Его звали Бард. И это имя очень подходило ему. Он был весь какой-то отрешенный, как будто погруженный в собственные мысли, в какой-то внутренний мир, в который никому не было доступа. Иногда он снисходил до общения с нами, людьми. Но это было только тогда, когда он сам этого хотел.
Бард – это афганская борзая. Красивейший пес с роскошной шелковистой шерстью и великолепными длинными ушами. Уши были такие длинные, что когда он ел, они вечно полоскались у него в миске. В то время сухие корма еще не были распространены в нашей стране и обычно длинноухим собакам при кормежке уши поднимали и зашпиливали. Иначе их надо было бы после каждой еды мыть и заново расчесывать. Барду тоже зашпилили прищепкой уши, и вдруг прямо на глазах он преобразился – из невозмутимого аристократического Барда он превратился в героиню детской передачи "Спокойной ночи малыши" – Каркушу. Так мы его и прозвали.
Отныне он стал для нас Каркушей. Скоро он сам привык к своему прозвищу и стал на него откликаться.
Лентяй он бы ужасный. Он мог часами лежать, как тряпочка где-нибудь в квартире и не обращать никакого внимания, ни на людей, ни на происходящие вокруг него события. А событий было много – и кот Данила расхаживал вокруг него, провоцируя его на хоть какое-то действие, и другие собаки пытались задирать его, но его ничего не касалось. Он просто лежал, отрешенно глядя в никуда.
Даже есть ему было лень. Кормить его было одно мучение. Я скатывала ему шарики из творога, обсыпала сахаром и с миской этих шариков садилась около него. После долгих уговоров он слегка открывал пасть, и в это время надо было закинуть ему один шарик. И ждать, ждать и еще ждать, пока он его прожует и проглотит. А потом следующий. А потом еще один. И так далее. За это время можно было спокойно накормить десяток других собак. На творог он еще раскрывал пасть, а другую еду кушал еще хуже.
Гуляли мы с ним в лесочке возле дома. Выхаживал он важно, с чувством внутреннего достоинства, как какой-то испанский гранд. Так спокойно текли его дни, похожие один на другой. Я никак не могла понять, за что люди назвали эту породу борзой (то есть быстро бегающей), я никогда не видела, чтобы он хоть в каком-либо деле развивал скорость, большую, чем у черепахи. И вот в один прекрасный день подруга подбила меня спустить его с поводка. Мы гуляли на закрытой площадке, людей и детей в тот день там никого не было, так что напугать он никого не мог.
- Ну что может случиться, посмотри какой вокруг забор. Куда он отсюда денется. Давай, а то его жалко. Совсем он не бегает. Ты же знаешь, что афганам нужен простор, иначе они зачахнут.
- Ладно, давай попробуем. Здесь все закрыто, а с его скоростью мы всегда успеем его поймать, - согласилась я, не представляя, какая эта была авантюра. А ведь могла и догадаться, ведь не первый год замужем, то бишь занимаюсь собаками и все про них вдоль и поперек знаю.
Итак, мы его спустили. Сперва он мило протрусил несколько кругов по площадке. А потом он нашел щель. Честное слово, в эту щель даже кошка не смогла бы пролезть, не то, что крупная собака. А Каркуша смог.
Вы когда-нибудь видели, как в открытой степи бежит афганская борзая? Если видели, то поймете меня – это незабываемое зрелище.
Бард в одно мгновение преобразился. Куда девалась сонная собака. Где его величавость и невозмутимость.
Мы в то время жили в конце города. Свободного пространства вокруг было много и ему было, где развернуться. Это был не Бард, а сгусток энергии. Он не бежал - он несся, он летел над землей, парил над ней в свободном полете хищника, несущегося за добычей. Он был красив, но красив уже другой красотой. Не той красотой экстерьера, за которую на выставке дают медали. Это была красота движения - как прекрасна стрела в полете, как грациозна лань в прыжке, как завораживающе красив ястреб, пикирующий на добычу.
Бард несся, а за ним как победное знамя развивалась его шелковистая шесть. Но красивее всего были его уши. Они летели отдельно. Как две большие красивые бабочки парили они в воздухе, наполняя погоню какой-то радостью, чувством непонятно откуда-то взявшегося праздника свободы, праздника детского непослушания.
- Это не Каркуша, это Пепелон. Это настоящий Пепелон!
Не буду утомлять описанием погони. Скажу только, что бег по пересеченной местности никогда не был моим любимым видом спорта. В конце концов, с божьей помощью и с помощью прохожих мы его отловили.
С этого дня он стал для нас Пепелоном. Так мы его и звали потом, постепенно забыв его настоящее имя.
Через некоторое время из деловой поездки возвратился его хозяин, и Пепелон-Каркуша-Бард вернулся к своему законному владельцу. На какое-то время они выпали из виду.
Прошло два года. По каким-то делам я была в Москве и попала в ветеринарную клинику. Я уже не первый раз бывала там и даже успела перезнакомиться со всеми тамошними специалистами. Я шла по коридору клиники, издалека раздался собачий скулеж, и мне показалось, что уже где-то подобное слышала.
- Кто это там поскуливает? – спросила у проходившего мимо сотрудника клиники.
- Да вот оставили собаку на передержку, а он тоскует по хозяину, ничего не ест и только поскуливает все время.
- А можно взглянуть? – вдруг непроизвольно вырвалось у меня.
- Да ради бога.
Мы подошли к вольеру. В углу, положив голову, на вытянутые лапы, лежал красивый афганец. Он неподвижно лежал, прикрыв глаза, и выводил свою заунывную мелодию. Это был Пепелон. Ошибиться было невозможно.
- Пепелон, - тихо позвала его я.
Вначале дрогнули уши, потом он открыл глаза. Это были не глаза, это были два бездонных колодца, наполненные вселенской тоской. Потом его взгляд сконцентрировался на мне и в ту же секунду он вскочил, подбежал к двери и стал через прутья тыкаться мне в руку.
- Смотри-ка, узнал. Как ты его назвала? Его же зовут Бард.
- Это для всех он Бард, а для меня он Пепелон.
- Ну, если он тебя так хорошо знает, может, ты сможешь его покормить, а то мы совсем замучились с ним. Какой день не ест.
Я отвергла то, что чем они пытались покормить Пепелона, сбегала в магазин, купила творог, сметану, сахар и через несколько минут устроила представление. Вся клиника собралась смотреть на кормежку Пепелона. И он постарался на славу. Он так уморительно открывал свою пасть и глотал творожные шарики, что мы с ним заслужили аплодисменты.
- Так и я хочу, может, и меня тоже покормишь, - сострил кто-то из толпы.
- Перебьешься, вон собака, какая худющая, а на тебе все лопается, да у тебя и жена есть, чтобы так кормить.
Смеху было много.
Мы договорились, что пока я буду в Москве, то хотя бы раз в день буду кормить Барда. Так я и сделала.
В следующий свой приезд в Москву я узнала, что наш знакомый переехал в Париж и Барда забрал с собой. Больше мы уже не встречались.