Неожиданно это бывает. Какой-то незначительный толчок, ничем не примечательное событие, может разбудить память, заставить вспомнить то, что когда - то прошло в твоей жизни совершенно незначительным эпизодом, случайным мгновением.
Странно, что при этом, разбуженная память заставляет делать причудливые выводы и рождает мысли, которые тогда, в далеком прошлом, ни за что бы ни пришли в голову.
Позвонил мне мой старый друг, дед Валериан, долго справлялся о здоровье, кряхтел в трубку, а потом все-таки, смущенно обратился с просьбой, приехать к ним в деревню, малость пособить по хозяйству, а то он уже не справляется, потому как Лукьяновна прихворнула.
Я немедленно помчался к нему на помощь. Слава Богу, что с Лукьяновной ничего страшного не случилось, подстыла малость, радикулит разыгрался и дед Валериан пользовал ее растирками муравьиного спирта.
«Пралик меня разобрал!» - огорчилась Лукьяновна, сожалея о том, что не может угостить гостя. Я успокоил Лукьяновну, не на разносолы к ним ехал, а помощь оказать.
Всего делов было – навозить на огород чернозему для подкормки огорода. Была весна. Снег сошел уже, солнце начинало пригревать и пора было готовить огород, к посадке всего того, что зимой потом превратится в благодать на столе.
Ах, какие соленые огурцы делала Лукьяновна! Вспомнил, слюнки потекли. Доставали их из погреба, из бочки, на стол ставили. Холодные, да хрустящие!!! Эх, как с вареной картошечкой шли они хорошо! Объедение, да и только!
За деревней когда – то в давние времена было озерцо, заросшее со временем. Вот оттуда и возили мы с Валерьяном землицу эту. Было у нас две тележки, по четыре колеса каждая, да две лопаты. НасыпАли землицу в тележки, впрягались и тащили на огород к Валериану. Вот так мы часов до пяти вечера и возили на себе, насыпали горку изрядную.
-Шабаш! – заявил после очередного рейса Валериан. – Хватит! А разбросать - это я сам управлюсь. Спасибо тебе. Пойдем, перекусим, а то и про обед позабыли, трудники!!!
Мы перекусили картошкой вареной с салом, попили чаю, и Валериан собрался лечить свою «дражайшую половину», растирать ее.
Чтоб не мешать старикам, вышел я на улицу, присел на скамеечку, закурил и задумался.
Весь день, пока мы возились с Валерианом, не отпускало меня чувство, что вот что-то такое я вспомнить никак не могу.
Будто было в моей жизни, что мне очень важно вспомнить сейчас, а то уйдет из памяти и никогда больше не вернется. Но никак не всплывало из забытого.
Проехала по улице телега с подростком-возницей, влекомая лошадкой гнедой. Рассеяно проводил их взглядом и, словно, обожгло! Вспомнил, что мне весь день покоя не давало. Телега! Вернее, тележка, в которой мы землю возили! И нахлынуло сразу!
Ромашка - « Стюдебеккер» - вот кто мне вспомнился. Было мне тогда лет двенадцать- тринадцать всего…
То ли я стал ненаблюдательным к старости, то ли их, действительно, не стало на улицах, но тогда каждого городского сумасшедшего знали в лицо. И было их в городе много довольно.
Помню Невесту, пожилую женщину лет за шестьдесят, бродившую по улицам в белом изношенном платье, с марлевой фатой на голове и венке из белых искусственных цветов, в больших мужских ботинках на тощих старческих ногах. Помню, что сталкиваясь с ней на улицах, старался проскочить побыстрее мимо, только бы не встретиться с ее безумным взглядом…
Вспомнился мужик, который кроме слов «Хра - хрю» не говорил ничего.
Вспомнился безногий Митяй в старом военном мундире, на котором густо висели ордена и медали, вырезанные из жести.
Какие трагедии стояли за каждой из этих свихнувшихся душ?
Мы жили почти на окраине города, а напротив нашего дома была большая автобаза, так что гул автомобилей день-деньской стоял в воздухе.
Каждое утро, с удивительной точностью по времени, к воротам автобазы приходил мужчина лет тридцати, а может и сорока, счастливо улыбающийся, волочащий за собой тележку на четырех колесах, наподобие той, что сегодня таскали за собой мы с Валерианом.
К тележке была приделана рукоять, конец которой, веревкой привязан к поясу Ромашки.
Все звали его «Стюдебеккер». Ромашка – «Стюдебеккер»
Ромашка, наверное, имя его было Роман - не помню сейчас, был сам себе и водитель и автомашина. Он все время изображал губами звуки мотора, а руками производил движения, как вертят рулевое колесо. И улыбался всегда улыбкой счастливого человека.
А тележка была у него отменная. Была она на хорошем резиновом ходу, выкрашенная в защитный военный цвет, с двумя пустыми фарами впереди. Но самым примечательным в тележке был ее номер, нарисованный, как и положено, на заднем борту.
Весь город и вся область знали этот номер, потому что это был номер персонального автомобиля первого секретаря обкома партии.
Удивительно, но с таким номером Ромашка ездил по всему городу и никто к нему не приставал, ни милиция, ни бдительные прохожие, хотя и наносил Ромашка некий нравственный ущерб высшему должностному лицу области.
А был он просто счастлив. Счастлив, когда объезжал со своею тележкой всю территорию автобазы, изображая губами звуки работающего мотора – от самого спокойного, до рычания автомобиля, идущего с натугой в гору.
И был счастлив Ромашка, когда водители выносили и грузили ему в тележку всякий хлам, ненужные болты и гайки, рессоры и прочий мусор.
С чувством человека, делающего большую и ответственную работу, он выезжал с груженой тележкой из ворот автобазы. И мотор на его губах, просто пел счастливую песню, когда вахтер у ворот, подыгрывая Ромашке, подходил к нему с графиком выхода автомашин и отмечал выезд, как будто это, действительно была настоящая автомашина.
И счастливый, волок он тяжело груженую тележку по улице, осаживая на поворотах и изображая на губах рокот напряженно работающего двигателя…
Странное какое счастье!
Валериан тяжело опустился рядом со мной на скамейку. Печальным было его лицо.
-Сдавать начинает Лукьяновна! Еще и сердчишко прихватило сейчас… Эх, жизнь!
А ты чего смурной такой? Или приморился с непривычки?
-Да нет, дед Валериан! Вспомнилось кое-что…Сижу, думаю.
-И о чем дума твоя?
Я рассказал деду Валериану, всю историю Ромашки – «Стюдебеккера»
-И знаешь, дед о чем я сейчас подумал, а куда Ромашка ехал все время на своем «Стюдебеккере»? Где был конец его дороги? Ведь никогда я не видел его сидящим.
Валериан помолчал.
-Ты в степи бывал? – неожиданно спросил он.
-Бывал! А это ты к чему?
-А к тому, что в степи часто оказываешься там, где скрещиваются сотни дорог, переплетаются и разбегаются в разные стороны. И думается, вот бы пойти по каждой из них, чтобы узнать, чем дорога каждая заканчивается, куда она приведет? Только куда бы ни пошел ты, по какой - бы дороге не поехал, все они кончаются там, где самые злобные становятся добрыми, где жалеют друг друга, где плачут, любят и помнят…
-Это ты к чему? Не понял я тебя!
-А и ладно, что не понял. Спать пойдем – тебе утром рано встать надо, на автобус успеть…
Потом я долго не мог уснуть. Лежал и думал. Думал о себе. А не Ромашка ли я? Исписывая сотни страниц в компьютере, заполняя диски килобайтами своих произведений, не Ромашка ли я, обманувшийся призраком вдохновения никому не нужного?
Всплывало в памяти счастливое лицо Ромашки, исполняющего одному ему понятную песню. Успокаивало меня одно, что для счастья, отпущенного ему, мне тоже надо сойти с ума, воистину сойти, чтобы не чувствовать вот так, по ночам, ноющее внутри себя – а не Ромашка ли я ???