когда Чирикшин исчез неизвестно куда,  Русельке вдруг стало скучно.
Сначала она полистала журнал "Мурзила", который оставил Хрюшарик. Но все кроссворды там были уже решены. Тогда она походила по Площадке, искупалась, вернулась к Горби. Но Горби продолжал кушать чипсы-стиккерсы, и тогда Руселька сочинила стишок:
Сидела – сидела,
Дела – дела,
Бантик сняла,
Колечко надела,
Колечко надела,
Шарик надула,
Подбросила вверх —
И шарик сдуло.
И шарик —
Одуванчик воздушный —
Поплыл,
Теченьям воздушным
Послушный!
Русельку уже ничего не радовало без друзей: ни прикольные,   буреломные малыши-хулиганы, ни добрые, умные и красивые Табореты и их детки, ни даже черезвычайно любопытное дерево одуванчиков — диковинка, выведенная одним селекционером-Таборетом. Любителем. Одуванчики с дерева одуванчиков не имели,  конечно,  никаких волшебных качеств, присущих волшебным одуванчикам, зато Руселька хорошо потренировалась сдувать одуванчики. И сдула их с диковинного дерева. Но даже это ее развлекло ненадолго.
И тогда, когда Руселька совсем расстроилась, когда она обиделась больше, чем следовало бы, она решила сама выйти на развилку трех дорог и, может быть, в одиночку пойти по лучшей, правильной дороге к Трем Мельницам Бабки-Корябки.
— Если мои друзья уже там, и вышли на Большую Дорогу, — мы с ними встретимся. А если они заблудились, то я им ничем не помогу, сидя здесь. Если мы разминемся, и они вернутся на площадку, то их встретит Горби, и все будет хорошо, — думала Руселька. — Чирикшин нигде не пропадет, а Полупопугай, наоборот, — везде пропадает, но это всегда спасает его от бульших неприятностей...  — Руселька потрепала по бубочкам Горби и стала выбираться с Чудесной Детской Площадки Отдыха и Наслаждений. Она снова была одна.

* * *
Руселька не спеша, внимательно поглядывая по сторонам, прошлась по дорожке и скоро вышла к развилке Трех Дорог — к Трём Мельницам Бабки-Корябки: Прямой, Кривой и в Тупичок, где живет Иванушка-Дурачок. На развилке Руселька колебалась недолго:
— Правое — это хорошо забытое левое, — вспомнила она слова Хрюшарика и смело пошла по левой дороге.
Руселька довольно долго шла по обыкновенной Абаланской Дороге, обсаженной деревьями, пока не вышла на живописную полянку с родничком на опушке небольшой рощицы. В центре полянки стоял студийный фотоаппарат, а напротив фотоаппарата высились декорации штормящего  моря с кораблем, терпящим бедствие. А вокруг корабля были нарисованы спасательные круги.
В  спасательных кругах были прорезаны отверстия, и в эти отверстия можно было просовывать голову, чтобы фотограф изображал клиента спасшимся с "Титаника"  пассажиром. Фотографа не было видно, зато из одного из кругов торчало симпатичное личико.
— Это Тупичок? — спросила Руселька. —  Я, наверное, попала в Тупичок, правда? А ты, наверное,  Иванушка-дурачок?
Личико из спасательного круга исчезло, и через минуту перед Руселькой появилась девочка почти одного с Руселькой роста, но гораздо более симпатичная.
— Нет, — сказала девочка. —   Я не Иванушка-Дурачок. Меня зовут Санни До, и я буду тебя спасать. Бабка-Корябка была рассеянной. Бабка-Корябка была не просто рассеянной, она была очень рассеянной. Вы спросите почему? Почему, вы узнаете позже, а сейчас я отвечу вам — где. Она была рассеяна тут,  по всей Оболони. Но больше всего Бабка-Корябка была рассеяна по площадке, где катал детей Пони с Оболони. Там Бабка-Корябка была рассеяна больше всего. Нет, не на той площадке, на которой играют самые маленькие оболонцы, а через дорогу, на настоящей заасфальтированной площадке. На которой Пони с Оболони катает маленьких оболонцев.
Бабка-Корябка, владычица Трех Мельниц Бабки-Корябки, абаланская волшебница была рассеяна по Оболони. Так в чем вопрос? А в том, что в таком  рассеянном состоянии Бабку-Корябку не мог учуять ни один пес, не увидел ни один зоркий сокол, ни один художник не мог нарисовать ее силуэт. И ни один прибор не мог бы уловить присутствия Бабки-Корябки. Потому что Бабка-Корябка была рассеяна ну очень, очень сильно. Так, в рассеянном состоянии Бабка-Корябка и присутствовала на Оболони.
Так кто же она? Откуда? Как она попала на Оболонь? Бабка-Корябка попала на Оболонь прямо из Абалана. Она путешествовала между мирами, между Абаланом и Оболонью, и вот, при последнем переходе-путешествии все пошло наперекосяк. Бабку-Корябку стало вдруг притормаживать и расплескало по всей, по всей Оболони. И вот основная часть Бабки-Корябки рассеянной оказалась возле Пони с Оболони. Так, рассеянной, она и пребывала потому, что вся Оболонь проходила мимо Бабки-Корябки или сквозь Бабку-Корябку и в упор Бабку-Корябку не видела. Потому  что для того, чтобы заметить Бабку-Корябку, надо было бы увидеть ее улыбку в проезжающих троллейбусах, руки, махающие в отражении витрин гастронома, прозрачный силуэт фигуры, в районе Пони с Оболони, и три разных выражения лица на трех разных детских площадках, бусинки с ожерелья  — искать как янтарь на берегу речки. Неплохо было бы найти того, кто бы сумел бы все это сделать, а? А для того чтобы собраться воедино, Бабке-Корябке нужна была хоть какая-то опора. Амулет из Абалана — страны откуда она пришла или талисманчик. Так вот Бабка-Корябка и торчала на Оболони: частью на крышах домов и киосков, частью на асфальте, чуть-чуть на заборе. А часть ее крутилась на маршруте кольцевых троллейбусов Оболони. Ну, теперь вы хоть что-нибудь поняли?
Кто такая Бабка-Корябка? Волшебница из Абалана. Хозяйка Трех Мельничек Бабки-Корябки, что между Большой Абаланской Дорогой и Владениями Старика Пти. Но это там, на Абалане. А здесь она — просто рассеянное по Оболони несчастное существо.
В общем, Бабка-Корябка была ужасно рассеянная, и как бы это, поточнее выразиться, одновременно находилась в разных частях Оболони. Расплесканная. Почему? А потому! Потому что при переходе из Абалана в Оболонь Три Мельнички, которые вращали диск перехода застыли, и диск перехода затормозил. Какой диск? Диск времени и пространства, который крутили Три Мельнички Бабки-Корябки.
Вы в детстве крутили ведерочко с водой? Крутили! Если крутили, то помните: когда ведерочко быстро крутишь — вода не выплескивается. А если медленно крутить —выплескивается и рассеивается. Правильно? Правильно! Вот и диск перехода в домике Бабки-Корябки медленно стал крутиться, затормозил вдруг, представляете?
Когда Три Мельнички Бабки-Корябки быстро крутились, и диск весело вертелся, Бабка-Корябка туда-сюда, как в классики прыгала: Оболонь-Абалан, Абалан-Оболонь. А когда вдруг диск затормозило Бабку-Корябку по Оболони рассеяло. Кошмар! Как капельки или как голограммы. Голограммы знаете? Вот. И Бабка-Корябка на такие голограммы рассеялась по всей Оболони. Это вам смешно, а ее так рассеяло, что она даже под дождем не промокала. И спасения не видела. И если бы не Санни До, так бы Бабка-Корябка и существовала бы во веки вечные в виде рассеянных частичек.
Санни До была самой обыкновенной девочкой Оболони, такой же как и все и все остальные девочки. За одним единственным исключением. Санни До необыкновенно любила все сказочное и загадочное и всегда старалась разглядеть тайну в самых обыкновенных и простых вещах. Там, где никто другой никаких тайн  и в упор не видел. В днях недели, погоде на улицах, в уроках, которые она учила в школе и дома. Санни  До чувствовала, что тайны существуют везде. Даже у старой домашней кошки Муськи было полно всяких необыкновенных тайн. Даже у старшего брата, даже у родителей. Тайны окружали Санни До повсюду, и она это знала.  Но это были обыкновенные тайны, обыкновенной Оболони. А Санни До верила, что когда-нибудь она попадет в необыкновенный сказочный мир и поживет там в свое удовольствие. Санни До много читала о волшебниках и колдунах, которые живут среди простых людей, в простом мире и была уверена, что если колдунам и волшебникам неплохо живется среди простых людей, то вполне возможно, что простой оболонской девочке Санни До будет также неплохо житься в какой-нибудь волшебной сказочной стране. А может быть даже не просто не плохо, а вообще сказочно. И Санни До подмечала все необыкновенное и прекрасное, что появлялось  в Оболони и радовалась всему. Зимой — снежинкам, осенью — капелькам дождя на ладонях, весной — одуванчикам, а летом  — краскам, теплу и солнышку. Санни До умела видеть и слышать все необыкновенное — и таинственный шелест машин по ночному шоссе под окном рассказывал Санни До  в сто раз больше сказок, чем сорок мультиков по телевизору ее ровесникам и друзьям. Санни До умела замечать все необыкновенное. И однажды необыкновенное пришло в ее жизнь. Приглядываясь в одном из оболонских парков к траве и деревьям, Санни До увидела вдруг в них штрихи необыкновенного, сказочного существа. Нет, это была еще не картинка, не видение, только так — угаданная возможность, легкое прикосновение к тайне, тончайший силуэт неведомого. Даже правильнее сказать, рассеянный силуэт, потому что Бабка-Корябка была очень рассеяна.
А Санни До замечала все необыкновенное. И если ступенек в пролете лестницы становилось десять, а не девять — Санни До это сразу отмечала. Она ходила по Оболони с рюкзачком, на котором болтался игрушечный шелковый эльф, и всегда обращала его внимание на всякие несуразности:
— Послушай, Эльфуша, — говорила Санни До, — ты заметил, что на деревья с южной стороны листья складываются ровно, как строчкой?  Эльфуша слушал и кивал. А может, просто болтался на карабинчике.
— А эти странные узоры вспыхивающих по вечерам окон?
— И почему мне захотелось ходить в школу другой дорогой?
— А ты обратил внимание, что круги в лужах, когда я шлепаю напрямик, не разбегаются, а сбегаются?
И шелковый эльф с рюкзачка Санни До все кивал и кивал.
Санни До сразу почувствовала, что что-то произошло.
В общем, Санни До  пришла однажды Пони с Оболони покормить. Это было как раз после грозы. Санни До увидела радугу и радугу прочитала. Вообще, Санни До как раз читать научилась. Вот она и читала все подряд.  Вывески, учебники, радугу читала по губам. Оболонцы просто радугой любуются, а Санни До половину словечка прочитала.  А вторую половину словечка Санни До у Пони с Оболони по губам прочитала. Санни До Пони с Оболони гладила, а Пони губами шевелил. Вообще-то животные на Оболони не разговаривают. А люди по губам у животных не читают. Но Санни До прочитала. Удивительно, да? Правда она с этим пони давно дружила, хлеб ему выносила, угощала, он ее катал. Вот Санни До и прочитала по губам у Пони с Оболони вторую половину словечка. Первую — по радуге, вторую — по губам у пони. Помо-гите. А может, и не прочитала, может, до нее так дошло. Вот что будет, если вон ту серебринку сложить с обычной веточкой и добавить кленовых листочков? И южную часть паутинки между западной веткой и стеной отложить на тень от пони? И прибавить четыре воробьиных чирка и  бумажку от конфеты? И наложить на шепот от проезжающих троллейбусов? Если все это сложить вместе, то и получится не просто бессмыслица, а что-то вроде портрета. Что-то на манер лунного лица. Что-то знакомое, почти понятное. А если это что-то еще пытается что-то сказать,  значит надо принимать меры.
Санни До всегда была решительной девочкой. Когда ее воображение заработало слишком сильно, и она стала различать Бабку-Корябку, Санни До решила, что такого просто не может быть, и что она заболела и бредит.
— Веди меня домой, — сказала Санни До шелковому Эльфуше. И шелковый Эльфуша закивал.
А Пони с Оболони печально кивнул.  А Санни До вдруг задумалась. И потрогала лоб. А температуры не было. А если температуры не было, значит, то, что она увидела — было. Санни До вместо того, чтобы пойти домой, снова стала складывать мозаику. И у нее снова получилось. Вот те — на! У Санни До снова получилось из тех же частей, такое же  загадочное лицо, облик. И глаза этого лица моргали, и губы шевелились, и морщинка между бровями прорезалась. Только лицо, молча губами шевелило, как Пони с Оболони. А Санни До хотелось услышать, что ей говорят.
— Раз оно  собралось и молчит, — подумала Санни До, — значит, ему чего-то не хватает для того, чтобы начать со мной говорить. Еще чего-нибудь.
И тут как раз пожарная машина проехала. Красная, завывающая пожарная машина с мигалками. Вы думаете Санни До пожара не хватало? А вот и нет. Просто шума. И пока машина проезжала, лицо заговорило и Санни До услышала, что губы этого существа шепчут. Пожарная машина:
— У-ва, у-ва, у-ва!
А Санни До услышала:
— Девочка, девочка, помоги мне!
— Нравится?
Но это длилось не долго! Радуга растворилась, люди пошли по своим делам. И странное видение тоже исчезло. Теперь Санни До совершенно неожиданно для себя стала ответственной за чью-то чужую тайну, за чью-то чужую жизнь. Как умная девочка, Санни До не стала рассказывать про то, что с ней случилось. Никому! Ни подружкам, ни братику. Потому что знала, что ей все равно никто не поверит:
— Ну какие же могут быть чудеса на Оболони? — скажут ей — Ха-ха-ха-ха! — а на кивающего Эльфушу никто даже не посмотрит.
Но, как добрая девочка, Санни До сразу решила про себя, помочь тому, кто просил у нее помощи. И первым делом узнать, кто это был, и что случилось. Санни До была терпеливая девочка, она не расстроилась от того, что неизвестное лицо исчезло, не успев ничего рассказать. Потому что Санни До знала, все то что она нашла один раз, она найдет и в другой раз. Надо только немножечко поработать и очень постараться. А читать Санни До — как научилась?
— Во-первых, — решила Санни До, — надо приходить почаще на площадку к Пони с Оболони. И искать то, что там потерялось. Этот таинственный образ. А во-вторых, надо вспомнить — какие же черты и штрихи окружающего мира ложились там,   около Пони с Оболони. С какого слога начиналось слово, прочитанное ею в радуге, и которое она прочитала по губам у Пони. И что было потом. И Санни До, когда она пришла домой, стала рисовать. Конечно, у Санни До был компьютер, но живой рисунок собственной рукой, в собственном альбоме, собственными карандашами — это ведь совсем другое. Это мысли в руке. Только так, можно услышать неведанное — собственными ушами. Рассмотреть тайное — собственными глазами. Правда, интересно? С тех пор Санни До стала много рисовать, слушать музыку и зачастила на площадку к Пони с Оболони. Хотя и раньше она была там частенько. Санни До подолгу простаивала возле Пони. Там, где она впервые она увидела загадочный образ. И образ снова стал появляться. Что же в этом необычного? Кто знает, чего он хочет найти, тот обязательно это найдет. Ура!  У Санни До было время, а у неведомого существа его оказалось более чем достаточно. И их обоюдное терпение вознаградилось.  Санни До научилась видеть и понимать эту загадочную личность, черты которой, она увидела в радуге после грозы. А та — она представилась Бабкой-Корябкой, — рассказала Санни До так много нового и удивительного, что можно было упасть. Как оказалось, — и шелковый эльф слышал это собственными ушами, — Оболонь была не единственным миром, где живут мальчики и девочки. Где-то рядом с Оболонью находился другой, сказочный мир, который назывался Абаланом. В том, другом сказочном мире, в Абалане, все было прекрасно. Там были Чудесные Городки и Большая Дорога, которая соединяла Чудесные Городки друг с другом, там были Желанные Бабочки и Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, там был Бурелом и множество веселых честных сказочных героев, а еще там была Бабка-Корябка и ее Три Мельницы, которые быстро крутились. И когда Три Мельницы Бабки-Корябки быстро крутились, Бабка-Корябка могла живенько перебегать из Абалана в Оболонь и обратно, чтобы попутешествовать. Насладиться Оболонью и набрать сока оболонских одуванчиков. Так она и летала туда и обратно — абаланская Бабка-Корябка, пока что-то не остановило Три Мельнички Бабки-Корябки, тогда, когда она однажды снова отправилась из Абалана в Оболонь. И бедную Бабку-Корябку рассеяло по Оболони, как рассеивается вода из ведерочка, которое вы крутите медленно. И вот, в рассеянном состоянии, бедная Бабка-Корябка и застряла в Оболони. И никто не мог ей помочь. Мало того, что никто не мог помочь Бабке-Корябке, никто в Оболони вообще не догадывался о ее присутствии. И если бы не умница Санни До, век бы торчать Бабке-Корябке на крышах, на деревьях, на траве, на асфальте, на стенах, на стеклах  и на огромных рекламных щитах                Оболони. Потому что Бабку-Корябку так рассеяло, что ни один миноискатель не пипикнул бы там, где она была рассеяна. Ее не могли заметить ни одна кошка: ни во тьме, ни на свету, и не мог бы найти ни один милиционер. Но теперь, когда Санни До и Бабка-Корябка нашли друг друга, у Бабки-Корябки появилась надежда. Потому что умненькая и добренькая Санни До — это очень хорошая надежда для рассеянной волшебницы из иного мира. Санни До слушала рассказы Бабки-Корябки, раскрыв рот. Про Абалан, про жителей Чудесных городков, про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, и про чудеса, которые происходят на этом поле. Про сюрпризы, которые дарят одуванчики тем, кто до них доберется, и про амулеты и талисманы — янтарь Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.  Амулеты и талисманы с настоящими волшебными свойствами и про Одуванчик-Желание —самую яркую тайну Абалана. Бабка-Корябка рассказывала Санни До про Абалан, куда она очень хотела вернуться.
— Хорошо, — сказала Санни До Бабке-Корябке. — А чем же я могу тебе помочь? Я всего-навсего маленькая девочка с Оболони — не волшебница, не фокусница и не акробатка. Что я могу для тебя сделать?
— Ты можешь отправиться в Абалан, — сказала Бабка-Корябка, — узнать, что случилось с моими мельничками, запустить диск и заставить его снова крутиться. А потом ты заберешь в моем домике амулеты — у меня их целая куча. Сядешь на диск, и снова окажешься в Оболони. А потом, с помощью абаланских амулетов, ты соберешь меня по Оболони. И я стану целой, живой и невредимой Бабкой-Корябкой. А не привидением или росой. И тогда я по-королевски вознагражу тебя и подарю тебе карету, хрустальные туфельки, и принцы …
—  Остальное прочитаете в учебниках, — сказала Санни До, —  как говорит наш учитель по физкультуре, заканчивая урок. Ты же не джин. Я и не жду никакой награды. Я просто готова тебе помочь. Правда не знаю как. Да и вообще помочь тому, кто нуждается в помощи,  награда само по себе, — добавила Санни До.
— Ты умная девочка, — согласилась Бабка-Корябка. И это прозвучало таинственно.
Она вообще говорила таинственно, потому  что она и не говорила совсем.. Бабка-Корябка думала, а Санни До ее понимала.
— Конечно, — думала Бабка-Корябка, — помочь мне — это и правда большая награда само по себе. И это правильно
— Я бы сходила, — сказала Санни До, — но, послушай, Бабка-Корябка, а мои родители, а мой братик? А моя кошка? Ведь, если я уйду за твоими амулетами, они очень расстроятся. Разве может маленькая девочка одна уходить в дорогу, ни у кого не спросив разрешения?
— Не бойся! — подумала Бабка-Корябка. — Я остановлю время для твоих близких. И, когда ты вернешься, снова включу. И никто не заметит твоего отсутствия. Ручаюсь тебе. А когда я соберусь, мы устроим для Оболони веселый праздник, для всех оболонцев. Все будут счастливы, и всем будет очень и очень весело.
Вот до чего они додумались. Конечно, несмотря на то, что Санни До очень хотелось помочь Бабке-Корябке, Санни До не сразу решилась покинуть своих домашних. И старую кошку Муську, и своего папу, и мамочку, и брата. Но, в конце-концов, Бабка-Корябка убедила Санни До, что тут на Оболони все будет хорошо. И уговорила идти в Абалан побыстрее.
— Ты меня быстро спасешь, — показывала и думала Бабка-Корябка, которой очень не нравилось быть рассеянной по Оболони. — Ты спасешь меня так быстро, что сама этому удивишься. И прославишься на весь Абалан, на всю Оболонь и на весь мир. Спасительница Бабки-Корябки, владычицы Трех Мельниц. Единственного перехода между тремя мирами. Это звучит гордо!
— Ну, хорошо. А как я попаду в Абалан из Оболони? — спросила Санни До.
Но, оказывается, попасть в Абалан из Оболони было гораздо проще, чем вы можете себе представить. Бабка-Корябка  что-то посчитала в уме — или в том, что от него осталось и объяснила Санни До, что ей достаточно было скатиться вниз по большой пластиковой Трубе на площадке у Оболонского Пони, перейти через подвесной мостик на другой площадке у озера, найти брошенную пасочку на четвертой детской площадке за молочной кухней, рассеять речной песочек на пляжной детской площадке Оболони, потом обойти четыре раза Детский Центр Досуга, потом прокатиться на Пони с Оболони, потом выстрелить четыре раза в тире, потом сыграть в оболонское лото, потом еще раз проехаться, но уже на машинке и потом купить четыре разноцветных шарика, потом нарисовать рисунок на мелованной детской доске, а потом свиснуть в две свистульки: глиняную и пластмассовую. А свистульки купить на раскладке в метро. Потом взять один детский журнал и одну детскую газету и один оболонский детский календарик. Посчитать ворон на деревьях возле Пони и разделить их на три, к полученному числу прибавить два морожених. Потом купить маску. Оболонские маски тоже можно купить неподалеку. И в маске снова съехать по Большой Трубе, на Детской Площадке около Детского магазина, при этом не думая. Обязательное условие — не думая о Желтом Котенке. Самом маленьком котенке Большой Абаланской Кошки.
— И вот если ты выполнишь все эти условия — сказала Бабка-Корябка, — проедешься по Трубе и при этом не будешь думать, ну, ты сама знаешь о чем. Об этом. О Самом Маленьком Котенке Большой  Абаланской Кошки, то ты попадешь в Абалан. Ну, что, готова?
— Столько условий, — расстроилась Санни До, — и то, и это. Я обязательно что-нибудь забуду.
И шелковый эльф на рюкзачке Санни До тоже закивал расстроено.
— Интересно, — сказала Бабка-Корябка — в смысле подумала, — а я на что? Я ведь рассеяна по всей Оболони. К большому моему сожалению, конечно. И в каждом месте, где ты собьешься, вполне могу подсказать, что тебе делать дальше.
Так они и решили. Санни До посидела на дорожку на Пони с Оболони и пошла покупать шарики, свистульки и маску. Маску Санни До отыскала только на Петровке. Зато хорошую. С вдумчивым выражением и острыми ушами. После того, как Санни До одела маску и полезла по лесенке на трубу, путешествие, можно сказать началось.
Когда Санни До прошла уже половину пути, Бабка-Корябка вдруг всполошилась:
— О, чуть не забыла! Ведь тебе, Санни До, чтобы вернуться тоже нужен талисман!!!
— А чего же ты сразу не сказала? — чуть не обиделась Санни До, когда поняла, что по всем детским площадкам,  там и сям, ей придется прошагивать снова.
— Так ведь рассеянная, — оправдывалась Бабка-Корябка. — прости старушку!
— О’кей, — отходчиво согласилась Санни До. — Какой талисман мне нужен?
— Для того, чтобы вернуться обратно из Абалана в Оболонь тебе понадобится  ваш оболонский талисманчик. Иначе не вернешься.
— А где же мне его взять? — спросила Санни До.
— Подойдет любая игрушка, — сказала Бабка-Корябка. — Брелок для ключей, или просто футляр для мобильного телефона.
— А мягкая игрушка подойдет? — спросила Санни До.
— Конечно, подойдет, — обрадовалась Бабка-Корябка. — Беги за мягкой игрушкой — нам снова предстоит проходить весь путь. А до заката мало времени.
— А мягкая игрушка у меня всегда с собой, — сказала Санни До, — на рюкзачке прилеплена.
Шелковый остроухий эльф согласно закачался. А, может быть, закивал.
— Ура! — перевела дух Бабка-Корябка. — А то возвращаться — пути не будет!
— Значит мы можем продолжать путь? — спросила Санни До, перебегая по мостику.
— Конечно, — ответила Бабка-Корябка, или вернее не ответила, а дала знать.
Итак, Санни До продолжила свой переход, выполняла все условия, дудела и выпускала шары. И оказалась у большой детской трубы возле магазина игрушек.
— Так, — сказала Бабка-Корябка, — все правильно. Теперь одеваешь маску, залезаешь в трубу, снова свистишь, съезжаешь и через минуту — ты в Абалане. На Трех Мельничках. Надеюсь на успех и твое скорейшее возвращение…
Так вот все это и произошло. Санни До выполнила все условия перехода из Оболони в Абалан, которые подсказала ей Бабка-Корябка, села в трубу возле магазина игрушек, одела маску и начала съезжать с горки вниз. По трубе, которая в обыкновенной Оболони вела в песочницу, а при соблюдении всех условий, подсказанных Санни До Бабкой-Корябкой — в Абалан. Прямо к Трем Мельницам Бабки-Корябки. Поняли да? Санни До залезла в трубу, устроилась поудобнее, дотронулась до игрушечного шелкового эльфа и поехала. И мы за ней.
Дальнейшее стало для Санни До неприятной неожиданностью. Хотя с другой стороны Бабка-Корябка  и не обещала Санни До приятных неожиданностей. Она отвечала только за доставку до Абалана. Чтобы через трубу не в песочницу на Оболони, а в Абалан. Вот Санни До и попала в Абалан. Но как! Во-первых, поездка в трубе оказалась долгой и противной, а во-вторых, прямо скажем, Санни До попала в Абалан не в самую лучшую минуту. Когда девочка вылетела из трубы внизу, она была неприятно поражена. Если наверху трубы, в Оболони стояла сухая солнечная погода, пели птички и воздух был пропитан здоровыми ароматами центра города, то внизу трубы,  в Абалане, шел дождь. Да что там шел дождь. Там мчался ливень, и Санни До сразу же вымокла до нитки. А шелковый эльф вымазался с головы до ног, потому что Санни До съезжала с рюкзачком за плечами, и, когда выпала из трубы, то подскользнулась и упала на спину. На рюкзачок с эльфом.
Старый Матрас, который сидел в луже посередине дороги, куда из трубы вылетела Санни До, вытаращил глаза.
С точки зрения Санни До, место под дождем, куда она выпала тоже ничем не напоминало пасторальные Три Мельнички, которые расписывала в самых розовых красках Бабка-Корябка.
Итак, первое, что увидела Санни До в сказочном Абалане, кроме дождя и мокрой дороги, был Старый Матрас, — большой, настоящий  пружинный Старый Матрас, с красными и синими полосками, который сидел в луже посередине дороги, стонал, кряхтел и таращил на Санни До большие, нарисованные глаза.
Видно было, что Старый Матрас и так был расстроен, а еще увидев возникшую из ниоткуда девочку в маске, Старый Матрас стал орать от страха дурным голосом.
А Санни До повернулась и полезла в трубу, но труба исчезла, а дождь побежал еще быстрее.
Дождь заливал дорогу, на которой оказались Санни До и Старый Матрас и веселее от этого не становилось. Потому что Старый Матрас попытался встать, подскользнулся, упал нарисованным лицом в лужу и стал пускать пузыри. Нормально? Хотя, наверное, если бы Санни До оказалась одна ей пришлось бы похуже, но сейчас, видя, что грязные воды смыкаются над уголками Старого Матраса, Санни До бросилась вытягивать его из лужи. Санни До забыла о своих проблемах, когда увидела тонущий Старый Матрас. Она забыла даже о том, какая это нелепая, комичная и невозможная минуту назад ситуация. Простая обыкновенная девочка из Оболони — уже без маски, которая съехала сама собой, посредине залитой дождем дороги в Чудесной стране вытаскивает из воды орущий, плачущий Старый Матрас. Веселенькое дельце. Немало прошло минут, пока Санни До отодрала Старый Матрас от дорожной грязи и вытащила его на пригорок, и пока затащила под огромный дуб, стоящий на обочине дороги. И шелковый эльф и Санни До промокли насквозь. А Старый Матрас вообще напоминал медузу в синюю и красную полоску. Зато под дубом было почти сухо. Вода и струи дождя почти не проникали сквозь плотную листву старого дуба. Это была нелегкая работа для маленькой девочки. Хотя Старый Матрас помогал себя тащить, перебирая уголками, как балерина.  Потом упал под дубом и долго не мог отдышаться. Так прошло несколько минут.
— Ты кто? — спросил у Санни До Старый Матрас. — Ты какая-то не такая. Тебя как будто бы нет. Я тебя не чувствую. Если бы ты не вытащила меня из под ливня собственными руками, я бы просто не поверил, что ты существуешь. Кто ты? Откуда ты выпала?
Санни До многое могла бы сказать про то, что чувствует она, но ей было некогда. Она мерзла и вытирала пучком травы шелкового эльфа.
— Я Санни До, — сказала Санни До, — я пришла из Оболони. Я хочу помочь Бабке-Корябке. Она что-то там не рассчитала, и рассеялась, когда переходила из Абалана к нам в Оболонь. Поэтому она просила меня помочь. Пойти в Абалан и принести ей амулеты. Она послала меня на Три Мельницы. 
— Твоя Бабка-Корябка что-то не рассчитала, когда посылала тебя сюда, — сказал Старый Матрас ворчливо, — Отсюда до Трех Мельниц пол часа лету. Хотя мне, конечно, очень повезло, что ты появилась в это время, в этом месте, — Старый Матрас подвигал уголками. — Но подумать только, если бы она отправила тебя чуточку левее, ты попала бы прямо в Тупичок, где живет Иванушка-Дурачок. И тогда ни я, ни эта твоя Бабка-Корябка, никогда  не получили бы ни от кого никакой помощи.
— Тупичок? — удивилась Санни До. — Какой Тупичок? Бабка-Корябка не говорила мне ни про какой Тупичок.
— Бабка-Корябка не говорила ни о каком Тупичке? Конечно, — процедил Старый Матрас, — ты говоришь, что она очень рассеяна.
— Очень, — подтвердила Санни До. — А скажи мне, дорогой друг…
— Сейчас я начну сохнуть, — сказал Старый Матрас, наблюдая за тем, как светлеет небо над Абаланом. — Сейчас я начну сохнуть, и тебе не придется упрашивать меня поговорить. Тогда тебе придутся упрашивать меня помолчать. Сохнущие старые матрасы — самые разговорчивые существа на свете. И с этим ничего не поделаешь.
И правда — пока Старый Матрас сох — он говорил. Пока он говорил — он сох. И Санни До много узнала под старым абаланским дубом за это время.  А когда Старый Матрас подсох, стало темнеть.  Приближался вечер. И Старый Матрас обеспокоился.
— Помоги-ка мне добраться до Гряды Старых Матрасов, — попросил Старый Матрас у Санни До. — Раз уж ты взялась мне помогать.
Санни До как раз в эту минуту держала его за уголок, пытаясь пощупать пульс.
— А как туда добраться? — удивилась Санни До, прикидывая про себя, как далеко сумеет утащить на себе одна маленькая девочка один огромный Старый Матрас.
— Минут десять лету, — небрежно сказал Старый Матрас, улыбаясь.
— Но ведь я не умею летать, — еще больше удивилась Санни До.
— Ну, и что? — сказал Старый Матрас, — я умею.
— Подожди, а как же я помогу тебе долететь, если я не умею? — спросила Санни До.
— А как другие дети переводят через улицу стариков? — спросил Старый Матрас. — Ты будешь просто держать меня за уголок. А я полечу!
— Очень нужно болтаться в воздухе, как лягушка-путешественница, — подумала Санни До.
Но Старый Матрас выгнул края и опустил серединку. Получилась летающая ладошка.
— Садись, — сказал Старый Матрас, —  взлетаем!
И зажужжал и из него побежала вода. Санни До посмотрела на шелкового эльфа. Потому что ей больше не с кем было посоветоваться. Эльф промолчал. Санни До подумала и решила лететь. Становилось темно, и пока они летели Санни До почти не разглядела Абалана. А потом появились скалы, в скалах — дыра.  Так Санни До и оказалась впервые в Гряде Старых Матрасов. В пещере у Старого Матраса. В пещере у Старого Матраса она и ночевала свою первую абаланскую ночь. Старый Матрас жил не один, в его пещере жил Пещерный — дух вроде домового и Швабра с серебряной рукояткой. Все они обрадовались Санни До и ругали Старого Матраса, за то, что он летал под дождем.
Пещерный встретил Санни До очень приветливо. А Швабра с серебряной ручкой, тоже, оказалось, умела летать, и крестовинка крутилась у нее как пропеллер. Пещерный угостил Санни До  чаем и давал всем ценные советы. Он давал всем ценные советы и вмешивался, когда Старый Матрас врал. А Старый Матрас вмешивался, когда врал Пещерный. Поэтому они врали и  вмешивались одновременно. Они рассказывали Санни До про Абалан и с очень большим удовольствием слушали рассказы Санни До про Оболонь. Особенно им нравилось то место, где частичка настоящей Бабки-Корябки разъезжала по Оболони в троллейбусе. Старый Матрас и Пещерный подливали Санни До чаю с малиновым вареньем и хохотали. Потом Пещерный попросил Санни До немножко, с помощью Швабры помочь прочистить дымоход, чтобы ему дышалось легче. Потом Старый Матрас  показал Санни До свой дневник, который называл журналом Старого Матраса  с правдивыми историями о недоразумениях, которые случались с добрыми жителями Абалана на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков было достопримечательностью Абалана. Жители Чудесных городков загадывали желания и эти желания осуществлялись на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Старый Матрас и Пещерный показывали собственные трофеи и сюрпризы, которые дарили им Разноцветные Волшебные Одуванчики с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Санни До все нравилось. Санни До нравились чудеса и подарки, и то что шелковый эльф высох, и, что она в тепле. Санни До нравилась искусственная шкура пещерного медведя, на которую ей предложили прилечь, и пещерный торт, которым ее угостил Пещерный.  Но она устала. И уснула прямо посередине какого-то рассказа. Потом, утром, Старый Матрас подарил Санни До большую серебряную Швабру с серебряной ручкой и научил ею пользоваться. Научил летать на Швабре. Вот так. И у Санни До, простой оболонской девчонке безо всяких Волшебных Одуванчиков появилась собственная летающая швабра с серебряной рукояткой и флейтой на ручке, на которой можно было лететь куда угодно. А Санни До было угодно лететь на Три Мельнички Бабки-Корябки. У нее была куча дел. Во-первых, ей предстояло выяснить, почему остановились Мельнички Бабки-Корябки, а во-вторых, отыскать янтарь-амулеты, необходимые для того, чтобы Бабка-Корябка, рассеянная по Оболони, смогла собраться с силами, восстановить свой облик и вернуться домой. Вот. Тогда Санни До еще не знала, что на Трех Мельничках Бабки-Корябки не осталось ни одного амулетика. Санни До тепло попрощалась со Старым Матрасом. После пережитого накануне Старый Матрас едва смог пожать ей руку уголком. Санни До поблагодарила Пещерного, села на Швабру, взлетела и помахала рукой другим старым матрасам Гряды Старых Матрасов. Они дружно закашляли ей вслед. Лететь на собственной Швабре в совершенно незнакомой восхитительной стране, было очень приятно. Позади затихал чмокающий звук воздушных поцелуев, которые посылали ей вслед Пещерный и Старый Матрас. Внизу расстилались лужайки, клумбы и кустики. Впереди, там, куда несла ее Швабра, как маленькие точечки виднелись крыши Трех Мельничек Бабки-Корябки, к которым Санни До держала путь. Думаете это все? Это только начало. Три Мельнички Бабки-Корябки  располагались по сторонам треугольничка. Одна Мельничка смотрела строго прямо,  а остальные по сторонам. Три Мельнички смотрели молча, потому что крылышками они не махали,  и не вертели. А домика Бабки-Корябки почему-то не было видно вообще. Три Мельнички Бабки-Корябки молча смотрели как Санни До на Швабре подлетела к ним со стороны Гряды Старых Матрасов. Когда Санни До подлетела, Швабра опустилась и прямо возле крылечка ближней Мельнички воткнулась в землю. И просвистела что-то на своей флейточке. Фи-и-ить — Фи-и-ить.  Санни До съехала с рукоятки  и огляделась. Позади Трех Мельничек у дороги стояли фанерные декорации корабля. Дорожка путалась между Мельничками и велась себе дальше.
— Наконец-то я добралась, — сказала Санни До и помахала рукой ближней Мельничке.
— Привет, меня зовут Санни До, я прилетела к вам из Оболони, от вашей хозяйки Бабки-Корябки.
Три Мельнички промолчали, но откуда-то непонятно откуда раздался глухой шум. 
— Бабка-Корябка по Оболони рассеялась, — продолжала Санни До, — и просила меня принести ей ее амулеты, — а Мельнички продолжали молчать виновато. — Пустите?— спросила Мельничек Санни До.
Дверцы Трех Мельничек распахнулись одновременно. Швабра с Серебряной Ручкой, которая в лошадку играла, шарахнулась и испуганно заржала на флейте.
— Ну-ну-ну, — потрепала Санни До Швабру по загривочку. — Тихо! — она достала сахарок и дала его Швабре. Швабра фыркнула.
— Ах да, — сказала Санни До, — ведь ты не настоящая лошадка, не Пони с Оболони.
И Санни До шагнула к дверям ближней Мельнички…
Итак, Санни До зашла на Мельничку… и вышла с той стороны. Оказывается Трех Мельничек не было. То, куда Санни До зашла, было иллюзией.
— Интересно, — сказала себе Санни До, — а что я теперь должна делать?
— Ха-ха-ха, — засмеялась Флейта-Швабра.
— Не смешно, — сказала Санни До. — Лучше скажи, что делать?
— Что нужно делать, когда подходишь к закрытой двери? — подумала Санни До. — Правильно — стучать. А что нужно делать, когда подходишь к мельницам? Правильно — дуть!
Санни До шагнула обратно, встала перед изображением мельнички и подула. Засвистел ветер, стало темно. Когда просветлело, то посередине участка, между Тремя Мельничками, в центре появился хорошенький маленький домик. Под красной черепицей.
— Наверное, это и есть домик Бабки-Корябки, — подумала Санни До и шагнула к дверям домика. Дверь оказалась настоящей. И не запертой.
Как вы думаете, Санни До что-нибудь о Метровых Айнах слышала? Да о них, наверное, даже Бабка-Корябка не слышала.  И рассказать ни Санни До, ни Бабке-Корябке о Метровых Айнах тоже никто не мог. А все дело оказалось именно в них.  В Метровых Айнах. Значит встреча с Метровыми Айнами стала для Санни До полной неожиданностью. Значит так. Подождите. Смешно. Значит так: заходит Санни До в домик Бабки-Корябки, а там девяносто Метровых Айнов на диске для путешествий посреди комнатки в один огромный клубок спутаны. Встала Санни До на пороге и ничего понять не может. А один Метровый Айн вытянул голову из клубка и говорит:
— Ну, чего ты встала? Заходи!
— Чудеса, — подумала Санни До. — Может, я дверью ошиблась? — и за дверь выглянула.
Нет, точно, она зашла в домик Бабки-Корябки. Но в комнатке, куда зашла Санни До, не было ничего, о чем рассказывала ей Бабка-Корябка: ни диска для путешествий, который три мельнички раскручивают, ни столика из абаланского дуба, ни книжных полок, ни стеллажа с амулетами. Все пространство комнаты была занято плотным клубком Айнов Метровых. Спутанных.
— А ты кто? — спросил у Санни До тот Айн Метровый, который голову из клубка высунул. — Бабка-Корябка?
— А где амулеты? — спросила Санни До, уже догадываясь, что с амулетами дело плохо. — И кто вы такие?
— Мы Айны Метровые.
— А чего это вы, Айны Метровые тут делаете?
— Да, вот, — крякнул какой-то Айн из серединки, — сплелись.
— Что сплелись, я уже вижу, — сказала Санни До. Швабра сзади снова хихикнула. — И чего это вы, Айны, в чужом доме сплетаетесь?
Аины начали оправдываться. Хором и разными голосами. Санни До понадобилось некоторое время, чтобы понять в чем дело. А дело, оказывается, было в том, что Айны Метровые всегда считали, что  им мало намерили. Айны Метровые из Чудесного Городка Метровых Айнов всегда чувствовали себя недомерянными. Айнам Метровым всегда казалось, что их не метр, а больше метра. Что их недомеряют, недоверяют и недооценивают. И вот ползали по всему Абалану Айны Метровые и измеряли себя во всех  Чудесных Городках Абалана. По сто раз. Для контроля. И во всех Чудесных Городках Абалана выходило одно и то же, что их величина метр. Хотя сами Айны метровые продолжали считать, что занимают в пространстве гораздо больше места. Некоторые Айны считали, что метр десять – метр двадцать, а некоторые, что вообще метр сорок пять. И ни сантиметром меньше. А их опять измеряли и в разных Чудесных городках Абалана опять говорили: метр. Величина Метрового Айна — метр и ни сантиметром больше. А Метровые Айны обижались и шли по Чудесным Городкам дальше. Правду искать. Пока до Трех Мельничек Бабки-Корябки не дошли. Подслушали Айны Метровые, как Бабка-Корябка в Оболонь собирается, и подсмотрели, где у нее диск для перемещений. Тут до них и дошло. Как найти место, где их по достоинству оценят. И вот только сама Бабка-Корябка на диске в комнате закрутилась, все Айны Метровые за ней на диск кинулись. А все почему? Потому, что каждому Айну хотелось первому в Оболонь выскочить. Вдруг там, в ином мире, в Оболони, они все трехметровыми окажутся. А кто первым проскочит, тому и вовсе по три пятьдесят посчитают. Вот Айны и бросились на диск одновременно. Всей компанией. Так их на диске и сплело в один клубок стянутый. И заклинило. И диск заклинило и Айнов метровых свинтило. И Бабку-Корябку, которая переход не завершила, по Оболони рассеяло. И все встало — Бабка-Корябка по Оболони рассеянная, а Айны на диске, в комнате на диске свинченные. Тут голова — тут хвост. Какая уж тут Оболонь?
— А амулеты? — спросила Санни До. — Куда амулеты подевались?
Тут Айны спутанные честными голосами закричали:
— Это мы не виноватые, это другие Айны виноватые!
— Какие другие?
— Которые опоздали! Которые ползли медленно! Которые на диск не успели прыгнуть, когда он крутился!
— Ну и что? — спросила Санни До. — Что с ними сталось?
— Они поползали тут, поползали, амулеты на себя нанизали, талисманы продели, штучки-дрючки всякие-разные подгребли и обратно поползли, в Чудесный Городок Айнов Метровых. Распутай нас, девочка, пожалуйста. Расплети, а? — заголосили спутанные Айны на разные голоса. В основном придушено — Пожалуйста!
— Ага, — сказала Санни До,  которой расплетать Айнов, похожих на морских коньков ужасно не хотелось, — а вы кусаться будете.
— Не будем! — заголосили Айны Метровые, — расплети, пожалуйста!!
— Нет, — сказала Санни До, — Я думала романтика. Я думала приключения. Я думала мир в розовом свете, иные миры. А меня сначала швыряет под проливной ливень, потом я вытаскиваю из грязи Старый Матрас и таскаю его по всей дороге, потом прочищаю дымоход Пещерному, чтобы ему было легче дышать. А теперь вот Айнов каких-то дурацких расплетай!
— Да мы не дурацкие, — закричали Айны, — мы метровые.
— Минуточку, — сказала Санни До, — минуточку, Айны! Не вы ли пели мне минуту назад, что вы не метровые, что вас недооценивают, что вас гораздо больше.
— Метровые, метровые! — заголосили Айны. — Сами видим, что метровые. Расплети нас, девочка, и мы домой поползем! В Чудесный Городок Метровых Айнов уползем. Тихонько и будем дома сидеть.
— Да, — сказала Санни До, глядя на клубок. — Начать и кончить. А с амулетами как?
— Никак, наверное, — сказали Айны. — Амулеты никто не вернет. Неположено.
Санни До с эльфом игрушечным огорчились и стали Айнов распутывать.
Это только показалось трудным. А на самом деле распутывать Метровых Айнов было занятием не просто трудным, а очень трудным. И не только очень трудным, но  к тому же еще и неблагодарным. Метровые Айны, которых распутывала Санни До, несмотря на все свои обещания вести себя хорошо, шипели, плевались, и доброго слова спасительнице у них не находилось. Наоборот, каждый распутанный Айн Метровый бурчал, что то до того, как его запутали, он был длиннее, толще. Что жизнь несправедлива и коротка, а система измерений не совершенна. Каждый распутанный Айн Метровый огрызался, но спешил уползти быстрее, чтобы занять место получше в своем Чудесном Городке Метровых Айнов. Санни До тоже спешила. Ей хотелось  поскорее освободить крутящийся диск посреди комнаты. Ей хотелось посмотреть, как начнут крутиться крылья Мельничек и понять, что ей делать дальше. Айны, укравшие амулеты, спутали ей все планы. А на вопрос к оставшимся Айнам, можно ли попросить удравших вернуть амулеты, Санни До услышала только свистящий хохот.
Комната Бабки-Корябки постепенно освобождалась. Швабра прогуливалась во дворе, а Санни До, не покладая рук, распутывала Айнов. Когда клубок Метровых Айнов уменьшился, Санни До решила передохнуть.
— Вот подует ветерок, —думала Санни До, — Мельнички заработают, и что? Что я смогу сделать? Где я возьму амулеты для Бабки-Корябки? Как я вернусь? Что мне теперь делать? У кого спросить совета?
Так думала Санни До, выйдя из домика Бабки-Корябки к своей поющей Швабре. Швабра с серебряной ручкой, увидев Санни До приветливо засвистела. А на лужайку из-за  косогорчика  выскочил, насвистывая, чешуйчатый крепенький обезьян с широченной улыбкой. Санни До как раз шоколадный батончик надкусить собралась и этого крепенького обезьяна  из Мартышкиных Прудов с железным оскалом ничуть не испугалась. Привыкать начала к Абалану. А чешуйчатый обезьян руками размахивает. Увидел он Санни До и обрадовался.
— Привет, — говорит, — короче!
— Привет! — отозвалась Санни До, а Швабра подскочила к чешуйчатому и обнюхивает. И эльфу чешуйчатый понравился.
— Короче, ты кто? — спрашивает чешуйчатый алюминиевый обезьян, — Бабка-Корябка? Непохоже что-то! Я тебя не чувствую!
— Нет, — отвечает Санни До, — я в гостях. А Бабка-Корябка на Оболони.
— Короче, меня Проныра зовут, — говорит Алюминиевый Чешуйчатый Обезьянчик, — ты Русельку не видела?
— А какую Русельку? — удивилась Санни До.
Санни До про Русельку вообще в первый раз в жизни слышала.
— Короче, Русельке угрожает страшная опасность, — сказал Проныра.
— Короче, Руселька — девочка из Малюпусенького Чудесного Городка, — сказал Проныра, — а ей угрожает страшная опасность.
— Страшная опасность? — не поверила Санни До. — Девочке?
— Ты что, не местная? — удивился Проныра. — Так что, что девочка? У нас вон, в Мартышкиных Прудах, полно девочек было. И всем страшная опасность угрожала. От стальных пиявок. А сейчас одной только Русельке.
— Я и правда не местная, — согласилась Санни До.
— Короче, Руселька где-то рядом ходит. Ее найти надо и предупредить о страшной опасности. Короче, мне говорить некогда, — сказал Проныра.
Тут на Проныру Айн Метровый, проползающий по дорожке, зашипеть решил. Закончил этот Айн шипеть на крылышке Мельнички, поднятой к небу. Пролетающим стал. Такого он пинка получил от Проныры.  Остальные Айны стали аккуратнее. Не шипели, а сами с дорожки сваливались, когда Проныра шел.
— Короче, мне говорить некогда, — сказал Проныра, — надо Русельку искать. Если она сюда забежит, скажи, чтобы она меня здесь подождала. Потому, что гулять здесь опасно. Пусть ждет. Ей страшная опасность угрожает.
— Какая опасность? Почему?
— Кенгуру Неугомонная!
— Какая? — не поняла Санни До. — Какая кенгуру?
— Ну, типа, короче, Кенгуру Неугомонная Русельку ищет.
— Зачем?
— Ну, короче, чтобы опекать.
— Что хочет?
— Ну, типа, защищать, укрывать!
— Она, что, беззащитная?
— Кто?
— Ну, Руселька твоя?
— Сама ты беззащитная. Руселька Синих Дяпанов укоротила, у Старика Пти в гостях была,  Чешуйчатых Обезьян освободила. Руселька — храбрая девочка.
— Так чего ее опекать?
— Чего, чего! Потому что Кенгуру Неугомонная, — это, короче,  с приветиком. Она такая огромная, рыжая, со свалявшейся шерстью и с сумкой на брюхе, которая до земли болтается. Вот она вбила себе в голову, что должна всех несчастных и слабеньких абаланчиков опекать. Короче! Вот она и рыщет по Чудесным Городкам Абалана и ищет себе, кто ей понравится. Кто ей понравится, тех, типа, она в сумку кладет и до конца жизни в этой сумке держит.
— Всю жизнь в сумке у Кенгуру? Веселенькое дельце! — вздрогнула Санни До.
— Короче, — сказал Проныра, кто-то ей про Русельку рассказал, что ходит по Чудесным Городкам одна маленькая девочка, в плохой компании. И хочет она Русельку в свою сумку засунуть.
— А там что, хорошая компания? — спросила Санни До.
Проныра пожал плечами. Айны Метровые в домике зашипели.
— Короче, — сказала Санни До, — Русельку я еще не видела. Если она придет, скажу, чтобы она тебя подождала. А сейчас в домик пойду, Айнов распутывать.
Проныра покивал, посмотрел на Айна, который на крылышке Мельнички висел и на жизнь жаловался, и камешек приподнял. Айн Метровый жаловаться прекратил. И как вьюн сполз на землю и молча уполз в кусты. Только из кустов раздался взрыв негодования. Санни До оглянулась у двери:
— Эй, Проныра! У тебя амулетов нет?
Проныра головой покачал и огромными прыжками умчался за косогорчик. Санни До пошла распутывать Айнов. Ей осталось совсем немножечко. Из огромного клубка остались только десять или двенадцать перепутанных как шнурки от кроссовок Айнов. Эти оставшиеся Айны Метровые дергались, торопились и мешали Санни До. Каждому из оставшихся хотелось поскорее выпутаться, чтобы успеть занять в Чудесном Городке Метровых Айнов не последнее место. Тогда Санни До махнула на них, на оставшихся, рукой и решила, что они сами распутаются.
Не успела Санни До выйти из домика, как увидела, как из-за косогорчика, оттуда, куда совсем недавно убежал Проныра, появилась симпатичная, аккуратненькая маленькая девочка, которая пошла ей навстречу.
— Что там Проныра про Кенгуру Неугомонную рассказывал? — начала вспоминать Санни До, — что Русельке грозит страшная опасность и... — Санни До пошла навстречу Русельке. Она миновала нагромождение декораций корабля, выглянула в один из игрушечных иллюминаторов и вышла навстречу девочке.
— Привет! — сказала она. — Меня зовут Санни До. Я буду тебя спасать.
— Спасибо, — сказала Руселька и улыбнулась, и посмотрела по сторонам. — Санни, Да? Что-то я тебя не чувствую.
Она потрогала большущую Швабру с серебряной ручкой, которая стояла у одной из декораций.
— Не чувствую, не чувствую, — разозлилась Санни До. — Зато я чувствую. Девочку нашли, — и продолжила. — Не Санни Да, а Санни До.
— А ты из  какого Чудесного Городка? — спросила Руселька. — И куда это я попала?
— Я не из Чудесного Городка, — сказала девочка, — я вообще из другого мира.
— Из другого мира? — удивилась Руселька, — из какого другого мира? — и она снова оглянулась вокруг.
Никакого другого мира вокруг Руселька не увидела. Вокруг был типичный абаланский пейзаж. Невдалеке, на горке, стояли три разноцветные мельнички, у которых, правда, не шевелилось ни одно крылышко. Рядом протекал серебряный ручеек, а вокруг порхали привычные абаланские бабочки. Дверь в домик была открыта.
— Другого мира? — снова удивилась Руселька, — и снова посмотрела на декорации, которые окружали полянку, где они встретились.
— Так ты Бабка-Корябка? — поняла Руселька собеседницу.
— Никакая я не Бабка-Корябка, — обиделась девочка, — я обыкновенная девочка, только из другого мира. Ведь я не совсем местная. Ведь я появилась тут по просьбе Бабки-Корябки.
— А где она сама? — спросила Руселька.
— Бабка-Корябка? — спросила Санни До.
Руселька кивнула.
— Сейчас? — снова спросила Санни До.
Руселька снова кивнула.
— Бабка-Корябка сейчас в рассеянности, — сказала Санни До, — она очень рассеяна по Оболони.
В это время из-за декораций выскочил Чешуйчатый Алюминиевый Обезьян из Мартышкиных Прудов. Маленький Чешуйчатый Алюминиевый Обезьян, которого, конечно, уже никто не ждал в эту минуту.
Алюминиевый Обезьян был совсем молодой и очень шустрый.
— Ура! — закричал он, — Руселька! Привет Руселька!
— Привет, — улыбнулась Руселька, — ты Алюминиевый Обезьянчик, да?
— Почему ты всегда добавляешь «да»? — ревниво спросила Санни До.
— Но ведь ты сама сказала, что тебя зовут Санни Да. Вот я и подумала, что у вас тут ко всем положено обращаться так: Санни Да, Проныра Да.
— Не Санни Да, а Санни До, — закричала Санни До.
Руселька даже отступила на два шага:
— Извини, Санни До, я ничего такого не имела ввиду.
Проныра подергал Русельку за рукав:
— Хорошо, что я тебя нашел, — сказал он Русельке, — я тебя везде искал. Тебя надо срочно спасать.
— Это я сказала, что Русельку надо спасать! — закричала Санни До. — Это я ей первая об этом сказала.
— Хорошо, — сказал Обезьян, — а тебе кто сказал?
— Да что случилось? Кто вы? Я ничего не понимаю! — растерялась Руселька. — От чего меня надо спасать?
— Кенгуру! — одновременно закричали Санни До и Алюминиевый Обезьян.
Они начали говорить одновременно, но вразнобой. Потом остановились и уставились друг на друга.
— Кенгуру? — удивилась Руселька.
— Ладно, — сказала Санни До, — говори ты! А я ее буду спасать! Я тут всех спасаю…
— Я тоже буду спасать Русельку, — сказал Алюминиевый Обезьян и выпалил. — Это правда! По Чудесным Городкам Абалана ходит Неугомонная Кенгуру.
Над Мельницами повисло молчание.
— Неугомонная Кенгуру? — Руселька удивилась. — А что это такое?
— Ну странная, — пояснила Санни До, — странная Кенгуру! Она ну очень любит жалеть маленьких беззащитных существ.
— И что? — удивилась Руселька.
— А то, — сказал Алюминиевый Обезьян, — что слабых, беззащитных, беспомощных, по ее мнению, и потерявшихся малышей, и всех впавших в детство, Неугомонная Кенгуру ищет по всему Абалану.
— Как это впавших в детство существ? — спросила Руселька.
— Ну, это, когда взрослые думают, что они маленькие, — пояснил Обезьян. — И впавших в детство Неугомонная Кенгуру отлавливает по всему Абалану, достает, отыскивает, куда бы они не прятались, находит, где бы они не терялись, и прячет в своей кенгуриной сумке. Сумку она запирает. И все те, кого она туда прячет, сидят там до тех пор, пока не состарятся.
— До тех пор, пока они не состарятся? — сдавленным голосом перебила Руселька, которая сама догадалась, что дело плохо и сделала большие глаза.
— Пока они не состарятся или не удерут, — твердо сказал Проныра.
— А при чем тут я? — поежилась Руселька. — Ведь я не взрослая и не могу впасть в детство.
— С тобой — другое, — согласился Алюминиевый Обезьян. — Кто-то рассказал ей о тебе. Кто-то рассказал Неугомонной Кенгуру, что маленькая девочка по имени Руселька из Малюпусенького Чудесного Городка, одна-одинешенька бродит по Абалану, что она, наверное, заблудилась и попала в плохую компанию. «Я найду ее!» — якобы сказала Неугомонная Кенгуру и вплотную займусь ее воспитанием.
— Да, — сказала Санни До, — и Неугомонная Кенгуру пошла тебя искать — все говорят!
— Она пошла по твоему следу, — подтвердил Проныра. — А когда она начала расспрашивать про тебя у нас, Алюминиевых Обезьян из Мартышкиных Прудов, мы заподозрили, что ты в некотором роде в опасности. Она очень быстрая, — вздохнул Проныра. — И большая. Она уже пробегала по всему Абалану два раза. И когда она стала расспрашивать про тебя у нас, — продолжил Алюминиевый Обезьян, — то мы все решили найти тебя и предупредить тебя, что за тобой охотится Кенгуру, Неугомонная. Потому, что любим тебя. Пока ты нас не спасла, мы жили в пруду, а сейчас мы живем в джунглях. Как белые люди.
— Очень приятно, — пробормотала Руселька.
— Она хочет взять тебя в свою сумку, — безжалостно продолжил Обезьян. — И защитить тебя от жизненных невзгод.
— Но меня не надо защищать от жизненных невзгод, — запротестовала Руселька. Санни сочувственно пожала плечами.
Алюминиевый Обезьян сказал со вздохом:
— Наверное, тот, кто рассказал о тебе Неугомонной Кенгуру, думал иначе.
— Или не хотел, чтобы ты узнавала тайны Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — невинно сказала Санни До.
— А с теми, кто попадает в ее сумку происходят страшные вещи, — сказал Проныра.
— Какие?
— Неугомонная Кенгуру запрещает тем девочкам, которые попали в ее сумку, вести дневничок!
— Ах! — сказала Руселька.
— Собирать фотки!
— Ах! — сказала Санни До.
— Запрещает ходить гулять!
— Ах! — сказала Руселька.
— Заставляет носить только форменную школьную одежду!
— Ах! — сказала Санни До.
— Не пускает на  вечеринки!
— Ах! — сказала Руселька.
— На вечеринки и дискотеки она вообще никого не выпускает!
— Этого не может быть, — потрясенно сказала Руселька.
— Она не разрешает кушать мороженое с колбасой. Не разрешает каждый день заводить и подписывать школьные тетрадки, она заставляет каждый день убирать комнаты и дежурить в классе. Она не разрешает спать с кошкой, собакой или куклой. Она дает с собой в школу бутерброды вместо денег. Она читает записочки от одноклассников и комментирует их. Она не разрешает рвать цветы, чтобы сплести веночек. А книжку «Абаланские гадания для девочек по учебникам и дневничку» она не разрешает даже приоткрывать. Она заставляет ловить Желанных Бабочек, она заставляет бедных неустроенных девочек ходить на музыку, на танцы, на английский язык, на макраме, на курсы дизайна, лепки, тайквандо, батут, ушу. А в свободное время она велит  сидеть у нее в сумке, и не высовывать носа. Если, конечно, все книги по философии, эстетики и истории уже прочитаны.
— А мультики? — спросила Руселька.
— Неугомонная Кенгуру не разрешает смотреть мультики и говорить по телефону.
Девочки дружно, как по команде, спустились на землю. Девочки посмотрели в небо, на плывущую в небе тучу.
— Она вот-вот придет, — волновался Проныра. — Надо куда-то спрятаться.
— Давай в Мельничках, — предложила Санни До, — там, знаешь, какие дорожки запутанные.
— Нет, — покачал головой Проныра, — в Мельничках ты от нее не спрячешься. Она, знаешь, какая?
— Какая?
— Шустрая! Что ей стоит Мельнички обыскать?
— Мельнички обыскать — ей раз плюнуть. Она одну девочку под  поленницей нашла. Тысячу пятьдесят два полена перекидала, не поленилась. А одна девочка от нее в песок зарылась. Так эта Кенгуру весь пляж перелопатила, и в воде, песок разгребла. А когда девочку нашла, так еще  и по попе надавала.
— Может под кустиком? — спросила Руселька, неуверенно поглядывая по сторонам.
— Скажешь тоже, — сказал Проныра, — она в стоге сена иголку отыщет. Не Кенгуру, а миноискатель, неугомонный. И в норку не спрячешься, — сказал Проныра, перехватив взгляд Русельки, который она бросила на канавку возле ближней Мельнички.
— А что же делать? — спросила Руселька, чуть не плача.
Такое вот настроение еще вчера было у Санни До. Только еще шел дождь.
Санни До сочувственно покивала головой. Русельке не хотелось, чтобы Кенгуру вплотную занялась ее воспитанием. Все подумали. Это не возымело действия. Тогда все переглянулись. С тем же результатом. Мозговой штурм шипел и гас на глазах.
— Короче, вспомнил, — Проныра хлопнул себя по лбу ягодой, которой его только что угостила Санни До. Ягода лопнула, и  сок потек по обезьяньей морде Проныры.
— Короче, вспомнил, — опять порадовался Проныра. Девочки восхитились.  — На Развалке Сокровищ!
— Что на развалке? — спросила Санни До.
— Не на развалке, а на Развалке Сокровищ, — снова поправил Проныра. — Пока Неугомонная Кенгуру  рыщет поблизости, мы можем спрятаться на Развалке Сокровищ.
— На какой еще Развалке Сокровищ? — спросила Санни До. Руселька наморщила лобик.
— Развалка Сокровищ — место, куда летучие обезьяны Чиз сносят сокровища, собранные ими на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Сокровища? Какие еще сокровища? — удивилась Руселька. Ей пришло в голову, что она, наверное, не все знает про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. — Разве на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков есть еще что-то, кроме одуванчиков?
— Что-нибудь кроме одуванчиков? — поразился Проныра. — А как же! Еще бы! Полно, сколько угодно!  Это же Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков! Да там есть все, что захочешь! — Проныра воодушевился, — Там оставляют всякие сюрпризы, подарки, вещички. Не всем нравятся сюрпризы, которые дарит им Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. И те, кто не хочет их забирать, оставляют их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. А летучие обезьяны Чиз, после заката солнца, собирают то, что не захотел никто брать. И относят все это на Развалку. Они живут на Развалке  и относят туда все сокровища с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Странные, — сказала Санни До непонятно о ком, пожимая плечами. — А что они уносят?
— Всякие там диковинки. То, что не понадобилось никому. Ненужные вещи, странные сюрпризы, сувениры, игрушки, совсем бесполезные штучки-дрючки, амулеты, талисманы.
— Талисманы? — закричала Санни До. — Амулеты? Проныра, миленький, чего же ты молчишь? Мне очень нужно на Развалку Сокровищ. Мне очень нужны амулеты и талисманы. Ведь от этого зависит жизнь Бабки-Корябки.
— Какой Бабки-Корябки? — удивилась Руселька. — Мы же меня спасаем. От Неугомонной Кенгуру.
— И тебя тоже, — отмахнулась Санни До. — Я же говорила тебе, что прибыла из Оболони. Там на Оболони в совершенно беспомощном состоянии  находится Бабка-Корябка, хозяйка этих мест. И она очень, очень просила ее выручить. А для этого нужны талисманы.
Санни До снова повернулась к Проныре:
— Проныра, миленький, летим. Ну, пожалуйста!
— А как мы туда попадем? — спросила Руселька.
Проныра подумал и вытер с морды сок.
— Вообще-то, — сказал он, — туда прекрасно можно долететь. Короче, дай посмотреть. — сказал Проныра и потянул к себе Швабру. Швабра захихикала. Она терпеть не могла щекотки.
— Чур, я первая, — закричала Санни До, — чур я впереди!
— А как это мы втроем влезем на Швабру? — сказала немного расстроенная Руселька.
— Вы полетите вдвоем, — сказал Проныра, — я расскажу Швабре, куда нужно двигаться, а сам побегу следом. Ведь нужно же кому-то запутать Неугомонную Кенгуру.
В это время из-за косогорчика послышались гулкие шлепки.
— Послушайте, — закричал Проныра, — послушайте!
Шлепки приближались.
— Это — Неугомонная Кенгуру шлепает. Очень большая. Она очень быстрая. Очень сумчатая! Короче, надо удирать. Вы, короче, полетите на Швабре,  — суетился Проныра, — а я останусь тут. Я обведу Кенгуру вокруг пальца,  и поведу ее в другую строну.
— Опять ничего не понимаю, — сказала Руселька. — В Малюпусеньком Чудесном Городке всего этого не было. Почему мы будем в безопасности на Развалке Сокровищ? Ведь ты сам говоришь, что Неугомонная Кенгуру очень большая и сильная. И может вломиться куда угодно.
— Нам надо туда лететь, — сказала Санни До. — Потому что там полно талисманов. Лично меня и Бабку-Корябку могут спасти только талисманы.
— Короче, Руселька, — сказал Проныра, — на Развалке Сокровищ Неугомонная Кенгуру не сумет нас найти, потому что летучие обезьяны Чиз, никогда не пустят на развалку чужого. Они вообще никого на Развалку не пускают.
— А почему же они пустят нас? — удивилась Руселька.
— Потому что я — алюминиевый Обезьян из Мартышкиных Прудов, — улыбнулся Проныра. — Короче, — сказал он многозначительно, — Чешуйчатый. И потому что вы со мной, — добавил он.
В это время из кустов выполз метровый Айн и пополз к Русельке. Он хотел, чтобы она его смеряла. Руселька завизжала и полезла на Швабру.
— Решено, —  поторопила Санни До, подтягивая к себе Швабру с Руселькой, и усаживаясь на нее верхом, — мы отправляемся на Развалку Сокровищ.
— Ты все поняла? — спросила она у Швабры. Швабра флейкнула.
Проныра достал откуда-то подушечку-думочку и сунул Русельке.
— Это от нас, — застенчиво сказал он.— Присаживайся!
— Я тоже приглашаю, — сказала Санни До. — Устраивайся поудобнее!
И хотя Швабра была огромная, здоровенская, после того как девочки сели, места на ней не осталось.
— Ну, может быть и ты с нами? — вежливо спросила Санни До у Проныры.
— Короче, я остаюсь, — сказал Проныра.И отшвырнул зазевавшегося Айна Метрового. Айн улетел за косогорчик.
— Смотри, — предупредила Проныру Санни До. — Если ты говоришь, что Неугомонная Кенгуру такая страшная,  и что она вот-вот появится…
— Ну, — храбро сказал Проныра, — надеюсь, ей не придет в голову, что я слабый и беззащитный, — и он озорно улыбнулся.
Шлепки между тем приближались.
— Отправляйтесь, — крикнул Проныра. — Короче, на Развалке Сокровищ увидимся!
И он бросился на встречу огромной лопоухой Кенгуру, которая вдруг выскочила из-за косогорчика. Все ожидали чего-то ужасного. Но Неугомонная Кенгуру выкатилась из-за косогорчика извиваясь и хохоча. Метровый Айн, которого отшвырнул Проныра попал ей за шею, и ей было очень щекотно. Но когда Кенгуру увидела компанию, Русельку, она пронзительно сказала:
— И-и-и! Ой! Ох! — глаза у нее загорелись,  и она сделала огромный прыжок в их сторону, продолжая чесаться.
Сумка Кенгуру почти волочилась по земле. Потом она взмыла вместе с толстой Кенгуру в прыжке. Видно было, что в сумке у Кенгуру кто-то болтается.
Проныра тоже подпрыгнул и высыпал из ладошки на площадку  пригоршню цветных стеклянных шариков. Шарики запрыгали по площадке, переливаясь. Кенгуру скосила глаза, привлеченная блеском шариков и пролетела мимо Швабры, на которой уже сидели Руселька и Санни До. Она едва задела их своим тяжелым дыханием. И вот пока Кенгуру тормозила, пока она разворачивалась, взрыхляя траву, пока она запихивала в сумку тех,  кто пытался оттуда выгрести,  прошло некоторое время. Санни До времени даром не теряла. Она уже знала, чего можно ждать от восхитительного Абалана. Концы Швабры стали вращаться как лопасти пропеллера. Санни До сильно оттолкнулась ногами от земли и они с Руселькой взмыли над Абаланом. Они взмыли над Абаланом, а внизу неуклюже и смешно прыгала толстая Неугомонная Кенгуру, пытаясь достать кончик Швабры, как котенок пытается достать бантик, которым его дразнят. Санни До стала насвистывать. Швабра послушно развернулась, поднялась еще немножко повыше и плавно полетела в сторону от Трех Мельничек Бабки-Корябки. Неугомонная Кенгуру внизу обнюхала землю  и заковыляла вслед удравшему за косогорчик Проныре.  При появлении Кенгуру Айны Метровые прикидывались шлангами и честнели.
Санни До и Руселька на Швабре с серебряной рукояткой, крестовинка которой вращалась как пропеллер, насвистывая флейтой, летели совсем в другую сторону. Отсюда, сверху, им были видны и далекая Таборетная Детская Площадка, и очень далекие Мартышкины Пруды,  и Большие и даже Малые Абаланские горы. Вдали виднелись полосы Бурелома. Три Мельнички Бабки-Корябки, с застывшими крыльями выделялись яркими цветными пятнами на зеленом газоне. Желтым пятном, красным и синим. Посередине между Мельничками стоял домик Бабки-Корябки. А позади, Руселька успела оглянуться и назад, правда чуть не упала при этом со Швабры, позади клубилась какая-то серо-коричневая пена. Из серо-коричневой пены вырастали пузыри и лопались, разбрызгиваясь серо-коричневыми брызгами.
— Это Тупичок, — закричала, перекрывая шум ветра в ушах Санни До.
— Что? — не расслышала Руселька.
— Тупичок, где живет Иванушка-дурачок.
— Какой Тупичок? — снова спросила Руселька.
— Где живет Иванушка-дурачок.
— Это такой Чудесный Городок? — закричала Руселька на ухо Санни До.
Санни До поморщилась. На ухо ей не нравилось.
— Нет, конечно, Тупичок не Чудесный Городок. Тупичок — это Тупичок. Я сама туда едва не попала. Старый Матрас говорил — страшное место.
— Что? — закричала Руселька.
Санни До только махнула рукой.
Они пролетели по руслу небольшого ручейка, с ярко-синей водой, по бережкам которого цвели огромные ромашки, над которыми порхали Желанные Бабочки Абалана. Потом они миновали небольшую рощицу, полетели еще немного, поднялись повыше. И вдруг Швабра, на которой летели Руселька и Санни До чихнула.
— Будь здорова, — сказала Санни До.
Но Швабра чихнула еще раз и стала что-то энергично и громко наигрывать на своей флейте. Санни До  достала платочек и утерла нос флейте. Потом похлопала Швабру по загривку, но Швабра никак не реагировала на знаки Санни До. Она еще раз чихнула, сделала длинный крюк вокруг невидимого центра и стала снижаться, делая все более узкие круги.
— Что-то случилось? — спросила Руселька. — Или мы уже прилетели?
— Мы никуда не прилетели, — сказала Санни До. — Но что-то случилось. Конечно, случилось, — добавила она, — наша летающая Швабра увидела подружку, блуждающее Чучело Огородное. Старый Матрас предупреждал меня о них. Вон, посмотри!
Внизу, там, куда они опускались, растопырилось на травке живописное Огородное Чучело.
— Ну, и что? — спросила Руселька. — Я, наверное, невнимательно слушала. Я, наверное, что-то пропустила. Почему мы не летим на эту, как ее, на Развалку Сокровищ. А спускаемся к этому, как его, Чучелу Огородному.
— Потому что, — сказала Санни До, с той же досадой. — Чучело Огородное стало пускать в небо огромные пузыри. И агукать как младенец.
Швабра застыла прямо напротив бродячего Чучела Огородного  и приняла вертикальное положение. Чучело приветствовало Швабру еще более громадными мыльными пузырями. Санни До и Руселька съехали на землю.
— Зачем она это делает? — спросила Руселька, глядя на пузыри.
— Ты будешь смеяться, — сказала Санни До, — но Чучело считает мыльные пузыри, которые оно пускает в воздух, отличной сигнализацией. Чучело считает, что у каждого охранника, должен быть собственный метод охранной сигнализации. Швабра воткнулась в землю. И что-то оживленно защебетала. Чучело Огородное в ответ забренчало развешенными на ней консервными банками.
— Ну все, — сказала Санни До, — теперь пока не наговорятся — не разойдутся. Не двинутся с места. Так говорил Старый Матрас.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Руселька, отряхиваясь.
Санни До сорвала травинку, и посмотрев из-под козырька ладошки на восток сказала:
— Старый Матрас говорит, что Швабра не может пролететь мимо малейшего беспорядка или скандала. Везде наводит порядок и страшно любит пообщаться с мужчинами в форме. Швабра вмешивается во все конфликты и уверена, что вместе с Чучелами Огородными стоит на переднем плане добра и справедливости.
— Мы должны лететь на Развалку Сокровищ, за талисманами, а не болтаться посреди дороги, и ждать пока она наговорится! — вдруг вспылила Санни До и пнула с досады какой-то земляной холмик.
Санни До удивительно быстро привыкла жить в Абалане.
Из земляного холмика с визгом рассыпались в разные стороны  мелкие желтые мыши. Швабра перестала напевать Чучелу Огородному свои песенки, засвистела с переливами как милиционер и стала сердито раскачиваться из стороны в сторону перед носом у Санни До.
— Видишь, — кивнула в ее сторону Санни До, — выговаривает мне за безобразие. А чего ж ты на Кенгуру Неугомонную не свистела? — уела Швабру Санни До. — А прерывать полет, это что, не безобразие? — Санни До наклонилась и поправила холмик.
Мелкие мыши замолчали. Швабра вернулась к прерванному разговору с Блуждающим Чучелом Огородным словно ничего не услышала. Руселька засмеялась.
— Ну что ж, — сказала Санни До Русельке, — давай пока поболтаем.
— А Неугомонная Кенгуру? — спросила Руселька.
— Но она же не знает куда мы полетели, — возразила Санни До. — А Проныра вполне может увести ее за собой куда угодно. Даже, например, в Тупичок,  где  живет Иванушка-дурачок. Когда она еще оттуда выберется!
Чучело Огородное что-то бренчало пустыми консервными банками, а Санни До показала Русельке на подушечку, которую подсунул им Проныра. — Присаживайся!
Руселька присела и отмахнулась от двух огромных Желанных Бабочек, которые летали вокруг нее:
— Брысь! Брысь от меня! Отстань!
— Это не самое удачное желание которое можно загадать Желанным Бабочкам Абалана, — сказала как бы между прочим Санни До.
— Что именно? — удивилась Руселька.
— Как, что именно? — в свою очередь удивилась Санни До. — Загадывать Желанным Бабочкам  с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков только, чтобы они отстали от тебя — очень расточительно по-моему.
— Желанным Бабочкам? — удивилась Руселька. —А ты откуда знаешь, что это Желанные Бабочки? И,  вообще, — рассердилась она, — почему ты все знаешь лучше меня? А при чем тут «Загадывать желание Желанным Бабочкам?»
— А тебе что неизвестно, что Желанные Бабочки записывают желания жителей Абалана для того, чтобы отнести их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков? И исполнить.
— Первый раз такое слышу, — сказала Руселька, вытаращив глаза.
Санни До тоже вытаращила глаза на Русельку. А потом, помедлив, сказала:
— Ах, да! Ведь это же тайна — Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Хотя я думала, что такие тайны у вас знают даже дети.
— А ты откуда их знаешь? — вызывающе спросила Руселька.
— А мне рассказывала Бабка-Корябка, а потом Старый Матрас. Правда, они тоже оговорили, что это тайна. Но я думала, что это тайна вроде той, откуда берутся дети.
— Я не дружила со Старыми Матрасами, — ворчливо сказала Руселька, — а жила в Малюпусеньком Чудесном городке. Там об этом ничего не знали.
— Малюпусенький Чудесный городок — это что, ясли, что ли? — удивилась Санни До.
— Что, ясли?
— Малюпусенький Чудесный Городок?
— Ну не знала я эту тайну Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — сказала Руселька с досадой. — Вообще мы там мало что знали, в Малюпусеньком Чудесном городке.
Санни До вдруг обернулась. Швабра и бродячее пугало огородное перестали флейтовать, нежно обмениваясь звоном пустых консервных банок и мелодией флейты. Бренчать и перемигиваться. Швабра подскакивала и вертела своим крестом-перекладинкой. 
— Наговорились, — сказала Санни До. — Мы можем лететь дальше. Давай, собирайся.
Руселька подняла подушечку  и стала устраиваться возле Санни До, которая уже оседлала Швабру-флейту с серебряной рукояткой. Бродячее Чучело Огородное отодвинулось и помахало полями шляпы. Швабра бибикнула. Она начала вращать своим пропеллером-крестовинкой. Чучело Огородное приветливо  забренчало пустыми консервными банками и они взмыли. Санни До повернулась и сунула в руку Русельке несколько конфет.
— Леденцы, — закричала она, — отличное средство от высоты.
Руселька ухватилась покрепче за талию Санни До. По ее мнению лучшим средством от высоты могло быть одно: покрепче держаться за пилота. Русельку занимали мысли о Желанных Бабочках Абалана, которых она знала всю свою жизнь, и которые открылись перед ней в таком неожиданном качестве. Санни До и Руселька летели не высоко, но, тем не менее, ни одна из бабочек, которые порхали внизу, не могла их достать. Хотя бабочки довольно резко взлетали вверх, но не могли дотянуться до Русельки и Санни До и опадали.
— Куда же это мы летим? — продолжала беспокоиться  Руселька. — О какой Развалке Сокровищ говорил Проныра? Какие летучие обезьяны Чиз? Ах, какие Желанные Бабочки? Какой хорошенький шелковый эльф на рюкзачке у Санни До. Какие сокровища на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков? Все происходит так быстро — только вышла с Детской Площадки Отдыха и Наслаждений и вот — и Неугомонная Кенгуру, и Санни До, которая пришла из Оболони, и Проныра… Все так жутко, все так загадочно.
А еще Руселька думала о своих друзьях: Горби, Забежи, Хавчике, Хрюшарике.
— Интересно, — думала Руселька, —где они все сейчас, и что с ними происходит? — и еще она думала, где можно найти такого шелкового эльфа, как у Санни До и такую серебряную Швабру.
А тем временем, пока они летели, небо со всех сторон быстро потемнело, и стала надвигаться большая черная туча.
Санни До вертела головой по сторонам, а Швабра стала тормозить  и заворачивать.
— Руселька, — повернулась в Русельке Санни До, — наверное, сейчас начнется гроза. Здесь частые грозы, я в этом убедилась сама. Если гроза нас застанет в полете, мы вымокнем до нитки и простудимся. Швабра согласно флейкнула.
— А что ж ты предлагаешь? — спросила Руселька, глядя, как быстро темнеет небо. И шмыгнула носом.
— Вон, видишь, высокая гряда отвесных скал? — спросила Санни До.
По затылку Русельки стали колотиться огромные капли надвигающейся абаланской грозы.
— Конечно, вижу, — закивала Руселька, зажмурившись одним глазом, потому что ей на ресницу упала огромная капля.
— Это Гряда Старых Матрасов. В этой Гряде полно спальных пещер, а в одной из этих пещер живет мой старый друг — Старый Матрас. И Пещерный.
— А кто такой Пещерный?
— Обыкновенный Пещерный. У тебя что там, в Малюпусеньком Чудесном городке не было домовых?
— Конечно, были!
— Ну вот, видишь: у тебя дома — домовые, на Трех Мельничках — мельничные, а у Старых Матрасов в пещерах — Пещерные. Когда я только попала в Абалан, мы встретились. Это тоже было в грозу. Старый летучий матрас  попал под дождь, упал на дорогу и чуть не потонул в потоке воды. И я его спасла. И сейчас начинается такая же гроза. Если мы заскочим к нему на огонек, то, во-первых — мы не промокнем, во-вторых, узнаем от Старого Матраса все новые сплетни, а в-третьих, переночуем в тепле и сделаем приятное Старому Матрасу и подружке Старого Матраса Швабре, на которой мы летим. Это ведь Старый Матрас попросил Швабру сопровождать меня до Трех Мельниц Бабки-Корябки и всюду, куда мне будет нужно. Я думаю, что они очень обрадуются друг другу: Швабра и Старый Матрас.
— А я уже согласна, — сказала Руселька. Она закивала с той же скоростью, на которой на нее капали капли дождя. — А Проныра?
— Когда дождь кончится, мы полетим дальше и найдем Проныру, — сказала Санни До.
Тем временем Швабра с серебряной ручкой, уже не слушая никаких указаний,   повернулась в воздухе и помчалась в направлении каменной гряды, о которой только что говорила Санни До.
— Смотри, какая! — только и успела подумать Руселька, а Швабра уже подлетала к огромной пещере в Гряде Старых Матрасов, в которую невозможно было попасть и сверху и снизу. А только по воздуху.
— Наверное, Старый Матрас хороший летун, — подумала Руселька, а дождь уже припустил изо всех сил. Но опоздал, потому что  Швабра с девочками уже влетела в теплую, сухую, но плохо освещенную пещеру. Там-сям в глубине пещеры вспыхивали светлячки, а воздух в пещере был сухой и теплый. Швабра, едва дождавшись, пока девочки спрыгнут, передернулась как собака, которая отряхивает после дождя свою шкуру, и сказала: «Бр-бр-бр-бр». Санни До сняла рюкзачок и положила его у входа.
— Все-таки, — рассмеялась Санни До, — я никогда не смогу привыкнуть к Чудесным городкам. Это так смешно — летающая Швабра, которая после дождя отряхивает шкуру.
Руселька пожала плечами. По ее мнению происходили самые обыкновенные вещи. Вот если бы Швабра с серебряной ручкой не летала бы,  не имела собственной флейты и серебряной рукоятки, а молча бы стояла в углу, ожидая пока ею вымоют полы, вот тогда это было бы действительно не обычно. А так — вполне нормальная абаланская Швабра. Ну, может быть только с изюминкой.
— О-па-на! Санни До! Санечка-донечка,  Сашик-дошик! — Кряхтенье и скрип пружин были исключительно благожелательны.
Светлячки, плавающие по пещере как тополиный пух вдруг стали раздуваться, словно мыльные пузыри, освещая пещеру и лопаться, разбрызгивая снопы яркого дневного света. Это были не живые светлячки, а просто пузырьки света. Когда они лопались, свет пробивал сумрак пещеры, и темнота ежилась, прячась за камни и за своды. А когда наступала тьма из-за камней выглядывал Пещерный.
Вся пещера разулюлюкалась. Люлюканье сопровождалось веселым отзывчивым эхом.  Руселька попятилась.
— Это они, не бойся,  — рассмеялась Санни До, — это Старый Матрас и Пещерный — неразлучная парочка.
Тем временем, летучие мыши на стенах и потолке пещеры всполошились, закричали, начали срываться с места и лепаться в воздухе, мешая друг-другу.  Поднялись пыль и писк. Из глубины пещеры раздался грохот и  оттуда, откуда-то с неведомых пещерных антресолей,  выкатился огромный серый комок, который немедленно развернулся и предстал перед девочками в виде огромного существа, похожего на матрас с гибкими уголками и уютной улыбкой во всю ширину. А в длину шли синие и красные полосы. Завидев Русельку, матрас слегка смутился и начал было сворачиваться. Но Санни До сразу поправила положение. Тоже улыбаясь во весь рот, она хлопнула Старый Матрас  по плечу, из которого поднялось облачко пыли, и сказала:
— Привет, Старый Матрас! Знакомься, это Руселька из Малюпусенького Чудесного городка.
Матрас согнул сначала один уголок, потом второй, изыскано шаркнул, поклонился и смущенно сказал:
— Извините! Я не слишком громко скатился! Я вас не напугал?
Швабра фыркнула и расстреляла из флейты как из трубочки жеванной бумагой сразу два светлячка-шара.
— Джзинь-дон! — сказали, вспыхивая и лопаясь, светлячки-шары.
Старый Матрас вздрогнул, и в глубине пещеры хихикнуло эхо или кто-то там еще.
— Ничего не напугал, — улыбнулся Старый Матрас  Санни До, — а ты, —  обратился он к Санни До, не сводя с нее влюбленных глаз, — а ты? Ты запустила Мельнички? Ты нашла талисманы? Ты собираешься в Оболонь?
— Пить хочется! — сказала Руселька и оглянулась. — Где бы присесть?
После полета девочки немножко озябли, а садиться на холодные пещерные камни им не хотелось.
Из глубины пещеры выкатился сервировочный столик с большой бутылкой абаланской минеральной вода и кучей пластиковых стаканчиков. Старый Матрас напряг мускулы, на его поверхности показались капельки воды
— К сожалению, — расстроился Старый Матрас, — я еще  сыроват. Иначе бы я предложил вам присесть прямо на мои старые пружины. Пещерный снова хихикнул. Оттуда, из глубины пещеры  повеяло теплом и на воздушной подушке как поднос на ладони, выплыла мохнатейшая искусственная шкура пещерного медведя. И опустился к ногам девочек. У Русельки остановились глаза. Она такого удобства еще не видела.
— Большое спасибо,— сказала Санни До. — Я вижу тебя.
— Что ты говоришь? — удивилась Руселька, — в пещере почти ничего не видно!
— Это форма вежливости по отношению к пещерным, — сказала тихо Санни До. — Говори — я вижу тебя!
— Я вижу тебя, — чувствуя себя неудобно, повторила Руселька.
Искусственная шкура пещерного медведя разлеглась у ног девочек. Из глубины пещеры дохнуло теплом. Девочки сели на роскошную искусственную шкуру. Все было хорошо. Все всегда было хорошо. Даже на голодный желудок. Девочки сели на теплую шкуру, зарылись в длинючий мех и вытянули ноги. Старый Матрас что-то смекнул. Он крякнул, развернулся и покатил в глубину пещеры. Через минуту он выкатился, толкая перед собой второй сервировочный столик. На колесиках. Видно, оказывать внимание гостям было в правилах этого дома. На этом большом столике было все, что душе угодно. Йогурты и сыр, фрукты, овощи, булки с изюмом, конфеты и халва, и даже одна большая картофелина, которую, наверное, в шутку успел положить на сервировочный столик Пещерный. А  в центре сервировочного стола стояли бумажные пакеты, с горячей, ароматной, жареной картошечкой с котлетами. И в пещере запахло сразу по-домашнему. Даже летучие мыши притихли и на всякий случай заткнули за воротничок чистые салфетки. Но к столу их никто не пригласил. Девочки протерли руки бумажными гигиеническими полотенцами, которые им подал Старый Матрас. А за стенами пещеры начался настоящий ливень. Матрас широко и довольно улыбнулся, а Швабра потянулась поперечинками и негромко в полтона зевнула, словно собираясь, как старая псина, положить голову на лапы. И вдруг Швабра подняла сначала одну перекладинку, прислушиваясь, потом вторую и потрусила к выходу из пещеры.
Из-за шума дождя, там внизу вдруг послышались  густые шлепающие звуки. Санни До отложила в сторону кисточку винограда и приложила палец к губам. Она подошла к краю пещеры и осторожно выглянула наружу из-за перекладинки Швабры. Потом, не отрывая пальца от губ, поманила к себе Русельку:
— Посмотри, видишь…
Руселька тоже выглянула из-за Швабры. Только с другой стороны. Внизу шлепала по лужам, натыкаясь на осыпавшиеся с гряды камни огромная Неугомонная Кенгуру. Кенгуру не обращала внимания на непогоду. Кенгуру плевала на неудобства. Кенгуру разыскивала девочку, которую хотела окружить вниманием и удобствами. В пределах своей копилки на поясе. Кстати, кто-то, когда-то говорил, что и удобства, в этой кенгуриной сумке, были относительные. Во дворе. Неугомонная Кенгуру то прикрывала ладошками сумку, то подносила ладошки к глазам, чтобы хоть что-то видеть под струями дождя. Она зорко осматривалась по сторонам. Непогода не влияла на ее решимость. Старый Матрас тоже выглянул и поежился, глядя как решительно шлепает по холодным лужам большая босая Неугомонная Кенгуру.
— Что это? — громко начал Старый Матрас, но Санни До отчаянно замахала руками и Старый Матрас  недоуменно смолк.
Швабра негромко зарычала  на Неугомонную Кенгуру. Кенгуру настороженно подняла голову и принюхалась. Пахло домом и хорошим ужином.  Девочкой, за которой никто не ухаживает — не пахло. Струи дождя заливали ей глаза. Санни До положила руку на поперечинку Швабры и погладила ее. Швабра замолчала. Девочки молчали. Старый Матрас тоже промолчал. Тогда Неугомонная Кенгуру прошлепала дальше, а Санни До отодвинулась от края пещеры и снова взяла свою кисточку винограда.
— Я не понял, — сказал Старый Матрас, все еще понижая голос, — А чего это вы от Неугомонной Кенгуру прячетесь? Что это у вас такая игра, что ли?
Пещерный тоже зарокотал тихо и вопросительно.
— Какая игра? — не поняла Руселька. — Скажете тоже, игра!
А Санни До засмеялась.
— Большой Неугомонной Кенгуру — пояснила Санни До, — кто-то рассказал жалобную историю. Про то, что по обочинкам и закоулкам Чудесных городков Абалана ходит маленькая, несчастная, беспризорная девочка.
— Руселька, что ли? — не поверил Старый Матрас, глядя на улыбающуюся и довольную  девочку, с аппетитом откусывающую спелый персик и весьма довольную жизнью, несмотря на слегка подпорченное настроение. — А дальше? — спросил Старый Матрас.
— А дальше просто, — сказала Санни До, — когда Неугомонная Кенгуру услышала про маленькую беспризорную девочку, которая бродит по Чудесным городкам Абалана в странной компании…
— Это была не странная компания, а мои друзья, — запротестовала Руселька. — Горби, Забежи, Хавчик, Хрюшарик…
— Когда Кенгуру узнала об этом, — продолжила Санни До, — она бросилась искать Русельку, чтобы установить над ней свою опеку. Говорят, — обратилась она к Старому Матрасу, — что большая Неугомонная Кенгуру любит опекать беспомощных и слабых.
Старый Матрас только пожал уголками.
— Неугомонная Кенгуру бросилась на поиски и бедной девочке, которую никто не жалеет, никто не любит. И, по крайней мере, чешуйчатые обезьяны из Мартышкиных Прудов приняли это известие очень серьезно. Об этом сразу узнали все. Неугомонная Кенгуру не скрывала своих намерений. Паника поднялась такая, что Русельку бросились искать по всему Абалану. Проныра, — Старый Матрас кивнул, показывая, что он знает Проныру. — Проныра успел предупредить Русельку, как только она оказалась на Трех Мельничках, и мы едва успели убраться оттуда на Швабре.  Пещерному стало жалко Русельку, и он тепло подул ей на руки.
— Узнаю большую старую добрую Неугомонную Кенгуру, — задумчиво сказал Старый Матрас. — Это отличная новая сплетня про старую проказницу. Надо записать это в журнал сплетен Старого Матраса. — он повернулся к Русельке. — Своей заботой эта проказница многим испортила жизнь. Или добрую часть жизни.
— В сказочной стране — сказочные неприятности, — прокомментировала Санни До. У нее были другие проблемы.
— А у вас в Оболони — все попроще? — спросил Старый Матрас
— По крайней мере, сумчатые не гоняются за маленькими девочками.— сказала Санни До безо всякого сожаления.
— Ужасно неприятная история, — согласилась Руселька. — Ужасная. Просто не знаю, чтобы я делала, если бы не Проныра, не ты Санни До, не Старый Матрас. Я вам всем ужасно благодарна. Надеюсь, что Проныра удачно доберется до Развалки Сокровищ, и ему не придется сражаться с Неугомонной Кенгуру.
Старый Матрас взмахами уголков сбил вместе несколько светлячков и они засияли над сервировочным столиком как абажур. Руселька заметила, между прочим, что маленькие светлячки, которые летали по пещере как тополиный пух, потихоньку подворовывали крошки из-под стола. Девочки между тем вернулись к сервировочному столику.
— А что вы собираетесь делать дальше? —  спросил Старый Матрас, перекатывая в уголках спелое яблоко. — Хоть я — далеко не девочка, — сказал он, — я бы очень не хотел, чтобы Неугомонная Кенгуру  стала меня опекать. Хоть я далеко не девочка. У вас есть какие-нибудь планы спасения?
— Проныра сказал, что спрячет нас на Развалке Сокровищ, — сказала Руселька, — у летающих обезьян Чиз.
— Тогда не о чем беспокоиться, — сказал Старый Матрас, — никому еще не удавалось попасть на Развалку Сокровищ без приглашения. — Матрас снова улыбнулся Санни До.
— Интересно, — сказала Руселька, — а как вы познакомились?
— Бабка-Корябка, когда запустила меня в Абалан, немного не рассчитала, — сказала Санни До. — Ведь она была очень рассеянная. И вместо Трех Мельничек  я попала под дождь, прямо на Большую Абаланскую дорогу.
— Подумать только, — пробормотал Старый Матрас, — если бы ты выпала чуточку левее, то попала бы в Тупичок, где живет Иванушка-дурачок. В искаженный Чудесный городок Абалана. Оттуда нет выхода. Там царит серая магия.
Санни До то же поежилась.
— Конечно же, — сказала Санни До, — я не абаланская девочка, а оболонская, но все же мне не хотелось бы пробовать как на меня подействует серая магия Тупичка, где живет Иванушка-дурачок.
— О чем это вы говорите? — спросила Руселька.
— Противное место, — сказал Старый Матрас. — Еще хуже, чем сумка Неугомонной Кенгуру. Рассказы не портили аппетита Русельке. Неприятности — неприятностями, а аппетит — аппетитом, как говорил Хавчик.
— Первое, что я увидела, когда я выпала из Оболони, — сказала Санни До, — ыл Старый Матрас, на дороге, которую заливало дождем. Он захлебывался в канаве у дороги и плакал.
— Скрипел, — скромно добавил Старый Матрас.
— Я отдирала его от дороги, — говорила Санни До, — но дорога была очень липкой. И я едва сумела перетащить его под дерево на пригорок, в единственное поблизости  сухое место.
— Ты не представляешь себе, — сказал Старый Матрас, — как я испугался. Ведь Санни До была в странной маске…
Санни До взяла новую горсть винограда и продолжила:
— Я очень удивилась, когда Старый Матрас, который я затащила под дерево, подсох и заговорил.
— Я тоже, — с достоинством сказал Старый Матрас, — я уже ни на что не рассчитывал.
— Но еще больше я удивилась, когда оказалось, что Старый Матрас не только прекрасно говорит, но и прекрасно знает окрестности. И не только прекрасно знает окрестности, но и прекрасно летает. И не только прекрасно летает, но и вежливый, и добрый, и галантный кавалер. И, благодаря Старому Матрасу, я, девочка из Оболони, оказавшаяся в сложном переплете, в чужой, пусть даже сказочной стране, почувствовала себя почти как дома. Тем более, что я выпала из трубы довольно далеко от Трех Мельничек Бабки-Корябки. И Старый Матрас любезно приютил меня тут, в Гряде Старых Матрасов в мою первую абаланскую ночь.
— Как же ты оказался под дождем на Большой Дороге? — спросила Руселька у Старог Матраса.
— Надо было слушать прогноз погоды, — сказал Старый Матрас.
— Итак, — сказала Санни До, — когда дождь прекратился, я вытащила Старый Матрас на солнышко, и он стал сохнуть.
— Ты бы видела! — гордо сказал Старый Матрас Русельке, — какой из меня шел пар.
Швабра в углу презрительно фыркнула.
— И пока из Старого Матраса шел этот пар, — сказала Санни До, — он непрерывно болтал. Старый Матрас парил и болтал, болтал и парил. А так как Старые Матрасы обычно самые страшные сплетники на свете, он сам это говорит, то пока он сох, я узнала все тайны Чудесных городков Абалана. Просто трудно себе представить, чтобы я делала без этого старого матрасного путеводителя по Абалану.
Руселька бросила есть и повернулась к Старому Матрасу.
— Все тайны? — не поверила Руселька.
— Все тайны, — гордо подтвердил Старый Матрас.
— И тайны Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков?
— И тайны Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — подтвердил Старый Матрас, — по крайней мере, те, которые я знаю.
— Расскажи мне о нем, — встала Руселька из-за стола, — расскажи мне о Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Разве ты не хочешь узнать, что было со мной дальше? — ревниво спросила Санни До у Русельки. — Про стальные одуванчики, про то как я добралась до Трех Мельничек, про то, что я там нашла?
— Конечно, хочу, — сказала Руселька умоляющим тоном, — милая, добренькая Санничка До. Конечно, я очень хочу узнать про тебя побольше. Но я очень-очень и очень  хочу узнать побольше про тайны Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Мне так хочется. Мне так не терпится. У меня, мне…
— Ладно, — великодушно сказала Санни До. — Не объясняй, не надо. Я прекрасно понимаю. Тем более, что я сама взялась тебе помогать. Придется тебе, Старый Матрас, немножечко рассказать девочке про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Немножко посплетничать.
— Всегда готов! — молодо и задорно сказал Старый Матрас.
Он широко развел уголки в стороны и улыбнулся.
— Тем более, — сказал Старый Матрас, — что между нами девочками говоря, тем, кто не знает тайн Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков  там мало, что достается.
Руселька поежилась и посмотрела на выход из пещеры. Дождь начал стихать, но светлее не стало. И теплее не стало. Несмотря на то, что искусственная шкура пещерного медведя была очень теплой, девочкам чего-то не хватало. Даже Швабра зябко передернула поперечинкой.
Старый Матрас понял, хлопнул уголками и заковылял в темноту. Через минуту он вернулся, держа в уголках два огромных шерстяных теплых пледа, и укрыл ими девочек.
— Скажи мне, Руселька, — снова спросил Старый Матрас, — что ты думаешь делать на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков?
— Загадывать желания, — не задумываясь, сказала Руселька, — сдувать одуванчики! Чтобы одуванчики разлетались, а мои желания немедленно исполнились. И так хотя бы раз десять.
Санни До разинула рот. Старый Матрас пошевелил уголками. Швабра заржала. Тот, который живет в глубине пещеры, дохнул оттуда облаком теплого пара.
— Достаточно, — сказал Старый Матрас, — Давай с этого и начнем. Начнем с загаданных желаний. С Желанных бабочек Абалана.
— Первая тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков  — Желанные Бабочки Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Про это мне кто-то уже говорил, — задумчиво сказала Руселька. — Санни До или Путешественник…
— Ты когда-нибудь обращала внимание на наших абаланских Желанных Бабочек? — строго спросил Старый Матрас.
Руселька помотала головой.
— Нет, конечно. Никогда я не обращала на них никакого внимания. Ведь их так много, и они такие надоедливые. Я всегда только отмахиваюсь от них. А в Малюпусенький Чудесный городок Желанные Бабочки просто не залетали. Наверное, они боялись летать по переходу. Во всяком случае, там мы редко видели Желанных Бабочек. Конечно они большие и пушистые, красивые и разноцветные, только очень приставучие: все время норовят попасть под руку или залезть на шею, или тычутся в лицо, или пролетают перед самыми глазами. А какое отношение Желанные Бабочки имеют к Полю Разноцветных Волшебных Одуванчиков?
— Да самое непосредственное, — закричал Старый Матрас. — Это же и есть первая тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
Руселька закрыла глаза, потом открыла, потом помотала головой.
— Желанные Бабочки Абалана летают по всему Абалану для того, чтобы собирать желания жителей Абалана. Они летают и собирают наши желания везде: и в Забытом городке, и на Крокодильей Пустоши, и на Площадке Отдыха и Наслаждений, и по всему, всему Абалану. Даже здесь, в пещере.
Руселька огляделась. В пещере Желанных Бабочек не было.
— Они собирают наши желания утром, — сказал Старый Матрас, — и относят их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— А зачем Желанные Бабочки, собирают желания жителей  Абалана? И зачем они относят их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков? — удивилась Руселька.
— Ну, это очень просто, — фыркнул Пещерный в глубине пещеры, — чтобы осуществлять…
— Что осуществлять? — Руселька широко распахнула глаза.
— Желания! — сказал Старый Матрас.
— Как? — еще больше удивилась Руселька.
— Очень просто, — снисходительно сказал Старый Матрас, — бабочки, которые собирают желания жителей Абалана, относят их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, выбирают себе свободный цветок одуванчика по вкусу, тот который им больше понравится — синий, желтый, оранжевый. Садятся на одуванчик, и…
Руселька затаила дыхание
— И цветок одуванчика осуществляет это желание, с помощью волшебного сока. 
— А жители Абалана знают об этом? — спросила Руселька.
— Тайна — это не то, чего никто не знает, — покачал уголками Старый Матрас. — Кто-то не знает, кто-то знает. Как с любой тайной.
— Одуванчик, с помощью волшебного сока исполняет, принесенные бабочкой желания, а потом?
— Потом? Потом приходит другой житель Абалана, сдувает созревший одуванчик и получает сюрприз, сувенир, приз, подарок — исполнение желания.
— Чье? — уточнила на всякий случай еще раз Руселька.
— Того, кто загадал желание.
— Получает тот, кто сдул одуванчик? — стараясь не запутаться спросила Руселька.
— Да, — спокойно подтвердил Старый Матрас.
— А зачем? — не унималась Руселька. — А зачем, зачем Желанным Бабочкам Абалана собирать по Абалану желания его жителей. Зачем нести их на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков и осуществлять эти желания? Зачем это нужно?
— А это уже их тайна, — решительно сказал Старый Матрас. — Может, Желанные Бабочки ищут какое-нибудь особое желание. Желание-разгадку своих тайн, желание-ключ — никто не знает, что ими движет. Никто не знает!
В полной тишине раздался звонкий шлепок. Это упала без чувств на пол пещеры летучая Швабра с серебряной рукояткой.
Руселька помотала головой. Потом закрыла глаза. Потом снова раскрыла. Потом снова закрыла и снова помотала головой.
— Так, — сказала она, — я выучила в букваре четыре действия арифметики, я знаю, где у бабочки крылья, а у речки бережок. Теперь объясните мне пожалуйста, — она умоляюще посмотрела на Санни До и Старого Матраса, — объясните мне пожалуйста…— Швабра очнулась и подползла поближе, — какое желание исполняет одуванчик? Желание того, кто его сдул? Или то желание, которое принесла ему бабочка от совсем другого жителя Абалана?
— Большей частью, — сказал Старый Матрас честно, — зрелые одуванчики выполняют желания не тех, кто сдувает одуванчик, а те желания, которые принесли им Желанные Бабочки Абалана.
— Ну ничего, — пожала плечами Санни До, — ведь, когда ты покупаешь киндер-сюрприз, ты ведь тоже не знаешь, что внутри него находится: игрушка, пазл или какая-нибудь самоделка? А может быть  даже какая-нибудь наклейка. И игрушки тоже могут быть самыми разными. И самыми неожиданными. Но тебе же все равно приятно, когда ты получаешь такой подарок-сюрприз. От киндер-сюрприза. Может не так уж и плохо получить от Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков хоть что-нибудь. Может быть, и в этом есть смысл.
— Зрелые одуванчики отдают сдувшему жителю Абалана те штуки, которые исполнили с помощью волшебного сока, по заказу, переданному Желанной Бабочкой. Бывают, конечно, и исключения. Одуванчики, которые исполняют желания того, кто их сдует. Но как найти именно такой одуванчик никто не знает. Это еще одна тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Что-то такое говорил и путешественник, — пробормотала Руселька.
Швабра икнула на флейте.
— Какие же сюрпризы можно получить на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков?
— Какие именно? — уточнил Старый Матрас.
— Да, именно!  Какие? — спросила Руселька.
— Интересный вопрос, — сказал Старый Матрас. — Расскажи мне о своих друзьях, — попросил он Русельку.
— Ах, — растерялась Руселька и пожала плечами, — Горби, например.
— Горби, — обрадовался Старый Матрас. — Чудесно. Я хорошо знаю Горби. Просто отличный друг. Я просто рад за тебя. Например, из желаний Горби, могу объяснить, что происходит, когда Желанные Бабочки считывают желания жителей Абалана. И что получается после того, как они относят эти желания на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков  Абалана. Для того, чтобы ты поняла, что происходит с желанием, бабочкой и Полем Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана, сюрпризами Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков я могу рассказать тебе, несколько историй  про Горби.
— А откуда ты знаешь несколько историй про Горби? — спросила Руселька.
— Ну, я же Старый Матрас, — удивился Старый Матрас. — Я же старый сплетник, — удивился старый сплетник. Я все знаю!
— Тише, — сказала Санни До Русельке. — Я тоже хочу послушать!
Руселька и не думала возражать. Она села поудобнее, плотнее закутала ноги пледом и с удовольствием приготовилась слушать. Она готова была слушать сколько угодно, потому что Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков по-прежнему манило Русельку и притягивало к себе все ее помыслы. Несмотря на странную историю с Неугомонной Кенгуру, в которую она попала.
— Начнем урок первый, — продолжал Старый Матрас, — по раскрытию первой тайны Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — и он потер свои уголки-ладошки, — ты ведь знаешь, Руселька, что в Забытом Чудесном городке, где жил Горби, у него было множество специальных запоминалок?
Руселька кивнула. Она знала, что Горби использует массу придумок, чтобы ничего не забыть в Забытом Чудесном городке. Он завязывал на собственных горбах узелки из своей длинной шерсти, рисовал на стенках крестики и нолики, записывал особо важные воспоминания на речном песке, и даже считал ворон, которые сидели на руинах стен Забытого Чудесного городка.
— Вороны, — сказал Старый Матрас, — служили для Горби отличной запоминалкой. Они сидели, не двигаясь, как пришитые, в одном и том же месте днем и ночью. И даже перья у них, казалось, не взъерошивались от ветра. Горби считал ворон. Горби считал ворон очень серьезной запоминалкой и старался запомнить, глядя на них, очень важные вещи. Вороны сидели неподвижно месяцами и даже годами. И когда Горби срочно хотелось чего-нибудь вспомнить, он искал своих ворон, смотрел на каждую из них и вспоминал  все, что ему хотелось. Эта была очень удобно, и продолжалось довольно долго. Но однажды,  неизвестно откуда, в Чудесный Забытый городок прилетела… — Старый Матрас сделал паузу.
И все затаили дыхание, а светлячки в абажуре засияли ярче.
— Прилетела Белая ворона, — торжественно сказал Старый Матрас.
— Я в шоке, — сказала Швабра.
— Все вороны переполошились и поразлетались со своих привычных мест, а Горби, когда он пришел туда, где сидели вороны долго не мог ничего понять. Потому что не мог ничего вспомнить. Когда воронам надоело летать и они расселись, было уже поздно. Горби  окончательно все забыл. И тогда Горби первый раз в жизни пожелал, чтобы он никогда ничего не забывал. Заметь, Руселька, когда он пожелал это, он был не на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, а в своем Забытом Чудесном городке. Но в Абалане всегда рядом с тобой летают твои Желанные Бабочки. И у какой-то из Желанных Бабочек Абалана, которая находилась неподалеку от Горби, вспыхнули крылышки. И она приняла желание Горби. А потом Желанная Бабочка отправилась на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Без Горби, но с его желанием. На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Желанная Бабочка села на волшебный одуванчик Абалана, и сок волшебного одуванчика Абалана стал исполнять желание Горби — создать волшебство, которое позволит никогда и ничего не забывать, — Старый Матрас слегка скрипнул пружинами и продолжил. — Итак, алый одуванчик стал исполнять желание Горби.
Руселька откинулась на пледе, видно было, что  рассказ о Горби произвел на Русельку впечатление.
— Теперь, — продолжал Старый Матрас, — волшебная цель одуванчика была помочь вспомнить все, что забыто, тому,  кто его сдует. Шло время, — продолжил Старый Матрас, — Горби, уже давно забыл про то, что он хотел вспомнить, что помнил, глядя на ворон. И о своем желании вспомнить об этом Горби уже тоже забыл. А одуванчик зрел.
Руселька была очень заинтересована рассказом. Она выбрала персик понежнее и вгрызлась в его сочную мякоть. Швабра включила перекладинки и как пропеллером сдунула несколько скопившихся возле нее светлячков. Пещерный вздохнул.
— Цветок одуванчика, на который Желанная Бабочка принесла желание Горби, — превратился в настоящий волшебный одуванчик, и естественно, он хорошо исполнил желание Горби — научить вспоминать все,  что забыто.
— Все, что забыто Горби? — уточнила Руселька, стараясь внимательнее слушать.
— Нет, просто вспоминать, все, что забыто, — Швабра снова подула на светлячков. — Послушай, — сказал Старый Матрас, — в тот день, когда созрел этот одуванчик, — сказал он на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков забрел один очень здоровый и очень сильный мальчик из Чудесного Спортивного городка Абалана. Крепенький мальчик страшно не любил учиться, потому, что все забывал. И страшно любил тренироваться.
Санни До хихикнула. Наверное, ей попадались такие мальчики.
— И вот этот здоровый мальчик, полный самых радужных надежд о сюрпризах, подарках….
Руселька вздохнула.
— И о подарках, — продолжал Старый Матрас, — этот здоровенный Крепенький мальчик выбрал на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков одуванчик по вкусу. И этим одуванчиком, который понравился мальчику, оказался как раз наш алый одуванчик.
Руселька снова затаила дыхание. Дыхание затаили все, даже Пещерный. Было слышно, как гудят светлячки, словно нить электрической лампочки, которая вот-вот должна перегореть.
— Знаете, что случилось? — спросил Старый Матрас.— Здоровый мальчик сдул алый одуванчик. Налысо. Одним дыханием, — сказал Старый Матрас.
Все продолжали внимательно слушать.
— А дальше?
— И вот, вместо того, чтобы получить прекрасный полноценный подарок или хотя бы сюрприз Крепенький мальчик стал вдруг ни с того, ни сего вспоминать: «Вспомнил!, вспомнил, что я забыл!»
— Он забыл, — пробормотала Руселька.
— «Я забыл подмести во внутреннем дворике своего домика, в Пятом Атлетическом квартале  улицы Тяжелой атлетики. С чего это я? — сначала только немножечко испугался Крепенький мальчик. И стал вспоминать дальше. А еще я забыл поправить мостик через ручеек перед домом. А еще забыл убрать в своей комнате. А еще..» Тут наш мальчик, усилием воли, — он ведь все-таки был спортивный волевой мальчик — попытался вытеснить из головы ненужные воспоминания и снова настроиться на подарок. «Эй! — возмутился он, глядя на облысевший черенок волшебного одуванчика. — А где подарок? Я же сдул одуванчик!» И Крепенький мальчик нахмурил брови и напряг мускулы. «Я тут хожу, сдуваю! Что тут происходит? При чем тут досточка через ручей, или неубранная комната, причем тут мои невымытые руки? Мы так не договаривались!» Но тщетно он возмущался. Его мысли возвращались к каким-то забытым делам, вещам. И, о ужас, ко всем школьным предметам, которые он до сих пор благополучно пропускал мимо ушей. Крепенький мальчик вспомнил все правила правописания, всю алгебру и всю химию, и даже формулы из учебника по математике для вузов. С той страницы, на которой этот учебник был открыт в комнате старшего брата. Все те знания, о которых он даже  и не подозревал, вдруг открылись. Все формулы соединений и разъединений. Возле сдутого одуванчика таки не было ни подарка, ни сувенира, ни свистульки, ни водяного пистолетика, ни хотя бы резинки, чтобы стрелять жеванной бумагой. Одним словом, или как выражается Проныра, короче, Крепенький мальчик был очень разочарован поездкой на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. И мысли о всяких забытых вещах, стали посещать мальчика все чаще. Крепенький мальчик постоянно что-нибудь вспоминал и перестал что-нибудь забывать. Он стал очень хорошо учиться, и, в конце концов, стал старшим тренером в Чудесном Спортивном городке Абалана. Потому что сильных крепеньких мальчиков в Чудесном Спортивном городке было полным-полно. А вот умненьких мальчиков — раз, два и обчелся. Вот, — сказал Старый Матрас, — что случилось с одним из желаний Горби. Как оно исполнилось, и что из этого вышло.
— Это, наверное, прикол, — сказала Руселька, помолчав. — Ты, наверное, шутишь! Это что, значит это Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков такое нечестное? — Руселька едва не плакала, как тот  Крепенький мальчик, на которого вместо подарков, обрушились воспоминания.
— Расскажи еще что-нибудь, — попросила Старого Матраса Санни До. — Может, мы чего-нибудь не поняли?
Старый Матрас пошарил уголками где-то наверху за камнями и достал  большую истрепанную тетрадь.
— Вот! — сказал он. — Тут все записано.
— Послушай, Руселька, — сказала Санни До, — ты, пожалуйста, не расстраивайся, это только один примерчик осуществления желания Полем Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Руселька, — сказал Старый Матрас, — ты послушай!  На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков есть тайны на любой вкус, и кто знает, что он хочет найти на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, тот обязательно найдет то, что он ищет. Хочешь, я расскажу тебе еще что-нибудь? — спросил Старый Матрас, листая тетрадь. — Тут у меня записана масса всяких прикольных историй про всякие недоразумения с желаниями, которые случились на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— А почему, только прикольные? — спросила Руселька, успокаиваясь.
— Потому, что множество жителей Абалана, побывавшие на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков бывают вполне довольны сюрпризами и подарками, которые они получают, — сказал Старый Матрас. — Если десять девочек из двенадцати мечтают получить в подарок куклу Барби, то десять Желанных Бабочек Абалана несут на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков это желание. И, значит, десять волшебных одуванчиков осуществляют это желание. А потом десять девочек из двенадцати получают эту куклу. Потому что это — почти всеобщее желание. И эти дети уходят счастливыми. Что же про них рассказывать? Что же в этом интересного для меня? Для меня, — продолжал Старый Матрас, — это не сплетня. Для меня событие то, что задумывают оставшиеся две девочки, которые придумали не то, что все. Как их желания будут осуществляться, кто получит то, что задумали эти две девочки, и чем все это закончится. Кое-кто, сдув волшебный одуванчик сталкивается с такими трудностями, что просто ой-ей-ей.  И это интересно и иногда смешно. О таких случаях я всегда стараюсь помнить. И записываю их в Журнал сплетен Старого Матраса. Я надеюсь когда-нибудь издать свой Журнал отдельной книгой. Я страшно люблю всякие сплетни и слухи. Давайте, девочки, я почитаю вам что-нибудь повеселее, а вы, может быть, успокоитесь и, может быть, посмеетесь.
— Ладно, — сказала Руселька, — Рассказывай про свои недоразумения с желаниями Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. То-то удивятся мои друзья, что я столько знаю про их желания.
— Давай, я тебе лучше почитаю, так будет интереснее, — и стал перелистывать свой журнал. Вот — сказал он — Вот тоже желание Горби. Однажды Горби пожелал, чтобы клевер, который он очень уважал…
— Какой клевер? — удивилась Руселька.
— Ну, обыкновенный клевер — полевая трава, которым Горби питался… Так вот, чтобы клевер, который он уважал, никогда бы не кончался, чтобы его всегда можно было жевать и жевать, бесконечно наслаждаясь вкусом. Тут пролетала обыкновенная Желанная Бабочка Абалана, пыхнула крыльями и отнесла это желание на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Ну, и что? — спросил кто-то.
— Ну, и что… Какому-нибудь путешественнику, попавшему на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков попадется в качестве приза жвачка Горби. Клеверная жвачка Горби. Горби-люкс.
— Правда, что ли? — захохотала Руселька. — И все? И больше ничего? И больше из этого волшебного одуванчика ему не достанется больше ничего?
— Ничего, — серьезно подтвердил Старый Матрас.
— Я то же знаю некоторые истории про жителей Абалана, Горби, одуванчики, — сказал Пещерный.
— Горби очень любит тебя, и очень нежно к тебе относится. Этот случай произошел недавно, в тот момент, когда  Горби познакомился с Хавчиком, тобой и Чирикшиным. Хавчик тогда очень обидел Горби, тем, что он начал рассказывать, что он лучше знает путь к Большой Дороге, а Горби хотел не только правильно дорогу показать красивой девочке из Малюпусенького Чудесного городка, но и угостить ее чем-нибудь вкусненьким. И подумал Горби, что хорошо было бы приготовить для Русельки торт с кремом. Чтобы на этом торте все было обозначено — вся география Большой Дороги: и Малюпусенький Чудесный городок, и Крокодилья Пустошь и Владения Старика Пти. И чтобы можно было бы ничего не объяснять, а просто отрезать девочке по кусочку тортика. И пролетавшая бабочка Абалана сразу же вспыхнула крылышками, фиксируя это желание и понеслась на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, чтобы осуществить желание Горби. Теперь, если кто-то из путешественников сдует этот одуванчик, — а вполне возможно, Руселька, что  к тому времени пока одуванчик созреет, ты сама успеешь прийти  на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Так вот, когда кто-то сдует, этот одуванчик-желание Горби, то получит приз — огромный симпатичный торт, с кремовой картой Абалана. По крайней мере — лучшей ее части.
Руселька захохотала и захлопала руками. А так ей больше некого было обнимать, она обняла сначала Санни До,  потом Старый Матрас,  а потом хотела было обнять Швабру, но Швабра увернулась и отбежала в глубину пещеры. Русельке  от рассказа Пещерного стало неожиданно приятно. Она села обратно на искусственную шкуру пещерного медведя очень довольная.
— Правда, интересно? — сказал Старый Матрас, и добавил ревниво. А у меня этот случай не записан.
Швабру это почему-то так насмешило, что она даже хрюкнула. Старый Матрас задумчиво посмотрел на Швабру и сказал:
— А хочешь услышать истории про Хрюшарика?
Минуту, или больше, или еще больше все сидели молча.  Все думали о Горби и Забытом Чудесном городке Абалана. А потом Старый Матрас сказал:
— А еще у меня есть много интересных историй про Чирикшина. Вот смешной! — Матрас расхохотался.
— Да, — сказал Пещерный из глубины Пещеры, — твой Чирикшин имел всегда только одно желание — в секундочку..
Старый Матрас отмахнулся от него.
— Вообще-то у Чирикшина проблемы с желаниями не было, — согласился он. — Его желания Желанные Бабочки Абалана могли бы таскать  на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков целыми кучами. Целыми охапками. Эти его желания были, наверное, ужасом Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Представляете себе девочку, которая медленно сдувает разноцветный волшебный одуванчик Абалана, надеясь получить ну хотя бы одну из тех десяти кукол Барби, о которых мы рассказывали выше. Смиренно надеясь получить хотя бы какого-нибудь среднего размера плюшевого мишку, когда вдруг на нее обрушиваются, ну не на нее, а рядом с ней, обрушиваются огромные, блестящие стальные когти электрика для лазанья по электрическим столбам. Нормально?  Это просто — однажды, Чирикшин пожелал, чтобы у него были огромные стальные когти, как у электриков, потому что они ему страшно понравились. Такие, какие он подглядел у электрика. Тебе смешно, Руселька. А потом Чирикшин захотел видеть в темноте как кошка. Пришлось одуванчику, которому принесла это желание Желанная Бабочка, поломать себе голову, как придумать очки для воробья, в которых он сможет видеть в темноте,  как кошка. Ты думаешь, Руселька, такие очки, для воробья, чтобы он мог видеть в темноте как кошка, пригодились хоть одному  ребенку Абалана, который сдул одуванчик на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана?  Конечно, нет! Да никому они не пригодились. Или вот! Не хотелось бы мне этого говорить,  — сказал Старый Матрас, потрясая журналом, но что написано пером — не вырубишь топором. Оказалось, что Чирикшину однажды вдруг стали нравиться горлицы. Нормально? И одной такой сизокрылой он расхвастался, что у него есть алмаз,  величиной с него самого. И что он, Чирикшин, обязательно подарит своей возлюбленной этот алмаз, намекая на то, что хотел бы видеть эту вот горлицу своей избранницей. Но все дело в том, что алмаза пока у Чирикшина не было, и ему пришлось срочно пожелать этот алмаз. А так как Чирикшин пожелал его в присутствии бабочки, то и полетело его желание на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. И получила добрая девочка, которая сдула этот одуванчик, огромный алмаз величиной с Чирикшина. Совершенно случайная, посторонняя девочка получила в руки алмаз величиной с Чирикшина. Вот что такое он пожелал.
— Да, — сказала Руселька, — а на месте этой горлицы, я летела бы на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков вслед за бабочкой, и сидела бы над этим одуванчиком  бы целый день и целую ночь, пока он зреет.
— Такие случаи тоже бывали, — сказал Старый Матрас.
— Да, — сказала Санни До, — стоит лететь за бабочками, которые записали желание Чирикшина.
— Ты думаешь? — иронически спросил Старый Матрас, а Пещерный захохотал.
— А ты знаешь, что однажды, Чирикшин обзавидовался на Замок Старика Пти? Вернее не на сам Замок, а на те скульптурные группы, которые стояли во дворе Замка? Всякие Аполлоны, и прочие скульптурные композиции. Стал мечтать Чирикшин, чтобы у него у самого, в замке, в парке тоже бы стояла целая куча статуй. Только естественно статуй самого Чирикшина. Смешно? А вот если ты сдуваешь одуванчик с желанием Чирикшина, но не тот, где алмаз величиной с самого Чирикшина, а тот, где ты получаешь группу скульптур с изображением Чирикшина, да скульптур уже загаженных птичками. Что ты тогда скажешь? Вот возьмешь и перепутаешь? Что ты  тогда будешь делать? Возьмешь их с собой?
А еще у Чирикшина, — сказал Старый Матрас, — было особое желание. Всем известно, что воробьи ворон не любят, а у Чирикшина была одна особо нелюбимая ворона. Что там они не поделили — я не знаю. Я только знаю, что Чирикшин ее так не любил, что просто мечтал придумать Пугало именно для этой вороны.
Швабра встрепенулась и стала подползать поближе. Из глубины пещеры начали проступать огромные волосатые уши Пещерного. Эта история почему-то всех заинтересовала.
— Чирикшину хотелось придумать такое пугало, чтобы у вороны вообще отпала охота летать и совать нос в его дела. Чтобы она посмотрела на пугало, и чтобы ее так проняло — чтобы она и каркнуть не смогла. Пусть на четвереньках уползает. И вообще, чтобы не летала, куда попало, а только на четвереньках ползала, — Старый Матрас замолчал, печально поскрипывая пружинами и почесываясь уголками.
— А дальше? — осторожно спросила Руселька.
— Я думаю, — сказал Старый Матрас, — у Чирикшина это было чрезвычайно сильное желание, а бабочки наших желаний не выбирают.
— Я думаю и боюсь. Боюсь, что тот житель Абалана, который сдует одуванчик  с этим желанием Чирикшина, и на которого обрушится придуманное им пугало, и вправду, может уползти с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков на четвереньках. И навсегда потеряет желание ходить на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Как ужасно! — закричала Руселька, — но ведь это ужасно! Это оказывается очень рискованно ходить сдувать волшебные одуванчики на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков!
— Да нет же, — запротестовал Старый Матрас, — одуванчики не осуществляют опасных желаний! Одуванчики осуществляют в худшем случае только прикольные, безобидные шалости.
— Безобидные? — возмутились девочки. — По-твоему, с легким сердцем сдуть одуванчик в надежде получить приз, а вместо этого получить по голове пугалом не обидно?
— Гуттаперчевым, — вставил Старый Матрас, — а может быть даже губчатым.
— Губчатым? — совсем озверела Руселька.
— Зубчатым!
— Да я бы перемолотила четверть Поля Разноцветных Одуванчиков, если бы получила такой сюрприз.
— А по-моему — смешно, — отступил Старый Матрас.
Пещерный, который не любил вмешиваться в конфликты, убрал ухо, а Швабра поняла все по-своему.
— Есть у нас еще один общий знакомый! Полупопугай! — продолжал Старый Матрас.
— Фу, — сказала Швабра, — так он же полу! Так, любитель! Полумесяц, полундра, полумеры, полушка, полустанок, Полупопугай! Вроде как полушлагбаума.
Старый Матрас улыбнулся и полистал свой журнал.
— А у тебя что, — удивилась Руселька, — и про Полупопугая истории записаны?
— Доходили слухи, — туманно объяснил Старый Матрас. — Вот, например, по теме пугала. Полупопугай  всегда считал, что его радужное оперение мешает во второй его жизни — Пугая. На этой почве  у Полупопугая раздвоение личности случалось. Иногда он очень хотел пугать, но его радужное оперенье мешало тому, кого он пугал, воспринимать Полупопугая всерьез. И бояться его. И вот для того, чтобы пугать качественно, по-настоящему, Полупопугай решил, что ему нужно много несмываемой черной краски. Он, радужный Полупопугай, очень этого хотел. Много и часто. Поэтому, думаю, Желанные Бабочки Абалана доставили на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков желание Полупопугая. И вряд ли, — продолжал Старый Матрас, — Полупопугаю хватило серьезности и усидчивости слетать самому на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков за заказанной, загаданной им черной краской. Поэтому, думаю, какой-нибудь добрый житель Абалана, вполне может получить на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков от облюбованного им и сдутого одуванчика целую бочку прекрасной несмываемой черной краски. Стоит ему только сдуть одуванчик!
— А мы полетим сегодня дальше? — спросила вдруг Санни До, перебивая Старого Матраса. — Может, мы еще успеем долететь до Развалки?
— Я хочу дослушать,  — сказала Руселька. Она хорошо поела, пригрелась, ей было уютно в пещере и интересно с новыми друзьями. И очень занимали истории, которые Старый Матрас рассказывал про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Теперь нам некуда торопиться, — резонно добавила она, потому что здесь и сейчас Русельке  не угрожала никакая Неугомонная Кенгуру.
— Конечно, — важничая, сказал Старый Матрас, которому нравилось, что к нему пришли гости. Гости не каждый день заходили к Старому Матрасу. Заходить к Старому Матрасу было затруднительно, а залететь мог бы не каждый.
— У меня, — сказал Старый Матрас, — вы девочки в большей безопасности, чем даже на Развалке. Вы прекрасно, просто прекрасно переночуете у меня в пещере, — продолжил Старый Матрас.
Швабра подскочила к выходу из пещеры, вытянулась как часовой со штыком и замерла.
— Вот видите, — ухмыльнулся Старый Матрас, — мы с вами в абсолютной безопасности.
А голос Пещерного добавил:
— Ручаюсь! Ручаюсь — с нами вам будет интересно и уютно. Как Гнусям на серебряной скамеечке.
— Каким еще Гнусям? — удивилась Руселька.
— Да две такие, — пренебрежительно махнул Старый Матрас, — бродяжки абаланские.
— Путешественницы?
— Путешественницы, — кивнул Старый Матрас с некоторым сомнением.
А  Пещерный пророкотал себе дальше:
— Были у меня две подружки, две Гнуси. Гнуси тоже добредали до Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. И однажды даже не добредали, просто-таки шмякнулись на него.
— Почему шмякнулись? — спросила Санни До.
— Потому что вверх тормашками летели.
— А почему они вверх тормашками летели?
— Потому, что они пинка кое от кого получили!
— А почему получили? — спросила Руселька.
— Потому что Гнуси. Гнуси — они такие безвредные, а с виду противные. И падают где хотят, и где хотят ходят! Потому что Гнуси ходят сами  по себе. И все сразу видят — две Гнуси идут. Вот и на этот раз они от  кого-то пинка получили. За все сразу. За то, что идут, за то, что две и за то, что Гнуси. Понятно? Вот и в тот раз они вверх тормашками от кого-то летели, на головку сели. Кто-то им пинка дал, я не помню. А может быть, они не рассказывали. Так вот они и упали на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Одна Гнуся как пыхнет, ну в смысле выдохнула, и у нее под носом одуванчик разлетелся. И получила Гнуся в подарок серебряную скамеечку. Вот теперь они путешествуют или бродят где-то, а когда устают, то вдвоем на этой серебряной скамеечке отдыхают. Очень уютная скамеечка.
— А вторая Гнуся что? — спросила Руселька.
— Что вторая Гнуся? — не понял Пещерный.
— А вторая Гнуся, что получила в подарочек?
— Вторая? Ничего!
— Одуванчик пустой попался, — поняла Руселька.
— Одуванчиков  пустых не бывает, — сердито сказал Старый Матрас.
— А почему же вторая Гнуся ничего не получила? — спросила Руселька.
— Вторая? — недоумевал Пещерный. Слышно было как он скреб в затылке. —Сейчас подумаю, — Пещерный скреб и скреб свой затылок, а потом сказал неуверенно, — вторая Гнуся подарок не получила, потому что одуванчик она не сдула.
— А почему она одуванчик не сдула? — продолжала настаивать Руселька.
— А забыла, — простодушно сказал Пещерный. — Им, Гнусям так достается, ни за что ни про что, что они бестолковыми стали. Бывает не то, что одуванчик, все на свете сдуть забывают. Зато скамеечку свою серебряную они нигде не забывают. Скамеечка им попалась замечательная. Чудо-скамеечка. Сколько не пройдешь, сядешь, посидишь — и снова бодренький. Будто бы и отдохнула. Вот так сразу и отдохнула. Ножки отдыхают, головка отдыхает.
— А я такое слышал, — сказал Старый Матрас. — Пришли однажды на поле две девочки. Из одного Чудесного городка. Вот одна из них и сказала: «Нам надо сдуть одуванчик одновременно, вдвоем. Вдруг мы вдвое больше подарков получим?» А другая девочка говорит: «Нет, одного одуванчика мало, надо сдувать сразу два или три». Ну, сказано — сделано. Сорвали девочки сразу три одуванчика, сложили их вместе,  и стали на них одновременно дуть. Изо всех сил. Дунули-дунули и придунули. Два одуванчика наполовину сдули, а один одуванчик на одну треть. Остальное не додули. И получили: одна девочка одноколесный велосипед, а другая одну лыжу и одну лыжную палку. Правда, очень хорошую лыжу и палку. Горные. От  фирмы. Потом девочки одуванчики додули, но ничего больше не получили. Та девочка, которая одноколесный велосипед получила, она разозлилась и подружку ждать не стала, поехала домой. На одноколесном велосипеде. А другая девочка тоже разозлилась и лыжу горную, и лыжную палку бросила, и домой пошла. А так им и надо. Нечего на Поле Разноцветных Одуванчиков баловаться. Пришли подарки получать, так и ведите себя прилично.
— Ой, ой, ой, — сказал Старый Матрас, — вечно ты перебиваешь, я еще про Полупопугая не договорил. Однажды Полупопугай любовался собой в слюдяное зеркальце. И вот он решил, что ему не помешали бы шпоры, павлиний хвост и гребень на голове. А мимо пролетала Желанная Бабочка Абалана. И, как вы все, наверное, догадываетесь, — девочки догадывались, — крылья у нее вспыхнули, принимая желание Полупопугая. И вот, думаю, что кто-то  сдует на Поле Разноцветных  Одуванчиков созревший одуванчик, воплотивший это желание Полупопугая. Он унесет с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков в качестве трофея прекрасные шпоры, павлинье оперенье хвоста и гребень — исполненное желание Полупопугая. Унесет с собой. Или оставит на месте.
Санни До и Руселька переглянулись. Старый Матрас продолжил:
— Нет, я понимаю, может быть какому-нибудь мальчику это и необходимо. Гребень, оперенье. Если он пишет павлиньим пером или играет в индейцев. Но ведь мне, вам, Швабре, — брезгливо сказал Старый Матрас, — сдуваешь одуванчик и получаешь петушиный гребень! Фу!
— А куда же деваются с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков весь этот хлам? — не выдержала Руселька.
— Весь этот хлам, как ты выражаешься, — сказал Старый Матрас, — а если говорить правильно — сюрпризы и подарки с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков после заката солнца собирают летающие обезьяны Чиз. И уносят к себе, на Развалку. И называют все это сокровищами.
— Сокровищами? — воскликнула Руселька и о чем-то задумалась. — Это куда мы летим? Развалка, это куда мы летим?
— А потом, — между тем продолжал Старый Матрас, — ведь никто не виноват, что несколько сюрпризов с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, созданных по своеобразным желаниям и замыслам некоторых жителей Абалана, не нравятся некоторым другим жителям Абалана, которые добираются до этих сюрпризов. И это совсем не означает, что эти сюрпризы совсем уж никому не нужны. Они обязательно могут понравится кому-то еще. Кроме того, кто сдул одуванчик. Поэтому летающие обезьяны Чиз, получившие права собирать после заката солнца все, что остается на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана, и относят это все к себе на Развалку.
— Летающие обезьяны Чиз, — пророкотал Пещерный, — страшные барахольщики. Им страшно нравятся сокровища с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. И за эти сокровища, они готовы на все. 
— Все, что остается на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков после заката, — подтвердил Старый Матрас, — летающие обезьяны Чиз тащат к себе на Развалку, сортируют и наслаждаются. Они используют так, как им вздумается свои сокровища. Например, меняют на что-то другое на обменных лотках за Пуховым потоком.
— Какие обменные лотки?  — удивилась Руселька.
— За Пуховым Потоком, — объяснил Старый Матрас так хладнокровно, как будто он объяснял, как найти булочную за углом. — Там летучие обезьяны Чиз меняют, что им вздумается на то, что им нравится у торговцев и мастеров с обменных лотков за Пуховым Потоком. Мастера с обменных лотков умеют придать всяким плохо задуманным сюрпризам с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана недостающий лоск, шарм, блеск  или отметить изюминку. Так многие странные вещи с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков становятся интересными и пикантными. А еще мастера с обменных лотков могут просто оправить вещи с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков в изящные оправы. Так они делают, например, с талисманами и амулетами с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков  Абалана.
— Ох, — охнула Санни До, которая уже стала подремывать.  Амулетами, талисманами?
Но Старый Матрас не дал ей заговорить.
— Вот! — закричал он, потрясая Журналом сплетен Старого Матраса, — а вот я еще нашел про Полупопугая.
— Амулеты, талисманы, — Санни До дергала Старый Матрас за уголки, но Старый Матрас, увлеченный собственными рассказами закричал умоляюще:
— Послушайте, это же смешное, недавнее!
Было видно, что он не успокоится,  пока не расскажет.
— Полупопугай недавно в лимонадный колодец угодил. Возле Площадки Отдыха и Наслаждений.
Руселька фыркнула:
— Этой новости, как тому зайцу, — сказала она, — лет триста.
— В лимонадный колодец, — продолжал Старый Матрас, — возле Площадки имени Отдыха и Наслаждений. Он там так пролип и пролимонадился, что мечтал о целом потоке холодной чистой воды. Так, что все Желанные Бабочки Абалана, которые пролетали мимо него, тащили на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков такое желание. Так вот, уже сегодня или завтра, когда одуванчик на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков созреет, кто-нибудь из мальчиков или девочек, которые придут на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана, сдуют этот одуванчик и получат… Водокачку! — Старый Матрас сам не выдержал и первый захохотал. Ему это показалось очень смешным.
— Какие ужасные сюрпризы, — с отвращением сказала Руселька.  — И это Полупопугай, мой друг? Мой знакомый? Если бы я знала, что тайна Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков именно в этом, то я бы, то я бы никогда не ушла из своего Малюпусенького Чудесного городка. Ну, может быть, никогда не ушла бы, — добавила Руселька, после некоторого раздумья. — Но Полупопугай! Каков!
— А ты? — спросила у Русельки Санни До. — У тебя какие желания? Если Полупопугай доберется до твоего одуванчика раньше, чем ты до его водонапорной башни? Что он получит?
Руселька подумала и неопределенно сказала:
 — Надеюсь, что его не огорчит мой подарок! — она еще подумала. — Надеюсь, если мой сюрприз получит кто-нибудь из моих друзей, они принесут его мне. Уж теперь я об этом позабочусь, — и Руселька повернулась к Санни До. — А ты, какие у тебя желания?
— А мои желания не исполняются, — сказала Санни До, — так сказала, отправляя меня Бабка-Корябка. Бабочки Абалана обо мне просто не догадываются. Так что у меня оболонские желания. Достать амулетов и талисманов и вернуться обратно в Оболонь. А в Оболони помочь Бабке-Корябке собраться. Спасти Бабку-Корябку и помочь ей вернуться обратно, в Абалан.
— А почему же  Желанные Бабочки Абалана не считывают твои желания? — задумалась Руселька.
— Видимо потому, что я им чужая, — пожала плечами Санни До.
— Ты — не чужая, — запротестовал Старый Матрас, — ты вытащила меня, помогла Русельке, спасаешь Бабку-Корябку. Я думаю, где-то, что-то сдвинется и произойдет, и твои желания тоже будут исполняться на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
Русельке стало жалко Санни До и они обнялись. Старый Матрас расчувствовался:
— Дорогая Руселька, — сказал он, — дорогая Санни До, милые девочки.
И Санни До и Руселька повернулись к Старому Матрасу.
— Не все так ужасно на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана как вам могло показаться. Совсем нет. И странные желания, и сюрпризы, скорее исключения, чем правила. Ну, представьте себе, девочки, — продолжал Старый Матрас, с воодушевлением размахивая уголками. — Сколько, например, очень внимательных к детям, хорошо воспитанных, благожелательных Таборетов  с искренним интересом  и любовью каждую минуту желают своим детям и всем другим маленьким жителям Абалана всяких приятных сюрпризиков. Вот на тех волшебных одуванчиках, на которые Желанные Бабочки приносят желания Таборетов, на тех одуванчиках все честно. Табореты желают не себе, Табореты желают детям. Места на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, куда любят садиться Желанные Бабочки, прилетевшие от Таборетов, мечта любой девочки и любого мальчика Чудесных городков Абалана. Еще бы, Табореты-взрослые желают подарков своим детям,  с выдумкой и с любовью. Их много. Табореты желают всего, чего только желают дети: и кукол тысячи видов, для мальчиков и для девочек, и Барби, и Кенов, и Алис, и Анжелик, и — Старый Матрас лукаво прищурился, — Руселек, и Санни До, — девочки с удовольствием захохотали, — и златовласок, и голубоглазок — любых, любых кукол. И с игрушечными домиками, бассейнами, кухоньками, садиками, собственными спортивными машинками, и с посудкой, и с одеждой, и с аптечками,  и с игрушечками, и с игрушечной аппаратурой, и даже со своими игрушками для игрушек. А также игрушечным подиумом для игрушечных модниц. А еще Табореты мечтают об игрушках для мальчиков. Машинках-сувенирах, спортивных, милицейских, и скорых — все это осуществляют одуванчики на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. О машинках скорых, оловянных солдатиках, о винтовочках, пистолетиках, строительных игрушках, Лего, кубиках, батарейках, кранах. А о каком количестве красок, кисточек мечтают Табореты, о каких прекрасных альбомчиках для рисования, о каких прекрасных мячиках, и мягких  игрушках. Мягкие игрушки, о которых мечтают Табореты можно смело назвать мечтой Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. И что? Вы думаете, я перечислил все, о чем мечтают Табореты? — строго спросил Старый Матрас и ткнул уголками-пальцами в каждую из девочек. Ах, вам этого достаточно? — Девочки помолчали. — Вам достаточно того, что я перечислил? — Драматически продолжал Старый Матрас. И он воскликнул уже сердито. — Да, слезайте с паровозика!
— С какого паровозика? — искренне удивилась Руселька.
— С такого, — непреклонно сказал Старый Матрас, — который я еще не перечислил. Табореты всегда мечтают об игрушечных железных дорогах. Маленьких и больших! Поэтому забирайте то, что я перечислил, — снова загорячился Старый Матрас, — и уходите домой, к мамочке. А мы с теми, кому мало покатимся на паровозике дальше. Итак, на чем мы остановились? Правильно! На белом шоколаде.
Девочки улыбнулись и переглянулись.
— Итак, белый шоколад, — вдохновенно продолжал Старый Матрас, — шоколад с орехами, шоколад с изюмом! Шоколад с киви, киви с шоколадом, изюминки к торту, засахаренный чернослив, черносливовый сахар, торт краковский, торт пражский, и торт абаланский. Торт Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков!!! Сухой торт, Забежи торт! Торт Руселька! Торт Вечернее Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, Утренний сюрприз! Леденцы с любым вкусом и привкусом! Шоколадные батончики! Для больших — вроде Горби или Неугомонной Кенгуру…
Про Неугомонную Кенгуру было совсем уже почти не страшно.
— А для больших — огромные шоколадные батоны, киви в пюре из ананасов, мед  с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, банан-сыр, пюре из яблок, картофельное пюре, халва, печенье тысячи видов: сухое, пикантное. Семечки: тыквенные, подсолнечные, орехи, рахат-лукум! Шахматы, шашки, маленькие бильярд, домино, электронные игры, — Старый Матрас остановился, чтобы отдохнуть…— Извиняюсь, — сказал он, язык передохнет.
— Тоже набрали? Вам тоже достаточно?
Девочки помотали головой!
— Тогда, я говорю тому, кому хватит! Вы идите к мамочке, кушать манную кашку! Мы, с теми, кому мало, поедем дальше на паровозике, еще дальше! А книжки! — с воодушевлением продолжал Старый Матрас. — Знаете, сколько хороших детских книжек существует на свете? И все эти книжки, все прекрасные книжки на свете, по мнению Таборетов должны быть у детей! А бижутерия, а игрушечные инструменты — и обо всем об этом Табореты мечтают. А Желанные Бабочки Абалана уже отнесли все эти мечты на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана и приносят их снова! Значит все эти книжки, бижутерия, и игрушечные инструменты — все это на Поле уже есть. Иди — сдувай одуваны! Вам достаточно?
Девочки уже энергично замотали головой. Такое Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков им нравилось.
— Кому достаточно, тот может отправляться домой. К кашке, мамочке и вечерней сказке. А кому не достаточно — дальше, с нами. А спортивные принадлежности? Мячи, ракетки, что там у нас впереди еще осталось? У нас осталось самое главное, что необходимо детям. У нас осталось главное детское удовольствие, у нас осталось найти, где детям гулять! Об этом Табореты думают в первую очередь! Детская Площадка для Отдыха и Наслаждений! Вот тут-то наши папы-табореты с мамочками-табореточками вообще на своем месте. Благоустройство Детских Площадок для Отдыха и Наслаждений — главное дело каждого взрослого ответственного Таборета. О Детских Площадках взрослые Табореты думают всегда, каждую свободную минуту и каждую свободную секундочку, и каждое свободное мгновение. Вы же не думаете, что взрослые Табореты-папы думают о футболе или о рыбалке? А мамы о нарядах и упражнениях?
Девочки решительно помотали головами. 
— Конечно нет, — подтвердил Старый Матрас, — они думают о детях! Все свое свободное время! И если для того, чтобы заботиться о детях, — сказал Старый Матрас,— нужно быть Таборетом, то я , — сказал он, — Таборет! И дети у Таборетов здоровые, и веселые,  и развитые, и подвижные! И очень, очень умные! Потому что Табореты опекают своих детей  по-настоящему, правильно, все время развивают и заботятся о них. Не заставляют сидеть в кошельке на поясе, — добавил Старый Матрас, вспоминая Неугомонную Кенгуру. — Дают им поздороветь, похорошеть, подобреть, учат любить своих сверстников-таборетов, абаланцев и весь окружающий мир. А для этого, считают взрослые Табореты, детям нужно очень много внимания, много игрушек,  и много места для игр и развития. Спасибо, — сказал Старый Матрас.
— Можно слезать? — несмело спросила Руселька.
— Что? — не понял Старый Матрас. — Откуда слезать?
— С паровозика!
И все дружно расхохотались.
— Ну, это я так, — сказал Старый Матрас, — увлекся. Просто мне так хотелось показать вам, сколько настоящих сокровищ можно запросто насдувать на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Может, отдохнем? — несмело спросила Санни До. — У нас у всех был очень и очень трудный день!
Старый Матрас сокрушенно уткнулся в Журнал:
— У меня записано еще столько старых историй и поучений! Но если вы хотите, то действительно, давайте слезайте с паровозика — и спать!
— Да уж, знаете, — сказала Руселька, потягиваясь.
— Дорогой, Старый Матрас, мальчики и девочки! У нас и правда был сегодня тяжелый день и я предлагаю отдохнуть! Поэтому, давайте, мы сейчас приляжем,  укроемся и поспим. А если кому-нибудь интересно, он сам почитает то, что записано в Журнале Старого Матраса. Вон сколько места под пещерными светлячками  в углу шкуры, — добавила Санни До.
Старый Матрас с готовностью положил Журнал Старого Матраса на свободное местно, куда показала Санни До. Легкий пещерный сквознячок зашелестел страничками Журнала Старого Матраса. Девочки быстренько зарылись поглубже  в мех шкуры пещерного медведя и почти мгновенно уснули. Старый Матрас  подоткнул им плед там и тут, чтобы не продувало и, кряхтя, поплелся в глубину пещеры поболтать с Пещерным. Швабра как часовой застыла у входа, насвистывая себе под нос какие-то бравурные  мелодии. И все успокоились.
Ну вот, пока все спят, лично я предлагаю полистать Журнал Старого Матраса. Это может быть интересно.  А кому это не интересно может  опустить записи в Журнале Старого Матраса  и перейти к главе, в которой мы будем описывать пробуждение девочек и то, что сними случится в дальнейшем.
Итак, листаем Журнал сплетен Старого Матраса!  А чего его собственно листать. Мы говорили о Зоте. Буква З. Полистаем Журнал. Вот Старик Пти, вот крокодили с Крокодильей Пустоши, вот девочки и  мальчики из разных Чудесных Городков Абалана. Вот Хрюшарик! Вот Хавчик! Вот снова алюминиевые обезьяны из Мартышкиных Прудов, Вот снова З. Значит Зот, Забежи! Хотите, начнем с Забежи!
Желанием Забежи было конечно надувное кресло-качалка, чтобы хоть бы иногда, минут пять,  никуда не бежать, никого не спасать, а вытянуть из рюкзачка легкое надувное кресло, надуть его и качаться, качаться, качаться… Отдыхать! Наверное, хоть одна Желанная Бабочка, находилась поблизости от Забежи, когда он мечтал об этом своем кресле. И точно! На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков хоть в одном одуванчике прячется исполнение желания Забежи. Только бери и сдувай. Кстати я знаю одну девочку из Чудесных городков Абалана, которая после путешествия на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков подарила своей бабушке удобное красное надувное кресло-качалку. Кресло, которое можно надувать и сдувать по своему усмотрению. А красивенькая маленькая золотая ручка с бриллиантовым пером — третье желание Забежи? Очень необходимая  в его жизни вещь, да к тому же к его будущей толстой записной книжке с визитницей. Думаете, это желание Забежи не осуществилось? Вы посмотрите. Несмотря на то, что золотая ручка с бриллиантовым пером была не главным желанием Забежи, эта ручка, наверняка была неоднократно зафиксирована Желанными Бабочками Абалана и воссоздана волшебством сока Разноцветных Волшебных Одуванчиков в количестве, способном осчастливить целую кучу путешественников и детей. В конце концов, золотая ручка с бриллиантовым пером от Забежи — вещь нужная,  и вряд ли кто обидится на тот одуванчик, который подарит ему такой сюрприз. И вряд ли такая ручка достанется летающим обезьянам Чиз. Потому что! Чтобы вам не было бы так жалко Забежи, я расскажу еще кое-что. Я знаю, что Руселька, спит и видит, чтобы подарки попадали в собственные руки тем, кто их пожелает. А у Русельки до сих пор все получалось. Впрочем, ветерок шевельнул листы Журнала Старого Матраса и Журнал открылся на букву Бу — Буреломные детеныши. Вы, наверное,  уже знакомы с  Буреломными детенышами. Ну вот. Один раз, захотел один маленький противный Буреломный детеныш игрушку. Игрушечную мышку-саблехвостку. Желанные Бабочки вообще-то на Бурелом редко залетают. А эта как раз залетела. Вот вспыхнули ее крылышки, отягощенные желанием маленького Буреломыша, и полетела бабочка на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. От груза желаний освобождаться. На цветок одуванчика села, желание Детеныша-буреломыша соскребла на него. Так желание Кышонка Буреломного не пропало. Осуществилось. Бабочка на красный цветок одуванчика плюхнулась, и красный цветок одуванчика стал сюрприз готовить тому, кто одуванчик сдует. Серого саблехвастого мышонка игрушечного, но не плюшевого, не пластмассового, а как кышонок выдумал — каменного. Каменного игрушечного саблехвостого мышонка. Потому что кышонок хотел этим саблехвостым мышонком в товарищей по Бурелому швыряться. В младших конечно. Это он такую игру придумал. Представляете? Сдуваете одуванчик, а получаете каменного саблехвостого мышонка. А другой Буреломный детеныш, он как раз скамеечку на Детской Площадке имени Отдыха и Наслаждений ломал. Винтики отвинчивал. Он как раз бабочке под крылышко попался. Она его желание записала. Записала и помчалась на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Груз с крылышек снимать. Такое у Буреломыша желание сильное было, что ой-ей-ой! Если бы эта бабочка по дороге на Поле два раза отдохнуть не присела: один раз на плавник ручейковой акулы, а второй раз на пружинный кактус, то не знаю, чем бы это все закончилось. А так с перерывами хоть желание это чуточку ослабело. Пожелал тот Буреломный детеныш, чтобы осуществилась такая отвертка, которая все на свете могла бы открутить. И винты, и гайки, и луну с небосводом. Отличный был мальчик, которому тот одуванчик попался! Отличный был мальчик, пока с таким вот осуществлением чужого желания не столкнулся. А когда ему универсальная отвертка из сдутого наугад  одуванчика чуть уши не пооткручивала, он испортился. А этот маленький Буреломыш  не на Детской Площадке бабочку встретил. Он как раз в Бурелом возвращался. С Детской Площадки Отдыха и Наслаждений! Ну, отдохнул там, наелся! Напился и домой отправился, в Бурелом. Но бабочку встретил. Ну, встретил — и иди себе дальше! Нет, увидел бабочку Буреломыш и думает: «Вот бы и мне такую! Только бы шоколадную! Вот бы и мне — огромную шоколадную бабочку. Только чтобы она не летала, а ползала. От меня, чтобы от Буреломыша — удрать не могла. Вот  с таким вот желанием полетела Желанная Бабочка на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Представляете? Вы срываете одуванчик, сдуваете его, и получаете уползающую от вас шоколадную бабочку. У некоторых от такого сюрприза глаза на лоб полезут. А? Хотя каменный саблехвостый мышонок хуже. А еще хуже водонапорная башня.
Странички, странички, странички… Перелистываются и перелистываются.  И вот буква Хрю. Хрю — Хрюшарик. Прочитаем про Хрюшарика, о`кей? Знаете, о чем иногда мечтал Хрюшарик? Никогда не догадаетесь! Хрюшарик иногда мечтал о том, чтобы  появился особый, диетический сорт грязи — ага! Мало было Хрюшарику, что грязь бывает лечебной! Хрюшарик — самый неистовый поклонник грязи на свете,  хотел, также, чтобы грязь была съедобной. И чтобы по вкусу съедобная грязь напоминала бы, думаете? Конечно! Чтобы по вкусу съедобная грязь напоминала бы шоколад! А по калорийности вообще превосходила бы все прочие продукты на свете.
— Ни в жизнь не буду! — сказала девочка, которая сдула одуванчик, создавший с помощью волшебства такую съедобную грязь! И ничего девочку не убедило попробовать это блюдо! Ни яркая упаковка, ни перечень минералов, солей и витаминов крупными буквами, ни реклама по телевидению. Ни список блюд, которые можно было бы приготовить из этой грязи. — Ни в жизнь не буду, — сказала эта девочка и выбросила брикет со съедобной грязью прямо возле создавшего его одуванчика. Да собственно девочку никто и не уговаривал, даже попробовать. Тем более, что вскоре после этого наступил закат солнца, и летучие обезьяны Чиз с удовольствием подкрепились между делом экзотическим блюдом Хрюшарика. И ничего! Им это блюдо пришлось по вкусу. И еще добавки захотели. К сожалению после заката бабочки не летают.
А еще Хрюшарик мечтал  об учебной грязи. Намазался, например, учебной грязью по алгебре, она впиталась — и ты всю алгебру знаешь. Или грязью с учебным курсом французского языка. Облился — и парле ву франсе — понимаешь! Красота!
А еще Хрюшарик о том думал, чтобы где-нибудь озеро грязи открыть. У истоков Великой Грязевой реки, которую он тоже придумал. И чтобы в Грязном озере водились грязевые русалки. Насчет  грязевых русалок, Хрюшарик как в грязь смотрел. Все сбылось. Почти как он хотел. Но об этом попозже.
А еще Хрюшарику нравились наряды из грязи, маечки, галстучки из грязи. Туфли на копытцах! Каждому жителю Абалана, сдувшему себе на голову одуванчик с такими желаниями предстояло получить замечательные сюрпризы.
А еще Хрюшарику хотелось, чтобы газеты были бы из грязи. И чтобы из грязи были бы журналы — Хрюшарик-ревю. И на глянцевой отечественной грязи с грязными фотографиями с самыми грязными новостями всех Чудесных городков Абалана.
А еще Хрюшарик придумал для маленьких грязевые мыло-сюрпризы. Снаружи оболочка яичного мыла, а внутри, когда мыло смывается — кусок грязи. Приятный для каждого поросенка сюрприз. Смешно!
Самое главное для Хрюшарика желание — научиться решать кроссворды. И это было такое сильное желание, что, наверное, кто-то точно на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков получит толстую книгу — «Как решать поросячьи кроссворды». Если вы соскучились по такой книге, то бегом бегите на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Сдувайте одуваны — может быть, она вам достанется. Книга о том, как решать свинячьи кроссворды. А про то, чтобы кроссворды его бабушки  волшебный одуван решил, про то Хрюшарик даже и не мечтал, потому что боялся. Он, Хрюшарик, размечтается, а кому-то тайна бабушкиных сокровищ достанется. Решенный бабушкин кроссворд? Нет, уж, дудки! Семейные кроссворды должны решаться в семье. Так всегда считал Хрюшарик. Это то желание, которое Хрюшарик всегда хотел сам исполнить. Собственными силами. Безо всякого волшебного сока и волшебных одуванчиков. Поэтому никакое Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, и никакие Желанные Бабочки не  могли бы стать между Хрюшариком  и спрятанными сокровищами  его бабушки. О-кей! «Это семейное дело, — любил говорить Хрюшарик.»
А еще Хрюшарик мечтал об искусственной грязи. Чтобы тогда когда он не дома, в путешествии или в гостях, или в командировке, там, где никто не позаботится о теплой глубокой луже грязи, чтобы там Хрюшарик мог комфортабельно отдохнуть и переночевать. Достать щепотку-другую порошка — и вжик, через минуту плескаться  в искусственной луже грязи, размером два на два метра. Хрюшарик, как видите, был очень мечтательным существом. Однажды Хрюшарик захотел познакомиться с леди-красоткой из Чудесного городка Красоток Абалана. Леди-красоткой Май. Он ее на обложке увидел. Так Хрюшарик познакомиться захотел,  что, пролетавшей Желанной Бабочке ничего не оставалось, как отнести это его желание на Поле. И голубой одуванчик, выполнил голубую мечту Хрюшарика — создал два билетика  на финал конкурса «Красотка Абалана». Честно говоря, я завидую тому, кто сдует этот одуванчик.
Листы с Журнала сплетен Старого Матраса с желаниями Хрюшарика закончились, и сквознячок стал перелистывать журнал, как ему вздумается. Сквознячок листал Журнал Старого Матраса пока не долетел до сплетен-желаний Старика Пти.   А нам осталось посмотреть, чего желал, а чего не желал Старик Пти, хозяин Хрюшарика, старый знакомый Русельки. Итак, самое большое желание Старика Пти отнюдь не владеть Великолепными Владениями Старика Пти. Нет, Старику Пти хотелось вернуть себе статус величайшего колдуна всех времен и народов, которым он когда-то владел! Старику Пти хотелось владеть своим собственным Абаланом, а не какими-нибудь жалкими владениями. Вот только как это осуществить Старик Пти не знал. А вы знаете? Осуществить можно теоретически. Для этого нужно  знать правильное желание. Если бабочка посадит это правильное желание Старика Пти на цветок одуванчика, то цветок одуванчика сделает для Старика Пти ключ. Ключ от чего? Ключ от сундука! Вот  то-то и оно! Какого сундука? Сундука со стандартным набором магических сокровищ. Магические сокровища — это всякие магические свойства, которые присутствуют у волшебника. Стандартный набор магических свойств. С таким набором Старик Пти, мог бы многое сделать для поддержания своего статуса. Вот такое великое желание было у Старика Пти. Были желания и поменьше. Ну, например, черепицу на крышу замка достать, аквариум для хищных рыб приобрести —  мальков отселить от взрослых хищников. А еще, Старик Пти желал весточку от Хрюшарика получить. Волновался Старик Пти за Хрюшарика своего верного. А по трубке дозвониться не мог: «Абонент находиться вне зоны связи!». Давно Старик Пти весточек от Хрюшарика своего верного  не получал. А крысиная почта у Старика Пти работать перестала, потому что крысы с тонущего корабля бегут. Старик Пти вместо голубиной почты, крысиную в свое время наладил, но потом, после того, как он великим колдуном перестал считаться, крысы почтой служить отказались. И бегут с тонущего колдовского корабля. Вот еще одна причина злиться — очень она, эта причина Старика Пти нервирует: то, что он великим колдуном быть перестал. А еще есть у Старика Пти одно маленькое желание. Воздушный поросячий жучок. Жучок за Стариком Пти летает, и свет за Стариком Пти везде гасит. Старик Пти свет за собой гасить забывает. Вот представьте себе! Сдует дитя  одуванчик, в котором исполняется эта придумка Старика Пти, будет за дитем поросячий жучок летать и свет гасить! Нормально? Родители такого ребенка, наверное, с ума сойдут от страха! Или, к примеру, хотел Старик Пти тающую льдинку. Ну, зачем ему тающая льдинка? Он уже и забыл! Но хотел получить! Тоже приз так себе для того, кто сдует одуванчик. А еще Старик кое-что попроще сообразил! Про летучих обезьян Чиз. Придумал Старик Пти, чтобы летучие обезьяны Чиз не на месте Коча Развалку делали бы, а у него Старика Пти, в Великолепных Владениях Старика Пти. Поэтому Старик Пти летучих обезьян Чиз все время подговаривал, чтобы они место Коча бросили и, чтобы переселились к нему, Старику Пти, в Великолепные Владения. Старик Пти хитроумные планы разрабатывал, пока ему делать нечего, он один сидит и думает, чем же это можно привлечь летучих обезьяны Чиз. Сыром, валерьянкой, бананами съедобными. Сколько Старик Пти об этом не думает — ничего не придумывает: посадить бы что-нибудь, чтобы летучие обезьяны только к Старику Пти летели. Семена одуванчиков что ли? Но летучие обезьяны Старика Пти не слушали, и вообще никто его не слушал, кроме Хрюшарика. А Хрюшарик с Руселькой ушел. На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. И только одно желание Старика Пти  его ни на минутку не оставляло. С этим желанием Старик Пти и спать ложится, и утром просыпается, и по владениям замка своего бродит. Нет, это не глазные капли для портретов предков в парадном зале Великолепных Владений. Хотя глазные капли ему тоже не помешают, потому что  в зале темно, сыро и глаза у портретов предков правда слезятся. Нет, главное — не это. Старик Пти хочет найти карту-схему тайных комнат замка Великолепные Владения Старика Пти. И потому что без этой схемы Старику Пти живется очень и очень плохо. Дело в том, что схема тайных комнат замка Великолепные Владения Старика Пти у Старика Пти где-то была. Но то ли он сам, Старик Пти по своей стариковской забывчивости  ее потерял, то ли кто-то эту схему украл, потому что она была тайной и Старик Пти страшно мучается. Страшно мучается Старик Пти без своей карты-схемы тайных комнат замка. Представляете? Вот так вот! Сдувает маленький абаланский ребенок одуванчик и надеется на лучшее. А в качестве подарка получает схему тайных туалетных комнат замка Великолепные Владения Старика Пти. Более бесполезного подарка  трудно себе представить. Потому что тайные туалетные комнаты Великолепных Владений Старика Пти  никого, кроме самого Старика Пти не интересуют. Это не план спрятанных сокровищ. Это план секретных туалетов. Потому что Старик Пти старенький и ему туалет в каждой комнате замка необходим, потайной. Потому Старик Пти и составил карту-схему. Потом он ее потерял. Вы думаете, ее у него украли? Нет! Знаю! Только Старик Пти очень желает вернуть свою карту-схему. Ему стыдно в штанишки подпускать. Ему в каждой комнате туалет нужен.
— Слышите, как шуршат листья Журнала сплетен Старого Матраса.
Листики шуршат аппетитно, как промасленная бумага, в которую завернут толстый кусок пирога. Опять в тишине под cветлячками кто-то перелистывает страницы. А помните самое-самое первое желание прохожего?  То желание, с которого началась наша книга? Найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков? Знаете, почему это действительно желание? На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков не так уж легко попасть. И найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков — нелегко! Потому что Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана, как магнитный полюс или бродячий цирк, все время в другом месте. Наверное, летучие обезьяны Чиз и получили право собирать сокровища с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Потому что только только у них, во всем Абалане есть внутренний компас, по которому они всегда могут найти Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана, куда бы оно не переместилось. И первым желанием путешественника было найти это поле. Найти! И это говорил путешественник, то есть житель Абалана, посвятивший всю свою жизнь путешествиям между Чудесными городками Абалана.
Ага… Так…. Листаем дальше… Интересно, а почему эта страничка заложена листиком пещерной малинки? Эта страничка даже пахнет по-особому. Сквознячок распахнул Журнал Старого Матраса на этой страничке, и в пещере запахло по-особому. Даже девочки зашевелились во сне. Что же особенного заложено листиком пещерной малинки? Ничего особенного — Синие дяпаны. Ну, посмотрим, чего желают Синие дяпаны? Так, посмотрели. Синие дяпаны желают, чтобы Красные дяпаны наконец-то проиграли Оранжевым дяпанам, а Лиловые дяпаны сравнялись по рейтингу с Зелеными дяпанами. Черные дяпаны тогда опустятся с первого места большой абаланской игры дяпанов, а Синие дяпаны поднимутся в тройку призеров. Поняли что-нибудь? Вот и волшебные одуванчики ничего не поняли. Не знаю, как одуванчики такие желания исполняют. Кстати, при таком раскладе у Серых дяпанов шансов гораздо больше, чем у Синих дяпанов. И чем эти Синие дяпаны думают, я просто не представляю. А знаете, сколько всего у дяпанов в команде в летучей палатке? Пять! Как пальцев на руке. А в большой команде двадцать. Хотите узнать правила игры, в которую над Абаланом играют две большие команды дяпанов — «Переходы разрешены»? Хотите? Узнаете! Желания у дяпанов в палатке почти одинаковые. Синим дяпанам, например, синька нужна, они о синьке все время мечтают, потому что синие. Только Синие дяпаны не мечтатели. Синие дяпаны  сами в Чудесные городки на обменные лотки за Пуховым Потоком летают над Буреломом. И синьку себе сами меняют. У обменщиков и торговцев на обменных и торговых лотках за Пуховым Потоком. А еще Синим дяпанам очень нравится  воздушная липучка. Воздушая липучка на сквознячок летает. Если воздушный шар прохудился, то воздушная липучка вверх взмывает и чмок — дырку в воздушном шаре заклеивает. А вот воздушных спасательных кругов в Чудесных городках на обменных лотках за Пуховым Потоком что-то давненько не было. Поэтому Синие дяпаны мечтают о воздушных спасательных кругах. Чтобы в случае чего — прыгнуть из воздушного шара в воздушный спасательный круг — и виси себе спокойненько в воздухе, спасайся. Жди пока тебя люди спасут. А еще Синие дяпаны хотят приучить свой воздушный шар питаться не травкой как сейчас, а бульонными кубиками, как сами Синие дяпаны. Тогда Синие дяпаны точно всех Синих дяпанов победят. Потому что им даже спускаться для этого не придется. Для того, чтобы шар травкой покормить. Насыпал ему в торбу бульонных кубиков — и лети себе дальше, побеждай в зачетах. А пока и Синим и другим дяпанам приходится только там летать, где травка неподалеку растет. Пища для воздушного шара. А воздушный шар у Синих дяпанов сам лакомство для кое кого. Для кого? Для Гревы Многоголовой. Воздушный шар — лакомство для Гревы Многоголовой, буреломной. Поэтому воздушный шар очень не любит над Буреломом летать, в Чудесные городки на обменные лотки. Дяпанам его уговаривать приходится и сласти для него менять. Воздушный шар Синих дяпанов любит пуховые тюбики с кремом. За пуховые тюбики с кремом его можно уговорить. Ну что ж, пусть все желания, всех жителей Абалана, которые мы подсмотрели в Журнале Старого Матраса, сбываются наяву и во снах. Пусть все желания сбываются во снах и в жизни Старого Матраса и Пещерного, Русельки и Санни До, пусть все желания сбываются  в жизни всех детей Абалана и Оболони, и просто всех детей. А у нас в сказке уже наступает утро, а утром нас ждут новые удивительные приключения. В Журнале Старого Матраса осталось много непрочитанных историй и неперевернутых страниц. Про Хавчика и огуречных крокодилов, про желания Гревы Многоголовой  и Дятл’а, про сырного туриста и Четырехкожего, про Врединку и многих, многих других жителей Абалана. Но пока, пока Неугомонная Кенгуру шлепает по пустынным закоулкам Абалана, пока сквознячок или Пещерный перелистывали для нас странички Журнала жизненных историй Старого Матраса шло время. Время шло очень быстро, ночь отступила, и наступило утро. Скоро проснутся девочки, Руселька и Санни До и мы пойдем с ними дальше. Но мы теперь знаем, где он  находится, где он лежит Журнал Старого  Матраса и если нам будет интересно, то мы всегда сможем вернуться и полистать его, особенно если нам попадутся новые герои, о которых мы захотим узнать побольше. В сказке как в сказке.
Итак, пока  Неугомонная Кенгуру шлепает по темным предутренним закоулкам Абалана, пока неизвестно, где путешествуют    Полупопугай и Чирикшин, пока в неизвестных краях блуждают Хрюшарик, Хавчик и Забежи, Руселька со своими новыми друзьями: Санни До, Старым Матрасом, Пещерным и Шваброй с серебряной рукояткой мирно посапывают, досматривая последние перед рассветом сны. А в маленькой уютной пещерке в Гряде Старых Матрасов наступает рассвет. Руселька и Санни До спали в роскошной шкуре искусственного пещерного медведя. Старый Матрас кряхтел и поскрипывал пружинами прямо на полу пещеры, Швабра спала стоя, тихонько посвистывая флейтой и вытянувшись, как часовой, возле входа в пещеру. Где спал Пещерный, никто не знает, потому что Пещерные как и домовые или мельничные не любят распространяться про то место, где они спят. Так они и спали,  пока первые  лучи солнца наискосок не прорисовали контуры пещеры и не коснулись слюдяного зеркала — зеркальца для пробудки. Зеркальце отсалютовало утреннему солнышку яркой вспышкой-отражением, и солнечные зайчики поскакали в самые мрачные и дальние закоулки пещеры. Пещерный, до которого добрались солнечные зайчики вздрогнул, потом шарахнулся, потом увернулся еще от двух солнечных зайчиков, потом отпрыгнул в тень и загрохотал. Старый Матрас проснулся от грохота и потянулся, широко растопыривая уголки. Он хотел встать и почесаться вместо утреннего умывания, но забыл спросонья, что рядом с ним на искусственной шкуре пещерного медведя спят две маленькие девочки. Старый Матрас споткнулся и обрушился на спящих девочек сверху. Старый Матрас только крякнул, упав, и жалобно прозвенел пружинами. Девочки зато вскочили сразу, как по команде, без дополнительных уговоров. Вскочишь, когда на тебя сонного падает неведомо что. Швабра у выхода сделала вид, что она бодрствовала всю ночь и вместо «здрасте!» слегка прожужжала крестовинками пропеллера. Потом старая Швабра вылетела из пещеры на утреннюю зарядку. Полетать над грядою. Тот, кто жил в глубине пещеры — Пещерный и Старый Матрас заругались, кто из них разбудил девочек. Потому что, даже если бы Санни До и Руселька решили бы поспать, и сжали бы глаза усилием воли, глаза бы им все равно пришлось бы открывать, потому что спать в шуме, который подняли Пещерный со Старым Матрасом было бы невозможно. Зато хозяева отлично  размялись.
Итак, доброе утро!
 — Доброе утро! — сказала Руселька, улыбаясь по-доброму. Санни До тоже улыбнулась. По-оболонски и поправила волосы.
— Доброе утро, девочки! — Швабра с серебряной рукояткой все еще жужжала там, на улице.
— Не может без физзарядки, — прокомментировал Старый Матрас.
После того как девочки проснулись, Старый Матрас и Пещерный как по команде прекратили спорить, кто из них разбудил девочек. И шум прекратился. И Старый Матрас  осторожно выглянул наружу. Он страшно боялся высоты. Там на воздухе было солнечно и сухо. Лужи после ночного дождя успели просохнуть, и все вокруг цвело и дышало. Неугомонной Кенгуру нигде не было видно. Светлячки отступили от утреннего света в глубину пещеры и там помаргивали почти незаметно. Пещерный включил воду в небольшом пещерном водопаде, для того, чтобы девочки умылись. И чистейшие струи воды из подземного родничка весело запрыгали по неровным краям созданного самой природой умывальничка. Бумажные гигиенические полотенца уже висели на плечах Старого Матраса, они были разноцветные и сухие. Пока девочки умывались, Пещерный незаметно унес пледы, которыми укрывались девочки, и выкатил новый столик, с овощами и фруктами и сладостями прямо к неубранной искусственной шкуре пещерного медведя. На столике поменьше дымились чашечки с ароматным чаем и ломтиками сухого пещерного торта по собственному рецепту.
— А что, вкусно, — похвалила Руселька, доедая второй немаленький кусочек.
Так как гостей было мало, только Руселька и Санни До  торт порезали на шесть кусочков, чтобы слишком часто не тянуться к блюду.
— Но что ж, — с сожалением сказала Санни До, вылив чай в блюдце, чтобы он остыл побыстрее, — у нас мало времени и нам надо спешить!
 Санни До очень соскучилась по Оболони и все время вспоминала о ней. И ее шелковый домашний игрушечный эльф постоянно звенел на  рюкзачке, напоминая Санни До о том, что ее ждут дома. Даже, если Бабка-Корябка и остановила время на Оболони, как она обещала Санни До, все равно они наверняка скучают: и мама, и папа, и братик и любимая персидская кошка. Санни До хотелось вернуться домой и поэтому она торопила события.
— У нас мало времени, — сказала Санни До, — и поэтому нам  надо как можно быстрее попасть на Развалку. Туда, куда за Руселькой не доберется Неугомонная Кенгуру, — Санни До улыбнулась Русельке. — И где я, — Санни До улыбнулась самой себе, — может быть получу амулеты и  талисманы, которые помогут мне вернуться на Оболонь. И спасти Бабку-Корябку. 
Старый Матрас пожал уголками. Ему не очень хотелось, чтобы его покидали гости.
— У нас очень мало времени, — настаивала Санни До, заплетая волосы.
— Ну, правда, — вступилась Руселька, — нас ждет на Развалке Сокровищ Проныра, и он, наверное, беспокоится, ведь мы еще вчера должны были прилететь на Развалку Сокровищ.
Искусственная шкура пещерного медведя вдруг шумно вздохнула и сказала:
— Да…, — думая о чем-то своем.
— Можешь не беспокоиться за девочек, — заговорил вдруг невидимый Пещерный, откуда-то из глубины скал. — Я присмотрю за ними.
Родничок-умывальничек он закрыл, чтобы не дуло.
— Как ты за ними присмотришь? — иронически спросил Старый Матрас, — ты страшно боишься дневного света.
— А вот так, — сказал Пещерный, — там, где есть солнце — есть тень, а там где есть тень — всегда найдется местечко для Пещерного. Я буду скакать по теням и присматривать за девочками, чтобы ничего не случилось.
— Сначала надо вернуть Швабру, — сказала Санни До.
Швабра с серебряной рукояткой носилась вокруг пещеры как расшалившийся щенок, и возвращаться не собиралась.
— Да нет, — запротестовал Старый Матрас, — вы что девочки забыли, что я самый летучий Старый Матрас в Гряде Старых Матрасов.
— Ты же высоты боишься, — пророкотал Пещерный.
— Неправда, — покраснели красные полосы на обивке Старого Матраса.
— Я везде могу пробраться, — сказал на ухо Русельке Пещерный, —  я присмотрю за вами, не бойтесь.
— Я вас отвезу, — категорически сказал Старый Матрас.
— Ничего, не бойтесь, — рокотал Пещерный на ухо девочкам, так тихо, что слышно его было, наверное, даже у подножия Гряды Старых Матрасов.
А Швабра появилась у выхода из пещеры, плюхнулась на пол,  и заиграла что-то бравурное и радостное. Возникла смешная суета. Каждый говорил что-то свое. Искусственная шкура пещерного медведя стала под шумок уползать за камни, в глубину пещеры. Стаканы на сервировочном столике почему-то зазвенели. Старому Матрасу послышался подозрительный шум и он выглянул из Пещеры, но вокруг было мирно и мило. Он поднял Журнал сплетен и засунул его в расселину между скал — ужасно романтичное место для хранения старинных манускриптов. Девочки приводили себя  в порядок возле слюдяного зеркальца и выглядели очень хорошо обе. Потому что умываться  родничковой водой очень полезно для кожи девочек. Старый Матрас аккуратно улегся у самого выхода из пещеры и приглашающе поманил девочек уголками.
— Может быть, мы все-таки полетим на Швабре? — спросила осторожная Руселька.
Швабра хихикнула. Санни До вступилась за Старый Матрас.
— Старый Матрас, — сказала Санни До, — прекрасный летун и добрый друг.
— Вам со мной будет намного удобнее, чем на Швабре, — добавил Старый Матрас. — Кто знает жизнь лучше  Старых Матрасов?
И все посмотрели на него с уважением. Швабра подпрыгнула и снова вылетела наружу насладиться видами Абалана и чистым воздухом. Девочки присели перед дорожкой. Потом Старый Матрас потер уголки заскрипел пружинами, с усилием напрягся и сказал:
— Летайте авиалиниями Старых Матрасов.
Девочки поджали ноги и перебрались поближе к серединке Старого Матраса подальше от краев. После этого Пещерный сказал:
— Ту-ту!
А Старый Матрас выбрался из пещеры и завис в воздухе. Он некоторое время висел, ожидая пока девочки приспособятся к условиям. Потом медленно, как вагончик на американских горках  двинулся от пещеры. В середине Старого Матраса оказалась удобная вмятинка-ладошка и некоторое время девочки просидели там. Старый Матрас старался держаться в воздухе очень ровно, чтобы не испугать сидящих на нем девочек. Но Санни До, например,  быстро освоилась. Она выбралась из ладошки-впадинки, села на краешек Старого Матраса и стала болтать ногами, очищая банан за бананом из запасов Пещерного. Бананы лежали там же, на ладошке. И Руселька потянула к себе связочку. Она легла на живот,  и только голова  ее торчала за матрасом. И Руселька, и Санни До    с интересом оглядывали окрестности. Старый Матрас летел медленно. Сзади так же медленно удалялась от них Гряда Старых Матрасов.
— О, — закричала вдруг Руселька и ткнула вправо неочищенным бананом.
— Смотри, смотри, Санни До! Твои Три Мельнички и декорации корабля, и домик,  и все как будто бы совсем близко.  И так красиво!
Швабра взмыла над ними высоко-высоко и, посвистывала оттуда с высоты как жаворонок. Абалан с его зелеными лужайками, голубыми ручейками выглядел удивительно мирно и спокойно. Потом Руселька  увидела вдруг впереди что-то большое, клубящееся как облако на земле, и вспомнила вдруг о Неугомонной Кенгуру.
— А куда это мы летим? — спросила Санни До, которой быстро надоело любоваться красотами и почесала Старый Матрас за уголком. Старый Матрас показал вторым уголком на землю. На земле крупными белыми камешками была выложена стрелка с надписью «К Месту Коча». Там, где надпись обрывалась, сразу за ней, начинались болота. Серые и скучные. Красивый Абалан оказался позади. Старый Матрас как раз разворачивался в направлении, указанном стрелкой. Впереди, там, куда указывала стрелка,  и клубился туман. Теперь  и Санни До увидела этот туман.
— Эй! И правда — куда  мы летим? — спросила и Руселька, которая не видела ничего забавного в том, чтобы лететь прямо в облако.
— Как куда? — удивился Старый Матрас. — На Развалку Сокровищ, на Место Коча. Вы же сами говорили, что Проныра будет ждать вас на Развалке Сокровищ.
— А что это за Место Коча? — заинтересовалась Санни До, разглядывая болота под ними, которые уже начались.
— О-о-о! — удивился Старый Матрас, — Вы, что не знаете, что Место Коча и Развалка Сокровищ — это одно и тоже. По крайней мере, сейчас.
Старый Матрас всегда с удовольствием рассказывал все известные ему истории, а сейчас он заметно оживился, несмотря на то, что вез девочек.
— Это удивительная история, — заохал Старый Матрас, подергивая пружинами — как скромная болотная кочка, в самой середине серых абаланских болот оказалась местом, куда стали стекаться все сокровища Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Просто обыкновенная кочка посредине непролазной трясины.
— Ну, непролазную трясину мы уже видим, — сказала Санни До, —а кочку еще нет.
— Сначала на этой кочке, — продолжал Старый Матрас, строго следуя стрелке, которую они видели накануне. — Сначала на этой кочке жил Коч. Просто старый болотный сине-зеленый Коч со своей Дочкой. Дочка Коча была довольно симпатичной девочкой с зеленой кожей, рыжими волосами и веснушками, величиной с горошину. Они жили в небольшом шалаше на кочке, посередине серых абаланских болот. И  это место назвалось тогда Местом Коча. Коч ловил всякую всячину и никогда не уходил далеко в болота от своей кочки. И Дочка Коча тоже никогда не уходила далеко от папиной кочки. Так они и жили: папа Коч и Дочка. А потом Место Коча понравилось летучим обезьянам Чиз.  Вы же про них слышали? Летучие обезьяны Чиз облюбовали Место Коча, потому что им нравились непроходимые болота возле Места Коча, туманы над болотами и полнолуние. Над Местом Коча всегда было полнолуние. А кроме  того летучим обезьянам Чиз было удобнее совершать послезакатные полеты на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков именно отсюда, с Места Коча. Летучие обезьяны Чиз уговорили Коча, — повествовал Старый Матрас отдать им свое место, Место Коча, под Развалку Сокровищ. Под место, где можно хранить, собранные на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков сокровища: подарки, сюрпризы и приколы, которые они собирают на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. А когда  уговорили, перенесли на Место Коча свои сокровища и снесли старую лачугу Коча.
— А Дочка Коча? — спросила Санни До.
— А Дочка Коча сразу подружилась с летучими обезьянами Чиз. Потому что у нее, как у Золушки, появились огромные богатства и сокровища, и она стала  полноправной хозяйкой Развалки  — вместе с летучими обезьянами Чиз.
Порыв ветра унес из рук Санни До бумажное полотенце, которым она вытирала руки.
— Дочка Коча,  — продолжал Старый Матрас, не обращая на это внимания, — стала  помогать летучим обезьянам Чиз, потому что летучие обезьяны Чиз были внимательными и вежливыми с Дочкой Коча. Они притащили на место Коча массу сокровищ, и даже слушались ее во всем. И не даром! Это Дочка Коча запретила летучим обезьянам Чиз принимать предложение Старика Пти перенести Развалку в Великолепные Владения Старика Пти. И это она, например, нашла в розе ветров попутный ветер и научила летучих обезьян Чиз летать в Чудесные городки на обменные лотки. И обменщики, и  мастера, и торговцы с удовольствием брали у летучих обезьян Чиз всякие курьезные вещицы и странные игрушки с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. И платили за них изящной работой: делали пирсинг летающим обезьянам Чиз, которые очень любили пирсинг. И создавали прекрасные оправы для амулетов и талисманов, которые летучие обезьяны Чиз тоже собирали с Полея Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Амулеты и талисманы? — как эхо повторила Санни До. — А мне.
В это время туман, который клубился впереди вдруг рассеялся, словно открылись жалюзи перед Руселькой и Санни До. Им открылось такое, что ни Руселька, ни Санни До в Чудесных городках Абалана еще не видывали.  Чего, наверное, никто еще не видел, кроме конечно Дочки Коча и летающих обезьян Чиз.
Итак, словно раскрылись жалюзи и перед восхищенными взорами девочек возникла Развалка Сокровищ. Перед Санни До и Руселькой возникло самое интересное место Абалана, если конечно не считать самого Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Но до Поля Санни До с Руселькой еще не добрались, поэтому считать его мы не будем. Во-первых,  девочки увидели прямо перед собой огромную башню, которая стояла наискосок. Башня стояла на островке, в который летучие обезьяны Чиз превратили Место Коча: высокий защитный парапет, как стеной отделял островок с сокровищами и башней от серых непроходимых болот Абалана. Между болотами и парапетом  в живописном беспорядке, с точки зрения стороннего наблюдателя и в строгом порядке с точки зрения летучих обезьян Чиз, лежали огромные запасы сокровищ, собранные за долгие годы летучими обезьянами Чиз на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Кое-где эти сокровища были накрыты широкими  полосами полиэтиленовой пленки, а кое-где лежали так, под открытым небом. Башня в центре острова сокровищ на Месте Коча стояла наискосок, почти так же, как знаменитая башня в итальянском городе Пиза. И над башней летала  целая куча встревоженных обезьян Чиз. Они кричали как чайки. Только были черными, с огромными перепончатыми крыльями и присосками по всему телу. А там, где у летучих обезьян Чиз не было крыльев и присосок, они носили пирсинг с амулетами и талисманами. И бренчали в воздухе как консервные банки бренчат на брусчатке. Сокровища вокруг башни на всем протяжении острова бывшей кочки выглядели очень таинственно и привлекательно. Сокровища были просто развалены по острову восхитительно  и как бы небрежно. Может быть, поэтому сами летучие обезьяны Чиз называли Место Коча Развалкой сокровищ. В этих кучах лежало столько сокровищ, сколько было, наверное, у знаменитого Али Бабы с сорока разбойниками. От всего этого блага у девочек просто разбегались глаза. На смотровой площадке башни под орущими обезьянами Чиз, кто-то энергично размахивал руками, подавая девочкам знаки. Рук было три. И это мог быть только Проныра. Только Проныра  — алюминиевый обезьян из Мартышкиных Прудов мог стоять на одной руке и приветливо махать тремя другими. Конечно, только Проныра! Рядом с Пронырой на площадке башни стояла маленькая зеленая девочка с рыжими волосами. Вокруг башни клубились облака летучих обезьян Чиз. Над башней высился стальной шпиль, наверху которого была поперечинка. На поперечинке с двух сторон сидели еще две белые обезьяны Чиз. В отличие от остальных  обезьян они молчали. Летучие обезьяны Чиз так громко орали, что в нашем конкретном случае их правильнее было бы назвать писклявыми обезьянами Чиз. Потому, что едва Санни До и Руселька миновали  невидимые жалюзи — они сразу подняли такой писк, который слышно было, наверное даже на Трех Мельничках Бабки-Корябки. Летающая Швабра даже завистливо флейкнула и попробовала подобрать мелодию в той же тональности. Но у нее получился Чижик-Пыжик. И только, наверное, присутствие Проныры и двух молчаливых белых летучих обезьян на поперечинке, удерживало летучих обезьян Чиз от того, чтобы завернуть непрошенных гостей еще в полете и отправить их восвояси, добавив доброго ветра на дорогу. Все это производило впечатление. По крайней мере, некоторые из пружин Старого Матраса непроизвольно сжались. В общем,  летучие обезьяны Чиз были не очень довольны визитом непрошенных гостей. Потому, что многие хотели бы иметь такую Развалку, которую имели летучие обезьяны Чиз, и обратно, немногие бы хотели, чтобы к ним в гости, на такую вот  Развалку являлись посторонние, незнакомые девчонки на летучем Старом Матрасе. Это мы с вами знаем Русельку, Старого Матраса и Санни До, а летучие обезьяны Чиз их не знали и знать не хотели. Потому что все, кто знал про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, про летучих обезьян Чиз, про их Развалку и сокровища — все канючили: «Дайте нам, пожалуйста, поиграть на Развалке Сокровищ. Дайте нам немножечко поиграть!». А летучие обезьяны  поиграть не давали. Никому не давали. Потому что еще сами не наигрались. И чтобы никто не ходил к ним в гости, чтобы никто к ним не приставал, не летал, и не  мешал им играть летучие обезьяны Чиз и придумали эти две вещи. Устроили свою Развалку Сокровищ на Месте Коча, посередине непроходимых болот и сами никого на Развалку не пускали. Летучие обезьяны Чиз выглядели так устрашающе, что у Русельки мелькнула даже мысль о том, что возможно сумка Неугомонной Кенгуру не такой уже и плохой выбор.
Хорошо, что в этот момент Проныра, который тоже увидел Русельку, особенно приветливо замахал тремя руками. А то бы  Руселька и вправду захотела бы вернуться. Проныра стоял в самом центре смотровой площадки башни весь обвешанный  цепочками, шарфами, которыми его одарили летучие обезьяны Чиз и приветливо во  все шестьдесят четыре сверкающих зуба улыбался навстречу девочкам. Едва только не взлетал сам. Но Проныра все-таки был Пронырой, а не Пролетаем. От радости, что он увидел девочек Проныра стал вдруг взбираться на шест на башне. Туда, наверх. К двум белым летающим обезьянам Чиз. Он ловко перехватывал гибкий стальной шест каждой из рук по очереди, продолжая приветливо размахивать тремя другими руками. Это получалось у Проныры удивительно ловко и смешно. Даже сине-зеленый Коч, чуждый юмора, улыбнулся, наблюдая за трюками Проныры.
— Ура! — закричала Руселька. — Проныра!
— А может быть и не Проныра? — с сомнением сказала Санни До, которую жизнь в Абалане научила осторожности.
— Привет, — сказала Руселька, — а кто же еще по-твоему? Может это Неугомонная Кенгуру?
— Девочки, — сказал Старый Матрас, — решайте скорее, подлетаем!
Конечно это был Проныра, а не Неугомонная Кенгуру.
— Ты посмотри, какими болотами мы пролетали, — убедительно сказала Руселька. Санни До посмотрела: ряска на болотах внизу медленно колыхалась.
Вид у болот был удивительно надежным. В смысле, провалиться и утонуть эти болота гарантировали со стопроцентным результатом. И причмокивали с аппетитом: чмок, чмок….
— Да через такие болота ни одна Неугомонная Кенгуру не переберется, — сказала Руселька. — Тем более, что наша такая большая, видная.
Болота внизу снова с аппетитом зачмокали: чмок, чмок…
Это была правда. Болотный Коч выбрал себе славное место.
— А я думаю, — продолжала вредничать Санни До, — твой Проныра при встрече, хоть газетку догадался бы в руках держать, чтобы мы его узнали. У нас, в Оболони, если мальчик назначает девочке свидание у Пони с Оболони, он всегда газетку держит. Там, у Пони с Оболони все с газетками стоят, чтобы их узнали.
— Короче, — сказала Руселька, то там, а то тут.
Санни До недовольно фыркнула.
— Да ну тебя, — сказала Руселька. — В Оболони, в Оболони. Только про Оболонь и слышно. Смотри, наш  Проныра абаланский не за газетку какую-то, а за шпиль держится. Еще лучше, чем за газетку. Швабра вильнула рукояткой. Она не могла понять, кого слушать, лететь вперед или назад. Швабра была подслеповатой. Проныру она еще не видела. Старый Матрас захохотал.
— Лети, лети, давай, — сказала Руселька Швабре. — Это Санни До так шутит. Прикалывается.
Швабра полетела дальше. Проныра засвистел. Швабра, хоть она и была подслеповатая, обладала абсолютным слухом. Она сразу угадала Проныру. Она радостно засвистела, зафлейтила, засвиристела и сделала в воздухе живую петлю. Проныра еще раз взмахнул руками и съехал вниз на смотровую площадку башни. На смотровой площадке башни пол был ровный. Там было вполне удобно стоять. Правда тесновато. Потому, что Проныра стоял на площадке не один. Рядом с Пронырой стояла зеленая Дочка Коча, которая держала за корявую руку Коча.
А вокруг продолжали носиться в воздухе, недовольно вопя летучие обезьяны Чиз.
— Привет, — орал Проныра, чтобы всем было слышно. — Короче, где это вы запропастились? Куда это вы подевались? Что это с вами случилось? На чем это вы летите? Я тут уже подумал, что вы уже попали в сумку этой противной Неугомонной Кенгуру. Ведь она два раза настигала меня. И один раз загнала меня в Тупичок, где живет Иванушка-дурачок. Если бы не мой дар проныривать, короче, я не знаю, где бы мы встретились. Может быть в сумке, короче.
Старый Коч сплюнул через левое плечо, маленький летучий обезьян Чиз ловко увернулся.
— А Кенгуру, короче, — кричал Проныра, — обежала Тупичок и пропала.
— Добро пожаловать! — сказал сине-зеленый Коч. Старый Матрас  аккуратно лег на борт башни летучих обезьян. И Проныра подал девочкам руки.  Санни До и Руселька  спрыгнули на площадку, опираясь на руки Проныры и разминая ножки.
— Привет, Проныра, — сказала Санни До.
— Короче, мы заночевали у Старого Матраса, — сказала Руселька. — Неугомонная Кенгуру два раза пробегала мимо Гряды Старых Матрасов, где мы заночевали. — Руселька кивнула на Старого Матраса и Старый Матрас раскланялся. — Неугомонная Кенгуру попала под дождь.
— Добро пожаловать!  — снова сказал сине-зеленый Коч. Дочка Коча улыбнулась, закрывая рот лапкой — у нее были неровные зубки, и она стеснялась.
Руселька и Санни До  снова с любопытством оглянулись. У девочек просто разбегались глаза, поэтому они посмотрели на Развалку разбегающимися глазами и вообще старались на сокровища не смотреть. Потому что они все-таки были вежливые и воспитанные девочки, хоть и происходили из разных миров. И они понимали, что сначала нужно познакомиться с хозяевами, поздороваться, а уже потом разглядывать обстановку в доме или трогать книги. Но все-таки девочки заметили, что среди сокровищ, которые холмились в кучах вокруг башни летучих обезьян Чиз были и золотые украшения, и простая  бижутерия и венские стулья, и одежда,  и даже один элегантный спортивный автомобиль.
Главная наклонная башня, похожая на Пизанскую кривилась со  стороны Тупичка, где живет Иванушка-дурачок. Те двое белых летучих обезьян, которые сидели на поперечинке шпиля, двое белых летучих обезьян с особо противной внешностью, спланировали на своих крыльях, похожих на крылья летучих мышей прямо на плечи Русельки Санни До и зазвенели пирсингом. Санни До стойко перенесла очередное испытание ниспосланное ей Абаланом. А Руселька ойкнула и чуть не присела.
— Короче, не бойтесь, — сказал  Проныра.
Они крепко впились острыми когтями девочкам в плечи. Они смотрели на девочек строго, но беззлобно. Остальные обезьяны продолжали носиться в воздухе. Все летучие обезьяны Чиз, а не только король и королева летучих обезьян, которые сидели на плечах у Русельки и Санни До украшали свое тело пирсингом. Особенно летучим обезьянам Чиз нравился пирсинг с амулетами и талисманами. И оправленные пирсингом амулеты и талисманы покрывали тело летучих обезьян Чиз. Это были очень-очень сильные обезьяны.  Потому что кроме веса амулетов и талисманов, им приходилось каждую ночь таскать кучу подарков  с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Кучу подарков каждую ночь. Матрас нерешительно подвинулся к самому краешку башни. Он тоже чувствовал себя не очень уверенно. Обезьяны так сильно орали, что у Старого Матраса сводило полосочки.  Зеленая девочка с рыжими волосами все еще держала за руку сине-зеленого Коча и улыбалась.
— Привет, — сказала Руселька, улыбаясь. — Мы залетали к Старому Матрасу. Старый Матрас шаркнул и подвигал уголками.
— Интересно, — спросила Руселька, — как ты здесь оказался? Ведь кругом болота. 
— И летучие обезьяны настроены не совсем дружелюбно,—  пробормотал Старый Матрас.
— В Абалане вряд ли найдется кто-нибудь, кто будет слишком сильно возражать, когда чешуйчатые обезьяны его о чем-нибудь попросят, — сказал Проныра. — Я думаю, вам тут ни в чем не откажут, короче, — повторил Проныра и повернулся к окружающим их летучим обезьянам Чиз. — Короче, я правильно говорю?
Летающие обезьяны недружелюбно закивали.
— Пробраться через болота для Проныры  — раз пронырнуть! Знакомьтесь, — улыбнулся  Проныра, поворачиваясь к девочке. Это девочка Коч — Дочь старого Коча, хозяина Места Коча — Развалки. Старый Коч пожал Санни До руку, потрепал по головке Русельку, и скрипнул что-то Старому Матрасу. Старый Матрас широченно улыбаясь скрипнул что-то в ответ, и они стали оживленно поскрипывать.
— Привет, — сказала Руселька. — Я из Малюпусенького Чудесного городка. Меня зовут Руселька.
— Я знаю Малюпусенький Чудесный городок, — сказала Дочка Коча. — Проходите, пожалуйста. Я слышала, — сказала Дочка Коча Русельке, — что Малюпусенький Чудесный городок — ближайший Чудесный городок по Большой Дороге. Я знаю, что тебя преследует страшное чудовище.  Мы не дадим тебя в обиду. Мышь не проскочит! Слово Дочки Коча. Так что не бойся, чувствуй себя как дома.
Дочка Коча открыла дубовую дверцу в башне и пригласила гостей войти. Каменные ступеньки вели вниз.
— Ты знаешь про Малюпусенький Чудесный городок? — удивилась Руселька.
— Конечно, — сказала Дочка Коча. — Многие дети загадывают такое желание — глобусы и карты. А другие ими не интересуются. Тогда глобусы и карты остаются на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков и мне приносят их летучие обезьяны Чиз.
— А амулеты у вас есть? — не выдержала Санни До.
Они спускались по витой каменной лестнице куда-то вниз, в глубину башни.
— Удивительно, — сказала Дочка Коча, оглядывая Санни До, — ты такая странная. Ты как будто бы есть, и тебя как будто бы нет. Я тебя не чувствую. И есть и нет — странное ощущение. Ты из какого Чудесного городка?
— Она не из Чудесного городка, — сказала Руселька, — она…
— Я с Оболони, — сказала Санни До, — это другой мир. На Земле — Оболонь. Это…
— А…, — сказала Дочка Коча, — Я знаю — я читала про Оболонь.
— Ты читала про Оболонь? — чуть не села Санни До прямо на каменные ступеньки. — Я думала, что про Оболонь в Абалане никто не знает. Это страшная тайна. Ну, кроме Бабки-Корябки.
— Письма, — объяснила Дочка Коча, — письма — одно из желаний Путешественника.  Ты ведь знаешь Путешественника? — повернулась Дочка Коча к Русельке.
— Конечно, я знаю Путешественника, — сказала Руселька. — Это благодаря ему я отправилась на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Тебе писал Путешественник? — удивилась Санни До. —Никакой Путешественник не мог написать тебе про Оболонь. Потому что никакой Путешественник не может просто так путешествовать между нашими мирами.
— Я знаю, — сказала рыженькая Дочка Коча, — я знаю. Это ты не знаешь, где ты находишься.
— В гостях, — смущенно улыбнулась Санни До, которой стало неудобно, что она как бы вспылила.
— Мы находимся под защитой друзей, —  дипломатично сказала Руселька, — я немножко угадала? — спросила Руселька.
— Вот именно, что немножко, — фыркнула Дочка Коча, — ты находишься на Развалке, а тут на Развалке мы знаем все.
— Откуда? — удивилась Санни До.
Коч со Старым Матрасом перескрипели, скрипнули и улыбнулись. Дочка Коча тоже.
Дочка Коча открыла еще одну дубовую дверь и завела всех в небольшую уютную залу, украшенную коврами и заваленную игрушками, с большим столом посередине и окнами с трех сторон.
— Посмотри,— сказала Дочка Коча. На стене висела карта Абалана и Оболони — посмотри! Ты права,  Путешественник, конечно, не мог путешествовать по Оболони, ты абсолютно права. Но ты ведь знаешь, что Путешественник всегда мечтал путешествовать не только по Абалану, но и по другим мирам Вселенной. А если не путешествовать, то хотя бы знать,  как в других мирах живут люди. Какая там погода, что там происходит, какие растут деревья, какие живут животные. Путешественник страшно мечтал получить хотя бы письмо из других миров. Из Оболони, например. И Желанная Бабочка…
— Опять — Желанная Бабочка, — вырвалось у Русельки.
— Вот именно, — сказала Дочка Коча, — Желанная Бабочка отнесла желание Путешественника на Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков и села на голубой одуванчик для исполнения голубой мечты Путешественника.
— Да, и что? — спросила Санни До.
— И одуванчик исполнил желание Путешественника, и волшебный сок, помог Путешественнику получить целую кучу писем из Оболони, в которых дети Оболони рассказали Путешественнику о своей жизни в Оболони и о том, как они хотят познакомиться с Путешественником и побывать в Абалане.
— А потом что случилось? Что случилось потом? — спросила Руселька.
— Потом? Потом кто-то сдул этот волшебный одуванчик. Это был простой житель Абалана, которого нисколько не заинтересовали чьи-то письма, кому-то и неведомо откуда.
— То есть, эти письма не дошли до Путешественника? — чуть не плача от жалости спросила Руселька.
— Конечно, не дошли, — сказала Дочка Коча. — Тот житель Абалана, кто сдул одуванчик, осуществивший голубую мечту Путешественника, просто выбросил письма там же на Поле. Видимо он ждал от Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков каких-то более приятных для себя сюрпризов. 
— И письма пропали? — спросила Руселька.
— На Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков ничего не пропадает, — сказала Дочка Коча, — их подобрали летучие обезьяны Чиз и принесли их мне. А я прочитала. Так я и узнала про Оболонь. И Оболонь мне понравилась. Мне понравились дети, которые написали Путешественнику. А теперь мне понравилась ты, Санни До. И я очень рада с тобой познакомиться. И если я чем-то могу тебе  помочь…
— Конечно, конечно, — закричала Санни До, — ты очень можешь мне помочь, — она смахнула слезу или четыре, — извините, — сказала она, — это первая весточка, которая дошла до меня из Оболони, — И она снова посмотрела на Дочку Коча. — Мне очень-очень и очень нужна твоя помощь. Именно поэтому я попросила Русельку, Старый Матрас и Проныру взять меня с собой к тебе на Развалку. Для того, чтобы попросить тебя о помощи.
— О помощи? — удивилась Дочка Коча. — Я знаю, что Руселька спасается на Развалке от Неугомонной Кенгуру. А ты, какой помощи  ты ждешь от меня  на Развалке.
Девочки сидели вокруг стола. Проныра то стоял у окна, то сидел в кресле из тины. Старый Матрас и Коч развалились на живописной коряге из мореного дуба.
— О какой помощи ты просишь? — повторила Дочка Коча.
Старый Матрас хрюкнул.
— Бабка-Корябка? — вспомнила Дочка Коча. — Восхитительная маленькая старушка с Трех Мельниц? Волшебница? Она прилетала к нам, искала кое-что для себя. Очень приятная дама и столько знает! Что-то ее действительно давненько не видно! А где она?
— Она отправилась в Оболонь, — объяснила Санни До, — а когда она находилась между мирами, Мельнички остановились. Тогда Бабку-Корябку рассеяло по всей Оболони.
— А как ее рассеяло? — спросила Дочка Коча.
— Ее так рассеяло, — с жаром сказала Санни До, и даже руками всплеснула! Что нельзя было ни увидеть, ни услышать, ни представить себе. Ее так рассеяло, что ее целый месяц никто не мог заметить.
— А потом? — Дочка Коча подвинула к девочкам вазочки с мороженым. Было душно.
— А потом, однажды, — сказала Санни До, — мне почудилось, что кто-то просит о помощи.  А потом я стала обращать внимание на всякие странности: резинка сама по себе опускалась и поднималась. Когда я рисовала классики кто-то пририсовывал стрелку. А мяч, если я играла в стеночку, всегда попадал в один и тот же угол и кирпич. А потом я стала различать в  знакомых чертах Оболони какие-то загадочные посторонние черты.  Какое-то загадочное лицо. Скоро я поняла, что мне не чудится. Что меня действительно просят о помощи.  И в знакомом облике Оболони я стала чувствовать какое-то загадочное лицо. Скоро я поняла, — сказала Санни До, — что мне не чудится. Что меня действительно просят о помощи. Что кто-то пытается заговорить со мной, используя обрывки слов, тени, отражения и даже шелест фольги шоколадной обертки, и искорки в проводах троллейбусов. Я постепенно научилась узнавать ту, которая просит меня о помощи. В общем-то, и я и она, мы оба потратили очень много времени, чтобы научиться понимать друг друга. Вот и оказалось, что та, которая стала просить меня о помощи и оказалась Бабкой-Корябкой. Я узнала, что ее зовут Бабка-Корябка, что она пришла в Оболонь из Абалана, чтобы собрать сок простого оболонского одуванчика для своих таинственных абаланских снадобий. Бабка-Корябка объяснила мне, что в  Абалане она живет на Трех Мельничках на перекрестке трех миров.
— А у вас тоже волшебные одуванчики? — спросила Дочка Коча.
— Обыкновенные, — фыркнула Санни До, — и очень смешно сдуваются. И Бабку-Корябку сдуло как одуванчик, когда диски в домике у Трех  Мельничек заклинили Метровые Айны. 
Проныра причмокнул,  Старый Матрас поднял кверху уголок, а Руселька загрустила. Бабку-Корябку ей все равно было жалко. Дочка Коча внимательно слушала. Все в комнате сидели в небольшом тронном зальчике, который облюбовала себе Дочка Коча. С королевским креслом у овального стола, на которое Дочка Коча забралась с ногами и зеркалом во всю стену.
— Как одуванчик? — повторила Дочка Коча.
— А что в Оболони помочь ей было действительно некому? — Видно было, что история про то, что из Абалана можно путешествовать в Оболонь ее очень заинтересовала.
— Действительно некому, — подтвердила Санни До. А Старый Коч сочувственно подвигал ушами. Он всегда считал, что нельзя уходить далеко от своей кочки.
— Бабку-Корябку могли спасти только амулеты и талисманы с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, — пояснила Санни До. — Так она мне объяснила. Она хранила небольшой запас у себя в домике, на Трех Мельничках, и я просто должна была съехать в Абалан. Я  просто должна была съехать в Абалан, забрать талисманы, поднять флажок, запустить  диски и возвратиться в Оболонь. Всего-навсего. Простая-простая задача. И Бабка-Корябка обещала мне, что за пустяковую услугу, вознаградит меня по-королевски. Бабка-Корябка рассчитала маршрут и отправила меня в дорогу, а когда я попала в Абалан, выяснилось, что я попала не туда, куда нужно.
— Эй! — сказал Старый Матрас. — Туда, куда нужно! Ты попала на Большую Абаланскую Дорогу, тогда как раз, когда я тонул, — сказал Старый Матрас.
— А потом уже, на Трех Мельничках, куда меня довезла Швабра, — продолжила Санни До, — оказалось, что диски заклинили Метровые Айны.
— Метровые Айны, — фыркнул Проныра.
 — И они растаскали все амулеты и талисманы, — Санни До чуть не заплакала, рассказывая, — а когда я распутывала клубок Метровых Айнов, чтобы запустить диск, пришел Проныра.
Проныра сидел в кресле из тины у окна и улыбался Дочке Коча. Что-то он часто ей улыбался. Дочка Коча тоже улыбалась и зеленела.
— Проныра рассказал мне о Русельке и Неугомонной Кенгуру, которая решила позаботиться о Русельке. Потом пришла Руселька, и мы познакомились.
Руселька улыбнулась Санни До.
— Над Руселькой нависла опасность и я не знала, что мне делать. А когда Проныра предложил спрятать Русельку на Развалке сокровищ, — Санни До посмотрела на Дочку Коча, — и сказала что у тебя есть амулеты и талисманы, тогда я попросила Проныру взять меня с собой и Руселькой, которую он спасал. Проныра — он такой добрый! И он согласился.
Проныра порозовел от удовольствия. 
— Я такой, — сказал Проныра, — хотел помочь Русельке, а там еще Санни До такая. Я подумал, короче…
— Тут до нас добралась Неугомонная Кенгуру, — сказала Санни До, — и мы быстренько сели на Швабру и отправились на Развалку. Потом начался дождь и мы залетели в Гряду Старых Матрасов. И Старый Матрас и Пещерный всю ночь рассказывали нам всякие истории, про Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков, про Горби и Старика Пти, про Зота и Буреломышей.
— А про чешуйчатых обезьян? — спросил Проныра.
— Про чешуйчатых обезьян там не было, — сказала Санни До.
Старый Матрас почесал себе загривок.
— Чего не было — желаний? — спросил Проныра.
Чешуйчатый Проныра очень обиделся. Дочка Коча очень внимательно посмотрела на Проныру и спросила у него тихонечко:
— А расскажи нам про желания Чешуйчатых обезьян?
— Конечно, у каждого есть свои желания, — не успокаивался Чешуйчатый Проныра, — просто у алюминиевых обезьян они большей частью неосуществимые. Поэтому у нас такой стальной характер.
— Почему? — удивилась Дочка Коча. — Поле Разноцветных Волшебных Одуванчиков осуществляет любые желания.
— Да, — сказал Проныра, — но  где ты видела бабочек на дне Мартышкиных Прудов или хотя бы над ними? Над Мартышкиными Прудами никогда не летают бабочки. И никакие насекомые, потому, что стальные сомы из Мартышкиных Прудов хватают и заглатывают любую насекомую живность, которая пролетает над Мартышкиными Прудами.
— Бедные, бедные! — сказала Дочка Коча. — Интересно, — и внимательно посмотрела на Проныру, интересно, если бы все-таки летали Желанные Бабочки, какие бы желания загадывали алюминиевые обезьяны.
— О, — усмехнулся Проныра стальными зубами, — наверное, мы бы все желали, чтобы пруды высохли до дна. Это было бы главное наше желание. Во-вторых, мы желаем говорить на всех языках мира. Чтобы никто никогда не смел говорить про алюминиевого обезьяна из Мартышкиных Прудов, что он нем как рыба. А еще мы хотим, чтобы в воде росли водяные бананы, водяные киви и все вкусные водяные овощные бабочки.
— Но ведь вы же уже выбрались из воды Мартышкиных Прудов, — сказала Руселька. —Неужели вы будете загадывать то же самое?
— Будем, — подтвердил Проныра. — Мы будем загадывать то же самое. Мы будем держать аквариум. И мы хотим, чтобы в Мартышкиных Прудах выросли джунгли, и чтобы в джунглях можно было бы прыгать с ветки на ветку, — Проныра повернулся, почесал себе бок и сказал злобно, — и чтобы в Мартышкиных Прудах никогда не было больше этих противных стальных пиявок.
Проныра покраснел, как могут краснеть только чешуйчатые алюминиевые обезьяны и посмотрел на Дочку Коча. Что-то он часто на нее смотрел. 
— Вот я и попросила Проныру, чтобы он взял меня с собой, — сказала Санни До, возвращаясь к теме, — чтобы попросить у летучих обезьян Чиз амулетов и талисманов. Я очень хочу вернуться в Оболонь, — сказала Санни До, — чтобы спасти Бабку-Корябку, и выбраться самой из Абалана. Ведь ты сумеешь мне помочь? — с надеждой спросила Санни До у Дочки Коча.
— Конечно, я попробую, — сказала Дочка Коча. — Но мне надо подумать. Ведь не все амулеты могут помочь Бабке-Корябке или, например, тебе. Некоторые могут существенно навредить!
— А они что не одинаковые? — удивилась Руселька, — амулеты и талисманы?
— Конечно, нет, — закричал Проныра,  — вот слушай! — продолжал он. — Они очень отличаются  друг от друга. Талисманы надо носить на левой стороне, а амулеты на правой.
— А если перепутать? — спросила Руселька, которая тоже ничего не поняла.
— А как их можно перепутать? — удивился Проныра. — Они же разные.
— Вот я и спрашиваю, — сказала Руселька терпеливо, чем они отличаются?
— Объясняю, — не менее терпеливо сказал Чешуйчатый. — Талисманы нужно носить слева, как можно левее, а амулеты справа. Я раздельно говорю? — спросил он.
Руселька покорно кивнула.
— Конечно, я поняла!
Проныра гордо посмотрел на Дочку Коча. А Дочка Коча с любопытством на Проныру.
— Да не слушайте его, — сказала Дочка Коча. — Проныра просто не понимает о чем вы его спрашиваете. Амулеты и талисманы все разные. Каждый амулетик и каждый талисманчик отличается от другого. И у каждого своя собственная идея. Например, если бы я дала тебе амулетик, влияющий на землю, на слияние с природой, и ты бы принесла его в Оболонь, Бабке-Корябке, то эта Бабка-Корябка просто растворилась бы в Оболони до самого конца.
— Амулеты и талисманы все разные, — продолжала Дочка Коча, — все-все. Каждый амулетик и каждый талисман отличается от другого, но главное узнать, что такое амулеты и талисманы. Вот что это такое? Кто-нибудь знает?
Все помотали головами. Санни До пожала плечами.
— Ну, это которые охраняют, оберегают. Помогают. Так?
— Амулеты и талисманы, — сказала Дочка Коча, — это застывшая капелька сока одуванчика с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков.
— Застывшая капелька сока? — удивилась Санни До.
— Понимаешь, Санни До, — сказала Дочка Коча, — Цветок одуванчика с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков, на который по какой-то причине не садится Желанная Бабочка, такой цветок все равно остается волшебным. Волшебный сок одуванчика застывает капелькой янтаря и опадает на Поле, когда такой цветок созревает. И этот волшебный сок и становится амулетом или талисманом с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Понятно?
Старый Матрас дыхнуть боялся. Старый Матрас  уже записывал мысленно в Журнал Старого Матраса новую тайну с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Девочки честно таращили глаза. Коч развалился на кресле-коряге, а Проныра начал новую речь.
— Амулеты, носят на левой стороне, — начал Проныра.
Но на него зашикали и замахали руками.
— Помолчи, помолчи!
— Амулеты и талисманы появляются из одуванчика, на который не села Желанная Бабочка. Волшебный сок одуванчика, застыв как янтарь, сохраняет свою волшебную силу, только в качестве амулета или талисмана. Любой житель Абалана может воспользоваться амулетом или талисманом с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Любой житель Абалана может подарить такой талисман другу или подруге, или ребенку. Он может оправить такой талисман или амулет в кольцо или брелок,  кулон или браслет. Носить как пирсинг, как мои любимые летучие обезьяны Чиз и бесконечно долго пользоваться волшебством и защитой Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Неразбуженная энергия волшебного сока, будет охранять и защищать своего владельца. Твоя Бабка-Корябка, — повернулась Дочка Коча к Санни До, — используя талисман сумеет восстановить свой облик и свою сущность. И снова стать единой и единственной. Только для этого подойдет не любой талисман.
— Все-таки они разные, — полуутвердительно произнесла Руселька.
— Конечно, — сказала Дочка Коча, — свойства талисманов и амулетов с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков различаются между собой так же сильно, — сказала Дочка Коча, — как различается все, что происходит вокруг Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков и на нем. Как различается день и ночь, дождь и жаркий сухой полдень, крики моих летающих обезьян Чиз и тишина. Свойства амулетов и талисманов зависят от тысячи причин. Хотя есть общие признаки,  указывающие на то или иное свойство амулетов и талисманов с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков. Основные свойства того или иного амулета можно определить по цвету цветка. Цвет самого цветка, цвет одуванчика многое говорит о свойстве будущего амулета.
Проныра навострил ушки.
— Талисман — защищает, а амулеты привлекают. Например, талисман защищает того, к кому попадает в руки от всех напастей и неудобств, осложнений и разочарований, промахов, неточностей, глупостей, необдуманных поступков, стрессов, болезней, холода, пожара, наводнений, нападений буреломных  и прочих не слишком позитивных явлений. Есть очень серьезные защитные талисманы.
— От чего это зависит? — спросил Старый Матрас.
—Зависит это от волшебной поры года, цвета самого одуванчика и даже направления ветра над полем. Все влияет на талисманы и амулеты, в которые застывает волшебный сок одуванчика.  Янтарь, в который превращается волшебный сок одуванчика падает на поле, когда волшебный одуванчик осыпается. Он падает на Поле и становится амулетом или талисманом. Талисман защищает того, к кому он попадает в руки от всяких неудобств, болезней и разочарований. Талисманы от чего угодно могут защитить. Даже от примет. Вот, например, пятница — тринадцатое. Хорошенькое дело? Не правда ли? А если у тебя есть соответствующий талисман, то пятница тринадцатое тебе — как бы не страшна. Или вот через дорогу черная кошка переходит. А у тебя есть талисман от черных кошек. А если у тебя есть талисман от черных кошек, кошки могут тебе табунами дорогу переходить. А есть талисман от обид. Такой, что тебя никто никогда обижать не будет. И даже если и будет, то ты и сам не обидишься. Есть талисман-защита от лягушек, клопов, падающих наискосок ночью, защита от обмана. Никто с талисманом тебя не обманет.
— Очень-очень нужная вещь талисманы,— соглашались серьезно девочки.
— А есть, — разошлась вовсю Дочка Коча, — есть талисман защиты от полнолуния, кошек от собак, собак от кошек, кошек от блошек, блошек от  болячек, болячек от лекарств, снега от солнца! Талисман защищающий всех чешуйчатых обезьян, — захохотала Дочка Коча, глядя на Проныру, — от пиявок стальных из Мартышкиных Прудов. Вы представляете, какие должны быть кровожадные пиявки, которые сосут кровь из алюминиевых чешуйчатых обезьян из Мартышкиных Прудов? — Проныра стал ерзать в кресле из тины, в которое его усадил Старый Коч.  — И есть талисман от прудовых ежей, от речной крапивы, — сказала гостеприимная Дочка Коча. — Талисманы могут защищать даже от чего угодно. От Синих дяпанов, от воздушных ям и встречного ветра и от дырок в воздушном шаре. А амулеты, в отличии от талисманов, если по-настоящему, а не так, как объяснил Проныра: они приносят, притягивают, привораживают, причаровывают, прививают, помогают находить счастливые случаи, приносят счастье, приносят радость, приносят удачу, приносят прибыль, приносят попутный ветер, красоту, радость, систему, любовь, нежность, искренность кому угодно. Вот, например, козе. Посмотри! Стоит коза на огороде, посреди Пустоши Крокодильей, а у нее вместо колокольчика амулет привязанный. Ну, как вот ей амулет может принести радость? А очень просто! Когда коза до травы не дотягивается, амулет легкий ветерок вызывает. А ветерок траву к козе нагибает, ту до которой она не дотягивается. Поэтому амулеты всегда помогают. Вот Айны метровые амулеты растаскали, на себя понадевали, и видишь, им помогло!
— Чего им помогло?
— Как чего? Санни До пришла, распутала Айнов, освободила. Амулет всегда пригодится. Потому что амулеты притягивают приятности. Талисманы отпугивают неприятности, а амулеты приносят удачу: в любви, в делах, в развлечении, в играх, в битвах, в соревнованиях, в единоборстве. Притягивают хорошее настроение, красоту,  улыбки, любовь, верность, — Проныра глаз не сводил  с Дочки Коча. А Дочка Коча из просто зеленой сделалась сильно зеленой. Наверное, она так краснела. — Амулеты приносят хорошие манеры, вкус, умение нравится, — снова говорила она,  и еще сильнее зеленела. — Чувство прекрасного, вот. А еще амулеты приносят знакомства с хорошими людьми. А талисманы! Есть очень серьезные защиты! Представляешь, как Чирикшин пообщается с теми, у кого есть талисман, защищающий от воробьев. Да такого владельца Чирикшин даже сверху не сумеет обидеть. Никак. Даже в полете не сумеет какнуть, потому что оно назад вернется и по клюву размажется. Или наоборот. Как хорошо, будет крокодилу огуречному, у которого есть талисман, который защищает от Пугал Огородных.
— Ой, — девочки захохотали.
— Ой, — продолжала веселиться Дочка Коча. — Есть такие забавные талисманы, никогда не поверите. Например, от нападения акул в пустыне. Или вот такой: курьезный — от нападения сумчатого ежа, — Дочка Коча посмотрела на Русельку. — Кстати твоя Кенгуру, тоже сумчатая?
Руселька пожала плечами, а Проныра закивал.
— Конечно, сумчатая.
— Так, вот, если бы у тебя был талисман от нападения сумчатого ежа,  то он бы тебя и от  Неугомонной Кенгуру сумел бы оберечь, — сказала Дочка Коча Русельке.
Руселька представила себе маленького сумчатого ежа и большую Неугомонную Кенгуру.
— Как это? — удивилась Руселька.
— Как так? А вот так, — сказала Дочка Коча, — представь, что  у тебя талисман от нападения сумчатого ежа.
— Ну, — сказала Руселька, — представила.
— Ну, значит, если талисман от ежа, то Кенгуру Неугомонная к тебе прыг-прыг и на два шага подскочит. Потому, что талисман ничего против кенгуру не имеет. Подскочит к тебе Кенгуру на два шага, а потом — прыг — ее в сторону отнесет. Потому что талисман и от ежика, и от сумчатого. Сумчатый ежик и сумчатая кенгуру. Вот сумке то талисман и не дает приблизиться. Ке-ке-ме-се? — добавила Дочка Коча.
— Не поняла, честно, — сказала Руселька. — Ке-ке-ме-чего?
— Теперь понимаешь? — перевела Дочка Коча. — Неугомонная Кенгуру никогда к тебе не приблизится, если на тебе талисман против сумчатого ежика.
— Это как? — спросил Проныра.— Что же Русельке и против Неугомонной Кенгуру можно было талисман подобрать?
— Конечно, — искренне удивилась Дочка Коча, — а вы разке не за талисманом от Неугомонной Кенгуру сюда прилетели?
— А мы и не сообразили, — сказал Проныра, мы просто спрятаться хотели.
— А мы и не подумали, — сказала Санни До,  — да мы и не знали.
— Вот, отлично, — засмеялась Дочка Коча. — Тем приятнее будет сделать вам подарок. Итак, — сказала она,  — надо посчитать сколько всего талисманов вам нужно. Во-первых, Русельке, от Неугомонной Кенгуру. Во-вторых, Санни До, для Бабки-Корябки, чтобы Бабка-Корябка могла восстановить свой облик, свои способности вернуться в Абалан.
— А мне, — робко сказала Санни До, — мне модно получить немножко абаланских амулетов? Я хочу их взять с собой, в Оболонь.
— Абаланские талисманы и амулеты могут не действовать  в Оболони, — честно сказала Дочка Коча.
— А на память? Вспомнить о приятных знакомствах, друзьях.
— Я обязательно дам тебе амулетов и талисманов, — успокоила Санни До Дочка Коча, — конечно, ты вернешься  в Оболонь не с пустыми руками.
И все радостно заулыбались. Старый Матрас грифелем, которым он наносил на собственные матрасные полосы, как в тетради, какие-то заметки для памяти, тоже захохотал. И Старый Коч, и Проныра в своем кресле из тины, и Дочка Коча, и Руселька, и Санни До.
— Чешуйчатые благодарны будут, — сказал Проныра с выражением глядя на Дочку Коча. Дочка Коча опять стрельнула глазками в сторону Проныры и позеленела.
— Я для вас постараюсь что-нибудь сделать, — сказала Дочка Коча в сторону Проныры. Потом спохватилась и перевела взгляд на Русельку. — Для вас, Руселька, для Санни До и Бабки-Корябки.
— Вы, настоящая королева Развалки Сокровищ, — сказал с чувством Проныра. — Вы великодушная, умная, красивая. Очень отзывчивая.
Рыженькая Дочка Коча стала совсем зеленой.
— А еще у талисманов есть куча других защитных свойств. От чтения энциклопедии, чтобы знания не перепутались до перехода улицы на красный свет. Такой талисман мамы детишкам с Большой Дороги  прямо в воротничок вшивает. И даже есть талисман от переедания мороженого. Все талисманы от переедания считаются очень ценными талисманами.
— А Бабка-Корябка рассказывала, что из волшебного сока одуванчика можно делать очень ценные кремы и маски, — сказала Санни До. — Такие кремы она умеет делать сама. Она делает из волшебного сока одуванчика не только кремы и маски, которые делают кожу нежной, белой и свежей. А зубы новыми, — Санни До сказала это совсем без задней мысли.
— В Чудесных городках Абалана никто этого не умеет, — сказала Дочка Коча, вдруг непонятно от чего начав волноваться. — Это тайное знание. Даже мастера с обменных лотков за Пуховым Потоком не умеют делать из застывшего волшебного сока никаких косметических снадобий.  Даже в Чудесном Городке Роскошных Красавиц Абалана на конкурсе красоты «Мисс Чудесный городок Абалана» не пользуются снадобьями, созданными из застывшего волшебного сока одуванчика. Потому что не знают как.
— А Бабка-Корябка, — сказала Санни До, — Бабка-Корябка знает как. По-моему, Бабка-Корябка потому и путешествует к нам в Оболонь, что нашла у нас в Оболони кого-то, кто умеет делать волшебные снадобья красоты из волшебного сока Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана.
— Чудесно, — сказала Дочка Коча и позеленела. — Честно, я об этом никому не скажу. Честное-пречестное. Знаешь, что? — сказала Санни До Дочка Коча и шершавой грубой рукой погладила Санни До по голове. — Я приготовлю для тебя, милая Санни До, лучшие амулеты с Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков Абалана. Только я тебя очень прошу, Санни До, дорогая, когда ты спасешь Бабку-Корябку, ты расскажи ей как внимательно отнеслась к ее судьбе Дочка Коча. И скажи ей, что может быть я даже прилечу вслед за тобой,  к Трем Мельничкам Бабки-Корябки, чтобы подготовить все к ее прилету из Оболони. Мы ее обязательно спасем. Теперь и я вижу, что нам надо поторопиться.   Такая ценная жизнь, как жизнь нашей удивительной и великолепной Бабки-Корябки, не должна подвергаться опасности.
Дочка Коча посмотрела в зеркало на свою зеленую кожу.
— Она и правда может сделать кожу белой? 
— Конечно, — махнула рукой Санни До.
— Мы с тобой вместе, дорогая Санни До, полетим на Три Мельнички, и я буду ждать там Бабку-Корябку.
— О, — закричала Руселька, — только, ты перед этим подари мне талисман, который защищал бы меня от Неугомонной Кенгуру.
— Не беспокойся, — сказала Дочка Коча, — у моих талисманов такая сила, что тебе достаточно будет надеть талисман от Неугомонной Кенгуру — и ты неуязвима.
— Ну, она же такая огромная! Неужели у талисманов такая сила? — удивленно спросила Руселька.
Дочка Коча важно покивала.
— Только, милая Дочка Коча, — сказала Руселька, — я совсем не хочу, чтобы Неугомонная Кенгуру скакала вокруг меня, как с талисманом от сумчатого ежа. Это очень нервирует. Ты не можешь подобрать мне такой талисман, чтобы я вообще забыла про Неугомонную Кенгуру?
— Ты  про нее забудешь, — сказала Дочка Коча, — а талисман, который заставит Неугомонную Кенгуру забыть о тебе, я тебе гарантирую.
— А тебе какой нужен талисман? — спросила Дочка Коча, поворачиваясь к Проныре и зеленея.
— От стальных пиявок из Мартышкиных прудов, — краснея, сказал Проныра. Девочки засмеялись.
Ситуация разрешилась не так хорошо, как рассчитывал Проныра, когда предложил девочкам лететь на Развалку. Ситуация разрешилась гораздо, гораздо лучше. Потому, что если Дочка Коча подберет для Руселька подходящий талисман от Неугомонной Кенгуру, то Руселька сможет спокойно возвратиться на Детскую Площадку Отдыха и Наслаждений, не  вспоминая ни о какой Кенгуру. А Санни До сможет вернуться на Оболонь, помочь Бабке-Корябке  вернуться обратно в Абалан. А Дочка Коча получит от Бабке-Корябке кремы и мази, которые помогут ей стать свеженькой, беленькой, нежненькой девочкой. Дочка Коча посмотрела на компанию и сказала:
— Мне придется отдать вам половину всех моих запасов талисманов и амулетов. Самых красивых и лучших,  с самыми яркими качествами, потому что вы самые лучшие друзья.  Так давайте же спешить, — сказала Дочка Коча, — летучие обезьяны за стенами башни как будто подслушали ее и радостно завопили.
— Конечно, — сказала Руселька, — я очень беспокоюсь о своих друзьях, которые остались на Детской Площадке для Отдыха и Наслаждений.
— А мне надо скорее вернуться в Оболонь, пока дожди не смыли  Бабку-Корябку тщательно. И вернуть ей полный облик.
— А мне надо, чтобы Бабка-Корябка поскорее вернулась, — сказала Дочка Коча, и помогла мне избавиться от зеленого цвета лица,  и прыщиков на подбородке, — Дочка Коча опять позеленела слегка и посмотрела на Проныру. — Поэтому я полечу с Санни До и подожду Бабку-Корябку на Трех Мельницах.
А Проныра смущенно сказал:
— Как только я провожу Русельку на Площадку Отдыха и Наслаждений, я сразу примчусь на Три Мельницы и вместе будем ждать приезда Бабки-Корябки из Оболони.
Старый Коч, который внимательно выслушивал все, о чем говорили девочки, тем временем куда-то ушел. И вернулся  уже с полными мешочками талисманов  и амулетов. Дочка Коча раздала талисманы друзьям.
— Ты не возражаешь, чтобы мы прилетели как-нибудь  к тебе в Оболонь? —  спросила у Санни До Дочка Коча.
— Конечно, — удивилась Санни До. — Если у меня все получится и я без проблем вернусь на Оболонь, и сумею помочь Бабке-Корябке и помогу ей вернуться в Абалан, тогда — милости просим, прилетайте! Я познакомлю вас со своим братиком, со своей кошкой, и, если в ваше существование поверят папа и мама, то с папой и мамой. А если вы узнаете, главную тайну Поля Разноцветных Волшебных Одуванчиков — тайну Одуванчика-Желания,  то я думаю, мне тоже будет очень любопытно ее узнать там на Оболони.
Все закивали. Началась суета и быстрые сборы. Особенно старались помочь собраться путешественникам летучие обезьяны Чиз. Обезьяны подарили каждой девочке по игрушке, и Санни До достался игрушечный пещерный медвежонок.
Итак, все произошло очень быстро. Решение нашлось, амулеты нашлись и вот, на вершине скошенной башни, куда вышли девочки, Проныра, Старый Матрас и Коч наступили минуты прощания.
— Ой, — сказала Дочка Коча, — а я ведь вас даже и не покормила.
— Мы им с собой положили, — закричали летучие обезьяны Чиз, которые хотели избавиться от непрошенных гостей. — Мы им всего упаковали: и пирожных, и сыра, и салями, и крабовых палочек, и сок, и масла, и фиников, и гусиного паштета. Девочки засмеялись. Руселька и Проныра сели на Швабру, а Санни До и Дочку Коча летучие обезьяны Чиз обещали доставить до Трех Мельничек на огромном персидском ковре. Старый Матрас полетел сам. У него даже уголки чесались от нетерпения записать все, что он увидел, услышал и узнал в Журнал Старого Матраса. Все перецеловались. И разлетелись. Руселька и Проныра сели на Швабру и помчались к Детской Площадке Отдыха и Наслаждений. С ковра, который несли летучие обезьяны Чиз, им долго махали руками Санни До и Дочка Коча, которые  летели на Три Мельницы Бабки-Корябки.
— Мне надо тебя защищать, —  повторял всю дорогу Проныра Русельке и оглядывался в сторону, куда улетели Дочка Коча и Санни До. — Мне надо тебя защищать, — повторял Проныра. — Не то, чтобы амулет от Неугомонной Кенгуру, который подарила Русельке Дочка Коча придал ему уверенности, скорее всего ему просто хотелось совершить какой-нибудь подвиг, после знакомства с Дочкой Коча. Русельке показалось даже, что Проныра просто влюбился в Дочку Коча.
Они летели на Швабре с серебряной рукояткой, которую любезно уступила им Санни До. И Проныра все время рассказывал Русельке про Дочку Коча. И Руселька сама не заметила, как они оказались рядом с Детской Площадкой Отдыха и Наслаждений. Прямо у колодца с лимонадом, в котором совсем недавно плескался Полупопугай.  Проныра затормозил Швабру и они слезли на землю. Детская площадка имени Отдыха и Наслаждений расстилалась перед ними во всем своем великолепии. Но не успели Руселька, Проныра и Швабра опуститься на землю, как из-за кустов на них вдруг выскочила Неугомонная Кенгуру. Руселька вскрикнула и выронила подушечку, которую им когда-то подарил Проныра. Но вскрикнула Руселька не потому, что увидела Неугомонную Кенгуру. Неугомонная Кенгуру не обратила на Русельку, у которой на шее висел талисман от Неугомонной Кенгуру, никакого внимания. Неугомонная Кенгуру посмотрела на Русельку равнодушным взглядом и влепила Проныре такого пинка, что он залетел в кусты из которых выскочила Неугомонная Кенгуру. Но странно было не это. Не поэтому Руселька выронила подушку. Странно было то, что из кустов вышел Горби, с расплетенными узелками, не похожий на себя, с пустыми глазами. Он тоже взглянул на Русельку равнодушно. Не обрадовался, не стал пускать пузыри, не поздоровался. Он молча протрусил к Неугомонной Кенгуру и встал рядом с ней. Кенгуру не стала дожидаться, когда Проныра вылезет из кустов. Неугомонная Кенгуру оглянулась, и они вместе с Горби, бок о бок, повернулись и исчезли в зарослях. И в это время со стороны Тупичка, где живет Иванушка-дурачок, раздался свист. Со стороны Тупичка, где живет Иванушка-дурачок, навстречу Русельке бежали Забежи, Хавчик и какая-то маленькая симпатичная девочка. Из кустов, куда его отправила Кенгуру, отряхиваясь вылез Проныра.
— Эх-ма, не успел, — раздосадовано сказал он, глядя вслед Неугомонной Кенгуру, — не успел я задать ей как следует, этой Неугомонной Кенгуру! Смотри, как она быстро от меня убежала! А это ее счастье, а то я бы ее!
Он увидел бегущих навстречу Русельке Хавчика, Забежи и девочку без имени и распрямил грудь.
— Не бойся, Руселька!
— Да ведь это же мои друзья, — закричала Руселька, смеясь от счастья. Это же…
Друзья почти добежали до Русельки. В это время из зарослей снова выскочила Неугомонная Кенгуру. Так же, не обращая внимания на Русельку Неугомонная Кенгуру снова дала пинка Проныре. От нового пинка Проныра снова оказался в кустах. Неугомонная Кенгуру миновала оторопевших Хавчика и Забежи, подскочила к девочке из Тупичка, схватила ее, сунула ее в свою сумку, повернулась и исчезла в кустах. За Неугомонной Кенгуру покорно трусил Горби. Хавчик и Забежи, у которых от неожиданности отвисли челюсти захлопали глазами.
— Морковочка, — закричал вдруг Хавчик, — Руселька, это животное похитило Морковочку!
Все растерянно переглянулись,  и никто не знал, что надо сказать. Что надо сделать.