Я проходила практику в воздушно-капельном отделение областной инфекционной больницы. В первый же день я наткнулась на историю болезни размером с энциклопедию. Меня очень заинтересовало, чья она. Читаю лицевую часть, Найдёнов Савелий Семенович. Ничего необычного. Дальше было интереснее. Возраст, один год два месяца! Место жительства, областной дом ребёнка! Сердце сжалось в груди. Дата поступления: 24.04.200.. В голове зазвенело, это же почти месяц! Диагноз: Сальмонеллёзный гастроинтерит…Гепатотомегалия…Энцефалопатия… Диагноз занимал восемь строчек и даже для недоучки эта латынь вызвала бы дрожь. Но почему эту историю болезни я вижу только сейчас? В мои обязанности входит изучение всех историй в отделении, а эту я вижу впервые.. Ответ оказался на поверхности. В графе указания отделения, проводящего лечения было указано три отделения. Получается, этот ребёнок уже лечился в «кишечном», «гепатитном», а теперь вот в «воздушно-капельном». Я открываю историю, читаю жалобы, анамнез, обследования и прихожу просто в ужас. Ребёнок брошен не при рождении, а после первичной постановки диагноза: сальмонеллёз! Когда он поступил в «кишечное» у ребёнка обнаружили увеличение печени, селезёнки, лабораторные показатели превышали все нормы. После курса антибиотиков Савелия направили в «гепатитное» отделение, где пытались восстановить функции печени. Через три недели состояние ребёнка улучшилось, но врачей ждал очень неприятный сюрприз. Из-за ослабленного иммунитета, бактерии сальмонелл перешли в неактивную фазу, что говорило об хронизации процесса. Проще говоря, при первом же случаи сальмонеллёз снова мог бы развиться с новой силой. Что собственно и случилось. Жалобы (конечно же, условно, так как эти «жалобы» по факту, ребёнок не в состоянии выразить их словами) возобновились, конечно, уже в лёгкой форме, показатели функций печени на верхней границе нормы, но выписать на долечивание в детское отделение или в дом ребёнка без отрицательных анализов кишечной палочки врачи не имели права. Вот и получалось, что Савелия месяц переводили из отделения в отделение, так как лечение было уже не достаточно эффективным, но и выписать на долечивание его некуда!
В тот же день я нашла малыша в одном из одноместных боксов. Надо сказать, что на тот момент у меня не было своих детей, но всё равно почувствовала, что хочу опекать его. Зашла в бокс, тишина. Тихо подхожу к железному кувезу (кроватке для новорожденных), смотрю. В глаза сразу бросилась не пропорционально крупная голова, реденькие белёсые волосёнки, кожа бледная, почти как мел с зеленовато-серым оттенком (из-за нарушения функций печени). Ребёнок мирно спал. Его ослабшее тельце накрывало ветхое клетчатое больничное одеяльце. Он мне показался довольно крупным для своего возраста, но в последствии выяснилось, что Савелий отстает по весу и к тому же отмечается небольшой отёк мягких тканей.
Я стояла и думала, как же так может быть?! Бросить ребёнка только из-за того, что он болен! Да, конечно, сальмонеллёз в таком маленьком возрасте очень опасен, порождает много последствий. Да, заболевание инфекционное, можно заразиться контактным путём (через руки, но не в коем случае не при вдыхании воздуха, по воздуху сальмонеллы не передаются!), но болезнь эта лечиться, разумеется, требует тщательного ухода, внимания, заботы, но лечится! При правильном обращение с подобными больными, соблюдении правил гигиены заражения родителей и родственников не произошло бы! Современные препараты вполне эффективны и при правильном уходе, диете можно было бы вылечить Савелия раньше. Но он никому не нужен! Я ни в коем случае не принижаю заслуги врачей, которые боролись с недугом малыша, они, я уверенна, сделали всё возможное. К сожалению, мальчику нужна была элементарная забота, мамино тепло и ласка! Теперь, когда у меня уже растёт дочь, я на собственном опыте убедилась, как много для ребёнка значит «МАМА»! Даже от элементарного прикосновения теплой маминой руки ребёнок улыбается или мирно засыпает. Тем более это тепло необходимо малышу, когда он болен. Когда моя дочурка болела, она постоянно просилась на руки. Я брала её, ходила по комнатам, пела песенки и она успокаивалась, смотрела на меня грустными глазёнками и следила за движениями моих губ. В такие моменты я понимала, что обязана быть терпимей, внимательнее, ведь Я – это всё, что есть у моей малышки!
Со временем, я часто наведывалась в бокс к Савелию. При любом удобном случае, спешила к нему, садилась рядом у кроватки, разговаривала с ним, показывала ему предметы, ручки, карандаши, бумагу, всё что было под рукой (приносить из дома игрушки или предметы обихода запрещено). Сначала Савелий никак не реагировал на моё присутствие, крутился на месте, и что особенно, никогда не плакал (но и не улыбался, разумеется). Сейчас я думаю, что он и не умел плакать, ещё с младенчества ему вряд ли это позволялось или просто игнорировалось. Потом Савелий стал изучать меня, рассматривать, следить за моими движениями. Надо отметить, что его глазки были удивительной красоты, серо-голубые, большие с пытливым взглядом. Для меня было просто праздником, день, когда он впервые взял карандаш из моих рук! Неуверенно, настороженно, но любопытство победило! Я очень была горда, что помогла малышу преодолеть страх. В последствии этот самый карандаш пришлось просто выкинуть, так был уже «не стерильным». За всё время пребывания в больнице, он ни разу не заинтересовался окружающими вещами. В медицине не принято проявлять эмоции к пациентам, Савелия лечили, меняли пеленки мо мере надобности, но никто с ним не играл, не разговаривал как с ребенком. Я привыкла к Савелию, с нетерпение ждала свободной минутки, ждала обеденного перерыва, любой момент, чтоб навестить его. Мне казалось, что и малыш уже ждёт меня, хотя так и ни разу не улыбнулся мне. Может, это нужно было только мне?
Я подумала, раз Савелий проявил интерес к карандашу, значит болезнь отступает. Значит Савелий может выздороветь! И может вернуться… в дом ребёнка… Грустный финал. Но тогда печальные мысли я отгоняла прочь. На свой страх и риск я принесла из дома свою детскую вязанную кофточку. Она сохранилась у нас в семье в память о моем детстве, её вязала моя мама, мы дорожили этой вещью, но сейчас она была нужней Савелию (теплых вещей у малыша не было вообще). Медсёстры с неодобрением отнеслись к моей жертве. «Вязанные вещи в инфекционной больнице запрещены» - говорили мне хором. Я, конечно, это знала, но ничего другого из вещей у меня не было. Мне стоило не малых усилий уговорить лечащего врача сохранить кофточку до времени выписки ребёнка, чтоб потом одеть его по пути в дом ребёнка. Врач понимала мой порыв, но по инструкции все вещи требуют санитарной обработки, после которых моя вязанная кофточка превратилась бы в комок ворсы. Договорились, что кофточку временно поместят в комнату «грязного белья», а перед выпиской её постирают вручную нужным раствором. Подобрали кандидатуру, кто из санитарочек мог бы согласиться на это. План был разработан, утверждён (за что я до сих пор благодарна всем).
Сейчас, по пришествию лет, я понимаю, что мою кофточку точно никто не стал бы стирать. Все химические растворы, применяемые в инфекции, портят качество ткани, но всё равно требуют машинной обработки в прачечной. Моя кофточка была бы обречена! Скорее всего, её выкинули бы без всякой обработки. Каким наивным (верила, что мне пойдут на уступки) и не профессиональным было моё поведение!
Вся эта история закончилась ещё печальнее. Однажды, в понедельник, я не нашла Савелия на месте. Его бокс был «обработан» (такое выражение используется, когда после выписки больного боксы обрабатывают специальными растворами от потолка до пола). Значит, Савелия выписали! Сердце заколотилось в груди от не хорошего предчувствия. На выходных больных не выписывают! Я поспешила разыскать лечащего врача, старалась казаться спокойной и непоколебимой, работа есть работа. «Найдёнова перевели?» В ответ «Да. В реанимацию…»
У меня потемнело в глазах. Не может быть, так не должно было быть! Ведь ему было лучше! Как же это произошло? После недолгого обмена медицинскими терминами выяснилось, что у Савелия «реинфекция», сальмонеллёз развился с новой силой, вызвал почечную недостаточность, переведён на гормоны и прогноз, увы, не утешительный.
Целый день я была не в себе. Всё валилось из рук. Конечно же я была в реанимации, видела Савелия, бледного как мел, еле дышащего, недвижимого, обвешанного катетерами, капельницами. Опять отдельный бокс, только кровать уже как у взрослых, огромная и он лежит на ней такой крошечный, беззащитный… У меня наворачивались слёзы. Я смотрела на него и почему-то думала о его матери, знает ли, что произошло с её сыном? Неужели, зная , что Савелию стало хуже она не пожелала быть с ним рядом, хотя бы через стекло, молиться за него…
Потом я напрямую спросила врача-реаниматолога, знает ли мать о состоянии малыша? «Некому было сообщать!» - процедил врач – «Она уехала из города, как только бросила его…» «Сбежала! От ответственности, от себя сбежала!» - подумала я.
К сожалению, Савелий так и не поправился. Через три дня интенсивной терапии, состояние значительно ухудшилось и в ночь с 31 мая на 1 июня Найдёнов Савелий Семёнович скончался…В канун всемирного дня защиты детей ушёл из жизни маленький человечек. В гуще смертей деток африканского континента, смертей от неизлечимых болезней, смертей от катастроф (аварии, войны), природных явлений (цунами, землетрясения), я всё время думаю, достаточно ли мы (мать, врачи, я)сделали , чтобы спасти этого конкретного ребёнка!