Да здравствует

Ксана Родионова
Когда Дана вернулась из служебной поездки в Германию, в офисе ее встретило настоящее столпотворение.
Дела шли успешно, и шеф давно собирался расширить предприятие. Но о дне "Х" никому, кроме него самого, не было известно. И вот этот день наступил, причем во время отсутствия Даны. Правда, возглавляемого Даной отдела реорганизация не коснулась, но зато их перевели в другое помещение и дали новую оргтехнику.
Отчитавшись перед начальником, обойдя весь офис и ознакомившись с состоянием дел, Дана, наконец, добралась до своего кабинета, открыла дверь и опешила – за ее столом расположился молодой человек весьма приятной наружности. И не просто расположился, а копался в ее компьютере.
- Здравствуйте, я – Дана Львовна Васильева. Кажется, раньше это был мой кабинет.
- Здравствуйте, а я – Георгий Давидович Сперанский, - в тон ей ответил мужчина. – Для вас можно просто Гога, - и улыбнулся очень открыто, так что Дана не смогла не улыбнуться ему в ответ. – Вам не кажется, и креститься не надо, это действительно ваш кабинет. А я просто загружаю программы на ваш новый компьютер.
- Ой, и правда новый комп, а я и не заметила. Извините, что я на вас набросилась. Меня вы тоже можете называть просто Дана. Вы же знаете, у нас не принято называть по имени-отчеству, а "калбатоно Дана" мне не нравится, все время кажется, что когда ко мне так обращаются, то этим хотят подчеркнуть мой почтенный возраст, - скороговоркой проговорила Дана.
- Какие ваши годы, - галантно польстил женщине Гога, - а "калбатоно" – это почтительное обращение к женщине, а не к ее возрасту, так что вы напрасно беспокоитесь.
Обычно Дана была абсолютно глуха к комплиментам и не реагировала на них, но в данном случае неприкрытая лесть молодого мужчины, можно сказать, даже юноши, пришлась ей по душе. За 45 лет своей жизни она слышала много приятных слов в свой адрес, сама же относилась к своей внешности довольно критически, считала, что люди преувеличивают в оценке ее наружности, и предпочитала, чтобы отдавали должное ее умственным способностям или душевным качествам, а не "мифической", как она была уверена, красоте. В тоже время она была не совсем права. Красавицей в полном смысле этого слова Дана, конечно, не была, но внешность имела приятную. Невысокого роста, но очень пропорционально сложенная, со светло-каштановыми волосами и глазами необычного василькового цвета, украшением овального лица был высокий чистый лоб, который она прятала под большой челкой и в котором у нее постоянно рождались разные идеи, позволившие ей после полного краха, наступившего в карьере и личной жизни, совпавшего с крахом страны, занимавшей шестую часть земной суши, начать все с нуля, вернее, с должности компьютерного оператора (в прошлой жизни ее должность назвали бы проще – машинистка) и дослужиться за 5 лет до начальника отдела маркетинга. И даже полнота, с которой Дана упорно боролась всяческими диетами и физическими нагрузками, но которую так и не смогла одолеть, не портила, а наоборот, выгодно выделяла ее на фоне изможденных, но зато модных офисных девиц.
А вот Георгий Давидович, не смотря на то, что он не относился к признанному Даной типу мужской красоты, понравился ей. Дане нравился тип викинга – сурового мужественного блондина, а новый знакомый был высокий, но на этом его близость к Даниному эталону заканчивалась. Он был брюнет со смуглой кожей, темными прямыми волосами, которые, по ее меркам были слегка длинны – спускались до плеч, и черными глазами. Лет ему было около 35, возможно, даже и не более 30. Сложение имел спортивное и чем-то напоминал известного индийского актера, фамилию которого Дана никак не могла вспомнить. "Наверное, на улице женщины оборачиваются ему вслед, - подумала про себя Дана, - явно у него много подружек. Нет, это не мой тип", - вынесла она свой вердикт.
У женщин есть одна особенность. Знакомясь с мужчиной, они, даже когда в этом нет никакой необходимости, будучи замужем или в преклонном возрасте, сразу же примеряют этого мужчину на себя – включают свой внутренний компьютер, мгновенно производят обмер всех внешних параметров и через минуту-другую с почти стопроцентной уверенностью выносят заключение – подходит им этот мужчина или нет. Иными словами – сможет ли простое знакомство когда-нибудь перерасти в нечто серьезное, или на это даже не стоит тратить время, потому что это не тот тип, с которым она захочет иметь что-то серьезное. Достоверности результатов анализа слабого пола может позавидовать любая самая навороченная вычислительная машина.
У нового знакомого было два недостатка – он был красив, а главное, намного младше Даны. Значит, знакомство с ним должно ограничиться только профессиональной сферой.
- Первый раз вижу, чтобы у женщины все файлы были в идеальном порядке. Обычно у вашего пола в машине полный бедлам. Никогда ничего не поймешь, что где хранится, - похвалил Гога хозяйку компьютера.
- Это все потому, что я очень рассеянная, и чтобы ничего не терять, стараюсь все максимально упростить и систематизировать. А вообще, я обыкновенная женщина и из-за боязни лишиться чего-то нужного, приучила себя к порядку. Так намного проще.
- Интересная мысль – с рассеянностью бороться порядком. Надо взять на вооружение, а то я дома часто нужные вещи не могу найти. Вечно они куда-то прячутся от меня.
- Вот так-то. И мы, старшее поколение, можем вас чему-то научить. А то вы чуть ли не с пеленок твердите нам, что все сами хорошо знаете, - съехидничала Дана.
- Тоже мне старушка, - сказал Гога, не удержался и спросил. - А сколько вам лет? Небось, вторую сотню скоро разменяете?
- Сколько ни есть, все мои, - отмела поползновения молодого человека к фамильярству, а потом свернула разговор на более твердую почву. - Вам нравится ваша работа?
- Конечно, нравится, если бы не нравилась, разве я занялся бы этим делом? - даже слегка обился он.
- Ну почему сразу такая постановка вопроса? Сейчас кроме "нравится – не нравится" важную роль играет необходимость и возможность заработать. Так что при выборе профессии этот вопрос ставится на первое место, - возразила ему Дана.
- У меня с выборами приоритетов все в порядке. И работа нравится, и доход вполне приличный, не могу жаловаться. Кстати, я закончил с вашим компом. У вас еще будут какие-либо пожелания с дополнительными программами?
- Да, мне в обязательном порядке нужен фотошоп, файнридер, антивирус и какой-нибудь переводчик. Желательно, чтобы он справлялся не только с отдельными словами, но и с блоками, - попросила женщина.
- Нет проблем, - на иностранный манер ответил программист. – Антивирус уже стоит, к Интернету вы подключены, а остальное я мигом сделаю.
В это время в дверь просунулась черная лохматая голова и, извинившись, обратилась к Гоге.
- Георгий, вот вы где. А вас ищут. Малхаз никак не может справиться. Опять тот же сбой между компами. Когда подключаем двенадцатый, четырнадцатый сразу же исчезает из сети.
- Хорошо, все понял, уже иду, Леша, - ответил Гога и тут же повернулся к Дане. - Вы уж извините, мне надо идти. Я попозже загляну к вам и сделаю, что обещал. Вы пока можете спокойно работать. Интернет у вас есть, а вот с сетью еще пару дней будут перебои, вы уж потерпите пока, пожалуйста.
- Ничего страшного, справлюсь, - сказала Дана. – Вам спасибо за все.
- За что спасибо? – удивился мужчина. - Это моя работа.
- Работа работе рознь. Уж очень вы профессионально работаете. Это я больше всего ценю в людях.
- На том и держимся, - усмехнулся довольно Гога и тоже поблагодарил Дану в ответ, - и вам спасибо.
- А мне за что спасибо? – от изумления вытаращила глаза Дана. – Я-то тут при чем? Кажись, ничего не делала, только разговорами отвлекала от работы.
- Вот как раз за это и спасибо. За то, что вы такая интересная собеседница.
- Да-а, обмен любезностями. Как сказал дедушка Крылов, "кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку", - рассмеялась Дана.
Гога тоже рассмеялся и так, смеясь, вышел из комнаты. А Дана погрузилась в работу. За время ее отсутствия бумаг накопилось очень много. И на всех мелкими закорючками, которые разобрать можно было только через лупу, стояла резолюция шефа "рассмотреть и доложить", сроки выполнения при этом давались без учета отсутствия Даны. Поэтому все надо было сделать, как говорится, "вчера". Вот она и принялась догонять "вчерашний день". Целый день звонила, писала, давала распоряжения своим сотрудникам, выясняла что-то у шефа, ругалась, что не работает сеть. Вполне нормальный  рабочий день деловой женщины. Она напрочь забыла о существовании Гоги через пять минут после того, как тот вышел из комнаты. Дана даже пару раз столкнулась с ним в коридоре, и, извинившись, прошла мимо, как мы обычно обходим случайного прохожего на улице. Так что, когда он в конце рабочего дня, постучавшись, зашел в кабинет, она, забыв об его обещании, подняла на него усталые глаза и спросила:
- Что вам угодно?
- Это вам угодно, чтобы я установил фотошоп и еще что-то, - слегка опешил от такого равнодушного приема Гога. Он-то, несмотря на свой не менее суматошный день, не забыл ни свою новую знакомую, ни ее просьбу и сейчас был ошарашен и обижен на такое игнорирование его персоны. Обычно женщины относились к нему более доброжелательно и сами стремились завоевать его расположение. Он жил полноценной жизнью молодого человека, стремясь успеть и достичь как можно большего, отодвигая вопрос женитьбы, несмотря на постоянное напоминание об этом со стороны родителей, на более поздний срок. Недостатка в поклонницах у него не было. И хотя он не был геронтофилом, эта женщина его чем-то зацепила. Чем он еще не понял и не пытался понять, просто в ее обществе приятно находиться, беседа с ней живая и интересная. А что еще нужно для общения двух людей? К чему тут нужна лишняя философия? Интересно, значит будем общаться.
- Ой, простите, Георгий Давидович, - Дана извиняясь, улыбнулась мужчине, - я заработалась и обо всем забыла.
- Обо всем и обо всех. Вы даже забыли, что я просил называть меня просто Гога без упоминания моих предков.
- Еще раз простите мою "девичью память", Гога. Я и мой компьютер в полном вашем распоряжении, - Дана широкой улыбкой и любезностью старалась загладить свою оплошность.
- Ладно-ладно, - примиряющее сказал Гога, отмечая про себя, как преобразила и омолодила женщину открытая улыбка. – Спишем на вашу "девичью память". – А потом не удержался и добавил. - А вам подходит улыбка, вы должны чаще улыбаться, Дана. Вы тогда лет на десять моложе выглядите, так что замечание о "девичестве" очень понятно.
Пока они перебрасывались взаимными любезностями, и Гога занимался своим делом, рабочий день закончился, офис постепенно опустел. Осталась только секретарша шефа Ниночка, высокая красивая девушка лет двадцати пяти, успевшая закончить какой-то гуманитарный институт и всю свою неуемную энергию тратившая на поиски будущего мужа. Она  должна была запереть помещение и поставить его на сигнализацию. Ниночка была очень недовольна тем, что ей пришлось неожиданно задержаться. Несколько раз девушка заглядывала к ним и спрашивала, долго ли осталось ждать. Она бы ничего не имела против того, чтобы остался только молодой человек. О, тогда бы она никуда не спешила. Наоборот, она бы постаралась всякими предлогами подольше задержать его здесь. Но старуха-начальница сегодня здесь ни к месту. Что у нее дома  дел нет. Лучше бы она в Германии еще на недельку задержалась. Вслух же девушка ничего не посмела сказать и только пофыркиванием выражала свое недовольство.
Наконец, программы установили, проверили, попрощались с Ниночкой и вышли на улицу. Стояло начало октября. Одно из самых приятных времен года в Тбилиси. Вечер был тихий, спокойный, по-осеннему очень теплый, располагающий к пешим прогулкам по городу, что Гога и предложил сделать вместо того, чтобы ловить машину. Дана, которая после суматошной Европы соскучилась по неспешному Тбилиси, с удовольствием согласилась на это, и они медленно направились к центральной улице.

- Какое у вас интересное имя, Дана. Кто это вас так назвал? – обратился он к женщине.
- О, с моим именем целая история, - оживилась та и принялась рассказывать с годами отшлифованную версию своего имени. – Мое полное имя Даниэла, а Дана – это сокращенный вариант, вернее мое дворовое прозвище, которое стало именем. У моего папы был близкий друг Данила. Они еще в детстве поклялись назвать свои детей собственными именами. Ну, у дяди Данилы никаких проблем с этим не было. У него родился сын, и он назвал его в честь папы Левушкой. А в нашей семье сначала родилась моя сестра. Ее назвали Алисой. А когда через 5 лет родилась я, папа сказал, что больше не может полагаться на природу, и назвал меня Даниэлой. Меня он звал Даней. А вот во дворе меня прозвали Дана* за мой острый язык и за то, что я всегда как мальчишка ввязывалась во все драки. Вот такая история моего имени, - заключила она.
- Очень интересная история, - подтвердил Гога. – А мне больше нравится вариант вашего отца. Даня звучит более нежно и как-то по-домашнему.
- Возможно, но я уже привыкла к имени Дана и ничего не собираюсь менять. А у вашего имени есть история?
- Самая банальная – меня назвали в честь моего дедушки, маминого отца – Георгия Мазмишвили, - констатировал  мужчина, - так что я наполовину грузин.
- А у меня столько намешано – и русские, и поляки, и грузины, и армяне. И даже одна прабабушка еврейка. А вот сын у меня наполовину немец. И всегда смеется, что в нем вполне спокойно уживаются немецкая с еврейской кровью.
- Вы разве замужем? – удивился Гога.
- А почему я не могу быть замужем? – тут уж удивилась Дана. – Чем я хуже других женщин?
- Ой, простите. Я неправильно выразился. Вы не хуже, а лучше других женщин, и не только можете, но и должны быть замужем. Но мне сказали, что вы не замужем.
- А почему вы интересовались моими анкетными данными? – строго спросила Дана.
- Да не интересовался я специально. Так получилось. Уж и не помню, кто сказал, - совсем смутился Гога.
- Ладно, - видя смущение мужчины, смягчилась Дана, - все правильно. Я сейчас не замужем. В разводе, – подытожила она.
- Какой мужчина дал вам развод. Он что, совсем слепой был?
- Он-то как раз совсем не слепой был, это я была слепая курица и не видела, что у меня под носом творится.
- Это как это? – заинтересовался собеседник.
- А очень просто. Самая обычная история, какая встречается сплошь и рядом. Поженились еще в институте, прожили около 20 лет. Сын успел вырасти и уехать учиться на историческую родину. Я после института по распределению работала, а муж сразу поступил в аспирантуру, защитился и остался преподавать на кафедре. Вокруг него все время молодые студенточки крутились. Я-то считала, что любовь должна строиться на полном доверии. Вот и додоверялась. Одна из студенточек расстаралась и умудрилась забеременеть. И сразу же ко мне прибежала: "Люблю, жить без него не могу, а он жениться не хочет, говорит, что вас не может оставить, вы уж его уговорите". Ну, я уговаривать не стала, собрала свои вещи и переехала. У меня после бабушкиной смерти квартира осталась. Я ее одно время продать хотела, когда мы с мужем машину покупали. Но тогда мне папа не позволил это сделать. Одолжил деньги на машину, а наследство запретил трогать, сказал, что у современной женщины обязательно должна быть своя собственность, чтобы она чувствовала себя независимой. Как в воду глядел. Я ему потом большое спасибо сказала, но его, к сожалению, уже в живых не было. Вот так я после 20 лет замужества осталась одна. Муж, правда, долго не соглашался на развод, говорил, что любит только меня одну. Но у меня что-то сломалось. Кончилась любовь. Странно, когда она приходит, мы чаще всего не может зафиксировать этот момент, а вот когда любовь кончается, она кончается сразу. Еще вчера ты любил этого человека, прощал ему все. Все его отрицательные поступки в твоих глазах ничего не стоили, все можно было оправдать. А потом вдруг раз – и нет любви. И уже что бы ни делал, как бы ни старался, как бы сам этого ни хотел, она не вернется. И уже жить с нелюбимым человеком – преступление.
- Нет, наверное, все-таки любовь не уходит так сразу, а недовольство накапливается постепенно, день за днем, поступок за поступком. И когда переполняется чаша – терпение лопается. И вот тогда понимаешь, что любовь ушла, - заметил мужчина. – В лучшем случае потом остаются теплые воспоминания и дружеские чувства к этому человеку, а то ведь иногда и недоумеваешь – и как это меня угораздило в него влюбиться.
- Да, вы Гога, философ. Как вы точно подметили. Вам что, тоже приходилось испытывать разочарование? – догадалась Дана.
- У меня правило – не распространяться ни о победах, ни о поражениях. Считайте, что это сентенции умудренного жизнью человека.
- Да-а, вот уж никак не ожидала в столь юном создании столько жизненного опыта.
- Не такой уж я и юный, - возразил мужчина.
- А сколько же вам лет, если это не секрет?- не утерпела, чтобы не полюбопытствовать, Дана.
- Это у вас, женщин, возраст – большой секрет. А мы свои года не скрываем – наше богатство. Недавно 35 отпраздновал, - похвастался Гога.
- Кто бы мог подумать, 35. А я бы вам больше 27 не дала.
- Значит, хорошо сохранился.
Так перебрасываясь словами и ерничая насчет своего возраста, они дошли до центра. Полностью стемнело, зажглись уличные фонари, красиво осветившие и преобразившие город. Введенная в последнее время подсветка старых зданий по-новому украсила их, заставила совсем по-другому взглянуть на то, что было таким привычным, таким обыденным, мимо которого жители пробегают каждый день, равнодушно скользя взглядом и не замечая, какая красота окружает их.
Гога предложил поужинать, и Дана, которая после его слов вдруг ощутила чувство голода и вспомнила, что за целый день кроме двух чашек кофе и кусочка сыра ничего не ела, согласилась на это.
- Только, чур, я сама за себя буду платить, - безапелляционно заявила женщина.
- Вот, спасибо, - услышала она в ответ от возмущенного таким предложением мужчины, - я такого оскорбления в жизни еще не получал. Спасибо вам, Дана, что позволили мне вновь ощутить себя восьмилетним мальчишкой в коротких штанишках, которого мама за ручку ведет в кафе, чтобы угостить мороженным после урока надоевшей музыки. Да-а. Это ваше длительное пребывание в Европах сделало вас такой забывчивой в отношении ментальности наших мужчин. Если мы приглашаем понравившуюся женщину в ресторан, то сами платим за это удовольствие.
Он все говорил и говорил и никак не мог успокоиться. Дана не знала, куда деваться от смущения из-за своей неловкости.
- Европа совсем не виновата в моей оплошности, - наконец, смогла она вклиниться в его обличительный монолог. – После моего развода я научилась сама платить за все. Так, знаете, удобнее. Никогда никому ни в чем не чувствуешь себя обязанной.
- Но – это же жизнь. Она все время меняется и не терпит стереотипов. Как можно одной меркой мерить всех.
- Ладно-ладно, я извиняюсь за свою оплошность. Виновата – исправлюсь, примиряющее сказала Дана и протянула руку. - Мир?
- Миру – мир, - согласился Гога, и оба одновременно рассмеялись старому лозунгу.
Беседа продолжилась в маленьком ресторанчике, куда они зашли поужинать. Выдержанный в спокойных тонах классический интерьер помещения, приглушенная музыка небольшого оркестра, прекрасная кухня – все это способствовало непринужденному разговору. Они все говорили и говорили, и конца не было видно их разговорам. То Дана хвасталась своим сыном, то Гога рассказывал о себе и родителях. Потом они решили выяснить художественные вкусы и пристрастия, за этим последовал поиск общих знакомых. Гога заказал шампанское, предложил выпить на брудершафт и перейти на "ты". Дана согласилась, но от положенного при этом поцелуя постаралась отвертеться, поэтому он вышел смазанным и пришелся куда-то в район уха.
В конце ужина Дана начала разевать рот и судорожно дышать, напоминая выброшенную на берег рыбу. Гога решил, что женщина хочет спать, быстро расплатился по счету и повел ее к выходу, но возле дверей Дана внезапно потеряла сознание, и если бы не стоявший рядом стул, оказалась бы на полу. К счастью, обморок оказался непродолжительным. Женщина пришла в себя, попросила стакан воды от переполошившегося метрдотеля и объяснила напуганному Гоге, что это недомогание для нее обычное явление, передалось ей в наследство от мамы, случается редко, не чаще, чем раз в полгода, и беспокоится при этом нечего, скорее всего обморок является следствием небольшого спазма сосудов. Ее разъяснения совсем не успокоили мужчину, он усадил ее в машину и повез в ближайшую больницу.
Дежурный врач, миловидная женщина средних лет, внимательно выслушала Дану, измерила давление, которое в тот момент было в норме, хотела сделать успокоительный укол, но Дана от него категорически отказалась, заявив, что все успокоительные препараты оказывают на нее обратное действие. Тогда врач посоветовала сделать томографию головы и провести тщательные исследования в клинических условиях, чтобы определить причину недомогания.
Гога отвез Дану домой и поднялся к ней в квартиру, состоящую из двух сорокаметровых комнат, одну из которых Дана переделала в две спальни для себя и сына на случай его призда в Тбилиси. Мебель в комнатах была старинная и в хорошей сохранности. Чувствовалось, что вещи в этом доме любят и заботятся о них, но в то же время не делают из них предмет поклонения. Единственным современным островком в этой лавке древностей был компьютер, который, как ни странно, вполне вписался в интерьер и своим видом не вызывал недоумение от неуместности его пребывания среди экспонатов XIX века.
- Ты что – чеховская барышня или противница всего современного? – спросил Гога, оглядывая обстановку гостиной.
- Ни то, ни другое, - ответила Дана. – Вся эта мебель мне досталась от бабушки. А так как я с детства привыкла к ней, то ничего и не захотела менять. Просто что-то добавила от другой бабушки, что-то прикупила по случаю. Мне нравится этот стиль.
- И мне нравится, - поддержал мужчина, - но как ты обходишься без современной техники? У тебя даже телевизора нет.
- Ну, зачем так, не такая уж я отсталая. Техника, и даже самая современная, у меня есть, но она в комнате у сына. А телевизор у меня на кухне, я слушаю новости там, а все остальное узнаю по Интернету. Вот такая я продвинутая, а ты думаешь, что я чеховская барышня.
- Убедила, беру свои слова обратно. Дана, тебе необходимо отдохнуть, - напомнил он женщине.
Она согласилась с ним и уже собралась прощаться с новым знакомым, как он опередил ее предложением.
- Я не могу спокойно уйти и оставить тебя одну. То, что с тобой недавно произошло, не идет у меня из головы. Постели мне в комнате сына. Хоть буду уверен, что если такое повторится, то я буду рядом.
Сколько Дана ни уверяла его, что следующий приступ будет не ранее, чем через полгода, мужчина стоял на своем. В конце концов она уступила и постелила ему в комнате Левана. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по разным комнатам.
Дана проснулась среди ночи с ощущением, что кто-то на нее смотрит. Свет проникал в ее спальню из коридора через открытую дверь. Поискав глазами источник своего беспокойства, она обнаружила сидящего на своей кровати мужчину.
- Что случилось? – испугано спросили Дана.
- Ничего не случилось, - успокоил ее Гога, - мне показалось, что ты задыхаешься и тебе опять плохо. Вот я и зашел проверить, но, наверное, мне это во сне померещилось.
- Я же сказала, что подобное у меня бывает очень редко, - как непонятливому ученику в очередной раз повторила Дана, и в то же время ей было приятно, что рядом есть кто-то, кто беспокоится о ее самочувствии, что ее состояние кому-то, хоть и временно, но не безразлично. Она давно привыкла полагаться в этом мире только на себя, и это внимание от полузнакомого человека ее тронуло, она вслух произнесла. - Большое спасибо за участие. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - сказал мужчина, поднялся и направился к двери, но, сделав несколько шагов, вдруг быстро вернулся и поцеловал Дану.
Женщина сразу напряглась, но поцелуй был такой нежный, такой легкий, как дуновение ветерка, что она расслабилась, а через мгновение с ужасом поняла, что сама отвечает на поцелуй, а еще через мгновение внутри нее ожили давно забытые ощущения, вытеснившие на второй план, куда-то на задворки совести, как ненужный хлам, и ее хвалебную выдержку, и способность к самоконтролю.

Повинуясь внутреннему будильнику, Дана проснулась, как всегда вовремя. Хотела тут же вскочить, но поняла, что что-то сковывает ее движения. Поверх нее, прижимая женщину к подушке, лежала мужская рука. Проследив за ней, Дана обнаружила рядом с собой спящего мужчину. Ее охватила паника: каким образом незнакомый человек мужского пола оказался в постели. Наконец, события минувшего дня, а главное, ночи, восстановились в ее памяти, и она ужаснулась от содеянного. Как, каким образом она, взрослая женщина, считавшая себя разумной и выдержанной, могла так потерять голову, что провела ночь почти с мальчишкой, да еще совершенно незнакомым. Ведь нельзя же несколько часов, проведенных вместе, считать за знакомство. Как какая-то шестнадцатилетняя дурочка, она пошла на поводу у каких-то древних инстинктов или, как сейчас любят говорить на Западе, у разыгравшихся гормонов. Господи, что же делать? Как она посмотрит в глаза этому мальчику? Старая дура совратила малолетку. Прощения ей нет. Он же чуть старше ее собственного сына. Прямо, инцест какой-то! Что же делать? Бежать, спрятаться куда-нибудь, чтобы не видеть и не слышать его больше.
Дана попыталась выбраться из-под обнимавшей ее руки. Но не тут то было, рука прижала ее еще сильнее. В довершение всех бед Дана обнаружила, что лежит абсолютно голая. Ту ей совсем стало дурно от своего поведения, она. "Господи, сделай так, чтобы он исчез из моей кровати. Пусть он провалится в тартарары, пусть унесется на помеле, пусть окажется на другом конце света, только пусть я его никогда не увижу, а он забудет о моем существовании и о том, что было".
- Доброе утро, Данечка, -  раздался рядом ласковый голос Гоги. - Как тебе спалось?
- Хорошо, - пробормотала женщина и в ответ на протянувшиеся к ней руки мужчины быстро проговорила. – Извини, мне очень надо.
Руки сразу же разжались, и Дана, не обращая внимания на свою наготу, пулей метнулась в ванную.
Она долго стояла под душем, стараясь обжигающей водой смыть с себя воспоминания о прикосновениях мужчины. Она так надеялась, что Гога поймет всю нелепость ситуации и тихо уйдет из ее дома и ее жизни. В конце концов, Дана разозлилась на себя за свою нерешительность. "Будь, что будет, - думала она, - прямо скажу ему, что все это было ошибкой. Я одна виновата в данной ситуации. Сошлюсь на извечную женскую слабость, извинюсь за то, что он меня неправильно понял, но впредь попрошу, чтобы не искушал меня, держался подальше". С этим твердым намерением разрубить все сразу она решилась выползти из своего временного убежища. В спальне Гоги не было, рядом в комнате сына тоже. Дана воспряла духом и вознесла молитву Богу за то, что услышал ее мольбу.  Тут ее носа достиг аромат кофе, она последовала за этим запахом и, войдя в кухню, увидела Гогу, по-хозяйски расположившегося на ее кухне за ее столом. Стол был сервирован на двоих. В красивых керамических кружках, дразня Дану упомрачительным запахом, дымился кофе, без которого она не могла обходиться по утрам. На тарелках лежалт нарезанные колбаса и сыр.
- У тебя что хлеб не водится? – спросил Гога и шутливо добавил. – Извини, все, что нашел у тебя в таком огромном холодильнике – заплесневелый сыр и засохшую колбасу, зато запасов кофе хватит на два президентских срока.
- Колбаса не засохшая, а сухая, сыр очень известного сорта – "Рокфор", мой любимый, ну а хлеб я не ем, - голосом ментора произнесла Дана. Гога даже рассмеялся от тона, так не вяжущегося с ее внешним видом. Облаченная в длинный махровый халат и пушистые тапочки, она совсем не походила на строгую училку, которую пыталась играть.
- Ты что, шуток не понимаешь. Я же не первоклашка, и с колбасой знаком, и с мсье Рокфором на короткой ноге.
- Считай, что с утра у меня с шутками несовместимость, можешь списать это на начинающийся старческий маразм, - кисло улыбнулась Дана. – Но ты меня поразил. Завтрак в твоем исполнении. Ну, никак не ожидала. Спасибо тебе большое. После моей мамы меня никто так не баловал по утрам.
- Рады стараться, - отрапортовал Гога. – Только что в этом особенное? Я давно живу один и научился со всем справляться самостоятельно. Кроме того, папа с детства твердил мне, что настоящий мужчина должен уметь делать все.
- Настоящий мужчина? – не удержалась, чтобы не съязвить Дана, которая все еще пребывала в минорном настроении.
- Да, настоящий мужчина, и ты еще сомневаешься в этом, - возмутился Гога, - и это после вчерашней ночи? Придется повторить доказательства.
- Нет-нет, я совершенно согласна с этим утверждением – ты настоящий мужчина. Ничего не надо доказывать, - Дана готова была прикусить язык за свою несдержанность, но молодой человек был неумолим.
- Поздно, мое эго потерпело сокрушительный удар, теперь оно требует своего восстановления, - с этими словами он подхватил на руки упиравшуюся женщину и вынес ее из кухни.
На столе остался так и не тронутый завтрак.

У входа в здание их нагнала секретарша Ниночка и насмешливо спросила:
- Вы что, со вчерашнего дня так и не расставались? Как ушли вместе, так вместе и пришли?
Дана честно подтвердила, что они все время провели вместе. Ниночку, знавшую, как и все в офисе, о пуританском образе жизни Даны, такой ответ привел в восторг, она звонко рассмеялась.
- Ну и шутница вы, Дана Львовна. С вами пять минут нельзя поговорить без смеха.
- Смех и хорошее настроение  продлевают жизнь, Ниночка, а я хочу долго жить и тебе того же желаю, - назидательно заметила женщина молоденькой сотруднице. Та опять рассмеялась заливистым смехом.
"Как прекрасна молодость. Все ей нипочем – живи и радуйся каждому дню. А я все со своими нравоучениями лезу, хорошо хоть настроение ей не испортила. А, впрочем, разве ей может что-нибудь или кто-нибудь испортить настроение", – подумала Дана.
В лифте, пока поднимались на свой этаж, несмотря на то, что кроме них были еще и посторонние люди, Гога умудрился, наклонившись к Дане, прикусить ей мочку уха и прошептать:
- Это, чтобы ты обо мне целый день думала.
Дана вспыхнула, но ничего не ответила и стала что-то обсуждать с рядом стоящей женщиной из своего отдела.
В этот день сотрудники наперебой твердили ей, что она в отличной форме, что в этот раз поездка в Германию ей очень подошла, и она выглядит не усталой, а наоборот, помолодевшей.
Несколько раз Дана ловила себя на том, что она думает о Гоге и глупо, как она считала, улыбается, вспоминая детали прошедшей ночи. Она каждый раз одергивала себя при этом. Наконец, в пятый или шестой раз окончательно разозлилась на себя за неуместную в работе рассеянность и мысленно запретила себе отвлекаться "по пустякам" от служебных обязанностей. Всеми усилиями своей воли она старалась гнать от себя мысли о нем. Но по мере приближения конца рабочего дня угрызения совести с новой силой обрушились на нее. Ее мозг лихорадочно искал выхода из создавшейся ситуации, но ничего существенного не мог найти. Дана отвергала один вариант за другим, хотела бы вернуться во вчерашний, нет, в позавчерашний день, чтобы никогда не встречаться с Гогой. Или встретиться, если уж эта встреча была так неизбежна, но пройти мимо, чтобы не было этого злополучного вечера, а главное ночи, которая загнала ее в тупик. Надо было что-то решать, что-то делать, чтобы выйти из этого тупика, а что конкретно, Дана не знала. В конце концов, она решила просто уйти пораньше с работы, чтобы исключить неизбежную встречу с Гогой. "А там что будет, может, все само утрясется, и он поймет, что все это ошибка", - с надеждой на чудо думала она, уподобляясь женщине из старого анекдота, которая на девятом месяце беременности надеялась, что все само рассосется.
Дана молниеносно собрала свои вещи, выбежала из здания, поймала машину и поехала к Маше, самой ближайшей подруге еще со школьных лет. Маша жила на небольшой улочке, спускавшейся  к Куре от центрального проспекта, в двухэтажном доме, который когда-то принадлежал ее прадеду, которому после революции оставили две комнаты, превратив остальную часть в большую коммунальную квартиру. Дана помнила, как в детстве, приходя к Маше, вечно больно ударялась о велосипед, висевший на стене, как часто сталкивалась с женщиной необъятных размеров, в шелковом халате, которая как огромный корабль, с горшком в руках, дефилировала по длинному коридору, загораживая собой все пространство, так что Дане приходилось робко жаться к грязной стене. Да, воспоминания о тех временах и визитах были не из самых приятных. Но сейчас, после ряда реконструкций у Маши была очень приличная четырехкомнатная изолированная квартира в этом же доме.
Маша очень обрадовалась приходу Даны и после обязательных поцелуев и объятий, оглядывая ту со всех сторон, вдруг проницательно сказала:
- Чтой-то ты, Данечка, сегодня прямо-таки светишься от счастья. Ты себе, часом, в Германии ухажера не завела?
- О каком ухажере может идти речь, когда я была вся в делах, да еще под неусыпным взором Леванчика, - возразила Дана.
- Не знаю, не знаю, только у тебя такой довольный вид, как у кошки, которая съела целую банку сметаны. А так как ты не кошка, а женщина, то такой довольный вид у женщины может вызвать только мужчина, – назидательно проговорила Маша.
Дана не стала развивать полемику, а постаралась увести беседу в другое, более безопасное для себя русло. Она с увлечением рассказала про свою поездку, похвасталась достижениями Левана, который был крестником Маши, показала его новые фотографии.
- Ты знаешь, Леван очень хочет, чтобы я переехала к нему в Германию. Он уверяет, что проблем с языковым барьером у меня не будет, что через пару месяцев я буду болтать, как настоящая фрау. Зная язык, свободно устроюсь на работу с окладом на порядок выше, чем имею здесь, - поделилась она с подругой планами сына.
- Ну, а ты? – спросила та, которой с одной стороны, очень хотелось, чтобы Дане повезло в жизни и она жила в лучших условиях, но с другой стороны, ей было бы очень жалко расставаться с близким человеком, с которым вместе столько всего прожито.
- А что я? Я вдали от Тбилиси более двух недель не выдерживаю. Ты представляешь меня в Берлине? Да я же там от тоски по нашим улицам умру через месяц. Да и где я новых друзей там заведу? Нет, я ему так прямо и сказала. Лучше я буду к нему в гости чаще приезжать, но постоянно жить я могу только в Тбилиси. Здесь мой дом и другого дома мне не надо.
- Ну и правильно, - одобрила ее решение Маша.
Потом они разложили альбомы и устроили вечер воспоминаний. То одна, то другая начинали: "П помнишь…", а потом обе закатывались смехом от своих школьных проделок. Так они засиделись допоздна. Маша предложила остаться ночевать, Дана с радостью согласилась. Уже были подготовлены постели, как вдруг какое-то неосознанное беспокойство заставило ее извиниться перед Машей и, сославшись на что-то весьма неотложное, помчаться домой.
Она чуть ли не бегом поднималась к себе в гору по знакомой, столько раз исхоженной вдоль и поперек улочке, да еще и подгоняла себя: "Быстрей, быстрей", как будто спешила к улетающему самолету, и казалось, от этого "быстрей" зависела вся ее дальнейшая жизнь.
Войдя в подъезд старого дома, освещавшийся только светом луны и слабой лампочкой со второго этажа, Дана взлетела по мраморным лестницам, обшарпанным от долгого служения жильцам, и, оказавшись на последнем пролете, увидела Гогу, который, привалившись к стене, сидел на ступеньках и возился с мобильником. Возле него валялся большой синий рюкзак. Заслышав ее шаги, он поднял голову и усмехнулся:
- Ну и чего ты испугалась?
- Ничего я не испугалась, - подняв подбородок, произнесла Дана. – Я ничего не боюсь.
- Я знаю, что ты ничего не боишься. Но в этот раз ты испугалась. Весь день избегала меня, а потом сбежала, ничего не сказав. Я из окна видел, как ты бежала и оглядывалась, как будто за тобой гонится отряд ОМОНа.
- Я очень спешила, - упрямо гнула свою линию Дана. – И вообще, кто ты такой, чтобы я перед тобой оправдывалась?
- Кто я такой? – переспросил Гога, поднимаясь и притягивая к себе Дану. Она инстинктивно отпрянула от него, но где ей было тягаться с ним в проворстве, и в то же мгновение оказалась в кольце его рук. – Кто я такой? – вновь повторил мужчина, и сам же ответил на поставленный вопрос. – Я тот, кто провел с тобой вчерашнюю ночь и собираюсь продолжить этот эксперимент и во все последующие ночи. И только не говори, что тебе было плохо со мной. Уж, это будет явная ложь, а ты говорила, что никогда не лжешь.
- Я и не говорю, что мне было плохо. Но это неправильно. Я старше тебя. Я старая и толстая. Любая молодая красивая девчонка побежит за тобой, стоит тебе только захотеть, - начала свой монолог Дана, но Гога поцелуем закрыл ей рот.
- А я не хочу молодую красивую девчонку. Ты же меня не спрашиваешь, что я хочу? А ведь прежде меня надо спросить.
- Ну, и что ты хочешь? – спросила Дана.
- Я хочу старую, толстую, трусливую Дану, - произнес он в ухо женщине и, не разжимая объятий, открыл дверь и переступил порог.
От этих рук, крепко державших Дану, от пьянящего запаха, исходившего от мужчины, все заранее заготовленные слова куда-то исчезли, желание покончить с ситуацией, которую она считала неправильной, сменилась совсем другим желанием, а в голове появилась коварная мысль: "Какое мне дело до всех остальных людей и до того, что правильно и неправильно? Почему я не должна делать то, что мне нравится?" И уже на грани ускользающего сознания, перед тем, как закрутиться в водовороте страстей или воспарить к звездам, у нее утвердилось наше спасительное и всепрощающее кредо: "А будь, что будет…"
И да здравствует Его Величество Мужчина!
И да здравствует Ее Величество Женщина!


* Дана по груз. нож

Иллюстрации Ирины Амбокадзе