Наш мир поразительно мал.
Людей в нем - всего ничего. Не верьте статистике о шести миллиардах. Все эти миллиарды - призрачны. Жизнь отдельного человеческого персонажа населяют 200-300 человек.
Ничтожное количество!
Двести-триста одних и тех же лиц мелькают вокруг нас всю жизнь. Они ходят с нами по одной улице. Посещают одинаковые с нами магазины, парикмахерские и библиотеки. Мы работаем с ними, часть их - вообще, наши родственники.
Как мы еще до сих пор не чокнулись среди одних и тех же лиц - ежедневно, ежегодно, пожизненно!
Герои этой истории попытались совершить недозволенное.
Они внезапно - одновременно - независимо друг от друга - пожелали вырваться из плена одинаковых лиц. (Надо заметить, пятьдесят процентов этих лиц были просто харями, рожами и мордами).
Нарушать программу, написанную небесными программистами нельзя! Последует страшная системная ошибка. Польются черным селем беды и ужасы. Переломится вселенская ось.
Лилия не думала о катастрофах.
Она проснулась 28 мая в половине девятого утра, и несколько минут наблюдала всплески солнца на потолке. Наглая Москва уже гомонила вовсю: тормоза, троллейбусные двери, сирены.
Лилия не обращала внимания на шум.
У нее имелись: свобода от работы (хотя на календаре - четверг), жаркий запах кофе из кухни и возможность сколько угодно нанизывать на воображаемую нитку самые красивые мысли.
- Дочь! Тебе кофе сварить? - крикнула из кухни мама.
Лилия потопталась между двумя воротами в крохотный рай: кофе и валяние в постели. Алкалоид победил. С помощью кофе Лилия много лет глушила аппетит.
У нее почти не было недостатков. Кроме самых распространенных и, в общем-то, невинных: курение трех сигарет в день, булимия и инертность.
- Иду, мамочка!
Лиля вышла из спальни. С открытого балкона тек сладкий солнечный воздух. Отец уже возился там около цветочных ящиков.
- Декоративные розы зацвели! - сообщил он дочери.
Лиля, неумытая, в одной пижаме, направилась к отцу, цветам и яркому солнцу. Небо сегодня сумасводящее, подумала Лиля. Выхлопная мерзость уже сплеталась в лиловатую вуаль над землей, но день обещал быть чудесным.
"Надо обязательно сходить погулять!"
Отцовские настурции, ноготки и особенно белые розочки звали к романтике.
- Какие холёсенькие! - сказала Лилия. Несентиментальная, в целом, барышня, она наклонилась и поцеловала цветок.
Вот я в первый раз назвала свою героиню барышней!
Сама Лилия никогда не давала себе характеристик. Многим известен стереотипный психологический тест. Вам предлагают написать десять определений вашего "Я":
Я- красавица
Я- умница
Я-мать...
И т.п. Мне случалось видеть женщин, которые первым делом писали: "Я- учитель...", "Я - экономист". Это уж полная патология.
Лилия не смогла бы написать о себе и трех фраз. Потому что "Я-кандидат медицинских наук" - отсвечивает большими понтами, а "Я-дочь" для тридцати пяти лет - неактуально...
Лилия была барышней.
Пока она умывается, я расскажу вам о видах барышень. Вы сами о них все знаете, просто не задумывались серьезно.
Барышни бывают:
1) Кисейные
2) Наивные
3) Резвые
4) Пожилые
Кисейные барышни живут платьями, колготками, сережками, дорогими духами и очень дорогими автомобилями. Они живут так до замужества, а замуж они выходят рано и очень выгодно. Далее они становятся Дамами.
Резвые барышни бывают толстенькими и худенькими, маленькими и трогательно-согбенными дылдами. Они вечно хохочут, припрыгивают, флиртуют. Они делают это до замужества, во время и после (в промежутке между двумя браками). Они попадаются всякие. Только одинокими не бывают.
Пожилые барышни обретают статус барышни внезапно, годам к пятидесяти пяти. Вот, вроде, была Дама, а как овдовела - так превратилась в барышню. Смешные они, блин, ну их совсем!
Лилия Добровольская была барышней самого редкого сорта - наивная барышня. Это коллекционный экземпляр человека.
Наивная барышня живет мечтами. Не о платьях-колготках-автомобилях. Даже не о любви.
Наивная барышня всю жизнь носит на лице детское выражение, а в сердце - прозрачную мечту о Необычности.
Я сама слегка похожа на наивную барышню. Только интеллигентности маловато.
- Ни фига не помогает эта биогадость! - сказала Лилия, подняв пижамную кофтенку. Живот остался на месте. Хотя сжигатель жира Лиля потребляла уже два месяца.
Хотелось в дивный день надеть шорты и коротенький топик. Чтобы вся Москва глаза сломала!
Нет и нет.
Родители и подруги, правда, говорили, что Лиля забила себе голову дурью. Нет у нее никакого живота.
А бойфренд ничего не говорил. Потому что не было у Лили бойфренда. Не было уже лет тысячу.
- Ну, и черт с ним! - сказала Лиля. Сплюнула пасту и пошла пить кофе.
В это время наглая помоечная галка уселась прямо на край ящика с розами. В пасти она держала какую-то бумагу (не исключено, что подобранную на мусорке туалетную).
- Пошла! Тварь! - папа замахнулся на галку тряпкой.
Галка заорала, насрала на край ящика и помчалась в небо. Не очень чистый лист бумаги упал на балкон. Лилиного отца лист привлек, потому что был газетного типа - с мелким текстом и фоткой сбоку. Папа поднял бумагу и пошел с нею на кухню (поближе к очкам).
Тем временем Лиля и мама занялись кофе и приятной утренней беседой.
- Возьми булочку, - предложила мама.
Булочки были горячие. От них шло благоухание Эдема (ваниль, корица). Лиля почувствовала короткий приступ безумия. Протянула руку и тут же крикнула:
- Нет!
- Ты доведешь себя до язвы желудка, - покачала головой мама.
Лиля ловко перевела маму на другую вербальную тропинку.
- Мне предлагают написать статью для журнала. Популяризаторскую.
- Правда?!
Успехи Лилии были главной радостью родителей. Конечно, они ждали самого главного успеха - замужества. Лилия уж и не думала ни о каком муже. Тридцать пять лет! А в большой России клювом не щелкают. Замуж выходят в двадцать.
Но родители верили в судьбу, бога и всю эту средневековую канитель.
- Пойду погулять. Надо голову проветрить. Вернусь и сяду за статью.
Лилия улыбнулась небу и круто взбитым облакам. Запах тюльпанов и сирени подействовал токсически. Лилия пошла прямо, направо, от автобусной остановки наискосок...
То есть - к Кириллу.
Она шла и едва не ревела от собственной слабости.
К Кириллу ходить было нельзя. Потому что Кирилла Лиля давно упаковала в коробку с надписью "Утиль", перевязала шпагатом и запечатала сургучом. Следовало бы совсем выбросить!
А она снова шла туда. Как дура набитая.
Это была отвратительная наркотическая тяга. Лилия пыталась остановить ломку. Вошла в магазин и купила банку коктейля "Трофи".
Около получаса она сидела на лавочке в сквере, глотала алкогольную газировку и смотрела на фонтан.
- Надо продумать план статьи... Сначала - общие сведения о хламидиозе. Далее - способы передачи... клинические проявления... влияние на внутриутробный плод...
"Трофи" обладал тошнотным синтетическим вкусом и огромным количеством килокалорий.
Лиля больше не сдерживалась. Смотрела на фонтан через слезы, огромные, позорные.
Слезы высохли только у двери Кирилла. Лилия не звонила. Дверь у Кирилла всегда незаперта.
Ведь он - не такой, как все мы. Он из мира избранных. О них Лилия (и я тоже) размышляла всю свою жизнь.
- А, ты? - спросил Кирилл спокойно. Как будто видел Лилию вчера.
С того момента, когда Лилия списала Кирилла в утиль, прошло уже три года.
Правда, за три года она приходила вот так - с алкоголем в крови и едва высушенными слезами - раз двести.
- Привет.
Кирилл месил какое-то странное месиво в большой синей миске с отколотой эмалью.
- Привет, а что ты делаешь? - удивленно спросила Лиля.
Ей было неудобно смотреть на Кирилловы запястья. На левом имелись качественно зашитые, глубокие рубцы. Прошлым летом Кирилл порезал вены. Всем сказал, что из-за Лили. Она даже навещала его в больнице. Хотя отлично знала, что его выгнали из художественной мастерской. И вены он порезал, чтоб напугать до смерти начальника.
- Это тесто. Особое тесто, для лепки кукол. Я решил заняться авторскими куклами. Это сейчас очень актуально.
Лилия не удивилась. За последние пять лет Кирилл занимался живописью, японскими садиками, батиком, компьютерной графикой, поступал в Щукинское и даже в мед (как Лиля!).
Не думайте, пожалуйста, что Лилия Добровольская была типичная влюбленная лохушка и мазохистка. Она отлично понимала, что Кирилл - классический образец бездельника.
Очень много по Земле лазит бездельников, которые строят из себя гениев. Авторские куклы - это ведь звучит благородно и богемно. А "механизатор" или "экскаваторщик" - низменно и презренно.
Люди, но у Кирилла была фигура, как у Давида! (Даже при том, что он питался только хлебом, макаронами и пивом).
У него были серые глаза со сверкающими зернышками внутри зрачков.
Зернышки поворачивались, и Лилия, опустив веки, вдыхала аромат кожи Кирилла.
Это идет от примитивных инстинктов. Женщина ищет во влажном первобытном лесу самого лучшего производителя потомства.
А самые лучшие - это красивые и Необычные.
- А как они делаются? - спросила Лилия - про кукол.
Кирилл повернулся к ней лицом. Вытащил из пачки пегасину и закурил, глядя Лилии в глаза. Он знал силу воздействия своих сверкающих зернышек на Лилию.
Ни одна женщина больше на него так не велась. Они были связаны, Кирилл и Лилия. Необычный и Мечтательница, бездельник и усердная.
- Сначала делается эскиз. Затем создается каркас - из проволоки. Потом лепится лицо.... Лиль, может, винца возьмем? У тебя деньги есть?
Через полчаса Кирилл уже перебирал струны гитары, а возле его локтя стоял стакан с кагором.
Наступила ярко-красная ночь,
И гитара зарыдала в руках
Мне бы страсти в порошок растолочь,
И развеять на холодных ветрах
Только ветер не холодный совсем
Солнце струйками бежит на асфальт
Двое суток я не пью и не ем,
Улыбаюсь, как дурак, небесам
В ярко-красном появляешься ты
В ярко-красном ты летишь на восток
И к утру мне, точно, будут кранты
Удержать тебя я снова не смог...
У Лили внутри растекался мятный холодок. Ей было страшно и сладко - от того, что Кирилл умеет сочинять такие стихи, от того, что он такой эмоциональный, особенный, сенсативный.
Что стихи совсем не про нее - Лиля знала, а как же. Она ярко-красного сроду не носила.
Через час Кирилл и Лилия сидели на краю дивана. Вечно разложенного, с несвежими простынями и скомканным одеялом в ногах.
Нет, речь шла не о сексе.
- Я чувствую дикую усталость, - говорил Кирилл. В левой руке у него истекала синим дымом сигарета. Правую он держал у Лили на талии.
- Постоянное ощущение одиночества и ненужности... ты чувствуешь это?
Лилия чувствовала. Кирилл всегда полностью совпадал с нею.
Но она знала, что ему ее ответ - до лампочки. Все это - прелюдия. Людьми зачем-то выдуманы прелюдии. Их соблюдают строже законов.
Дальше произошло "всё".
Опять же, людьми, принято считать, что стандартное соитие - это "всё". Я не стану его описывать, потому что в нем не было ни эротики, ни хоть какого-нибудь пафоса.
Лилия шла домой медленными шагами. И презирала себя так сильно, что даже небо заметило это и потускнело.
- Тебе Марина звонила, - сообщила мама. А отец сидел в зале и ругался под телевизор.
- А еще пожилой человек! С образованием!
- Ты про кого? - спросила Лиля.
- Про Наталью Петровну, которая сверху! Это же у нее из квартиры бумага летит! Еще три листа свалилось.
- Ну, балкон открыт. Ну, ветер, - заступилась Лиля за Наталью Петровну. А сама набирала рабочий номер Маринки.
- Да ты посмотри, что там напечатано! - папа принес Лилии четыре листа.
Распечатка с Интернета, подумала Лилия. И прочла первые строчки:
"Алексей Лосев. Метод лечения".
- Метод лечения чего? - спросила Лилия. Она же была врач, а формулировка - медицински неправильная.
- Алло! Лилёк? - спросила Маринка ленивым голосом.
Далее поплыл обычный неинтересный женский разговор. Просто Маринка скучала на работе и мучилась дурью.
Под разговор Лилия прочитала еще немножко.
"Я проснулся как всегда - от того, что захотел ссать.
"Привет", - сказал я унитазу, а он, падла, ничего не ответил.
"Невежливая мразь, бля", - проговорил я. И тут же был наказан высшими силами.
Ссать было так же невозможно, как, например, дышать жопой. Ну, вы знаете, если пробовали. Я приложил все усилия, и взвыл - адская боль.
С конца стекло две мутные капли цвета гноя. Собственно, это и был гной.
Это не за оскорбление унитаза меня наказали высшие силы. А за беспорядочные половые связи.
Дальше я ссал битым стеклом и огнем автосварки. Унитаз хрюкнул злобно:
"Это тебе за Таньку! И за Ленку, и за Оксанку! За всех твоих шалав, которые кидают в меня свои ****ые прокладки!"
- Ладно, давай в субботу встретимся! Да, созвонимся! - закончила Лиля. И ушла с печатными листами на диван.
- Ну, что? - спросил папа.
- Читаю, - ответила Лилия.
- Что там читать? Безобразие форменное. И Наталья Петровна этим увлекается!
- Ну, текст прямо по моей специальности, - сказала Лиля.
(До сих пор я не сообщила, что она была кожвенеролог!)
"Я пошел в ванную и изготовил лекарство. Даю рецепт, бесплатно. Берете столовую ложку марганцовки, заливаете стаканом воды. А потом шприцем без иголки вкатываете себе в уретру. Материться при этом бесполезно. Все равно потекут слезы, и слизистая сгорит ко всем херам."
Лиля остановилась на минутку. Во-первых, текст был не такой, чтобы им наслаждаться. А во-вторых, стало не по себе.
Пять лет подряд она рисковала своим здоровьем и спокойствием. Ведь к Кириллу шастало астрономическое количество девок. Кирилл не мыслил секса без "винца для рывца". Или же легкой обкурки.
Правда, в ванной у него всегда валялось несколько пачек презервативов. Как символ, видимо. С Лилей он никогда ими не пользовался.
"Я тебе доверяю!"
Так же точно он доверял половине шалав Москвы.
Каждый раз Лилия дрожала. А иногда даже сдавала анализы. Что за дура, а!
Это она сама себе сказала - что за дура, а!
"Метод лечения жестокий. Но верный. Капать с конца перестанет. Дня на три. Далее - повторить лечение. И так до тех пор, пока...
- Танька, сука, ты меня наградила?
- Ленка, ****ь, ты меня наградила?
- Я вас поубиваю, мандавошки грязные!"
- А мне кого убивать? - грустно улыбнулась Лилия. Надо отметить, она была философ. Но смотреть внутрь себя сложно, если ты с собой в вечной ссоре.
"Не добившись ответа от ****ей, я пошел искать жертву. Просто вошел в бар, высосал кружку пива и стал ждать. Пришла жертва. У нее были фиолетовые волосы, длинные ноги и фингал под глазом. Она хотела меня и улыбалась так, что ее зубы отразились во всех кружках бара.
- Э, нет, - сказал я себе, - этот монстр, помимо трипака, подарит мне сифилис и СПИД".
Лиле уже не было противно от неаппетитного текста. Она посмеивалась. Лихое хулиганство было густо прошито общечеловеческими узорами: страх смерти, одиночество, в общем, все Лилино.
- В самом деле, зачем Наталье Петровне такие рассказики!
Она пошла с листами наверх, как была - в домашних брючках, футболке с надписью COOL и тапках.
Опять я забыла сказать, что героиня была простой, но приятной внешности. Лицо того типа, из которого можно слепить красавицу, а можно и чучело. Сара Бернар говаривала, что такая внешность идеальна для актрисы.
Лилия была врач, а в домашних шмотках выглядела студенткой. Такой - беспонтово-простенькой.
- Здравствуйте. Вот. У вас упало.
Наталья Петровна - маленькая бабушка, похожая на грамотную мышку, улыбалась белейшими фальшивыми зубами.
- Лилечка! Спасибо вам огромное! Ведь это было самое удачное, что я за день сыскала.
Вот-вот, это близко к теме.
- Наталья Петровна, можно полюбопытствовать - где вы скачали этот текст? Видите ли, я статью пишу...
Наталья Петровна быстренько провела Лилю внутрь своего конфетно-ромашкового королевства. Ноутбук на пожилом секретере никак не сочетался с довоенной мебелью и кроватью в кружевном подзоре.
- Мои же оба в журнале работают. "Культурное обозрение" называется... пристроили меня на работу. На дому. Ищу им всякое такое в Интернете. Писателей неизвестных, музыкантов, художников...
Наталья Петровна ловко уцепила под брюшко компьютерную мышь. И стала щелкать с ловкостью тинейджера-геймера.
"Быстрее меня бабка в Интернете ездит!" - отметила Лиля.
- Вот он! Алексей Лосев. Неизвестный писатель. Ссылочку скопировать тебе, Лиля?
Лиля вернулась домой и немедленно села к компу.
Статья повисла где-то в ноосфере. Не то что не написанная - и не придуманная даже. Лилия стала искать Алексея Лосева, который поразил ее воображение странным рассказом.
"Я вообще чудная делаюсь", - сказала себе Лилия, - "всякая похабная галиматья сбивает меня с толку. Силы воли ни капли, движения вперед - ни сантиметра. Надо что-то менять".
Опасные слова, народ!
Как только вы скажете себе - надо что-то менять, вся ваша жизнь завертится абсурдной и страшной каруселью. Откуда-то выпрыгнут нежданные события: заявится пьяный любовник, забытый лет семь назад, или прорвет трубы в туалете, или давление взорвет тонометр. Ничего хорошего не произойдет. Потому что каждому прописана программа, и по ней следует жить. Об этом я уже говорила, кажется, в начале повести.
- Вот он!
Лилия увидела фото неизвестного писателя.
Она стала сравнивать его с Кириллом. Алексей был моложе Кирилла (и самой Лилии) лет на десять - минимум.
У него в глазах не было сверкающих зернышек. Там горели многочисленные дерзкие искры. Что привлекательнее - искры или зерна - Лиля пока не решила.
Он, видимо, не умел писать стихов. На его странице были только рассказы и пара больших повестей.
У него были: рот до ушей, черные волосы, постриженные и уложенные в стиле "металл" или "готика". Еще у него была татуировка во все плечо.
Лилия задержала дыхание.
Мы с вами понимаем, что она неординарно влюбилась. Но у людей принято врать всем, а себе - в первую очередь.
- Ну-ка, почитаем! - сказала Лиля.
Касперский вскрикнул жалобно и успел написать Лиле предсмертное письмо: обнаружены вирусы!!! Удалить не удалось!!!
Компьютер мгновенно погиб. Лиля в ужасе смотрела на черный экран.
- Я какая-то проклятая! У меня ничего не получается! Никогда! Никак! Все через жопу!
Мастер, обычно устранявший неполадки Лилиного компьютера, сообщил, что прийти сможет только завтра. Часикам к пяти.
Лилия села писать статью - ручкой в тетрадке, как в древнекаменные времена. Смерть компьютера не послужила ей уроком. Она продолжала думать о необходимости менять жизнь.
Если б можно было сдать назад Богу, или кто там раздает этот инвентарь: не того цвета волосы, не той формы ноги, издерганные нервы, мозги, которые давно посыпались, как изношенный жесткий диск...
Глупости какие лезут в голову.
Назавтра у Лили были "сутки" в отделении.
На работу ее всегда возил папа. Если папа был занят, Лиля добиралась на метро. Всего одна остановка, это быстро для высокотехнологичной цивилизации.
Клиника блестела, как дворец Хозяйки Медной Горы. Раковины, бордюры, панели. Все дорогое и евростандартное. Лилия прошла в свой кабинет, надела белый халат и плоские туфельки. И стала тоже евростандартной, корректной, дорогостоящей.
Завотделением Добровольская Л.А. считалась престижным доктором.
Она вела платный поликлинический прием несколько часов в день (вензаболевания, грубо говоря - трипаки).
Затем она курировала отделение (кожные гадости).
Чтобы подбашлять денег, она иногда брала "сутки". И отдыхала трое.
- Есть экстренные, Танечка? - спросила Лиля старшую медсестру.
- С отеком Квинке парнишка, ночью поступил. Остальные - все те же.
Те же были: с редкими и жуткими формами экзем, с фурункулами и карбункулами. Много бродило по отделению Лилии персонажей из фильмов ужасов - покрытые мертвенными пятнами витилиго и украшенные адской росписью псориаза.
Лилия Александровна давно ничего не боялась и никем не брезговала.
Она проводила обход. За окнами резвились в синем небе веселые облака. От них пахло неземными надеждами, дальними островами, русыми волосами Кирилла...
Лилия Александровна трогала чистейшим шпателем гнойные пакости, сочащиеся отеки.
- Дерматит. Синдром Лайелла. Рожистое воспаление - в инфекцию.
Лилия беседовала с больными - участливо, тонко-вежливо. С молодыми - на "ты", со взрослыми - по имени-отчеству. Все по науке дианетике.
"А люблю ли я людей?" - вдруг подумалось ей.
Уже нехороший признак - врачу о таком думать. Образцовый врач должен помыть руки и пойти пить чай. А лучше - коньяк. Потому как - клятва Гиппократа была придумана в те времена, когда мир не ведал твердых шанкров.
Честность и дезинфекция! Это прежде всего.
Но Лиле сегодня свернуло башню - очень лихо. Представьте, она сказала старшей медсестре Нелечке про чай с тортом: не хочу.
Она засела в своем кабинете, где - о, да! имелся компьютер. Два ядра, три гига ОЗУ, и - о, конечно! - выделенная линия Интернет.
Лилия нашла своего Алексея Лосева. Сказала себе, что он по сравнению с Кириллом - урод и чучело. И стала читать рассказ под названием "Смерть героя".
Смерть героя
Герой жил в провинциальном городе. Город был настолько провинциальный, что в нем не было даже метро. Когда москвичи приезжали в город, в котором жил герой, они в один голос говорили:
- Фу, поебень какая-то, а не город!
Герою метро было, если честно, до ****ы. Он ездил на работу на Запорожце. Он купил ушастый Запорожец хер знает какого года выпуска (меня тогда точно не было - даже в виде спирали ДНК). Он рехтовал его около месяца, потому что машиненка была вся изъебанная и помятая. Он красил ее пульверизатором, проявляя при этом выдающиеся таланты дизайнера, живописца и графика. При этом герой активно смешивал цвета. Преобладала синяя гамма. Не потому что мой герой был неправильной ориентации моральный урод. Просто он был человек возвышенный и мечтательный. Хотя ругался матом через слово и любил попить пива с килькой пряного посола. С понтом вы не любите кильку пряного посола с Балтикой -тройкой, во дворе, на лавочке, часов в семь вечера, когда вся эта хуюмбала (работа, то есть) заканчивается.
Мой герой был возвышенный и мечтательный, мне не впадлу и повторить для особо одаренных. Психологи утверждают, что мечтатели любят голубое и розовое. А всякие ваши сексуальные фантазии на эту тему засуньте себе - знаете в какое место.
Герой разбрызгивал голубое, лазурное и лазоревое (не ебу, в чем разница, но так красивше). Он добавлял аквамарин и ультрамарин. Еще он фигачил бирюзу, сапфир и благородный цвет металлик.
Но мой герой был в душе слегка импрессионист, то есть - любил жить под влиянием впечатлений. Вылили ему на плечо тарелку борща в заводской столовой - он потом три дня ходил весь в себе, расстроенный насчет ****анутого человечества и попранных идеалов христианской любви.
Поэтому к синей гамме он добавил зеленого, фиолетового и серебристого. Серебристое, на мой взгляд, было уже тупой попсой. Я так считаю, и все. Серебристое - это кич, лажа, дешевые понты. Мне не нравятся серебристые бентли, когда они проносятся мимо, а я иду пешком, и у кроссовка лопнула подошва. Мне не в прикол телки в серебристых сапожках на охуительной шпильке, когда я сплю с клавой, у которой рожа шире жопы. Почему -то в нашем городе все клавы такого покроя. Генетическая мутация или просто пьяное зачатие.
В общем, я прямо сказал моему герою, что лоховски это - серебристое. Попса, кич, дешевые понты.
С какого-то хера он обиделся. И забыковал со страшной силой. Он ударил меня в переносье. А у меня на переносье с рождения болезненная родинка. Она темная, а темные родинки легко перерождаются в рак. И вот какой-то отстой на сине-серебристой колымаге тридцать лохматого года выпуска бьет меня по ракообразной родинке, чтобы мне делали всякие химиотерапии, чтобы я лежал полгода лысый и срал под себя в судно?!
Что у меня было в руках, тем я его и отоварил. А была это монтировка - оставшаяся еще от моего деда, Федора Васильича по кличке Чума. Дед Чума божился, что привез монтировку с полей ВОв, где отобрал ее у фрица, горевшего в танке под Прохоровкой. Фриц горел, а за монтировку держался, как черт за грешную душу. Зачем ему нужна была в танке монтировка - это другой вопрос, возможно, даже, глубоко философский. Деду пришлось отхуярить фашисту два пальца штык-ножом. Так он завладел монтировкой крупповской стали, с клеймом, которое, на фиг, уже стерлось.
Вот этим предметом я и отоварил моего героя. По лбу.
Лобная кость хрустнула и вышла из пазов. Бабки, которые ****ели под кустами сирени о ценовой политике, заявили, что хруст был слышен даже в пригороде, где магазин "Стрелец", в котором на два рубля дешевле вся бакалея.
Так я убил моего героя, попсовика в душе, низкопробного мечтателя, мещанина и полного, вообще, ублюдка.
Суд меня оправдал.
У меня же вторая группа с семнадцати лет (параноидная шизофрения).
Удобный диагноз, ничего не скажешь.
- Лилия Александровна! - приоткрыла дверь медсестра Ирочка. - Там женщину привезли по скорой... по-моему, крапивница с отеком гортани!
Следовало работать.
А мысли у Лили плясали безумную ламбаду - от прочитанного, а еще сильнее - от усиливающегося решения переменить жизнь.
Хулиганский рассказ подействовал на воспитанную барышню как триста грамм водки в голодный желудок.
Уже раскачивались и скрипели страшно небесные качели.
Ой, Лиля, что ж ты делаешь!
Всю ночь Лиля не спала. Читала рассказы Алексея Лосева. В промежутках - пила кофе с удивительным десертом "брунсли", который самолично испекла одна благодарная псориазница. Десертом преувеличивать не стоило. Я уж не говорю о рассказах.
Конечно, Лиля честно подходила к мальчику с отеком Квинке и к даме с крапивницей, которые страдали под капельницами. В памяти исцеляющихся Л.А.Добровольская осталась самоотверженным доктором, образцом медицинского профессионализма.
А для себя Лиля стала в эту ночь совершенно непонятным существом.
Она совершила такое, чего никогда не сделала бы прежде. Последней каплей был рассказ, который так и назывался "Последняя капля". Его Лиля прочитала уже в пять сорок утра.
Последняя капля
В каждую чашу когда-нибудь да вольется последняя капля. Хорошо, если это будет капля расплавленного золота. Или чего-нибудь приличного: кофе там настоящего, вареного, или дорогой водки. Не пишу - шампанского, потому что шампанское - напиток претенциозного бабья и всяких мудаков, которые покупают это самое шампанское, чтобы задуривать мозги бабью. И вообще - не люблю я шампанское, не плющит меня с него, а только возникает аллергия, текут из носа сопли, тут ни до баб, ни до чего совсем.
В мою чашу - надбитую, ****ь, другую небеса мне не выдали, втекла последняя капля самого реального говна. Говно было неподдельное, первый сорт, если говно сортируют по каким-либо кондициям.
Маринка позвонила в шесть утра - окончательно охуела девка - и наглым голосом заявила:
- Я ненавижу тебя!
- И что дальше? - спросил я.
- Какое "что дальше", мудила ты долбаный! Я больше не приду к тебе! Я не ночевала сегодня дома, ты хоть заметил, урод?
- Нет.
Я и правда не заметил, что эта коза не явилась ночевать. Где мне было замечать - я притыкал домой на полусогнутых. Не потому, что был пьяный, как вы, суки пошлые, подумали. А потому что работал две смены. За себя и за того парня. Того парня, которого я когда-нибудь убью на ***, этого Голенко. Он купит вечером в палатке одеколон "Лимон", выжрет в туалете тайком от матери. Если он выжрет "Лимон" явно, мать сразу определит его в Верею на кодирование, она ему этим уже третий год грозит. Утром после "Лимона" у этой падлы давление скачет под двести, и он берет в медпункте честную справочку, что он, уёбище, болен, что у него юношеская гипертония.
Мастер зовет меня, и что мне остается делать? - правильно, как вы, ****ь вас конем, догадливы - мне приходится работать в две смены. Я иду домой на полусогнутых, жру что-то холодное прям из кастрюли на кухне. Один раз я сожрал так вареные грузди, которые бабуля готовила к засолке. Груздь - это самый русский гриб, это страшной силы закусь. Но в грузде живет млечный сок, знаете, такой как в одуванчике. Этот сок надо вываривать не менее шести часов. В два приема. Бабуля первый прием осуществила, накачалась валокордину и пошла спать под свой ебаный "Татьянин день". А я сожрал эти грузди вместе с отваром, с ядом этим всем, и ни хрена! - выжил!
Но не в состоянии я после двух смен, холодной отравы и полнейшего ментального голода еще заморачиваться на кобылу Маринку. Какой там у ней халатик, какие трусы.
Она как-то спросила среди ночи, додумалась, просто скала интеллекта, а не девушка:
- Ты видел, какие у меня сегодня трусики? Французские, не ***-моё!
Я посмотрел, ни хера в темноте не увидел. Я даже честно залез на Маринку и всадил ей на пол-шишки. А дальше я уснул. Реально уснул, и эта дура гордилась назавтра. Звонила своим дебильным подругам и каждой сообщала:
- Пришел, лег на меня и заснул на мне!
Теперь, значит, она звонит и сообщает, что не ночевала дома:
- Ты знаешь, - ответил я, - мне как-то похер, где ты ночевала, если честно.
- Козел! - завизжала в моих руках трубка. ****ь, дед расколотил трубку два года назад, и перемотал ее позорно - синей изолентой. Хоть бы скотчем, старый пидор, хотя на свете существует и супер-клей. Хотя - откуда деду знать про супер-клей. Последние года его интересуют только повышение цен на коммунальные услуги, и чего на кухне осталось пожрать.Сдается мне, он и из подъезда-то не выходит. Я не видал, а вы?
- Импотент! - продолжала орать моя бывшая любимая девушка.
Полагаете, это была последняя капля? Полагаете, я - по Фрейду - отреагировал сильнее всего на оскорбление моих мужских достоинств?
А *** вам!
Я просто сказал:
- Окей, я импотент, дай поспать, кобыла.
И я лег спать. Для Маринки это была последняя капля. Она пошла и повесилась. На старом клене во дворе. Как сказали мне потом Ленка и Олюшка, две чумардоски из Марининой свиты, она специально надела для суицидного акта те самые французские трусики.
Ну, дура, как еще ее назовешь.
Лилия Александровна Добровольская открыла фото Алексея Лосева и скачала его к себе в компьютер. Затем она скопировала номер ICQ, который имелся рядом с фото.
Спросить ее - зачем она это делала, Лилия бы произнесла умную речь. О взрыве сознания, которое происходит под воздействием нестандартно построенного произведения. О писателе, который сделал грязное чистым и отбросил в сторону ханжескую мораль.
Словом, наговорила бы Лилия много. А в голове у нее кипели и шипели недоумение и страх.
Не перед Лосевым. Перед самой собой!
Потому что затем Лиля запустила аську и внесла в нее номер Лосева.
Ну, и?
Правильно. Алексей Лосев тоже не спал безумно в пять сорок утра. Он был в сети.
"Здравствуйте", - робко отбила Лиля.
"Привет. А ты кто?"
"Меня зовут Лилия. Я - ваша читательница. Знаете, вы взломали мое сознание"
"Ломать - не строить!"
Скор на язычок, подумала Лиля.
"А вы почему не спите?"
"А откуда вы знаете, в каком я часовом поясе? Может, я во Владивостоке или на Курилах?"
"Да, я не подумала..."
"А у вас, стало быть, ночь?"
"Раннее утро. Знаете, я врач. Дежурю сутки. Всю ночь читала вас..."
"А больные стонали без врачебной помощи. Я не желал такого антигуманного результата своей прозы"
"Нет, они не страдали, честное благородное слово!"
"В вас много благородства?"
"Не знаю. Как это можно измерить?"
"А то поделились бы, я напрочь лишен этого качества".
У Лили дыхание дрожало, она боялась выбивать ответы - а вдруг окажется глупо или нелепо - рядом с его ответами?
"Но все-таки, это нельзя измерить! Может, вы благороднее всех людей на свете..."
Лосев вдруг задержал темп ответов на минуточку.
"Вам что, делать нечего?" - спросил он потом.
Лиля обиделась и испугалась. Выкинет ее навечно из аськи. Дура какая-то навязалась...
Ведь на свете полно придурков.
"Честно? Нечего. Я заблудилась в своей жизни".
Лосев снова замолк. Почти две минуты Лилия растерянно смотрела в маленькое окошечко аськи.
"Честно? Я тоже", - отбил Лосев.
И почти сразу же прислал Лиле виртуальную рожицу в виде чёрта с красными рогами.
Лиля засмеялась от радости. Нет, я неправильно сказала. Лиля рассмеялась от счастья. Весьма редко, когда человеку на голову обрушивается горячий мятный дождь самого настоящего счастья, он вот так глупо смеется, и на глаза ему лезут постыдные сентиментальные слезы.
Лосев ушел из сети. Или спать захотел, или, может, свет у него там, в неведомости, вырубился.
Лиля уже не воспринимала внешних помех.
Около восьми утра Л.А.Добровольская отчиталась сменившему ее кандидату меднаук Е.Н. Вейслеру и отправилась домой.
На ней были светло-голубые джинсы и джемперок поверх белой майки. Не красиво, но и не уродски, просто одежда, функция - комфортно прикрывать тело.
Зато девица, встретившая Лилию у подъезда клиники, была сверхэлегантная и сшибающая с ног яркостью.
На ней был мини-сарафанчик с голой спиной. Белый, как порошок Тайд. Из-под сарафанчика росли искусно поджаренные в солярии ножки. Ножки удлинялись сантиметров на десять серебристыми каблуками. На руках и шее девушки звенело и сверкало очень много экзотически-серебристого. (Лиля сразу вспомнила отношение Алексея Лосева к серебристому).
Волосы и макияж девы тоже отливали пошлым серебром.
- Это вы - Добровольская? - отрывисто спросила Серебряная Дева.
- Да, - удивленно ответила Лилия.
Пациенты всегда говорили заискивающе (подлизывательски, просяще, моляще и т.п.)
- Значит, это ты к Кириллу шастаешь? - лицо Серебряной Девы вдруг налилось багровым (не в тон) цветом. А голос завибрировал грозным контральто.
- Послушайте.., - пробормотала было барышня.
Лиля не была Девой никакого сорта. Она была барышней. Поэтому бормотала смущенно, когда следовало заорать чисто русское, бабское: "А ты кто такая?!"
Серебряная вмазала Лиле прямо в левый глаз. Да так мощно, что Лиля просто стекла вниз по ступенькам.
- Еще раз сунешься к Кириллу - все волосья твои повыдираю! - крикнула девица уже с нижней ступеньки. - Крыса лабораторная!
Лиля рыдала и не могла успокоиться. Скандала никто, по счастью, из коллег не видел. Но - получить в глаз, а проще говоря - по морде, от низкопробной девки!
Да еще из-за мужика!
Какой срам.
К тому же Лиля осознавала отлично, что девка моложе ее годов так на пятнадцать и красивее раз в сто.
Слава небесам и современной фармакологии, в мире существует крем "Спасатель". По-хорошему, следовало бы назвать его Спасителем. Он избавил Лилю от позора и синяка.
Синяк под глазом - это клеймо бомжихи или алкашки, а никак не кандидата меднаук.
А все из-за чего? Л.А.Добровольская самовольно решила нарушить веления Фатума.
Родителям Лиля жалко наврала что-то про синяк - толкнули в толпе, ударилась об дверь подъезда... Следовало бы лечь спать. Или позвонить Кириллу и вылить ему на башку ведра три ярости и гадости.
Лиля съела мамин омлетик с колбасой и грибами и легла в постель.
И ничего не было в мыслях, ровно ничего. Только слезы копились и кололи под веками. Но не изливались из серьезно раненой души. А это очень тяжко - когда слезы не льются. Такая болезнь - задержка слез.
Хуже, чем задержка месячных, ей-богу.
"Я живу на свете зря. Я ничтожество. У меня нет прошлого и не будет будущего".
Сколько людей на Земле сжигали себя подобным способом!
Самоаутодафе.
А между тем, на дворе была суббота. Надо привести в порядок душу и лицо. И пойти с Маринкой "куда-нибудь".
То есть - водки попить. Хорошее занятие, между прочим. Если не превращать его в хобби.
Лилия была вся серая. Глаза пришлось намалевать темно-синими тенями, в стиле "невеста вурдалака", потому что небольшая краснота все ж осталась.
В кафе было малолюдно, скучно, темновато. Сюда бы пару кавалеров, сказала Маринка.
А Лиле не хотелось никаких кавалеров. Она бессмысленно слушала Маринкину трепотню, водку пила спокойными глотками, как лекарство от кашля. И ела, ела, ела. Булимия всегда знает, когда подкрасться и врубить по мозгам.
Неинтересно рассказывать про неинтересный вечер. Отметим сразу, что Лилия Добровольская пришла домой около восьми вечера. Поддатая, но не пьяная.
Квартира была пуста, родители уехали на дачу. И Лилия имела сто возможностей растереть подошвой свое мелкое горе: купить водки и продолжить пить, позвонить Кириллу и отматерить его всласть, позвать с улицы первого встречного и вступить с ним в циничную одноразовую лямур.
А она села к компьютеру (вчера его реанимировали). Зажгла сигарету. И решила дописать статью.
Сигарета сладко расплавила в крови алкоголь и разгладила нервы мягкой лапкой. Лилия вздохнула и включила Интернет.
Тут же аська крикнула радостно: "О -о!"
Кто бы это?
Вы не поверите. Это был Алексей Лосев.
Чтобы автор таких циничных рассказов написал первым неизвестной скучной поклоннице?
- Привет, - сказал Лосев, - а я думал, ты спишь без задних ног после дежурства.
- Неохота, - отстучала Лилия, - я слегка под кайфом сейчас... надо было расслабиться.
- Травка или хаш? - деловито спросил Лосев.
- Просто водка. По-русски. А ты чем занят?
Лилия легко последовала примеру Лосева говорить на "ты". Никогда раньше она не общалась с сопляком моложе себя на целую эпоху на "ты".
Вот полезный эффект алкоголя!
- Я? Страдаю всякой херней. То есть, учусь бить ритм кастаньетами.
- Что?! - Лилия хотела прицепить к этой фразе виртуальную улыбочку, а прицепила пьяными пальцами надутую харю, желтую, как канарейка.
- Мы с друзьями хотели создать группу. В стиле регги, знаешь?
- Знаю, - соврала Лиля бодро.
- Только я посрался со всеми друзьями. И вот сижу один. Не кайфово.
- Почему ты решил поболтать со мной? - спросила Лиля.
- Ты моя первая виртуальная поклонница, - сказал Лосев. - А у тебя есть вебка?
- Нет, - Лилия даже плохо знала, что такое вебка.
- Жаль, хотел показать тебе, как я уже здорово фигачу этот ритм.
- Пришли видео, - быстро предложила пьяная и от того бойкая Лиля.
- Щас! Давай лучше в почту?
Лиля послушно выбила свой мыльный адрес.
Пожалуй, вот здесь легко и органично перепрыгнуть к квартиру к Лешке Лосеву и остаться там на некоторое время - ну, пока мы не соскучимся по Лиле.
Лешка включил мелодию, которую только вчера записали. В условиях домашней студии писать мелодии очччень сложно. То соседи, падлы, начнут дрелить. То мать на кухне загремит сковородками. Мать Лехи имела мучительную для всего дома привычку мыть посуду или после полуночи, или в шесть утра. А посуда у Лосевых была основательная - чугунные сковородки и гусятницы. Картошка в тефалях получается невкусная, окорочка в микроволновке - бледные и грустные.
Родители Лешки были чистого пролетарского происхождения. Американские новинки никогда им не нравились. Лешке тоже не нравилась белая стерильная пища. Поэтому приходилось терпеть мамкин грохот.
Впрочем, песня "Паруса" записалась идеально. Макс, каким бы он не был дерьмом, настоящий гений гитары, подумал Лешка.
Ритм отбивался просто дивно.
Как жалко, что еще не наложен голос. Мелодия всегда передает только половину песни. Это ее душа, а текст - это живое тело.
Лешка щелкал кастаньетами, закрыв глаза, видел при этом синее небо в маленьких кусочках облаков, тяжелое море, которое гонит между временем и пространством белые паруса...
Представляй море и будет вечный enjoy yourself.
Еще Леша пытался вообразить Лилию Добровольскую. Первая виртуальная фанатка, не хухры-мухры. Чаще всего Леха получал отзывы читателей - резко отрицательные или же восторженно-положительные. Но никто никогда не писал ему в аську.
Однозначно, у нее синие глаза. Синие без серости, потому что серость - это скучно. И без фиалковой томности, потому что это пошло. Пошлая или скучная дура не способна читать Алексея Лосева.
Волосы у нее могут быть любыми: каштановыми, белокурыми, цвета кленового листа, цвета фуксина. Лишь бы за яркостью не болталась блеклая душонка.
Не любил Леха ничего бледного - ни картошки, ни девушек.
Он отправил Лиле видео и стал ждать ответа. В ожидании сам это видео просмотрел. Камера - говно полнейшее, надо покупать новую.
Сначала надо бабла набрать на новую, подумал Лешка. И у него резко испортилось настроение, как у любого нормального человека, когда он думает о деньгах.
О деньгах радостно думать только, наверное, банкирам. А у Лешки с деньгами были сложные отношения.
Он зарабатывал неплохо. Высококвалифицированный автослесарь получает нормально. Если имеет друзей с автозавода, чтобы было где спионерить детали, то тем более.
Но зарплата жила у Лешки Лосева только три дня. Далее она ссорилась с ним и покидала безвозвратно. Самое интересное, что Лешка даже не мог вспомнить, за что на него так обиделись его деньги. И куда они ушли.
Не стоит приписывать сюда банальный алкоголизм. Лешка не пил. То есть, пил не чаще 10 раз в месяц, а для России это всегда редко, и вызывает уважение. (Если человек не пьет СОВСЕМ, это вызывает настороженную жалость и всенародную нелюбовь).
Так куда же девались деньги?
- Леша, я посмотрела, - сообщила аська, - очень приятная мелодия. И ты хорошо ввел в нее ритм.
-Так я по жизни всё хорошо ввожу, - цинично-весело ответил Лосев.
- Правда? - тоже весело отозвалась пьяная Лилька. - А я, видимо, плохая шайба для любого винта.
- Почему ты так думаешь?
- Так я же одна!
-Подумаешь, - сказал Лешка, и стал выковыривать из пачки непослушную мальборо, - я тоже один дома сижу. Родители в гости потыкали. Сегодня ж суббота, да?
- И мои на даче. Но я не только сейчас... Я постоянно одна... у меня ни мужа, ни любовника.
Лилия впервые говорила так честно, потому что даже Маринке и Русе она не признавалась в разрыве с Кириллом.
Может, она уёбище какое таёжное, подумал Лешка. Девушка-инвалид или с легкой придурью.
Может, просто страшненькая.
- А у тебя есть возлюбленная? - спросила Лиля.
Лешка не успел придумать ничего быстрого, ядовитого, яркого.
- Нет никого, - ответил он.
И стало ему страшно и холодно. Из открытой балконной двери тянуло ароматами подмосковных садов. Там цвели вовсю вишни, там источали мучительно-сладкие запахи сирень и ночная фиалка.
А у Лешки нет никого - докатился. Общается с Невидимой в Интернете. А она явно со странностями. В сети не гуляют нормальные девушки. Нормальные сидят с мужиками в ресторанах. Едут с ними в авто на дачи. Лежат с ними в кроватях.
Лешке стало тошно, и захотелось заплакать горячими больными слезами.
- Извини, - отстучал он, - ко мне в дверь звонят. Пока.
Он набросил ветровку и всунул ноги в раздолбанные кроссовки, которые можно было не шнуровать. Кроссовки использовались для: работы, выйти во двор покурить, сбегать за пивом.
А Леха пошел в них быстрыми шагами, развинченной походкой по улицам, слегка припудренным звездным светом. Кроме звезд, ничего не светило. Подмосковный городок на десять тысяч душ имел много несанкционированных помоек, еще больше дешевых баров и очень мало фонарей.
Суббота.
Фарами режут темноту автомобили. Дачники, пьяные, веселые и все в деньгах едут с Москвы вдохнуть чистого кислорода.
Визги в закоулках. Пьяные парни и чиксы ловят летающую в воздухе несложную любовь.
Заборы подпираются согбенными телами. Одно тело Лешка узнал.
- Гонзик? Ты чего тут завис?
Гонзик улыбнулся счастливой улыбкой. Он совсем не помнил, что давеча был в числе тех, с кем Лешка Лосев посрался почти насмерть.
- А я калым получил. Уже три штуки прогуляли. Пойдем в "Самовар"?
Лешка отказался.
До сих пор было противно вспоминать Гонзика, Макса, Ботана и Эда. Особенно последнего.
- Ты хоть понимаешь, что ваша газета используется жителями города только для заворачивания селедки? - спросил Лешка, уже злой и красный от предыдущего спора.
- Понимаю, - цинично ответил Эд.
- Для какого хера ты тогда заканчивал журфак, чтобы делать такую газету?
- Во-первых, я ее делаю не один, - сказал Эд, и передал косяк Максу, - я даже не редактор. Во-вторых, твои рассказы не только наша газета печатать не будет. Их нигде печатать не будут. Если только в специальных журналах альтернативной прозы.
- Ты офигенный литературный критик, да, Эд? - спросил Лешка. И отстранил косяк, который протянул ему Макс.
- Нет. Но у меня есть какое-никакое образование.
- А у меня нету, ты это имеешь в виду?
- Да, это. Это в-третьих, Лось. Ты комплексуешь по поводу моего журфака и своего ПТУ. Я не виноват, что мои родители наскребли мне на вуз, а твои не сумели.
Лешка тогда встал и выгнал Эда. А остальные стали орать и пытаться мирить друзей.
Невозможно замять конфликт по обкурке. Вот он и вырос в драму персонального одиночества.
Лешка свернул в темный парк, где резвились ублюдки пубертатного возраста. На всех скамейках сидели жопы в джинсах. Весь асфальт был усеян бычками и харчками.
- Двинь тазом, - скомандовал Лешка жирной Сергеевой. И сел на краешек скамейки.
В городе все друг друга знали. Одна тусовка - от 13 до 23 лет. Более старшие вступали в браки и выпадали из общественной жизни навсегда.
- Чем занимаемся, молодежь? - спросил Лешка слегка надменно.
Собрались одни уроды: все не старше 18, но сплошь страшенные прыщавые девки, спившиеся имбецилы и поклонники клея "Момент".
- Ты, что ли, взрослый очень? - спросила Катька с погонялой Крыса. Мелкая гадость лет 14, волосы крашены в черный цвет, на корнях уже на 3 см вылезает белесое.
- Я? Да я для вас дед. Засранцы херовы. А где все?
"Все" - означало все. Вся остальная молодежь, где она? Красивые девчонки, горящие желанием замуж, где? Парни, рабочие с автозавода, где? Студенты, которые с сессии едут к родителям, сюда, в черную дыру, они где?
- У Минина день рожденья. Всех туда позвали, на Озерки, - сообщила та же Катька Крыса.
- А вы, значит, не вошли в элиту? - спросил Лешка. Так как его все равно никто не понял, он вскочил. Его рвали изнутри волны злой колючей энергии. Что-то срочно надо сделать. Иначе Лешка Лось разлетится на тысячу кусков.
- Ну, пошли, гопота мелкая! Сделаем ритуальное жертвоприношение!
Кое-кто из гопоты пошел за ним. Не все опять-таки поняли. Но Лешка был пассионарием с третьего класса. Умел водить за собой толпу.
В глубине парка мирно спали деревянные животные. Лешка помнил их тоже с третьего класса. Олень, баран, жираф и бегемот.
Они все облезли от времени и безжалостных дождей. Они помнили Лешку маленьким.
Особенно бегемот, Лешка катался на нем. Да и пили с друзьями часто, уже во взрослом возрасте, в обществе деревянных животных.
- Вот, барана принесем в жертву, - сказал Лешка.
- Кому? - спросил накачанный пивом по ноздри Пашка.
- Темным силам. Чтоб, ****ь, была нам какая-нибудь удача.
С этими словами Лешка стал расковыривать зажигалку. С целью добыть каплю безина - полить жертвенное животное.
- Тогда лучше бегемота. Он побольше, - предложила Сергеева.
- Бегемота не трогай, вешалка! - грозно сказал Лешка. И взял из рук Пашки спички.
Баран загорелся легко: старое девево. Он беззлобно смотрел на молодые порочные лица деревянными глазами. Пламя на его спине зажгло в Лешкиных поклонниках первобытные инстинкты.
Австралопитеки ведь боялись огня.
- Пошли отсюда, - сказал Лосеву кто-то из парней, - еще менты привалят!
- Плевал я на них! - сказал Лешка. Вытащил из кармана бумажник, а из бумажника - пятихатку.
- Ну-ка, сгоняй. Возьми пива на всех!
Жажда пива была сильнее страха. Не то, что перед ментами, даже перед Богом. Впрочем, кроме Лешки, никто из присутствующих никогда не слышал странного слова "Бог".
При свете жертвенного барана пиво лилось в желудки, оттуда поднималось ядовитым паром в пустые мозги. Ублюдкам сделалось тепло и радостно. А Лешке - тоскливее, чем прежде.
"Что я делаю здесь, с этими помоечниками?!"
- Ладно, детишки. Допивайте. А у дяди Леши еще есть дела.
Он уже совершенно точно знал, какое у него дело. И осуществил его, как только нашел булыжник покрупнее. Булыжник описал пологую параболу в черном воздухе. Раздался малиновый (прощальный) звон окна. Это было окно редакции газеты "Знамя" (до 1991 года она называлась "Знамя Ильича"). Газета отвергла Лешкины рассказы. Редактор брезгливо поморщился, когда возвращал Лешке распечатки. А подлый Эд, друг детства, ничем не помог.
Получите за это удар - оружием пролетариата.
В окне завыла потревоженная сигнализация. Леша неторопливо пошел прочь. Он знал, что наша милиция ездит со скоростью похоронных дрог.
Он даже хотел, чтобы милиция поймала его и завела дело. Хоть какой-то исход из черного безвременья. Исхода из тоски ищет любой хулиган, неважно, классический, патологический или богемный.
Вот! Я и назвала своего второго героя Хулиганом. И даже перечислила типы хулиганов.
Вы их тоже отлично знаете.
1) Классический хулиган - истероид с нервами, намотанными еще в детстве на железные катушки родительского равнодушия и педагогической безграмотности. Все его выходки - желание отомстить родителям и учителям за обиды столетней давности.
2) Патологический хулиган - это вначале классический, но впоследствии основательно измятый жизнью и больной генетикой. Он творит гадости из физиологической потребности. Гадости его отдают тухлятиной. С годами патологические хулиганы превращаются в маньяков.
3) Богемный хулиган исполнен страстного желания переделать наш бракованный мир. Мир не поддается, богемный хулиган злится. Хулиганит он путем творчества. Вы уже поняли, что именно богемным хулиганом был Алексей Лосев?
- А зачем ты окно расфигачил? - спросил вдруг вялый голосок сзади. Лешка обернулся - Катька Крыса.
- А захотелось так, - грубо ответил он, - ты что, шпионишь за мной?
- Я никому не скажу, - уверила Крыса, - я не стукачка!
- Еще б ты сказала!
Лешка не прогнал грызуна женского пола. Он взял его с собой. А еще взял общую любовницу всех униженных и оскорбленных. Конечно, пол-литру.
Как пилась пол-литра дома, под мутный гром из колонок, Лешка плохо запомнил. Он, кажется, воспитывал Катьку-Крысу, внушал ей, что надо стремиться к лучшему и не трахаться со всеми подряд за сигарету.
Потом регги, спирт и облака сигаретного дыма соединились в Лешкиной памяти в один жутко-зеленый психоделический континуум. Лешке хотелось спать, тошнило от выпитой на голодный желудок водки. Крыса, стоя на коленях, сосредоточенно чмокала губами ниже его живота. Водка дала, в общем-то, хороший эффект - полную анестезию.
Лешка уснул. Крыса отключилась еще раньше.
Представляете, как противно было пробуждение?
Леха приподнял голову от подушки, потому что почувствовал - его сейчас вывернет. Голова весила сто тонн, и нагружена была - нет, не свинцом. Грязными камнями. Боль в затылке и плещущаяся в горле кислая рвота соединялись с приметами мерзкой ночи: туго набитая окурками пепельница, пустой пузырь на полу. Потом, уже сбегавши в ванную, Лешка нашел около дивана использованный презерватив. Совершенно пустой, потому что Лешка всего лишь дал Крысе "на клык". И бессмысленный акт был не завершен. (По причине глубокого алкогольного сна, сразившего страстных любовников).
Крысы, слава богу, не было. Видно, уползла рано утром.
- Надо встать, - сказал Лешка, - надо выпить рассола. Иначе я сейчас сдохну. Ой, бля, как погано!!!
Потолок кружился. Узоры на обоях наплывали, как кадры в триллере.
Мало кому удавалось совершить такой подвиг над собой. Лешка, согнутый впополам, добрел до кухни. Там добыл из холодильника банку с капустой.
Ровно через четверть часа (Леха дремал, сидя на полу) наступило облегчение. Демоны перестали сверлить Лехин мозг, и ушли, поджав хвосты.
- Надо менять жизнь, - сказал Лешка, - так нельзя. Я не пьяная мразь! Я - величайший писатель двадцать первого века! Будущий...
Слово "будущий" не помогло. Алексей Лосев произнес запретную мантру. Пнул ногой системный блок верховного компьютера.
Кластеры полетели, файлы рассыпались, программы превратились в нелепое месиво.
А в дверь позвонили.
- Алексей Лосев? - спросил молодой лейтенант милиции. Леха помнил его - учился в параллельном классе.
- Ага.
Рот мгновенно высох. Сожженный баран осветил зловещим пламенем выбитое окно редакции. Оттуда потянуло черным ветром ужаса.
От сумы и от тюрьмы...
- Можно вас понятым? Мы тут обыск делаем у ваших соседей...
Леха тупо кивнул и потом так же тупо сидел на табуретке у соседа алкоголика Фомки, которого подозревали в похищении автомагнитолы. Менты вытряхивали нищенские шмотки на грязный пол. Жена Фомки нудно причитала.
"Больше никогда", - приносил Лешка кощунственные клятвы, - "только литература и музыка. Поползу на брюхе по всем редакциям, но не останусь в этом имбецильном городе..."
А между тем, Фатум распределяет жилье строже, чем любая жилищная комиссия. Только он решает, кому обитать в столицах, а кому месить грязь в убогих деревушках.
С кем ты решил поспорить, жалкий Леха Лось?
Лешка проводил ментов, а заодно понес мусор. Скоро родители приедут от бабушки.
- Лех, это ваше, - сказал дядя Андрей, еще один сосед, еще один алкаш.
И отдал Лешке большой конверт.
- К нам положили еще вчера.
Письмо было на имя Алексея Лосева.Обратный адрес гласил - литературный журнал "Анонс". У Лешки затряслись руки.
"Сообщаем Вам, что вы заняли первое место в номинации "Альтернативная литература", и приглашаетесь на церемонию вручения наград..."
Из Лешкиного сердца били фонтаны и гейзеры полоумного счастья.
Признали!
Наконец!!!
Какой ты дурачок, Лешка. Какие дурачки все мы, смертные...
Лиля, задумчивая и бледная после грустного субботнего вечера и не менее грустной ночи, вышла на улицу. Сидеть в четырех стенах было непереносимо. Из всех щелей лезли призраки болезненных мыслей. Лиля убежала от них в сквер, села на лавочку и стала настраивать себя, как старое дребезжащее пианино. Подтягивала свои внутренние струны.
"Погода дивная. Солнце сияет, фонтаны блестят. Цветы на клумбах, опять-таки, радуют... Я должна быть счастлива, что вижу это. В отличие, скажем, от голодающих детей Африки, которые ни черта хорошего не видят..."
Философские мысли почему -то не утешали. Лиля думала о Кирилле, о Лешке Лосеве, и ее заливали по горло тоска и стыд.
Никому-то я не нужна. И не буду нужна.
- Девушка, можно сюда сесть? - спросили приятного вида двое. Юноша и дева. Дева была не Серебряная, а Лиловая. От заколки в волосах до шикарных босоножек на лихой платформе, она вся была в лиловом.
- Садитесь, конечно, - Лиля отодвинулась на самый край скамеечки. Сейчас начнут целоваться с заглатыванием языков и размазыванием слюней до самых ключиц. И поневоле уйдешь.
Но молодые просидели всего пять минут. Они поболтали ни о чем, подорвались и ушли вглубь аллеи. Лиля, погруженная в свой сладкий сплин, очнулась только, когда ее тронул за локоть мордатый мент с бугристым носом.
- Гражданка, это ваша вещь?
Вещь - ридикюльчик лилового цвета с пошлыми стразами - остался после Лиловой Девы. Как лепесток с увядшего ириса.
- Нет!
- Как нет, а лежит рядом с вами?
Сумочка, действительно, лежала прямо около Лилиного локтя.
-Документы предъявите, пожалуйста! - сказал второй мент, с заживающим фингалом под глазом. Он держал на поводке страшенную собачину, у который в глазах сверкал алый огонь убийства.
- Какие документы?! Я из дома вышла погулять! Я вот в этом доме живу! Это не моя сумка!
Мент с бугристым носом открыл лиловую сумочку. И быстро сказал паре любопытных бабок, которые с радостью примкнули к зреющему скандалу:
- Гражданки, будьте свидетелями!
В сумочке лежали прозрачные пакетики с белым порошком. Битком набита была лиловая пошлость очень дорогой отравой. Лиля поняла и ахнула. А собачища поняла еще раньше и громоподобно зарычала.
- Наркоторговка! - радостно заблажили бабки.
- Да еще какая! - сказал поводырь собачищи. - Это дилерша Кася-Цветик. Мы ее полгода отслеживаем!
Все это Лиля слушала уже с наручником на руке. Говорить она не могла. Подобного ужаса в ее жизни никогда не происходило.
Ты же хотела поменять свою жизнь, Лилия Добровольская? Понятное дело, никто не хочет негативных перемен!
Но если все в мире будет позитивно, мир зажрется счастьем и будет искать несчастья - хотя бы ради развлечения. Я так думаю.
К полудню вернувшийся с дачи папа уже принес Лилины документы. И срочно обследованный ридикюльчик не показал ни единого отпечатка пальцев доктора Добровольской. Короче, перед Лилей неуклюже извинились, и она покинула общество шести цыганок, спящей бомжихи в зимней шапке и агрессивной тинейджерки, которая Лилю невзлюбила с первого взгляда и обещала ночью "настучать ей в табло".
Лиля вместе с мамой напилась валокордина (папа употребил его еще раньше) и пошла в ванную.
От цыганок мог передаться стригущий лишай, или опоясывающий лишай или чесотка обыкновенная. Лиля яростно скреблась мочалкой и понимала, что в данной цепи странных событий она не может найти ни начального звена, ни тем более, окончания.
Она поняла одно - запущен какой-то безумный механизм. И ей не стоит пытаться остановить его. Надо наблюдать как бы со стороны.
К вечеру событие уже остыло. Лиля посмотрела с родителями транквилизирующую семейную мелодраму, и села к компьютеру.
Алексея Лосева в сети не было. Зато в почте висело от него письмо.
"Дарофф! Как ты? Я вчера нажрался с горя в зюзю.
Боженьке, видно, стало жаль такого талантливого юношу, как я. И он послал мне милость в виде первого места в конкурсе альтернативных рассказов. Я посылал рассказ пару месяцев назад. Еду в Москву на церемонию вручения! Там будут даже кой-какие министры, так что ****ец полный. Суарэ состоится через десять дней. Ты не в Москве, случайно, живешь? Если да, то это кайфово. Увидимся, значит. Срочно шли свою фотку, а то ведь я пацан провинциальный, и не узнаю тебя в толпе.
А если ты живешь в Магадане или в Липецке, можешь не слать. Зачем зря тревожить мои инстинкты?
Целую. Леха".
Лиле стало не по себе. Фотку!
Тетеньки тридцати пяти лет - альтернативному мальчику-хулигану?
Она открыла свою единственную папку с фотографиями. На даче - в резиновых сапогах, с корзинкой грибов. На работе (о, ужас!), в белом халате и без грамма косметики на лице. С Маринкой и Русей в кафе - с нетрезвым блеском в глазах...
Короче, ни одна фотка не годилась. Везде Лилия Добровольская выглядела бледной, неинтересной и что хуже всего - стандартной.
Нет ни одной фотки в вечернем платье. Или в сексапильном купальнике.
Мама дорогая. Что делать?
"Здравствуй, Леша! Очень за тебя рада! Ты достоин приза, потому что твоя проза - это действительно альтернатива скучной и пресной литературе современной России. Наверное, ты хотел бы стать профессиональным писателем? Я думаю, у тебя для этого есть все задатки: креативность, смелость и яркая индивидуальность.
Буду ждать тебя. Да, я живу в Москве, станция метро "Октябрьская". Мой телефон: 89605159449. Буду очень рада встретиться с тобой.
Фотку пришлю на днях, так как сейчас пишу с рабочего компьютера.
Целую. Лиля".
В последний момент Лиля испугалась слова "Целую" и стерла его.
И не зря. Алексей Лосев отсутствовал дома не просто так.
Радость в его сердце переливалась через край, и, чтобы не терять зря драгоценную влагу, Леха оседлал мотоцикл и поехал к Алёнке.
Алёну Брусенцеву нельзя описать словами. Невозможно также дать ей характеристику. Не потому что она была брильянтовой красоты или ангелоподобного нрава. Просто она была Любовью-Всей-Лешкиной-Жизни. Она была его Идеал. Поэтому описывать ее с Лешкиной точки зрения будет необъективно, а с моей - субъективно.
Алёнка давно выставила Леху ко всем чертям. Ей надоели его выходки, и то, что он помешан на каком-то дебильном творчестве, вместо того, чтобы поехать в Москву зарабатывать деньги на стройке. Все нормальные парни возят бешеные бабки со строек.
Лешка сто лет не общался с Алёнкой. За исключением случаев, когда звонил ей в обкуренном состоянии и говорил: "Ты, мочалка дешевая! Скучаешь по мне? Так тебе и надо! Мещанка! Ничтожество!"
Алёнка спокойно отвечала на инсинуации одним словом: "Шизофреник!"
Итак, Лешка, светящийся от счастья, как фосфорная спичка во тьме, позвонил в дверь Алёнкиной квартиры. Она открыла сама. Белая футболочка без рукавов, грудь третьего размера и талия 60, голубые шортики, все в обтяжку.
Даже плещущееся в груди счастье не спасло Лешку от чудовищной эрекции.
- Чего приперся? - спросила Алёнка. Без единой эмоции в голосе.
- Алён, я это... первое место занял на конкурсе рассказов... меня в Москву приглашают. Поедешь со мной?
- Зачем? - спросила она так же бесстрастно.
- Ну, так церемония будет шикарная, министры, писатели...все дела. Весь цвет литературы!
Про весь цвет Леха загнул, конечно, но ведь женщину следует сражать, потрясать и ослеплять.
- Мне твоя дебильная литература - до лампочки! - изрекла Алёна. В ее фразе скользнула первая эмоция - презрение.
- И сам ты - тоже. Я тебе сто раз говорила - не таскайся сюда! И не звони!
Алёнка захлопнула дверь. Нарочно громко, чтобы слышали соседи. В маленьком городке событие такого рода уже через полчаса станет сенсацией. "Алёнка-то Брусенцева снова Лося выперла!"
Лешка почувствовал, как от этого грохота треснуло его сердце. И радость вытекла к чертям, и эрекция увяла. Остались: противный серый стыд и чувство неполноценности.
Литература - не повод для уважения.
Алексей Лосев - никто. Для Алёнки и вообще для всего мира.
Он уже поставил ногу на педаль, чтобы завести железного коня. Но тут накатила спасительная ярость. Леха побежал ближе к окнам и заорал на весь двор:
- Брусенцева, ты сука! Дешевая мочалка! Ничтожество!
Со всех балконов высунулись рожи. А с Алёнкиного балкона вылили ведро воды. Но мимо. Леха уже вспрыгнул на коня и помчал в северном направлении. Притормозил на углу и вытащил мобильник:
- Катька? Ты где? Давай я подъеду, хочешь?
Крыса, конечно, хотела.
Одни крысы остались в Лешкиной жизни. Помоечные зверушки.
Чувство победы заменило радость. В победе нет столько света, как в радости. Но победа больше возвышает человеческий дух.
Сначала Лешка обработал Крысу на совесть - в гараже, пристроив ее рачком к хромому столу. Стол качался, Крыса взвизгивала от восторга, и презерватив на этот раз не остался пустым.
Дальше, посадив грязного зверька к себе за спину, Леха помчал на коне в направлении Алёнкиного паршивого дома. Дальше вся мерзкая сплетническая шушера наблюдала с балконов, как Леха Лосев писал на заборе баллончиком с краской следующий текст:
"Брусенцева - шлюха!"
Леха краски не пожалел. Буквы сделал по полметра, ярко-багровыми. А обводку - серебряную. Крыса наблюдала с восторгом. Брусенцева тоже наблюдала из-за шторы. Но она была не экзальтированная дура, типа Лешки Лосева, и не хотела орать на всю улицу и смешить соседей.
Лось лишний раз подтверждает свой имидж городского сумасшедшего.
Флаг в руки!
Пришел понедельник - как извечное напоминание о бренности человеческой жизни. Не будь понедельников, мы все скурвились бы, к чертовой матери.
Лилия Александровна зашла в отделение, провела обход и переобулась. Положила плоские туфельки в пакет и перешла во флигель, где предстояло вести поликлинический прием.
Там туфельки снова вышли из пакета. Ежедневный почти ритуал, о котором Лиля тотчас подумала - тоже показатель бренности и монотонности жития моего...
Далее пошли обыденные и монотонные вещи: "Присаживайтесь. Что беспокоит? Как долго эти симптомы? Раздевайтесь, пожалуйста..."
А в голове у Лили вертелись мысли иного свойства. Где взять приличную фотку? И что будет прилично для альтернативного Алексея Лосева?
- Лилия Александровна, - сказал пациент, нарушив течение ментальной реки, - могу я с вами поговорить?
- Пожалуйста, - Лиля очень испугалась, не было ли у нее отвлеченного лица в момент приема.
- Наедине, - сказал пациент.
- Катенька, выйди, дорогая, - сказала Лиля своей медсестре. И удивленно посмотрела на пациента. У него в карточке была записана вполне приличная болезнь - внутрикожный моллюск. Моллюска благополучно вырезали неделю назад, и дядечка пришел по велению сверхответственной Л.А.Добровольской -послеоперационный контроль.
- Что вас беспокоит?
- Лилия Александровна, - сказал пациент, - могу ли я пригласить вас поужинать?
- Зачем? - Лилия спросила не строго, а растерянно.
- Пообщаться, - тоже растерянно ответил дядечка, - в не медицинской обстановке. Вы мне очень симпатичны... как женщина, я хотел сказать - красивая женщина.
Лилия Александровна покрылась красными пятнами, которые легко можно было перепутать с атипичным дерматитом. Искоса посмотрела в карточку.
Пациента звали Соколов Михаил Алексеевич, тридцать восемь лет, инженер.
- Хорошо, - сказала Лилия. Она так быстро согласилась скорее с перепугу, чем сознательно. Ни один пациент ни разу не приглашал ее на свидание. И вообще, на приеме она сидела с волосами под колпачком, без косметики, в общем, чучело полнейшее.
Соколов Михаил Александрович был невзыскательного вкуса или насмотрелся порно на тему "Врачи. Медсестры".
После договоренности о месте встречи и обмена телефонами, он ушел, а Лиля стала себя страшно ругать. Она даже под пыткой не вспомнила бы лица пригласившего. И тем более, не помнила, есть ли у него кольцо на безымянном пальце. То Кирилл, то Алексей Лосев, теперь непонятный Соколов, принесла его нелегкая...
"Соколов - вероятнее всего, достойный человек, по крайней мере, из твоей возрастной и социальной группы. И ты сто лет не была на свидании!" - гневно сказала себе Лиля.
Исполнилось шестнадцать ноль-ноль, Лиля перешла в отделение, посмотрела результаты анализов, сделала назначения и вышла в галдящую и кипящую Москву.
Прямо рядом со своей поликлиникой она увидела вывеску - фотосалон "Фантазия". Лиля ходила здесь десять лет подряд и не замечала этой вывески. Что я вообще замечаю в этой жизни, подумала она. Долго и робко рассматривала фотографии в витрине.
Зазвонил мобильник.
- Лилия Александровна, простите, бога ради. Это Соколов. Мы с вами договорились на завтра... я подумал, может, за вами заехать?
- Нет, не стоит. Мне не далеко добираться.
- Еще раз извините, тогда до вечера!
Этот Соколов был явно из того же набора, что Серебряная и Лиловая девы. Алексей Лосев в ту же кучу, подумала Лиля. И стремительно вошла в салон.
- Можно мне заказать портрет... как у вас на рекламе, в костюме и гриме? Это реально?
- А почему же нет? - сказала веселая девушка, окруженная сверкающей техникой. - Смотрите альбомы. Там всякие образы, фоны...
Образы были пошлючие, ужас. Кринолины, веера, египетские парики и ангельские крылышки.
Лиля уже хотела уйти.
- А вот так не хотите? - спросила веселая девушка. Лиля увидела белую блузку с романтически распахнутым воротом и развевающимися по виртуальному ветру рукавами. К этому - белые брюки, голубое небо, и кусок Арбата сзади.
- О! - воскликнула Лиля. - Как раз! А вы сможете лицо, фигуру... как бы это сказать...
- Скорректировать? - спросила деловито девушка. - Влегкую! Хотите, восемнадцать лет вам сделаю?
- Нет, восемнадцать не надо! Мне бы тридцать...
- А вам что, больше? - девушка не льстила. Просто она была молоденькая и еще не разбиралась в возрасте.
Портрет будет готов завтра. Стоил он, как хороший обед в ресторане но Лиле было не жалко. Она сошла с ума бесповоротно.
В девятнадцать ноль-ноль, едва Лиля включила Интернет, Алексей Лосев постучался в аську.
- Привет! А врачи употребляют медицинский спирт, который им выдают на процедуры?
- Врачам спирт не выдают. Только медсестрам.
- Во я дурак! Мог бы догадаться.
- А к чему ты это?
- Да я рассказик пишу. У меня вдохновение так и поперло.
- После победы в конкурсе?
- Ага. Я люблю, когда меня хвалят. У меня нежная и трепетная душа.
Лиля хотела написать банальное: "Все любят, когда их хвалят". Но вдруг открыла момент истины.
- А я не люблю, когда меня хвалят.
- Почему?
- Смущаюсь. Краснею. Я к себе плохо отношусь, и всегда боюсь, что мне просто льстят:(
- Не, я парень не стыдливый. А почему ты к себе плохо относишься? Ты некрасивая?
- Сегодня один мужчина сказал, что я - красивая. Я страшно удивилась.
- Всего один за всю жизнь?!
- Нет, и до него говорили. Но я никогда не верила.
- Пришли фотку-то!
- Завтра вечером, ОК?
- Хорошо. А я всегда был уродом. Меня бы заклевали еще в детсаду, если бы я не был таким наглым.
Лиля снова хотела сказать банальное: "Для мужчины внешность неважна". Блин, с Алексеем Лосевым у нее открывались неизвестные чакры. Она начинала видеть скрытые стороны мира.
- Для мужчины внешность еще важнее, чем для женщины.
- Почему?
- Мужчина больше на виду. И в сексе... женщина любая, даже уродина, пользуется спросом. Ведь мужчины всегда хотят, им все равно, какую употреблять.
- Ёпэрэсэтэ, да ты девка грубая, а еще кандидат наук!8)))
- Так я же кожвенеролог. Я выслушиваю самые грязные человеческие тайны.
- А ведь верно. Тебе там всякую бодягу рассказывают... интересно было бы послушать!
- Ничего интересного. "Были на вечеринке у подруги, выпили, ребята предложили, я согласилась, сколько их было, не помню"... Все в таком роде.
- Все равно. У тебя материала набралось бы на сто романов. А ты не пишешь?
- Нет. Только научные статьи.
- Не умеешь или не пробовала?
- Не пробовала, да и не получится. У меня глубины мысли нет.
- По-моему, наоборот. Ты оригинальные фишки выдаешь.
- Не надо меня хвалить.
- А когда я приеду, ты мне покажешь Москву? Я был один раз, в детстве. Только на Красной площади и в зоопарке.
- А ты далеко от Москвы живешь?
- На самом деле 160 км, но это глухомань, ****ец, про нас шутят, что сюда только с вертолета спрыгнуть можно.
- Конечно, погуляем. А что ты хотел бы посмотреть?
- Не знаю еще. Я вот сейчас пошляюсь по Интернету, посмотрю. Ты долго еще будешь в Инете?
- Не знаю. Я хотела твое почитать. А ты мне СМС напиши. Ты записал в прошлый раз телефон?
- ОК.
Около полуночи (Лиля уже спала) мобильник стал надоедливо гундеть. Лиля встала, сонная и сердитая. Открыла телефон и увидела СМС с неизвестного номера: "Арбат, Новодевичье, театр теней, Зоологический музей, Патриаршие пруды".
Лиля аккуратно занесла номер в телефонную книгу под именем "Lyosha".
Фотография получилась мечтой, сказкой и бог знает, чем еще. Девочка-фотограф сработала на пять с плюсом. Искусно убрала всякие помехи, которые Лиле всегда портили нервы, из-за чего она ненавидела фотографироваться: тени под глазами, неровности в овале лица.
Белая блузка полностью спрятала живот, который отравлял Лиле половину существования. (Вторую половину портил Кирилл).
Видно было, что барышне на фото не 18 лет. Но в то же время, было ясно, что она - Барышня, а не тетка с авоськой.
Лиля, едва пришла, сканировала фото и отправила его Лешке. И СМС послала: "Я отправила фотку".
Лешка СМС прочитал не сразу, потому что лежал под уродской девяткой, дышал бензином и пылью, и слушал бормотание Михалыча (начальника).
- Леха тоже подводит по полной программе, ёбте... Народу, дачников, до ***, заказов до ****и-фени, а он без содержания взял на две недели...
- Зачем отпустил? - спросил собеседник Михалыча.
- Да он же там первое место занял в каком-то конкурсе... такое раз в жизни, мож, бывает... Без него запаримся, на хер. Леха, возьми свою звенелку, заебала!
- Руки грязные, бля! Терпите!
Дома, конечно, он сразу включил Интернет. Интересно было, красивее ли москвичка, чем Алёнка Брусенцева. В том что она красивее, чем все остальные дочери местной пьяной Евы, Лешка не сомневался.
- Леш! К тебе Эдик! - крикнула мать из кухни.
Лешка демонстративно не обернулся к мерзавцу Эдику. Но тот сразу стал хлопать по плечу и восклицать Типа- Искренним-Голосом:
- Леха, поздравляю, блин! Я всегда знал, что ты пробьешься! Ты второй Лимонов, нет, круче Лимонова!
- Кто тебе сказал? - сквозь зубы спросил Лешка. Он открывал почту.
- Папан твой. Лех, ты про то - забудь. Мы ж друзья с первого класса. А газета наша - фуфло, и редактор - чмо поганое. Тебя вон какие люди признали, зачем тебе эта сраная листовка...
Лешка открыл фотку.
- Ни фига себе чикса! - сказал Эдик. - Кто такая?
- Моя новая девушка, - сказал Лешка с умелым пренебреженим. - Москвичка. Кандидат наук.
- Классная! А эротических ее у тебя нет?
- Охуел? Это тебе не Брусенцева какая-нибудь...
Лешка, конечно, видел, что "его девушка" старше Брусенцевой лет на пятнадцать. Ну и что?
Первой сексуальной партнершей Лешки была вожатая в лагере. Ему было тринадцать, а ей - двадцать четыре.
- Пошли пива выпьем, - сказал Лешка, - обмоем мою победу. Тем более, я не жрал еще.
- А ты не знаешь, где в Москве театр теней? - спросила Лиля.
- Театр теней? Что-то слышал, но никогда не был. Хочешь сходить туда? - спросил Михаил Соколов.
- Да, - сказала Лиля, и смущенно добавила:
- Ко мне родственник приезжает из провинции. Просил ему показать, а мне стыдно - сама не знаю.
- Невозможно в Москве знать все.
Коротенькое отступление о театре теней показывает нам ментальное состояние Лилии Добровольской. Уже сорок минут длилось свидание с Соколовым. Был выбран нормальный ресторан, без изобилия пьяных рож и кавказских посетителей. Заказан ужин: форель и салат из авокадо. Распиты полбутылки французского белого вина (которое Лиля пила, скрепя всю психику - она честно и по-русски предпочитала водку).
Соколов рассказывал что-то. Давно перешли на ты.
А Лиля думала о Лешке Лосеве.
Тем более, что в середине свидания он вдруг позвонил.
Да, позвонил на мобильник!!!
- Алло, - сказала Лиля. И выскочила из-за стола, повалив свой бокал и салфеточницу.
- Я сейчас...
Лилия Добровольская, Барышня, какая на фиг барышня, баба взрослая тридцати пяти лет, выскочила на улицу, чтобы ответить молодому хулигану.
Из трубки лился абсолютно мальчишеский голос. Можно было подумать, что ему вообще восемнадцать.
- Привет! Я получил твою фотку!
- Да? - Лиля вздрогнула. - И как?
- Ты супер! Реально, я офигел, как открыл.
Лиле стало стыдно. Хотя, честно говоря, фотограф и не слишком приукрасила. Это черти неполноценности снова кусали Лилию Добровольскую за локти и за пятки.
- Ты преувеличиваешь.
- Молчать, женщина! - весело скомандовал Лось. - Я лучше разбираюсь. Кстати, а сколько тебе лет?
- Мне? Тридцать пять.
- Нехило.
- Да уж.
- Нет, мне это абсолютно до лампы. Короче, увидимся через пять дней!
Он отключился так же внезапно, как позвонил. И оставил в Лилиной голове сумбур, сумятицу и страх. В интонациях Лешки было много всего. Кажется, и откровенный намек на интим.
Лиле стало страшно.
Она всего один раз до Лешки имела знакомство по Интернету.
Сделаю лирическое отсутупление в прошлое. Тем более, что с Соколовым в ресторане все равно тоска болотная.
Лиле было тогда тридцать. С Кириллом - самый разгар. Кирилл мучил Лилю по-черному. Исчезал, появлялся, звонил среди ночи, приходил в жопу пьяный и просил денег.
Доведенная до ручки Лиля решила выловить в Интернете какую-нибудь замену. Замена клюнула через пару недель. На сайте знакомств обнаружился некий Толя, двадцати семи лет. Он засыпал Лилю комплиментами и особенно много комплиментов были адресованы ее уму. Толя хотел именно умную девушку. Странное желание, следовало бы подумать Лиле. Но она была и есть - не забывайте - Наивная Барышня. Построчив письма с месяц, Толя и Лиля решили встретиться.
Барышня не остановилась даже перед тем фактом, что Толя прислал всего одну фотку. Маленькую и расплывчатую.
При встрече Толя потряс Лилю букетом красных роз. За букетом внешность Толи тоже слегка расплылась в Лилиных глазах. Уже в кафе она заметила, что молодой человек поразительно похож на больную черепашку. У него была длинная шея, на которой неуклюже ворочалась приплюснутая ящеричья голова. Сходство с пресмыкающимся усиливали очки с толстыми линзами и множество рубцов от заживших прыщей. Кроме заживших имелись и свежие. Лиля с тоской подумала о голубых глазах Кирилла, вообще о Кирилле, который, пусть издевается, зато красив, как счастливый сон.
Толя щедро заказал две бутылки Абрау-Дюрсо, полный стол закусок, и честно заплатил за это через три часа сидения.
За эти три часа Лиля чуть не чокнулась.
- Мы поженимся в деревне, где у меня бабушка, - говорил Толя, - там так классно свадьбы гуляют! Жить будем в Домодедово. У меня отдельная квартира, правда, однокомнатная...
- Мне с Домодедова далеко до работы, - сказала Лиля, чтобы хоть что-то сказать.
- Значит, уволишься оттуда, - распорядился Толя.
Лиля не помнила, как пришла домой после этого свидания. Кажется, по дороге у нее случилась смеховая истерика в метро, и люди смотрели на нее брезгливо и сожалеюще.
Потом пришлось еще две недели отбиваться от Толиных гневных писем и СМСок. Лиля была культурная барышня, и не могла послать Толю на хер, как сделала бы я.
Короче, с тех пор Лиля по Интернету не знакомилась.
Соколов рассказывал о дайвинге. И о строительной компании, в которой он трудился. Кажется, у него имелись там паи или акции... Лиля уже ушла в себя. Приятной внешности Соколов нисколько не напоминал дурацкого Толю. Он не кидал дешевых понтов и не пытался командовать Лилиной жизнью.
Но он был банальным и обыкновенным. Он органично сливался с шумом машин, с гулом большого города, со всем этим нелепым театром, где нет главных ролей, где бегают одни безымянные статисты.
Лилия Добровольская не родилась для того, чтобы быть возлюбленной статиста. Эта мысль вдруг отчетливо прозвучала у нее в голове. Причем - мальчишеским голосом Лешки Лосева. И она стремительно встала со стула.
- Извините, Миша, - сказала она, - но мы просто отнимаем друг у друга время. Я пойду.
Кошмарный поступок. Лилия хотела позвонить Маринке и рассказать. Но тотчас подумала, что Маринка не поймет. Этого вообще никто не поймет.
Женщина незамужем. Страдает от одиночества. Встречает нормального мужчину. И посылает его к чертям - за просто так! Лиля до сих пор не имела смелости сознаться себе, что она зациклилась на Лешке Лосеве.
А Лешка Лосев - на ней. Всю неделю он рассматривал ее фотку - каждый раз, как включал компьютер. Фотку Лили обозрели все Лешкины друзья, и все знали, что у Лося "москвичка-докторша".
Лешка написал смешной рассказ про докторшу и повесил его в Интернете. Лиля ложилась спать, а спать не могла - в голове мешались маленькие, прыгающие, радостные мысли. Предвкушение счастья.
Лешка прибыл в воскресенье. Выехал он из своего Долгопропащенска в шесть утра. Москва потрясла его необозримыми толпами. От шевелящихся человеческих скоплений шли гигантские волны энергии. Лешка почувствовал, как эта энергия напитала его по горло.
Блин, как здесь клево, подумал он. Я буду повелевать этой толпой. Я подчиню их своим мыслям. Они будут читать мои книги, смотреть меня по телеку, и я выбью из них, на хер, обывательскую дурь!
Даже в этой толпе Лешка был особенный. Черные волосы, лихо смазанные воском, стояли вызывающим забором на макушке. Татуировку во все плечо рассматривали исподтишка тинейджеры в метро. А черная майка на Лешке была от "Hell bunny". Он удачно нашел ее в секонд-хэнде, в коробке "Все по 15 рублей".
- Эй! - весело крикнул он в мобильник - Я выхожу! Из первого вагона, как договаривались! Ждешь?
- Жду, - ответил красивый женский голос.
Лешка взбежал по лестнице и остановился около турникетов. Огляделся. Докторши не было. Стояла около выхода дамочка в чем-то джинсово-невыразительном. И никого более.
Лешка вытащил мобильник и стал искать Лилю.
Джинсовая-невыразительная подошла раньше, чем он позвонил.
- Леша? Привет. А я Лиля.
Самое печальное на свете - утрата иллюзий. Иллюзии, на самом деле, важнее, чем еда или сон. И уж куда важнее денег или титулов. Люди не до конца оценивают силу и власть иллюзий.
Кроманьонец рисовал глиной и растительными соками иллюзорного бизона. И совершал в мечтах сокрушительный бросок дротика. Мечта прогоняла голод и заменяла живое сочное мясо.
Эллин молился богам, сочинял о них мифы и заглушал иллюзией страх перед персидскими полчищами.
Квазимодо в мечтах раздевал Эсмеральду, и забывал про свой горб.
Домохозяйка читает Дашу Донцову, и ей нет больше дела до пьяного мужа-скотины.
Мы бы все давно подвинулись рассудком без иллюзий, спасительных выдуманных миров, наших сладких зазеркалий...
- Устал? - спросила Лиля. - У тебя вещи с собой? Ничего, я тут совсем близко живу.
У Лешки был один рюкзак. Он потащился с этим рюкзаком за Лилей.
- У меня родители сегодня на даче. Но вообще, я с ними договорилась, чтобы ты пожил у нас две недели...
"Бля, попал так попал".., - подумал Лешка.
Не подумайте, что Лилия Добровольская была такое чудище. В принципе, она выглядела даже моложе своих лет. У нее не было морщин или критической массы на боках-животе-бедрах.
Но она не была той иллюзией, которую вырастил в своей бредовой голове Лешка Лось.
- Как, нравится Москва? - спросила Лиля, когда они перебежали дорогу на зебре.
- Ничего себе, - сказал Лешка. - Энергетика классная. Я, знаешь, фигово себя чувствую, когда мало людей.
- Ты экстраверт? - спросила Лиля.
- Нет, я энергетический вампир.
- А когда у тебя день рождения?
- 12 сентября. Двойка в дате рождения, ты хочешь сказать. Да, двойка, это знак вампиризма. Я высасываю из людей силы, за это меня все и недолюбливают.
- Правда? - удивилась Лиля. - А меня, как ни странно, все любят. Вот не знаю, за что.
Этот этап беседы протекал уже в лифте. Лифт вознес Лешку на десятый этаж. Лиля заметила, что лицо вампира покрылось мелкой испариной.
- Клаустрофобия? - спросила она докторским голосом. - Давно?
Видимо, Лилия Добровольская притягивала мужчин именно в роли доктора. Или узкое пространство лифта подействовало.
- С детства, - ответил Лешка. И подумал:
"А она ничего. Глаза красивые, и сиськи как надо. Просто необработанная баба. Интеллигентка хренова, имидж отсутствует, индивидуальность по нулям..."
Не любил Лешка интеллигентов.
На столе уже был мясной пирог, коронное блюдо Лилии Добровольской. И единственное, которое она научилась создавать за свои тридцать пять лет. Все остальные яства приготовила мама. Лешка посмотрел на стол, и второй раз подумал, что докторша - нормальная баба. Как юное существо с идеальным обменом веществ, он постоянно испытывал адский голод. Тем более, с утра не жрамши (банка пива в электричке не считается).
- Может, давай выпьем? - спросила Лиля несмело.
- Без проблем. За встречу, - сказал Лешка.
Интеллигентка действует абсолютно правильно, отметил он. Скованность и комплексы надо убирать спиртным.
Ведь Лешка Лось тоже разрастил в себе целые чащобы комплексов. Просто так человек не сделает вызывающую татуировку и хаер в стиле "я у мамы вместо швабры".
Лешка комплексовал от своей провинциальности, необразованности, незнания что почем в мире литературы. И один комплекс был у него с Лилей Добровольской общий - одиночество. Одинокие люди полагают, что их одиночество - это их вина.
Они плохие, или некрасивые, или неинтересные, поэтому их никто не выбрал.
Лиля поставила около салатницы бутылку водки.
- Это по-нашему! - сказал Лось. И накатил себе и докторше по полной стопке.
- Ну, за нас с вами, за хрен с ними.
Лиля засмеялась немного нервным смехом. Потому что эту же поговорку всегда употреблял Кирилл. Она уже поняла, что Лешка Лосев любим ею так же, как Кирилл. А может еще сильнее. Потому что Лешка был Необычный в гораздо большей степени, чем Кирилл.
- Ну, рассказывай, - сказала она.
- Про что?
Коренной москвич никогда не спросит: "Про что?" Лиля не сделала Лосю замечания.
- Про конкурс.
- А, ну конкурс как конкурс. Участвовало там до херовой матери этих графоманов, которые двух страниц не умеют навалять. Нет, есть некоторые ребятки ничего себе, даже талантливые. Я с ними переписываюсь через Инет.
- Вот как? Значит, вы там встретитесь?
- Не знаю, все ли они приедут. Типа обещали.
Пролетела вторая стопка, кроме того, Лешка хорошо налегал на приготовленные яства. И Лиля подумала с белой завистью, что она уже никогда не сможеть так есть: без страха поправиться, без мысленного подсчета калорий.
Молоденький совсем Лешка... И страшненький. Не такое пресмыкающееся, как тот Толя. Безобразие Лешки Лося было привлекательным. Как, знаете, привлекательны своим уродством горгульи Нотр-Дама.
- Теперь ты рассказывай, - сказал Лешка, наливая по третьей.
- О чем? - грамотно построила свой вопрос Лиля.
- Про свою жизнь. Где твой муж, дети?
- У меня их нет. Я же тебе писала.
- А почему нет?
- Сама не знаю. Должно быть, я неинтересный персонаж для сынов Адама.
- По-моему, ты вполне симпотная.
Лиля покраснела от наивного комплимента. Лешка произнес его искренне, не подмазываясь, не глумясь. Страшное дело.
И водка тут не при чем.
Все дело в Лешкиных двадцати двух годах и хулиганской душе. Лешка никогда не сделал бы комплимента молодой пакости вроде Катьки Крысы. Врать он ненавидел, и ненавидел тех, кто врет. А то, что докторша врать неспособна, читалось в ее глазах.
Кстати, удивительные глаза, подумал Лешка. Она не способна сражать на месте, но умеет вытянуть душу безмолвно, ее чувственность - тихая и пронзительная. И вообще, нужно ее трахнуть.
Только поимев женщину, можно прочитать ее до конца.
- У меня был возлюбленный...
Лиля начала рассказывать про Кирилла. Лешка видел, что это история его и мерзкой Аленки, только наоборот, навыворот. Но как эта докторша ухитрилась сохраниться до своих лет такой Дурочкой-Не-От-Мира-Сего?
- А до него?
- Были еще двое... Они у меня все такие, Леша. Я на таких западаю. А они меня используют.
Лешка налил по четвертой и без церемоний подогнул под себя одну ногу. Так он привык сидеть дома, в крошечной кухне, за мамкиной сковородкой с картошкой.
Бутылка иссякла через час десять минут. К этому времени Лиля и Лешка успели обсудить (кроме своих жизней и печалей) современную литературу, кино, включая порноиндустрию, психологию и ряд молодежных субкультур.
Натянутость осталась только у Лили. У Лешки она совершенно растаяла от водки. Он подвернул под себя уже обе ноги, рассказал Лиле пару анекдотов - матных и уморительных. И сказал вслух то, что думал:
- А знаешь, я никогда с подобными тебе не общался. Интеллигентов, особенно взрослых, на дух не переношу. От них все зло на этом свете.
- Да? - удивилась Лиля.
- Но ты - исключение. Знаешь, ты смахиваешь на Наташку Бушеву. Была такая одноклассница у меня. Отличница и мамкина дочка. Я за ней таскался, как хвост. В девятом классе. А она даже не понимала. Ты вроде взрослая, но типа той Наташки...
С этими словами Лешка положил руку на Лилину ладонь.
Лиле стало горячо и страшно.
- Пойдем, я тебе покажу свои фотки, как раз в девятом классе.
Они перешли в гостиную. Лиля достала толстенный альбом в кожаной обложке. Альбома хватило минут на десять. Дальше близость от сидения рядом потребовала еще большей близости. Не только у Лешки, у Лили - даже сильнее. Но Лиля сдерживалась и часто дышала. А Лешка стремительно схватил ее за запястье, повалил на диванные подушки и истинно по-вампирски стал высасывать из Лилиных губ энергию, силу и Лилину неустоявшуюся, испуганную страсть.
Одним махом расстегул молнию на ее неуклюжей джинсовой рубашке.
- Афигеть! Размерчик у тебя самый подходящий!
Размерчик у Лили был самый что ни на есть мучительный - четвертый. Никуда не спрячешь, лишний объем и все такое.
Лешка жадно пил энергию из объема, из белой-пребелой кожи, из розовых сосков, которые не кормили потомство и сохранили дивную форму перевернутого цветка лилии.
- Лилия, Лилия, имя тебе очень подходит...
Лиля Лешкиных комментов не слышала. Она и под водочной анестезией не могла забыть про свой живот, на котором имелась даже (!!!) пара складок.
Лешка не замечал Лилиной зажатости. Наоборот, это дико возбуждало. Она не стонала искусственно, как Алёнка, Катька или любая другая мелкая зараза.
Как заводит, когда девушка безмолвно, слегка (именно слегка!) сопротивляется.
Лешка целовал, подчинял, раздевал, ласкал грубо и порывисто. Так брали женщин средневековые рыцари, яростно и искренне. На сожженной земле завоеванных городов.
Никто никогда Лилю Добровольскую так не захватывал. Ей слышались звуки боевых труб, а в Лешкиных вампирских глазах прыгали отсветы пожаров.
Покрывало с дивана сползло. Странная пара тоже - на ковре оказалось сподручнее, чем на узком диване. Лешка вошел в ворота Запретного Города на полу, а дальше легко перекинул Лилю на край дивана, а ее ноги - к себе подмышки.
Такая волна Лилю никогда прежде не накрывала.
Лешка почувстовал это по жаркой судороге ее тела, и по задрожавшему рту, и по тому, как его сжало и потащило в огненный водоворот.
Его семя выстрелило так сильно, что Лешка почувствовал предобморочный озноб. Упал головой на Лилино белое плечо. Снова оба сползли на ковер. Лежали, обнявшись, не думали об уродливом мире за окнами квартиры.
В том мире есть возрастные и социальные предрассудки, презервативы, деньги, автомобили. Ни одна из этих бацилл не проникла к барышне и хулигану.
До семи вечера Лиля и Лешка таскались по Москве.
Опьянение не выдохлось. Оно перешло в новую фазу: когда люди расслаблены от полнейшего слияния клеток и гормонов, когда они чувствуют друг друга, как две руки или две ноги одного тела.
Мысли Лешки текли через Лилину душу. Лилины мысли отражались в Лешкиных зрачках.
В этом волшебном состоянии они бродили по Арбату, фотографировались на фоне динозавров в Зоологическом. Сидели на лавочке в сквере Скобелева. Лешка водил Лилию за руку стремительно и нагло. Как будто это он был старше на десятку с копейками, и это он был коренным москвичом.
Москва, оголтелая от ядовитых выхлопов, обилия народа и июньской жарищи, не обращала внимания на странную парочку. Москва и не такое видала. А Лешку возбуждало постоянное присутствие людей. Он был истеричен, как все хулиганы. И в конце концов, поддался желанию привлекать внимание, эксгибиционировать.
Начал целовать Лилю прямо в метро.
Никто не обернулся, весь вагон с каменными рожами смотрел в черные окна.
Здесь никого и ничто не касается!
Однако, Лешка Лось затылком чуял, как москвичи мажут косыми взглядами его и Лилю. Лешка Лось умел подчинять себе толпу!
Лиля была сама не своя от эмоций. Не запротестовала, хотя ей всегда были противны пары, целующиеся в общественных местах. Такая, расслабленная, она сидела и в театре теней, где Лешка отчаянно жал ей то запястье, то коленку.
Такая она сидела и назавтра, на приеме.
Лешка отправился на конференцию. А Лиле следовало бы сгрести свои мысли, разлетевшиеся, как мелкий бисер. И разложить их по порядочку.
Она не могла даже слушать и смотреть. Вела прием механически. В голове был только Лешка, да масса перепуганных мыслишек: "Зачем мне это?" "Все равно это бессмысленно!" "Опять закончится как всегда..."
Оставим ее в этом состоянии, оно все равно никому, кроме Лили неинтересно. И вообще, прокрутим время на четыре часа вперед.
Лешка успел зарегистрироваться, потрепаться в кулуарах, всех разглядеть и обрасти небольшой компанией.
Компания состояла на девяносто процентов из москвичей и питерцев. Парочка провинциальных лириков, пишуших стишки в стиле "Вот моя деревня", робко таскались за Лешкой, самым ярким из провинциалов.
Почти все Лешкины приятели по переписке были здесь.
Костя Углич, молодой мастер кибер-панка (москвич).
Димка Завалов, постмодернист (тоже столица)
Таша Карцева, неореализм, стихи и проза (Питер)
Они сели все вместе, и это помогло пережить довольно нудное собрание. Излагалась программа конференции. Лешка и его команда начали ржать и придуриваться, потому что им было радостно, их грели слава, дружба и молодая кровь.
Серьезные и блатные писатели косились недовольно. Вообще, постмодернистов и других истов здесь не любили. Как не любят их во всем нашем мире.
- Вечером надо устроить сейшн, - сказал Костя. - Ты где остановился, в гостинице?
- Нет. Я у подруги.
- Ни фигасе, у тебя девушка в Москве?
Лешка пожал самодовольно плечами. Костя предложил в качество сейшна свою квартиру. Квартира находилась аж в Сокольниках, но это никого не испугало. Тут же стали составлять меню и скидываться. В Костину черную шапочку, которую он не снимал даже в тридцатиградусную жару, полетели сотки и пятихатки.
- Господа постмодернисты, будем уважать друг друга! - грозно сказала блатная девушка, победившая в конкурсе стихотворений "Москва златоглавая".
У девушки выразительно тряслись жирноватые щечки и два пухлых подбородка. Лешка немедленно передразнил эту дрожь. Настолько похоже, что господа постмодернисты загоготали еще громче.
Короче, все было предельно весело, зажигательно. Блеск объективов скользил по Лешкиному лицу. Лось чувствовал себя, как кот рядом с банкой сметаны.
Меня увидит мир, я подчиню себе этот мир, сверну его вчетверо и положу к себе в карман, как носовой платок.
Вы сомневаетесь во мне, господа обыватели?
Лиля позвонила во сколько-то. Время мерялось уже не минутами, а косяками. Как раз в конце третьего косяка, когда питерская Таша сказала:
- Эх, Москва, слабенький город! Придется угостить вас, чем покрепче!
И извлекла из рюкзачка портсигар, плотно набитый вязким темным блаженством.
- Бутылка из-под воды есть? - деловито спросил Лешка. - Сейчас бульбулятор забацаем!
- Алло! - крикнула Лиля в наркотический дым. Голос ее показался Лешке очень далеким.
- Ты где, Леш? Поздно приедешь?
- Скажи, пусть сюда едет! - предложил благодушный Костя. На его колене сидела укуренная и податливая Мариночка, деревенская поэтесса. Лось представил докторшу тут, в зеленом тумане... Барышня в этот колорит никак не вписывалась.
- Лиль, ты не обидишься, если я сегодня не приеду? - спросил Лешка. - У нас тут банкет организовался, довольно далеко от тебя. Я с теми ребятами, про которых рассказывал тебе... У них заночую.
- Конечно, конечно, - быстро ответила Лиля. - Отдыхай! Завтра позвони, ладно? А то я волноваться буду. Ты Москву плохо знаешь...
- Окей! Целую!
Творческая молодежь выбрасывала лишнюю энергию до двух часов ночи. Гуляли по ночной Москве, доехали на такси до Москвы-реки, орали там, перепугав даже компанию панков-тинейджеров... Потом события и лица стали путаться. Каким-то чудом (Бог хранит пьяных и укуренных) снова оказались в Костиной квартире. Уже в сокращенном составе: Костя с Мариночкой, Лешка с Ташей.
Дальше протекало, как всегда бывает. Костя, как хозяин, расположился с Мариночкой в спальне, Лешке выделили гостиную.
Лешка не очень помнил, кто разложил диван. Но как Таша сверху, гибко и властно, подобно самке ягуара, прыгала на нем, он в голове запечатлел. Тем более, и бельишко на Таше было подходящее - ягуаровой расцветки лифчик, а трусы потерялись. Таша долго их искала, а потом сказала сонно:
- А ну их к ****и матери!
Такая она была Не-Барышня - костлявенькая, с хрипловатым голосом, с черными волосами, уложенными воском в дерзкие торчки. Лешка опрокинул ее на спину и взял еще раз, а после получаса каменного сна - еще раз, поставив на колени.
Над копчиком у Таши была татуировка - черная с золотом веточка. Безумно возбуждающе. Лешка крутил и изгибал тощее тельце, как хотел. При этом, как ни странно, все время думалось, что Лиля слаще и нежнее.
Про презервативы тоже не забывалось. Поэтесса и докторша - разные люди, согласитесь.
Лиля не спала всю ночь. Утром отправилась на суточное дежурство, вся серая, опухшая и с больной головой. В этой голове мысли уже растворились в токсинах - Лиля отравляла себя всю ночь.
"Никто меня никогда не любил, и не полюбит. Особенно молодой, зачем я ему нужна, скучная тетенька..."
Она же прекрасно заметила, как изменилось лицо у Лешки, когда он впервые ее увидел. Лиля запомнила этот взгляд лучше, чем последовавший день любви.
Не понравилась она Лешке. Потом, может, он и заценил ее ум и понимание. И трахнул ее по мужской привычке - трахать все, что шевелится.
"А как же страсть?"
Лиля понимала - нутром и инстинктом - что Лешке с нею было очень хорошо. В плане секса.
И ей с ним - тоже, вот что ужасно. Он-то проглотит и забудет, а у Лили эти страсти будут много ночей тлеть в крови.
Было ужасно скучно в больнице.
Лиля, дура последняя, открыла Лешкины рассказы в Интернете, и читала их, себя мучила. Вдруг зазвонил мобильник.
- Да? - крикнула Лиля, не посмотрев на номер.
- Лилёк, - сказал знакомый голос, хрипловатый, страдательный, и столько лет приводивший Лилю в безумный трепет.
Кирилл!
- Лилёк, ты не могла бы ко мне приехать? Мне ужасно плохо.
- А что с тобой? - спросила Лиля без тени трепета.
- Мне кажется, я сегодня сдохну.
- У тебя что-то болит?
- Наверное. Но больше всего у меня душа болит. Так хреново, ей-богу...
Лиля ответила металлическим голосом:
- Позвони в "Скорую помощь". А я на работе, и ехать никуда не могу.
И отключилась. Звонок Кирилла оказал волшебное действие. Лиля ходила потом гордая-прегордая собой.
Позвонила Руся по внутреннему:
- Приходи чай пить.
В ординаторской у Руси засели все дежурные врачи, кроме Льва Семеныча, который был снобом, и на посиделки не ходил. На столе, на расстеленной стерильной пеленке расположились чашки и тарелки со всякой снедью: копченой курицей, колбасой, пирожками, дачными соленьями и магазинными сластями. Лиля тоже добавила провианта - мамин кекс с изюмом, сыр, ветчину.
- Садовая лилия, капризнейший из цветов, - сказал Орлов и традиционно ущипнул Лилю за бок. Лиля не переваривала Орлова. Высококлассный реаниматолог, разговоры командным голосом с больными, мерзкий запах изо рта и гарем любовниц из медсестер и девочек-интернов.
Лиля ненавидела бабников. Ведь бабник - самый заурядный тип мужчины. А Барышня любила Необычных.
- Лиль, мы тут собираемся в конце месяца пикник устроить, - сказала Руся. - Можно у меня на даче. Сольемся с природой. Ты не против?
Лиля не успела ответить. Мобильник захныкал. Лешка Лось возник из небытия!
- Лилька, как дела? Я тут освободился совсем. Вручение будет завтра, сегодня нам парили мозги какими-то речами и стихами...
- Леша, я сейчас. Я сейчас за тобой подъеду и отвезу тебя домой. Я сегодня сутки дежурю. Ты где?
Лешка объяснил, где.
Доктора, особенно Руся, смотрели на Л.А.Добровольскую с живым интересом.
- Лилия Александровна, вы вступили в тайный брак? - спросила Руся.
- Нет, - Лиля покраснела, - это двоюродный брат. Из Подмосковья. Я потом тебе расскажу.
И побежала по коридору, на ходу снимая халат.
- Эй! - крикнул Лешка, позвонив снова. - Слушай, ты не парься. Если ты дежуришь, я опять у ребят зависну. Без тебя мне чего там делать-то?
- Да? - Лиля побледнела, халат повис на одном плече. - Тебе это удобно, Лешечка?
Вот так. Лешечка. Докатилась, доктор Добровольская.
- Лилия Александровна, экстренный! - закричала Элька-постовая. - Отек гортани!
Лиля надела халат. Положила мобильник в карман. И пошла спасать человеческую жизнь.
Зачем спасать жизни, если эти жизни все равно покроются коростой страданий и аллергическими прыщами тоски?
Этот день можно было бы и пропустить. Если бы Костя на поволок Лешку в клуб "Шторм", где, по негласной договоренности, собирались начинающие поэты и молодые писатели. Не имеющие денег и блата, само собой. Те, кто имеет деньги и блат, тусят в клубах подороже, или вообще на писательских дачах.
В "Шторме" к Косте и Лешке подсели многочисленные инженеры человеческих душ, будущие и даже настоящие. По большей части парни. Среди них Лешка чувствовал себя супер-человеком. Ни один из будущих Маркесов и Достоевских не обладал самым главным для писателя качеством.
Думаете, главное качество - это талант?
Или - способность к сопереживанию?
Фиг вам! Это харизма.
Обаятельный писатель создает обаятельные строчки. Они могут не содержать никакой великой идеи. Могут, вообще, быть безграмотными. Но харизма растворит все, разгладит все. Под соусом из харизмы читатель проглотит любое фуфло.
Лешка сразу же обаял и покорил московских пишущих мальчиков. Они не могли устоять перед хулиганским напором. В тот момент, когда Лось уже отдавал приказы этим засорятелям Интернета, пришла Полина.
Надо ли говорить что-то еще?
Полина была золотистая, облачная, сверкающая залпами блесток. У нее были русые волосы до лопаток. Голубые джинсы облипали ее бедра колдовским способом: было видно, как покачивается эта красота при ходьбе, было непонятно, где центр покачивания.
Лешка смотрел на нее ошалевшими глазами. Ровно полминуты. Потом вскочил и придвинул Полине свой стул.
- А я не одна, - сказала Полина, - я с Михасиком. Где бы ему стул добыть?
- Эй! - крикнул Лешка официанту. - Можно вас? Нам еще два стула.
И добавил, глядя мимо Михасика на Полину:
- И пешком постоял бы... все равно, скоро уходить.
- С чего ты взял, что мы скоро уйдем? - удивилась Полина.
- Ты - конечно, не уйдешь. А он уйдет.
- Почему?
Лешка сказал, сощурив свои вампирские глаза:
- Потому что ты останешься со мной. А он - с фигой в кармане.
Михасик ничего не вякнул. Позже Лешка узнал, что Полина - дочь известного "настоящего" писателя. А Михасик - всего лишь секретарь ее папы. Литературный негр, если честно. Делающий из неудобоваримых черновиков грамотное и стройное чтиво.
Но тогда Лешке это было по фигу. Тем более, Полина была та еще зараза. Сказала нахально:
- Юноша, вам никто не говорил, что вы потрясающе уродливы?
Полина никого и ничего не боялась. Особенно в "Шторме". Две трети литературных мальчиков истерли пол в прихожей ее папы. Просили рецензии, рекомендации, адреса.
Лось взял Полину за запястье и сжал - небольно, но властно.
- Говорили. В этом вы не оригинальны. А я оригинален и неповторим, за что вы меня и полюбите.
- Я? - Полина захохотала.
В шесть утра, добравшись наконец до оргазма (после третьего сеанса орально-мануальной стимуляции), Полина заснула на Лешкином плече. Лешка не мог спать. Его переполняло чувство Бесконечности.
Ему подчинились Литература. Москва смотрела на него снизу вверх. Самая красивая девушка Москвы, уносимая валами первого в жизни оргазма, простонала:
- Лешка, я же люблю тебя, Лешка!!!
Лешка, не вставая с постели, нашарил на полу свои джинсы, извлек из кармана зажигалку и сигареты. Закурил.
Зелененький плюшевый медвежонок и Аврил Лавинь на постере, висевшие над Полининой кроватью, усмехнулись. Никто прежде не смел курить в постели Полины!
- А я смею, - сказал Лешка медвежонку и Аврюше, - я всё смею!
Назавтра Лешка получил свою премию. Были овации. Снимал канал НТВ.
После церемонии к Лешке, не выспавшемуся и голодному (Полина покормила одним кофе), подошли двое господ. Они - представители московского издательства, сообщили господа. Они хотели бы издать сборник Лешкиных рассказов.
Лешка согласился приехать завтра в офис издательства, для заключения контракта.
Он до сих пор не слышал, что винтики и шпунтики Машины Судеб яростно скрипят.
System error!
Рекомендовано восстановление файлов!
- Полли? Ты что делаешь? Спишь еще, ни фига себе! Сейчас я подъеду, котенок, будем праздновать покорение Москвы!
Лиля Добровольская посмотрела на дисплей мобильника в сто пятый раз. Уже четыре часа дня. А Лешка не звонил. Лиля накрылась с головой одеялом. Вроде бы спит после дежурства, а на самом деле позорно плачет. Лицо все опухло, страшно показаться родителям. Сама позвонить Лешке Лиля почему-то не могла.
Вечером мама задала вопрос - бестактный и спасительный одновременно:
- Лиля, а где твой мальчик, этот писатель? Вещи его здесь, а самого не видно... уже уехал?
- Нет, он в Москве. Но ему рано вставать, и он ночует у друзей, которые поближе к месту конференции.
- Как же он без вещей?
Лиля ухватилась за эту зацепку. И позвонила Лешке.
Синий переделкинский вечер был оттушеван ночной фиалкой, которой засадил свои клумбы Полинин именитый папа. Фумитокс беспощадно разил комаров, если они все же пропихивались через сетки на дачных окнах. Лешка и Полина лежали, обнявшись. И мечтали каждый о своем. То есть - Лешка о Славе и Яркой Жизни, Полина - о Вечной Любви и Свободе от папы.
Дима Билан пел на английском, чтобы не сбивать мысли. Лешка английского не знал, а Полина не знала такого английского, на котором поют русские певцы.
Зазвонил мобильник. Лешка встал голый (кроме татуировки на предплечье, еще одна - на правой лопатке), ответил сонно:
- Да?
- Леша, это Лиля. Ты где сейчас? Приедешь сегодня?
- О, сегодня никак. Я в Переделкине, на даче одного известного писателя. Утром еду в издательство. Мне же издаваться предложили, Лилька!
Лиля спросила, кто да как. Лешка рассказывал дружелюбно. Но ничего не спросил о ней. И вообще, ничего личного не было в его голосе. Лиля не ошиблась.
- Я просто беспокоюсь, как ты там, без вещей?
- Я купил себе бритву, зубную щетку и упаковку трусов. Как смогу, подъеду! Ну, давай!
Лиле впервые в жизни захотелось отравиться.
Поскольку Лилия Добровольская и Алексей Лосев нарушили законы Фатума, повествование резко выпрыгивает из рамок реализма и достоверности. Начинаются совпадения и другая романтическая галиматья. Они сами виноваты!
В двенадцать дня Лиля выехала из дому, чтобы успеть в Маринкин офис к Маринкиному обеденному перерыву. Она бы чокнулась, если бы ей пришлось ждать до вечера.
- Ну, доктор Добровольская, ты даешь! - восклицала Маринка над спагетти и кофе. - Такие приключения вертишь, куда там мне грешной!
- Марин, ну какие это приключения! Нервный срыв настоящий. От одиночества или сексуальной неудовлетворенности. Чёртов Кирилл совершенно расшатал мне психику...
- Нет, не отпирайся! Ты авантюристка в душе. Это хорошее качество.
- Очень! Позволять себя использовать более шустрым авантюристам.
- Лиля, брось ныть! Что тебе мешает самой поехать к этому Лешке? Ты знаешь, где его конференция проходит?
- Ну, да.
- Так поезжай туда сама! И позвони - типа, я здеся! Куда он тогда денется?
- Хватит, я за Кириллом бегала пять лет...
- Пошел в задницу этот Кирилл. Он в прошлом. А Лешка - приключение. Отдых для нервов.
- Мне бы не приключения. А семью, что ли, создать...
- В состоянии вечной депры семью не создают. И, послушай, купи себе чего-нибудь из одежды, поярче, слепила себе образ серой мыши. Какому Лешке это понравится?
Лиля проводила Маринку в офис и пошла к метро. Рядом гомонил рынок, и Лиля решила не то, чтобы Маринкины пошлые советы воплощать, а просто развеяться, купить себе какую-нибудь шмотку.
Ярко-розового цвета, ехидно сказала она себе. Чтобы быть авантюристкой самого низкого пошиба.
Лиля бродила по рынку. И там ее приметили Братья. Какие точно Братья, не скажу. Правильнее было бы называть - Сестры. Потому что это были две крысы женского пола в платочках, в черных уродских юбках до земли. С постными рожами, на которых написан был охотничий азарт.
- Девушка, Сестры священного братства приветствуют вас. Мы видим, что вы в горе. Одиночество или болезнь близких, измена супруга или финансовые трудности - слово божье лечит все страдания. Придите к нам, испейте из источника чистой веры...
Обе сучки обладали хорошо поставленной техникой внушения, а то и гипноза, кто их знает.
Лиля была страшно внушаемая. На ее лице читалось несчастие. Именно таких вылавливают Сестры и Братья во всем мире.
Еще пара минут, и они увели бы ее на молитвенное собрание.
Благо, Лешка увидел. Он шел из издательства. Оно оказалось как раз на той станции метро, где и Маринкин офис.
Лешка уже купил букет белых роз и собирался ехать к Полине. Полина балдела только от белых роз.
- Эй, куда, зачем! - он живо оттер Сестер от бледной и вялой Лили. - А ну, марш отсюда, крысы!
Сестры мигом учуяли запах вампирской силы. И рассеялись в пространстве. Как космическая пыль.
- Лилька, ты с ума сошла! - закричал Лешка, когда рынок был благополучно оставлен. - А еще москвичка, бля! Ведешься на такую туфту!
- Ой, Лешечка, - сказала Лиля болезненно-счастливым голосом, - я сама не знаю, что со мной...
Ее голос вдруг проник Лехе прямо под кожу. Как инъекция с неведомым витамином. Ой, Лешечка. Полина тоже так говорила. Но нет у Полины такого голоса, или таких слабых и бледных глаз, или еще чего-то... Нет этого у Полины.
- Пойдем. Я ведь к тебе собирался.
- Да?
Розы перешли в растерянные Лилины ладошки. Доктору Добровольской часто дарили букеты. Темно-красные голландские розы, напичканные тонизирующими снадобьями, длинные и неживые.
Белые розы из подмосковного сада благоухали всеми красотами Вселенной.
- Ой, - сказала Лиля. И всё.
С Лилей-то все давно понятно. А Лось что творит?
Родители Лили смотрели на экзотического мальчика во все глаза. Поскольку Лиля и Лешка никак не сочетались в их сознании, папа и мама решили срулить. Подальше от лишних мыслей, все бы люди так делали.
Лиля налила пламенно-красного борща. Добавила Лешке сметанки. Ложку, еще одну, и третью. Она бы положила и пятую, и десятую, если бы телефон у Лешки не зазвонил.
Лешка тоже не замечал переборов со сметаной. Он рассказывал Лиле про конференцию. Про ребят: Костю, Димку, даже Ташу. Имя Полины не упоминалось. Полина почуяла это на расстоянии и позвонила Лешке.
- Тебе звонят, Лешка, - сказала Лиля.
Лешка глянул на дисплей. Полина, сказали зелененькие буковки. Далекое имя из старого-старого сна.
- Надо его выключить, на фиг!
-Ты рассказывал про издательство, - подсказала Лиля. Она сидела напротив Лося и слушала его, подперев щеку рукой.
В этой позе и во взгляде Лилиных глаз было нечто ирреальное. Лось подумал - это потому, что ни одна девчонка никогда не слушала меня вот так, рот разинув, вот так, глаза воткнув мне в зрачки.
На самом деле работал Всемирный Закон Нарушения Закономерностей. Лилия Добровольская и Алексей Лосев обрели необычные способности. На них действовали силы других измерений. Эти силы всегда действуют на влюбленных, творческих и просто дерзких.
Жалко, что влюбленные, творческие и дерзкие не умеют управлять этими силами...
Ночью Лешка проснулся. На мобильнике было три часа ночи. За окнами дули жаркие московские ветры: запах асфальта, отсветы миллионов чужих жизней. Лешка взял блокнот и ручку и пошел в туалет.
Лиля и ее родители спали в соседних комнатах.
Сев на унитаз, Лешка открыл блокнот, и строчки побежали сами собой. При этом, Лешка видел не клетчатый листок, а Лилино белое плечо, родинку на левой груди, которую он целовал днем.
Город спит неестественным сном.
Я дойду до угла, а потом…
Света нет ни в одном окне.
Света нет вообще - в стране.
Мир летит в никуда без меня.
Мне бы света - хоть каплю огня.
Звезды сгинули, ветер сдох.
Спят министры, войска и Бог.
Я не сплю от болезни своей.
В темном городе жду огней.
Хоть бы где-то зажглась комета,
Свечка, спичка, мне разницы нету!
Черный цвет - это смерть и тоска.
Черный цвет, и я снова в тисках.
Почему тебе нравится мрак?
Неужели не страшно - так?
В черноте задыхаюсь, спаси!
Вот и свет!!!
Это фары такси...
Лиля в это время спала, и снились ей, в силу обретенных способностей: черные улицы, такси, которое разрезало мрак напополам. И Лешка, который целовал ее резко, как будто кусал. Именно так он целовал ее днем, пока не вернулись родители. Запах его тела до сих пор остался на Лиле. Запах проникал в ее сон.
Это был самый сладкий сон в жизни. Черное тоже бывает сладким.
Полина не спала всю ночь. Она как наяву чувствовала все предательские Лешкины прикосновения к Лилиной коже. Ее мутило от ревности. Двенадцать СМС-ок ушли в мертвую тишь (Лешка ведь отключил мобильник). Утром эти СМС-ки завыли хором в оживленном телефоне.
- Кто это так тебя домогается? - спросила Лиля.
Они шли вдвоем к метро. И хотя народу было необозримо, Лешка крепко держал Лилю за руку.
- С тобой как с дитем надо носиться, блин, - сказал он, - тебя то ли в секту запишут, то ли трахнут на ходу...
Лиля смеялась. Ей было легко и чудесно. А в вагоне Лешка усилил состояние счастья, положив ей на колени свой блокнот.
- Почитай. Ночью сочинилось.
- А я думала, ты стихов не пишешь, - сказала Лиля благоговейно.
Лось заметил благоговение. Оно было неподдельное. Часто ли вы видели в жизни неподдельное благоговение?!
Нет, вовсе не был Лешка Лось любителем паточно-сладкой лести. Он был абсолютно такой же, как вы и как я. Он хотел любви. Чтобы его почесали за ушком и погладили по шерсти. Полина тоже гладила вампирскую шерсть, да. Но ее восхищал, грубо говоря, Лешкин член. А Лилю восторгали стихи, излившиеся из самых крошечных родников Лешкиной души.
У хулиганов тоже есть души. Это правда, на сто процентов.
Костя, Димка, Таша и Родион ждали Лося около торгового центра, сваянного из стекла, никелевых воздушных лестниц и рекламных фиговин. Все парни были в черных футболках. А экспрессивный Родион вообще свою футболку снял. И ждал Лося в джинсах и татуировках.
Поскольку ждать было скучно, компания уже дважды спустилась в подземный переход. В атмосферу, пропахшую кошачьей ссаниной и беляшами, менты не совались. Три литературных мальчика и литературная девочка дважды всласть перехватили травяного кайфа.
- Вот он, Леха! - крикнул Димка. - С какой-то чиксой беспонтовой.
Все рванули за угол, чтобы увидеть Лешку. Его ждали с Полиной, которую знала вся литературная юность Москвы.
Девушка, шедшая за руку с Лешкой, не сверкала золотыми искрами и не играла чудными блестками, как Полина. На ней была бежевая юбка, закрывающая колени. Таша не надела бы такую юбку даже под угрозой вечного отлучения от компьютера. Еще господа постмодернисты разглядели русые волосы, падающие на плечи без намека на креатив, и босоножки на плоской подошве.
- Где он выдрал эту гувернантку? - спросил Костя с неподдельным ужасом.
Никто не ответил. Ужас обуял весь постмодернистский клан.
- Привет, уродцы, - весело поздоровался Лось.
- Привет, - сказала Таша, которая, одна из всех, владела еще даром речи.
Таша смотрела не Лешке в лицо, а на Лилины босоножки. Влюбленный хулиган не замечал низменных взглядов. А влюбленная барышня ощутила их, как ощущает содранное колено ватку с йодом. Она отпустила Лешкину руку.
- Знакомьтесь - это Лиля. А это вот - Костя, Таша, Димка, Родя...
Лиля чувствовала, как постмодернисты выжигают ее любовь спичками, зажигалками, огнеметами и ядовитым газом.
- Очень приятно, - сказал Костя. И тут же добавил:
- Можно тебя на минутку, Лех?
Лиля осталась одна под огнем. Несколько минут она терпела пытку. Неугодную сжигали молча, разговаривая только глазами.
"Да она же старше Лехи!"- сказали глаза Родиона.
"Она реально старая тетка!" - добавил испуганно Димка.
"Дело не в возрасте", - сказала Таша (она сама была старше мальчиков, что искусно скрывала), - "бля, ну и говнодавы!"
Лиля все слышала. Нарушив вселенское равновесие, она получила дар слышать чужие мысли.
Нет ничего страшнее.
- Лось, ты совсем с дуба рухнул? - спросил Костя.
- Есть какие-то траблы? - приподнял брови Лешка.
- Где Полина?
- Полина? - переспросил Лешка. - А при чем здесь Полина?
- Мы думали, ты с Полиной придешь.
- Вам не понравилась моя Лилька? - наконец дошло до Лося.
- А как она тебе могла понравиться?
Лешка оглянулся. Лиля стояла вроде бы с его друзьями. На самом деле друзья дистанцировались и составили дружную группку. Лиля была напротив группки - как береза напротив зарослей чертополоха.
Она была красивая.
Костлявая Ташка выглядела на фоне Лили щипаной курицей.
Родион и Дима - два черных чучела, вообще выглядели психами, сбежавшими из дурки.
- Вы все чокнулись, что ль? Нормальная девка. Я не обсуждаю ваших девок, Киря. Это как-то, друг мой, неэтично и претенциозно.
Лешка еще ерничал, хотя разговаривать с Костей и прочими ему уже не хотелось.
- Леха, я все понимаю, у нее небось квартира в центре... но, Леха, Полина была твоим шансом выдвинуться. Ты же в курсе, кто ее папа. И я ни разу не видел, чтобы Полина так западала по ком-то...
- Мой шанс выдвинуться, - сказал Лешка, и зрачки его вдруг странно отсветили красным, - это мой сверкающий, блестящий и непревзойденный талант. Понимаешь это, Костян? И квартиры мне все на свете похер. Даже пусть в центре Нью-Йорка.
Он решительно подошел к Лиле и взял ее за руку.
- Пошли. У меня возникло срочное дело.
Он даже не попрощался с ребятами.
- Обиделся, - пояснил Костя, - а что я такого сказал? У Лехи самомнение, ****ь, выше Эвереста!
Остальные молча смотрели на спины удаляющихся Лешки и Лили.
- Куда мы идем, Леш?- спросила Лиля.
Она не подала виду, что прочитала мысли литературной молодежи. Она вообще не спросила, почему они с Лешкой ушли. И Лешка не говорил об этом.
- Я сейчас буду делать из тебя креатив.
- Из меня? - страшно испугалась Лиля.
- Ага.
- А как?
Лешка посмотрел на Лилю сверху вниз. И взъерошил ладонью свои черные лохмы.
- А секретов художника я вам, барышня, раскрыть не могу. Все равно ни хрена не поймете.
Дальше все понеслось сумасшедшим карнавалом. Лиля не пробовала сопротивляться. Противостоять Лехе Лосю сейчас мог бы только Эмпайр-Стейт-билдинг. Такой мощи энергетический вихрь несся от Лехи.
Первым делом он поволок Лилю по бесчисленным бутикам того самого стеклянно-никелевого центра. Лиля не понимала вообще, что вступило в дурную лосиную башку, и только говорила слабым голосом, пугаясь цен:
- Лешечка, может, не надо?
- Я нормально зарабатываю в пыли под автомобилями, - отвечал Лешка.
Он выбирал стремительно и точно, не думая, не разглядывая особо. Конечно, вкус у него лучше, чем мой, думала Лиля. И гениальное чувство стиля. Ему бы модельером быть...
Была ли вообще на свете профессия, которая не подошла бы Лехе Лосю?
В отделе канцтоваров Лешка приобрел ножницы. Затем усадил Лильку на банкеточку в коридоре торгового центра.
- Сейчас, несколько важных штрихов. И я закончу свою повесть.
- Какую повесть? - спросила совсем ошарашенная Лиля.
- Повесть называется "Любовь авангардного писателя".
Леха вытащил из кармана джинсов маленькую расческу, которую использовал для создания отдельно торчащих прядей в своем хаере, и стал Лильку прямо здесь стричь.
Она охнула от ужаса, и больше ничего поделать не могла.
Народ стал оглядываться. Народ стал ржать и толпиться. Москва видала всякое. Но Леха Лось приехал, чтобы Москва совсем очумела.
- Молодой человек, что вы творите? - пропихнулся вперед консультант в форменной рубашке и скучном галстуке.
- Стригу свою подругу. А тебя не буду, потому что некогда.
Консультант застыл, как жена библейского Лота.
Лиля только видела, как летят на пол ее волосы. Пряди были разной длины и толщины. По всей видимости, через час меня сдадут в психушку, подумала Лиля.
- Всё! - объявил Лось. И спросил толпу:
- Нормально?
Толпа зааплодировала. Лиля бросилась к зеркальной витрине. И невольно заулыбалась. Стрижка была абсолютно такая, о которой Лиля грезила, но не имела смелости такую сделать. Рваное и дерзкое всегда нравилось наивной Барышне.
-Ах, Лешка!
- И это все? Вся рецензия по поводу гениальной повести? - спросил Лось, гордый собой, влюбленный и окончательно съехавший с катушек.
- Впрочем, я ведь тебя еще не одел! Идем!
Они ввалились в бутик, где Лешка полчаса назад купил для Лили шмотки. Лешка закинул подругу в кабинку для переодевания. И сам туда влез, потому что ведь Лилька - бестолковая баба, и способна штаны надеть через голову.
Хотя, штанов Лось ей как раз не купил. Он считал полнейшим безобразием, когда женщина не вылезает из джинсов.
Он купил красную маечку с одним плечом. На маечке была кошмарная надпись: "100 % sexy". Даже в пьяном состоянии Лиля не купила бы себе подобного.
К маечке была подобрана юбочка. Джинсовая и коротенькая. Последний раз Лиля носила юбку такой корочины... ммм, да никогда она таких не носила!
- Ноги красивые, блин, - сказал авторитетно Лось, - чего прятать?
Довершили фишку три толстых металлических браслета с обрывками цепей. Цепи мотались во все стороны. К одному обрывку было привешено металлическое словечко Fuck. Лиля с ужасом рассмотрела эту деталь, но сказать вслух ничего не смогла. Лешка был в состоянии буйного вдохновения. Он нагнулся и застегнул на Лилиных щиколотках черно-серебряные босоножки на платформе.
- Вот. Теперь повесть закончена.
Лиля увидела в зеркале именно то, что хотела бы видеть давным-давно, для сочетания с вожделенной стрижкой.
Мечтавшая о Необычном, она сама, в общем-то, хотела быть Необычной.
Она сказала это Лешке. Лось шлепнул ее по плечу, как пацана:
- Послушайте, девушка, если бы вы были обычной, я бы никогда на вас не запал!
Вечером того же дня Лешка и Лиля сидели в клубе "Шторм". И ждали Костю, Ташу и иже с ними. Лиля чувствовала себя в красной маечке и вызывающих браслетах гораздо уютнее, чем в белом халате. Все дело в Лосе, он сидел рядом, держал пальцы сплетенными с Лилиными, и транслировал Лиле свою бешеную энергию.
Эта трансляция - дело гораздо более приятное, чем секс. Поверьте Лиле, она врать не будет!
Друзья явились, и, конечно же, утрешней скучной тетеньки не узнали. Вот как ведутся люди (даже молодые и талантливые) на шелуху, кожуру, скорлупу... Отсюда вывод - все эти таланты были деланные и ненастоящие рядом с Лешкой Лосем. Он-то понял Лилю вне оболочки.
Или же просто Лешка и Лиля удачно поломали вселенские электронные весы.
Все пили пиво и смеялись. Никаких тормозов в общении не было. Лешка был счастлив. Лиля была счастлива. Остальные, если честно, мне по фигу.
В том числе и Полина. Костя успел-таки выйти на улицу и звякнуть ей на мобильник. Зачем он это сделал - на его совести. Но Полина уже через полчаса нарисовалась в клубе. Как говорится, хрен сотрешь.
Глаза ее рассыпали не волшебные блестки, а злые зеленые огни. Часть огней высыпалась на голову Лешки Лося, но гораздо больше досталось Лиле. Лиля ощутила реальную боль. И от огней, и от того, как красива была неизвестная ей девушка.
Лиля, конечно же, сразу поняла, что Лешка с Полиной спал.
- Ах ты, мразь, - выдохнула Полина, - мой парень тебе понадобился? Своего нет? Сука драная!
Полина рванула в бой так стремительно, что со стола посыпались бутылки, а из-за стола - люди на опрокинутых стульях.
Женщина в ревности сильнее самолета-истребителя.
- Полька! Охуела! - крикнул с пола низвергнутый вместе со всеми Лешка.
Полина не слышала - она с урчанием рвала Лильку за волосы. И тут произошло очередное чудо. Лилька, позорно побитая Серебряной Девой, интеллигентная и хрупкая, вдруг извернулась и схватила Полину за горло. Дальше было уже легко - повалить красавицу, надавать по щекам красавице, заставить красавицу выть и плакать наподобие трехлетнего дитяти.
Костя и Димка оттаскивали Лилю, что было сложно. Лиля вошла в раж. Костя схлопотал от нее по морде - просто так, под горячую руку.
- Да ну, Лось, сам возись со своей бабой, бешеная реально...
Уже бежали вышибалы и официанты. Только тогда Лешка отцепил Лилю от Полины.
- Пойдем. Ну, ты озверела, бэби... я нарочно наблюдал. Никогда за меня бабы не дрались.
- Козел ты, это давно известно, - сказала Лиля.
Но радостным голосом - от ощущения победы.
Расплатились (под вой Полины, которую Ташка увела в туалет умываться), и покинули "Шторм". Небо было звездное и праздничное. Звезды покачивались в густой синеве, как светляки в лесу.
- Ты видела когда-либо светляков? - спросил Лешка у Лили.
- Нет.
- Ничего, приедешь ко мне в гости, я тебе их мильон покажу.
Полина вышла из клуба и заорала на весь проспект:
- Запомни, Лось паршивый! Тебе это так не пройдет! Сто хренов тебе в глотку, а не литература! Я тебе все каналы перекрою, ублюдок деревенский!
- Спасибо, Полина Владимировна! - крикнул в ответ Хулиган. И схватил Лильку за талию.
Он был переполнен восторгом.
А назавтра он уезжал в свой город.
Лиля проводила Лешку с улыбкой на лице и чернотой внутри. Она понимала, что ее Лучший Роман закончился. Такие вещи не живут долго, и Хулиган с Барышней встречаются один раз в жизни.
Лиля шла домой, все еще в красной маечке и джинсовой юбке. Плакать хотелось ужасно, а тут еще мобильник затрещал.
"Лешка!"
- Лилек, - произнес сумрачный голос, - мне что-то так хреново... не могла бы ты прийти? Просто вина попьем...
- Кирилл, - сказала Лиля весело, - ты мне больше не звони, а? Я, видишь ли, замуж вышла!
"А вот пойду в этом завтра на работу! Пусть все окосеют!"
- Лилия Александровна? Это Белоногов беспокоит. Как насчет курса лекций для врачей? Расписание подстроим под вас, обещаю.
- Вы всегда обещаете, Иван Алексеич. А ведь у меня отделение и прием...
Лилия Александровна уже подписала все истории болезней, сделала назначения вновь поступившим. Мирно подкатывал вечер. Скоро Москва снизит на полтона свои шумы. А клиника уляжется спать. В хлорочном запахе тихо будут витать сиреневые сны.
И будет стучать клавиатура. Доктор Добровольская должна пообщаться со своим другом Алексеем Лосевым. Уже просто другом. Потому что отцвели июньские пионы, время отпусков, время всемирной расслабухи.
- Книга все равно выйдет не раньше ноября, - сказал ей вчера Лешка, - так что я пока буду торчать в своем Мухосранске. Сейчас собираюсь в отпуск. В Турцию, видимо, махну.
Лиля сглотнула горькую слюну. Конечно, не напомнила, что он звал ее в отпуск к себе.
Это должно было пройти - закономерность.
Лиля заварила себе кофе, вытащила из шкафчика подаренную кем-то коробку с тортом. Включила компьютер.
Оп-па! Аська сообщила, что Алексей Лосев - не в сети. Лиле стало совсем серо. Она придвинула к себе коробку с тортом, но не успела вонзить нож. Глухая тоска кусала ее под ложечкой, заставляла - позвони, позвони!
Ну, позвонила Лиля.
Абонент вне зоны действия сети. С ума сойти можно от всего этого. Торта уже не хотелось, более того, при виде торта Лилю вдруг затошнило. Еле-еле она запила тошноту кофе.
Больше ничего не хотелось. Лето казалось не летом, а мучительным черным ноябрем. Интернет утратил волшебные краски.
Лиля выпила две таблетки валерьянки и легла спать. Точнее, ушла в страну, где нет запахов, цветов и движений. Там ночуют все несчастные, которым не снятся сны.
А Лешке сон как раз снился. Лешка вернулся с работы, замученный до смерти. Ему не хотелось ни музыки, ни компа - только пожрать и спать! Употребив полсковородочки мамкиной картошки, он завернулся в одеяло и уснул. Днем вертелся в голове какой-то офигительный сюжет. Сейчас этот сюжет крутился в Лешкином сне.
Лешке вообще показалось, что это реальность!
Лиля сидела у подножия памятника Пушкину, прямо на земле. И кормила с рук голубей.
- Привет! - сказал ей Леха.
- Здравствуй, Лешечка. А мне тут твоя Полина звонила...
- Лиль, сколько раз тебе говорить - она не моя. Если моими будут все, кого я трахнул когда-то от скуки...
- И много их будет?
- А я знаю? Я ведь не господь бог. Давай погуляем. Чего ты тут сидишь?
Лиля и Лешка пошли по площади, мимо множества счастливых туристов. Внезапно появилась из-за угла Полина, и не одна. С нею был редактор издательства, которое делало сейчас макет Лешкиной книги.
- Вот он! - крикнула Полина. - Перекройте ему каналы!
- Кого вы слушаете? - заорал Лось. - Эту зажравшуюся писательскую дочку?
Неожиданно проявился из толпы козел Эд, друг так называемый Лешкин.
- Свидетельствую! - крикнул он. - Его проза не подходит ни для одного издательства! Она неприемлема для обывателя, а обыватели составляют девяносто процентов всех читателей!
- Да пошел ты! - крикнул Лешка. Его просто трясло от ярости. А тут и Аленка Брусенцева высунула рожу. Куда ж без нее!
- Ты его выгонишь, - сочувствующим голосом сказала она Лиле, - он шизофреник. Лишь бы не работать, бабки домой не носить...
Лиля посмотрела грустно на Лешку. И он вдруг увидел ее на широком трапе теплохода, который, с какого-то хрена, причалил прямо к площади.
- Прощай, - сказала Лиля, - мне не нужен бездельник с закрытыми каналами.
- Кого ты слушаешь! Этих уродов! Лилька!!!
Но Лиля шагнула вверх по трапу. И Лешка завопил в ужасе. Кот, спавший у него в ногах, издал истерический вой. В соседней комнате отец вскочил - узнать, в чем дело, ударился ногой и глухо заматерился. Лешка проснулся, весь в поту. Тошнило, в глазах плыли синие тарелки.
Он схватил мобильник. Нажал Лилин номер.
- На вашем счету недостаточно денег для звонка этому абоненту, - ответила в ночной тиши девушка-робот.
Едва-едва Лешка дожил до утра. В восемь утра открывают продуктовый. Лешка чуть не прибил тощую тетку-продавщицу, которая открыла магазин ровнехонько в восемь, хотя уже с полвосьмого видела болтающегося за дверью Леху Лося.
Лешка засунул в аппарат сотку. Она застряла. Лешка вытащил и снова пихнул. Сотка смялась в гармошку.
- Теть Ань! - крикнул Лешка отчаянным голосом. - Дай ровную сотку! Аппарат у вас дебильный, давно в ремонт пора!
- Хосподи, - сердито сказала продавщица, ковыряясь в кассе, - и как раньше жили люди без телефонов...
Лешка не успел запихнуть купюру в приемник. Зазвонил его мобильник. Лиля среагировала на Лешкину тревогу даже через сто шестьдесят километров.
- Лешка, привет, - сказала она, - а я просто проверить... У меня вчера твой номер не отвечал...
- Да я его выключил, а сейчас денег нет... Лиль, скажи, если у меня не выйдет с книгой - ты меня не бросишь?
- Почему не выйдет?- удивилась она.
- Да мне сон поганый приснился... Так не бросишь?
Лешка орал на весь магазин. Тетка Аня сердито зашипела. Но алкаши, прибежавшие с утра за опохмелкой, и бабы с продуктовыми авоськами сочувственно слушали и ухмылялись.
- Не знаю, - сказала Лиля, - я вот с утра тест сделала на беременность.
- Положительный? - крикнул Лешка.
- Не знаю. То есть, он то ли положительный, то ли... Неотчетливо.
- Не выноси мне мозг, - заорал Лешка, - конечно, положительный! Купи еще один, и перезвони. А я по-любому приеду на выходных.
Конец.