У Эли пропал муж.
Конечно, он не вещь, чтобы мог взять и внезапно потеряться. И не совсем он пропал. Просто он не появлялся дома уже три дня.
Все началось в субботу утром.
Виталий, или Витус, как его с детства называли все друзья и близкие, легко позавтракал яичницей с помидорами, приправленной охотничьими сосисками, луком, болгарским перцем и тертым сыром. Все это он запил огромной кружкой черного кофе, в котором было столько сахара, что Эля каждый раз, глядя на попытки мужа поместить еще одну, десятую или одиннадцатую ложечку, шутила, что легче кофе налить в сахарницу, чем сыпать сахар в кружку, на что, Витус неизменно отвечал:
- Зато сахар способствует лучшей работе головного мозга, - ставя этим точку в их извечном споре.
Сама Эля всегда пила и чай и кофе без сахара, при этом на работу мозга не жаловалась, однако с мужем в полемику не вступала, философски считая, что "мир и взаимопонимание" в семье не стоит отстаивания каких-то второстепенных принципов. Принципов своих она не меняла, но и сотрясение воздуха по их поводу тоже не признавала. С детства не выносила домашних разногласий, всегда старалась обходить острые углы, а если это не получалось, то хотя бы сглаживать их. Подруги смеялись над ней, говорили, что она, как "страус прячет голову в песок", уходя, таким образом, от проблем, она в ответ смущенно улыбалась, соглашалась с ними, однако продолжала поступать по своему разумению. Когда ее особенно допекали, она иногда спокойно замечала, что подружки своими перманентными "родами истины в спорах" уже по нескольку раз сходили замуж, а она с Витусом прекрасно живут вместе более пятнадцати лет, и даже отсутствие детей не мешает их прочному браку. Такой аргумент обычно заставлял замолчать любую "доброжелательницу".
Витус очень ценил это ее качество и всегда хвастался перед друзьями, что Эля, как мудрая жена, сквозь пальцы смотрит на его "шалости". Однако на этот раз его "шалость" перешла все допустимые временные границы. Правда, внешне все выглядело весьма пристойно.
После завтрака, Витус где-то с полчаса початовался с кем-то по компьютеру, потом вдруг быстро оделся и направился к выходу.
- Ты же собирался сегодня дома поработать, - удивилась женщина.
- Знаешь, я вспомнил, что мне очень надо, но я скоро буду, через десять минут, самое позднее через два часа, детка, - ответил муж. – Да, кстати, а что у нас будет на обед.
- Что-то ты сегодня припозднился с вопросом, обычно ты об обеде спрашиваешь еще до завтрака, - не преминула съехидничать Эля.
- Я серьезно спрашиваю, может, тебе что-то в магазине нужно, - зная Элино отвращение к походам по магазинам, проявил заботу Витус.
- А, что получится, - сказала жена, инспектируя взглядом внутренности холодильника, - а на десерт, если ты захватишь мороженное, я сооружу какой-нибудь фруктовый салатик.
- Обязательно захвачу, - пообещал муж и был таков.
А жена занялась тем, чем занимаются миллионы работающих женщин в выходные дни – приводить квартиру в порядок. Что-то надо было переставить, что-то убрать, что-то постирать, что-то подправить. Куча дел, которых со стороны и не видно, но которые отнимают уйму времени и усилий и любой женщины. Эля терпеть не могла эти домашние женские дела, но еще больше она терпеть не могла любой беспорядок, поэтому уборку она никогда не откладывала в долгий ящик, выполняла ее безукоризненно, до автоматизма отработав все движения, чтобы голова в это время была свободна и не контролировала то, что делают руки.
Эля, или по паспорту Эльза Карлофф, была врачом. Муж ее Виталий Бердников тоже был врачом. Они и познакомились в медицинском институте на какой-то студенческой конференции. Витус был психиатром. Вернее он начинал хирургом, потом увлекся психиатрией и даже диссертацию защитил на тему о влиянии фазы быстрого сна на подсознание человека.
Эля же была терапевтом, диагностиком. Диагностик, как говорили ее коллеги и пациенты, она была от бога. Наделенная от природы аналитическим мышлением, подкрепленным великолепными знаниями и хорошо развитой интуицией, она в самых запутанных случаях безошибочно ставила диагноз. Эля и сама не могла объяснить, как это происходило. Многие болезни, особенно в начальной стадии не имеют четких признаков, часто симптомы бывают размытыми, имеют общий характер с другими недугами, однако для Эли это никогда не служило препятствием. Она почти всегда довольствовалась внешним осмотром и жалобами пациентов, чтобы вынести заключение, и только в особо сложных случаях прибегала к специальным анализам. На расспросы коллег она разводила руками и отвечала, что диагноз ставит ее голова, а если голова молчит, то тогда ответ подсказывает сердце, намекая на то, что часто срабатывает просто интуиция, но ведь интуиция зиждется, прежде всего, на знаниях и опыте.
Если на работе у Эли все было подчинено жестким рамкам логики, то свои творческие наклонности она могла проявлять на кухне. Насколько Эля не любила всякие домашние дела, настолько она любила готовить. Тут для нее не существовало никаких рецептов, никаких ограничений. Каждое приготовление обеда у нее выливалось в поток фантазии. Она смешивала несовместимые ингредиенты, и получалось что-то сногсшибательное. "Вкуснятина", – так привычно характеризовали итог ее труда. На вопрос, что готовит, Эля неизменно отвечала:
- А, что выйдет…
Ее блюда так и прозвали "а что выйдет".
Каждый раз, идя к ней в гости, подруги спорили, что же их ждет сегодня, и ни разу не угадали, настолько буйной была Элина фантазия. А просьбы поделиться рецептом того или иного блюда, заставляли ее обескуражено отказывать:
- Ну что я вам могу сказать – откройте холодильник, достаньте то, что там есть и фантазируйте. Щепотку того, ломтик этого, капельку еще чего-нибудь, и блюдо готово.
- А точнее ты не можешь?
- А точнее в книге о вкусной и здоровой пище написано, только если по ней готовить, получается так себе, средней паршивости. Дерзайте, творите. Кузня такое же место для творчества, как и мастерская художника. Спросите любого живописца, как он написал картину. Что он вам ответит – справа пять мазков красного цвета, а в нижнем левом углу желтое пятно размером шесть сантиметров на восемь. Так что ли представляете. Разве можно подсчитать, сколько он взмахов сделал, сколько мазков положил, сколько цветов смешал, где добавил, где убавил. Да еще и от настроения зависит. Сегодня ему нравится то, что он сделал, а назавтра может взглянуть другим взглядом и все снять, что вчера нанес на полотно. Так и на кухне. Сегодня одно настроение, в мясо я добавлю майоран, и выйдет один вкус. А завтра при приготовлении я в мясо добавлю тархун и белое вино, и получится совсем другое. Вы лучше не задавайте провокационные вопросы, на которые я не могу ответить, а кушайте. Пусть теперь у вас будет хорошее настроение. А вам понравится, и у меня будет хорошее настроение.
Муж так и не появился в тот день, а позвонил поздно вечером и сказал, что они с другом поехали к тому в деревню и застряли, приедут завтра.
- Ты не беспокойся и не звони. Здесь связь плохо работает, я даже отъехал, чтобы тебе дозвониться. Не скучай, - добавил от и отключился.
На следующий день, в воскресенье он тоже не появился. По мобильнику Эля не смогла с ним связаться, механический голос все время отвечал, что он вне зоны связи. К вечеру Витус позвонил и сказал, что заехал к матери, там оказалось срочное дело, которое он не успел докончить, остается ночевать у нее, а завтра прямо пойдет на работу.
- Не нервничай, дорогая, - посоветовал он прощаясь.
Эля и не нервничала. Но и в понедельник он не появился дома. Телефон его не отвечал. Вечером Эля позвонила к свекрови, но два раза на просьбу позвать сына к телефону, получила в ответ, что он вышел, а в третий раз та сказала, что Витус уже спит и будить его она не будет, да еще сделала выговор Эле за то, что она подходила к телефону, когда Витус звонил домой.
Ситуация становилась все более и более интересной, поэтому во вторник Эля решила навестить мужа в реанимационном центре по оказанию психологической помощи, где он работал. Он и еще несколько его друзей открыли этот центр для оказания психологической помощи людям, пережившим стрессовой ситуации. Не смотря на то, что в Тбилиси в психоаналитиках, так популярных в западном цивилизованном мире, потребность еще не ощущалась, деятельность Витуса и его товарищей оказалась нужной и пациентов, желающих получить квалифицированную поддержку, хватало.
Центр находился в полуподвальном помещении. Эля спустилась в небольшой, но очень уютный холл, выполненный в приятных серо-розовых тонах. Для пациентов была расставлены низкие удобные кресла, в тех же тонах, но более темного оттенка. На полу было ковровое покрытие, еще более насыщенного цвета. Плазменный телевизор был настроен на программу о животном мире. На стенах висели картины, своей цветовой гаммой гармонировавшие с общим фоном. Вся обстановка была подобрана таким образом, чтобы успокоить посетителей, поднять им настроение и подготовить к встрече с врачом. Эля, которая принимала участие в дизайне центра, в очередной раз отметила, что он получился отличным.
Пройдя холл, Эля повернула в коридор, в конце которого находился кабинет Витуса, и, постучавшись, вошла в дверь.
- Ой, Эллочка, как я рада тебя видеть, - поднялась ей навстречу Лидия Давыдовна, медсестра Витуса. – Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось, просто захотелось мужу сюрприз сделать, - успокоила пожилую женщину Эля. Лидия Давыдовна давно работала с Витусом и с радостью перешла вместе с ним на новое место.
- А что Витуса еще нет? – поинтересовалась Эля.
- Виталий Николаевич еще не приходил, но он звонил и скоро будет, - ответила медсестра. Она хоть и была на пятнадцать лет старше Витуса, сохраняя субординацию, всегда обращалась к нему на вы и по имени отчеству. А вот к Эле, с которой не была связана по службе, она относилась как к дочери.
- Тогда я его подожду здесь, - решила Эля.
- Конечно, подожди, - согласилась Лидия Давыдовна.
Какое то время женщины сидели молча. Медсестра занималась своими делами, а Эля все думала, что же она скажет мужу в присутствии постороннего человека, как объяснит свою тревогу, повлекшую приход сюда. Какие слова сказать, чтобы он не подумал, что она следит за ним, контролирует каждое его движение. Она всегда считала, что в семейной жизни главное любовь и доверие, а без них просто сосуществование двух разнополых особей.
Кабинет Витуса был выдержан в зеленовато-серых тонах, и только на полу был постелен темно-зеленый ковер. Такого же цвета была обивка на диване и креслах. Под потолком находилось окно, забранное ажурной решеткой. Мебель была выполнена из современных материалов под дерево и металла. Повсюду было много цветов, смягчавших казенность медицинского кабинета. Любительницей растений была медсестра, не признававшая новомодного увлечения искусственными цветами.
- Эллочка, - обратилась Лидия Давыдовна. Она всегда так называла Элю, считая, что имя Элла более красивое, чем просто Эля. – Я вот что все время хотела тебя спросить. Почему твоя фамилия Карлов, а не Карлова?
- Ну, вообще то я не Карлов, а Карлофф, с двумя ф на конце, еще точнее фон Карлофф. Это старая немецкая фамилия. Моя прапрадедушка, точнее я не помню сколько там пра в начале, еще в 18 веке при Екатерине переселился в Россию. Он бы барон, поэтому и приставка в начале фон. Только он был и младший сын в бедной баронской семье. От всего баронства один замок, от которого никаких доходов, а одни расходы, два гуся и свинья. Вот он и был вынужден определиться на военную службу, так и попал в Россию. Прижился, женился на русской, и пошел здесь род фон Карлофф. Все женились на русских, давно перешли в православие. От немецкой крови только фамилия осталась да память о фатерлянде. Ну, еще обязательное знание немецкого языка, обучение которому было главной обязанностью отца семейства. В нашей семье, например, один день в неделю дома говорили только по-немецки. Я и сейчас, когда встречаюсь с братом, по понедельникам с ним говорю только на языке предков. И его дети свободно говорят по-немецки. Почти все фон Карлофф были военными, честно служили своей новой родине. После революции приставка фон сама собой отпала, а потом еще одно ф затерялось, но мой папа восстановил два ф. Вот такая история моей фамилии.
- Да, очень интересно. А родственники в Германии у вас есть?
- Наверное, есть, но мы связи с ними давно потеряли. Правда, сейчас брат пытается восстановить.
- А как в Тбилиси оказались?
- Мой прадед служил в армии на Кавказе, был ранен и, выйдя в отставку, купил имение и поселился здесь. Очень ему климат понравился и народ здешний. Да и немцев здесь раньше много было. А его сын, мой дед уже не был военным, начал новую династию врачей.
В этот момент отворилась дверь и в комнату заглянула высокая красивая молодая женщина в бледно-голубом халате.
- А что, Виталия Николаевича нет? – спросила она.
- Виталия Николаевича пока нет, но он скоро будет, - ответила медсестра.
Женщина вышла, попросив сообщить ей, когда придет Виталий Николаевич.
- Это наш новый врач, Марина Владленовна, - ответила пожилая женщина на безмолвный вопрос Эли.
Эля тоже была не дурна собой – высокая, одного роста с мужем, с густыми очень светлыми, почти серебристыми волосами, коротко подстриженными под каре, с темно-карими глазами. Она сохранила стройную юношескую фигуру, которую не смогли испортить все ее кулинарные изыски. Об ее облике нельзя было с точностью сказать, что в нем было больше – славянского или саксонского, хотя присутствовали черты обоих типов. Одним словом, европейский тип современной женщины.
Заглянувшая женщина была совсем другая. Тоже высокая, но не худая и не полная, про таких говорят – фигуристая. Она в любой толпе привлекала к себе внимание. Распущенные темно-каштановые волосы струились до пояса, украшая ее лучше всех драгоценностей. Большие темные глаза напоминали две блестящие черносливины. Крупный хорошо очерченный рот с необычно пухлыми губами выделялся на фоне белой чистой кожи.
- Какие красавицы водятся у вас, - отметила Эля. Лидия Давыдовна с ней согласилась.
Эля еще посидела некоторое время, полистала медицинскую энциклопедию, просмотрела новые медицинские журналы, потом вышла в туалетную комнату. Возвращаясь, она заметила мужа, входящего в помещение центра. Вместо того, чтобы броситься ему навстречу, Эля почему-то замешкалась в коридоре и вдруг увидела, что Витус, сбежав по лестницам, вместо своего кабинета скрылся в комнате Марины Владленовны. Эльза продолжала стоять в коридорчике, понимая всю нелепость и бессмысленность своего стояния тут, но не могла ни вернуться в кабинет мужа, ни заглянуть к Марине Владленовны, ни расположиться в холле. Через минуты две-три из кабинета Марины вышла что-то бормочущая себе под нос пациентка. Проводившая ее до выхода медсестра Ниночка, к врачу не вернулась, а исчезла в подсобной комнате. А Эля явственно услышала, как щелкнул ключ в замке кабинета Марины.
Женщина замерла от неожиданности. Первой ее мыслью было: "Как хорошо, что ее не было видно из коридора". Иначе надо было бы прямо сейчас объясняться с Витусом, а она не была готова к объяснениям. Она тихо, совершенно спокойно, не делая никаких лишних движений, как будто боясь свернуть в сторону с намеченного прямого пути, вернулась в кабинет, забрала свою сумку и также спокойно вышла на улицу. У нее еще хватило выдержки попрощаться с Лидией Давыдовной, сказать, что она больше не может ждать мужа и встретится с ним вечером дома.
И только на улице она смогла перевести дух и перестать думать о том, как сохранить лицо и не расплакаться. Она шла и шла вперед, из-за тихо струившихся слез не разбирая дороги. Обо что-то споткнувшись, она полетела вперед, но была удержана прохожим.
- Вам плохо? – спросил тот и участливо предложил, – давайте я отведу вас домой.
- Домой? – переспросила Эля, и разом слезы высохли у нее на лице. Нет, дом был самым последним местом в мире, где она хотела бы сейчас находиться.
- Домой, - повторила она, - нет-нет, мне хорошо. Спасибо. Я сама.
- Ну, как знаете. Только будьте впредь внимательнее, так и разбиться недолго. Всего вам хорошего, - вежливо попрощался мужчина и продолжил свой путь.
- И вам всего хорошего. Еще раз спасибо, - произнесла ему вслед Эля.
А ведь правда, она могла упасть и даже расшибиться. Только этого ей сейчас не хватало. Надо успокоиться и сосредоточиться, спокойно подумать над ситуацией. Она оглянулась – оказывается, она автоматически шла домой. Нет, домой идти не хотелось. Эля свернула в боковую улочку и побрела к видневшемуся недалеко парку.
Постепенно эмоции стихли, голова прояснилась, и она могла вернуться к своему обычному состоянию. В сумке трезвонил телефон. По-видимому, он звонил уже давно, просто она не обращала на него внимания. Эля достала мобильник, взглянула на номер и спокойно отключила телефон. Звонил муж, наверное, он уже узнал, что она была у него на работе, и теперь пытался дозвониться до нее и узнать, чем было вызвано ее незапланированное посещение. Что ж, разговаривать с ним придется, но позже, не сейчас. А сейчас…
И вдруг Эля поняла, что разговаривать с Витусом ей совсем не хочется, ни сейчас, ни позже. Как будто все оборвалось. Все было привычно, потом вспышка, один момент, и все стало другим. Вернее, все осталось прежним, изменилось отношение Эли к Витусу. Как это произошло? Она не могла пока объяснить.
То, что мужа три дня не было дома, ни о чем не говорило. Он звонил, причины были вполне правдоподобны и вполне могли соответствовать действительности. И позавчера, и вчера и даже сегодня еще час назад Эля верила им. Да и тому, что Витус сразу же прошел в кабинет к молодому коллеге, могло быть невинное объяснение. Они могли обсуждать какую-нибудь общую проблему, а дверь заперли, чтобы им никто не помешал.
Нет, не в этом было дело. Мы верим тому, во что хотим верить. И наоборот, если мы во что-то не верим, то даже под страхом смерти не сможем в него поверить. Так уж устроено большинство людей. Застав мужа в постели с посторонней женщиной, если мы хотим, то поверим его объяснению, что ей внезапно стало плохо, и он делает искусственное дыхание, а разделся только для того, чтобы одежда ему не мешала. А вот, если мы не верим человеку, то, как бы он ни вел себя безукоризненно, мы всегда в его поведении будем искать подвох, червоточину, хотя эта червоточина в нас самих, в нашем отношении к нему, а мы в этом не хотим признаться самим себе.
Когда мы знакомимся с человеком, то авансом выдаем ему наше доверие. Будущее его поведение, отношение к нам или увеличивает это доверие, или сводит его на нет, и в этом случае мы стараемся прекратить или снизить до минимума наши отношения.
Влюбленность, а тем более любовь делает наше доверие безграничным. Говорят – любовь слепа. Это действительно так. Через призму любви мы все видим в искаженном свете. Дурнушка нам кажется красавицей, а шалаш – дворцом, а что бы ни делал предмет нашей любви, все кажется идеальным, не поддающимся критики. Это прекрасное чувство…
Но все когда-то кончается. И любовь, к сожалению, тоже. Это приходит она чаще всего сразу, а вот уходит постепенно, тихо закрывая за собой дверь.
Эля как ни силилась, не могла вспомнить, когда она поняла, что любит Витуса, а вот когда любовь кончилась она могла назвать до минуты. Но ведь все началось намного раньше, просто сегодня была последняя капля, после которой все, вернее ничего…
И разве Витус один виноват, что любовь прошла? Сколько раз она поступала вопреки его желаниям. Взять хотя бы защиту диссертации. Вполне могла, как и муж защищаться в Тбилиси, но она поехала в Москву.
А отпуск? Витус был заядлый охотник и отпуск брал всегда в сентябре, когда открывался охотничий сезон. В первые два года после замужества Эля тоже поехала с компанией охотников, помогала им, обрабатывала подстреленную дичь, готовила, стирала на всю ораву. На третий год она заявила, что предпочитает отдых на море, Витус скрепя сердцем поехал с ней в Гагры, но весь месяц промаялся, душой рвался в "родное болото", поэтому они пошли на компромисс, и в дальнейшем каждый отдыхал по своему вкусу.
Может, тогда произошла первая трещина? Или все-таки тогда, когда она в Москве провела полгода перед защитой докторской, забросив дом и мужа? Или когда Витус категорически отказался иметь детей? Ему было десять лет, когда от банального аппендицита погиб младший брат. Из-за этого Витус и стал врачом, но пережитое в детстве горе вызвало боязнь новых потерь и, как следствие этого, нежелание иметь собственных детей. Эля согласилась с его просьбой, но очень переживала из-за отсутствия ребенка.
Или когда поняла, что муж ей не верен? Правда, Витус все отрицал, и она каждый раз принимала его слова на веру, но ведь в глубине души она знала, что обманывает саму себя.
Скорее всего, и первое, и второе, и десятое. Что сейчас гадать? Надо жить дальше. Одно Эля знала точно – без любви, без веры, без надежды она жить с Витусом не будет.
Незачем.