***

               
               

                А заводь
                крика -
                чуть слышный вздох.
                (Г.Г.Лорка)

Безвольные, грубо рассеченные силуэты  доверчивых предметов кружились друг с другом в непонятном молчаливом танце, поддаваясь невыразимому обаянию той беспокойно-страстной ночи, которая заполняла послушное пространство своим бархатным телом, и  кожа этого беззвездного тела пахла сухим,  дымным туманом, поднявшимся  над остывающими изумрудными полосами нездешних лесов.Невесомо-прекрасные губы оставляли на всем прикосновения, синеющие  равнодушно- небесным индиго, превращающиеся в блуждающее пятно, в котором не проглядывались черты безлунного лица, и, каждый видел в  бликах  лишь то, что мог  видеть  человек, хоть раз терявший в такой же точно своенравной темноте дорогу домой. Безмятежность эта  не искала себе уюта в каком-то тихом шорохе или случайном шуме, а лишь  отражалась своей густотой  в скользком, влажном зеркале, утопая в приятном искусственном холоде, как в прозрачной, никогда не становящейся слезно-соленой, волшебной воде,  потому что нашла там то, до чего теперь  беспрестанно дотрагивалась тонкими, дурманящими, несуществующими пальцами и  за чем прятала  безумные глаза в те редкие моменты, когда переставала смотреть ими на юного клерка, не замечавшего ее в тонком стеклянном листе, показававшего ему лишь того, за чьи плечом  бормотала странная ночь…
Тот первый не был полумертвым отражением, и мерзкие слова, сжимающие и разжимающие покорное, уставшее сердце, глупо плещущееся в горячей красноте, казались живыми и дышащими обжигающей жаркостью, вынужденными умолять из-за  лицемерности  уродливого чувства, разлетавшегося во все стороны неполноценными иглами, падающими с сумасшедшими, глухими стуками на пустую корку земли, далеко разбегавшимися  от отчаявшегося изнеможения, достигающими грустной цели и теряющимися  внутри нее, застывая, но не меняясь. Безупречные очертания чудесно  мерцали, крича до боли про  безгрешную ярость,мешая с  запыленной грязью  спасительную для себя  кровь до тех пор, пока та печально не сворачивалась, не замирала, будто оглохнув от резкого звука его голоса, длящегося  иступленно и безудержно жалко,и  изящно-злая, подрагивающая от тяжести властного намерения  рука, протянутая к белоснежно-чистому лбу,настойчиво  чертила знакомое красивое  имя в воздухе, становящемся в такой беспечной близости почти ледяным и по-детски испуганным. Второй же был бесплотным,и молчание, окутывающее  родными воспоминаниями, плыло  к раскаленному зеркалу не для того,чтобы разбить его на множество несправедливо острых, маленьких, обманчивых обличий, а  чтобы обнять трепещущую, тревожную  поверхность своим безоглядным прощением, с надеждой прижимаясь к ее растерзанным ранам, ища в них затаенную беспомощность, пытаясь убаюкать разрывающийся от засохшего страха гнев, закрыть спокойной от легкой искренности рукой безобразные рубцы, нашептывая про сладостный сон,  тепло спускающийся к стареющему покою.
Они оба уже не видели друг друга,стоя рядом, соприкасаясь лишь краями неодинаковой тусклой одежды, будто окутанные осенними сумерками. Ненормальная ночь тихо  улыбалась за их спинами.