Ещё живут последние
Бойцы в моем народе,
Как золотые крапинки
В отброшенной породе.
Ещё живою памятью
Наполнены их будни,
И до сих пор им кажется,
Что день их минул судный…
Т.Рудыковская
На фотографии Любе 14 лет
Этот рассказ записан со слов моей родственницы, жившей в блокадном Ленинграде.
Любовь Фёдоровна Филиппенкова всю блокаду провела в Ленинграде, жила на Кировском проспекте, работала на заводе. Она Ветеран труда. 45 лет проработала на заводе «Вектор», куда устроилась в 1942 году. Умерла в декабре 2016 года, в ясной памяти.
Люба перед войной окончила школу № 12 на улице Ждановской. 21 июня был выпускной вечер. Как было принято в то время, без алкоголя. Танцевали до упаду: фокстроты, танго, вальс бостон, молдованеска, вальс… Люба умела и любила танцевать, ходила в кружок танца в школе.Платила 15 рублей в месяц - очень большая сумма для семьи.
Выпускники думали о будущем. 17-летняя девушка собиралась поступать на физмат Университета, где уже училась её старшая сестра. Может быть, на вечерний факультет – семья была большая, пятеро детей, бедная, работала одна мать, а отец умер в 1937 году. Гуманитарные предметы не любила, а вот математику знала прилично. Пришла домой под утро…
А утром её разбудила мать: ВОЙНА! Радио дома не было, мать узнала от соседей. Сразу же очень страдала, говорила, что война будет долгой, и она её не переживет. Девочки успокаивали маму, говорили, что наша армия быстро разобьёт врага. Но Варвара Тимоновна плакала…
8 сентября 1941 года замкнулось кольцо блокады. Была взята Мга.
Первые два месяца войны карточки на продукты не вводились. Не было бомбежек. Но в сентябре начали постоянно бомбить. Дом на набережной Малой Невки (Кировский проспект, 64) качался и ходил ходуном от близких разрывов – неподалёку были заводы, и немцы пытались их разрушить. Ввели карточки.
На первые карточки полагалось получать 2 кг крупы, 800 г песка, какое-то количество муки, спички, одно мыло. Это месячные нормы. Все люди старше 18 лет работали на окопах, были вырыты траншеи около домов, как укрытия от бомбежек. Жители дома прятались в них во время воздушной тревоги. Но, после того как однажды бомба попала прямо в траншею, прятаться перестали. Часто оставались в квартирах или выходили на лестничные площадки – в разговорах с соседями было не так страшно.
К декабрю стало очень плохо. Карточки давали, но получить на них ничего не удавалось. Началось простаивание в очередях днем и ночью, чтобы получить хотя бы хлеб. Иждивенческая карточка давала право на 125 г хлеба.
Школы, бани, заводы не работали: большинство учебных заведений и предприятий были вывезены. Работы было не найти. Слабеющая от голода Люба ходила в поисках работы, но её не было!
В декабре начали умирать люди. Отряды по сбору трупов не успевали собирать умерших на улицах. Когда в конце января около трех дней хлеба не было вообще, вымерла половина жителей подъезда. Начались ужасы, о которых рассказывали шёпотом: каннибализм, вымирание целых семей, о странном студне, продававшемся спекулянтами… Школьная подруга Любы Майя была убита обезумевшими от голода соседями. Их расстреляли.
Семья у Любы была бедная. Старшая сестра ушла на фронт, младших посчастливилось отправить в эвакуацию. Запасов не было. Выручили немного запасы лекарств от гомеопатов, оставшиеся после умершего до войны отца – они были сладкие, и литр рыбьего жира – 5 спасительных бутылок по 200 мл, оставшихся от довоенных времен. Ведь раньше заставить детей выпить ложку рыбьего жира было невозможно! Нашли в елочных игрушках несколько засохших пряников, обернутых в золотую фольгу. Это был праздник! Не было денег на дополнительные покупки, мать получала рабочую зарплату 125 рублей, а продукты стоили на черном рынке тысячи рублей.
Не было отопления, воды, канализации, света. В окнах вместо выбитых взрывной волной стёкол – фанера. На кухне была дровяная плита, но не было дров. Некоторые люди умудрялись воровать дрова около склада на Ушаковской набережной, охрана стреляла. Кажется, ни в кого не попадали. Полено привязывали веревкой и тащили за собой – сил поднять не было.
Сожгли дома все книги, мебель – всё, что могло гореть. Ничего не жалко было. Благо ещё, что рядом была Невка – пока хватало сил ходить за водой с кастрюлей на полотенце. Очень трудно было вставать с колен у проруби – скользко и наваливалась слабость. Принесенная домой вода замерзала в квартире от холода. Зима 1941 года была на редкость холодной и снежной. Снежный покров достигал метровой глубины. Если не было сил идти на Невку за водой, нагребали в кастрюли снег, а потом растапливали на плите. В доме спали все вместе, не снимая валенок и пальто.
В январе 1942 года Люба, страдавшая дистрофией, едва не умерла. Она потеряла сознание – голодный обморок. Хорошо, что в доме в то время была мама, согревшая воды, и выполнившая просьбу дочери. А просила Люба конфетку.
Как я умирала?.. Шагнула. Упала.
И слышу, как мама кому-то шептала:
«О господи, нет, она так молода,
Не видела жизни…Вернись же сюда»
Всё тише и тише… А я уходила.
Тепло, и красиво, и радостно было.
Там речка из мягкого света текла,
В глубинах огни, словно блёстки стекла.
На берег я села и, ноги омыв,
Услышала странный, зовущий мотив.
Однажды его я уже узнавала…
Но где-то по-прежнему мама шептала:
«Пусть я за грехи отвечаю свои,
О нет, этой тонкой свечи не гаси!»
Холодной воронкой меня затянуло.
Открыла глаза. Снова горем пахнуло.
«Хотела конфетку, малышка моя?
Нашла, разыскала – соседка дала, -
Разжала ладонь. – А кольцо не взяла»
Что ж, прожита жизнь. Позади испытанья.
А смерть не страшна: она света мерцанье.
Мама действительно нашла конфету, обойдя соседей. Собиралась выменять её на памятное кольцо, последнюю ценность в доме. Конфету просто так дала соседка, у которой было что продавать. Эта конфета спасла девушку от смерти.
Зима 1941-42 года была страшным испытанием мужества ленинградцев. Многие не дожили до весны.
Работали бытовые отряды, куда записывали всех, сохранивших способность передвигаться. Они обходили квартиры, двери в которые не закрывались там, где взять было нечего. Люди старались на случай своей смерти сохранить жизнь близких, особенно детей: сами умрут, так, может быть, люди подберут уцелевших. Но были и закрытые двери – там жили спекулянты и привилегированные работники с повышенными пайками. Не секрет, говорит Любовь Фёдоровна, что все жили по-разному.
В весеннем городе была съедена вся трава. Голые газоны.
4 апреля 1942 года Любе посчастливилось найти работу. Ей прислали повестку в армию, но не призвали из-за крайней степени истощения. Направили на завод. Завод № 619 находился неподалёку от дома. Взяли её ученицей. Ей было 17 лет. При росте 159 см она весила 28 кг. Дали карточку на 250 г хлеба. Работа была такая: раскалывать глыбы льда, намерзшего за зиму на улицах, металлическим ломом,вес которого был около 10 кг, поднять который едва хватало сил вдвоём, сбивалось дыхание; разгружать заводское оборудование. Работали по 12 часов, без выходных. После работы дежурили на крышах, спасая дома от зажигательных бомб. На дежурство шли по сигналу воздушной тревоги. Однажды Люба проспала дежурство и была оштрафована на 75 рублей при зарплате 125 в месяц. Работала она и в бытовых отрядах: ходила с трудом по лестницам, цепляясь за перила и отдыхая на лестничных площадках - разносила списки на работы по очистке города, чтобы избежать эпидемий.
6 апреля 1942 года тихо умерла мать, Варвара Тимоновна. От голода и кровавого поноса. Ей был 41 год. Своим пайком она делилась с дочерью.Страшное воспоминание - вши со всего тела собирались на лице у трупа, видно, голова остывала медленнее... Труп зашила Люба в простыню и повезла на санках в соседний сквер на Вяземском проспекте, где был пункт приема умерших. Санки местами скребли землю. Похоронили маму за государственный счет в братской могиле Серафимовского кладбища, как написано на обороте свидетельства о смерти за № 975. Осталась в квартире Люба одна. Думала, что будет следующей. Волновало Любу, кто же повезет её труп? Спасла работа.
На работе, вспоминает Любовь Фёдоровна, в обмен за сданные карточки работников кормили три раза в день. Баланда, хлеб, чай, каша. Ели и так называемые «шроты» - черную запеканку из сои. «Творог» - жидкий торф с сахарным песком. На полагавшуюся на рабочую карточку водку (пол литра в месяц) выменивали продукты. Иногда девушку обманывали торговцы, подсовывая что-нибудь несъедобное. Обменяла Люба на продукты семейный самовар. За пианино получила буханку хлеба. Была этим счастлива. В середине 1942 года вместе с ней поселилась подруга Валя, у которой тоже умерли все родные. Вместе стало не страшно.
Бани заработали к концу 1942 года. Билет стоил 15 копеек, к нему прилагался крохотных кусочек мыла, которого хватало на мытье головы.
В 1942 году начали ходить трамваи. Полупустые – ослабевшие люди не могли подняться на ступеньки. В домах появилась вода, заработала канализация. До этого приходилось ходить во двор – там был выстроен общий туалет, куда выливали помои.
К 1943 году стало легче, рассказывает Любовь Федоровна. Бомбежки продолжались, но паёк стал побольше. Всё время хотелось есть, «будто век не ели». Выдавали дрова, которые приходилось тащить на себе с Новой Деревни. В 1943 году завод завел подсобное хозяйство. Ездили работать на поля в переполненных поездах после работы.
Карточки сохранялись до декабря 1947 года. И до этого же времени ощущался постоянный голод.
В 1943 году на рынках появился картофель. Стоил 2000 рублей за килограмм. Зарплата была 135 рублей в месяц.
В конце 1943 года начало работать кино. Билет стоил 50 копеек. Ходили из одного кинотеатра в другой, на несколько сеансов, чтобы забыть, что очень хочется есть, и ни о чем не думать. Было в репертуаре много фильмов, советских и иностранных. Позднее начали работать театры. Ходили в театр как на праздник, обязательно в туфлях, старались нарядиться, сами что-то шили и перешивали. Молодость брала своё.
Мороженое появилось в продаже уже в 1943 году, самое дешевое по 30 рублей за 70 граммов. В 1944 году попробовала – оказалось невкусным – молочное с сахаром.
Самое страшное воспоминание, по рассказу Любови Федоровны, это январь 1942 года. В квартиру к ним пришел мамин брат, принес кусочек хлеба. Сам был истощен до такой степени, что, когда положил руки на горячую плиту (тогда посчастливилось найти несколько поленьев), то не почувствовал, как руки начали гореть… Этот запах горелого мяса вспоминается с ужасом.В феврале Вася умер. Умерли почти все жители в доме, те, кого не эвакуировали.
Что же помогло выжить?
Любовь Федоровна ответила: «Я рассчитывала на лучшее. У меня был дружный коллектив на работе, мы поддерживали друг друга. Помогала подруга».
Вспомнила Любовь Федоровна и День победы: «Мы помчались на площадь Л.Толстого. Было холодно, все были в зимних пальто. Играла музыка, начались танцы с военными моряками… счастье было…»
«Как вспомню – больно мне… Семь лучших молодых лет отдано войне и послевоенной разрухе. Голодные, в отрепьях… Но верили, что впереди светлое будущее. Пусть у вас, нынешних, всё будет хорошо!»
Среди фотографий и документов, сохранившихся в архиве Любови Фёдоровны,много треугольников-писем военных лет со штампом «Просмотрено военной цензурой».
От 6.7.43. Письмо учительницы Любы М.Д.Орловой, эвакуированной в Куйбышев: «Сына своего 2.7. проводила в неизвестном направлении. Говорит, что уч-ще в др.город, а по-моему, на фронт. Жду теперь с нетерпением от него письма. Муж мой сейчас находится в Демьянске. О племяннике никаких вестей не имеем (с начала войны) В списках убитых, раненых и пропавших без вести не значится. Надеемся и ждем. Хорошо, что у тебя нет братьев. Страдать меньше приходится»
24.3.43: «Почти два года я не имела известий. Только газеты сообщали мне о событиях. Знаю, что пережил город и вместе с ним ты. Знаю о роли комсомола в это тяжелое время. Уверена, что вы не стояли в стороне. Горжусь вами, мои милые девочки, горжусь как учительница, воспитавшая вас. Вы героини. Вас ленинградцев иначе не называют и это так. Много ещё придется вам пережить. Стойте стойко на своем посту!»
7.7.44:
«Очень хочется вернуться скорее домой. К осени, возможно, приеду. Не знаю, много ли времени займут хлопоты с пропуском. Я ещё ничего не предпринимала. Квартира у нас цела и вещи тоже. Так что вернуться есть куда»
В этом же письме приводятся сведения о ценах: масло 450 руб. за кг; хлеб 120 руб. за кг; молоко 40-50 за литр, пшено 35 руб. стакан, мука от 25 до 75 за кг; одно яйцо 15 руб.
Переберём фотографии родственников и друзей, погибших в годы блокады. Прочтем надписи на обороте фотографий – некоторые очень трогательные:
«Ты хочешь знать, кого люблю я?
Его не трудно отгадать.
Будь повнимательней, читая,
Я помогу ясней сказать»
Потрясают до слёз фотографии младенцев, двоюродных родственников Любови Фёдоровны, умерших в блокаду. Такие ангелочки, если б не война, какая у них сложилась бы жизнь?
Здесь же были и фотографии тех, кто, несмотря на тяжелейшие испытания, выжил! Одна из фотографий была сделана в день снятия блокады: какая же счастливая улыбка на лице этой женщины! Какая вера в радость будущей мирной жизни!
На долю этого поколения пришелся каждодневный подвиг в течение всего времени войны. Нам, нынешним, может быть, трудно понять ВСЁ, что сделали эти люди тогда. Они выполняли свой ДОЛГ перед Родиной.
А МЫ?!!