Чарли

               
      Из плетёной корзинки высовывались щенячьи морды. Мы с Женой Милой замерли, не обратить внимания на них было невозможно.
      - Что за порода? – спросили мы стоящую рядом женщину.
      Серьёзный мальчишка, стоявший рядом, ответил:
      - Домашняя лайка.
      Значит, бывают и такие… В сомнениях и смущении мы вышли с колхозного рынка.
      Выросшие оба в коммуналках, мы не задумывались над «проблемой собаки», но теперь, проживая в своей квартире, время от времени её обсуждали. Тем более наш младший уже заводил разговоры о щеночках… Мы повернули обратно. Щенков оставалось только два, и две полные тётки спорили, кто из них возьмёт кобелька, кто – сучку. Я молча выложил пятёрку и взял щенка наугад; тётки возмутились, а мальчишка грустно посмотрел нам вслед.
      Наше появление вызвало взрыв удивлённой радости у младшего, он сразу назвал его Чарли. Но было непонятно, как нового члена семьи воспримет старший, нас вообще тревожило его отношение ко всему живому. Он ломал ветки кустов и деревьев, преследовал всех кошек, швырял камни в воробьёв и галок, разорил гнездо ласточек под крышей нашей дачи и при этом равнодушно глядел на мёртвых  желторотых птенцов.
      Через день мы увидели совершенно другого сына: всё живое вокруг, все колоски и листики, кузнечики и жучки, не говоря уж о птицах, кошках или ящерицах, стали его лучшими друзьями. Он стал спокойнее, даже ласковее, речи не могло идти о том, чтобы он обидел Чарли. Единственно, младший страдал от него по-прежнему, но давно известно, как иногда трудно складываются отношения между братьями.
      Чарли был рыжим, только на спине в основании хвоста просматривалось чёрное пятнышко – в остальном типичная карельская лайка.. Всеобщий любимец, сам он никого не выделял. Но к моменту моего возвращения с работы на дачу он всегда лежал на улице напротив наших ворот и неотрывно смотрел в ту сторону, откуда должен был показаться я. С моим появлением из-за поворота он стрелой нёсся мне навстречу, обежав вокруг, кидался обратно и начинал долго вертеться вокруг самого себя, поднимая пыль и повизгивая время от времени: радость его была безгранична.
      В июне следующего года Чарли ушёл на собачью свадьбу. Два дня мы слышали отдалённый собачий лай и сидели допоздна в ожидании, не в силах уснуть. К вечеру он появился и с жадностью накинулся на еду, но не успели мы опомниться, снова исчез. Под утро, прихватив на всякий случай  палку я двинулся в направлении собачьего лая. В прохладном безветрии вставало солнце, собаки лаяли всё ближе. Наконец, за поворотом улицы я увидел стаю. Чарли был в центре и в броске мне удалось схватить его. Стая возмутилась! Лучшего и достойнейшего изымают из столь изысканного сообщества! Собаки всяких мастей и размеров кричали, хрипели и брызгали слюной в сантиметре от моих ног, грозили порвать ноги и штаны, и вдруг, как по команде, всё так же лая на разные голоса, стая бросилась в обратную сторону.    
      Через два года Чарли повезло. Мы со старшим сыном и с нашими соседями по даче затеяли поездку за Свирь, в ненаселённую местность. Жили в палатках три недели, и всё это время Чарли жил в лесу, сколько угодно лаял, чутко охранял нас и рычал, поднявши шерсть на загривке, на попадавшийся в округе медвежий помёт.
       А ещё через год ближе к осени Чарли снова исчез, должно быть опять ушёл на свадьбу. Мы ждали несколько дней, его всё не было. Прошло две недели. Как-то, возвращаясь с работы на дачу и срезая путь, я пошёл через лес, и вдруг так ярко почудилось, что вот сейчас на мой зов из-за вот тех кустов выскочит Чарли!... И я закричал, что есть мочи: «Чарли! Чарли!» Близко-близко подступили слёзы. «Чарли!» Никто не выскочил из-за кустов и не ответил…
      Прошёл месяц. В октябре я поехал на осеннюю дачу и по дороге зашёл в магазин около станции. Женщина, наклонившись через прилавок, беседовала с продавщицей. Речь шла о мужике, который за Вторым озером выделывает собачьи шкуры. Его уже неоднократно били за это, а он всё не уймётся никак. Вот и теперь - рыжая шкура. Я так и не понял – шкура ли, живая ли собака… Сознание схватило только слова о чёрном пятне на рыжей шкуре, и пока я шёл от магазина к себе на дачу, во мне рождалось и крепло убеждение – Чарли! Я не понимал, жив ли он, нет ли – его надо было вызволять. И, придя домой, надел ватник, сунул под него за пояс топор и пошёл. Куда, зачем?... Я не знал. Не знал, где этот мужик, наёду ли я его, жив ли Чарли или я увижу только шкуру. Только позже, пройдя полпути до Второго озера, осознал, что готов на всё, на кровь, на убийство…
       Два года мы не могли снова взять собаку. Однажды я оказался в сквере напротив Калининского рынка. Из сумки плохо одетой женщины высовывалась щенячья голова, точь-в-точь чарлина.
       - Что за порода, бабушка?
       - Карельская лаечка, сыночек.
       За двенадцать рублей Чарли стал моим. Вскоре выяснилось, что у «лаечки» висячие уши, кривые ноги, рахитичная грудь и напрочь кривые зубы, но… Но это уже была своя собака, член семьи!
       Чарли Второй был удивительно ласковым и покладистым псом. Он с рычанием, когда с ним играли, набрасывался на ноги, но поднятый на руки сразу затихал и начинал лизать руки и лицо хозяина. Его можно было взвалить на плечи и, придерживая за ноги, передние и задние, кружиться и бегать по комнате. И очень его полюбили одноклассники Сергея, часто приходили с ним поиграть -  визг, хохот... Да, хорошая, очень хорошая собака, но всё-таки… Не лайка же, нет, не лайка!
       В начале очередного лета мы уже жили на даче. Утром, уходя на работу, я случайно не захлопнул входную дверь; Чарли выскочил за мной. Сколько я его ни прогонял, он прибежал за мной на автобусную остановку. Подошёл автобус, все зашли вовнутрь. Чарли попытался тоже, но я прикрикнул на него. Захлопнулись двери, и в заднее окно, я увидел, как моя собака бросилась вслед уходящему автобусу. Чарли бежал и бежал и всё отставал, уменьшаясь в размерах. Ладно, побегает и вернётся обратно, к тому же с утра не ел ещё ничего…
       С работы я вернулся в городскую квартиру, не на дачу, и сразу раздался звонок у входной двери:
       - А Серёжа дома? - двое мальчишек с надеждой смотрели на меня.
       - Серёжи нет дома, он на даче.
       - А Чарли дома?
       - И Чарли нет, он тоже на даче.
       - А это кто?...
       Чарли! Я с трудом поверил глазам! Не глядя на меня, он бросился через открытую дверь к миске с водой и, не отрываясь, опорожнил её. А потом, как усталый-преусталый человек, лёг на спину и поднял кверху все четыре лапы. Тридцать километров! Пробежать тридцать километров от дома до дома, да и как найти тот дом! Удельная это - тот же город, большой город. Мы сразу простили ему всё: кривые зубы и ноги, рахитичную грудь, даже висячие уши. Чарли был лучше всех!
       Непредсказуемый, но верный собачий характер! Этот поход, это его путешествие было только первым, и много часов и дней в ожиданиях, много удивления пришлось в дальнейшем пережить нам,  нашим друзьям и знакомым. На следующий год Чарли снова исчез. Когда прошло уже две недели, мне стали предлагать других собак, нахваливали их, обещали даже лаек – мы не могли решиться взять кого-либо взамен Чарли! Где-то чуть теплилась надежда на… Не знаю на что, но надежда. Прошла ещё неделя, мы перестали думать о Чарли. Вернее, не перестали, а всё как-то в нас вдруг притупилось.
       Я пришёл с работы. Не зажигая в коридоре свет, открыл дверь – из полутьмы на меня налетел и упёрся мне лапами в грудь, а потом залаял… Чарли! Господи, откуда?! Откуда ты, собака?
     Тётка жены жила в квартале от нас, и по дороге к нам недалеко от магазина заметила на зелёном газоне рыжее пятно. Не веря и не надеясь ни на что она тихо произнесла «Чарли…» И вдруг рыжее пятно бросилось к ней, запрыгало и попыталось лизнуть в лицо… Чарли был грязный до нельзя, с оборванной верёвкой на шее, с двумя подсохшими ранами на замызганной шкуре. Где ты был!? Ответа не было… Судя по всему, пережить ему пришлось немало. Но, ведь пришёл же! Всего метров двести не дошёл до дома – разве это не пришёл!
     В последующие годы он ещё три раза прибегал с дачи домой в город; один раз его опять не было несколько дней. Держать на привязи? У нас в семье никого никогда не держали на привязи! Так он и жил членом нашей семьи, ласковый и своенравно-свободный. Но один раз его выходка превзошла все предыдущие.
     В субботу он ушёл, видимо, на очередную свадьбу, а в воскресенье, как раз перед нашим отъездом с дачи в город, прибежал, видимо, подкрепиться. Мы сразу схватили его, привязали, несмотря на протесты, он увезли в город. В понедельник я, придя с работы, открыл дверь – меня никто не встретил.
     - Где собака?
     - Как где? Здесь!
     Собаки, однако, не было. Не было ни в кухне, ни под кроватями. Незадолго до моего появления жена пришла домой с сумками, полными продуктов, и не заметила, как Чарли выскочил из квартиры и удрал. Куда? Да на свидание, на свадьбу!
     На следующий день меня на работе позвали к городскому телефону. Звонил сосед по даче:
     - Ты знаешь, где твоя собака?
     - Толя, плохо дело. Чарли исчез!
     - Следить надо за своими собаками! Твой Чарли встретился мне на мостике, когда я шёл на автобус!
     Я едва дождался конца рабочего дня. Чарли сидел на крыльце, помахивая хвостом…
      Другой сосед рассказал, как Чарли вместе с публикой зашёл в автобус, идущий на станцию. На кольце недолго обнюхивался с окрестными собаками, к подходу поезда выскочил на платформу и чинно вошёл в вагон. Сосед решил посмотреть, что будет дальше. В Дибунах и Песочной Чарли  выглядывал из дверей или, выскочив на минуту, запрыгивал в вагон обратно. В Левашово, увидев на платформе бродячую собаку и заинтересованный в расширении круга знакомств, отстал. Значит, он ездил на поезде! А мы-то думали, что бегает в город по шоссе; он много раз ездил с нами на машине и мог запомнить дорогу.
       В нашем хозяйстве его знали все, о нём ходили легенды. Да что легенды – всё ведь было правдой! Все детишки ближние и дальние в течение пятнадцати лет переиграли с ним множество игр. Иногда мальчишка, игравший с ним в свои девять лет и выросший уже в высоченного отца семейства, приводил к нему своего четырёхлетнего сына. Даже наш председатель, жёстко требовавший ото всех хозяев держать собак на привязи, случайно встретивши Чарли на улице, ласково чесал ему за ухом. Несчастье нагрянуло внезапно.
       Подступали ноябрьские праздники. Третьего числа ко мне приехал Лёха, мой товарищ; с ним мы учились ещё в институте. Прихватив Чарли, пошли за Второе озеро – там была дача у наших друзей, тоже давно учившихся с нами. После вчерашнего дождя земля подмёрзла, собака бежала впереди нас; я рассказывал, как с топором за поясом шёл когда-то выручать Чарли Первого. Из проулка вышла пара, мужчина вёл на поводке огромного кавказца. Завидев Чарли, кавказец рванулся, мужчина поскользнулся, упал и выпустил поводок… Раздался ужасающий крик боли, поднявшийся хозяин с трудом оттаскивал своего пса. Из свалки, всё так же крича, и всё больше припадая на сторону, выбежал Чарли; из него струёй била кровь… Он отбежал метров на десять, стал клониться на сторону и, затихая, упал на бок. Я бросился к нему. Чарли всё ещё кричал, правда тише. Мужчина и женщина с минуту постояли вдалеке и пошли прочь. Не помню, я кричал или причитал; Лёха утверждал потом, что причитал. Схватив собаку на руки и пытаясь зажать всё ещё льющуюся кровь, я бросился по направлению к дому. Сзади просигналил клаксон, и на мою мольбу «Москвич» остановился. Мы, конечно, запачкали его сидения собачьей кровью, но хозяин довёз до самой дачи. Я стал звонить в город, младший сын, слава Богу, оказался дома. Он поднял на ноги всё и всех, и в двенадцатом часу ночи на двух машинах приехали он с товарищем и молодая женщина-ветеринар с мужем – для охраны. Чарли еле дышал. Он ещё подавал признаки жизни, лежал в углу комнаты, перетянутый по животу полотенцем, кровь уже не текла. Его разложили на  столе, и все увидели рваную рану на животе, показалась, что она небольшая. Я держал собаку за передние лапы, сын – за задние. Женщина сделала местный обезболивающий укол и полезла к Чарли в живот, он снова застонал и заплакал.
      Красные от крови руки копались в животе, операция шла больше часа. Как оказалось, шкура была разорвана на два сантиметра, брюшина под ней – на двенадцать. И ещё был оборван один нерв, так что Чарли в дальнейшем всегда хромал. Но характер его, когда он поправился, остался прежним. И ушёл он из этой жизни через полтора года по нашему недосмотру…
      Потеря была очень горькой и острой, и снова целый год мы не могли взять собаку. А потом вышли на клуб карело-финских лаек, и у нас появился Чарли Третий. Этот был кровей самых что ни на есть элитных, через год наш Сантвик-Чарли был уже записан в Племенную книгу России. Первое имя, как и положено, – из сочетания слогов имён родителей, но для нас нужно было только основное – Чарли! На притравках по медведю и кабану он показал отличные результаты. Совсем не страшный медведь весело прыгал на цепи, но некоторые собаки, завидев его, поджав хвост, стремглав уносились прочь, и хозяева пришлось потом долго искать их. Наш Чарли, оглушительно лая, носился вокруг мишки, иногда делая попытки ухватить его за задние ноги. В другой раз на большой делянке леса, ограждённой решёткой, быстро отыскал двух здоровенных секачей и тоже набросился на них Я, вооружённый толстой палкой, страховал его, а позади меня опасливо топтался егерь; кабаны, слава Богу, на Чарли не реагировали.
      Однажды он чуть не погиб. Спасаясь от набросившейся большой собаки, выскочил на улицу из-за забора, ограждавшего пустырь, и встретился с автомобилем. Был сильный удар, но пока всё обошлось. Другой раз на прогулке бультерьер, сваливши Чарли на землю, уже подбирался к его горлу; Чарли хрипел. Я длинным ключом от ригельного замка пытался разжать бультерьеровы челюсти, хозяйка с криками била своего питомца. Наконец, Чарли с хрипом вздохнул, и тут бультерьер резко и больно тяпнул меня за ладонь…
      Честно говоря, при всём уме и весёлости, характер у Чарли был сволочной, да и голос такой,  что в ушах звенело. Зато во всей округе на даче все белки были наши! В том смысле, что я точно знаю, где в ближайшем лесу в полукилометре во все стороны живут штук десять белок – он всех их облаял неоднократно. Он часто и без спроса убегал в лес, и звон от его голоса разносился очень далеко. Самые счастливые часы и дни бывали, когда на несколько дней мы приезжали на дачи к сыновьям и он с приятелями, собаками сыновей уходил на целые дни. Незаметно внутри у меня все три образа собак при их неодинаковости и разновременности, слились в один, и это – образ желанного и непременного члена семьи. И Чарли ясно сознавал, что он, пусть самый-самый младший, пусть четырёхлапый и бессловесный, но член семьи! В прошлом году он еле дошёл из леса с распухшей от укуса змеи лапой. Ветеринар посоветовал поить его, как можно больше, а там…
      Выжил тогда, и всё было по-прежнему. А в этом сентябре не выжил - похоже случился с ним сердечный приступ. Перестал дышать у меня на руках, когда везли его в машине к ветеринару…
      Сегодня, просыпаясь по утру, чувствуешь - вот он, тут! Сидит возле тебя, смотрит неотрывно; не выдавая себя, сидит тихо-тихо. И не пошевелится, пока ты сонные ещё глаза свои не разлепишь. Открываешь глаза и понимаешь - нет, не смотрит. Не вскинется уже и не  упрётся лапами в твой, укрытый одеялом, бок, и, толкнувши пару раз чёрным мокрым носом, не начнёт звонко требовать: «вставай! пора, пора гулять идти! ну, вставай же!»… 
      Последнее время приходит всё реже…