На войне, как на войне...

Вик Михай
 (глава из повести "Судный день")

   На войне, как на войне… Алексей, как и многие его товарищи быстро привык к «фону» войны. Даже «смерть» – античеловеческое понятие, однажды оскалив свои гнилые осколки, потихоньку становится привычной старухой, что неустанно следует где-то рядом, вышибая, уродуя или калеча боевых друзей и товарищей, ухмыляясь в твою сторону: «Погоди чуток, милай, и до тебя доберусь…»
       Вот уже второй день подряд, подминая под себя ключевые позиции «румын», подразделение Алексея в составе роты двигалось, освобождая «крохи и пяди», дом за домом. Мало взять дом – нужно его еще удержать, да «зачистить» окрестности, дабы «старуха» не подкралась со спины. Кто-то метко сравнил уличный бой с завалами таежного бурелома. Тут «зенки», да «локаторы» держи востро – попробуй, угадай, с какого боку-припеку на тебя что свалится, откуда ведут огонь свои, а откуда «румыны».
       Рвануло где-то рядом… Бесноватый осколок неистовым свистом, ударом бича резанул по слуху.
- Ложись, й-ный в рот, - прохрипел Алексей на Филиппыча, когда тот, замешкавшись, продолжал «ротозейничать», пытаясь вжиться в обстановку.
       Июньская травка, перебивая гарь пороховых газов, пьянящим дурманом разрывала ноздри, выворачивала на изнанку душу, напоминала о жизни, о глазах сына, о плоти жены… Звон в ушах и минутная тишина… Вот так бы лежать и балдеть на песочке возле Днестра, да чтобы семья рядом, да чтобы ароматный дух шашлычка и вся в слезах, запотевшая пластиковая бутылочка «сухаря»… «Э – э – х! Надо вставать, подымать взвод…»
- Мужики! Мать вашу! Вперед!
       Опять бросок, пот заливает глаза, взмокшие спины, злые лица. Вошли в раж! Короткие очереди жалят укрытия «румын»… Перебежками, через двор. Приземистый дом огрызается огоньками и трассами автоматных очередей. Ухнул подствольник, взрыв!… Надо взять это осиное гнездо! Укрывшись за деревом, Алексей знаками передает Червоному, крутит у виска палец, глядя на «безбашенного» хлопца осатанелыми глазами. Встретились глазами с Тополем, показал – гляди, мол, слепой сектор, мамалыжники не видят. Проползи-де и пару гранаток «навесиком» их и выкурят, «футуз бы их, думняводзева, кружка медна»… «Понял» - кивает Тополь и, упав за «зеленкой», по-пластунски рванул к заветному проемчику. В «нежных» руках две эфки, в зубах – на всяк пожарный симпатюличный клиночек…
- Филиппыч, прикрой парня! – шепнул Алексей залегшему товарищу. «Есть», мол – кивнул Филиппыч, глазами коршуна окинув возможные щели, в коих могла затаиться «беззубая».
       Не прошло и пяти минут, ухнуло по очереди – Тополь дело знает туго. Зазвенели где-то вышибленные стекла, шлепнуло по ушам ушлое эхо и засуетилось гаснущими ударами палок где-то меж домами. «Навлекли!» - подумал Алексей, когда в ответ с той стороны, с укрытой минометной позиции просвистела мина и резким хлопком упала где-то сзади. «Надо подождать следующую и, резким броском рвануть в «продезинфицированный» дом…» - принимает решение Алексей. Тишина…«Да где же ты, Маня?!» - досадно сверлит в мозгах Алексея. Каждая секунда ожидания – вечность. «Только бы не накрыли, только бы не накрыли!» Наконец-то долгожданный свист… Ф-ф-у – у, опять мимо!
- Вперед! Филиппыч, за мной… - короткая команда, «скачок в стремена». «Делай как я!» - самая понятная команда любому солдату, что доверил командиру свою жизнь и, разорвав свои собственные цепкие объятия с планетой в укрытии, стремглав рванул вперед. Вот и обитель. Тополь там давно все «почистил», пока хлопцы «оттягивались» в укрытиях под соловьиноразбойничий свист «маняш». Короткая передышка. Отплевались, отхрипелись да откашлялись…
- Филиппыч, сухой? – с легкой усмешкой «подколол» старика Алексей.
- Леха, курнуть бы?
- Погодите чуток, хлопцы. Впереди – «рейстаг». Там – в пятиэтажке и курнем…
- И «покекаем», и «пописаем»…- ухмыльнулся Червоный.
- Погоди «кекать» то, надо иш-шо «румын» выкурить, – прохрипел запыхавшийся Филиппыч.
- Ну, отдышались? – бодро прошептал Алексей, оглядев своих бойцов, - порядок следования прежний… -Червоный, твою мать! - обратился он к шустрому молодому бойцу в разодранном «лифчике», одетом на безрукавную майку-камуфляжку и пионерским галстуком на шее, - будешь скакать поперед батьки, оторву яйца!
- Якщо снайпер не пэрэжэнэ, - хмыкнул Хохол, подымаясь с какой-то скрыни и закидывая на плечо лямку трофейной «Мухи».
       И снова неистовый бросок, перебежками, ползком от куста к кусту, от ствола к стволу меж зеленых веток с посеченными пулями листьями и вздыбленной корой израненных штамбов. Только бы нервишки не подкачали… Вспомнилось – в фильме «Аты-баты, шли солдаты», когда Сват - герой Быкова добавил к этой фразе: «…Не у вас, товарищ лейтенант! У Балтики… Он, когда видит немецкий танк, тельняшку на себе рвет!» Главное – узреть врага. «Тады» можно и покуражиться. Последний бросок через открытую асфальтированную площадку и первый этаж будет взят. Атака пятиэтажки вначале было и захлебнулась, когда с верхнего этажа, или черт знает откуда забарабанил КПВТ, очевидно, снятый с какой-нибудь румынской башни и приспособленный в удобном проеме. Жестоким «крупняком» вспороло раскаленный асфальт и перерезало ноги Ваське Морячку. Упавший как подкошенный Морячок, зашелся трехэтажным матом, еще в горячке? очевидно не поняв, что остался без ног…Следовавший с «Мухой» за подразделением Алексея Хохол, изготовившись за толстоствольным каштаном, очень удачно всадил смертоносный заряд прямо в пасть бесноватой «старухи».
- Хрин тоби в пэльку! – сплюнул взъерошенный Хохол, зло отшвырнув от себя пустой тубус «эрпегешки».
       Потерявшего сознание Морячка оттащили в укрытие, оставляя на взрытом асфальте кровавый след. Перебитые окровавленные ноги безжизненно волочились, держась лишь, очевидно, на коже, да на окровавленных рваных штанинах…
       На проклятую пятиэтажку с другого параллельного направления вышла потрепанная сотня казачков.
- Свои! – предусмотрительно крикнул Филиппыч показавшимся казачкам, опасаясь как бы те в горячке боя не «долбанули» заодно уже и ополченцев.
       Седовласый есаул во взмокшем камуфляже приблизившись к Филиппычу, едва переведя дух спросил:
- Палыч, кто у вас старший?
-Я не Палыч… - обижено изрек Филиппыч.
- Один хрен – «опалченцы»… Дай курнуть, не богат?
       Договорившись с Алексеем о штурме и взаимодействии, казак уполз к своим.
       Гранатные взрывы, смертельная игра в «жмурки» в закоулках первого этажа, выкуривание врага с оборудованных лежек, трескотня и оглушительная пальба – бой внутри здания в чаду и пороховом смраде. «Румыны», не выдержав такого напора, начали драпать, бросая убитых и раненых. Нервно огрызаясь автоматным огнем, «волонтеры» спешно покидали свои позиции. Теперь – вперед! На плечах у врага… Главное отогнать их подале…
       Но и в подразделении Алексея и в остатках казачьей сотни тоже потери.
- Ох, и казачков то положили! - сокрушался раненый в руку Филиппыч, когда закончился штурм и ошалевшие бойцы и казаки затянулись куревом, разминая в слегка дрожащих почерневших пальцах смятые «Примы», сплюнув черные сгустки с пересохших губ.
       В закопченных и прогорклых от пожаров стенах пятиэтажки с вышибленными дымящимися проемами можно было бы и отдохнуть. Потихоньку, придя в себя, начали вспоминать эпизоды боя, посыпались анекдоты. Улыбки во всю ширь. Скорбь по убиенным будет потом, сейчас главное - выйти из ступора.
       Выйдя из подвалов и укрытий, начали появляться местные жители. Несли кто вино, кто воду, кто еду.
- Да фашисты такого нэ вытворялы! Ироды прокляти! Скольки людей поубивало та покаличыло, да хат попалылы! – Причитала пожилая женщина, разложив на накрытой рушником доске свою снедь – ломтики белой брынзы и молодую отварную картошку с потрескавшейся тонкой кожицей, - Та дэ ж Господь, чы вин нэ бачэ, шо воны дажэ цэркву розвалылы! А Москва, чого ж вона мовчыть?! Чы вона продала нас полуумному Снегуру?! – продолжала причитать женщина, нарезая домашний хлеб и суетясь у импровизированного стола.
- Москва, мамо, еще не Россия, - сурово ответил ей казак Серпень, - гляди, вон сколько наших братов понаехало из Дону, Сибири, из Кубани, из Запорожья… То – Россия, мы – Россия, в наших душах – Россия!
       На миг задумавшись, женщина вытерла слезы и упала на колени перед бойцами.
- Бороны вас Бог, диты! – произнесла она, перекрестив хлопцев сложенными перстами.
- Да, что Вы, мамо? – вскочивший от неожиданности Серпень, кинулся подымать с колен простоволосую женщину…