НА ХОЛМАХ, ГДЕ МШИСТЫЕ ВАЛУНЫ
Увидев на пороге комнаты парня с винтовкой, женщина тут же догадалась, что война за Независимость окончилась.
- Говори же! - попросила она, сильно побледнев.
Парень сказал:
- Твой муж остался там…
Женщина не поняла:
- Остался?
- Остался!
- Там?
- На холмах, где большие валуны… - парень прикусил губу.
Женщина покачала головой и неслышной походкой отошла к окну.
- На холмах? - спросила она, не оборачиваясь. - Мой муж теперь там?
- Легионеры забросали нас гранатами…
На миг женщине показалось, что вдали, там, где Иерусалимские холмы, упало небо.
- Могила моего мужа на холмах? - едва слышно проговорила она.
- После гранат, там уже ничего…Мы едва успели оттащить раненых…- парень надолго замолчал и вдруг, заметив стоящую возле стены детскую коляску, заставил себя улыбнуться.
- Живите ещё! - сказал он, уходя.
Женщина отошла от окна лишь под утро, и вдруг почувствовала, как её мозг раскалился от неудержимой, мучительно сверлящей мысли о смысле своей будущей жизни и о том, что отныне она навсегда свяжет себя с тем, что осталось там, на холмах…
* * *
В один из весенних дней, когда земля под Иерусалимом подсохла, она взобралась на холмы не одна, как делала это обычно, а вместе с пятилетней девочкой, которая, весело перебегая от валуна к валуну, издали выкрикнула:
- Мамочка, может быть, это здесь?
- Может быть…- ответила женщина.
- А может, там? - косым взглядом девочка проследила за уходящей от её ножек узкой полоской тени.
Не трогаясь с места, женщина шумно вздохнула, поправила на голове косынку и посмотрела туда, где над верхушками деревьев кружила большая чёрная птица.
- Где-то здесь…- прошептала она. - Где-то здесь…
В полдень девочка пожаловалась на усталость, и тогда они спустились с холмов на обочину дороги, чтобы дождаться пригородного автобуса в Иерусалим.
Шофёр, открывая дверцы, спросил:
- Ну, что?
- Женщина молча опустила голову.
* * *
Однажды в один из летних дней девочка, прислонившись к самому большому валуну, сказала:
- Ты, мамочка, не знаешь…Ты каждый раз не знаешь…
Женщина пожала плечами.
- Сегодня ты опять не знаешь, да?
- Где-то здесь! - устало проговорила женщина.
- А может быть, там? - девочка махнула ручкой в сторону тех холмов, к которым спешили белые облака.
Женщина посмотрела на дальние холмы, и её голова упала на грудь. Прикрыв руками лицо, она вдруг испугалась пришедшей на ум мысли: «Вдруг моя голова теперь живёт отдельно от тела?..»
- Может быть! - сказала она.
- У меня болят ножки! - пожаловалась девочка.
Женщина безвольно опустила руки.
- Мамочка, - сказала девочка, - я больше не хочу на эти холмы!
* * *
В последующие полвека женщина приходила на холмы одна и, ласково трогая заросшие мхом валуны, жадно глотала воздух.
Тишина.
Безответность.
Мысли.
Всякие.
Порой самой непонятные.
А в конце дня женщина спускалась к обочине дороги.
- Ну, что? - спрашивал водитель пригородного автобуса.
* * *
Зимой мир становился мокрым, холодным, лишним.
Пустота.
Мертвенность.
Усталый мозг.
Усталые глаза.
По ночам женщина металась в постели, зовя к себе из памяти прошлого нежность.
И томилась верой.
И безверием.
Спать!
Уснуть!
Спать!
Уснуть!
Утром – новый день…
Новые глаза…
Новые холмы…
Новые боли в груди…
Прибегал внук, и тогда женщина читала ему книжки о войне за Независимость или рассказывала о дедушке, который там, на холмах, остался…
Однажды внук сказал:
- Мама считает, что теперь дедушку не найти…
- Мы найдём! - перебила женщина.
- Правда?
- Мы найдём!
Мальчик обнял бабушку и спросил:
- Это тогда, когда я стану взрослым?
- Торопиться быть взрослым ни к чему, - сказала бабушка.
«Уснуть!» - говорила она себе, оставаясь одна и пытаясь разглядеть сквозь размытые ночью стёкла окон дальние холмы. -
Спать!
Уснуть!
На стене, над кроватью, фотография дочери и внука.
Спать!
Уснуть!
Спать!
Уснуть!»
Молитва -
Долгая.
Жаркая.
Честная.
Однажды сердце женщины разорвалось.
* * *
От своих сверстников внук отличается разве лишь тем, что два раза в год – весной, когда земля под Иерусалимом подсыхает, и ранней осенью, когда спадает жара – он взбирается на холмы и там долгими часами бродит, что-то высматривая за валунами, покрытыми густым наростом унылого мха.