Я больше не люблю...

Я больше не люблю…

                Часть 1. Мы познакомились…

    Мы познакомились на вечере встречи выпускников в университете, куда я была приглашена вместе со своими сокурсниками по аспирантуре с кафедры права. Был декабрь, и погода на улице стояла довольно-таки промозглая, с метелью, пронизывающим до костей ветром и прочими «прелестями», сопутствующими сезону.

    Я пришла совсем ненадолго - поздороваться и коротко перемолвиться с сокурсниками о последних достижениях на ниве научных изысканий, да и вообще о том, о сем. Все мы заняты на работе, и потому практически не видимся, так что предоставлялась отличная возможность встретиться и обсудить все и со всеми сразу.

    Примерно через час «программа минимум» (она же максимум) была выполнена, и я засобиралась домой. Надо было еще поиграть с сыном, счастливой матерью которого я являюсь вот уже почти два года. Наш папа «любезно» предоставил мне все права, а главное, возможности единолично воспитывать и заботиться о сыне, добровольно самоустранившись (физически и юридически) из поля нашего с Сеней зрения, сразу после развода. Впрочем, я ничего против существующего положения дел не имела.

   Распрощавшись с ребятами, одела шубку эдакого трапециевидного фасончика, из черного каракуля (верная моя подруга, пятый год ношу, а выглядит как вчера купленная), посмотрелась в зеркало (все в порядке) и направилась уже к выходу, как вдруг меня кто-то окликнул. Не по имени, нет. Даже никак не обращаясь, но, наверное, спинным мозгом я почувствовала, что относилось это ко мне.
   -Подождите!
   Остановилась и быстро обернулась. Я не ошиблась. На меня смотрел мужчина. Именно мужчина – никакое другое слово тут не подойдет (молодой человек, аспирант, парень – все не то), которого не встретишь так вот запросто на улице, в театре, кино или метро. Никогда раньше не видела его у нас в университете. Интеллигентное лицо, белокурый, высокого роста (наверно, где-то метр 85 – не меньше), в черном костюме, силуэт которого подчеркивал его стройную фигуру, выражаясь современным языком, - фактуру, две верхние пуговицы на ослепительно белой рубашке расстегнуты, галстук отсутствовал). Что особенно бросилось в глаза - отличная осанка, даже стать (такая редкость в наших краях!), и завершающий штрих в облике шикарного пока что незнакомца – очки без оправы, немного отливающие голубым блеском. Весь его вид, от манеры держаться до одежды, выдавали, не меньше как происхождение, даже не круг общения или статус, все это сейчас ни о чем толком не говорит, бывший рыночный торговец может вполне стать бизнесменом – и это по своей сути прекрасно. Но есть что-то, чего нельзя приобрести или заработать в течение жизни – с  первого взгляда в нем угадывалось то, что называется породой, а с этим, согласитесь, можно только родиться.               
   -Вы домой? – Спросил меня незнакомец.
   -Да.
   -Я бы мог вас подвезти, - неожиданно предложил он.
   -Но… мы не знакомы, - возразила я в растерянности. Мною овладели два противоположных ощущения: с одной стороны, не хотелось упустить неизвестно откуда свалившийся, обещающий быть счастливым, случай познакомиться с этим шикарным представителем противоположной половины человечества, а с другой, честно говоря, не видела повода так быстро согласиться на его внезапное предложение.
Наверное, он это понял…
   -А мы сейчас познакомимся, - нашелся незнакомец. – Меня Георгий зовут. А вас?
«Какое красивое, но не слишком часто встречающееся в Москве имя», - тут же подумалось мне.
  -Ольга.
  -Вы шампанское пьете? - Снова неожиданно прозвучал вопрос.
  -Да… вообще, но сейчас уже.., - я хотела сказать поздно, и что я собираюсь домой, и наверно, лучше в другой раз.
  -Минуту, - бросил Георгий и исчез в банкетном зале, который находился как раз по соседству.

  Я осталась стоять в холле в абсолютной растерянности. Совершенно одна – ни души вокруг, все веселятся в дальнем зале. Уйти или остаться? Нет уж, надо позволить войти в свою жизнь чему-нибудь новому, позволить событиям развиваться. Ведь если уйду – только что быстрее попаду домой, но, скорее всего, никогда не узнаю, кто он, что, какой. Странно как… Еще пару минут назад я буквально неслась к выходу, в душе сетуя на то, что расстояния в Москве так далеки, и приходится массу полезного времени тратить на бесполезное пребывание в метро, автобусах, пробках, буквально каждый день преодолевая огромные расстояния, чтобы добраться до цели. Чтобы открыть со вздохом облегчения дверь кабинета офиса – полтора часа «коллективных развлечений» с толпой москвичей и гостей столицы, которые стремятся к тому же, к чему и я, ровно с тем же упорством (трудовое законодательство), в одно и то же время (час пик). Хочешь увидеть сына, да и просто поспать – все то же самое, с теми же, только вечером. А теперь - вмиг забыла и о пробках, и об изматывающей тоскливой дороге, и даже о том, во сколько мне доведется быть дома, и что успею сделать за то небольшое время, которое останется до сна - все это ушло куда-то на задний план, затушевалось, растворилось, как будто никогда не существовало и не портило жизнь… 
 
   Георгий задерживался. Поздно. Ждет сын и мама. Наверное, уйду, если его не будет еще минут пять.
   Подошла к выходу и приоткрыла дверь на улицу. Метель и ветер. Все же не хочется выходить под сырые хлопья снега и проделывать тоскливый путь до метро, сожалея о несостоявшемся знакомстве.
   В этот самый момент появился Георгий с бутылкой шампанского в руке и двумя пластиковыми стаканчиками.
   -Держите, - он передал мне стаканчик и наполнил его шампанским. В другой немного налил себе.
   -За знакомство, - улыбнувшись, произнес Георгий.
   Я улыбнулась в ответ (а все же, как хороша жизнь, когда в ней, пусть даже изредка - появляется место для таких вот неожиданных приятных сюрпризов!). Мы оба немного отпили и теперь смотрели друг на друга. Никто из нас не решался заговорить. 
  -Вы здесь учитесь? – первый нарушил молчание Георгий.   
  -Да, на кафедре права, - ответила я.
  -О, как интересно! А я на кафедре истории, в аспирантуре, последний курс. В конце этого года – защита. Так что приглашаю. – Георгий снова улыбнулся. – Придете?
Он пристально посмотрел мне в глаза - так, как будто от моего ответа зависит вся его жизнь, и я – эта его жизнь и есть… Понимаю – не очень-то правдоподобно, однако так оно и было, по крайней мере, именно в таком виде те события отложились в моей памяти.

Теперь я могла рассмотреть его ближе. Он был не просто хорош собой, он был очень хорош. Его лицо, и все черты – казались какими-то не особенно яркими: белесые брови, совсем бледные губы, достаточно бледная кожа. Сами по себе, по отдельности, черты его лица не представляли собой чего-то из ряда вон выходящего, что позволяло бы считать их красивыми, за исключением, пожалуй, глаз - больших, продолговатой формы, с чуть опущенными верхними веками. Ну и, наверно, формы носа, являвшимся как бы продолжением лба. Все это вкупе с достаточно высокими скулами, мужественным подбородком и бог знает еще чем - чем-то неуловимым, для того, чтобы это можно было вот так запросто здесь описать, и составляло тот ореол привлекательности, который заставляет нас выделять из великого множества одни лица и не замечать другие, бесконечно всматриваться и разглядывать их, игнорируя другие, не такие, не эти…

  Я поймала себя на мысли, что раньше никогда не могла представить, что блондины могут быть такими привлекательными. Как-то так сложилось, что в моем понимании привлекательность зависела от выразительности и яркости черт и была свойственна скорее брюнетам, и, может, в какой-то степени шатенам, нежели блондинам.

  Однако надо было ответить хоть что-нибудь на заданный вопрос, хотя, конечно, толком он ничего не значил. Что может ответить незнакомая женщина незнакомому мужчине на вопрос, придет ли та на защиту, которая состоится через несколько месяцев? В другом случае я бы и бросила что-нибудь незначительное типа «а как же! обязательно приду, ты – главное, жди». Но сейчас… Все было не так, не так, как всегда, не так, как со всеми. Или, по крайней мере, казалось, что в этот раз все по-другому. Я терялась, не зная, оставить ли вопрос без ответа, как ничего не значащий, пошутить на эту тему или все же сказать что-то более или менее определенное. Чего он от меня ждет?

  -Приду… то есть не знаю.., - попыталась я ответить на его вопрос, - сейчас, к сожалению, не знаю, где буду в это время.
По-моему, получилось как-то наивно. Наверняка я кажусь ему растерянной и уже не  такой  интересной, по сравнению с той, какой он меня увидел поначалу…
  -Мы это обсудим, - нашелся с улыбкой Георгий, - в машине. Да? Я сейчас. Только пальто возьму…
  Георгий снова исчез, а я опять стояла одна, под гирляндами хрустальных люстр, среди колонн огромного фойе, разглядывая себя в зеркале и размышляя о своих ощущениях.

  Признаться, я немного недоверчиво оценивала свое отражение. Как я выгляжу? А как я могу выглядеть? Мне – 28, живу с мамой и сыном, которого родила 2 года назад от мужчины, которого любила. Тогда он был еще моим мужем. Приходится много работать, за небольшую зарплату (где они - большие-то?), чтобы обеспечить семью (мама согласилась досрочно уйти на пенсию, когда родился Сеня, за что ей большое спасибо), одновременно еще и учиться, чтобы можно было рассчитывать на перспективу в карьере. Хотя карьера, в наших российских условиях, как я уже сейчас начала понимать, понятие довольно-таки условное. Вобщем, вся эта нагрузка, может даже не столько физическая, сколько моральная (надежда, понятное дело, только на себя), конечно, давала о себе знать и самым что ни наесть прямым образом отражалась на внешности. Выгляжу я, конечно, немного устало, ногти могли бы быть и более ухоженными, да и помаду давно пора новую купить… Но по большому счету – фигура стройная, морщин нет, что само по себе в целом уже и неплохо. И, кстати, я тоже природная блондинка, как и Георгий.

  Не нужно ли подкраситься? Не смазалась ли тушь? А губы? Не должны ли они быть немного поярче? И не надо ли еще… Надо. Но показался Георгий в длинном пальто элегантного кроя - уже не успею.
  Мы вышли из корпуса университета. Господи, какой же холод! Мои колени в колготках двадцати дэн тут же продрогли, да и шуба-трапеция не спасала от ветра. Я шла за ним, кутаясь в воротник и видя только следы его шагов.
Внезапно мой новый знакомый обернулся.
-Замерзла? - он взял меня за мою холодную ладонь своей теплой, побольше, с длинными, чуть узковатыми для мужских рук, пальцами.
-Нет…
Мы остановились, глядя друг на друга. Метель как-то внезапно стихла. 
Почему, зачем он так пристально смотрит? Кругом ни души, и мир вдруг показался огромной снежной бесконечностью, будто сама вечность вверила нас друг другу. Между нашими лицами в безмолвном хороводе кружили снежинки. И этот взгляд, и тепло его руки словно разбудили меня от какого-то долго длившегося сна. Я почувствовала, будто сейчас, в этот самый момент происходит что-то очень важное в моей жизни, и что так, как раньше уже не будет никогда…

Мы сели в машину Георгия, темно-синюю Мазду. У моего бывшего любовника (почти бывшего, мы с ним еще общаемся) - 500-ый Мерседес. 500-ый – потому что тогда, когда он его покупал, это была последняя модель. Теперь, наверное, уже 600-ый. Хотя, как говорит моя подруга Вика, между 500-ым и 600-ым разница небольшая, если это Мерседес. Да уж… Давно, кстати, его не видела.

В тот вечер Георгий первый раз позвонил мне, и с тех пор мы созванивались почти каждый день. Мы стали встречаться, и жизнь начала  приобретать совсем другие краски. Как назвать то ощущение, когда каждый день приносит радость, когда ты не можешь заснуть, потому что хочешь быстрее проснуться, чтобы только как можно скорее вспомнить, осознать свое новое состояние, свое счастье, внезапную удачу, а проснувшись, торопиться начать день, когда хочется жить в настоящем и боишься это настоящее потерять? Была ли это любовь? Не знаю… Все может быть.

Я и раньше чувствовала нечто подобное, когда встречалась с другими мужчинами, вернее, начинала встречаться. Слишком быстро все становилось каким-то обыденным, куда-то исчезало и никогда уже не возвращалось вновь. Собственно, как и сами отношения. Но в этот раз все было по-другому.

Я старалась ни о чем не думать и не оценивать происходящее со мной, а просто тихо впитывать ощущение радости, которое приносил теперь каждый прожитый мною день. Мы здорово проводили время вместе: много гуляли по заснеженной Москве, заходя попутно в кафе и ресторанчики выпить глинтвейна или кофе и согреться, каждый день слали друг другу СМС-ки, вечерами созванивались, если не могли встретиться, и подолгу болтали. Обо всем: о жизни, о работе, об университете, о себе. Он каждый раз передавал привет моей маме и сыну. И однажды сказал, что хочет познакомиться с Сеней.

Какой женщине, которая растит ребенка одна и мечтает создать семью заново, не будет приятно услышать такое? И я уж точно не была исключением. Но ответила, что -  нет, возможно, лучше подождать немного. И постаралась произнести это как можно с более равнодушным видом, чтобы не думал, что я только того от него и ждала - что заманить как можно скорее в круг формальных обязательств. Не знаю, как он воспринял сказанное и что при этом подумал… Никаких особых эмоций на его лице я не заметила. Я услышала лишь: «Хорошо. Скажи мне об этом, когда сама сочтешь нужным».

Честно говоря, мне не очень понравился его ответ. Получалось, что в следующий раз я сама должна буду выйти с повторным предложением о его знакомстве с Сеней. Может, через какое-то время так и нужно было сделать, но я очень боялась показаться навязчивой, хотя мама сказала, что это «никакое не навязывание». Но все же я тогда подумала, что мужчина должен больше брать на себя инициативы в таких вопросах… Признаться, я представляла, что он предложит познакомиться с Сеней еще раз. Но он не предлагал. Я тоже молчала на эту тему. Мамин вердикт был таковым: «Сама виновата. Ты его отшила». Я же размышляла по-другому: «Бывает, ничего страшного, куда нам торопиться? А в следующий раз предложит – обязательно познакомлю».

Часть 2. В ресторане.

Однажды он пригласил меня в ресторан. То есть, конечно, мы и раньше заглядывали в рестораны и тому подобные места, но в этот раз все было не так, как всегда. Мы пошли в шикарный ресторан. Дорогой. Перед тем, как пойти, он еще предупредил: «Надень что-нибудь… не как всегда».

Всегда были джинсы или какие-нибудь брюки. Я подумала, что «не как всегда» – это, наверно, диаметрально противоположное повседневно-брючному варианту и надела платье. Вечернее. Короткое (выше колена). И светлые чулки. Я предпочитаю именно светлые. Потому что тогда видно, что ноги – это часть тела, а не нечто, обтянутое темным. Может, я слишком категорична в этом вопросе и даже не права, но такой уж меня вкус, такое, так сказать, чувство стиля. И, кстати, по-моему, мужчины тоже так думают. По крайней мере, не помню, чтобы кто-то из них задерживал на моих ногах в светлых чулках взгляд меньше, чем на… минуту? 40 секунд? Не знаю, специально не считала. Но точно помню – это были длительные взгляды, дольше, чем обычно. Да, и дольше все же, чем когда я в черных чулках!

Когда мы появились в ресторане, кажется, все прекратили есть. Присутствующие рассматривали нас, как будто мы были какой-то знаменитой парой, чьи фотографии не сходят с обложек глянцевых журналов (не меньше, чем Виктория и Дэвид Бэкхемы). Да уж… Посмотреть было на что, вернее, на кого (я очень старалась!).

Мы уселись друг напротив друга и уже могли рассматривать - я его, а он меня. Мне было двадцать восемь, и я вся светилась здоровьем, энергией, предвкушением чего-то очень яркого и светлого в жизни, что должно было произойти с неминуемой предопределенностью и, наверное, предчувствием любви. Что это были за ощущения! Я казалась себе глубоководной рекой, вот-вот готовой выйти из берегов, не ведавшей ни где она начиналась, ни где заканчивалась, лишь прислушивающейся к быстрому течению, которым она сама и была…

Я сидела прямо под огромной хрустальной люстрой, и вся освещалась ее благородным светом, и мои светлые вьющиеся волосы, собранные в «бабетту», и декольте (конечно, декольте - не одевать же платье с глухим воротом на свидание с любимым мужчиной), и ногти, покрашенные перламутровым лаком, и губы, покрытые блеском, и часы (так себе фирмы, но, впрочем, сейчас это не важно) – все сверкало, переливалось и выглядело как-то по особенному, необычно, и даже торжественно, неожиданно для меня самой. Я слегка улыбалась, не размыкая губ, улыбкой Джоконды, и, ничего не говоря, смотрела на Георгия. Начав было листать меню, он внезапно остановился и стал рассматривать меня, не отрывая глаз и почти даже не мигая. Мне казалось, он был заворожен.

Спустя некоторое время мой милый спутник, наконец, сказал, что очень рад видеть меня, и что сегодня я особенно хорошо выгляжу. Как слова могут упрощать ощущения, впечатление от момента, ничего не значащие, но вмиг отрезвляющие своей банальностью слова… Почему они  всегда окрашивают обыденностью высокие по своему содержанию вещи или которые могли бы быть таковыми - если бы не они, не слова. Да что, в самом деле, слова? Штампы… Хорошо, что есть другие способы общения, которые наверняка не подведут. Во сто крат важнее, что ты чувствуешь рядом с человеком, как он смотрит, как прикасается. Это и есть правда. Поэтому, наверно, нужные фразы  так трудно порой подобрать. Вот и в этот раз – его взгляд был более красноречивым. И искренним. В этот момент мне казалось, что все то, что я вижу и чувствую – и есть правда, а вовсе не те две банальные фразы, которые так нелепо прозвучали. Кто теперь скажет? Возможно, так оно и было.

В тот вечер я много пила и мало ела. Все больше чувствовала, как нравлюсь ему. Ощущение сладостной эйфории взаимной симпатии, власти над временем, жизнью, обстоятельствами (звучит, наверно, несколько высокопарно, но именно так оно тогда и было), над ним как над мужчиной ... Я нравлюсь, а значит, все могу, мне все подвластно и нет ничего такого, что было бы выше моих сил… Какая женщина меня не поймет? Он нравился мне всегда, но, пожалуй, только сегодня, сейчас я приняла решение, что могу стать с ним ближе. Гораздо ближе, чем при прогулках под луной по заснеженной Москве и бесконечных глинтвейнах в кафе по вечерам.

Правда, временами я не была уверена, насколько серьезно относится ко мне он. Может, ему нужна женщина просто на какое-то время? Например, отвлечься, так сказать, от написания диссертации. Тогда и мне не стоит думать о нем столько, сколько я в последнее время думаю. А если он серьезен со мной – то в таком случае я могу расслабиться в наших отношениях и не оценивать каждый его поступок или слово на предмет искренности и чистоты намерений, что нам, женщинам, все время приходится делать на начальном этапе отношений, чтобы отсеять то, чего не должно быть, и оставить то, что всегда ждешь и ищешь.
   
С каждым глотком выпитого мною вина меня все больше наполняло ощущение какой-то внутренней силы и глобальной правды всего происходящего, моей личной реальности, и тех принципов, по которым я живу и строю свою жизнь. Мне казалось, он изучал меня, пытался понять. Я же, попросту говоря, была уверена в себе, пожалуй, как никогда раньше и нравилась себе, потягивавшая вино из фужеров под сверкающим сводом хоровода хрустальных люстр. Интересно, знает ли он об этом? Знает ли он, что я уверена и сильна? Именно сильна, не что-нибудь там еще… Что я добьюсь и получу всего, чего только не пожелаю, даже если… если его не будет рядом? Знает ли он, что мне не страшно? Не страшно ничего и даже, например, потерять его? И что я уважаю его и наши с ним отношения, но в силах отказаться от них в любой момент? Может быть, это будет напрасно, но я скажу ему об этом. Скажу прямо сейчас. О том, что я думаю и чувствую и … Зачем? Зачем… Чтобы он лучше понимал меня. Просто понимал и все. Такая вот потребность. Мне почему-то захотелось, чтобы он обязательно знал, что я не собираюсь держать его в тисках отношений, и что если он захочет, то всегда может «выйти из игры». Вобщем, он полностью свободен. Да, именно это надо будет ему сказать.

Наверно, моя внешность менялась вслед за мыслями. Я почувствовала, как расправились мои плечи, и как чуть искривленный еще с детства, под грузом бесконечных занятий рисованием и музыкой, позвоночник вдруг выпрямился дальше некуда.

-Я должна тебе кое-что сказать, - начала я, опустив глаза, и взяв в очередной раз в руку бокал с вином, но все еще раздумывая, говорить или не говорить обо всем, что мне только что пришло в голову, – я… я не собираюсь в ближайшее время замуж. И… может быть, никогда. Хочу, чтобы ты знал.

В конце фразы мой подбородок машинально поднялся вверх, а спина, так как ей некуда уже было выпрямляться, откинулась назад, из-за чего дыхание немного сдавило, и  в какой-то момент я закашлялась, кровь мгновенно прилила к лицу. Наверно, он сейчас решит, что я пьяна. Может, так оно и есть. Зачем я все это сказала? Честно говоря, мне самой все это было сложно понять, зато хотелось, чтобы понял он… Почему я все это говорю мужчине, который нравится? Тем более, что нравится так, как не может нравиться на один день или даже на один год. Он нравился мне, как нравятся на всю жизнь. А жизнь, как известно, не часто балует такими подарками. И их, между тем, принято ценить, а не отталкивать. Но это я сейчас так рассуждаю, а тогда… Тогда мной овладела непреодолимая потребность продемонстрировать свою самодостаточность и еще бог знает что, сейчас уже и не понять толком. Ну и еще я пыталась угадать его реакцию, конечно же.

Реакция – не то чтоб оказалось какой-то неординарной или отсутствовала вовсе. Она скорее была, чем нет. Вот, пожалуй, и все, что можно о ней сказать. Георгий при моих словах посмотрел куда-то в сторону, поверх моей головы, и произнес:
-Может, ты и права. Но, наверно, не стоит делать таких скоропалительных выводов. Ты ведь еще так молода...

Он отпил немного вина и, улыбнувшись, поставил фужер на столик. Глубокая мысль, черт возьми. Подошел начищенный официант и предложил десерт. Мы отказались. Затем Георгий рассказал какой-то очень смешной анекдот, мы долго смеялись, и я уже забыла, что полчаса назад казалась себе оплотом самодостаточности, супер-леди новой России, направо и налево покоряющей социальные вершины… Да и он, к моему удовольствию, по-моему, тоже не вспоминал о моем странном заявлении.

Мы расплатились за ужин. Вобщем-то, можно было уже вставать из-за стола и покидать это премного достойное заведение. Но Георгий не вставал, а постукивал, задумавшись, пальцами по столу. Я ждала.

-Оль, есть предложение. Как ты смотришь на то, чтобы поехать сегодня ко мне? Я недавно купил квартиру в строящемся доме. Вот недавно только заселился. Обживаю. Посмотришь, как я живу.

Да. Так и есть. Я предчувствовала, что так и будет, я ждала. Конечно же, да. Мы поехали к нему. Провели тогда нашу первую совместную ночь.

Часть 3. Любовь.

С тех пор почти каждые выходные мы проводили вместе. Со временем наши встречи, конечно, стали более обыденными, чем поначалу. Но это была приятная обыденность. Как сейчас помнится, все было скорее обычно и предсказуемо, чем необыкновенно и очень интересно. Но присутствовало в этих наших «ординарных» свиданиях то, что я не променяла бы ни на какие развлечения в самых дорогих отелях с обслуживанием класса «люкс», какие предпочитал, например, Игорь, мой, напоминаю, любовник (к тому моменту уже, правильней будет сказать, с приставкой «экс»).

В пятницу вечером он встречал меня после работы. Обычно мы ехали куда-нибудь посидеть или сразу к нему домой, ужинали, обязательно с вином. Все это уже было как ритуал. Потом ночь, которая продолжалась почти до утра. Потом сон до обеда. Затем Георгий вставал первым, готовил что-нибудь необыкновенно вкусное из совершенно обыкновенных продуктов. Мне думалось тогда: «Великолепно готовит, великолепно одевается, да он меня еще и любит! Он поистине совершенен, мой Георгий!». И мы обедали, иногда прямо в постели, болтали, а потом смотрели какой-нибудь классный фильм или занимались еще чем-нибудь поинтересней. В субботу вечером он отвозил меня домой: хотя бы один выходной день нужно было провести с сыном – погулять, поиграть. Слава богу, все остальное делала мама. Вот одним из таких «нашим» утром, а точнее, днем, Георгий и задал мне вопрос, с которого в моей голове и начался медленный, но верный, так сказать, поворот в отношении к нему и к нашим отношениям вообще.

Вопрос-то, в принципе, банальный и сам по себе никуда не ведущий, да и, по большому счету, мало что значащий, особенно если вспомнить на этот счет перлы народной мудрости и учесть весь существующий жизненный опыт, в женской его интерпретации. Он всего-навсего спросил, сколько детей я хотела бы иметь.

Я? Детей? Сколько? Но у меня уже есть один… Ну да, если, конечно, представить себе, что такое возможно… Если только представить… Это-то и  было сложнее всего - представить, что у моих будущих детей будет реальный отец и одновременно любящий меня муж. Но сколько же тогда мне будет лет? - внезапно пришла мне в голову, не относившаяся к делу, мысль. Раньше при подобных размышлениях (о возможных детях, повторном браке и т.п.) у меня на глаза наворачивались слезы. Кому нужен чужой ребенок? Кому и когда? И какая разница, сколько мне тогда будет лет? Я гнала от себя эти мысли. Всегда. Уже приучила себя никогда об этом не думать. А тут… Тут мне вдруг предлагают представить такое, о чем и мечтать-то боишься, да не кто-нибудь, а мужчина моей мечты, который не где-то за тридевять земель в смутно обозримом будущем, а здесь и очень даже рядом. Всегда рядом. Когда только я захочу. При первой же возможности. Почему же мысль совершенно не двигается в этом направлении? Ведь все так просто, понятно и естественно! Ни у меня, ни у него препятствий к тому, чтобы все наши с ним желания исполнились, нет! Так откуда тогда такая неуверенность и, даже я бы сказала, страх?

Ну да, просто последний раз я думала на эту тему уже очень-очень давно. Если бы только все было хорошо (материально и был бы муж), ну и там позволяли жилищные условия, то я хотела бы еще девочку – это уже два ребенка. И потом, как-нибудь потом, через некоторое время – еще одного, все равно кого, мальчика или девочку. То есть получается, трех. Ну надо же! Мы почти совпали в наших представлениях о хорошей семье – он хотел трех или даже четырех. Его слова, как радуга после дождя, засияли в моей голове, мгновенно залив светом и разбудив спящие доселе мечты и отложенные до лучших времен желания. Но нет, не могу же я и в самом деле показать ему, что на самом деле чувствую.
 
-Да, но я не собираюсь замуж! – немного капризно заявила я. – Я говорила тебе уже…
               
Зачем я снова вернулась к этой теме? Честно? Наверно, все же, как и в прошлый раз, хотела выглядеть сильной, и может даже показать, что таких как я, женщин, надо добиваться. И что я решаю сама, как и по каким принципам строить жизнь.
               
-А может, ты хотела подтолкнуть его к обсуждению этой темы? Или даже к принятию како-то решения? – спросит меня потом моя подруга Вика.

Может и так… Даже скорее всего. Только какая теперь разница?

Помню, как в ответ на это заявление он удивленно поднял брови. Потом улыбнулся и сказал:
-Ну это мы еще обсудим с тобой, малыш. А я, честно говоря, хотел бы иметь жену и вообще семью. Настоящую семью. Я же не представитель богемы – знаешь, пришел-ушел. Да и не хотел бы, чтобы мои дети росли вне брака. Как-то это… не знаю… не по-человечески, не по-мужски. Да и возраст – уже не мальчик. Тридцать два года – куда уже дальше? В сорок пять, что ли детей заводить?

Я лежала, уткнувшись в его плечо и тихо слушала, боясь пошевелиться и пропустить какое-нибудь слово. Не то что бы я обрадовалась его словам или ждала каких-то признаний – нет, скорее, просто не ожидала от него подобных рассуждений. Мне поначалу казалось, что у нас все как всегда, то есть как пишут в книгах по психологии: что мужчины боятся брака, и главное для них – свобода, что ищут они ни к чему не обязывающих отношений, и не дай Бог, намекнуть или даже как-то дать понять, что ты хотела бы выйти за него замуж и уж тем более, иметь детей. А тут… он сам заводит разговор на эти темы. Очень странно и неожиданно. 
         
Потом уже, немного погодя, я перестала стесняться обсуждать с ним эти вопросы и даже предлагала какие-то идеи по поводу нашего совместного будущего. Вобщем-то, они были совсем нехитрыми. Например, что даже если мы когда-нибудь поженимся, то совсем необязательно жить все время вместе. Тем более что он намерен продолжать заниматься научной деятельностью. Когда ему все успеть? Мы могли бы так же, как и сейчас, видеться по выходным. Он и не возражал, даже принял эту идею как приемлемую, в зависимости от будущих обстоятельств.

Конечно же, я не собиралась бросаться ему на шею с банальными вопросами, когда он на мне женится и серьезно ли все это он. Но все же, в общем – и то, что он говорил, и его отношение ко мне, и то, как он себя вел, каким-то незаметным для меня образом сложилось в ощущение абсолютной уверенности и спокойствия. Появилось даже что-то наподобие удовлетворенности, чего никогда не было в моей жизни раньше: ни с бывшим мужем, которого я, тем не менее, любила, ни потом с любовником.

С мужем, несмотря на то, что мы состояли в самом что ни наесть в законном браке, вообще все было как-то не так, как надо. Наверно, потому что получилось все слишком спонтанно. Брак был вынужденной мерой – должен был появиться Сеня. Мы безумно нравились друг другу, но оказались не готовы к постоянному проживанию под одной крышей, да и к ответственности за семью, в принципе, наверно тоже. Поэтому, как только Сеня родился, отношения разладились. Я его не виню, нет. Семья – это ведь тоже, как талант что ли: кому-то дано, кому-то нет. Вообщем, расстались мы без сожаления. И продолжили жизнь по отдельности, как и прежде, с той лишь разницей, что он один, а я – с сыном. В моей жизни вдруг появилась ответственность за ребенка, необходимость что-то менять, пытаться чего-то достигнуть. Поэтому на пятом курсе своего Воронежского университета я перевелась в Москву, а затем и поступила в аспирантуру. Все эти события и совпали с разводом.
Здесь, в Москве, я уже ближе познакомилась с Игорем, моим любовником, который тогда еще таковым не был. Первый раз мы с ним увидели друг друга давно, еще в мою юность, у двоюродного брата на даче: "приехал друг из Москвы". Красивый, высокий, интеллигентный парень. Да и не парень уже - молодой мужчина, с моей тогдашней точки зрения, по крайней мере. Мне было пятнадцать, ему – двадцать восемь, старше на 13 лет. Наверно, именно тогда первый раз в своей жизни я испытала пока еще довольно-таки смутное чувство симпатии к противоположному полу. Мы общались дня три, пока он гостил у брата. Потом уехал. А на прощанье он меня поцеловал. Совсем не как друг… Все это время я помнила о нем. Как потом выяснилось, он обо мне тоже.

Когда после развода с мужем мы с Сеней и мамой приняли решение переселиться в Москву, я позвонила ему, узнать, как дела и вообще. За это время он женился, стал крупным бизнесменом, завел сына, пресытился жизнью и имел желание развестись со своей нынешней женой.  Вот на таком этапе жизни и в таком состоянии (я в своем, а он – в своем), мы с ним и встретились вновь. Оказалось, Игорь обо мне все время помнил и хотел когда-нибудь встретиться. Он вызвался помочь обустроиться в Москве.

Со временем мы стали любовниками, тем более что нам ничего особенно не мешало: я была к тому времени разведена, а он толком не жил со своей женой. Однако желание развестись так и оставалось по сей день только желанием. Здесь, как и всегда в таких случаях, примешивалось еще что-то, что мешало принять серьезное решение: чувство долга, несовершеннолетие или болезнь его сына, плохое самочувствие жены, и все такое прочее… Довольно скоро я поняла, что Игоря такие отношения вполне устраивают. Ставить ему ультиматум смысла не было – в Москве около богатых мужчин крутится сколько угодно красивых молодых женщин, готовых предоставить все радости земных и прочих удовольствий, и, выражаясь бизнес-языком, которым пользовался Игорь - оказать посильное содействие в многоплановых досуговых мероприятиях, за вообщем-то небольшую, со стороны мужчины, так сказать, степень отдачи процессу отношений. Так что, с учетом упомянутых фактов, а также «сопутствующей конъюнктуры», он мне был нужен больше, чем я ему.

К настоящему времени первоначальная страсть между нами заметно поугасла, но мы продолжали встречаться, иногда просто так. Приходили в какой-нибудь супер-ресторан или в ночной супер-клуб (другие он не посещал), общались. Он иногда предлагал мне деньги, но я старалась не брать - так, в крайнем случае: когда сын стал потихоньку вырастать из детской кроватки, нужно было купить диванчик. А еще как-то Сеня схватил воспаление легких – понадобились дорогие лекарства. Во всех остальных случаях – нет, это не для меня. Возможно, эта моя позиция отчасти и привлекала его во мне. По крайней мере, как он говорил, - «удивляла» и «обезоруживала».

Ну а с момента, когда я начала встречаться с Георгием, наши с Игорем встречи стали случаться еще реже, пока окончательно не перешли в сугубо платонические свидания раз в месяц. Я начала подумывать о том, чтобы рассказать Игорю о моих отношениях с Георгием и предложить ему остаться просто друзьями. Тем более что он неоднократно говорил мне, что если я встречу мужчину, которого полюблю, то всегда могу сказать ему об этом, и он все поймет. Наверное, этот момент настал. Я видела, конечно же, что он ощущал чувство вины за то, что не может предложить нормальных отношений, в которых заинтересована на определенном этапе любая молодая женщина. И даже сочувствовала ему в какой-то мере, но, правда, не говорила об этом. Но все же когда-нибудь я хотела бы сообщить ему, что так, мол, и так, продолжать отношения больше не имеет смысла, ты меня не оценил, но есть тот, кто сделал это (и обязательно добавить при этом: в отличие от тебя). Вот примерно так.   
 
Не знаю, права ли была тогда, но я позвонила Игорю и предложила встретиться, если он, конечно, не против.

Часть 4. Игорь.

Мы встретились, как обычно - вечером, в девять (он всегда очень поздно заканчивал работать – «издержки накопления капитала», как он говорил) в ресторане «Сыр». Заказали вина. Игорь, как всегда, классно выглядел. Дорогой шикарный черный костюм, белоснежная рубашка, Rolex на левой руке. Галстуков Игорь не любил, и потому носил их редко, но почему-то питал большую тягу к разного рода ремням высокого качества, которые водились у него в большом количестве и выделялись во всем его облике как существенная деталь туалета. В основном он предпочитал широкие черные ремни с солидными пряжками, придававшими ему оттенок некой сдержанной брутальности. Обычно при встрече мой взгляд останавливался и задерживался на этой самой детали дольше, чем на других.
-Ну куда ты смотришь? – говорил мне с укором-усмешкой Игорь, замечая мой любопытный взор, - смотри мне в глаза.

В глаза так в глаза. Хотя, честно говоря, его глаза нравились мне немного меньше, чем он сам. В них иногда лучше было не смотреть. Вернее, не столько сами глаза производили несколько отталкивающее впечатление, а, скорее холодноватый блеск, исходящий от них, так что взгляд его время от времени напоминал взгляд хищника, высматривавшего добычу или проверяя, нет ли поблизости противника.
    
Даже не знаю, сколько может стоить все, что на нем надето… Идеально выбритый, «волевой», как говорят, подбородок. Опять же ясный, немного жесткий взгляд (что делать - сфера деятельности, да и образ жизни накладывали свой отпечаток). Он, кстати, так всегда прямо и говорил о своей работе: на войне как на войне, и зачем-то добавлял, что на наши отношения это никак не повлияет. Правда, действительно, именно это и не влияло.
Господи, и этот мужчина – олицетворение успеха, всяческого благополучия и красивой жизни, объект зависти и вожделения женщин всех возрастов и классов общества, оплот надежности и уважения среди себе подобных – мой! Я могу посещать с ним вместе самые престижные и дорогие места в одном из самых дорогих городов мира, могу поехать с ним отдыхать, куда захочу, могу засыпать и просыпаться рядом в  шикарнейших отелях. Да, мой, но не до конца мой, а ее - его жены. А мне надо, чтобы до конца и насовсем. Да и пора бы уже определиться, тоже ведь не девочка давно.
 
И вот ему, вот этому самому мужчине, этой «голубой мечте» и одновременно жар-птице и птице счастья в одном лице, я приехала сказать, что… Что все. По правде говоря, я боялась, что не решусь поговорить с ним на эту тему.

Мы сидели, глядя друг на друга, и улыбались. Каждый о своем. Он, наверно, предвкушая вечер отдыха, ну а я – просто от замешательства. Мысли путались в моей голове, кроме того, подкупала и обезоруживала его улыбка – само обаяние. А если еще он начнет рассказывать, как соскучился по мне в своей «мурлыкающей» манере, то тогда уж точно не хватит решимости. Нет, пусть уж лучше он найдет повод стать серьезным, тогда и мне будет гораздо проще принять нужный тон: позвонит жена, например, - это было бы вообще идеально. Тогда я ему запросто выпалю все, что приготовила. Но жена не звонила, а я не знала, как заговорить о том, зачем приехала сюда.

За соседним столиком устроилась компания молодых, вполне себе интересных мужчин, один из них – с каким-то очень уж знакомым лицом. Если не ошибаюсь, известный футболист. Парень то и дело отвлекался от беседы и бросал более чем красноречивые взгляды на меня, а затем и на Игоря. Видимо, пытался понять, кем мне приходится этот шикарный представитель сильной половины человечества. Причем на Игоре он задерживал взгляд не меньше, чем на мне. Однако было очевидно, что то, что он понял из увиденного, приводило его в замешательство. И, видимо, оценка своих шансов удовлетворения не приносила.
Мне вдруг захотелось «дать повод». Повод для внимания к себе, для ревности. Вот так просто и легко – захотелось понравиться. Всем. Нет, лучшим из лучших. Игорю и футболисту. И чтобы взгляды, ревность, уговоры… На свидание, как я уже говорила,я явилась в довольно-таки коротком платье. Поймав его взгляд, демонстративно положила ногу на ногу (как Шерон Стоун в фильме «Щепка»), мгновенно приковав его взгляд к моим стройным ногам в светлых, опять же, чулках. Футболист «все понял», и уже не сводил с меня глаз. Игорь заметил, конечно же, эту секундную «рокировку», поймал взгляд футболиста, убедился, что ему «не показалось», продолжительно посмотрел на парня. Затем, не отрывая от него взгляда, положил руку на мое колено и погладил его, что, наверно, на мужском языке означало «вот видишь, мне можно, я с ней тут не просто чай пью и разговоры разговариваю». Потом взял мою руку и, поцеловав, не отпускал, держал в своей и заглядывал в глаза уже мне.
-Мы так давно не виделись. Я так рад тебя видеть.., - произнес, наконец, Игорь. – Расскажи, как ты? Как диссертация? Как Сеня?

Ну как ему сейчас сказать, что нам не нужно больше видеться? Нет, лучше позже. За ужином я так и не решилась ничего рассказать Игорю. И вообще решила, что все – в следующий, более удобный раз. Однако «удобный» момент подвернулся в этот же вечер.
Уже сидя в машине, после ресторана, Игорь обнял меня и предложил:

-Может, поедем сегодня ко мне на дачу?
-Нет, Игорь, на дачу мы не поедем.
-Не поедем? Почему?
Я медлила. По-моему, настал подходящий момент для объяснений.
-Мы уже давно не общались близко... Я соскучился. – Игорь оторвал взгляд от руля и посмотрел на меня.
Ха! Он соскучился! Хорошо же ты, дружок, пристроился: живешь с женой, по мне скучаешь. Насыщенная жизнь!
-А общение с женой тебе не помогает скучать по мне меньше? – Съязвила я. Мне вдруг захотелось выдать ему все, что думаю о наших отношениях, что столько копила в себе и не могла высказать, потому что никто особенно и не интересовался, о чем я думаю. Теперь можно. Сейчас я все скажу этому «старому козлу» (ну он же старше на 13 лет).
-Ты же знаешь, у нас давно нет интимных отношений…

У них нет интимных отношений! Обрадовал и обнадежил! Заслуга и одновременно аргумент - почему они должны быть с ним у меня! Потому что с ней нет. Во мне все больше закипало возмущение. Нет, не надо ссориться. Нужно просто и спокойно сказать ему обо всем, о чем собиралась. Скандалы у нас уже были, и ни к чему хорошему еще не приводили. Но меня все же несло, неожиданно даже для себя самой:

-Зато все проститутки Москвы в вашем распоряжении, ваше превосходительство! – зло сказала я.
-Оль, ну что ты говоришь такое… Не в настроении что ли? – Игорь, похоже, сделал вывод об ординарности ситуации и бесполезности каких-либо усилий по направлению ее в нужное русло, и начал заводить машину.

-Игорь, нам нужно поговорить. Не заводи, пожалуйста, машину пока.
-Хорошо. Давай поговорим, - немного отстраненно ответил Игорь, однако почти уже трогаясь с места.

На мою просьбу не заводить машину он, что называется, «положил». «Козел.., - подумалось мне в тот момент, - если не ехать на дачу, то можно и не реагировать на мои просьбы. Все вы хотите одного. И дальше своего мужского носа ничего не видите. Георгий бы так не поступил. Хорошо хоть не все мужчины одинаковы».

-Ты только себя предпочитаешь слышать? – раздраженно обратилась я к нему.
Я не стеснялась демонстрировать в его присутствии любые свои эмоции. Сколько раз я выражала недовольство его высказываниями или поведением. Не стеснялась открыто говорить, как к нему отношусь, что думаю, иногда вела себя откровенно демонстративно и даже эксцентрично, пытаясь вызвать ответные эмоции у него. Один раз даже дала пощечину, в порыве высказывания очередных укоров, но он отчего-то на это не реагировал, не обижался, относя все подобные проявления к издержкам, связанным с моей молодостью. И часто, когда я потом плакала после подобных «выступлений», от собственного бессилия, ощущения наивности и даже глупости «инсценированного мной представления» (по его словам), говорил, что "это ничего" и "пройдет с возрастом". И иногда добавлял еще, что он «это в своей жизни уже видел», и «не только это». Кто бы сомневался… Короче, в итоге я мысленно соглашалась с тем, что, конечно, в его возрасте со своим-то опытом и деньгами он действительно все видел и много знает, и осознавала всю неуместность и бесперспективность моих увещеваний. Вот такое у нас было своеобразное «взаимопонимание».
-Я слушаю, - он выключил зажигание.
-Помнишь, ты мне говорил, что если я встречу мужчину, которого полюблю, то могу всегда сказать тебе об этом?
Игорь сидел, уставившись в руль. Да уж… Все в его жизни было, а вот этого, наверно, не было: какая женщина рискнула бы пренебречь его вниманием?
-Это произошло? – не отрывая взгляда от руля, после некоторой паузы, спросил он.
-Да.
-И ты его действительно любишь? – он внимательно посмотрел на меня. Не поверил, наверно, что такое вообще возможно.
-Да, - уверенно ответила я.
-Расскажи мне о нем, - неожиданно предложил Игорь.
-Зачем? – усмехнулась я. – Зачем тебе это нужно? Я просто ставлю тебя в известность, что…
-Спасибо, что не отказала, - прервал меня Игорь. – И за откровенность спасибо. Я это всегда ценил в тебе.
Он, как и всегда, выглядел вполне спокойным.       
-Зачем? – переспросил он, - я неплохо разбираюсь в людях, иначе я не был бы тем, кем стал. Может, дам тебе какой-нибудь совет.
Совет! Да какой совет он может мне дать! Тоже мне, советчик… Ну пусть слушает, если хочет. Пусть получит, что заслуживает. Может, поймет, насколько он не состоятелен в отношениях. А то, наверно, голова кружится от собственной значимости и регулярных приступов самоуважения.

 И я рассказала ему, как познакомилась с Георгием, как проводим вместе время, о наших планах на будущее и взглядах на семью и детей. В своем рассказе я постаралась заострить внимание на тех моментах наших отношений, которые не мог мне дать Игорь. Например, в подробностях описала, как мы вместе проводим время у него дома, как вкусно он готовит, какими замечательными могут быть выходные, и что он готов встречаться, когда я только пожелаю. Тем самым я пыталась подчеркнуть, что мне не нужно делить его ни с кем (и в частности, с женой), что он может открыто привести меня к себе домой, и что нам не нужны отели. Да, еще сказала, что поженимся, как только он защитится.

Игорь, все внимательно выслушав, задал вопрос, на мой взгляд, совершенно не относящийся к рассказу о моем новом избраннике, как будто вовсе проигнорировал мое повествование о нашей замечательной жизни, которую поведала я ему с таким энтузиазмом:
-Из твоего рассказа я не понял, Оля, кто он и каков его основной род занятий?
Господи, ну какая разница?!
-Он аспирант, я же тебе сказала.
-Аспирант и все? – переспросил Игорь, открыв окно в машине и закурив.
-Да… А что еще? – Я немного растерялась. Действительно, я впервые подумала о том, что толком не знаю даже, где он работает.
-Аспирант-историк, - произнес Игорь и усмехнулся.
-Что смешного? – спросила я, почувствовав, как начинаю раздражаться.
Этот «старый козел» усмехается! И это в то самое время, когда я хотела его пристыдить и вывести из его вечного (гребанного) равновесия.         
-Смешного, конечно, ничего. Просто возник закономерный в этом случае вопрос: что он тебе может дать в жизни?
-Что дать?! – Я уже кричала, обращаясь к нему. – Он может дать мне то, что ты не сможешь дать никогда! Он может дать мне семью, понимаешь?! Семью! Не все в нашей жизни измеряется миллионами. Не все можно купить! Этот человек, в отличие от тебя, хочет иметь со мной семью, а не только секс, как ты! И он совсем другое ценит в отношениях – не разврат! Как ты! Да ты посмотри на себя, как ты проводишь время с женщинами и каких женщин ты предпочитаешь! У тебя же на уме одни отели да проститутки! А я не хочу быть одной из твоих проституток! – выпалила я ему уже срывающимся голосом. На глаза навернулись слезы. Пожалуй, первый раз за все время нашего общения я высказала ему все, что хотела, что наболело и так долго копила в себе.

И, конечно, по большому счету я преувеличивала. Как к проститутке или как к женщине на время Игорь ко мне никогда не относился. Но пусть почувствует, что чувствую я, когда он забирает каждый вечер с работы жену, а меня не забирает никто! И на ее звонки он отвечает всегда, а на мои может и не ответить, если он дома! Но, с другой стороны, чего же другого можно ожидать от любовника?..

-Оля, я понимаю тебя, - он взял меня за руку, - успокойся.
Я отдернула руку.  Сдерживать слезы я уже не могла, так что они лились в три ручья.
Игорь закурил очередную сигарету. Похоже, я добилась своей цели даже в большей степени, чем рассчитывала. Хотела вывести из себя его, а в результате нервничали мы оба.
-Оленька.., - опять начал Игорь, предпринимая очередную попытку объясниться и успокоить меня.
-Я тебе не Оленька! – огрызнулась я.
-Ну хорошо, Олюшка, послушай, что скажет тебе твой «старый козел». Это должно было когда-нибудь случиться. Поэтому я ни в коем случае на тебя не обижаюсь. На все, что ты сказала. Я понимаю тебя и претензий у меня нет, как и возражений…
Он не обижается! Он не имеет! Да пошел ты! Конечно, он не имеет, какие обиды, если ему плевать на меня?! Если я ему никто?! Смысл - обижаться на пустое место? Козел и лицемер... Пожалуй, пора взять себя в руки.
-Просто ты мне не безразлична, и ты это прекрасно знаешь. Из твоего рассказа у меня сложилось мнение по поводу твоих отношений с этим… о ком ты рассказывала. Может, я сейчас скажу то, что тебе не понравится, по крайней мере, я понимаю, что ты сейчас просто это не воспримешь. Оля, этот человек не для тебя.
-Что?! Что ты такое говоришь?! – Если сказать, что я была взбешена, значит, не сказать ничего. – Да ты говоришь это из зависти или из мести! – выпалила я.
-Оля, из твоего рассказа я не увидел признаков серьезных намерений этого человека по отношению к тебе, - спокойно и твердо произнес Игорь.
-Игорь, ты что? Белины объелся? По-твоему, признаки серьезных намерений – это отели, рестораны и самолеты Аэрофлота до Карибов что ли?
-Оля, этот человек тебя обманет. Прошу тебя, не связывайся с ним, - настойчиво и как-то даже решительно сказал Игорь.
Ведь как перетрухнул, старый козел! В воздухе пахло раздражением и серьезным конфликтом.
-Игорь, ты не понял. Я выхожу замуж. Я выхожу замуж за этого человека.
-Не советую тебе этого делать.
-Я с тобой не советуюсь! Я сообщаю тебе, что выйду замуж. И буду счастлива!
В ход пошла уже четвертая или пятая сигарета.
-Да ты ревнуешь! – воскликнула я. – Признайся, что ревнуешь! Какая уже сигарета?! Старый козел…

Ну да, он, конечно, знал, что я иногда так его называла, пытаясь показать, что хоть в чем-то он мне уступает. Хотя не знаю, можно ли в данном случае возраст считать недостатком: он – состоявшийся крупный бизнесмен, успешный красивый мужчина, да и просто богатый человек, с устроенной семейной жизнью, живет в шикарных условиях, ему доступно все самое лучшее, чего только достигло человечество, захотел – и завтра он в любой точке земного шара, в какой только ни пожелает, любая машина, любая недвижимость, любое все, а я… А что я? Мать-одиночка, у которой на руках двухгодовалый ребенок и мать-пенсионерка, со всей своей семьей проживающая в однокомнатной квартире, с зарплатой в восемь тысяч рублей в месяц… Да еще женщина. Да еще в России, где женщин гораздо больше, чем мужчин и такие мужчины, как Игорь дороже золота… Зачем он вообще со мной возится? Вполне мог бы найти вариант и покрасивей, чем я, без обузы в виде ребенка, моложе и, по крайней мере, гораздо покладистей. «Старый козел» - это все, что я могла ему противопоставить, вернее, хоть чем-то его задеть.

-Ну, для того, чтобы ревновать, я уже старый… козел, как ты изволила заметить. Но ты мне не безразлична. Ты и Сеня тоже. Ты о нем-то хоть думала? Что с ним-то будет?
-Что будет? Он будет со мной. Мы вообще будем встречаться с Георгием, как и сейчас, по выходным. Остальное время ребенок будет со мной.
Игорь посмотрел на меня, как на окончательно потерянный элемент для общества.
-Ладно, Оль, поехали, отвезу тебя домой. В любом случае всегда можешь рассчитывать на меня. И не забывай о Сене. Вот и все, что я должен тебе сейчас сказать.

С той самой встречи мы с Игорем не виделись, созванивались редко. Очень редко. Я ему практически не звонила. Он звонил сам, да и то спросить, как Сеня и не нужно ли ему что-нибудь. Не нужно. Хотя, конечно, на самом деле… На этом месте я глубоко вздыхаю, вспоминая о том, как в реальности обстояло дело, и как потом все сложилось. На самом деле все было совсем не так. Кто был в подобной «шкуре», тот поймет, а кто не был – нет смысла и объяснять (или – читай выше).
Но все равно я была очень счастлива все это время – у меня был Георгий, что с лихвой компенсировало все материальные (в основном) проблемы, связанные с моей маленькой семьей.   

Видимо, бог посчитал, что я достойна своего счастья и даже, судя по всему, решил сделать мою жизнь еще счастливей. А иначе – почему мне повезло, и я устроилась на тысячу долларов в один из крупнейших банков юристом?

Недавно где-то прочитала, что западные ученые вывели, наконец, формулу счастья. Раньше-то никто не знал, что это такое. Зато сам вопрос был очень распространен. Задавали его все подряд и где ни попадя (в фильмах, книгах, викторинах, даже, кажется, было что-то подобное в темах школьных сочинений, типа «Счастье: как я его понимаю»). И из советского прошлого даже вспоминаются такие же странные ответы, как и сам вопрос: «Счастье – это когда тебя понимают». То есть, как только тебя поняли – уже счастье. Как все просто, оказывается. Не могу сказать, что взаимопонимание с окружающими когда-либо было для меня какой-то особенной недостижимой роскошью, а вот каких-то особенных ощущений в связи с этим не припомню. Уж извините, господа, кто изобрел эту сугубую формулу.

Так вот. Оказывается, чтобы ощутить это самое счастье, нужно быть успешным и чувствовать себя удовлетворенным в нескольких областях жизни одновременно: быть здоровым, иметь удачно сложившуюся личную жизнь (судя по всему, семью с определенного возраста, конечно же), карьеру (работу, обязательно любимую), хобби (любое любимое занятие, которое приносит удовольствие, но не работа), хорошее финансовое положение (это уже как кто себе представляет: для меня на тот момент тысяча долларов была манной небесной, а, к примеру, Игорь на содержание одной только своей машины тратил больше, даже не представляю на сколько, и часто говорил однако, что «глубоко несчастлив в этой жизни», при этом степень его искренности не оставляла и капли сомнения).

Я чувствовала что-то наподобие начинающих отрастать крыльев: ребенок у меня уже был, слава Богу, не особо болел (повезло ему в этом плане – не знает советского детсада), я сама тоже, как правило, в норме, работа на новом месте еще не успела надоесть, потому как только началась, на тот момент мне нравилась, а от одной только мысли о перспективах совместной жизни с Георгием захватывало дух.

Окружающий мир, за чудесами которого я наблюдала с недавних пор сквозь розовые очки, с каждым днем становился все более розовым. Где-то на горизонте появилась радуга. Жить становилось все приятнее. Я, наконец, могла себе позволять те красивые мелочи, что из женщины делают женщину: дорогую косметику, красивую обувь, кое-что из одежды… И главное, самые важные вещи в гардеробе женщины – красивое (а соответственно, дорогое) белье. В основном, французское, конечно. Вообще, все французское мое самое любимое и до сих пор – косметика, и белье, и одежда, конечно, и духи. Итальянские и немецкие лекала мне не подходят из-за несоответствия типа фигуры. Интересно, кстати, какой русской женщине они подходят? Вот Вика, например, любит немецкую одежду, так та же проблема – велика в спине, даже самый маленький размер. Она все же покупает, потом переделывает под себя. А отсюда – распространенное убеждение, по крайней мере, большинства моих московских подруг, да и просто знакомых, в «нестандартности» их фигур, и потому невозможности подобрать свой размер. Тут, конечно, смотря что брать за стандарт. Если итальянское или немецкое телосложение – тогда, конечно, да, хреново со стандартом. Отечественного легпрома у нас нет. Зачем? У нас нефть есть. Вот от этой нефти все и проблемы. Наверное, если бы ее не было, было бы что–нибудь другое, более пригодное для повседневной носки или использования. Например, легкая промышленность или автомобильная. Так что пока итальянцы шьют на итальянский стандарт, немцы - на немецкий, а русский стандарт – либо виллы на Лазурном берегу, опять же на нефтедоллары, либо поражающее сознание изобилие видов водки в магазинах, включая «Русский стандарт». Открытым текстом, то есть. А мы в России вообще непосредственные… и предпочитаем называть вещи своими именами. Да, и еще никогда не мелочимся. Главное, наводнить страну одеждой «европейского качества», а уж то, что у нас фигуры «нестандартные» – это все мелочи. Просто скажем себе и друг другу, что у нас нестандартные фигуры и с чувством «глубокого удовлетворения» выслушаем новости об очередном повышении мировых цен на нефть. Ну и озадаченно нахмуримся, если вдруг новости будут противоположные.
      
Такой вот поток мыслей возникал в моей голове во время каждого похода по магазинам и при попытке купить понравившуюся вещь. Потом уже и перестала ходить везде подряд, только в отделы французской одежды. Мне, наверное, надо было родиться в Париже. Но тогда бы я никогда не встретила Георгия.

            Часть 5. Стриптиз и диссертация – вещи несовместимые.

   Отношения с Георгием приобрели новый, я бы сказала, пикантный оттенок. Желая быть уж совсем на высоте, чтобы, значит, не только самой смотреть на любимого в розовых очках, но также нацепить розовые очки и ему, я прошла курсы стриптиза.  Так что время от времени я устраивала презентацию какому-нибудь очередному новому гарнитуру в виде эротического танца на столе и с шампанским дома у Георгия. По-моему, ему нравилось.
Прошло, наверно, уже месяца три с того момента, как мы начали встречаться, и я уже не представляла даже, как жила без него раньше. Последнее время я начала понимать женщин, которые плачут в моменты близости с мужчиной. Раньше моему сознанию понимание этого было просто недоступно. Ну занимаешься ты любовью с мужчиной, чего плакать-то? Радоваться надо. А тут... Все по-другому. Однажды поймала себя на мысли, что боюсь, вдруг когда-нибудь это все закончится.

Пожалуй, вот где-то на этом этапе я и начала потихоньку осознавать, что влипла. Влипла по-крупному, как никогда. Поняла, что влюбилась, как кошка, до предельной грани, и мир для меня рухнет, как только я потеряю его. Это произошло, чего я так опасалась, но не избегала и не береглась, как мотылек, летящий на пламя, зажмурив глаза и расправляя все больше крылья навстречу собственной гибели - я стала катастрофически бояться потерять его…

И мне кажется, он тоже это понял. Понял то, что не должен ни в коем случае понимать ни один мужчина, ни в какой момент времени, ни на каком этапе отношений (по крайней мере, на этом утверждении строятся общепринятые постулаты общения между полами), увидел и ощутил то, что не должен был видеть и ощущать, но, тем не менее, что с роковой неизбежностью мужчина каждый раз понимает, видит и чувствует, как только женщина начинает испытывать по отношению к нему то, что чувствовала я… Необязательно даже говорить, что вы любите его, вашего избранника, но он всегда безошибочно определит это. И вот тогда, в этот самый момент вы всецело отдаетесь в его власть и на его милость. Что теперь делать и как вести себя с вами – это уже решать ему, а не вам, вопреки расхожему мнению, что выбирает женщина. Все, что она может теперь выбрать – принимать те условия игры (то есть ту модель отношений), которую почти стопроцентно начинает ей диктовать мужчина, почувствовав свою власть над ней, или же отказаться с риском потерять и его, и свою любовь. Он начинает давить на вас, навязывая удобный лишь ему стиль общения, и может даже шантажировать отношениями. Правда, мужчины говорят то же самое и в отношении женщин. Возможно. Не спорю, им виднее. Я рассказываю свою историю и о себе. Вот примерно на этом-то этапе вы можете начать соглашаться на предложенный вам тип отношений (который, возможно, вы и не заслужили), что вполне себе с высокой долей вероятности может заключаться в необходимости мириться с его изменившимся вдруг поведением, с которым бы никогда в другой момент времени не смирились, стараться не замечать или как-то объяснять его себе и оправдывать унижения, эмоциональную боль и холод. Вот и весь выбор. Но это я теперь об этом знаю. А тогда… Тогда я была уверена, что полностью контролирую себя. Отдавала всю себя без остатка ему и нашим отношениям и всему тому, что с ним связано, и не могла допустить и мысли, что делаю что-то не так или отдаю слишком много.

Можно сказать, что беспокойство зародилось во мне раньше, чем у нас с Георгием  появились проблемы. Да собственно и проблем-то особых не отмечалось. Просто мы стали реже видеться. Вот и все. Только это. Да и причина вполне понятна – дело шло к защите его диссертации. Не мог же он уделять мне столько же внимания, как и раньше. И все же… Мне настойчиво стали приходить мысли, что все не так, вернее, не совсем так, как должно и может быть. Конечно, то, что нужно готовиться дольше и серьезней – это аргумент. Но мой внутренний голос, который обычно спал беспробудным сном, вдруг проснулся и начал делать на полях моего безмятежного еще в ту пору сознания, довольно-таки четкие и неоднозначные пометки: то не так, это не эдак, то голос его был не таким как всегда при разговоре, то смотрел не туда, то глаз не поднимал, то домой не отвез, то отвез, но молчал всю дорогу, а на вопросы отвечал слишком односложно. Впрочем, может быть, я преувеличивала, и мне все это просто казалось, кто теперь скажет?..


Однажды так получилось, что мы не виделись почти месяц - первый раз за все время наших отношений. О следующем свидании мы, расставаясь в последний раз, не договорились. Время шло, а звонка от Георгия все не было. Тогда я решила позвонить ему сама. Еще, помню, размышляла – стоит или не стоит проявлять женщине инициативу в подобной ситуации. Даже посоветовалась со своей подругой Викой. Она, кстати, не посоветовала: «сочтет, - говорит, - что навязываешься». Но потом я подумала: мы же столько уже встречаемся. Да и странное какое-то распределение ролей: инициатива только от мужчины, а женщина, выражаясь правовым языком, не субъект что ли отношений, не равноправный, получается, участник? Пораскинув мыслями, все же решила, что имею такое же право заявить о своем желании встретиться, как и он. В конце концов, не захочет – скажет, что не может. Вот и все. И хотя Вика мне и сказала, что о правовом подходе стоит вспоминать только при разводе… Да только кто ее будет слушать, потому как что она может понимать в наших отношениях? Вика… Тоже мне, советчик. Она же не знает, насколько у нас все серьезно, насколько все далеко зашло, что мы даже обсуждали тему брака и детей! По его, причем, инициативе, прошу заметить. Поэтому все эти советы подруг и доброжелателей по большому счету абстрактны и рассчитаны на среднестатистический случай. Только одна фраза, сказанная ей в самом конце беседы, мне понравилась: «Только ты сама знаешь до конца свою ситуацию, и только сама можешь принять правильное решение». Да уж, вот это точно. Поэтому-то и решила больше не колебаться, и приняла это самое решение.

Как-то вечером я набрала его номер. Он даже немного удивился, но, по-моему, был все-таки рад. Поговорили о том - о сем, поделились последними новостями. Откровенно говоря, я ждала от него предложения приехать или хотя бы встретиться (то есть как обычно). Однако на протяжении всего разговора никаких предложений от него не последовало. Тогда я сама предложила к нему приехать. Он не возражал, но предупредил однако, что очень занят сейчас написанием диссертации и времени уделить мне толком не сможет. Но я все же решила поехать: не хватало еще, чтобы он за своим «дисером» забыл, как я выгляжу.

И с полузабытым уже энтузиазмом я начала готовиться к встрече. Вымыла голову, сделала шикарную (пышную, конечно) прическу (а не какой-нибудь там хвостик). Недавно прочитала, что если хочешь покорить своим внешним видом мужчину, то волосы должны быть обязательно длинные, распущенные и пышные - дескать, он при этом решит, что ты в самом расцвете сил, сексуальна и здорова, а ведь именно это нужно для продолжения рода. А мужчина, как известно, автоматически стремится ни к чему-нибудь там феерическому и неясному, а очень даже к конкретным вещам, а именно – оставить в природе свой незабвенный след, не иначе как воспроизведя себе подобного. Правда, моя подруга Вика на этот счет заявляет, что в наше время более эффективный способ достичь все перечисленные заветные цели (женщине – покорить мужчину, а мужчине – продолжить род) – иметь собственную квартиру, где этот самый род и можно продолжить. Но если так рассуждать, то, по-моему, вообще нереально что-либо продолжить, и никого за всю жизнь так и не покорить, учитывая среднестатистический уровень жизни в нашей стране.

Порассуждав таким образом сама с собой минут пять, забросила в сумку недавно купленное красное кружевное боди. Или не брать?.. Вообще-то у него скоро день рождения, и боди куплено, так сказать, по поводу. А тут… Ну да ладно, там решим. Можно будет прикупить что-нибудь другое. Ишь, решил отсидеться за дисером – нет, дружок, так дело не пойдет. Вечерний макияж, обтягивающие джинсы - кто устоит?

Уверенная в себе, тут же поймала такси. 40 минут – и я у заветной двери.
Георгий открыл дверь – джинсы немного вытянутые на коленях, рубашка в бело-голубую клетку навыпуск (моя любимая), шлепанцы на босу ногу, трехдневная щетина (а то и четырех, если присмотреться), чуть красноватые и какие-то тусклые глаза (понятно, сидит, наверно, дома безвылазно, без свежего воздуха перед компьютером). Улыбнулся.
-Как ты?
-Как ты? – ответила я ему вопросом на вопрос.
-Дописываю, видишь, сдавать скоро…
-И чаем не напоишь? – мурлыкнула я ему в ухо, вся еще в его объятьях, вдыхая запах его белокурых волос и уютно касаясь губами воротника бело-голубой рубашки.
-Чаем напою, но больше нет ничего, извини, - полусказал-полупрошептал Георгий.
Чай мы попили быстро, как-то даже особо не общаясь. Георгий пил, задумавшись, глядя куда-то в одну точку, в угол кухни. Я все ждала, что он будет задавать мне какие-нибудь вопросы, например, как моя диссертация, как Сеня и так далее, но мы всё сидели, а он все не задавал. Зато несколько раз повторил, что будет все выходные очень занят, глядя, опять туда же, в тот же угол. А я-то надеялась, что он не оторвет глаз от меня…
Нет, конечно же, он удостоил мою скромную персону своим великолепным взором, раза два за «посиделки». Все-таки на меня нельзя было не обратить внимания уж совсем, даже по объективным причинам: в конце концов, я почти красавица, особенно с учетом тех манипуляций, которым я подвергла сегодня свою внешность, хотя, похоже, именно это волновало его сегодня как раз-таки меньше всего.

-Посмотри, малыш, телевизор, поищи какой-нибудь хороший фильм. Я не могу, понимаешь, сейчас уделить тебе время… Да, и спать я лягу очень поздно сегодня. Так что постели себе в зале, чтобы я тебе не помешал, пока работаю, - объявил он мне.

Георгий вышел в комнату, где работал за компьютером. Я прошла из кухни в зал, машинально щелкнув пультом телевизора. Очень, очень занятненько, чудненько, я бы сказала даже. Все сказанное не укладывалось в голове. Если я в своем уме и мне не показалось, то он только что предложил мне лечь спать в зале, чтобы он мне «не помешал». А для чего, черт возьми, я приехала к нему на другой конец Москвы? Чтобы он не мешал мне спать?! Он что - вообще уже рехнулся от своей диссертации? Да в чем же дело, черт побери?! Что же это за диссертация, от которой нельзя отвлечься на совместный сон с любимой женщиной или еще на что-нибудь поинтереснее? В конце концов, мы месяц не виделись! Он что – попросту говоря, меня не хочет?

Мысли путались в моей голове, я щелкала пультом, не особо вдумываясь в содержание на экране. Затем мое беспокойство понемногу начало стихать и сменилось более мирным состоянием - появились доводы в защиту ситуации: если бы он совсем не хотел меня видеть, то просто бы не согласился, чтобы я приехала, вот и все. На самом деле все не так плохо. Подумаешь! Ну занят человек. Это же в первый раз…

Я продолжала переключать каналы. Но тогда зачем я приехала? Чтобы сутки просидеть вот так, одна, посмотреть телек, поспать и уехать что ли восвояси? Да нет, ну не сутки же он просидит за своим компьютером… Смешнее всего будет привезти боди назад, даже не оторвав этикетку и не надев… Да ладно, в конце концов, лучше об этом не думать.

По телевизору ничего толкового не было, тем более что в таком моем состоянии все подряд казалось бестолковым. С кресла я перебралась на диван, прилегла, задремала.  Очнувшись, посмотрела на часы – десять вечера. Приехала я где-то в восемь. Прошло два часа… Спать не хотелось. Более того, за то время, пока я дремала, прошло чувство легкой усталости от дороги и всякой беготни в течение дня. Эх, в ночной бы клуб сейчас! Оторваться, потанцевать с любимым!

Поднялась с дивана совершенно на бодряке. Что там делает наш ученый? Может, он одумался и принимает холодный душ, чтобы взбодриться и завалиться неожиданно в постель, в таком же бодром расположении духа и тела, в котором сейчас пребывала я?

Я тихо, на цыпочках, прошла в его комнату. Нет, он не одумался и не взбодрился. Сидел ко мне спиной, вперившись в компьютер, листал какую-то книгу, и время от времени набивал текст на компьютере. Видимо, свою гребаную диссертацию - что ж еще? Я стояла сзади и смотрела на его стройную спину, на белокурый затылок, с чуть вьющимися волосами (наверное, они вились бы еще больше, если б не короткая стрижка, из-за которой не совсем заметно, насколько они кудрявые, его волосы), на холеную руку с ухоженными ногтями (всегда коротко подстриженными и хорошо обработанными), которой он перелистывал страницы... Каким он был родным! И затылок, и спина, и рука, и рубашка – все части тела и гардероба – все мое. Понимаете, мое! Никто мне не нужен, только он! Даже если бы Игорь с его миллионами сейчас сказал бы, что разводится, чтобы жениться на мне, я бы сказала – нет! Мне есть с кем жить, за кого выходить замуж и от кого я действительно хотела бы ребенка. И ни за какие сокровища не променяла бы двухкомнатную квартиру в далеком, как Северный полюс, Орехово на двухуровневый пентхаус с зимним садом в Юго-Западном АО (административном округе, я имею ввиду)!

Мне захотелось обнять его сильно-сильно, прижаться, впасть в минутное блаженство и очнуться только от его поцелуя… Тихо-тихо я подошла к нему сзади и закрыла его глаза своими руками. Секунду он сидел, не двигаясь, так и не перевернув очередной страницы книги, которую он в тот момент листал, потом положил свои руки на мои, разжал их и поцеловал.

-Оленька, иди поспи, - шепотом сказал он, обратив ко мне взгляд (такая редкость в этот вечер!), - видишь, я занят.
-Ты что же, милый, и не собираешься спать сегодня? Так и просидишь за компьютером всю ночь? – тоже шепотом спросила я.
-Я же говорил тебе. Возможно, да. В любом случае, лягу очень поздно.
-Ну как же так? – спросила я с обидой в голосе. – А я? А мне что делать?
-Я же говорил тебе… Ну посмотри телевизор, почитай, поспи…
Да не хочу я спать! Да сколько же можно меня не замечать?! Он работает! И я работаю всю неделю, однако перлась к нему на такси через всю Москву (за свой, между прочим, счет), даже и не поинтересовался, как у меня дела! Да что за эгоизм, в конце концов! Я обделяю вниманием сына, и не получаю ничего взамен от него.
-Но может, мне вообще уехать? Раз ты так занят… У меня, в конце концов, тоже есть дела. И тоже диссертация…
-Оля, я же тебя предупреждал, - суховато произнес он, немного помолчав.
Он предупреждал! Я не думала, что тебе до такой степени на меня плевать! Вот как он запоет, если я скажу, что сейчас же уеду?
-Мне сейчас уехать?
-Когда тебе будут удобно. Если хочешь, я вызову такси.
Что?! Когда мне будут удобно?! Он согласен?! Он согласен, чтобы я уехала! Да кто он после этого! Да что же за идиотизм! Я начинала осознавать, что пытаясь любой ценой привлечь его внимание, получу, пожалуй, совсем не то, что хочу.
-Пожалуй, так будет лучше. Только отвези меня сам, -  произнесла я капризным тоном. Да, пусть тогда везет сам. Это будет компенсация за недостаток внимания, который я испытываю в последнее время. 
-Сейчас не могу, только завтра, - сухо ответил он, не отрывая глаз от монитора.

Сделав обиженное лицо, я вышла из комнаты. Снова пощелкала пультом. Неинтересно. Подошла к окну, раздвинула шторы, посмотрела в окно: пустырь, ничего и никого вокруг, только несколько машин перед подъездом. Георгий купил квартиру в еще строящемся доме и заселился совсем недавно, наскоро сделав ремонт. Дом этот стоял один одинешенек на пустыре, первый по плану застройки. Далеко не все жильцы вселились. Многие еще даже оформление не закончили, кто-то только делал ремонт.

Прошлась вдоль книжных шкафов. Как много книг… Зачем ему столько? И как такое количество покупалось? И кем? Неужели им самим? Наверное, все же нет. Что же почитать? Сплошь все исторические. Никогда не любила историю как предмет, еще в школе – мертвая наука о мертвых, тем более что еще и переписывают ее без конца кто во что горазд. Ну что может быть в этом интересного? По-моему, надо жить настоящим или готовиться к будущему, а не копаться бесконечно в прошлом. О-о, даже на французском имеется! И на английском… Да наш Георгий полиглот. Честно говоря, никогда не задумывалась толком об этой стороне его личности. Только, пожалуй, как о мужчине. Так… А это что? «Повесть временных лет»… «Откуда есмь пошла земля русская». Да какая разница, откуда она пошла? По-моему, важнее теперь куда она идет и где окажется с такими вот Сусаниными как мой… Если на эту тему только рассуждать, так ведь можно и о продолжении рода забыть… Зато, блин, защитить диссертацию.

Пошла выпила чаю. Одна. Включила опять телевизор. Выключила. Господи, какая скучища! Лучше бы осталась дома, играла бы сейчас с Сеней… Прилегла на диван. Подремать что ли?.. Не дремалось. Посмотрела на часы – без двадцати одиннадцать.

А что если?.. Я улыбнулась своей гениальной идее. По-моему, есть выход.
Надев красное кружевное боди, я заявилась в комнату к Георгию в виде молодой грешной куртизанки, предварительно еще и накрасив губы красной помадой. Ха! Уж в таком-то виде он точно не сможет меня проигнорировать – мужчина же он все-таки, не только аспирант!
Что было дальше, даже не хочется вспоминать – грустно и стыдно одновременно. А главное - с результатом, обратно пропорциональным приложенным мною усилиям. Но уж придется, раз взялась за изложение, так сказать, этой правдивой истории.

Я вошла в комнату и снова попыталась заполучить его внимание доступным мне и вполне естественным, на мой взгляд, способом – обняла и поцеловала. Наверно, это все полная чушь, которой напичканы модные журналы и прочая печатная хрень с претензией на угадывание гендерных вкусов и потугам к околопсихогическому «анализу», что мужчина хочет, чтобы его соблазнили. По-моему, ничего Георгий не хотел. Вернее, хочет, конечно, соблазниться - но это сначала, а потом только реагирует на процесс соблазнения. Ну а если задача соблазниться перед ним не стоит – он и не реагирует, то есть не соблазняется. По крайней мере, это, судя о всему, относится именно к моему объекту соблазнения. Да и вообще, широко распространенное мнение о преобладании животной природы в мужчинах, по-моему, сильно преувеличено. Такой вот неутешительный (в моем случае) вывод.

Да уж… Это не Игорь, который начинает раздеваться при одном только провоцирующем его воображение движении, не говоря уж о провоцирующей одежде и откровенных знаках в этой самой одежде, вернее, почти без нее…

Несколько секунд он рассматривал меня в моем новом амплуа, затем снова повторил, что очень занят и что, дескать, лучше отложить «все это» до следующего раза. Не знаю, что на меня нашло. Может, желание убедиться во власти над ним как над мужчиной, а может, доказать себе, что я могу соблазнить его, если только пожелаю, но пожалуй, с этого-то момента и начались мои непоправимые ошибки. Теперь я думаю, лучше бы он вызвал такси, и я бы вообще уехала. Или все же почитала бы что-нибудь из истории Древнего мира. Узнала бы что-то новое, а заодно, может, поняла хоть что-то о нем, в том числе. Или просто легла бы спать и как следует выспалась.

Вместо всего перечисленного, что могла бы сделать, знай я результат заранее, я начала принимать всяческие откровенные позы в своем боди, рассчитывая, что мой увлеченный процессом познания молодой ученый обратит на меня свой великолепный взор, ну и соблазнится на прелести моего жаждущего его тепла и ласки тела. Однако все оказалось не так-то просто. Ожидаемой реакции не последовало. В таком случае я решила, так сказать, усилить эффект своего присутствия «в кадре», и начала имитировать подобие эротического танца.

Но изгибы моего тела, экипированного в кружевные доспехи, не способны были извлечь в ответ из струн его неумолимой души ни ноты мелодии, веками ведшую человечество дорогой незыблемой истины, сводящейся пусть хоть и к банальному, но вечному содержанию – притяжению тел, как к притяжению разнополярных зарядов. 
Несмотря на разноименные наши заряды, каковыми мы каждый в отдельности являлись, возникновения магнитного поля в ближайшем радиусе не наблюдалось. Лишь я, как маленький красный атом, совершала бесперспективные попытки воссоединиться с другой своей «противоположно заряженной» половиной, которая почему-то вопреки законам физики и моим «кружевным» стараниям, самоотталкивалась и становилась все более и более противоположной. Пока не стала совсем уж «отрицательной»…

Мой sweet sweet heart friend оставался глух к мольбам моего обласканного (не им!) солярием молодого тела, горячего сердца, бешено пульсирующего, и кочевавшего от желания все выше по телу, обитавшего уже где-то на уровне шеи, соединившегося и вмиг сросшегося с энергетическим сгустком, который в народе зовется просто и емко – душой, влажных глаз в серо-голубой неге, выражающих что-то среднее между мольбой и блудом, и тонких рук, жаждущих обнять его и, плющом обвившись вокруг нежного моего дерева, слиться с ним, и уже не ощущать себя, а чувствовать только его…   
   
В конце концов, отсутствие его внимания к моим «пустым хлопотам» вывело меня из себя быстрее, чем его мое «вызывающее» представление. Я хлопнула дверью и ушла в зал. Постелила себе на диване. Не знаю, наверно, он вздохнул с облегчением. Боди я сняла и, скомкав, швырнула к себе в сумку. Я, кстати, до сих пор и не надевала его больше, так и валяется где-то в недрах одежного шкафа… Легла спать на тот самый застеленный мною в сердцах диван и почему-то очень быстро уснула.

Среди ночи я проснулась. Даже не сразу сообразила, где нахожусь: обстановка со сна показалась мне незнакомой. Да, точно, я же у Георгия – где ж еще?! А где он сам? Обычно рядом… В голове крутилось осознание чего-то не совсем приятного, какая-то тревога… Секунда замешательства - и я вспомнила. Сейчас – не так, как раньше. Да, мы поссорились. Память услужливо подбросила мне один за другим сюжеты неудачливой моей вечерней эротиады: и кружевное боди, и не отрывающегося от компьютера Георгия, и то, как я хлопнула дверью. От последнего мне стало как-то особенно не по себе. Черт, как же все это хреново…
Интересно, он и сейчас пишет? Я встала и подошла к его комнате. Если дверь будет закрыта – зайду и скажу, что где-то оставила боди. Ничего изображать из себя не пришлось – дверь была открыта. Георгий раздевался, собираясь лечь спать. Меня посетила вдруг мысль, что у нас не может быть все так плохо, не может… Нет же, бред какой – откуда плохо? Все только хорошо. Я вошла к нему в комнату и села на кровать.

-Я с тобой лягу, - сказала я ему.
-Ложись, - ответил он.
Ну вот и все. Может, на этом все наши недоразумения и закончатся… Наконец мы оказались вместе. Свет был выключен. На мне нет этого дурацкого боди, нет вообще ничего, кроме одеяла. Георгий лежал ко мне спиной. Неужели так ничего и не будет?
-Георгий, - позвала я шепотом, обняв его. - Поцелуй меня… А?
Он оставался лежать неподвижно.
-Оль, извини, мне надо поспать – завтра опять целый день работать, - таков был ответ на мои нежные призывы.
По-моему, мир сошел с ума…
Не буду пересказывать по третьему кругу события прошедшей ночи, а также наступившего под тем же девизом утра. Продолжение «свидания» складывалось по тому же сценарию, что и его начало. С той лишь разницей, что он отварил спагетти, и мы позавтракали.
Я засобиралась домой: смысл-то торчать здесь?
-Я вызову тебе такси, - предложил Георгий.

Где-то в животе возникло и растеклось по телу ощущение холода, внезапно парализующее мышечную память и даже мысли – я застыла с ложкой в руке у раковины, начисто забыв, что собственно я собиралась с ней сделать. Ну да, помыть. Откуда берутся предчувствия? И что именно влияет на их возникновение? Какие-то определенные фразы, или, может быть, то, как они произнесены? А может, все это самовнушение и не стоит останавливаться на том, чтобы уделять этому особое внимание, слишком уж прислушиваться к себе? И чем предчувствие отличается от обычных мыслей, навеянных каким-то не очень приятным фактом в жизни (или вполне приятным, в зависимости от характера того, чем собственно это предчувствие навеяно). Наверное, тем, что оно имеет особенность сбываться…

-Отвези меня сам, - капризным голосом потребовала я, все еще совершая наивные попытки вырвать кусок внимания.
-Только до метро, - сказал Георгий, бросая взгляд на часы. Ждал он, что ли кого-то?..
Я кивнула, соглашаясь. А что мне было делать? Вряд ли я вообще в тот момент могла адекватно оценивать последствия происходящего, хотя все больше понимала, что, по сути, пытаюсь догнать уходящий поезд. 
Довез до метро Орехово.
-Пока, милая, - попрощался он со мной, как мне показалось, довольно равнодушно.
-И не поцелуешь на прощанье?
Поцеловал. Зачем?..

Я ехала в метро и думала. Последнее время вообще приходилось больше думать, нежели чем просто жить нормальной жизнью, - прямо-таки задумываться. Кому все это нужно? И для чего?.. Зачем я почти сутки уговаривала его обратить на меня внимание?  И что я этим добилась? С чего вдруг такая перемена? Было же все нормально, строили вместе планы. Может, я что-то перестала понимать в этой жизни? Что именно? Складывалось впечатление, что все вокруг, начиная от мамы, включая Игоря и подругу Вику, разбираются в моих отношениях больше, чем я – все, кроме меня! Чего не замечала я, и что видели они? Вопросов было больше, чем ответов. Апеллировать к формальной логике или к другим отраслям современной науки, равно как и к разного рода философским измышлениям из области «как найти свое счастье и что сделать, чтобы не потерять его» было бесполезно. К сожалению, и диплом юриста поднимал завесу тайны гендерных отношений не более, чем весь перечисленный арсенал крутившихся в моей голове средств. Когда-то я намеренно выбрала юридическую специальность, чтобы встретить реалии жизни в полной боевой готовности, лучше защитить себя что ли. Однако эта самая жизнь, ради подготовки к которой я провела приличное количество времени в интенсивно обучающемся состоянии и даже, можно сказать, «лучшие свои годы», в который раз обнажила самые мои уязвимые места, каковыми, а точнее, каковой явилась потребность любить и быть любимой. По большому счету, что тут удивительного и чем я отличаюсь в этом от остальных женщин? Ничего и ничем. Вот то-то и оно: тема-то банальная, а вопрос – вечный… Можно наполучать кучу дипломов, или, как я подозреваю, даже научиться зарабатывать кучу денег, только вряд ли все это защитит от разочарований, которые приносит эта глупая потребность…

От таких вот и им подобных рассуждений вся моя уверенность в себе и жизни таяли как мороженое в летний погожий день, забытое на солнечной кухне. Снова и снова я спрашивала себя: что во мне не так? Во мне или вот, может, в нем? Может, мы просто не подходим друг другу? А с кем тогда подходим (я, то есть, кому? и мне кто?)? Да, и еще: где, как говорится, «копать-то»?  А может, он нашел другую? Мысли наслаивались друг на друга, торопливо и беспорядочно складываясь в тревожную мозаику порой  взаимоисключающих одно другое умозаключений, и голова все больше распухала от хоровода всякой всячины, приходившей в мое порядком измученное после парадоксальных событий этой ночи, сознание. Чуть не проехала переход…

Я почувствовала, что еще час один на один со своими мыслями – и я сойду с ума или что-нибудь вроде того. Быстрее домой. Там мама и Сеня…   
И надо срочно встретиться с Викой. Сегодня же. Ну не могу я  больше держать все произошедшее в себе. Нет, наверно, все же еще не произошло, но начинает, начинает происходить… Короче - однозначно необходим свежий взгляд, так сказать, со стороны. Домой, домой. Поговорить, обсудить, не быть одной. 

                Часть 6. Вика или как быть?
               
      Вот прошла мимо магазинчика около дома, в который обычно заскакиваю за печеньем. «Не с чем будет попить чай», - мелькнуло в голове. Да разве это сейчас важно? Попью так, с сахаром...
Я поднялась на седьмой (последний) этаж. Позвонила в дверь. Открыла мама, окинув меня недовольным взглядом. Ничего не сказала, отвернулась – дескать, «что тут скажешь?» и ушла в кухню. Ни тебе привет, ни как дела.
Сняла шубу. Подбежал Сеня, запыхавшись, чуть не упал:
-Мама!
Обнялись. Протягивает кубики – поиграй. Сажусь рядом. Строим домик: красный – желтый – красный, опять желтый, верхний ряд – все зелененьким. Сеня смеется – ему нравится. А я чуть не плачу. Почему мне так не везет? Так хочется, чтоб у нас с тобой был папа…
Я уже ничего не «строю», только подаю кубики. Строит Сеня сам. Окидываю взглядом пространство. После двухкомнатной квартиры Георгия со свежим ремонтом наша «однушка», приобретенная у какой-то алкоголички (так было гораздо дешевле), и которую на моей памяти сознание посетило лишь однажды (в момент заключения сделки), толком еще не отремонтированная, а потому полуобшарпанная, кажется мне убогой и совсем крошечной. Когда-нибудь я найду выход из всего того, что меня окружает? Когда-нибудь назову себя счастливым человеком?..

Домик домиком, но мимо идет кошка. Что если схватить ее за хвост? – видно, так рассудил в этот момент Сеня, потому что тут же схватил и потащил ее к себе. Кошка сообразила, что упираться не в ее интересах и безропотно проскользила по полу на животе в направлении своего хвоста (куда пришлось) - привыкла… Прикинулась покорной ветошью. Пока Сеня зазевался – выскользнула. Ребенок за ней с криком. За ним мама. Все же нормально, почему же так грустно? Ах, да… Георгий…

Через полчаса Сеня угомонился и заснул, с кубиком в руке и кошкой подмышкой.
Итак, появилось время, а значит, возможность для того, чтобы предпринять попытку разобраться в неожиданно взявших курс на мель отношениях с Георгием. Вышла на балкон и набрала Вику.

-Надо встретиться, - говорю я ей быстро, тоном, не терпящим возражения.
Чем мне Вика нравится (вообще-то много чем) – так это еще и тем, что всегда готова и выслушать, и встретиться. Договорились. Через полтора часа на Тверской, в «Кофе-Хаус».
Перед выходом бросаю маме, что буду вечером, и она мне - бросает взгляд-укор: «совсем малышу внимания не уделяешь» - да, да, мама, так и есть...

По дороге вспоминаю Георгия и все остальное тоже: зря прожитый вчерашний вечер, бездарную ночь, никчемное утро, дурацкое и одновременно неудачливое (поэтому и дурацкое) кружевное боди, вперемешку с маминым укоряющим взглядом, тяжелым каким-то ее молчанием, с характерным поворотом головы, вернее, ее отворачиванием - дескать, а вот разговаривать-то я с вами, барышня, и не желаю – не заслужили, значит, и все такое… Весь этот хаос ощущений и воспоминаний начинал создавать совершенно, словами Набокова, «невозможную» (именно невозможную – нельзя ни вынести, ни освободиться) давящую атмосферу, ведущую, судя по всему, по моим настойчивым предчувствиям, к глобальному, обещающему полное душевное истощение, тупику. Потому-то так и торопилась я что-то для себя понять и выяснить, и так боялась остаться один на один со всем этим грузом, а посему так необходимо было обсудить все с Викой.

С чувством вины и нарастающим как снежный ком ощущением абсолютной никчемности подъехала в условленное место. Ну где же?.. Вижу - прямо перед кафе останавливается ВМW. В окне автомобиля замечена Виктория. С хахалем. Вика выходит, хахаль остается. Вот подходит ко мне, улыбается. В джинсах, похудевшая, волосы затянуты в тугой хвост. Вот черт! Вика – ну как обычно: точно ягода из варенья-пятиминутки, сваренного для любимого племянника, из экологически чистой клубники, которая растет в специально под это отведенных заповедных местах… И я… Для сравнения – хмурая, «помятая», бледная, в глупом (как потом оценила Вика) зеленом платье. А наша Вика – сколько помню, всегда свежак. Как ей это удается?..

Обнялись. Поцеловались (воздух между щекой и ухом).
-А где, - спрашиваю, - хахаль?
-Это, - говорит, - не хахаль. Это брат.
-Какой еще брат? У тебя же ни сестер, ни братьев.
-Двоюродный.
Может, и правда, брат.

Выбрали столик, сели, заказали кофе. Выкладываю ей все как есть. Битый час без умолку. Во всех подробностях. И про боди. Вика молчит. Понимает, что не за тем она здесь, чтобы просто потрепаться. Я устала рассуждать и возмущаться.
-Вика, ну хоть ты мне скажи, что мне делать! Вы ведь с ним даже по гороскопу один знак – Рыбы!
-Причем тут знак? – задумавшись, произнесла Вика. – Ты же не забывай, что поведение, и главное, мотивы мужчин и женщин сильно отличаются. Хоть если бы и родились в один день.   
-Все равно, - возразила я, - общая идея, я не знаю… предрасположенность к определенной манере поведения, склонность к каким-то видам решений что ли - существует же! Я хочу его понять! – В отчаянии говорю я, уже не представляя, за какие аргументы зацепиться, чтобы хоть на шаг быть ближе к истине. – Что-то же должно быть общее!
-Конечно, - соглашается, наконец, Вика, и кивает, - общее быть должно, оно есть, насколько я поняла из твоих слов.

Я вопросительно и с нетерпением смотрю на Вику – жду, как приговора того, что же она вот-вот выдаст, и одновременно пытаюсь угадать – хороший ли прогноз в ее голове или…
-Ну, во-первых, я думаю, он не в восторге, что ты ему навязываешься.., - выдает мне Вика, глядя куда-то мимо меня.
-Я… я разве навязываюсь?! – чуть не задохнувшись от неожиданности в связи с услышанным, спрашиваю я.
-А что, по-твоему, ты делала сутки у него в квартире?
-Но он же сам сказал – приезжай! Сказал бы тогда, что мы не сможем увидеться!
-Он и так тебя предупредил, что не уделит внимания…
-Да, но не до такой же степени!
-А кто может предвидеть, до какой оно там выйдет? Он и сам, может, всего этого не планировал… Или планировал, но не так.
-Да как же может так вести себя человек, если он собирается жениться?! – почти кричу я Вике.
-А кто тебе сказал, что он собирается жениться? – При этих словах Вика вытянула ко мне свою и без того длинную шею, и я заметила, как кончик ее шейного платка попал в чашку с недопитым кофе. Но она, конечно, сейчас не замечала таких мелочей. Так же, как и я, моя незабвенная подруга растворилась в существе момента. Не скажу ей про платок – пусть его, плавает в кофе, раз она может недооценивать меня до такой степени, что даже представить себе не в состоянии, что на мне кто-то хочет жениться. – Жениться вообще, и на тебе в частности?

-Как кто?! Мы про кого сейчас говорим? Из-за кого сегодня весь сыр-бор? Ты что - не помнишь? Или прикидываешься?!
Моему возмущению не было предела: кроме того, что Вика (эта дура!) никак не хотела меня толком понять и элементарно (как женщина!) встать на мое место, так она, оказывается, еще и не помнит таких существенных и важных деталей, о которых я ей рассказывала, особенно заострив на них внимание. Ну и стерва! На все и всех плевать, кроме себя! Все вы, Рыбы, одинаковы! Эгоисты…

-Отлично помню, - огрызнулась Вика. – И не надо на меня так смотреть, как будто я только что «замочила» стаю маленьких лебедей. – Ты сейчас за ним замужем?
Нет, ну сука… Замужем ли я за ним… Еще и издевается… Я заглянула в свою  кофейную чашку – там ничего уже не было. Если б было – ливанула бы все содержимое на Вику, на ее дурацкий шейный платок… Викина шея уже приобрела «исходное» положение, и кончик платка благополучно «вынырнул» из чашки, так что кофе теперь медленно капал на стол, постепенно сливаясь, капля за каплей, и окрашивая под собой маленькое пространство, превращался в лужицу слабо коричневого оттенка. Я решила ничего не произносить в ответ – ни слова. Ничего. Чтобы не поскандалить с ней прямо здесь, при людях и не ударить эту овцу… Вика ждала моего ответа, противно корча губы (поворачивая их так и эдак - то в одну сторону, то в другую), и маленькая (глупая) родинка над ее верхней губой (и как это я раньше ей завидовала, что у меня такой нет) кочевала то вправо, то влево, вслед за движениями губ.

-Вот, - многозначительно произнесла она. – Молчишь. Не замужем (железная логика!). Я решила и дальше молчать, посмотрю, что будет дальше, молча. – А почему?  - назидательным тоном продолжала она. – Потому что он до сих пор не женился. А по какой причине?

 -По какой причине?! – выпалила я, нарушив свое намерение молчать. Я в упор не видела логической зацепки, а также конечного пункта назначения Викиных умозаключений, и оттого не понимала, к чему и зачем она клонила. Поэтому все происходящее казалось мне верхом кретинизма и страшно выводило из себя. Если она такая "умная", то, наверное, знает все причины всего на свете, в том числе поступков человека, которого в глаза не видела.

-А по любой, - вдруг неожиданно заявила Вика. – По какой хочешь. Что же ты как маленькая? Ну неужели непонятно, что сказать-то можно все, что угодно. Вот только о реальном положении дел можно судить только по фактам. По фактам, понимаешь? А не по громким заявлениям. То есть отталкиваться мы можем только от  реальных поступков и тех событий, которые происходят в настоящий момент, а ты пытаешься усмотреть готовность действовать в его словах.

Вика уже не вытягивала шею и не выпучивала глаза. Сейчас я видела, что ей, скорее, даже жаль меня.       
-Но… ведь… я же сама не заводила об этом речь и даже сказала ему, что не собираюсь замуж… 
-А мы сейчас вопросы замужества и не анализируем. Мы разбираем ваш конфликт. И ты ссылаешься на то, что мужчина, имеющий серьезные намерения, не мог так повести с тобой.

 А я говорю тебе, что существует несколько вариантов развития событий. Вариант первый: даже имеющий серьезные намерения мог повести, еще и не так, а хуже. Вариант второй: он имел серьезные намерения, когда говорил об этом, а сейчас не имеет (на озвучивании второго варианта я почувствовала, как мое сердце будто падает вниз под весом пудовой гири). Третий: не имел сразу, и не имеет сейчас, но говорил…

Каждая версия, начиная со второй – как удар наотмашь. Да что же она делает со мной?! Нет, я этого не вынесу, не вынесу…
-Такого не может быть! Последний вариант я имею ввиду, - перебила я Вику. – И что?
Я хотела продолжения. Стало, наконец, понятно, к чему клонила Вика еще в самом начале разговора. Все же со стороны действительно виднее. Она, конечно же, хочет сказать, что ситуация слишком неопределенная для того, чтобы можно было дать ей какую-то оценку. Ну и еще что я, пожалуй, была слишком субъективна в моем восприятии наших с Георгием отношений. Ведь он, в самом деле, ничего мне не предлагал и не обещал, мы просто рассуждали на эту тему, что, собственно, нас обоих устраивало до недавнего времени, и нам было хорошо вдвоем. Господи, как же все банально, предсказуемо, сплошная «проза» и никакой «поэзии»… Столько времени я была уверена, что судьба, наконец, улыбнулась мне, и мы нашли друг друга, что у нас все прекрасно, что он не такой как все, кого я знала раньше: по-другому думает, чувствует, воспринимает, что только мы вдвоем и можем по-настоящему понимать, что с нами происходит, объективно оценивать друг друга, свои чувства и ощущения, буквально читать друг друга. А на самом деле… смешно признаться – какая-то Вика, которая «ни сном ни духом» о моей любви: ни разу не видела человека, с которым я общалась два месяца почти каждый день, и не просто общалась, а развивала и выстраивала отношения, можно сказать по кирпичику… так вот, эта Вика за двадцать минут компилирует и сопоставляет факты, а затем тут же выдает диагноз – это может быть, этого не может, последствия такие-то… Дурдом какой-то… Да как же можно так легко увидеть со стороны то, что не видишь, общаясь с человеком изо дня в день? Или как можно не увидеть? Кто теперь знает, как нужно задавать сейчас этот вопрос…

Я сидела совершенно растерянная, чуть не плача. Самое страшное во всем этом было то, что я перестала себе доверять, и уже сама не понимала, где мелочь, а где факт, достойный внимания.
-Ну… и что мне теперь-то делать? – растерянно обратилась я к Вике.
-Я думаю, что лучшее, что ты можешь сейчас сделать, чтобы хотя бы не потерять его («не потерять»! – и на месте сердца вдруг оказался камень – неужели это может произойти?!) – это не делать ничего, – заключила Вика.
-Вообще ничего?
-Да, оставить его в покое, - уверенно ответила Вика.
-Что значит «оставить в покое»? Пустить что ли все на самотек? Да ты что?! – я решительно не понимала Викиного хода мыслей и, главное, того, что она предлагала – это же означало, иными словами, полное отсутствие контроля за ситуацией и неизвестность, что для меня представлялось в тот момент равносильно этому самому «потерять»! Да что она, в самом деле, предлагает!
-Да не приставай ты к нему, захочет – позвонит, - резюмировала беспристрастно Вика, взмахнув ресницами и открывая одновременно сумку (целый чемодан на фоне ее рук). Совсем худенькие руки, почти детские. Вот роется, пытается что-то найти. Достает зеркало, смотрится в него. Как бы я сейчас хотела, чтобы меня ничего не беспокоило, кроме своего отражения в зеркале…

Захочет – позвонит, а не захочет – не позвонит? И что тогда? Все? При этих мыслях в моей голове переклинило все, что могло переклинить.
И почему именно он должен захотеть? А как быть, если захотела я? Если у меня появилась потребность его увидеть? Почему инициатива в отношениях - привилегия мужчин? Почему женщина не может настаивать на встрече? "Неприлично"... "Решит, что ты жить без него не можешь", - говорит в таких случаях мама. Но я действительно не могу без него, и не понимаю, почему, черт возьми, я должна скрывать это, лавировать и делать вид, что мне плевать?! Это уже не отношения, а игра в кошки-мышки получается. Похоже, установки и представления о ролях полов заложены в мужчинах (да наверно, и во многих женщинах тоже) гораздо глубже, чем я думала. Нельзя же роль женщины  в отношениях низводить до роли куклы: маленькая хозяйка ее одевает, причесывает и играет с ней, исключительно только по собственной хозяйской инициативе, так как по другому и быть не может - ведь кукла, хоть и любимая, а все же предмет неодушеленный, а потому желаний и потребностей иметь не может. Неужели мои желания не имеют никакого значения, и я должна лишь подстраиваться под его?
 
   Мне вдруг вспомнились мои занятия сальсой, которые мы с Викой посещали еще на абитуре, перед поступлением в аспирантуру. Там эта самая тема - инициативы по половому признаку была представлена лучше не бывает. Я все никак не могла привыкнуть к правилу, что ведет партнер. Танцы мне всегда нравились, и хорошо танцевать я всегда мечтала.

 Раньше, когда я, любуясь, наблюдала за танцующими парами, мне казалось, что они выполняют каждый свой набор заранее заученных движений, одновременно состыковывая их под музыку – из всего этого и получается танец. И по большому счету, так оно и есть, как есть также одно маленькое «но», без которого танца как такового не выйдет. Это самое «но» - распределение ролей в паре на ведущего и ведомого (без вариантов). Партнер женщина - всегда ведомый. Конечно же, фраза «ведет мужчина» мне знакома практически с детства и никаких внутренних возражений у меня никогда не вызывала. Но я и представить себе не могла, что применить это правило на практике окажется так трудно.
          
Как сейчас помню «разбор полетов» инструктора по танцам после очередной тренеровки.
-Девушки! Повторяю еще раз! Ведет партнер! Слушайте партнера! Следите за его движениями и ждите, когда он подаст вам сигнал, только после этого можно делать поворот, - декламировал инструктор и одаривал меня и еще пару-тройку «непонятливых» партнерш красноречивым взглядом.

Ждите сигнала… Это напомнило мою теперешнюю ситуацию с Георгием в Викиной интерпретации: «не звони первая», «не навязывайся» и тому подобное, то есть – жди сигнала.

Однако такое вот ожидание в процессе танца, как и в жизни, нередко приводило меня в крайнее нетерпение: битые три минуты совершаешь одни и те же движения, давно «напрашивается» поворот, а сигнала все нет и по виду этого самого «ведущего партнера» не скажешь, что он предвидится. Думаешь, уже вот-вот, и легкое нажатие его ладони на твою воспринимаешь как этот самый долгожданный знак, а оказалось – он просто взялся за твою ладонь поудобней. Ну и как, спрашивается, угадать, чего он хочет: «принять удобное положение» или «просигналить»? Иногда казалось, что бейсик (основное движение в сальсе) не кончится никогда, и я уже не сделаю левый двойной поворот – самую красивую часть в этом танце, а иногда глаза партнера  обманчиво обещали тот самый поворот…

    Так что если сравнивать отношения, например, с танцем, то находишь много чего общего, за исключением, пожалуй, одного – в танце можно все исправить, неудавшееся движение повторить еще раз, а вот в жизни – нет… Однажды сделанная ошибка влечет за собой другую, оборачиваясь в конце концов, снежным комом. Не успеешь оглянуться – и нет уже отношений, одни ошибки… 
   
-А не захочет? – Не позвонит?  - повторила я вслух свой вопрос.
-Я думаю, позвонит. Но мне кажется, ты должна дать ему время успокоиться, отдохнуть и вообще прийти в себя.
-А если не позвонит? Если это все?! – меня охватило нечто наподобие паники. Действительно, что мешало произойти самому страшному (расставанию), если уже и так судьба допустила довольно-таки серьезное взаимное непонимание?
-Все или не все – тебе этого гарантировать никто не может. В любом случае, Оль, пойми: нельзя человека заставить относиться к тебе так, а не иначе. Ну не может он сейчас общаться с тобой. Или не хочет, что, в принципе одно и то же. Все.
-Не может или не хочет?! Что значит «одно и то же»?! – пыталась я изо всех сил (вернее, их остатков) разобраться в мотивах его поведения и разгадать сугубую тайну мужской любовной морали, транслируемой Викой.
-В отношениях с мужчиной это примерно одно и то же. Какая тебе-то сейчас разница – не может или не хочет? Что ты-то можешь с этим сделать? Он что – обсуждает с тобой это? Ведь нет? – в Викином голосе послышались нотки раздражения.
-Нет… Ничего не обсуждает.
-Вот видишь, не считает нужным, значит.
-А если я сама ему позвоню? – попыталась я «протолкнуть» свою стратегию разрешения ситуации.

Наверно, я начала казаться Вике совсем уж бестолковой.
-Да отстань же ты от него! Зачем тебе ему звонить? Звони! – ты сделаешь ошибку!
Вика, похоже, заводилась. Еще бы - все ее увещевания катились к черту, все доводы, логические цепочки, выстроенные с беспристрастностью и непредвзятостью мирового судьи высокого уровня квалификации и внушительным стажем работы, низводились до бабского трепа, а ее глупая безмозглая подруга, каковой, конечно, представлялась я, так ничего и не восприняв из сказанного, собиралась звонить нерадивому ухажеру. – Ты же сама спрашиваешь – как быть с Рыбами? Я тебе на это отвечаю – не трогать. Сделаешь только хуже. Ты своим «бараньим» наскоком (ну да, я же Овен) просто его спугнешь.
Я задумалась… Может, она и права, эта Вика. По крайней мере, ей виднее. Они с ним даже чем-то похожи. Наверно, поэтому меня так и тянет и к нему, и к ней, только, конечно, с разными целями.

Мозговой штурм был окончен. Вика сидела с раскрасневшимися щеками и переводила дух. Заметила, наконец, что платок был в кофейных пятнах – он то и дело попадал в чашку с кофе, но я, конечно, на протяжении всего вечера так ничего ей об этом и не сказала: пусть хоть что-то в ее облике будет не так. Пошла застирывать платок:
-А то не отстирается.

Я попросила счет. За окном давно стемнело. Было видно, как моросил дождь. Вот выйдем сейчас на улицу – будет холодно, промозгло и темно. И одиноко. Какая же противная в Москве погода…

Мой мобильный все время, пока мы общались, лежал на столе. Ни одного звонка, ни намека на звонок (СМС, например). А что, если сейчас набрать его? Прямо сейчас. Интересно, он дома или нет? Опять работает над своим дисером или может, занят чем-то другим? Или ничем не занят и тогда, может… вполне даже может… засияет солнце на горизонте? А что! – вместо промозглой улицы и общественного транспорта – вдруг чай с медом у него дома, рубашка в бело-голубую клетку! Нет…  Раньше бы позвонила, сейчас – нет. Перед глазами все время стояло Викино лицо с вытянутой к мне шеей и выпученными глазами. Послал же Бог подругу… Этого не делай, того не делай, не звони, не говори, не думай. Да не могу я так, не умею! Если люблю, то люблю, а не делаю вид, что мне плевать, как некоторые…

И ведь что интересно, Вика сама совсем недавно рассталась со своим парнем, с которым они прожили вместе два года. Прожили, а не просто повстречались! И ведь ни тени сожаления, ни капли страдания или хоть намека на какие-то переживания. Хоть бы обмолвилась как-нибудь в разговоре, что так и так, мол, сожалею. Или: тяжело, дескать, одной. Ничего подобного – не сожалеет, не тяжело. И ведь, насколько мне известно, у нее до сих пор так никого и нет. Как же она так может - столько времени без любви? Может, и не любила она его?

Явилась Вика в сыром платке. Она его весь, что ли постирала? По времени похоже.
-Сколько я тебе должна?  - спросила Вика, открывая кошелек.
-Нисколько. Вика, скажи, а ты любила… забыла, как его зовут… твоего бывшего парня?
-Бывшего? Любила? – переспросила Вика, изумленно подняв красивые «ласточкой» брови.
Нет, ну надо же, она его не помнит, что ли даже? А вопрос про «любила», похоже, вообще ввел ее в глубокое замешательство. Господи, и у кого же я тут битый час спрашиваю совета! Наверно, на моем месте она не задавала бы столько вопросов себе и подруге: позвонил – хорошо, не позвонил – хорошо: можно будет поспать в выходные. Да, именно так. Или почти так. Вот, видимо, это ее подход и есть. Но я-то так не могу, и что самое важное - никогда не смогу.

-А! – понимающе воскликнула Вика. – Любила, да. – И добавила: - Пока он меня любил.
Вот это подробности выясняются. Она любила, пока он ее любил… Похоже, я оказалась права на ее счет.
-А что, можно разлюбить, если тебя уже не любят? – уставилась я на нее, почувствовав, как машинально сузились мои глаза, то ли от полнейшего неприятия ее подхода к любви, то ли уже, может, от зарождающегося во мне презрения к ее холодному рассудку.
-Можно, - уверенно и холодно ответила Вика, накидывая ручку лакированной сумки-«чемодана» на плечо. – Жить захочешь – разлюбишь.
               
  Тогда еще смысл ее слов толком не дошел до меня, и я и не подозревала, что могут они иметь иное значение, кроме как неудачно построенной фразы, ошибочного вывода, являвшегося плодом отрицательного опыта, скорее всего, слабого (как мне тогда казалось) и не очень-то смелого в своих запросах человека, добровольно опустившего жизненную планку и смирившегося с самооценкой, навязанной обстоятельствами. Я усмехнулась в ответ, подумав, что как раз-таки все наоборот – ты живешь – и поэтому ты любишь, а потому не можешь без любви. То есть по большому счету, конечно, можешь и даже живешь, то есть думаешь, что живешь, и думаешь, что это и есть жизнь. До тех пор, пока не испытываешь это. Настоящее. Пока не начинаешь понимать истину. Истина – и есть любовь, а совсем не то, к чему мы привыкли – «рядом». Может, рядом, а может, и нет. Это совсем не тот контекст по отношению к истине – местоположения (что за чушь: «истина – рядом», какая, в принципе, разница?), тут важнее суть – что есть истина? А истина есть любовь. Только прийти к этому выводу, к сожалению, возможно только от обратного: сначала приходится просто жить, затем уж любить, и только потом распознаешь истину. Вообщем, истина – это такая  жизнь в любви.   
         
Да и что это за жизнь – без любви? Не жизнь, а так… существование какое-то. И именно для того, чтобы жить (а значит, жить в любви), нужно приложить все усилия, чтобы эта любовь была, была взаимной, сначала найти, потом удержать, потом сохранить как можно дольше. Как же несчастны те люди, которые не любят и не любимы! Как можно однажды познав любовь, допустить, чтобы ты потерял ее?! Как можно ходить по улице, есть, спать, учиться, работать, покупать квартиру – просто так, просто потому что необходимо учиться или работать, что пора спать или есть? Когда ты больше не вдвоем, а одна, одна, одна… Нет, она, конечно, еще не понимает, думает, наверно, что я вот так легко смирюсь – не позвонил и ладно. Я не хочу так, как она, как многие, как большинство – познавать этот мир в одиночку или с тем, кто подходит под ситуацию (типа – «пока меня устраивает и этот вариант»). Я непременно буду бороться за свою любовь.
   
-А любовь к тому, кто тебя не любит – это не любовь, а мазохизм, - обескуражила меня своим заявлением Вика, вдруг обернувшись ко мне уже у выхода, - и вообще, тебе надо думать еще и о сыне. Ты не можешь позволить себе уйти в свои терзания. Надо побеспокоиться и о его жизни.

Если бы ты знала, дорогая, как ты не права! Ты не права глобально. Все в жизни можно получить, если очень хочешь. И даже любовь. И даже тогда, когда кажется, что это невозможно. Но говорить тебе об этом сейчас бесполезно – ты не поймешь. Ты все же либо никогда не любила, либо проявила малодушие и легко уступила обстоятельствам. Я не уступлю. Я просто докажу тебе, что ты зааблуждаешься и что можно по-другому.      
Домой я вернулась часов в одиннадцать ночи. Сеня уже спал. Мать со мной не разговаривала. Соблазна позвонить Георгию уже не было. 

                Часть 7. 23 февраля, вернее, 22.

      И все-таки я позвонила ему. Двумя днями позже. Между прочим, неплохо поговорили. Даже пошутили на тему прошлой встречи. Я даже как-то успокоилась, и вообще все произошедшее вдруг сильно уменьшилось в своем масштабе и значении, как-то поблекло, отошло на задний план и уже числилось в памяти как мелкая нелепая случайность, эпизод «из жизни отдыхающих». И выходило даже, что Вика по большому счету, была и права – видимо, ему действительно надо было отдохнуть. А вот насчет того, что не нужно звонить и навязываться, «приставать», по Викиному выражению, - тут я уверена в правильности собственной тактики – ведь позвонила сама и ничего (в смысле, ничего плохого). Одно только хорошее – пообщались, условились даже вместе отметить День защитника Отечества – провести пару дней в доме отдыха. Я еще подумала – как хорошо, давно никуда из Москвы не выезжала, да и вообще неплохо нам обстановку сменить что ли.

К следующей встрече я готовилась с особой тщательностью. Купила новое красивое белье (не красное, обхожу теперь вещи этого цвета стороной), новые сапоги (ботфорты), колготки со швом сзади и отрезала еще короче свое любимое зеленое платье. Даже для верности продемонстрировала свой прикид Вике. Хоть Вика и сказала «как ****ь», но я так лично не считаю. Просто у нас с ней разные вкусы.

-Ты еще к волосам красную розу приколи и зеленые тени не забудь. Можно сразу на большую дорогу выходить. Даже и в дом отдыха ехать не надо, - издевалась Вика.
-Знаешь, Вича, мне виднее. - Я пребывала в приподнято-добродушном расположении духа и вступать в перепалку совершенно не хотелось, - он же на меня обратил внимание, а не на тебя.

-А это еще вопрос, на кого бы он обратил внимание, если б был со мной знаком, и, к примеру, ему пришлось бы выбирать, - самоуверенно парировала Вика, обрезая болтавшуюся нитку на моем подшитом собственноручно платье.

«Вот потому-то я тебя с ним и не знакомлю», - подумала в я в ответ. Хотя Георгий и предлагал мне неоднократно познакомить «твою подругу Вику, о которой ты столько рассказываешь», с каким-нибудь его неженатым другом и провести время вместе.
Мы договорились встретиться 22-го февраля вечером, в восемь. Сначала поехать в ресторан, потом к нему. А уже утром, 23-го – в дом отдыха на два дня.

В назначенное время я была в условленном месте. Ждать долго не пришлось. В лицо сверкнули фары, подъехала синяя мазда. Он. Сердце забилось. «Вот сейчас все будет, я его увижу», - мелькнуло у меня в голове. 
-Девушка, можно познакомиться? – донеслось из машины.

Ха! Шутник. В окне машины его улыбающийся профиль. Приятные ощущения в теле, «бабочки в животе». Уже и начала забывать, как звучит его голос. Как первое, нет - второе свидание (когда первое уже было и ты знаешь, что вы друг другу очень нравитесь, хочешь встретиться опять, встречаешься – с одной стороны, радуешься, с другой - еще не знаешь, как что будет, но чувствуешь -  будет что-то очень хорошее). А Вика говорила, что все запущено, нельзя спрогнозировать… Еще одно доказательство того, что никто не может лучше разобраться в отношениях, чем сами их участники.

Я села в машину и удобно устроилась в кресле. Тут же распахнула шубу – пусть видит, как я шикарно выгляжу и какие у меня длинные ноги (в ботфортах это особенно заметно!), для чего демонстративно положила одну ногу на другую. Георгий внимательно проследил за всеми моими телодвижениями и улыбнулся.
 
-Хорошо выглядишь.
Вот именно, что хорошо, а не так, как сказала Вика.
-Ну и какая у нас программа? – подняв подбородок и пытаясь увидеть себя в зеркале, спросила я.
-Программа поменялась, - услышала я спокойный голос Георгия.
-Что значит – поменялась?

Как сейчас помню этот момент: тишина и начинающее расти в этой тишине напряжение. Может, мне только кажется, что «поменялось» - значит «не встретимся», все только кажется и сейчас все прояснится. Выяснится, что все нормально, что-нибудь незначительное.

Чуть выдающийся вперед подбородок, и нос – продолжение лба, глаза, с немного опущенными вниз веками, руки спокойно лежат на руле… Если бы я была психологом, я бы сказала, что сидящий рядом человек может сейчас произнести что-то неприятное, что-то, что мне не понравится, и он об этом знает - о том впечатлении, какое он при этом произведет, и вот сейчас обдумывает, как это лучше донести до меня.

-Оля, дело в том, что… Я не рассчитывал, но придется эти два дня поработать. Понимаешь? (Не понимаю). Мне сделали много замечаний. (И что?) Мы сходим в ресторан завтра. (?!!) А сегодня мне нужно встретиться с друзьями, посидеть. (!!!)
-В смысле – посидеть?
-Посидеть, ну отметить.

Как говорят в таких случаях - внутри все оборвалось. Мое сердце спустилось куда-то на уровень селезенки, и там где-то и застряло. Может, из-за этого, а может, еще из-за чего, в области  живота появилось какое-то неприятное, прямо дряное ощущение – верный признак того, что ситуация начинает быть очень, очень плохой, прямо скажу - хреновой, а я вряд ли смогу что-то с этим сделать. Так… Значит, дом отдыха отменяется. И что он там еще сказал? С друзьями? Надо отметить? Значит, и ресторан отменяется. Значит, к нему мы сегодня тоже не поедем.

-Оля, ты обиделась?
-То есть в ресторан мы сегодня не пойдем.., - начинала я «раскручивать» ситуацию.
-Ну да, давай завтра. Один день мне обязательно надо посидеть с ребятами, - оправдывался Георгий.
-А в другой день - с ребятами?
-Я планировал 24-го вечером, после дома отдыха, но тут выяснилось, что друг уезжает завтра в Штаты на год. Поэтому надо сегодня.
-Я тоже... Планировала.

Я сидела, теребя в руках расческу, которую достала, чтобы немного зачесать волосы на левую сторону – с той стороны, где сидит он, чтобы видел – так очень, очень красиво, особенно, когда попадает свет – они блестят… Так вот оно как… Это все оказалось совсем неважно: ни волосы, ни ноги, ни ботфорты… И не представляла, что я могу сказать на все это или сделать. Абсурд, абсурд… Ну как он так может? Как он так со мной может?! За что?! Я что - игрушка? То поеду, то не поеду, то занят, то передумал! Тем более, столько времени уже не встречаемся толком. 
 
-Оль, ну давай завтра. Ну видишь, как все получается.
-Почему ты заранее мне не сказал? Почему не позвонил, не предупредил? Зачем мы вообще сейчас встретились? И на хрена я наряжалась в ресторан?! (резала платье и потратила кучу денег на ботфорты – чтобы услышать «хорошо выглядишь»?).
Все. Больше я сдерживать себя не могла, да и не считала нужным. Будь что будет – хватит уже дорожить этими отношениями, если он ими не дорожит, как оказывается. Сейчас скажу ему все, что думаю о нем, об этом негодяе. Накопившееся напряжение просто раздирало меня на части.

-Извини, - сухо произнес Георгий, - я звонил тебе три раза. У тебя телефон был не доступен.
Да, телефон я зарядила недавно: на счету действительно весь день не было денег.       
-Ну и что мне теперь делать? – спросила я, отлично осознавая, что тупее вопроса в этой ситуации придумать нельзя.
-Я тебя могу отвезти сейчас домой.
Молчание. И что? И что дальше?
-А завтра?
-А завтра я тебе позвоню, и мы договоримся.

-Позвоню, - язвительно повторила я. – Ну и чего стоят эти твои звонки! А завтра у тебя еще что-нибудь обнаружится. Еще какие-нибудь друзья, требующие пристального внимания, или работа, которая завалится без твоего неусыпного контроля!
-Оль, можно вопрос? Ты вообще сейчас чего добиваешься? – Георгий смотрел на меня каким-то безучастным взглядом, исходящим из его красивых глаз с чуть припухшими верхними веками, от которых неумолимо веяло холодом. И было очевидно, что он для себя уже все решил и обсуждению, а тем более, корректировке, сказанное не подлежит. Вот тебе и Рыбы, «самый чувствительный и мягкий знак зодиака"… "им трудно сказать «нет»… и еще бог знает, какая белиберда, вычитанная мной в огромном количестве характеристик знаков зодиака в бульварных  изданиях и интернете. Главное, конечно, – мягкий. Мягко стелет, жестко спать. Да уж, Вика не такая дура, какой накануне мне показалась. 

-Я чего добиваюсь? А чего добиваешься ты?! По-моему, ты не хочешь, чтобы мы вообще встречались!
Внутри у меня все кипело. Плевать на то, что он подумает обо мне, плевать на последствия, плевать на все! Я не собираюсь позволять ему обращаться со мной, как с надоевшим котенком. Ненавижу!

-Оля, - произнес он, взяв меня вдруг за руку. Соизволил прикоснуться, наконец. Если бы он сделал это раньше, наверно, меня не охватило бы такое отчаяние, как сейчас.
-Не трогай меня! – крикнула я, выдернув свою ладонь из его руки. Я сама удивилась своему почему-то срывающемуся голосу. Еще секунда – и я просто разрыдаюсь. Я так хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, и так отшатнулась, когда это произошло. Может, мне показалось, но, по-моему, он испугался моей реакции, по крайней мере, тоже как-то… отодвинулся, а на лице – крайняя степень недоумения.

Георгий сидел, вцепившись в руль, прямо глядя перед собой. Между бровей появилась складка. Похоже, он соображал, как поступить со мной.
Боже, что я сейчас делаю? Я же сама, своими руками… Я сейчас рушу все, что так красиво начиналось… А может, все же он передумает? Во мне стремительно росло ощущение, что он больше не захочет видеть меня. Наверно, лучшим ходом в этой ситуации было бы просто молча выйти из машины и все. Но я сидела и ждала, понимая, тем не менее, что ни сидеть, ни ждать уже нет смысла.

 -Ну, а когда же мы запланируем дом отдыха? – Задала я этот обреченнейший в мире вопрос. Смешно сейчас вспоминать - я ждала от него хоть каких-то гарантий, хоть какую-то надежду на продолжение отношений.

-Теперь не знаю, - сухо ответил он.
-Что значит – не знаю?
-Не знаю – значит не знаю.
Все понятно. Он не знает… Как же быстро он перестал знать! Как мало, оказывается, надо, чтобы перечеркнуть два месяца отношений. Один какой-то конфликт, недоразумение - и он уже не уверен, поедет ли со мной в дом отдыха! Посидеть с друзьями для него значит больше, чем провести ночь со мной. Да что же это все значит? Может, у него другая? Как все же я в нем ошибалась! Ну все, по-моему, хватит.

-Я знаю, - сказала я, резко повернувшись к нему. – Ты сволочь и подлец.
Он смотрел на меня каким-то тяжелым взглядом и не отвечал ничего. Почему он молчит? Почему не оправдывается?! Почему не берет меня за руку и не уверяет, что это не так?! Или пусть скажет, что я сама сволочь. И тогда я точно буду уверена, что он, действительно, сволочь. И в таком случае не жалко вот так встать и выйти из машины, оставив его в таком состоянии. И можно никогда не жалеть и уже больше не вспоминать о нем.

-Ты слышишь?! Я ненавижу тебя!
Георгий продолжал молчать.
 -Желаю удачно провести время с друзьями! – выпалила я и нажала ручку двери, собираясь выйти. Закрыто.
-Открой дверь! – резко сказала я, быстро обернувшись к нему.
Он тут же нажал на кнопку, которая освобождала дверь. Ну негодяй! Ждал, пока я сама вылезу из машины. И никого не нужно никуда везти. Ну и подлец – отделался: просидел молча, тихо наблюдая, как я «съезжаю» из-за него «с катушек». А не слишком ли легко ему при этом приходится? И ведь с какой готовностью открыл дверь, сволочь! Лучше бы он не выпускал меня из машины…

-Ты что – забыл о хороших манерах и как нужно выпускать женщину из машины?! – уже будучи в слезах, крикнула я ему.
Он вскинул левую бровь и, глядя на меня каким-то недобрым взглядом, продолжал молчать. Ясно было одно: я не вызывала у него ни сочувствия, ни уважения, ни хотя бы жалости – ничего, кроме желания быстрее отделаться от моего присутствия в машине. И потому я раздражалась еще больше.

Желая вызвать у него хоть какую-нибудь реакцию и вырвать хоть какое-нибудь слово (даже самое плохое, на которое он способен – мне уже все равно), я дала ему пощечину. Вызвала. Он попросил меня выйти из машины. Еще и запустила в него расческой, более достойное применение для которой я за все время, проведенное в машине, так и не нашла. Вышла из машины, конечно, хлопнув дверью.
Идиотка. Дура. Теперь точно все.

Мазда резко сорвалась с места со скоростью, наверно, 300 км в час, если такая скорость вообще бывает. Пара секунд – и только облако снежной пыли вперемежку с комками дорожной грязи перед глазами. Понятно, тоже умеет психовать. Ненавижу и его, и себя. Всех. И всё. И всех Рыб. И эту надменную циничную дуру, Вику – набралась псевдоопыта, теперь раздает советы направо и налево, которые выполнить невозможно. И этого Георгия, который молчит, но все время себе на уме.

Слезы текли из глаз в три ручья. Что же я наделала?! А ведь мог бы просто отвезти, на самом деле, домой.  Мы бы не поссорились. И был бы повод позвонить ему опять же самой. Что теперь делать? Ну как теперь быть? Не побежишь за машиной и уже не позвонишь… Много раз я потом вспоминала события, что произошли в машине. Ведь как «интересно» повернулась ситуация: изначально камень раздора внес он, а я фактически «помогла» довести все до предела, ценой собственных нервов и уважения к себе, сменившегося на долгое время его отсутствием, в итоге оказавшись виноватой сама во всех смертных грехах, да еще так глупо, заурядно и как-то… дешево что ли. Впрочем, это сейчас все ясно, как белый день, а тогда…
 
Какой час? Девять вечера. Звоню Вике. Гудки. Вика, милая, ответь, иначе я умру здесь от одиночества и отчаяния, в этом ужасном огромном безжалостном городе, посреди потока машин и людей с лицами зомби, под мокрым снегом, прислонившись к какому-нибудь столбу с объявлениями «сдается квартира» и «пропала собака», предварительно только наклеив свое, типа «исчезла любовь, кто-нибудь, ради бога, помогите». Гудки… нет, только не это, только не это! Набираю еще раз.

-Але? – Викин голос в трубке, как глоток воды умирающему от жажды в летний знойный полдень, как дождь во время засухи. Спасибо тебе, Господи!
-Вика! Ты? Почему сразу не взяла трубку? – срывающимся голосом начинаю я, вместо того, чтобы нормально начать разговор. Хотя, конечно, все, что нормально – это сейчас не для меня. – Ты слышишь? Почему ты не сразу.., - и рыдаю прямо в трубку.
-Я.., - начала было Вика, - но слыша мои рыдания, пытается понять, что происходит. – Оля! Ты что? Плачешь? Что случилось-то? Оля!

-Да! Да, Вика, плачу. Случилось… мне нужно с тобой встретиться. Давай встретимся.
-Ну давай. Завтра…
-Нет! Мне нужно сейчас. Давай сейчас!
-Как сейчас? Ну что же ты ничего раньше-то не сказала, не предупредила?.. Я же вот уже практически легла… Да и умылась уже… - растерянно говорила Вика.
-Вика! Ты не понимаешь, я сейчас виделась с ним…
-С кем?

-С Георгием. Мы поссорились, понимаешь? Поругались. Нам надо поговорить. Срочно! Давай встретимся сейчас.
-О, Господи… Что же мы будем сейчас делать? Время – девять… Когда встретимся – будет десять-одиннадцать…
-Не знаю, посидим где-нибудь. Пойдем в ночной клуб. Мне надо оторваться, - вдруг осенило меня. – Давай оторвемся сегодня!

Понимаю, конечно, тот еще отрыв, когда тебя поднимают с постели, в которую ты только что упал после трудовой недели (дело-то было в пятницу). Но продолжение вечера мне было необходимо как воздух… Точно. Можно пойти сейчас в ночной клуб и там с кем-нибудь и познакомиться, потанцевать, выпить (тем более что я в таком «звездном прикиде»), отвлечься, словом, да и рассказать все Вике. Даже не знаю, в чем в тот момент я больше нуждалась – в том, чтобы поделиться с Викой или действительно, отвлечься и оторваться, затеряться во всеобщем веселье и постараться забыть о своих проблемах…

Договорились встретиться в «Папе Джо» на Мясницкой. Я приехала раньше. Села за столик наверху в пиццерии. Подошел официант, подал меню.
-Не надо, - отказалась я от длинного списка разных видов пицц, мороженого и десертов, - мне что-нибудь выпить. Покрепче желательно.
-Водки?
-Нет. (Только не водка, я не воспринимаю этот странный вкус).
-Коньяк?
-Да, коньяк. И кофе.

Коньяк я, кстати, тоже не воспринимаю. Как мне объяснили знающие люди, дубильные вещества, содержащиеся в коньяке, и являются этими элементами вкусовых ощущений, которые могут вызывать реакцию неприятия. Но что может быть крепче водки и коньяка? Ничего, разбавлю с кофе.
Еще через полчаса явилась Вика. Короткое время на сборы и трудовая неделя не помешали ей выглядеть отлично, если не сказать больше. 
               
Первое, что мне бросилось в глаза, как только я её увидела – много, много красного: красные брюки, какого-то нереально элегантного кроя, красный топ под горло, черная кружевная рубашка сверху и чёрная обувь с узкими лакированными носами. А еще пряный запах духов и яркий вечерний макияж. Жаль, я не фотограф с фотоаппаратом – Вика сейчас достойный объект для фото-сессии. Она присела рядом. Глаза, и так большие, обрамленные черной тушью, по-моему, были в пол-лица.
               
 -Шикарно выглядишь,- сказала я ей, невольно улыбаясь, просто даже оттого, что глядя на Вику, появилась надежда, что когда-нибудь и я буду безмятежно спокойна, довольна собой и обрету все атрибуты душевного и социального благополучия.
-Спасибо тебе большое, что приехала.

-Ну, что у тебя? – озабоченно спросила Вика. – Как он?
-Он – козёл, - коротко ответила я. – Ты была права: ничего непонятно, всё меняется. И, по-моему, ни фига не в лучшую сторону.
Рассказала ей все подробности сегодняшней встречи. Выслушав, Вика схватилась за голову. Сидя за кофе в ожидании Вики, я за эти полчаса почти успокоилась и пришла в себя. Но, рассказывая и переживая небезызвестные читателю вечерние события вновь, да еще наблюдая Викину реакцию, опять впала в ступор. Меня снова охватили внутреннее беспокойство и паника.

 -Ты думаешь, это всё?
 -Теперь думаю, скорее да, чем нет, - задумчиво произнесла Вика.
Я опять погрузилась в пучину отчаяния.
 -Зачем ты его ударила?! - воскликнула вдруг Вика, - ты зачем спрашивала меня про реакцию Рыб?!
 -Он всё время молчал! Он раздражал меня своим молчанием! – пыталась я оправдаться. 
 -Да он не знал, как от тебя отделаться, если молчал! Теперь точно – всё! – отрывисто и как-то зло заключила Вика.

-Я тебе забыла сказать, я еще и расческой в него запустила, перед тем как выйти из машины, - добавила я,  решив вдруг неожиданно для самой себя быть до конца откровенной с моим «лечащим врачом», вероятно, для «постановки правильного диагноза» в этой изрядно запущенной ситуации.
-Еще и расчёской… Верх безумия. Понимаешь, чем мужчины – Рыбы отличаются от других - если какой-нибудь Овен тебе однажды скажет «выходи из машины», это еще не значит, что завтра ты снова там не окажешься, причем по его же инициативе (да уж, более чем похоже, я – Овен, могу подтвердить). Но если Рыба выставил тебя куда подальше - это значит, завтра ты не заставишь его сделать «откат транзакции» и под дулом пистолета. Они очень контролируют себя в отношениях, понимаешь? Если доходит до того, что он с тобой прощается, то это значит, что он очень-очень хорошо подумал.

    Это был настоящий приговор. На глаза снова навернулись слезы. Я вдруг поняла, что всё, что она говорит – все это про него, про Георгия. Я вспомнила его бледное лицо, складки между бровей, тяжелое молчание, как будто он принимал абсолютное и окончательное решение на всю оставшуюся… Всё точно. Так и есть. Ощущение какой-то неотвратимости, балансирующее где-то на грани опустошающего мою мечущуюся от самооправдания к самообвинениям вперемешку с внезапным осознанием бесстрастного приговора, душу, и затмевающего отблеск самой слабой надежды, отчаяния, уже знакомого мне и не успевшего еще забыться после последнего нашего конфликта, возникло снова.

       -А если.., - робко начала я, - позвонить и извиниться? А?               
       -А толку?  Он тебе скажет, что не обижается. А сам просто сделал вывод, что в таких отношениях не нуждается. Вот и всё.   
       -А может ему прямо сейчас позвонить?               
Вика посмотрела на меня как на окончательно потерянный элемент для общества.
       -Ни в коем случае. Дай ему прийти в себя. Сейчас всё зависит от него. Только он сам теперь должен решить, нужно ли ему это. И не звонить, запомни – только сам.
         
      -Ну и пошёл он! – выпалила я в сердцах. В конце концов, мне хотелось отвлечься и «не приехать» окончательно от всей этой эпопеи с бесконечным психоанализом. – Пойдём оторвёмся, зря мы что ли сюда приехали!
Мы спустились в подвальное помещение клуба. Сдали шубы в гардероб пританцовывающим гардеробщикам, судя по облику -  родом из Африки. "Товарищи" в гимнастёрках и буденовках с пятиконечными звёздами аналогичного происхождения моют пол. Полумрак и очередь в туалет. Спрашивают на ломанном русском, как зовут и одни ли мы пришли. На что Вика философски ответила:
-Почти.
-Что значит «почти»? – спрашиваю.
-Почти одни – это значит, вдвоём.

      Налево танцпол с гремящей музыкой, диджеем и конкурсами, направо – что-то типа ресторана. Нам направо. По крайней мере, сначала. Потом, может и налево (на какой-нибудь конкурс?..).
-А может, в конкурсе поучаствуем? – приободрившись, кричу я Вике, стараясь быть громче грохочущей, отдающей звоном в ушах,  музыки.
-В каком? – кричит в ответ Вика, - если только в конкурсе разбитых сердец. Я – три недели назад, ты – сегодня. Тогда, пожалуй, ты займёшь первое место!
      При словах «ты – сегодня» снова защемило сердце. Глупая какая шутка.

      Вокруг суета, официантки с меню, передвигающиеся «мелкими перебежками» от столика к столику, нарядные посетители (но не так, чтобы слишком – потому-то мне тут и нравится: особого фэйсконтроля нет, стиль одежды, в принципе, обычный, без мании величия, если приехал не на линкольне или мерседесе, никто не осудит). Это не “Up and Down”, горячо любимый такими «забронзовевшими» типажами как мой Игорь. Да какой он, к черту, мой, и кто вообще – мой? И я, собственно, чья? Так, ничья. Всю жизнь ничья. И ребенок уже есть, а все – ничья… Ну вот, снова заносит куда-то в «голубую» муть меланхолии. Только не это, только не сейчас.
 
     Вика быстро обнаружила свободный столик – всегда и везде ориентируется как дома, поразительная способность везде быть к месту. И как ей это удается? Странно, что она при своих способностях, довольно-таки приличных внешних данных и жизненной позиции, выражающейся в неугасаемом энтузиазме (по поводу и без), до сих пор толком не пристроена. Хотя… ведь это всего только три недели. Может, кто-нибудь и отыщется в скором времени, «объект пристройки».

       -Лицо попроще сделай, - говорит мне Вика, кивая на «шарящегося» между столиков и явно подыскивающем себе место, а может, и нечто большее, высокого блондина, с бессмысленным выражением лица. Я, кстати, уже пару раз заметила, как внимательно он вглядывался в нашу сторону.
             
-Пойду, возьму что-нибудь выпить, - сказала Вика и упорхнула, унося своё «красное» тело и сверкая лакированными каблуками.
По исчезновении Вики блондин остановился взглядом в моем направлении гораздо дольше. Наверное, надо ему «сделать знак», подумала я. И тоже пристально посмотрела на него. Всё. Ответная реакция пошла сразу же. По-моему, знак понят, а сигнал принят. Он резко двинулся ко мне. Пара секунд – и он у нашего столика.

Кошмар… Передо мной стоял не просто высокий блондин, как определила я его издалека, а вариант из серии "номер первый" в баскетбольной команде. Может, не первый, может, второй или третий, могу только догадываться о том, как там у них, в баскетболе… Интересно, какой у него (все-таки) рост? Точно (уж) не меньше метра девяносто пяти. Болотного цвета водолазка, темно-зеленый пиджак и джинсы неопределенного цвета. Зачем он в клуб пиджак надел? Он что сюда – с самолёта? (С работы, как потом выяснилось).

Эх, мне бы сейчас «о блондине» и «с блондином», а я все о своем – снова пребывала между вновь нахлынувшей тоской и мучительной безысходностью. Шестым чувством безошибочно ощутила, что каши с этим субъектом не сваришь, и всю ночь придётся либо убивать время в компании этого «чуда», либо кого-нибудь подобного ему, либо вообще без «чудес». Так, тихо подыхать… От одиночества в толпе… Мне показалось, я задыхаюсь. Где, черт, Вика?
 
-Excuse me, - раздался где-то высоко надо мной голос, - may I sit down here?
Понятно, foreign вариант. Валяй, какая разница.

 -Yes, you may, - говорю, стараясь изо всех не разрыдаться тут же, для удобства уткнувшись в лацкан его пиджака. Не поймет… Говорят, у них с интеллектом… Не то, что у нас… Поэтому, наверное, и загнивают на своем «диком западе», в отличие от нас, растущих и развивающихся. В основном духовно. Страдания они воспитывают. Душу… Эх, водки бы… Он-то, наверное, не пьет, бережёт небось здоровье. Хотя, вот скажите, зачем себя беречь, если ты никому не нужен, если тебя никто нигде не ждет… Интересно, кто он по национальности? Бритиш что ли? Или нет. Выглядит как американец из сельскохозяйственного штата Арканзас. Фермер, наверное, 100 гусей 40 уток…

-So.., - задумался незнакомец, - what is your name?
А воспитанные люди сначала сами представляются…
   -I am Paul. Nice club, isn’t it?

Видимо, гад, не только любитель баскетбола, но и мысли читает. Isn’t… Мне сейчас всё «isn’t», в том числе и ты… Не фонтан.  Оказалось, парень из Америки, штат, кстати, Арканзас (я и смотрю, вид какой-то … сельскохозяйственный: белые волосы, даже брови и ресницы, как будто выгоревшие, смуглое лицо, резкие крупные черты. Только он, выходит, не фермер, а инженер, по контракту работает в Москве. А загорелый, говорит, так это потому, что из Египта недавно вернулся, там и загорел.

-Have you ever been in Egipt?
-No, - отвечаю. Мы как-то с Игорем Канары и Карибы предпочитали. Италия, опять же, неплохое место.
-О-о-о, - протянул American сочувственно.               
Да, пожалей меня хоть по этому поводу. Если б ты еще узнал, как я провела сегодняшний день, вообще бы заплакал. Дожить до такого - ни разу не посетить Египет… Я еще и не до этого дошла сегодня. Я еще и расческой в машине могу… Психопатия – она не лечится, - как говорит последнее время на мой счет Вика.

 -Something to drink maybe?- оживился Пол, вытянув шею, как это делает Вика, чтобы, видимо, я его лучше услышала.
-Maybe yes.
          
     Шея, кстати, у Пола была абсолютно красного цвета. Господи, ну что у них всё не как у людей… Рост какой-то нечеловеческий (чем их там кормят, что они так вырастают?), шея в бордовый оттенок, взгляд какой-то стеклянный. Образ Георгия становился всё ярче и никуда не хотел исчезать: абсолютно матовая светлая кожа, нереально шикарный профиль, высокий лоб, красиво очерченные губы, глаза, в которых… не больше - не меньше - вся глубина человеческой эпохи, по крайней мере, от нашей эры до новейшей истории… Интересно, смог бы он меня простить?..

       Пол исчез за выпивкой, оставив пиджак с торчащим из кармана мобильником. Совсем офонарел – у нас так вещи не оставляют. Через десять минут явился. С соком. Идиот… Нет, идиотка. Вспомнила, он меня еще спросил: «Juice»? Я ответила “yes” - я же не здесь, я «в Орехово», сейчас, в крайнем случае, «в синей Мазде»…
Разговор толком не клеился. American уставился куда-то в одну точку где-то в районе моего стакана с соком.

 -Do you like Moscow? – решила я разнообразить беседу, вернее, молчание.
 -Yes, I like. Nice city…
 Да уж… Что «nice» то «nice». Очень глубокое замечание.

 -Have you ever been in America? – последовала ответная попытка поддержать беседу.
 -No…
 Paul понимающе кивнул: что с меня взять – где уж тут Америка, если даже Египет…
 -Your English is so nice…
 -Thank you, I lived in London during a year.
 -O, really? Nice…

    Такая вот содержательная беседа. От моего нового «партнера» по беседе веяло равнодушием и непониманием, казалось, он задавал вопросы лишь для того, чтобы их задать, нисколько не интересуясь ответами.
   
   Сейчас, когда уже прошло немного времени, ссора в машине уже не казалась мне чем-то серьёзным для последствий наших с Георгием отношений. Я снова и снова прокручивала весь сценарий: обмен «любезностями», пощечина, выражение его лица, расческа, звонок Вике. Нет, лучше не думать об этом. А что если… Если он врет? Если он встречается не с друзьями, а с другой женщиной? Тогда и жалеть о случившемся нечего. Но как это выяснить – вот в чем вопрос… Может, позвонить и бросить трубку? А вдруг он не возьмет? А если пошлет окончательно? Тогда уже вообще… всё. Нет, надо объясниться. Он поймет, он не может не понять. Ну что-то на меня нашло, бывает, он сам виноват: то едет в ресторан, то не едет. Нет, ну действительно, нельзя же так с женщиной – неужели ему самому не придет это в голову!

      American вертел в руках стакан с почти допитым соком, вперившись в него взглядом, будто что-то упорно пытался там увидеть, как гадалка фрагменты будущего в хрустальном шаре. Непонятно, зачем знакомиться с девушкой, чтобы потом сидеть и молчать.

      Вдруг моему взору открылась интереснейшая картина. Явилась «девушка в красном», Вика, под руку сразу аж с двумя мужиками. Нет, ну это ж надо так разойтись! Подошли. Сели рядом. Поздоровались. Оказалось, итальянцы. Тот, что постарше, министр каких-то дел Италии, второй – совсем молодой, симпатичный, интеллектуального вида, в очках - переводчик. А я-то думала, что министры только по «Распутиным» ходят, а они, как оказалось, и в «Папе Джо» встречаются.

     -Это, - говорю американцу, - моя подруга.
   -Yes, nice.
    Да уж… nice – не то слово. Понятно теперь, почему её так долго не было. Флиртовала, небось, направо и налево у барной стойки, вместо того, чтобы коньяком меня обеспечить.

    Вика находилась в явно приподнятом настроении. Она быстро оценила обстановку, в которой мы как в тине, погрязли с американцем, и тут же начала нести всякую ахинею: дескать, как мы оба друг другу подходим - оба блондины. Итальянскому министру тут же перевели, и видимо, поэтому он как-то пристально, чуть прищуриваясь, начал вглядываться в меня и затем добавил, что, мол, да, они оба в зеленом. И засмеялся. И Вика, главное, тоже сидит и ржет как дура. И все смеются, включая «фермера" из Арканзаса. Что смешного - не понимаю…

    Ну, с Викой-то все ясно. Приняла энное количество алкоголя, окружила себя поклонниками и теперь ее медом не корми – дай поупражняться в мелких издевках, вот будет сидеть и ржать всю ночь, только подкрепляясь время от времени чем-нибудь среднеалкогольным. Ненавижу ее в таком амплуа. Летит сама от себя.

    Итальянский министр что-то быстро говорит переводчику, глядя одновременно на меня. Переводчик переводит мне, кивая на Вику:
-Он говорит, красивая у тебя подруга.   
 
    Понятно, Вика, значит, красивая, а я в зеленом. Мне явно сегодня не перло.
  -Да, - отвечаю, - она еще и умная. Все почему-то очень внимательно вслушались в мои слова. Министр, так тот вообще удивился:
  -Да-а? – произнес он по-русски, удивленно глядя на Вику.

     И тут все присутствующие мужики вдруг сосредоточили свое внимание на Вике. Даже «фермер», который все время молчал, начал ей что-то оживленно рассказывать. А я-то думала, он вообще разговаривать не умеет. И главное, все смеются. Непонятно, над чем. И громче всех эта дура. Нет, я больше не могу терпеть такого издевательства. Зачем стоило вообще приезжать сюда, чтобы смотреть всю ночь, как развлекается Вика, в то время как я уже на грани нервного срыва который раз за сегодня?!
Я изо всех сил пнула Вику под столом, чтобы меньше смеялась. Она перестала заливаться и удивленно посмотрела на меня.

     Если уж быть до конца откровенной, я ей, конечно, завидовала. Не внешности, нет, и не ее успеху у противоположного пола. Мне, я бы сказала, везло даже больше на интересных мужчин. Тут другое. Как она может так свободно себя чувствовать, в то время как у нее никого нет? И развлекаться просто так, не «парясь», понравится ли она или не понравится, и завяжутся ли у нее отношения с очередным претендентом. Ни разу не видела ее переживающей по поводу своих отношений. Ну как она так может?

     Обстановка за столом напоминала «броуновское движение», народ перешел на английский (благо, все неплохо владели), что-то одновременно друг другу говорили и громко смеялись, что даже люди за соседними столиками прекратили общаться и начали рассматривать нас с плохо скрываемым любопытством. Мой новоиспеченный знакомый American разошелся не на шутку: очень громко рассказывал популярные американские анекдоты и ажник перегнулся через весь стол по диагонали (по направлению к Вике), полностью закрыв меня своей спиной (наверное, метр на метр). Ну надо же, как оживился! При этом его движении я, и так особо не принимавшая участия в этом чужом празднике жизни, вообще выпала из контекста. Кроме того, что я ничего толком не могла разобрать из того, что он говорит, я еще и ничего не видела, кроме его зеленого пиджака, заслонившего все пространство. Это уже было выше моих, и так изрядно потрепанных за сегодня, душевных сил.
      
    Я заглянула под стол, примечая, где Викины ноги, чтобы снова сделать ей популярный в народе, предназначенный для внезапного вразумления, знак, чтобы не заливалась как лошадь. Кроме того, мне надо было с ней срочно посоветоваться. Я пнула ее под столом ногой, в результате чего было убито два зайца одновременно: во-первых, она перестала беспрестанно смеяться, а во-вторых, начала сама искать меня взглядом, поворачивая свою порядком взлохмаченную уже за вечер, голову, то налево, то направо, из-за спины внезапно ожившего «фермера», что для нее тоже было проблематично. Но это теперь была уже не моя, а ее проблема.

Наконец, мы нашли друг друга взглядом. Она удивленно смотрела на меня, вскинув брови. Я кивком головы в сторону выхода показала ей, что нужно выйти. Мы одновременно поднялись и вышли из-за стола.
-Ты чего? – спросила она.
-Пойдем, надо поговорить.
Мы вышли на улицу. Холодно и промозгло.
-Ты чего?- еще раз спросила Вика, отряхивая брюки от следов моего ботфорта.
-Что ты все время ржешь, как лошадь? - раздраженно начала я, доставая сигарету и закуривая.
-Ну давай вместе будем сидеть с такой миной, как у тебя, - огрызнулась Вика.
-У меня не мина.
-А я не лошадь! – Вика тоже закурила. Что-то не помню, чтоб она курила, вроде бы не курит.
-С каких это пор ты куришь? – с удивлением спросила я.
-Нашло что-то… после Гены. В принципе, не курю, но иногда… бывает. Вот, как сегодня, например, глядя на тебя.

Все ясно. Я-то думала, я одна во всем мире с такой тонкой чувствительной, никем не понятой душой. А оказывается… У кого как это проходит… Вика вон курить начала. И все же… Все равно, не так, как я.
-И как ты так можешь? – вслух продолжила я свои невеселые рассуждения.
-Как?
-Не знаю - так. Спокойно, что ли, жить, заниматься чем-то, развлекаться, общаться с другими мужчинами, как будто ничего не произошло.
-А что произошло-то? – уточнила Вика.

-Расставание с Геной. Ты ведешь себя так, как будто ничего и не было. Не было этих двух лет, которые вы вместе прожили. Не было никакой любви. Ведь ты же не полюбила пока что никого снова.
-Пока нет, - спокойно ответила Вика. – Но ведь в жизни есть не только любовь. Понимаешь? Любовь – как говорится, не основной, не ведущий (как это называется в психологии) вид деятельности, не то, что мы считаем естественным состоянием человека, как пища или сон - без чего человек не может. То есть я хочу сказать, что можно прожить и без этого…
-Но как?! – в сердцах восклкнула я (неужели она действительно так счиает?!), - что за качество такой жизни! Это не жизнь, это существование какое-то. «Спокойно»… Вот именно – спокойно, никак то есть!

-Насильно мил не будешь, - пожала плечами Вика. – Это же зависит не только от твоего желания, но и от его. Не хочет - значит, не хочет. Отойди в сторону и найди того, кто хочет. Зачем унижаться?

Чем больше она рассуждала, тем больше я понимала: весь этот абстрактный подход не для меня. «Насильно мил не будешь», «не хочет»… Неужели я не могу покорить мужчину? Нет, такая философия – удел слабых и заурядных женщин. Я должна, я обязана получить понравившегося мужчину, завоевав, в конце концов, если само собой не выходит. Сколько так можно «спокойно» отходить в сторону? Типа, послали и послали, успокойся и расслабься. Сейчас другой мир и роли полов изменились, и философия отношений тоже должна быть другой. Это будет не «унижение», я просто возьму свое.

Вика, выкурив сигарету, стояла, ежась на февральском ветру, и нетерпеливо поглядывала на меня, ожидая, когда я, наконец, перестану курить. Я докуривала третью. Завороженная моими новыми мыслями и внезапно пришедшим в голову подкупающим своей простотой и гениальностью планом (да-да, мне вновь пришла идея), я предложила ей вернуться в клуб:
-Ты иди. Я сейчас еще одну – и приду. А то ты совсем продрогла.

Дождавшись, пока Вика исчезла в недрах помещения, я решительно набрала номер Георгия. Но что я ему скажу?! Не знаю, придумаю что-нибудь во время разговора. Только бы взял трубку. Возьмет или не возьмет? Длинные гудки. Ну же?! Мой номер, конечно же, определился… Нет?!

-Аллё? – мужской приятный голос. (Он!)
-Привет, - желая сохранить видимость как можно более равнодушно-доброжелательного тона, начала я. Как будто ничего и не было, ничего не произошло. Господи, что же сказать-то?.. – Как дела? – продолжила я.
-Нормально…

Так, трубку взял, значит, настроен общаться, значит, не обиделся так уж сильно. Отвечает спокойно. Дальше – молчание.
-И у меня нормально. - Лучше я ничего придумать не смогла.
Опять молчание.

-Это все? – так же спокойно-холодно спросил Георгий.
-Нет, не все. Что ты сейчас делаешь?
-Ложусь спать. (Достал своим «спать»!)
-Как ресторан?
-Нормально.
-Не хочешь спросить, что я сейчас делаю?
Молчание.

-Что? – как-то глухо и, мне показалось, равнодушно последовал моему совету Георгий.
-Отдыхаю… В ночном клубе.
Снова тишина в трубке.
-Ты ничего не хочешь мне сказать? – начинала я заводиться, одновременно понимая всю глупость создавшегося положения и бесперспективность этой затеи со звонком.
-Что?
Похоже, он пытается завести меня в тупик, цепляясь за мои же слова, чтобы я сама закончила разговор. Видимо, так и придется сделать. Но «сдаваться» так просто я не собиралась:
-Ты не хочешь подъехать на Мясницкую? Здесь весело, – соврала я по поводу «весело» и тут же подумала, что, наверное, придется пачками глотать антидепрессанты после сегодняшнего «веселья».

-Нет, не могу, к сожалению.
Надо же - «к сожалению» - держит себя в руках, как может. Честно говоря, я бы давно послала куда подальше, будь я на его месте, таких телефонных «переговорщиков».
-Почему? (Надо продолжать разговор, нужно лучше понять, как он настроен, продолжать, иначе сейчас все закончится – и все. Может, до чего-нибудь договоримся, до следующей встречи или звонка. И тогда - все нормально и хорошо, и можно расслабиться, и прекратятся мои мучения).

-Я же сказал, что ложусь спать.
Как же это сказано! Равнодушно, холодно, без эмоций. И вообщем-то - без малейшей надежды на то, что есть еще шанс…
-А почему так рано? – задала я очередной бесперспективный по своей сути вопрос. Время было половина первого ночи.

-Ладно, Оль, давай созвонимся в другое время. Я правда хочу спать.
Неужели все? Неужели вот так и закончится разговор? А вдруг – больше никогда? Вдруг это последний раз?..
-Так я не поняла, - капризным голосом продолжала я «закручивать гайки», пытаясь расставить все точки над «и», - мы идем завтра в ресторан?
Господи, зачем я так прямо! Что ответит?! Внутри все похолодело.
-Давай обсудим эту тему завтра.
-Но… мне надо знать.
-Давай завтра. Я ложусь спать. Извини.

Гудки… Как пощечина - та, что дала ему в машине. Как грустно и как нелепо. Комок сначала подкатился к горлу, потом на секунду что-то сдавило глаза, тяжело дышать… Из левого глаза вытекла слезинка, потом другая. Не буду вытирать - никто ведь не видит. Докатилась до уголка губ. Соленый привкус. На какую-то долю минуты мои мысли отвлеклись в другом направлении. Почему слезы такие соленые? И почему они неизбежно затекают в уголки губ, почему слезинка, например, не может пробежать мимо рта (вертикально и по прямой)?

 Холодно… Ноги замерзли – только сейчас я почувствовала, какой холод на улице. А я всего лишь в платье. Наверное, заболею. Да какая в принципе, разница?.. Не пойду на работу. Не видеть эти надоевшие лица, ничего в жизни уже не ищущие (кроме разве что машин в интернете, электрических веников да пылесосов с выгодной доставкой), давно успокоившиеся, рассуждающие только о дачах, делающие вид, что им интересно работать… Зачем? Для чего? В шесть-семь утра подъем, к 9-00 – как солдат, на работе, в шесть вечера – вонючее метро, полтора часа в тесной толпе таких же зомби с ничего не выражающими лицами, кроме, пожалуй, усталости и раздражения… на всю их бесполезную жизнь. Потом полчаса в автобусе… с серой массой тел с пакетами, сумками, в кепках, нахлобученных на брови.

   Интересно, что вроде бы в магазинах сейчас вполне достаточно всевозможной верхней одежды самой разной расцветки, даже встречается более или менее стильная, а в транспорте – черно-серые толпы и фасоны уровня Черкизовкого рынка… Почему так? Почему люди выбирают такие оттенки? Из-за грязи, что ли? Из практических, наверно, все же, соображений… Или это отражение внутреннего настроя, может быть?.. Затем эта долбанная квартира, 17 квадратных метров жилой площади на троих, повернуться негде, никакая ипотека не поможет… На кого рассчитаны все эти жилищные программы?.. А ну да, на молодую семью (при появлении первого ребенка… чего-то там, а при появлении второго… еще чего-то), а если ты разведена и ребенок уже есть, а твоя семья – не муж, а престарелая мать с ребенком, и ты единственный кормилец в семье?.. Меня охватило чувство безысходности и бессмысленности (всего одновременно) жизни вообще и моей в частности. Вокруг меня люди, люди (в Москве вообще много людей, очень много…), и ведь умудряются как-то жить, правда,  какой-то серой неинтересной жизнью и даже как будто удовлетворены (как им это удается?), государство само по себе, люди – сами по себе, мужчины ищут «подходящих» женщин, женщины – мужчин… И никак друг друга не найдут… Вечные поиски… Вечные поиски партнера. Как же все это достало… Найти кого-то, устроить свою жизнь. Нет, не подходит мне это, не моя это жизнь! У меня или все будет хорошо и так как мне надо, или… Или не знаю что.
   
К черту сентенции. Наберу его еще раз (где звонок, там и два, а где два – там и три). Чего теперь терять? Все равно не спит пока. Набираю. И сердце снова замирает. Гудки. Характерный щелчок – берут трубку.
 -Аллё? (Он.)
 -Георгий?
 -Я слушаю.
 -Ты спишь?
 -Нет еще, но ложусь уже. Я же сказал тебе.

 -Может.., - (я безнадежно теряюсь), - если хочешь, я приеду.
 -Сегодня - нет смысла. Я сплю уже почти.
 -Ну извини тогда. Спокойной ночи.
 -Спокойной ночи.

 Гудки… Ну почему он так? Ну почему он такой? Ведь не пенсионер же, чтобы по часам быть в постели. Ну что тут такого, если бы я к нему приехала даже и в это время! Ведь один живет, да и нет у него никого -  отвечает открыто. Так в чем же дело? Было бы совсем на меня плевать, не брал бы трубку. Ведь берет… Ладно, надо идти, а то точно воспаление легких будет.

 -Домой поедем? – вдруг прозвучал где-то совсем близко голос.
 Совсем рядом со мной – высокая мужская фигура. Как он здесь очутился? Вроде, не было никого рядом.
 -Что? – переспросила я.
 -Такси не нужно? Триста рублей в любой конец Москвы.
 -А, нет, спасибо, пока нет. 
 
 Вернулась за столик - American и переводчик. Вики с министром не было.
 -Где Вика?
 -Танцует с Роберто.
 Понятно, шуры-муры-потанцуем…
 -Something to drink? – спрашивает American, кивая на мой почти допитый апельсиновый сок.
 -Maybe. Something strong alkoholic, - отвечаю.
 -O-о! Maybe tekila or something like Russian vodka? Yes?
 -Vodka with orange juice.
 -O-o, nice choice.

 Подозвал официантку, сделал заказ. Nice – их любимое выражение, как что - сразу nice. Как слово – связка. Как у нас – блин. Достал уже своим «nice»… Надо уматывать отсюда. Надоело всё. И все, в том числе этот «nice» фермер…
Явилась Вика с министром.
 -Пойдем выйдем, - опять предлагаю Вике. Вышли. Я снова закурила, Вика – нет.
 -Я ему сейчас позвонила, - смотрю на нее вопросительно - что скажет? Вика поджала губы и смотрит на меня, не отрываясь, как на воспитанника исправительно-трудовой колонии, на которого в наличии все необходимые доказательства, что тот регулярно бьет окна в школьной столовой, а он каждый раз отпирается…

 -И что?
 -Он сказал, что спит уже.
 -Странно было бы, если б он ответил что-нибудь другое.
 -Вика, что мне теперь делать? – я снова расстроена и не уверена ни в чем…
 -Что ты хочешь еще делать? – спросила Вика уже немного испуганно, будто ожидая от меня очередного подвоха. – Делать ничего не надо. Ты уже все сделала, что могла и даже больше, чем нужно. Надо – ничего не делать, хотя бы до завтра, понимаешь? Давай так. Подождешь до завтра. Если утром будешь того же мнения – захочешь еще что-то делать – то сделаешь. Если нет, то нет. Но утром, поняла?

 -Поняла.., - отвечаю я задумчиво, принимая в эту минуту прямо противоположное моему ответу и Викиному совету, решение, может быть, еще более глупое за весь вечер, вообще за весь день, из всего списка всех глупейших и нелепейших решений и поступков, которые только мне пришлось принять и совершить.
 -Вот и хорошо. Пошли. А то твой «американ бой» все время спрашивает, куда исчезает моя подруга.
 -Я… сейчас к нему поеду, - неожиданно для себя самой вдруг выдаю я.

 Викино лицо меняется на глазах. Больше нет полуулыбки на ее лице, придающей оттенок доброжелательности, который так ей идет, нет расслабленности губ, готовых в любой момент расплыться в широкой улыбке и заразительном смехе, но, правда, нет и грозных складок между бровей, как у Георгия (просто потому, что у нее вообще нет морщин, даже мимических, даже в области глаз – не знаю, о чем это может говорить, может, о патологической доброте, а может, об отсутствии сильных эмоций – в ее случае, наверное, о том и об этом одновременно. Но, видимо, всякой доброте, как и терпению, приходит конец. Она хватает сильно меня за плечо и куда-то тащит. Понятно, обратно в клуб.

 -Ты что? Куда ты? Больно же! – восклицаю я, одновременно высвобождаясь из ее цепких длинных пальцев. (Какие же они противные, ее пальцы! Плечо болит. Дура… Верно, видимо, что у людей с недостатком мышечной массы, а значит, и силы в мышцах, есть другие компенсационные механизмы: цепкие конечности, например, ногти).
Разъяренная моя подруга притаскивает меня на площадку перед туалетом – несколько зеркал над раковинами.

 -Посмотри на себя, - жестко и даже зло произносит Вика.
 -Что значит «посмотри на себя»? – раздраженно огрызаюсь я.
 -На кого ты похожа - посмотри!

 Смотрю. Немного потрепанная прическа – ну, это ничего, всегда можно причесаться. Осунувшееся лицо - за сутки толком ничего не съела (оно и понятно). Перед встречей выпила чай с бутербродом (больно торопилась), потом – кофе с коньяком (здесь уже), стакан апельсинового сока… носогубные морщинки стали какими-то резкими, прямо добавили лет пять, размазанная тушь под глазами (надо вытереть), тушь на бровях давно смазалась и выцвела за день, брови уже не черные, а еле серые какие-то, опустились к глазам от усталости и, самое, конечно, противное - все неровности, бугорки и мелкие прыщики на коже предательски выступили из-под слоя тонального крема (что и неудивительно – после такого «насыщенного» дня к часу ночи это «добро» ничем не прикроешь, никак не спрячешь, хоть тонну пудры на себя вытряхни и тюбик крема измажь). Ну и выражение лица соответствующее – наготове вот-вот разрыдаться самыми, что ни наесть горючими слезами (что недалеко от истины). Я вглядывалась в свое лицо, представшее в таком неожиданном для меня ракурсе…

 -Ну а что? – произношу я очередную бессмысленную фразу.
 -Что «ну а что»?! Что он увидит, спрашиваю я тебя?! Вот что!
 -Что? – тупо повторяю я.
 -А примерно следующее: жизнь меня потрепала и не пощадила, ты – мой последний шанс.

Я молчала. Смутно представляла себе, как приеду, как откроет дверь. Может даже заспанный. И даже скажет, чтобы я постелила себе в зале, на диване. И я тихо его поцелую. Я все понимаю и принимаю как есть. Пойду быстро умоюсь, смою надоевшую косметику, постелю в зале на диване, пожелаю ему спокойной ночи. И пусть он даже не ответит, потому что уже уснет (услышит сквозь сон, но не ответит). А я лягу, укроюсь одеялом из гусиного пуха, таким легким, в голубом пододеяльнике. И постепенно засну, счастливая от мысли, что все хорошо и он почти рядом, в соседней комнате, спит. И даже немного слышно его дыхание. А завтра утром – вместе завтракать. Спагетти или может быть, яичница. Наверняка он не успел сходить в магазин. И чай. Просто с сахаром. Из белой коробки с надписью «рафинад». И рядом его лицо, немного небритое, со щетиной, и рубашка навыпуск, поверх джинсов, бело-голубая (моя любимая), две верхние пуговицы расстегнуты и нежная кожа, где ключицы… Даже не прикасаться, просто видеть, просто отвечать на его самые простые вопросы, чтобы только он обращался ко мне, встречаться взглядом…

 -Оля! Очнись! И запомни мои слова. Это будет твоя самая большая ошибка, если ты поедешь к нему сейчас. Ты слышишь? Непоправимая!
 -Да почему, черт возьми?! Ты его не знаешь! Я с ним встречаюсь два месяца, а не ты! – возмутилась я ее безапелляционным высказываниям, хотя то, что зовется шестым чувством, подсказывало мне, что она скорее права, чем ошибается.
 -Похоже, я знаю его больше, чем ты, несмотря на твои хваленые два месяца. Я – и то поняла уже, что это за человек. С ним такие вещи не пройдут. И вообще: Рыбы предпочитают достойное поведение женщины!

-Чем же мое поведение недостойное?! И недостойное чего?!- возмутилась я не на шутку.
 -Чего?! Уважения, ****ь, уважения! - рявкнула, перейдя на мат отчаявшаяся вдолбить в мою тупую голову хоть каплю разума и частицу самолюбия, раскрасневшаяся и явно уже еле сдерживающаяся, чтобы не ударить меня, Вика. - Да нелепо ты себя ведешь. По-идиотски, говоря на чистоту. Ему это точно не понравится. Кому-нибудь другому – может быть, ему – нет! Хотя мне трудно, честно говоря, представить себе мужчину, которому бы это все подошло. Если, конечно, у него к женщине серьезные намерения. И он не мазохист.
 -Игоря устраивало…
 -Тьфу! – раздраженно буркнула Вика. – Делай что хочешь.

Она повернулась, тряхнув своей шикарной, но порядком уже лохматой, шевелюрой, и направилась в зал. Я вытерла растекшуюся под глазами тушь. Жаль, что с покраснениями кожи ничего сделать нельзя. Вот если бы только выспаться. Ну да, и неровности. Тоже никуда не денешь - кожа утомилась, это ясно. Самое лучшее сейчас для меня – это оказаться дома, принять горячий душ, выпить чаю с медом. И лечь спать, и тут же вырубиться, можно еще немного перед сном почитать, страницы три - больше я бы, наверное, не осилила (растворилась бы в объятиях морфея). Набокова, или вот Чехова, тоже неплохо. В другой ситуации так бы и поступила. Но сейчас - нет, сейчас совсем другое дело. Надо, надо что-то предпринять, чтобы не чувствовать себя такой несчастной.

Я снова приплелась за наш интернациональный столик. Итальянский министр увлеченно рассказывал о каком-то национальном блюде, взмахивая то и дело руками и совершая ими множество движений, посредством которых, видимо, это блюдо и получалось, по его словам, таким вкусным: вот, дескать, растереть, потом опять растереть, затем помешать, что-то еще. Вообще, как я поняла, нужно долго мешать… Нет, я не выдержу. Наверное, уеду домой. Или… Не домой. Как же  поступить-то? Вдруг приеду, а он не один?.. Да нет, один. Сейчас, конечно, очень поздно, уже час ночи… Взмахивает руками и взмахивает. Достал уже. Вон и Вика уже зевает, а ему все нипочем... Нет, все-таки поеду. Сейчас пойду посмотрюсь еще раз в зеркало - проверю как выгляжу и поеду. Да что это я, в самом деле? Что он – выгонит меня что ли?

Я поднялась из-за стола. Министр смерил меня своим итальянским взглядом (чуть с поволокой очами из-под длинных черных бровей), с головы до ног, не переставая отчаянно жестикулировать.
-Ты куда? – тут же выпалила Вика.
-Я вернусь, - уверила я ее.

Снова и снова оглядела себя в зеркале, из которого на меня как-то грустно смотрело женское лицо с ввалившимися вдруг за сутки щеками, бледным, будто ставшим тоньше, ртом, множеством предательских мимических морщинок, тусклым взглядом из-под припухших верхних век. Совсем не «живенько», скорее даже уныло. А я-то думала, что по мне не видно… А тут, как говорится, все "на лице»… Ну что же, придется попытаться поднять себе настроение сегодня, а там - уж как получится.

Я спустилась в гардероб, взяла шубу и, накинув ее на плечи, быстро вышла на улицу. Надо немного покурить, заодно подумать, что скажу ему, когда приеду. «Привет», а дальше что? Я затянулась, раздумывая. Улица казалась поразительно спокойной и тихой, особенно, сравнивая с тем, какая активность творилась в одном из расположенных на ней домов, где находился ночной клуб, из которого я только что вышла. Как-то уютно и хорошо, и ветер вдруг уменьшился. Мою непокрытую голову обдало легким холодом. Однако чем дольше стоишь, тем становится холоднее. Так… что же я все-таки ему скажу? Чем объясню столь поздний свой приезд? Может, сказать просто: «прости меня»? Нет, это как-то банально. Да и в сущности, если смотреть объективно, нельзя винить только меня одну в произошедшем, он-то тоже хорош. Нет, сейчас не надо вдаваться в подробности, было и было. «Не гонись за прошлым», как говорит в таких случаях Вика. Черт, все же как хорошо иметь такую подругу как Вика! Надо будет поблагодарить ее, что приехала со мной сюда. Я-то сама, кстати, вряд ли бы сорвалась с места, окажись она в такой ситуации. Хоть в чем-то повезло…  Все же странно – ночь, а светло, как днем почти – практически все фонари горят. Только если поднять взгляд на небо, видно, что ночь. Такая получается отчетливая граница: до уровня фонарей – день, от фонарей и выше, в бесконечность, ночь. И снега-то вроде нет, а на хорошо освещаемых кусочках пространства по косой плоскости идет снег. Кажется, много-много снега… И не единого звука.

Сколько раз мы с Георгием вот так гуляли вдоль ночных улиц под хруст снега и наблюдали, как хлопьями кружатся снежинки под светом фонарей… Обнявшись… И как он первый раз поцеловал меня… Так неожиданно и нежно. В щеку. Мы тогда разговаривали еще о чем-то… Кажется, он рассказывал что-то из истории. Да, точно, о Белом движении, о походе Юденича на Петроград. Оказывается, его прадед, происходивший из шляхетского рода, принимал в нем активное участие. Затем, после поражения белых войск, бежал в Польшу. Последние сведения о нем - только те, что участвовал в советско-польской войне 1920 года на стороне Польши. Числился без вести пропавшим, но, скорее всего, погиб. Единственная память о нем - фотография, которую на свой страх и риск сохранила прабабка - молодой красивый подпоручик в офицерском мундире, практически сразу после училища - точная копия Георгия, он как-то показал мне ее. Никогда не думала, что все это может быть так интересно. Он, конечно, очень талантливый историк, настоящий профессионал. И факты в его рассказах всегда окрашены человеческими переживаниями, оттенками взаимоотношений, может, потому и воспринимаются так близко… Ладно, хватит, а то снова расплачусь. Ясно одно – я не должна его терять.

Возможно ли сейчас поймать такси? Ведь почти два часа. И сколько это будет стоить до Орехово? Да, и надо сказать Вике как-нибудь… неявно. А то будет опять таращить глаза и давать дурацкие советы на ее манер «о самоуважении, достоинстве, подумай о ребенке», она бы еще про женскую гордость вспомнила! А на одной гордости далеко не уедешь, как известно (пусть хотя бы на себя посмотрит).
Я снова направилась к входу в клуб, нерешительно оглядываясь по сторонам в поиске признаков такси среди машин, казалось бы, спящих мирным сном, в ожидании своих тусующихся хозяев. Послышался стук дверцы, знакомая уже фигура приближается ко мне. А, это  тот самый, который «за 300».

-Ну что? Решили? – мужчина приблизился и вопросительно посмотрел на меня.
-Да, вот только подруге пойду скажу, что уезжаю и едем.
Таксист обещает ждать. Я же спешу разыскать Вику, чтобы сообщить ей, что уезжаю. Пусть уж веселится без меня.
Картина была все та же, если не считать вялости внимания и потухшего настроения, по меньшей мере, двух ее персонажей – переводчика и американца. «Квартет» сидел за тем же столиком. Итальянец трепался без умолку, Вика внимательно слушала, время от времени тараща глаза и кивая головой в знак согласия. «Арканзасская сельскохозяйственная культура» неподвижно медитировал на соломинку в стакане с колой. Бедный… Представляю, каково ему сейчас. Наверное, они его совсем достали, никакой сидит. Да и переводчик вон тоже, обхватив голову руками, уставился в одну точку. В самый раз сейчас уехать. Я подошла поближе, Вика меня заметила, и я знаками позвала ее к выходу.

-Вик, я поехала. Всё.
-Куда? Домой? Может, посидим еще немного, да вместе и поедем?
-Нет, я к Георгию.
-К Георгию?!
-Ну да. Ты не беспокойся. Мы… договорились, - соврала я.
-А-а, договорились.., - задумчиво протянула Вика. – Ну, ладно тогда. Созвонимся завтра. Пока.
-Пока. Привет ту американ бой.

Я поспешила к такси. Странно, что Вика как-то очень спокойно отреагировала на моё сообщение, что я все-таки еду к Георгию. Либо она еще не отошла от беседы с заграничными мачо, либо мне удалось усыпить ее бдительность таким простым, но емким словом «договорились». Скорее, все же, второе, чем первое.

Часть 8. Дверь.

Мы неслись в старой «Волге» с летними шинами по февральской мерзлой дороге, оставляя за собой облака снежной пыли, рискуя в любую минуту неожиданно поменять траекторию движения и соскользнуть на противоположную сторону дороги, а то и еще куда-нибудь похуже.

Например, столкнуться с другим автомобилем при таких условиях – как нечего делать, благо мы были почти одни на шоссе в это время суток. Все больше удалялись впечатления сегодняшней ночи: «Папа Джо», гардероб, Вика, итальянцы, американец, «неоновая» духота танцпола, «товарищи» из Африки, надраивающие пол, абсолютно черный бармен – мачо в черном, упругость ягодиц которого не оставляла сомнений даже через брюки свободного кроя, а также Викины неопровержимые доводы о глобальной неправоте моих поступков, мыслей и суждений, которым я было уже вняла. Теперь всё как-то отошло на второй план, слилось в общее, невнятное ощущение, затем осело где-то на бессознательном уровне, и всплывало на поверхности моего сознания уже как нечто давно произошедшее и никакой особой значимости собой не несущее.

Сейчас в голове крутилось только одно - цель моей поездки, а именно: за какое количество времени я доеду до Орехово и уже, наконец, покончу с так нелепо начавшимся и отчего-то длящимся до сих пор, конфликтом, которого, я уверена, не должно было быть. Глаза мои слипались, сознание становилось абсолютно заторможенным, тело как-то вмиг ослабело, как только я устроилась на заднем сиденье автомобиля… Сегодня всё решится – единственная мысль, на которую я была способна в этот момент.
Все же нужно сделать ему контрольный звонок, сообщить, что еду, а то еще уснет и не услышит, как я приеду. Набираю номер. Пальцы еле слушаются. Два раза ошиблась, набрала не тот. Теперь вот оно, правильно. Длинные гудки. Опять гудки. Всё еще гудки. Спит, наверное. Ничего, я приеду - проснется. Щелкнуло.

-Алё? – раздался в трубке чуть хрипловатый голос Георгия. Понятно, спит.
-Георгий, это Оля. Я сейчас к тебе еду.
-Когда сейчас? Куда ко мне? – Георгий был явно раздражен.
-К тебе домой. Я сейчас еду из ночного клуба.
-Оля! Я же говорил тебе, что уже сплю!
-Ну.., - я запнулась. Да что он в самом деле! Неужели правда не хочет меня видеть! Заладил: сплю, сплю. – Но нам надо поговорить.
-Что? Так срочно?
-Да, это срочно, очень срочно. Это важно! – отчаянно врала я, уже не зная, как убедить его позволить увидеться с ним. Зато как только я его увижу – всё тут же выяснится, я в этом уже даже не сомневалась. Не будет такого непонимания и бесконечной игры в кошки-мышки. Надо прекратить это затянувшееся недоразумение. Он должен понять, что мой.
Навсегда. Что я никуда его не отпущу. Что всё серьёзно, и это не шутки.
-Оля, что это за срочность, которую нельзя отложить до завтра? Вобщем, Оль, хватит чудить, езжай домой, выспись нормально. Завтра поговорим, - довольно-таки уверенно и даже где-то жёстко произнес Георгий.

Честно говоря, его «чудить» меня покоробило. Нет, дорогой, «чудить» я не собираюсь, я имею очень даже серьезные намерения.
-Но… я уже почти половину пути проехала…
-Ну так пусть водитель развернется и закинет тебя в Новогиреево. Полпути – не так и много.

От абонента на противоположном конце связи веяло равнодушием и чем-то… даже сложно вот так описать здесь это ощущение, словом, чем-то другим, новым, чего я раньше ещё не испытывала – может быть, это - холод, или даже пренебрежение, а может и все одновременно.
-Но… Георгий… мне надо тебе кое-что сказать, очень важное…
-Да, Оль, и ты мне больше не звони. Я сплю. Я отключаю телефон. Всё. Пока.

Гудки… Не может быть, этого просто не может быть. Будет так, как я хочу. Я приеду – и всё. И всё решим. Что решим – особого отчета я себе не отдавала. Но мне настойчиво казалось, что непременно надо увидеться. Может быть, потому, что где-то внутри я чувствовала, что теряю его с каждым моментом времени, всё больше и больше. 
Машинально, как и всё, что я делала в сегодняшний вечер, набираю ещё раз его номер. Ну, не может же он, в самом деле, отключить телефон! Гудки. Всё время длинные гудки. Набираю ещё раз. Абонент не доступен. Третий раз. Абонент не доступен. Понятно. Сначала он просто не взял трубку, а потом отключил телефон. «Козел…», - невольно подумала я.
    -В Орехово? Или меняем маршрут? Пока ещё можно. – Из зеркала на лобовом стекле на меня внимательно смотрели глаза водителя.

    -Что? – переспросила я, растерявшись от того, что пришлось отвлечься от мыслей и ощущений, в которых я сейчас пребывала. – А… Нет, едем. В Орехово, да.
    Ясно, он всё понял из моего разговора. Неприятно как-то всё это, когда незнакомые люди становятся свидетелями не самых удачных моментов твоей жизни.
    -Просто пока не поздно повернуть, - повторил свою мысль водитель. И зачем он опять об этом? Я же сказала.

Водитель пощелкал радио, нашел какие-то новости. Президент… Выборы… Полномочный представитель по Северо-Западному округу… ВТО… Опрос общественного мнения… Профицит бюджета… Цена на нефть... Возросла. Доходы россиян растут… Выросли на 15 процентов за последние полгода.

       Я оторвалась от своих мыслей. Издеваются что ли - у каких россиян? На какие пятнадцать процентов, за какие полгода?.. Если бы я продолжала работать на этом грёбаном «унитарном предприятии», где работала до недавнего времени, ничего у меня бы лично не возросло. А там, куда я устроилась сейчас на штуку, ребята говорят - уже семь лет зарплату не пересматривали. Мама всю жизнь пропахала на государство, как папа Карло – пенсия три тысячи. Если бы не я – alles… Там, где Вика работает, пять лет не пересматривали «вилку»… Нефтяная, кстати, компания. Да даже если бы и пересмотрели, инфляция такая, что «мама не горюй», никакие «пересмотры» не помогут, разве что по-крупному и одновременно регулярные.

"Новости туризма… По опросам социологов, Египет – самое популярное у россиян направление», - не унималось радио, которое таксист сделал ещё громче. Скороговорки, несшиеся из приемника, перебивали мои мысли о Георгии и беспросветности моего человеческого и женского существования на фоне нефтяного кайфа, который ловила моя богатая родина вместе с теми ее гражданами, у которых доходы имели счастливую способность расти со скоростью 15 процентов за полгода.
       
  Таксист сделал радио потише. Начал говорить, что ему нравится Египет, что они с женой, мол, тоже отдыхали в этом году.
        -А вы? – послышалось откуда-то.
        Кому этот вопрос? Таксист вопросительно смотрел на меня в переднее зеркало. Понятно, мне.
        -Я? В Египте? Нет, не отдыхала.
        -А зря. Есть, конечно, свои нюансы. Но там ведь самое чистое море. А если увлекаешься дайвингом, так вообще… Вот мой друг в прошлом году…

        Господи, как тяжело-то, Господи. Ну зачем я еду к нему? Ну зачем? А если он не откроет? Да, нет, глупости, конечно, откроет. А если его нет дома?.. Нет, он дома. Ну почему он бросает трубку? Почему мне так не везет?! Ну за что? А может, все-таки развернуться? Я вспомнила убогую свою квартиру, сына, спящего на диване с мамой. Мама назовёт каким-нибудь неприличным словом, как она это делает последнее время… Нет. Я получу его. Я сделаю так, что он полюбит меня, чего бы мне это не стоило.

       -…А вот мы с женой вместе… на будущий год думаем опять.
        Да уж… «Он с женой», «вместе», «а на будущий год опять». Как бы и я хотела так же. С мужем. Пусть даже в Египет. Но с мужем. Пожалуй, именно в этот момент я по-настоящему осознала, в чем секрет счастливых супружеских пар. Наверное, в том, что в первую очередь, они с женой или мужем. А во вторую уже – в Египет или ещё куда-то, даже в принципе, и неважно, куда.

        -А вы… к мужу едете? – поинтересовался таксист.
        -Почти, - ответила я. - К другу.
        -Ждёт?
        -Не знаю…
        Прошло ещё сколько-то времени в молчаливом продвижении к цели по заснеженной ночной окраине города: моего - к Георгию, таксиста – к трёмстам рублям недекларируемого дохода. Мое беспокойство снова немного улеглось, уступив ненадолго место в душе надежде на лучшее.

   Тем временем мы почти приехали. Догадаться было нетрудно – освещение всё слабее к окраине города, снега всё больше, он всё чище, дома всё однообразней, а сердце бьется быстрее - кто со мной поспорит, что я не в Орехово?
  -А номер дома? Какой номер?
  Сердце ёкнуло – вот оно, сейчас всё будет.
    -Тридцать восемь, - ответила я, удивившись своему охрипшему вдруг, голосу.
    -А, ну так это вот здесь. Да. Или… А, нет, ещё через один.

    Тридцать секунд – и я у подъезда. Автоматически отдаю таксисту деньги. Выясняется, что мой кошелек абсолютно пуст, то есть это было моей последней наличностью. Черт… Как же?.. Вообще без копейки… Что, если придется ехать обратно? Да нет, ну что я, в самом деле? Всё нормально. Он же дома.
    -Спасибо.

     Я вышла из машины. Боже, какая тишина. Светятся совсем редкие окна.    Взглянула на часы. Почти три. То, что называется «глухой ночью». Дверь в подъезд приоткрыта (хорошая примета?). Лестница, поворот, лифт. Вот она, квартира 702. Набрать его по телефону или сразу позвонить в дверь?.. Сначала по телефону. О, черт, деньги-то ведь кончились: «звонок по набранному номеру невозможен». Ну конечно, все деньги ушли сегодня на звонки ему, на мои увещевания о необходимости нашей встречи. Ладно, тогда дверь. Я нажала на дверной звонок. Два коротких звонка. Я всегда так звоню в двери. Любые. Это не условный наш знак. Пауза. Нажала ещё. Пауза. Пятый раз – уже не короткий, а продолжительный «ну, иди же!». Нажав в шестой, я уже не снимала руки с кнопки. Так и стояла с нажатой кнопкой минуты две. «Надо постучать», - мелькнуло у меня в голове. Я вслушивалась в звуки за дверью, вернее, пыталась уловить хоть какое-нибудь их подобие, подтверждающее признаки жизни за дверью (желательно, шаги, спешащие к двери, чтобы открыть её), может быть, находящегося практически рядом (нас разделяла всего лишь дверь!), тела, такого знакомого, такого близкого, может, шорох одежды, рубашки или джинсов (да, обычно одежда из плотной ткани имеет особенность немного шелестеть при ходьбе)…

Но кроме звука, доносящегося из-под моей же руки, только чуть приглушенного, так как эффект дверного звонка рассчитан, понятное дело, на находящихся внутри помещения, ничего не было слышно. Где-то, наверное, на этом отрезке времени, произошла некая перемена, а именно: перестал быть слышен дверной звонок, то есть вообще. На самом деле или мне это всё снится? Не может быть. Не доверяя сама себе, я отчаянно нажимала кнопку звонка снова и снова. Так и есть – тишина. Даже, я бы сказала, какая-то пустота, ибо есть разница в том, что чувствуешь, когда из-под кнопки выходит звук и когда ничего не выходит. Никакого звука, кроме одного: как вдавливается сама эта кнопка, соприкасаясь пластмассовыми краями с основанием.

     Внутри всё похолодело. Это означало только одно. Он отключил звонок. Он просто его отключил. То, что сначала звук был, а потом его не стало, могло свидетельствовать лишь о том, что звонок отключен. То есть он дома. То есть, он подкрался на цыпочках (зря я, наивная, пыталась услышать звук его шагов и шелест одежды) и хладнокровно его отключил. В принципе, всё очень понятно и логично, кроме одного: как такое могло случиться? Как такое могло случиться со мной?.. Что вообще происходит? Если бы сейчас рядом была Вика, она бы определила моё состояние одним коротким, но ёмким выражением: «как пыльным мешком по голове» (огрели, надо полагать). Не сказать, да скажешь. Но мне сейчас было не до шуток. Жать бесконечно на эту дурацкую кнопку было бессмысленно. Я снова достала мобильный. Снова автоматически нажала на его имя в первой строчке исходящих вызовов. «Звонок невозможен». Я безнадежно смотрела на свой телефон, пожалуй, в первый раз в жизни бывший настолько необходимым. Пожалуй, настало время задать себе извечный вопрос национального масштаба, который задают себе миллионы русских, независимо от эпохи, политического устройства, места проживания, пола, образования, других характеристик, отличающих людей друг от друга: Что делать? Можно разнообразить традиционно принятую формулу выражения полного замешательства по поводу происходящего, вперемешку с неумолимо надвигающимся ощущением отчаяния: Как быть? Плюс ещё одно расхожее традиционное выражение, как нельзя лучше характеризующее следующее за отчаянием (иногда наоборот) чувство полной беспомощности и крайней неудовлетворенности собой и происходящим: Какого черта?

Весь это коктейль смешанных моих ощущений необходимо было как-то выразить. В мужском варианте – это, наверное, было бы «кулаком по столу». Находись он (мужской вариант, понятное дело) где-нибудь в подходящем месте (скажем, на кухне). В моём – оставалась только дверь. Кулаком в дверь. Что я и сделала. Ударив в сердцах по двери, я уткнулась в неё лбом. От этого, конечно, дверь не открылась. Но я и не рассчитывала на чудо. Я надеялась, честно говоря, на другое: что Георгий всё же откроет мне эту чёртову дверь, отделявшую в этот момент меня от него. Господи, пусть он только мне её откроет. Ведь я же не прошу чего-то сверхъестественного, пусть он только мне откроет – и все.

     Но ни Бог, ни Георгий, ни дверь в этот момент меня не слышали. Хотя, дверь-то, конечно, слышать не может, а может только тупо находиться на одном месте, открываясь и закрываясь, время от времени, и то не по собственной инициативе, а исключительно по чужому велению и хотению. У Бога, как всегда, свои планы на вечер (насчет меня – точно, как я уже поняла), вернее, на ночь. И как я не просила и не умоляла его пойти мне навстречу в моей вобщем-то пустяковой (для его возможностей) просьбе - открыть дверь, я имею ввиду(!), сегодня он был на стороне Георгия, который, в свою очередь, как раз-таки и не хотел меня слышать.
 
       И вот они втроём: Бог, Георгий и дверь были против меня, влюблённой, измученной дуры, отчаявшейся уже найти своё место в этом мире, в этой Москве, в этом страшном, вечно кишащем мегаполисе, где так много людей, так много судеб и все врозь, все друг друга не хотят слышать, у всех двери… Дверные звонки… А их так легко отключить… Я снова постучала в дверь. Да открой же ты, мерзавец! Я постучала снова, и снова. Уже изо всех сил колотила в дверь. Плевать! Всё равно он не слышит, он не хочет слышать! Он не хочет меня видеть! Какая мне теперь разница, что я здесь стучу! Я била ногами эту злополучную дверь. Пусть же он поймёт, пусть же он откроет! Да открой же, умоляю!

          -Георгий! Это Оля! Открой, это я!
        Вдруг я уловила какие-то звуки, непонятно откуда доносящиеся, очень приглушённые для того, чтобы разобрать, к кому или к чему они относятся. Однако вскоре такая возможность была мне всё-таки «любезно» предоставлена. Это были шаги - быстрые шаги. Звук их, сначала глухой, сейчас стал отчётливо слышен. Откуда шаги? Откуда-то слева. Понятно, из соседней квартиры.

        -Саша! – послышался тревожный женский голос из-за соседней двери.
        -Убью на хер! – резко ответил мужской. Я не успела опомниться: от момента, когда я только услышала шаги и до того, как резко распахнулась дверь, прошло секунды три. Из соседней  квартиры навстречу мне быстро шагнул мужчина. Молодой, среднего роста, в спортивном костюме, абсолютно разъяренного вида. Вслед за ним из двери высунулась женская фигура в ночном халате. Так и есть - я разбудила соседей. И вот сейчас произойдёт то, что даже трудно предсказать… Но чего, собственно, и следовало ожидать. Парадокс? Как можно ожидать то, что трудно предсказать? Да, именно так. Буквально это обозначает, что если вы бьетесь глухой ночью в дверь возлюбленного, у которого есть соседи, то можно ожидать, что реакцию на этот ваш стук предсказать нельзя, то есть, может быть все. А что именно – как говорится, «нам не дано предугадать»... Моя душа была уже почти в пятках, но скорее, от неожиданности. Испугаться я ещё не успела.
      
Мы встретились глазами. Короткое замешательство в его взгляде – и он останавливается на полпути ко мне, лицо меняется. И его выражение – скорее, озабоченное и досадное недоумение, чем гнев или ярость. Ну да, такие типажи на женщин с кулаками не бросаются. Я моментально успокаиваюсь.
    -В чём дело? – обращается он ко мне.
     Что ему ответить? Что?! То, что я несчастная, измученная хулиганка, которая ошивается по ночам в чужих подъездах? «Вызовите мне такси, только если Вы и заплатите, потому что у меня закончились деньги. Или уж лучше 02, чтобы с гарантией от возвращения на ближайшие пятнадцать суток»?
      
Я смотрела на него, ничего не отвечая. А он - на меня. Наверное, начал обо всём догадываться. О, так сказать, истинной психологической природе моего "девиантного" поведения. О том, что являлась она по сути своей не хулиганской, а скорее, выражением отчаяния брошенной влюбленной дуры.

   -Наверное, его нет дома? – кивнув на дверь, пристально рассматривая моё лицо, предположил он. В его голосе мелькнули нотки если не сочувствия, то, наверняка, понимания.
     -Он дома, - тихо ответила я. Я сама удивилась, насколько слабым был мой ответ, еле вышедший из пересохших губ. Казалось, что звук моего голоса возник откуда-то совсем уж снизу, из диафрагмы.
      -Но сейчас очень поздно.., - уже как-то задумчиво и, как будто немного в замешательстве, произнёс сосед.
        -Я сейчас еду домой.
        -Может, вам нужны деньги на такси?
        -Нет-нет, спасибо, у меня есть, - соврала я. Не хватало еще, чтобы на утро сосед рассказывал Георгию, как пришлось дать на такси одной чекнутой дурехе (которая ломилась в его, между прочим, дверь), чтобы только оставила в покое. 

       Сосед опустил глаза, как мне показалось, продолжая пребывать в некотором замешательстве. Разговор был закончен. Он подошёл к своей квартире, повернулся еще раз ко мне, как-то задумчиво бросив:
       -У меня ребенок маленький…
       Дверь закрылась. У меня тоже… ребёнок… Видимо, этот разговор оказался последней каплей сегодняшнего перманентного напряга. Я почувствовала, как силы оставляют меня, даже последние, которые ещё позволяют человеку хоть как-то держаться на ногах. Не уверена, что если бы мне пришлось спускаться с лестницы, у меня получилось бы это без посторонней помощи.

       Я снова подошла вплотную к злополучной двери, к которой, впрочем, относилась уже нейтрально, прислонилась к ней затылком. Хотелось, оперевшись на этот самый затылок, сесть, а лучше лечь. Я медленно сползла вниз, облокотившись спиной о стену. Потом села по-турецки. Плевать, всё равно никто не видит. И вообще: какая кому разница, как я сижу? Кому это интересно? И какая разница мне, если я не нужна тому, кого люблю. Чувство томящего, жестокого и безысходного одиночества овладело мной, закружило, затянуло в свои дебри, как трясина, как вязкая жижа, не пуская в мозг ни одной сколько-нибудь отрезвляющей мысли и не допуская и проблеска самой малой надежды. Хотелось пить (мелочи, сейчас не до этого). Есть кое-что поважнее, чем жажда… И даже самая сильная жажда. И это важное только что произошло. Сегодня, сейчас. Я уставилась в окно, высоко расположенное на лестничной клетке. Что там всё время мелькает? Ну да, это снег. Не отвлекаться. Только что произошло нечто очень важное. Он бросил меня. Это надо осознать. Все, больше не обманывать себя. Надо ехать, ехать домой. К маме, к сыну. Нет. Сперва обдумать. Понять. Может, все не совсем так и есть еще надежда… А может, мне всё это кажется? В чём он виноват? Ах, ну да, не открыл дверь. А был дома. Был, но не открыл. «Играл, но не угадал». Или нет, лучше так: «играла, но не угадала». Это про меня. Больше подходит по сюжету. И за что Бог так не любит меня? Что тебе от меня нужно?! – задавала я этот дерзкий вопрос Богу и всему, что с ним связано, сидя на обувном коврике перед равнодушной дверью своего любимого, - жизни, судьбе, провидению. Не знаю, кому или чему. Тому, кто принимает за нас решения. За нас и о нас – я точно знаю, что не ошибаюсь, что это именно так: кто-то за нас. Открыть или не открыть дверь… Любезно предоставить возможность встретить однажды мужчину своей мечты, чтобы влюбиться, как говорят в народе, как кошка, позволить помечтать и построить планы, а потом просто вырубить мобильный и не пустить к объекту любви. Типа, всё, хватит, надоело. Деятельность по обеспечению и устройству личной жизни гражданки Левитиной закончена. А то ещё привыкнет, дескать, к счастливой-то жизни, расцветёт, расслабится. И так уже непозволительная роскошь: два месяца с улыбкой на лице просыпалась. Чего даже в детстве не было. На работе, кстати, начала недюжинное рвение проявлять. И так бог умом не обидел, а тут вообще. Идея за идеей. Начальство не нарадуется. Спать стала меньше, а высыпаться лучше. Везде успевать. Это ж если все такими счастливыми станут, как они понимать-то будут, что счастливы? Слишком счастливый человек – и не человек уже (и на Земле ему делать нечего?..). Такой вот мысленный монолог крутился в моей голове. Пока я сопоставляла факты своей жизни, а также жизни моих родителей, да и многих других, просто знакомых мне людей в привязке к «событию дня», я вдруг ощутила какую-то странную ломоту в ногах. Вытянула ноги. Только сейчас я заметила, насколько неприятными были ощущения в области стоп. Пошевелила пальцами ног. Понятно, так и есть. Я не только замёрзла, но и промокла. Не только отняли любовь, но и подсунули хреновые сапоги. Сомнений быть не могло: сапоги промокали.

       На время отвлекшись от своих невеселых рассуждений, внимательно рассмотрела подошвы. Что и говорить, тонковата для наших морозов. Отклеиться-то она -  не отклеилась, но приставала к сапогам по бокам всё же, не совсем плотно. Я ещё сразу, при покупке, обратила внимание на то, что больно уж тонка подошва. Что итальянские – хорошо, конечно, стильно и все такое. Но ведь не сравнить их зиму с нашей. Почему же нет в Москве обуви на толстой, либо более или менее адекватной нашим морозам и промерзшей (почти полгода) земле, подошве. Нет, встречается, конечно, «на тракторном ходу», или подростковый какой-нибудь вариант. А хочешь выглядеть элегантно – носи демисезонную итальянскую модель – и в снег, понимаешь, и в ветер. Ведь что тут, казалось бы, непонятного: чем дальше от земли, тем теплее. Соответственно, чем подошва толще, тем лучше она удерживает тепло. Просто же. При этом полстраны физиков, а такой элементарный, но такой необходимый для жизни и здоровья людей факт остается как бы за кадром. Качество электропроводки в домах вообще притча во языцах. Везде, черт возьми, только гребанный гламур: на прилавках, в головах и душах… Человеческой жизнью уже  никто жить не хочет. В моей же душе, наверное, от нагрянувших размышлений глобального масштаба, хаос потихоньку начал ослабевать. Заключив в итоге, что Россия – страна контрафакта и одиноких женщин, и усмехнувшись своим мыслям, я приняла решение, наконец, подняться.

     Интересно, есть ли у меня силы, чтобы встать? Или постучаться к соседу и попросить вызвать «03»? Дескать, извините, временная анемия конечностей от переизбытка чувств. Представляю, как завтра будет потешаться Вика, узнав о случившемся, когда я позвоню ей и расскажу, что да как тут было.
      Есть. Встала. Однако резкая слабость. Но идти всё-таки можно, особенно, держась за перила. Какой же умный и предусмотрительный человек придумал эти перила. Я чувствовала, как в моей голове назревало какое-то важное большое решение, но пока не отдавала толком отчёта своим мыслям. Ноги ломило, наверное, от холода и оттого, что промокли. В сознание упрямо вторгались мысли о Георгии. Только их содержание круто изменилось. Странно, за какие-то полчаса мы меняем иногда на 180 градусов и отношение к человеку, и взгляд на всё то, что связывало тебя с ним всё это время. Наверное, такие перемены со мной сейчас и происходили. И вот что особенно интересно - мне нравились эти мысли. Да, да, нравились вдруг начавшие  приходить негативные мысли о нём. Я поймала себя на том, что могу, наконец, избавиться от этой дурацкой, ужасной зависимости, которую замечали все вокруг (мама, Вика, даже Игорь!), и которую я только теперь начала осознавать. Но от этого мне было не легче. Более того, мне было тяжело. Уже не только морально, но даже и физически. Я нажала кнопку лифта. Не работает. Исходя из логики событий сегодняшнего дня, было бы удивительно, если бы он работал. Так, на всякий случай нажала. Скорее, удостовериться, насколько мне сегодня не везет. Дескать, это так? – Да, ты не ошиблась.

        Оставалось одно – ступеньки. Хорошо, что есть перила. Предстояло спускаться три этажа. Раз ступенька – Я, два ступенька – БОЛЬШЕ, три – НЕ, четыре – ЛЮБ, пять – ЛЮ!
        Нет, не так. Со следующего этажа по-другому. Раз – Я, два – БОЛЬШЕ, три – НЕ, четыре – ЛЮБ, пять – ЛЮ!
        Итак, Я БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБЛЮ (я не добавляю «и слава богу», потому что по прежнему уверена, что любовь – это правильно, это гораздо лучше, чем ее отсутствие, и даже тогда ни на секунду в этом не усомнилась). Вот это и есть тот самый вывод из всего случившегося за день, который так спутано, но и так настойчиво кочевал в моем подсознании, проявляясь короткими вспышками и прячась за мыслями про сапоги, бесполезность высокой плотности физиков на единицу перечня профессий столь неприветливой, сколь горячо любимой моей отчизны.

        Я открыла дверь и вышла, наконец, из подъезда. Всё, что я успела отметить в окружающем меня пространстве, пока её Величество Жизнь снова не окунула меня носом в очередную одной ей понятную логику сугубой моей реальности, решив, видимо, окончательно указать мне на моё место в этом мире, и не оставив у меня ни капли сомнений в собственной тотальной бесталанности – это огромное чёрно-белое, абсолютно пустое пространство вокруг. Чёрное – это небо, белое – снег. Хотя, конечно, снег в это время суток при довольно-таки условном освещении (три скромных фонаря около дома – по одному у подъезда, и то не у каждого) белым можно было назвать с натяжкой.

     Прошла несколько шагов, в очередной раз, выражаясь мягко, недоумевая, как я отсюда выберусь. И на этом самом месте, поскользнувшись, упала. На ровном, кстати, месте. То есть, сапоги не только промокали, но ещё и скользили. Шикарно… Вобщем, рухнула я носом в снег. Это уже выглядело не как подзатыльник, а не меньше как пинок судьбы, в существовании которой я с сегодняшнего дня уже не сомневалась. С этого момента я не могла больше трансформировать своё отчаяние ни в гнев, ни в философские дискуссии с самой собой, ни в рассуждения о пошлости жизни и её циничного безалаберного устройства, ни о глобальном издевательстве над женщиной, начиная от глупейшей потребности любить и во что бы то ни стало, устроить свою личную жизнь, заканчивая невозможностью купить подходящую по сезону обувь.

        Черт, нету больше моих сил»… - мелькнуло в моей голове перед тем, как я разрыдалась. Что называется, горько. Бывало, раньше в детстве читаешь русскую народную сказку, доходишь до места «села она и горько заплакала» - и не можешь толком понять, что значит, «горько». А со временем поняла. Это значит, как сейчас. Я плакала и сжимала в красных от холода руках, снег. Он превращался в комок, затем таял. Брала ещё и сжимала опять, и он снова таял. Ныли колени (им досталось больше всего, они оказались самой незащищенной частью тела – только тонкие колготки, 20 дэн с лайкрой: вариант, как выражается Вика, - «ноги есть, ума не надо» (имелось ввиду, практически голые ноги в зимнее время года).

        Если посмотреть на происходящее откуда-нибудь сверху, взору Всевышнего представилась бы довольно знаковая картина. Сгорбленная человеческая фигура посреди черноты, только что познавшая и полностью осознавшая власть судьбы над собой. Наверное, такими нас видит Бог (а может, хочет видеть?)… Непонятным оставалось одно. В чем смысл всего этого? Кто именно получал удовольствие от происходящего и можно ли вообще получить от этого удовольствие? В чем высшая идея и великий замысел?
 
         Захлебываясь рыданиями, я схватила очередную порцию снега и машинально сжала её уже ничего не чувствующими руками. Почему, черт возьми, я мать-одиночка, еле обеспечивающая сносную жизнь своим близким, не умеющая заслужить ни любви мужчины (и почему вообще я ее должна заслуживать?), ни даже поддержать внимания к себе как к женщине, нахожусь сейчас в три часа ночи на каком-то пустыре, без перспектив даже поймать машину до города?!..

        Вдруг я почувствовала чье-то прикосновение, секунда - и кто-то взял меня за руку. О боже! Да кто же это?! Машинально отдернула руку. Разочарованной во всем мире, в эту минуту мне могла прийти и пришла в голову только одна мысль – об очередном подвохе, подстроенным шутницей-судьбой, кто бы это ни был.
        -Оставьте меня! – крикнула я, всё еще захлёбываясь слезами и отдергивая   руку.
        -Да вставайте же! Что же вы здесь так?

        Незнакомый голос. Я подняла глаза. Где-то я видела уже эту фигуру, вот только где? Темно, еще и плохо видно. Узнала! Таксист!
        -Вы? Что Вы здесь делаете? – вырвалось у меня.
        -Да вставайте же. Что случилось? Встать можете?
        -Я… я упала, - на мгновение мне стало стыдно за свой вид. Но делать непринуждённое лицо и плести, как я приехала к другу, «почти к мужу», как, помнится, я соврала ему, но, погостив у него с часок, вышла покурить около четырех уже утра, случайно упала и вот теперь-то так горько рыдала, не пытаясь подняться, было бессмысленно. Встать на ноги было реально тяжело.

-У вас колени в кровь.
        Что? Колени в кровь? Значит, и колготки разодраны. Ну и вид у меня сейчас должно быть…
       -Идти можете?
       -Да, конечно могу, конечно. 
       -Тут недалеко. Моя машина рядом, я близко остановился.

        Я шла рядом, опираясь на его руку. Высокий здоровый мужик, в дубленке выше колена, в простецких каких-то ботинках, которые в моде были лет десять назад. Он твёрдо шёл по промёрзлой земле, присыпанной рыхлым снегом, и крепко держал меня за руку. Что у нас может быть общего, кроме того, что судьба нас свела в этом отдаленном районе Москвы по случайному, на первый взгляд, поводу? Просто довезти до пункта назначения. Ан нет, ещё, оказывается, и вывезти из этого самого пункта.
        Мимолетное, обманчивое ощущение надёжности, которое на протяжении уже многих лет я пытаюсь найти и оставить навсегда в своей жизни. Но, появляясь на миг, оно снова  исчезает как облако, словно говоря, что где-то оно есть, существует, но придти и остаться со мной пока не может или не желает.

        Мы уселись в машину.
       -Почему вы не уехали? – Всё же решилась спросить я.
       -Я видел, в каком вы были состоянии. Нетрудно догадаться, что, возможно, вам придется уезжать отсюда раньше, чем запланировано. Не мог я вот так уехать.
        Ирония судьбы. Близкий тебе человек (более близкий, чем таксист – это точно, по крайней мере, я была уверена в этом до сегодняшнего вечера) мог не открывать дверь в течение часа глухой ночью, а случайный знакомый, который, собственно, ничем тебе не обязан, не мог уехать. Я усмехнулась: надо же – парадокс…
        -Спасибо.
       
           Разговор поддерживать не хотелось, да никто на этом и не настаивал. Итак, из ночного кошмара я возвращалась в привычную для себя колею, где всё обычно и понятно: мама, ребёнок, работа, Вика, сослуживцы. Да, перестроить жизнь не получилось. Но то, куда я сейчас возвращалась и от чего так хотела убежать, было для меня сейчас сильнейшим стимулом найти где-то внутри себя островок хоть зыбкого, но покоя, и удерживать его хотя бы какое-то время (как можно дольше).
         Тёплая постель, софа в одной комнате с мамой и сыном, была сейчас дороже и весомее постели Георгия или в соседней с ним комнате, на которую я ещё час назад так самонадеянно рассчитывала.

       -Вы не замёрзли? – вдруг, обернувшись, спросил таксист, и обращаясь, по-моему, больше к моим уже голым благодаря разодранным колготкам, разбитым коленям, чем собственно ко мне.
       -Да есть немного, - вяло ответила я.
       -Сейчас включу побольше отопление.
       По-моему, парень перестарался. Уже минуты через три я сидела как в сауне, пришлось даже снять шубу. Начала вдруг чихать. Простыла, наверное. Порылась в сумке. Платка не нашла. Таксист вытащил из бардачка и передал мне пачку бумажных платков. Да уж… Заботится обо мне, как родная мать. Кто бы мог подумать, что всё так может произойти? Мною снова овладело состояние невесомости - то самое пограничное состояние организма и сознания, когда ты одновременно и бодрствуешь, потому что в сознании, и немного уже и отключился, и поэтому - частично пребываешь в себе, в своём бессознательном. Так бывает, когда очень серьёзно устанешь, или когда только что проснулся, или почти уснул. В моём случае было почти всё сразу: и сильная физическая и моральная усталость, и надвигающийся сон. 
      
Наверное, в такие вот моменты, состояния полнейшего эмоционального истощения, подавленности и безысходности, сознание и подбрасывает нам картины из детства, ранее которым не придавалось значения, а с возрастом вдруг всплывающим из глубин водоворота памяти и перечеркивающим все остальные воспоминания и значимые моменты в жизни. Так и в этот раз: я вдруг отчего-то вспомнила, как мама приходит с работы с сумками, снимает пальто, моет руки, достаёт из пакета булку теплого еще, вкусно пахнущего белого хлеба. Спрашивает: «Тебе отрезать или отломить?» - Отломить. Ломает сжатой в кулачек ладонью, хлеб и отдает мне. И вот я беру его, этот кусок, свежий, тёплый. Хочется его есть и есть, чтобы он никогда не кончался…

Кто знает, как память выбирает эти моменты, которые останутся с нами на всю жизнь, став самыми значительными и тёплыми впечатлениями, оттеснив на задний план самые, казалось бы, на тот момент красочные, самые яркие события? Почему-то не отдых в Гаграх по партийной линии от областного обкома, где работала мама, не красочные сувениры, привезенные ею же из Венгрии, во времена «закрытых границ» и «железного занавеса», от которых балдел весь класс в моей «очень» средней школе, и даже не серебрянная медаль по окончании школы, грели сейчас душу, а кусочек отломанного хлеба в маминой руке.
   
    В принципе, детство мое мне казалось немного нелепым, серым и ничем особенно не примечательным (обыкновенное детство обыкновенного советского ребенка). Хотя и совсем плохого вспомнить тоже особенно не могу. Училась в обычной советской школе, где было много математики, физики и химии – тоска для гуманитария, каковым я тогда являлась и являюсь до сих пор. В лучшем для здоровья советского человека (по крайней мере, так нас убеждали в школе, начиная чуть ли не с урока Мира в первом классе) умеренно-континентальном климате, не вылезала из простудных заболеваний, как и большинство других детей (в школе – холод, дома – холод, мех – искусственный). Так что из сколько-нибудь значимых событий – та самая поездка в Гагры.
   
       Мама растила меня одна. Отец ушел от нас через год, как я родилась. Ему надоело. Как надоело моему мужу, когда сама уже была замужем. Только моему надоело раньше – через пять месяцев после рождения сына. Видимо, это веский аргумент для того, чтобы оставить семью, и почему-то автоматически не поддерживать своих детей. Раньше я думала, что все так живут и что это нормально – большинство моих одноклассников тоже воспитывались одними мамами, без пап.
      
Потом решила, что виновата мать – надо было меньше уделять времени работе, а искать и завоевывать мужчину, больше уделять времени семье. И даже, помню, упрекала ее в одиночестве, женской никчемности, неумении и нежелании устроить свою семью счастливо. А для себя тогда еще, в детстве решила, что во что бы то ни стало, построю свою жизнь по-другому, что сделаю все возможное и невозможное (хотя чего тут невозможного – как мне тогда казалось), чтобы найти мужчину своей мечты, создать с ним семью и сохранить ее. И не просто сохранить, а вместе стать счастливыми.

       Настало время и мечта начала исполняться - такой мужчина нашелся. Но моему молодому мужу я «надоела» даже раньше, чем своему отцу. Потом снова поиски и поиски… Время шло, объект менялся, а цель оставалась. Теперь я, как и она когда-то, вынуждена кормить семью и отчаянно гнаться за неуловимым личным счастьем (может быть, всю жизнь?).  Да уж как видно, дело не в усилиях и стараниях. А в чем – поиски ответа на этот вопрос я все оставляла на потом – некогда думать, надо жить. Но больше, так как раньше, уже нельзя.

       Что за уроки преподносит нам жизнь? Почему, черт возьми, я должна раз за разом проходить один и тот же (замкнутый) круг? И был ли сегодняшний случай подзатыльником судьбы (в виде закрытой двери и спрятавшегося за ней Георгия) или рукой помощи Бога  (в лице парня-таксиста, спасшего меня от холодного ночлега на московском полупустыре)? На этот вопрос я уже не могла ответить так однозначно, как поначалу.
       
       Еще почему-то мне вспомнилось, как мы с Викой пришли как-то в гости к ее двоюродной тете, Оксане, которая была тогда, да и по сей, по-моему, день,  профессионально занимается астрологией. Как сейчас помню, Вика всегда упивалась качеством ее прогнозов, точностью оценок и все такое прочее, и упрекала меня еще за мою точку зрения на эти вещи (и недостаток доверия, да и вообще уверенность в том, что лучше не знать, что тебя ждет впереди – так, на мой взгляд, проще жить). По крайней мере, так мне тогда казалось.
      
     В тот день Оксана предложила «посмотреть мой гороскоп», я назвала ей место, дату и точное время своего рождения (вплоть до минуты – пришлось звонить домой и спрашивать у мамы). Затем на некоторое время уставилась в компьютер, потом появился какой-то круглый график – окружность, исчерканная внутри синими и красными линиями, произнесла фразу «напряженная карта», что-то себе навыписывала на листок и предложила прочитать информацию мне самой, в книгах, так как «ей некогда». Листок она отдала Вике и показала, в каких книгах что искать. Так я впервые увидела целый шкаф книг по астрологии, некоторые из них были многотомниками.
    
      Вика достала сразу десять томов (и те еще не все), автором которых был какой-то русский граф, который прежде работал на немецкую разведку во время Второй мировой и консультировал самого Гитлера, кажется, Вронский. Вика со знанием дела открывала мне разные страницы и говорила, где читать. Отдельные места, которые я о себе прочитала, не то чтобы удивили, скорее, даже поразили меня - так это было неожиданно и в точку. К тому же те «прелести», что я старалась в себе не замечать, здесь были упомянуты без всяких обиняков и реверансов, открытым то есть текстом. Некоторые же места я особенно не отметила, однако запомнила. Вот это, например – странное слово «квадратура» (напряженный аспект - пояснила Вика), в моем случае Луны с Венерой, которые соединялись таким вот далеким от идеального способом, и, находясь каждая в каких-то только мне лично соответствующих «домах», означали многочисленные разочарования в личной жизни. Вот это-то мне и запомнилось больше всего, хотя потом и забывалось, но всплывало в памяти от случая к случаю.
      
    Да уж… Что разочарования, то разочарования – поспорить трудно. Сначала – муж, потом Игорь, теперь вот Георгий. Неужели любые мои отношения обречены на такой вот крах? Так и быть до конца жизни игрушкой судьбы, щепкой в водовороте жизненного пространства? За что цепляться и где искать выход?..               
    Так, в полудреме, а наполовину – в обрывках мыслей, для самой себя неожиданных воспоминаний детства, перемешенных с бордового цвета томами трудов великого астролога, я оказалась у своего подъезда.

   -По-моему, приехали, - произнес таксист.
   -Подождите, я сейчас схожу за деньгами, - попросила я его. Как-никак его бизнес имеет далеко не благотворительную составляющую, а все же коммерческую (на то он и бизнес).
   -Не надо, - вдруг услышала я.
   -Но как же.., - начала я было, но договорить не успела.
   -Я же говорю – не надо. Просто подвез обратно и все.

      Я не могла сообразить, как и реагировать. Раньше развернулась бы и ушла, небрежно бросив «спасибо». Но сегодня жизнь столько раз ставила меня в тупик, неожиданным для меня как по количеству, так и по содержанию парадоксальных ситуаций, что я снова растерялась.
     -Спасибо, - только и успела я сказать захлопнувшейся двери машины.
 
               
                Часть 9. Дома или как жить дальше? 
 
      Я поднялась на свой седьмой (последний) этаж. Посмотрела на часы - без комментариев. Спят, наверное. Будить не буду. Открыла своим ключом дверь.
      Господи, какое счастье! Я дома! Свет в прихожей оказался включен. Дверь из комнаты в прихожую скрипнула. Мне на встречу, задыхаясь от счастья, выбежал Сеня. Бедный, он все же проснулся (как чутко спит). Целовал, что-то лепетал на своем «птичьем» языке: «кубики», «мишка», «телевизор», «бабушка»… «Да, будем играть»… «Да, пойдем»… «Завтра»… «Нет, не принесла»… «Не купила»… «Куплю»… «Сходим»… И вот вердикт из уст успокоившегося сына, который все еще держал меня за руку и ни в какую не давал толком повесить шубу на подплечники.

     -Мама осяя! (мама хорошая).
    -Да какая она хорошая! – заспанная мать с мешками под глазами, запахивая на себе фланелевый халат, стояла возле двери в комнату. Тоже не спит. Волнуется. Все не спят – я же у них одна.
   -Не мать, а шалава, - не отрывая взгляда от моих разбитых коленок, бросила мама и зашмыгала тапочками по направлению к кухне. Спасибо, мама. Ребенок, наконец, отцепил ручонку. Подняв голову, внимательно наблюдает, как я вешаю шубу.
   -Не, мама осяя.
   Так и сказал: нет, мама хорошая. Ему виднее.
 
      
    Проснулась я в то утро раньше всех, хоть и просыпаться мне вовсе не хотелось, чуть только события прошлой ночи отдаленно всплыли в моем еще полусознании. Тем не менее, пробуждение пришло – оно, к сожалению, было неизбежно как сама жизнь.
    Приняла душ. Заварила зеленый чай и устроилась на кухне, дожидаясь более или менее приличного времени, чтобы набрать Вику. Не то чтобы я очень стеснялась побеспокоить ее драгоценный сон – просто по опыту знала, что мисс Виктория по выходным часов до 11 утра «мало вменяема» и слабо управляема на предмет побеседовать (если «с чувством, с толком, с расстановкой»), а также КПД времени, затраченного на разговоры в состоянии недавнего пробуждения. А мне нужно было и время, и внимание, и КПД.  Еле дотерпев до одиннадцати, набрала Вику.
    -Ну как дела? – хрипловатым голосом спросила Вика.
    Понятно. Подняла с постели, даже и не подняла еще, а так, слегка «приподняла». 
    -Я ездила к нему, - начала я без всяких там предварительных «нежностей» типа «дела прекрасно» и «я безумно рада тебя слышать».
    -К кому? – переспросила Вика.
   
    Нет, ну надо же, насколько люди предсказуемы! Так я и думала – все еще очень «плохо с головой». Если она начала с вопроса «к кому», то такими темпами беседа вполне может упереться в выяснения, кто такой Георгий.
    -К Георгию, - пытаясь не раздражаться, ответила я.
    -И? – также глухо и очень уж как-то коротко произнесла Вика.
    -И все хреново.
    -Странно.., - опять, уже отрешенно и равнодушно протянула Вика.
    -Странного тут только то, что мне удалось переночевать дома, а не на коврике у двери небезызвестного тебе пана Левандовского. А все остальное вполне логично – этот козел не открыл мне дверь.
    -Я тебе говорила, Левитина, я тебе говорила! – взвизгнула в момент проснувшаяся  Вика, - что добром для тебя это не кончится! И стоило так упираться все это время, чтобы дойти, в конце концов, до дверного коврика!
      
      Я молчала. Она была права, моя Вика. Вот он тот максимум, к чему привели меня "марш-броски" через всю столицу в поисках «счастья на век» с эпизодами параллельных вылазок в «места морального разложения» молодежи и иностранных министров. Весь результат крутых расчетов моей «неевклидовой геометрии». Не-евклидовой. Не ответил. Не открыл. Не любит. Не нужна…
      -Это же надо, что так вот прямо и не открыл? – переспросила  Вика.    
      -Нет, не прямо. А криво, как всегда. Я тебе сказала, что мы помирились, помнишь?
      -Ну, помню.
      -А мы не помирились…
  И я рассказала Вике все, что произошло в ту ночь.

  -Оля! – снова возмущалась Вика, теперь уже не им, а мной - ну как ты так можешь! Ну ведь ни капли, ни капли чувства самосохранения, про достоинство я уже и не говорю! Хотя можно было бы сказать и об этом…
       -Не надо, - перебила я ее – я и так себя почти ненавидела.
       -Ну нельзя же, ну ты не можешь себе этого позволить – у тебя же сын! – откуда-то из диафрагмы выдала Вика, захлебываясь собственными словами и бешено размешивая что-то в чашке, наверно сахар в чае.      
 
       Наверняка сидит сейчас в красной шелковой пижаме (она очень любит шелковые пижамы) на трехспальном своем диване (кстати, никогда не понимала, зачем людям трехспальные диваны? Я еще могу себе представить – двух, но трех!), застеленном какой-нибудь наподобие леопардовой расцветки постельным бельем, среди кучи подушек, с телефоном-трубкой в руке, пялясь одновременно в зеркало. Потому что не пялиться в зеркало она не может. Это тогда будет не Вика. Ее бывший, кстати, так всегда и говорил: «Вика нашла свое зеркало».
   
  -Женщинам в этом плане давно нужно брать пример с мужиков, - продолжала она решительным голосом. – Ты где-нибудь встречала мужчин, которые сильно убивались, если женщина их игнорировала или отказывала? Только давай – всякие там мелодрамы и литературных героев не в счет…
  Я напрягала свои еще не успевшие толком расслабиться со вчерашнего дня мозги, и главное, что полагается в этом случае – память, пытаясь зацепиться хотя бы за пару каких-нибудь красноречивых примеров, чтобы противопоставить их Вике. Но ничего более или менее подходящего на мой пытливый (не по самочувствию) ум не приходило. Ну не помню, чтобы кто-то, добиваясь чьего-то (и моего, в частности) расположения, прыгал с моста в реку, ходил без страховки по канату, лез в окно по водосточной трубе (хотя… в окно, пожалуй, кто-то к кому-то лез, но не ко мне – это точно, да и было это давно уже, с соседнего балкона, да еще по пьяной лавочке).  Ну а если серьезно – Игорь со своей женой не развелся (и никогда не разведется), Георгий – тот даже дверь не открыл, про бывшего мужа я вообще молчу – никто никого не добивался, все было по взаимному согласию с самого момента знакомства.
   
      -Что-то не припомню, - осторожно ответила я, опасаясь разбудить Викино красноречие «правдоруба», но, как видно, было уже поздно.
      -Что и неудивительно, - уверенно заключила Вика, как нельзя больше удовлетворенная моим ответом. – Потому что они всячески блюдут и самоохраняют свое самолюбие. А это, госпожа Левитина, логически проистекает из сколь глубоко творческого процесса, столь естественного по своей сути, под названием жизнь.  Элементарно – хочешь жить (в твоем случае – выжить, Левитина, не обольщайся) - должно быть хоть примитивное чувство самосохранения. А иначе, еще один такой случай – и хана тебе, Левитина, сначала в переносном, а потом и в прямом смысле этого слова.
      
      Это было что-то новое. Придется слушать молча.
      -Ты не замечала в разных рекомендациях психологического толка - литературе и всяких там журнальных статьях про то, как женщине завоевать мужчину, таких странных советов с точки зрения обыденной жизненной философии как, к примеру: не говорить о своих проблемах, а то вдруг подумает, что нужна его помощь (испугается и убежит, так как у него своих проблем по горло), не жаловаться на жизнь (а то сочтет, что неудачница) и все такое? А ведь та лапша, что мы привыкли слышать с детства, типа мужчина должен быть сильным, а настоящие – так те вообще клад, нет, ты только вдумайся: любит(!) слабых женщин, потому что, дескать, только со слабой женщиной он и может почувствовать себя мужчиной, согласись, плотно засела в наших мозгах. Господа, опомнитесь! – уже декламировала Вика, разойдясь не на шутку, - да если бы так было на самом деле, то все, что женщине нужно для счастья - это быть слабой и беззащитной, желательно, еще и слабоумной и слабослышащей. ("И слабовидящей, и может быть, немного хромой",  - добавила я мысленно). Так бы все и притворялись слабыми – ты думаешь, это так трудно? Однако нестыковочка выходит. Практика показывает, что слабых не любит никто – ни женщины мужчин, ни мужчины женщин. Но речь сейчас, собственно, не об этом.
      -Ты давай к делу, - перебила я ее.
     -И к делу. Проще говоря, каждый человек, чтобы выжить, должен руководствоваться чувством самосохранения (причем и мужчины – не исключение).  Они, как и все люди, хотят избежать разочарования, то есть боли, эмоциональной, в данном случае. Попросту – сбежать оттуда, где плохо, туда, где хорошо, по крайней мере, спокойно. Поэтому и поведение для многих из них очень характерное: появилась проблема – раз и в норку. А не грудью на амбразуру – срочно их решать, как кое-кто. Заметь, вот вы поссорились тогда в машине – он тебе не звонил. (Заметила). Думаешь, из-за того, что тут же решил с тобой никогда не видеться?
      -А почему же, черт возьми?! - вырвалось у меня. Я-то искренне верила в то, что так оно и было.
 
    -Нет, - уверенно ответила Вика. – Трубку он тогда еще брал. Значит, сохранялась хотя бы надежда на общение (вот за что надо было цепляться, а не за выяснения). А не открыл дверь – почуял опасность. Банально – что у него будут проблемы, если он продолжит общаться с тобой. Другими словами, с тобой сейчас «опасно», а значит «больно». А боли надо избегать. А что делает женщина в такие моменты? Прямо противоположный вариант поведения – твой пример, кстати, не редкость. Помру, но испробую все способы, дойду до коврика у двери, «вытрясу последний пшик», но пойду до конца. Как последний бой каждый раз, и не на жизнь, а на смерть. И "вот пошла грудью на амбразуру": звонки, увещевания, уговоры, угрозы. У тебя вообще какая цель - наладить отношения или продемонстрировать все, на что ты "способна", еще и залезть к нему в душу, так что, как говорится, поганой метлой (сама знаешь что)?
     Цель? Наладить. Только кто же думал, что придется и продемонстрировать? И не залезть в душу, а войти в жизнь...            
Не могу сказать, что на тот момент Викины советы показались мне особенно ценными, а умозаключения очевидными. Тем более что слабые остатки зыбкой надежды на чудесное внезапное примирение все же почему-то (неожиданно даже для меня самой) теплились в беспокойном моем сердце.   

  -А что, если он позвонит? - высказала я вслух плутавшую все это время в дебрях моего сознания мысль.   
   -Что это для вас теперь изменит? - вопросом на вопрос ответила Вика.
   -Но... Ты же сама сказала, что в этой ситуации виновата я, сама все испортила и все такое.., - пролепетала я, еще больше осознавая полную утопию вымучиваемой мной теории о пути спасения наших, заблудших в путах эгоцентризма, душ. 
   
    -Да, ты была виновата. Именно была - когда названивала ему весь вечер и всю ночь, бросалась расческой, выясняла и скандалила, в том числе, когда явилась к нему без его согласия. Ровно до того момента, пока не оказалась перед его закрытой дверью ночью. А вот теперь виноват и он. Не в широком смысле, нет, формально - тут не подкопаешься, дескать, достала парня так, что пришлось уйти в глухую оборону, вырубить звонок и в буквальном смысле залечь на дно. Он виноват субъективно - не столько непосредственно перед тобой, сколько перед твоим отношением к нему, это как предательство, понимаешь - у тебя же душа нараспашку, а перед ним - вообще наизнанку, и он это видел, видел...
   На глаза навернулись слезы, а к горлу подступил ком. Сейчас если только она прекратит говорить, я не смогу произнести ни слова...

   -Вы оба виноваты. Причем одним из самых стремных способов - когда теряется взаимное уважение, в вашем случае его уже не восстановишь. А если нет уважения (а не любви, как принято считать), то нет и отношений. И не надо себя обманывать, проект под кодовым названием "а счастье было так возможно" реанимации не подлежит. Даже если будет просить прощения, если предложит начать все сначала, если позовет замуж...
  -И учти, - снова продолжила она монолог, - если я узнаю, что ты с ним встречаешься, забудь вообще, что у тебя есть подруга. Меня для тебя больше не существует, ты поняла?

    -Вика, да ты что? – растерялась я. – Да не собираюсь я.., - «с ним встречаться» хотела я было продолжить, но Вика меня перебила.
-Потому что если ты с ним встретишься после всего этого, значит ты не в себе. А я с идиотами дела не имею.
       Вот такой вобщем-то диалог состоялся. Честно говоря, не думала, что она воспримет все так близко. По-большому счету, ей-то какое дело до всего этого? Но, пожалуй, именно эти ее слова, по сути, ультиматум, врезались в мое сознание, незаметно для меня самой спровоцировав коренную перестройку в отношении к произошедшему.   
   
       Потом я, наконец, догадалась поинтересоваться, как дела у нее и чем закончился вечер (вернее, ночь) итальянско-российской дружбы, отягощенной (с моей точки зрения, конечно) присутствием американского элемента. Оказалось, хорошо, но недолго. Вскоре после моего отъезда они тоже разошлись.
      -Пол все время про тебя спрашивал, куда уехала, и вообще передавал привет.
      -Ему тоже… привет.
      -Он, кстати, оставил тебе свой телефон.
      -Как кстати, твой министр?
      -Какой министр? Этот… Роберто что ли? Понятия не имею. По-моему, поехал к себе в отель.

      Вот это новый ход дела. «К себе в отель» и «понятия не имею». Зажигали всю ночь, интеллектуально и эмоционально жгли(!) можно сказать, а теперь она не имеет понятия.
-То есть продолжения не будет? – высказала я свое предположение.
-Будет, только не с министром, а с переводчиком.
       
       И Вика рассказала, как переводчик поехал ее провожать, как они потом заехали по пути в ресторан какого-то (очередного) ночного клуба, коих в центре несметное множество, как просидели и проговорили практически до утра, как у них оказалось много общего (любовь, что ли, к красному цвету?) и как договорились сегодня встретиться. Да уж… Романтика. В принципе, по большому счету это и неудивительно – я сразу отметила, что переводчик, в отличие от министра, был как раз в Викином духе. Позавидовала белой завистью: у нее – переводчик, у меня – зеленый чай с телеком на ближайший вечер.
  Полдня провела, не отрываясь от телевизора, слабо реагируя на окружающую обстановку. Не помню, как гуляла с Сеней, что ела (по-моему, ничего), да и вспоминать-то собственно было и нечего, кроме бесконечного Билана по телевизору, Аншлага и Баскова, в зависимости от канала.
 
    
       Тем же вечером я сидела все так же перед телевизором, когда вдруг неожиданно зазвонил мобильный телефон. Вздрогнув от неожиданности, я бросила взгляд на экран. Сердце на секунду перестало биться. Не может быть. Этого не может быть. Но видимо, все-таки, может. Это он! Это он…
Сеня, услышав звук телефона, прибежал из кухни в комнату.
-Мама, алё! – тыкая ручонкой в телефон, залепетал Сеня.
Я слышу, Сеня.
-Мама, алё!
-Алё.., - отвечаю я Сене, и он успокаивается. 

      …Телефон все звонит, а я все не беру трубку. Он все звонит, а я все не беру…

               
                Эпилог.

         Трубку я все же взяла, но потом, гораздо позже. Это была четвертая или пятая попытка Георгия дозвониться до меня. Ничего особенного. Просто поговорили. Он сам начал разговор о той ночи. Сказал, что спал и ничего не слышал. Что соседи потом ему рассказали, что к нему приезжали, «какая-то девушка». Ну да… Я ответила, что им показалось. И ему тоже. Именно так. Всем все показалось. Это был наш последний разговор.
С тех пор прошло уже лет семь, наверно. Вика вышла замуж за того переводчика. Курсирует между Миланом и Москвой. Говорит, счастлива.

         У меня все по-прежнему, за исключением, пожалуй, одного - отношения к себе. Больше я мужчин не преследую. Результат – тот же, с той только разницей, что чувствую себя человеком, а не охотником на дичь, да и нервы целы, что немаловажно. А любовь – она когда-нибудь все равно придет, я уверена, она ведь для того и существует, чтобы быть среди людей. Не может любовь без человека, как и человек без любви…            
Вот, пожалуй, и все.