Артем появился, когда я готовилась, наконец,
удовлетворить любопытство журналистов. Температура снова поднималась, я уже чувствовала это. Приготовившись пройти сквозь него, я была остановлена. Дежурный веник, правда, очень красивый, дежурные слова. На Первое, что мне бросилось в глаза – пустые кресла в зале. Обитые красным постаменты для моих похорон. Парижане, в отличие от москвичей, предпочитали сидеть на своих местах. Хотелось плюнуть и послать все к черту, но я помнила Мастера - артист обязан работать в полную силу, даже, если в зале всего один зритель.
То, что было запланировано программой, я отработала на одном дыхании. После стремительного полета, я опускалась на сцену и декламировала без переводчика. Мой хрипловатый голос никогда так красиво не звучал, как в этом зале. Пусть это была запись, но мои невидимые помощники подготовили и предусмотрели все. Каждый провод слышал стук моего сердца и передавал импульс дальше. Звук усиливался, или затихал точно в соответствии с моим танцем. Это было похоже на ночь с любовником, который держит тебя на весу и чувствует каждый еще рождающийся приказ мозга. Я не видела и не думала о пустых местах, а парила в необыкновенном зале.
Первая часть выступления закончилась паузой, во время которой мое сердце остановилось в ожидании, потом раздались аплодисменты. Зал аплодировал. Я победила, но мне нужно было большее.
В перерыве я лежала на очень удобной кушетке и смотрела на Мастера, сидевшего на подоконнике, как мальчишка.
-Ты понимаешь, что это? Умница! Не снижай темп, и следи за дыханием, медленно иди к микрофону. А, черт! Они тут всюду развешены! Держи паузу, сколько можешь, держи. Вызывай на аплодисмент, если устанешь.
Я, как боксер перед боем, полоскала рот минералкой и кивала головой.
Сменив костюм, я вышла на второе отделение. Вот теперь я ощущала каждый мускул и каждый нерв своего тела. Во втором отделении я была не самой собой, а тем, чем я мечтала быть. К чему стремила свое непокорное тело. Сорвав аплодисменты, я взорвалась, как та бутылка с пивом в нашем доме, моя скорость достигла предела человеческих возможностей. Нужно было рисковать, и я рискнула. Я завершила танец на десять минут раньше, музыка незаметно утонула в пространстве взорвавшегося зала. Я раскланялась, как положено и остановилась перед самым выходом за кулисы. Почему я так хотела этого? Почему мои нервы дрожали, как паутина на ветру? Как игрок, я ждала своего козыря, не зная, чем кончится игра. Я сорвала банк, пора уходить, но что-то держит меня на сцене, что-то немыслимое для Парижа по отношению к незнакомке. Наверное. Мои мысли летели в зал, прорываясь сквозь сеть электроакустики и пробивая ее, но я, наконец, услышала это! Меня вызывали на «Бис!». Я обернулась к Николь: Луи, срочно!
Пока Луи и Николь готовились, я объявила залу, что приготовила сегодня небольшой номер о любви, бесконечной, многогранной, полной неожиданностей, с помощью новых друзей. Зал молчал, Париж трудно удивить любовью.
Мастер махнул рукой и горестно удалился в зал. Я была один на один с Парижем и своей нелепой затеей. Наконец, на цену вышла моя крошечная труппа.
Мы с Луи встали так же, как в студии, и показали Николь, что готовы.
-Я похожа на мужчину? - Обратилась я к залу. Послышались одобрительные крики.
Пора начинать.
Я снова прочла стихи. Зал молчал, готовясь раздавить меня своим презрением, если я не оправдаю его надежды на что-то сверхъестественное. В самый раз вскрывать вены, все глаза мои. Где-то в зале брат и Павел. Кому-то будет больно.
На этот раз мы с Луи растерзали друг друга на глазах у всех. Какая удача, что мой брат снимался в порно. Я крутила Луи, как хотела, представляя, как это делал Павел с моим братом, я даже укусила его губу. Тут зал первый раз охнул. Я покажу вам, что такое страсть… Когда Луи в бессилии откинулся, продолжая сжимать мои ноги, я оттолкнула его, подняла пиджак и удалилась с весело напевающей Николь. Нам вслед раздался бешеный рев зала. Я даже испугалась, что это негодование по поводу моей вольности. Но Луи уже выводил меня на сцену. В зале творилось невообразимое. Кто-то спешил к выходу, продираясь сквозь стоявших и аплодировавших нам парижан. Моей выдержки хватило всего на минуту, я плакала от счастья, утыкаясь мокрым носом в плечо Луи. Мастер! Мой самый дорогой учитель шел ко мне с цветами в руках.
-Мерзавка, - прошептал он мне, улыбаясь залу,- бомбометательница! Чудо, ты сделала чудо, девочка!
-Мой учитель! – прокричала я в зал.
А Парижу уже было все равно, кому аплодировать, он получил то, что хотел – Хиросиму на Елисейских полях от незнакомки из России.
В этот вечер своей победы я любила весь мир. Я искала брата, Ричи, Артема, зная, что они были в зале, но так и не нашла. Мастер всех выталкивал под предлогом моего отдыха.
Отдыхала я странным образом, моя грим-уборная превратилась в салон. Три человека колдовали над моим лицом и телом. Мама моя! Если бы в Москве были такие условия… У кого-то они есть, значит, будут и у меня.
Луи никак не хотел уходить и несколько раз пытался получить доступ к телу, но был неизменно выпровожен Николь. С маской на лице она мурлыкала: «Противный мальчишка! Если еще появишься, я позову полицию». Так очаровательно угрожать могла только Николь.
-Что ему неймется?
-Вы – сама простота! Сегодня Вы сделали его знаменитым, теперь перед ним такие двери откроются…
-А ты?
-У меня своя работа. Но если Вы когда-нибудь решите создать свою труппу, вспомните о Николь.
- Не буду вспоминать, я тебя не собираюсь забывать. Завтра обрежу волосы…
- Завтра, после спектакля, хоть уши…
Фуршет открывал тот самый усатый тип, которого я видела с Николь в зале. Оказывается, он был его хозяином. Хозяин, досконально знающий свое хозяйство, он очень понравился мне. Правда, позже Мастер рассказал, как долго пришлось улаживать инцидент с моим «экспромтом», не предусмотренным программой. Моя свита уладила этот вопрос, обещав неустойку в случае, если завтра не будет полного аншлага.
После коротких речей о юной звезде, то есть, обо мне, все постепенно перекочевали к разговорам о демократии и политике. Словом, мне стало скучно. Оказавшись вне поля зрения Мастера и Николь, я подкралась к куску торта, протянула свою руку к вожделенной, сверкавшей лопаточке и уже подцепила кусок, но тут на глаза попалась матушка, пожиравшая глазами Мастера.
Она лопотала о том, что ходила на все его спектакли и клонировалась на глазах от сияния своих украшений, по-моему, лучших в зале. Пришлось проглотить запретный плод в два приема. Он упал в меня, не оставив после себя ничего, кроме испачканного лица. Ну, мамуля!
Мама не меняет репертуар подобно Малому театру. Классический съем. Очевидно, его супругу она приняла за дочь. Пробравшись, наконец, к мамочке, я порадовала ее известием о скором прибавлении в их семействе. Фарфоровые зубы скрипнули, но выдержали удар.
Как только в противоположном углу зала появился Артем, матушка метнулась к нему. «Моложавый, но при деньгах» - читалось в ее глазах. Мамуля чуяла деньги сквозь земную мантию. Туда мне уже не добраться, я помахала Артему рукой и стала объяснять назойливому репортеру, что никак не могу завтра дать интервью. Все потом, потом…
Что-то я зверски устала… Пожалуй, пора линять, а то заставят отвечать, как я отношусь к разводу Президента. Кто придумал эти дурацкие фуршеты? После выступления ни присесть, ни поесть…
В холле меня ожидал Павел.
Я почти забыла о нем, даже злости не осталось. Пусть забирает фотографии и уматывает, я хочу спать. Нежно проедусь по нервам и отпущу.
-Пошли, Павлик Морозов!
-Тебе приятно меня оскорблять?
-Ты такой же предатель, как он. Не бухти, а то передумаю.
В лифте я обняла его под пиджаком не потому, что мне хотелось обнять его, а потому, что устала.
-Какой ты толстый стал… Шучу.
Мы вошли в номер.
- Заходи, располагайся, раздевайся…
Я погрузила себя в кресло и вытянула ноги, глядя на стоявшего столбом Павла.
-Ты настаиваешь на своем?
-Это ты настаиваешь. Совокупление не считается унижением, если это, конечно, не из-на-си-ло-ва-ни-е… Я никого не насиловала, хотя со мной это случалось.
-Мне не нужны фотографии. Пришел, чтобы сказать, что эти пленки ничего не решают в жизни. Есть более дорогие вещи.
- А что решает, какие вещи, Павлуша? Вчера решали, сегодня уже нет?
-Много всего. Я сяду?
-Сделай одолжение…
Павел что-то говорил о прошлом, о том, что он был счастлив в нашем доме, что все куда-то покатилось, он остался один. Кругом только нужные люди. Я не прерывала его. По-моему, ему захотелось выговориться, но я дьявольски устала. Павел-не-Павел. Неужели в нем жив прежний Павел?
Мне хотелось поговорить с ним, но не здесь и не сейчас. От усталости я плохо соображала, и почему-то было холодно.
-Бери фотографии. Пленки я тебе вышлю.
-Ты не хочешь оставить себе?
-Зачем? У меня есть одна твоя фотография, этого достаточно. Как видишь, я совсем не опасна…
-Ты любила меня?
-А вот это тебе знать не обязательно, стриптиз моей души сегодня уже был.
И тут началось самое интересное. Вечер только начинался, вместе с новым днем, они в обнимку тащились, как два алкаша, меняясь ролями на ходу. Мне казалось, что за окном то темнело, то светлело.
В дверь стал не стучать, а ломиться мой брат. Ему открыл Павел. Похлопав бывшего любовника по плечу, брат с ходу обрушил на меня лоханку помоев. Оказывается, он догадывался о том, что я мечтаю трахнуть Павла на правах оперившейся дивы и шантажистки. Оказывается, я всегда лезла в их жизнь и была одной из причин разрыва, потому, что хотела быть третьей в их постели.
Все это говорил мне мой брат, единственный человек, знавший все чердаки и подвалы моей души и доверявший мне свои. Весь мир не может сойти с ума, значит, дело во мне. Павел пытался остановить этот поток из рухнувшей плотины, но брат отодвигал его. Блин, как ему сегодня приспичило плюнуть в меня. Значит, не так уж хорошо тебе с твоим бюргером. Голова начинала тревожно пухнуть и приобретать различные геометрические объемы от конуса до тупого бревна.
-Так, вы оба мне надоели. У меня был трудный день, завтра выступление…
- На сцене не наигралась? Изобразила нас, как двух паяцев! - выплюнул очередную порцию яда брат.
- А пошли вы оба на… очень символично, друзья-любовники, вон отсюда!!!! ОБА! Я ПОНЯТНО СКАЗАЛА? ВОН ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ! ОБА!
И это не было концом, потому, что вошел Мастер. Не говоря ни слова, он развернул моих визитеров и вытолкнул из номера.
-Послала? И правильно. Учись давать сдачи! Ты думаешь, меня не травили? Держи валидол. Я всегда вожу с собой лекарства. Первый раз поехал на гастроли, представь себе, простудился. Прошу в аптеке аспирин, а у меня требуют рецепт. Эти лягушатники нипочем валидола не дадут. Врача пришлют, все деньги выкачают, потом выдадут рецепт, который и оплатить-то будет нечем! Так, о чем я…
-Как Вас травили… Я люблю Вас!
-Я тебя тоже. Беда мне с вами, девки… Одна рожать боится! Не боялась, а теперь боится, вторую на шнурки распустили два болвана. Инопланетяне мы, что ты хочешь?
Он хлопнул себя по коленям.
- Разве они могут понять тебя? Я стал понимать ЖЕНЩИНУ только в театре. Это же возвышенное существо, не так посмотришь – она уже смята. Только что была красавица, стала клочком бумаги… А глубина какая! Понимание, любовь! Ни один мужик не может путно сыграть любовь, я тоже не могу. А ты что думала? Без партнерши ничего не получится. Вообще, мое мнение – весь мир на бабах держится. Я тебе точно говорю. Возьми актеров. Отыграл, и пошел водку жрать, эмоции гасить. Или … ну куда угодно. Хоть домой. Но! На диван, потому – АКТЕР! Устал! А актриса? Она и мать, и жена, и любовница чья-нибудь. Крутится, как на сковородке и ИГРАЕТ! Что ты хлюпаешь?
-Герда там одна у чужих людей.
-Завтра узнаем, как твоя Герда. Не поэтому ты хлюпаешь. И вообще – прекрати! Вернемся домой, нет, в самолет сядем – валяй, я с тобой вместе буду. Ложись, девонька моя, спать. Ты сегодня в космос летала, а плачешь о двух дурнях. Брат поймет все и вернется, на коленях будет умолять.
-У нас такие отношения были, мы все не могли друг без друга. Слышали, как меня…
-Кончено. Завтра спектакль. Вот так бы прижал вас, лапушек, и держал под крылом. Да, били меня сильно. Поэтому, все понимаю. Что тебя трясет так? Простыла?
Меня действительно колотило все сильней, даже зубы стучать стали. Холодный туман забирался всюду, только там, где были руки Мастера, сидевшего со мной, укутанной в одеяло, было тепло.
-Беда! Простудилась. И аспиды эти… Всыпала ты им перцу под хвост свои экспромтом! Будут знать, что в жизни главное.
-Павел то же говорил.
-Павел твой в политику забрался, оттуда либо наверх карабкаться, либо вниз уже навсегда.
Откуда-то появилась сначала Николь, потом настоящий душистый чай с лимоном. Я кусала кружку. Обжигалась и смотрела, как слезы капают в чай.
-Успокоилась, быстренько. Может, мне в твоем номере остаться…
-Не надо!
-Ис-пу-га-лась! Лапушка меня испугалась. Шучу! Николь поспит в зале.
Ночью мне снился странный танец. Я летала, не касаясь земли, и, как пантера, прыгала сквозь огненные кольца. Чем больше я прыгала, чем больше становилось колец, было невыносимо жарко от огня, опалявшего меня при каждом прыжке. Я вытягивалась в шпагат, как могла, стараясь проскочить в очередное кольцо. Кто придумал этот номер? Его никогда не было раньше. На сцене море огня, я не могу остановиться и должна все время прыгать в эти проклятые кольца, рано или поздно, я промахнусь и упаду, у меня больше нет сил на эти прыжки.
Чья-то рука кладет на мой лоб мокрое полотенце.
-Николь? Я больше не могу, пусть уберут кольца, я падаю…
-Уже убрали.
Утро началось для меня в два часа дня. Мастер сидел в кресле, сложив руки на животе, и эта его поза, наклон головы, а особенно выражение глаз, добрых и немного лукавых, все вместе делало его похожим на большого и доброго кота.
-Проснулась, Лапушка! Как ты?
-Вы котов никогда не играли?
-Котов? Кого мне только не приходилось играть! Были коты, были… Я, душа моя, девица, чуть на БАМ не укатил после одного разбора в худсовете. Ты хоть слышала про БАМ?
-Железная дорога.
-Стройка века была! А я был молодой дурень, чуть постарше тебя. Слава Богу, нашелся умный человек, объяснил, что к чему. Так и сказал: «Если тебе дано свыше умение заставлять людей плакать и смеяться, а главное – ДУМАТЬ, будь любезен этому дару соответствовать, а не устраивать истерик наподобие барышень». Поняла? Отменяем спектакль?
-Ни за что! Как билеты?
Я уже вылезала из-под одеяла и, не смущаясь, натягивала белый халат. Весь отель был наполнен белыми халатами. Оптовая закупка. О чем я думаю? Какие халаты? У меня кости болят и голова кружится, но спектакль я не отменю. Быстро мелькнул в голове заголовок в парижской газете «На нашей сцене угасла восходящая звезда». Очень длинно… «ОНИ убили ее», и портреты Павла и брата.
-О чем задумалась? Опять экспромт? Имей в виду – у меня валидол кончается.
-Милый мой, дорогой, любимый человек! Никаких экспромтов. Никаких воспоминаний. Я буду работать, а остальное – в самолете.
-Вот подвел Жириновский! Обещал узаконить многоженство, забыл, что ли… А как было бы хорошо… Тишком да ладком, ну, поцапались бы с моей Галкой первое время. Зато потом – душа в душу. А мне-то праздник на старости лет… Может, еще родила бы.. Тьфу, тьфу… Чего она боится… Готова? Билеты, сударыня все проданы! Полный аншлаг-с!
Завтракала я тем же душистым чаем с ломтиком хлебца, на который мастер по доброте положил ветчину. Все улетело, как в топку. Значит, поправляюсь. Мне бы только день продержаться, да вечер проплясать, а там и наши на подходе. Несмотря на вчерашние перепитии и ломоту во всем теле, настроение было самое боевое.
Мастер с супругой сидели со мной за одним столиком. Увидев, как я провожаю взглядом круассан с маслом, Мастер затрясся от смеха.
-По-хорошему, тебе после стресса поесть полагается. Терпи, голубушка и не смотри ты так Галке в рот. А ты ешь быстрей, вот разлимонивает, как на приеме. Не видишь, девка мается!
Милый, славный Мастер, в этот день Вы были пророком.
Когда я приехала в Зал, Луи был уже там и работал в свободном углу. Пока я разминалась, он проделывал затейливые па, желая показать, на что способен. Я отвернулась и продолжала растягивать сопротивлявшиеся такому насилию, мышцы.
После повтора нашего танца, с меня ручьем лил холодный пот. Что за мерзость? Никогда такого не было…
-Вы нездоровы?
-Я в полном порядке, Луи. Немного устала вчера.
-Мне кажется, вы сердитесь на меня.
Только этого мне не хватало, сердиться на случайного, пусть очень красивого партнера. Что он может понять? Способен ли он вообще понять, что вчера об меня вытерли ноги. И никто иной, мой любимый брат, часть меня самой. Без него и так было очень трудно. Теперь я должна привыкнуть к тому, что у меня ампутировали половину внутренностей, включая мозги, в тайниках которых жили наши общие воспоминания.
-Если у Вас завтра найдется свободный час, я хотел бы показать Вам свой Париж.
-Завтра вечером я улетаю. Но постараюсь найти время для прогулки.
Странное дело – я весь день думала о том, как бы мне продержаться и не завалить спектакль. Как только я вышла на сцену, даже чуть раньше, как только знакомый холодок волнения пробежал по спине, я перестала думать о боли. А, услышав нетерпеливые аплодисменты в зале, уже была готова к полету. В этот вечер зал был полон. Тысяча лиц, слившись в одно лицо, посылали мне тепло, аплодируя и улыбаясь. Я не могу объяснить превращения, произошедшего со мной, может быть, это было чудо, не знаю. Но я танцевала и декламировала и даже напевала потихоньку. Какая температура?! Все вчерашнее – ерунда, вздор, пытавшийся помешать самому главному делу моей жизни.
Спектакль удался, как нельзя лучше. Юные и не очень молодые люди подбирались ближе к сцене, многие стояли в обнимку, держа в руках цветы. Знакомые по кино и журналам, и почти совсем не знакомые лица актеров. Никто прежде не знал меня, но очень многие были знакомы с Мастером. Девочка из палисадника все же смогла! Луи постепенно выдвигался все ближе ко мне. Алчный мальчик, ты не проделал и трех шагов, из тех, что прошла я. Стой под софитами, мне не жалко, но что-то в тебе настораживает меня. Как говорил Станиславский, ты любишь себя в искусстве. Луи, ты любишь себя там, где тебя еще и в помине нет. Постараюсь не судить так обо всех французах, есть еще и Николь, покинувшая сцену сразу после спектакля. Одному дано много, но он рвет куски пожирнее, другая предпочитает держаться в тени. Не от того, что слабей, от внутреннего такта, не позволившего ей даже обняться со мной на сцене.
все это я отвечала дежурной сырной улыбкой. Чиииз, Артем! Подожди минуту… Выплевываю сыр. Поздравить меня с успехом явился Ричи. О-о! Один, без брата. Победная улыбка, блин, как же я сразу не поняла! Это ты натравил на меня брата после наших с ним поцелуев, я видела, как кособочилась твоя рожа. Скотина, бюргер!
Вцеляюсь в Ричи мертвой хваткой, как Герда (как там Герда?), стараясь боковым зрением не упустить Артема. А, фиг с ним! Уйдет – туда и дорога…
-Друзья мои! Я должна познакомить всех с моим новым родственником! Внимание! Это – Ричи! Он очень стесняется, поэтому я представлю его. Можно, Ричи?
Раздаются приветственные крики. Если бы это было в России, я решила бы, что народ уже принял и ему пофиг, кого приветствовать.
-Ричи невзрачен, но только на первый взгляд. Он большой специалист в своем деле. Если Вам нужен сутенер, двурушник, режиссер-неудачник, обращайтесь к Ричи. Стой, сволочь, не дергайся, пока я не отпущу тебя.
-Вы видите этот букет? Он прекрасен?
-Дааааааааааааааа!
-После каждой подлости Ричи дарит такие букеты. Заберите от меня этого вонючку. От него смердит потом и подлостью.
Вконец заинтригованные журналисты оттеснили от меня смятого Ричи. Артем пытался показать руками, что позвонит мне. А фигли ты не звонил до сих пор? Мастер, кажется, опять достал валидол. Пора угомониться. Беру тайм-аут на полчаса.