Первые нерадости в cоавторстве с Ольгой Платовой

Михаил Салита
77 - й год. Мне четыре года. Cмотрю первый канал (других помойму тогда не было), показывают красивых теть - балерин, и я отреагировал на них по мужски. Интерестно, справился бы я с ними в четыре года?  Думаю, что да! Мама наблюдавшая за мной со стороны рассмеялась. В те годы кого попало в балет не брали, – балерины были все как на подбор. Балет был лицом страны, чуть что, лебединное озеро. Тети в телевизоре были мне не доступны, а вот Оля Платовa из детского сада была даже очень реальна. Моя первая детская любовь, которая хоть и детская запоминаетса на всю жизнь, – наверно у всех нас. Чем она меня тогда взяла? Своими изумрудными глазами наверноe...


Меня  таскали по детским садикам, как на выгон, а я не хотел идти.
Помог сосед,  хороший знакомый семьи, классный маляр –альфрейщик, дядя Яша Климник.
Жил он на улице, названной в честь Ваньки Франко. Он пообещал:
-Я устрою вашего хлопца в хороший садик, куда почти невозможно попасть. Туда мы водим нашего Диму. Но для этого  я должен сделать там небольшой ремонтик. Вы, конечно, за него мне заплатите, зато ему  будет с моим  Димой веселей. И устроил. Но и в этот садик меня не тянуло. Однако  вскоре я  подружился с Димой Килимником и  ходить туда захотел . Из садика меня забирал папа. Я любил, когда папа приходил за мной.
В садике я научился уличному жаргону. С удовольствием  произносил слова: клёвый, нищак.
С Димой Килимником мы мечтали о школе. Старше нас лет на пять сосед Вовка вразумлял:
-Пацаны, вам школа быстро надоест. Я тоже, блин, рвался, пока не начали задавать уроки. Садик это класс. Вы просто ещё не догоняете.
А пока в детсадике воспитательница рассказывала страшилки,  стремясь прикрутить  детей.
В одном из  рассказов  фигурировала бабулька, которая из-за занавески мочила всех подряд топором. Или пугала детей байкой, в которой мама улетала через кухонное окно, когда дети её не слушали. Это уже было пострашней. Поэтому я после того, как нашалил, бежал поплотней закрыть  окно.
Тётя Валя добрая толстушка с улицы Петрашевского, успокаивала детей, когда выходила воспитательница:
- Не пужайтесь,  дети. Всё це брехня.
Играли в войнушку. Однажды явился какой-то дед  за своим внуком. На его груди было много орденов и медалей. Он сказал:
-Хлопцы, идыть сюды. Разумейте, шо таке война? Це колы отрываить руки та ноги. Хлопцы, война це плохо. Нэ играйтэ у ци игры.
Я слушал  мову этого деда с удовольствием. Поскольку любил смешанную русско-украинскую речь. На ней говорили дома.
В детсадике я влюбился. Взрослые считают, что любовь незнакома детям. Им представляется, что только они испытывают это чувство. Будто только  их оно целиком захватывает, заставляя радоваться, печалиться, страдать и замирать от счастья.
Ошибаются. Малышня влюбляется чаще. Порой  они агрессивно проявляют чувства, дергая девочек за косички, щипая щёчку и другие места.
Самое раннее  это чувство я испытал к Оле Платовой, первой красавице в старшей группе.  Озорные  зеленые глаза и тонкие черты лица отличали её от сверстниц. Она нравилась и Диме Килимнику, и Паше Пастнюку. Я решил действовать…
Ещё не зная грамоты, я попросил маму написать под диктовку  объяснение в любви. Поначалу мама отказалась, но я  был настолько настойчив, и, махнув рукой, она написала.
Улучив момент, я с бьющимся сердцем положил записку в её шкафчик.
Воспитательница обнаружила записку, в которой  всего-то  содержалось предложение дружить и вместе учить букварь. Так как не было подписи, воспитательница  устроила дотошное разбирательство.
- Кто написал записку? – спросила она строгим голосом.
Воображение  рисовало мне жуткую картину, как меня потащат в милицию и начнут судить. А мама в первом ряду будет утирать слёзы узорчатым платочком…


ПЕРВЫЕ  НЕРАДОСТИ ПРОДОЛЖЕНИЕ by ОЛЬГА ПЛАТОВА


Cчастливые застойные времена, благодаря своей стабильности и всеобщей обеспеченности всем необходимым, спровоцировали демографический бум... В результате, тысячи советских ребятишек, не имея возможности запросто попасть в детский сад, вынуждены были удерживать своих мам-зачастую хороших специалистов и просто незаменимых на своих рабочих местах людей, от выполнения ими их служебных обязанностей. Деловые леди метались в поисках нужных связей или терпеливо ждали очереди, чтобы пристроить своего дитятю в вожделенное заведение дошкольного воспитания. Подошла ли моя очередь или подоспела чья-то помощь - не знаю, но в детский сад меня снарядили в 4, 5 года.
Стояла не по-одесски снежная зима. Так рано вставать раньше мне не доводилось - это дисциплинировало меня и держало в тонусе соседей - пугающая неизвестность заставляла меня громко рыдать. Путь от дома до трамвайной остановки сопровождался уже нешуточным рёвом, который еще долго помнила вся 8-я станция Большого Фонтана. Снег хрустел под моими упирающимися ногами, а воробьиные стайки с испугом разлетались, услышав вопли, разрывающие утреннюю тишину. Успокоив меня шлепком по мягкому месту (голоса я не слышала), мама всовывала меня в набитый трамвай, где я вела себя поприличней, боясь осуждения  незнакомых людей.
В помещение садика затащить меня было сложней - на помощь приходил дверной проём, за который было удобно зацепится. Но у воспитательниц, повидавших виды, были стальные нервы, и, каким-то образом маме удавалось вырываться. И она убегала, стараясь не оборачиваться. Оставшись без мамы, я еще долго плакала, провоцируя злые насмешки других детей. Воспитательница меня или долго успокаивала или игнорировала, в зависимости от того, чья в тот день была утренняя смена. Спустя несколько то ли дней, то ли недель, вслед за мамой  к трамвайной остановке выбегала воспиталка и кричала: "Мамаша, идите спокойно на работу, Ваша девочка уже успокоилась!".
Адаптация в первом в жизни коллективе осложнялась тем, что по возрасту мне полагалось быть в средней группе, но так как там не было мест (или по другой какой причине) меня поместили в старшую группу, где процветала махровая дедовщина. Почему-то, одевая меня в садик, мама, на первых порах, одевала мне на шею фартучек-слюнявчик. Надо будет спросить у неё, зачем - ведь в том возрасте я уже умела попадать ложкой в рот и не обляпываться. Может быть, так было положено, но беда в том, что кроме меня никто такое не носил! Вскоре нашелся мальчик Алеша, который развлекался тем, что перекручивал мне фартучек на спину и завязывал тесёмки на узел. Я не могла сама развязать тугой узел - и если воспитательница не замечала, мне приходилось ложиться спать на "тихом часе" в трусах и фартучке. К сожалению, Алеша не был единственной моей проблемой. Девочка Аня, исполнившая на Новогоднем утреннике роль медведя, стала для меня настоящим исчадием ада. Чтобы до смерти меня напугать Ане-Медведице стоило только подойти, насупить брови и сказать: "У-у-у!!!", и помахать руками. И мне приходилось искать от неё спасения за кроватями в спальне. Заходить в спальню, просто так, нам категорически не разрешалось, поэтому воспитательница выгоняла меня оттуда в "группу"- комнату, где мы играли и ели. И я выходила туда, где меня уже поджидали ненавистные Аня и Алеша.
После очередной домашней истерики с меня сняли слюнявчик, а Аня имела неприятный разговор с воспитательницей. Спустя много лет, уже студенткой, я встретила Аню в трамвае. Не знаю, узнала ли она меня, но я перешла в другой конец вагона - сказалась старая привычка.
Прошло время, Аня и Алеша, став на год старше, перешли в подготовительную группу, которая находилась далеко, и имела отдельный вход. В старшую группу переместились дети - мои одногодки. Закаленная трудностями, я без труда вошла в новый коллектив.
Скоро я испытала первое светлое чувство. Моя любовь, как это часто бывает, была тайной и безответной. Предметом  моих воздыханий стал Игорь Тортиллов - смазливый шкодник, имевший неслыханный блат в этом детском садике - он был сыном воспитательницы! Вера Николаевна всячески пресекала его попытки воспользоваться своим привилегированным положением, но воспитатели работали посменно, и за время, когда мамы не было на работе, сметливый мальчик успевал расставить всех по местам и навести свои порядки до той границы, пока это не становилось в тягость другой воспитательнице. Игорь был увлечен Ирой Кукушкиной, а я, не зная, как поступать в такой ситуации, тихо отступила. Моё внимание привлёк  другой мальчик - отъявленный сорвиголова и крепыш Паша Постнюк, имевший большие чёрные глаза и длинные ресницы. Иногда родители забирали нас одновременно, и половину пути до дому мы шли вместе: наши мамы разговаривали, а мы бежали впереди до проезжей части, где останавливались, а потом опять бегом возвращались к мамам, и опять повторяли путь - до тех пор пока все вместе не переходили дорогу. На новом тротуаре все повторялось+
Однажды, в умывальной, когда все дети мыли руки, я поставила Паше подножку - он упал. Поднявшись, он схватил меня за шиворот и выволок в коридор. Вжав голову в плечи и зажмурив глаза, я приготовилась к тому, что, разъяренный Паша меня побьет. И раздумывала: звать воспитательницу на помощь или не стоит - ведь ему тоже было на что пожаловаться. Но Паша поступил совсем неожиданно - он быстро чмокнул меня в щёчку и+ убежал. А я ещё долго, съёженная, стояла в коридоре, соображая, что произошло+ Не помню, как развивались дальше наши отношения - таких экстремальных ситуаций уж больше точно не было. В любом случае, романтическую идиллию нарушил Игорь Тортиллов. Спохватившись, в подготовительной группе он всё-таки бросил Иру Кукушкину и начал ухаживать за мной. Вот с тех-то самых пор, упоминания о детском саду прочно связаны с именем этого мальчика. Деспотичный тиран крепко держал меня за руку, вынуждая следовать всегда за ним. В строю, когда нас вели на прогулку и на детскую площадку мы шли вместе. Мне ничего не оставалось делать, как, спотыкаясь, лезть за ним в песочницу, на железные лесенки и на резиновые, наполовину вкопанные в землю, колеса. К счастью, Игорь любил погонять с мальчишками и подраться, а я, воспользовавшись моментом, отчаянно дружила с девочками. Наташа Маляр и Алена Усачева были моими закадычными подружками: будучи знакомыми с самого раннего детства (они были соседками), девочки приняли меня в свою маленькую компанию, и обучили меня азам игр в "дочки-матери" и "больничку". Дома, в нашем просторном дворе, граничащим с полудиким парком, было принято играть в активные мальчишечьи игры, а вот про спокойные девичьи - я узнала в детсаду. В "группе" за столом во время еды и во время занятий я сидела рядом с Игорем Тортилловым, и все время оглядывалась на девчонок - мне хотелось с ними пошушукаться и похихикать, но такие вольности мне были недоступны... Все танцы, которые готовились к утренникам, исполнялись только в паре с Игорем, несмотря на то, что его пытались поставить с более подходящей по росту девочкой. Он топал ногой и заявлял, что не с кем другим танцевать не будет. Игорь, видимо, был болезненным ребенком - не раз, к моему восторгу, он приходил с повязками на шее - и, не имея возможности мотать головой, поворачивался всем корпусом, когда у него возникала потребность сдернуть с моих волос резинку. Тогда он говорил: " Смотри, какая ты лохматая!". Потом отдавал резинку, я прикручивала её к жиденькому "хвосту" и слышала: " А теперь лысая!". Наверное, проблемы со здоровьем вынудили родителей отдать Игоря в секцию плаванья, где он успешно настроил иммунитет и достиг приличных спортивных результатов.
Через много лет мальчик Игорь встретит мальчика Пашу в притоне наркоманов, но стоять они будут по разные стороны закона, а игры их будут совсем не детскими. Девочка Наташа уедет в Италию, а девочка Алена, родив двух мальчишек, умудрится, не растеряв своего женского шарма, стать лихой байкершей.