Я вам расскажу про телефоны. Сначала я расскажу вам, что у моего брата Дюки снова вышла новая книга, я знаю, где он их берет – он сидит в лесу на втором этаже, а потом еще ужасно много курит по ночам. Мама не смогла прочитать его первую книгу, потому что она начиналась словами «меня арестовали такого-то числа такого-то года». У мам, к сожалению, такая судьба, она хотела великого ученого, знаменитую пианистку, толковую акушерку, на худой конец, а получились брат и я. Собственно, о брате здесь упомянуто не просто так, нас обоих не обошла стороной великая иллюзия журналистики, однако Дюка умеет не только писать, но еще и, например, отличать карданный вал от домкрата. Подозреваю, что он еще умеет доить коров или рубить головы курам – короче говоря, отними от него печатную машинку типа ноутбука, он не пропадет. Но думать строчками – это, я знаю, в крови. Чувствовать, как кровь припала на ножку на запятой, как оборвалась веревка точки, как захромал, поднявшись с колен, следующий абзац. Это бородинское сражение букв, ощущение – что вот сейчас закроешь глаза, положишь руки на клавиатуру, и из нее польётся, польётся, польётся…
И льется, кстати. Редко, но льётся. Причем льётся, как правило, сразу отовсюду. И вот уже из-под твоего унитаза соседям-армянам почему-то пролило потолок, и они уже сидят в твоей прихожей, вместе со скорбными своими женами, похожими на шахидок, а кошка злобно шипит и ссыцца от экзистенциального одиночества. Домработница Глаша лет 15 назад отпросилась в отпуск к маме в деревню, заготавливать кружовенное варение и закатывать патиссоны, да так и не вернулась, поэтому все последствия потопа, в том числе психологическая помощь кошке, ложатся на твои хрупкие плечи.
Ну да ладно, я снова отвлеклась. Я всё время отвлекаюсь, и моя основная задача – не забыть вернуться на круги своя. Каждая моя история имеет реальные шансы запутаться в собственных дебрях, кущах и отрогах, и не выйти на свет Божий к своему законному концу. На каждом повороте ожидает сюрприз – камень, на котором написано, накакано и наблёвано (шутка не моя), и если мне удается его отмыть, на нем, не дай Бог, проступит какая-нибудь «здесь была Света» - и всё. На Свету уйдет половину суток и все опять не выспятся.
Я вот, например, обещала вам, что стану рассказывать про телефоны. А вот и нет. Оказывается, рассказ получится про бабу Паню.
Только законченный сухарь и вурдалак не чувствует некую мистическую связь со своим мобильным телефоном. Людей эмоционально зависимых это не касается - у них там каждая смс-ка инвентаризована, лежит на своей полочке и время от времени глухо стонет оттуда от фантомной боли. Но ведь никто из вас не полагает, что телефон - это просто коробочка с какой-то херомутью внутри, которая обеспечивает нам связь с внешним миром? Конечно, нет.
А я вот вам расскажу, что происходит, когда вы, трепеща от любви и предчувствия, с каким сладким ужасом провалится в обморок душа, когда вы услышите это единственное на свете «Алло», набираете дрожащими пальцами номер. В этот момент, далеко-далеко, в длинном-предлинном доме (неважно, пусть он будет серый и белый, просто представьте себе этот невыносимый дом), с тяжким скрипом открывается дверь подсобки и оттуда, кряхтя и гремя ключами, неторопливо вышаркивает баба Паня.
Почесывая бока и приговаривая «И звОнют и звОнют», баба Паня долго идет по длинному коридору с рядами одинаковых дверей, выбирает одну ей ведомую дверь, достает из огромной связки одной ей ведомый ключ, подходит кровати, которая, как вы уже поняли, ведома только ей, и ведет лежащего на ней человека к ОКОШЕЧКУ. А там уж как вам повезет.
Вот уже два месяца баба Паня приводит мне кого-то чужого, с таким стеклянным голосом, что он режет мне горло, стоит мне только повторить за ним слово, а ни на что, кроме как тупое повторения слова, я не способна. Этот голос раньше брал за ниточку клубок моего сердца, и разматывал его, и разматывал до сердцевины, и ставил на нем ласковое клеймо, и аккуратно заматывал обратно. Да что там говорить, я отдала этого голосу все свои машинки, я вспомнила, как этот голос рыдал от страха в туннеле под поездом, а я была волшебным принцем и приносила с рельс расплющенные пятачки – это были наши медали. Я просила бабу Паню, умоляла сжалиться, пыталась даже подкупить эклерами, после чего весь офис три дня их доедал, баба Паня вроде чего-то обещала туманно, но потом опять притворялась старой глухой дурой. А самое страшное – где баба Паня прячет ту, чьи губы похожи на завиток бледного фарфора, согретого молоком с корицей? И кого, взамен меня, приводят ей?