Пробуждение

Екатерина Степанова
И случилось так, что оно исчезло. Самым печальным стало то, что никто этого не заметил. Люди мчались, бежали, неслись, сокращая каждым своим шагом время. Отрезая от него куски, вырывая с мясом и утаскивая себе. Время, время, время... На вес золота. Время, время, время. Оно всем нужно. Люди так ничему и не научились.
Бог тяжело вздохнул, удручённо покачал головой и ушёл, прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить Спящих. За Богом ушло и Оно. Так же тихо, незаметно, наверное, даже, немного обидевшись на людей. А когда-то давно, когда ещё были трава, деревья и живая вода Его тоже называли Богом, когда-то давно Ему поклонялись, приносили жертвы... когда-то давно Его рисовали дети. Жёлтый круг с острыми лучиками. Яркий, блестящий, манящий, похожий на огромную золотую монету. А как тепло, порою даже жарко Оно грело! Особенно в летние полуденные часы. Как трескалась высушенная Им земля, как сверкала и искрилась в Его лучах быстрая речка... и как приятно было лечь на траву, закрыв глаза, греться под Его ласковыми лучами.
Но Оно ушло. Ушло, казалось, навсегда, бесповоротно, неотвратимо! И никто... Никто не заметил, не обратил внимания. Люди бежали, спотыкаясь друг о друга, падали, поднимались и бежали ещё быстрее, машины со свистом проносились по дорогам, дома становились всё выше и выше, словно людям стало нечем дышать, словно они боялись задохнуться на земле, словно так их мольбы будут лучше слышны Богу...
Теперь не хватало даже двадцати четырёх часов. Увеличили количество минут, дней, месяцев... Но и этого мало. Мало, мало, мало... Всё мало. Временем торговали, время крали, за время убивали.
На смену еде пришли мягкие, солоноватые на вкус капсулы, пение птиц, шум водопада, шелест листвы заменили записи на плеере, вместо друзей – двоичная система, механические гудки в телефонной трубке, сводящие с ума... Радость – разноцветные картинки на подрагивающем искусственным светом телеэкране.
А они всё мчались, летели на хромированных крыльях, рассекая застывший воздух, путаясь в проводах, падая наземь и потухая быстро, как двадцативаттые лампочки в одноразовых фонариках, не в силах подняться, зажечься вновь. 
И вроде бы всё было по-прежнему. День сменял ночь. Осень сменяла лето, весна зиму. Дети росли. Они старели и умирали, с застывшими в недоумении лицами, на которых читался немой вопрос: «И это всё?».
Это предсказывали ещё много столетий назад учёные, об этом кричали писатели в своих постапокалиптических сказках. И вот, это случилось. Нет, не как гром среди ясного неба, а как маленькая тучка в безоблачную погоду. Незначительная помеха, которую никто не заметил.
***
Я помню, как шёл по улице, настороженно вслушиваясь в городской шум и озираясь по сторонам, боясь, как бы не натолкнуться на кого-нибудь в этом нескончаемом потоке. Я вглядывался в серые, осунувшиеся лица, проплывающие мимо меня, в их блёклые водянистые глаза, видел каждую пору их сухой, сморщенной, пропахшей дымом и выхлопами кожу.  Женщин стало невозможно отличить от мужчин. Всё те же чёткие, заострённые черты, чёрные строгие костюмы, одинаковые причёски, одинаковые походки, жесты, манеры, одинаковые духи, все как один отдающие бензином. Браслеты, цепочки, кольца... всё это не украшало, а, казалось, наоборот, уродовало, тянуло вниз их измождённые, тощие фигуры, скорее напоминающие удлиненные тени, нежели тела живых людей.
И мне было страшно... Страшно каждый день смотреть на них, прикасаться к ним, пожимать им руки, дышать с ними одним воздухом. В глубине души я сам до смерти боялся подцепить ту же заразу, что и они, боялся стать очередной жертвой этого неизвестного науке вируса. Но в душе моей ещё теплилась надежда найти такого же, как и я, у кого ещё не потух блеск в глазах, кто ещё в силах отличить добро от зла, того, кто способен шутить, смеяться, радоваться...жить, в конце концов. Да, именно это и заставляло меня каждый день вставать с пастели, одеваться, выпивать чашку крепкого, горького кофе, выходить на улицу и идти, идти, идти, куда глаза глядят. По улицам, паркам, заворачивать в тихие, заброшенные дворики на краю города, забираться в подвалы и на чердаки...
Возможно, вы сочтёте меня безумцем, но именно это и стало моим основным занятием. Я искал. Днём и ночью я искал. Бродил по городу в поисках... в поисках чего-нибудь или кого-нибудь живого и по-настоящему тёплого... Взрослый, ребёнок ли, мужчина или женщина, для меня не было принципиальной разницы... мне просто хотелось с кем-то поговорить, поделиться, выслушать, помочь, может быть даже сыграть партию-другую в шахматы. А главное, удостовериться в том, что не всё ещё потеряно. 
***
  И вот однажды мне представилась такая возможность. В то бледное утро я по обыкновению шёл, продираясь сквозь серый поток, как вдруг, среди людей мелькнуло что-то очень яркое, сочное, весёлое. Не отрывая глаз от красного пятнышка, я поспешил ему навстречу. Но не успел я подбежать, как раздался душераздирающий, захлёбывающийся детский плачь, и «что-то непонятное, ярко-красное» устремилось прочь от земли, взмыло вверх и, подгоняемое тысячами жадных ветров унеслось далеко-далеко... покуда совсем не исчезло из вида.
Так бы я и стоял вечность, устремив взгляд в небо, если бы не плачь малыша, прорывавшийся сквозь, внезапно наступившую гробовую тишину. Больше никто никуда не спешил. Все стояли, как вкопанные, не в силах произнести ни слова. Я смотрел на них и видел слёзы, микроскопические капельки воды, стекающие по осунувшимся лицам и с шумом падающие на сухой, горячий асфальт. Я был свидетелем возрождения целой эпохи, целого мира, целой Вселенной! В мертвенно-бледных глазах вновь загорались огоньки, на серых лицах проступал румянец. Всем своим существом я чувствовал, как пробуждается ото сна нечто давно забытое, поросшее мхом и пылью...
- Шарик! – вдруг закричал кто-то испуганно и восторженно, - Шарик! Вы видели?
- Солнце... – вторили ему со всех сторон бесцветные голоса, - Солнце! Где же оно?! Где же Солнце?
  Я поднял глаза к девственно чистому небу и вздохнул с грустью и некоторым облегчением. Заметили. Всё таки заметили... Бегите, может Оно где-то рядом, может это яркое пятнышко, задыхающееся под жёлтыми облаками, и есть наше Солнце.
Скорбный протяжный вой, исполненный боли и сожаления пронесся над городом. Люди рыдали, воздевали руки к небесам, читали, давно забытые молитвы, падали ниц... Забыв обо всём на свете, обо всех своих делах и проблемах, которые вдруг сделались такими ничтожными и мелкими, одурманенные, ошеломлённые они просто брели по улицам, кто куда, натыкаясь друг на друга, и неловкие, наивные улыбки проступали на их заплаканных, посветлевших лицах.