Наташа Пивоварова. Девочка с улицы Зелинского

Влада Рябинина
День 24 сентября 2007 года не задался с самого начала: и погода не та, и настроение не ахти. Но на работу пришла, плюхнулась в кресло и кликнула на значок Интернета на компьютере. Привычка смотреть с утра новости взяла своё. Первая же ссылка ввергла меня в состояние ступора: «Сегодня попала в катастрофу…» Сердце замерло, но потом забилось в надежде, что самого худшего всё же не случилось. Я открыла список ссылок по этой теме, и первая же убила мою робкую надежду на лучшее: «24 сентября в автокатастрофе погибла певица и основательница группы «Колибри» Наталья Пивоварова». Вдохнуть я вдохнула, а вот с выдохом стало проблематично…

Мы познакомились случайно. Мой друг, давно знавший Наташу, пригласил меня на её концерт, который проходил в клубе «Третий путь», по его выражению, «маленьком кусочке Питера в Москве». Выступление должно было начаться в 11 часов вечера, но в положенное время Наташа так и не появилась. Она опоздала на целый час по вине своего старенького Volksvagen’а, на котором добиралась в Москву из Питера (ох, уж мне эта машина, с ней постоянно что-нибудь случалось, что-то постоянно ломалось и заканчивалось, кто-нибудь обязательно в неё въезжал…). Тогда я и увидела Наталью Пивоварову «живьём» в первый раз.
Тот вечер был не самым удачным в её жизни. Она приехала без группы и должна была работать под фонограмму –2, которая никак не могла включиться, и с одним гитаристом, к началу концерта находившимся в не совсем адекватном состоянии. Но этого вечера я не забуду никогда. Наташа вышла на сцену, расположенную где-то почти под потолком, в коричневом школьном платьице и белом фартуке, с белыми бантиками на голове и повязанном на шею пионерском галстуке. Музыки не было, но это её не остановило. Наташа всегда серьёзно и с любовью относилась к своим зрителям и не могла позволить сорваться своему выступлению. Она выпрямилась, подняла руку в пионерском салюте и акапелла запела: «Дремлет притихший северный город…» Всё остальное ей пришлось петь так же — без аккомпанемента. Зато Наташа устроила на сцене отдельное шоу с шутками, клоунадой и песнями. Вы можете себе представить спетую без музыкального сопровождения «Аделаиду» Гребенщикова или «Орландину» Хвостенко? Она смогла. Публика выла от восторга. Впрочем, некоторым такой концерт показался непонятным, и они покинули клуб. Но оставшиеся получили истинное удовольствие! Помню ошарашенные лица иностранных гостей, то ли немцев, то ли датчан, и их бедного переводчика, который, давясь от смеха, пытался перетолмачить на понятный им язык то, что происходит на сцене.
Наташу тот вечер очень вымотал. Но она была рада встрече и знакомству, что-то бесконечно рассказывала: о дороге, о знакомых и друзьях, о жизни вообще. Кто хоть раз с ней общался, помнит, что это такое: бесконечный монолог в стиле «поток сознания». К этому нужно было привыкнуть.
Я как-то быстро вписалась в так называемую группу поддержки, то есть меня включали в список людей, которые пропускались на концерты Наташи безданно-беспошлинно. А бывали они в столице часто, нужно было зарабатывать деньги, раскручивать новый альбом «Улица Зелинского», который в то время только формировался. Именно тогда узнала, что Наташа не коренная петербуженка, что она родилась и выросла в Великом Новгороде. Вообще, этот альбом оказался чем-то вроде её автобиографии. В него вошли и новые песни, и те, которые Наташа просто любила и пела на других концертах. Я не могла ходить на все её выступления, но помню почти все, на каких бывала. Через некоторое время Наташа возложила на меня почётную обязанность быть её костюмершей: помогать переодеваться, если у неё появлялось желание устроить шоу со сменой костюмов, следить за её вещами, которые она имела обыкновение забывать везде, где только появлялась.
Помню отвязную атмосферу «Китайского лётчика», когда в Москву приехала уже не просто Наталья Пивоварова, а Наталья Пивоварова и группа «Соус». Клуб дрожал от песен и смеха. Главным событием вечера стало первое выступление наташиной дочери Аделаиды, пытавшейся заменить отсутствовавшего барабанщика. Этакая юная Лолита в коротенькой сборчатой юбочке что-то неумело выстукивающая на сольниках и не в такт бухающая в бас. Успех был гарантирован! Потом мы всей развесёлой компанией поехали на чью-то квартиру на Большой Бронной праздновать Адин дебют. Там в переулке все стали свидетелями чуда. На дворе стояла глубокая осень, а на перекрёстке стояло… цветущее дерево. Наш друг со смехом объяснил, что это не цветы, а всего лишь крестики из лейкопластыря. А потом поведал романтическую историю о юноше, который таким образом доказывал свою любовь к девушке, живущей в доме напротив. Мы всерьёз задумались: как молодому человеку это удалось? Поскольку «цветы» густо усеяли всю крону огромного, в три человеческих роста дерева…
Самыми удачными, пожалуй, были концерты в клубе «Проект ОГИ», что на Чистых прудах. Публика там всегда принимала Наташу тепло, весело подпевала, слыша знакомые песни, лихо отжигала на танцполе под новые композиции.
Из всех выступлений мне особо запомнились два концерта. Один проходил в ОГИ 23 февраля. Наташа не могла обойти вниманием этот факт. В качестве подарка защитникам Отечества она выбрала свою любимую песню, предварив её исполнение следующими словами: «В детстве все пели в школьном хоре. Так вот, мой учитель музыки, когда мы репетировали эту песню, говорил: «Все поют, Пивоварова — молчит!» Сейчас у меня есть возможность подарить эту песню вам». Это была «Погоня». Даю голову на отсечение, в зале не осталось ни одного равнодушного, ни одного, кто бы не присоединился к Наташе, чтобы спеть с ней хором: «Погоня, погоня, погоня, погоня! В горячей крови!».
Второй концерт, оставивший о себе воспоминания, проходил в клубе «Бункер» на Тверской. Такого тяжёлого выступления я давно не видела. Сама Наташа была бодра и весела, но публика… Вот тогда я узнала, как ей иногда приходится бороться со слушателями. В воздухе висело напряжение. Его можно было ощутить физически. Тогда же я и поняла, зачем музыканту группа поддержки. Именно эти люди (друзья, знакомые, приятели…) помогают выступающему почувствовать себя нужным, понять, что в зале есть те, кто тебя понимает и принимает. Наташа была похожа на штангиста, пытающегося сдвинуть с «мёртвой точки» тяжелющую штангу. Она выходила к публике в зал, что делала исключительно редко, приглашала мужчин на танец, старалась с юморком ответить на хамские выпады малоадекватных слушателей. Мы, как могли, старались её поддержать: танцевали, пели вместе с ней любимые песни с никому не известного альбома «Улица Зелинского», который уже знали наизусть.
Она бешено уставала, мотаясь между двумя столицами. Иногда сразу с поезда на концерт, а после — снова на поезд обратно. Но когда было время, она заезжала к нам домой. Наша коммуналка тогда принимала на себя весь энергетический удар её присутствия: бесконечно кипятился чайник, резались бесчисленные бутерброды, старушка-соседка нервно вздрагивала, слыша Наташину распевку в ванной. В общем, шла обычная подготовка к выступлению. А сама Наташа никогда на этом не концентрировалась. В её голове всегда рождалось огромное количество грандиозных планов. Других, мне кажется, у неё и не было. Один из них до сих пор хранится на моём компьютере. Тогда Наташе предложили сделать на телевидении пилотные номера передачи о великих женщинах-певицах, а она попросила меня написать для них сценарии. Программа так и не вышла в свет, а мои заготовки о Бьорк, Нине Хаген и Диаманде Галас теперь напоминают мне о наших совместных планах.
Наша последняя встреча была тоже в ОГИ зимой 2007 года. Под костюмерную отвели книжный магазинчик при клубе. Мальчик-продавец, смущаясь, покинул рабочее место, хотя Наташу, как актрису, вряд ли смутило бы чьё-то присутствие. Она выглядела усталой, и речи её были печальны. Наташа что-то рассказывала, жаловалась на кого-то. Я с трудом силилась понять. Но, по-моему, ей и не надо было, чтобы я её понимала, она просто хотела, чтобы я её выслушала, изредка вставляя какие-нибудь подходящие слова. Взбодрила Наташу только сцена. Она не позволяла себе распускаться на публике. Её выступления всегда были похожи на откровения, когда певица открывала своё сердце людям, иногда швыряла его публике: хочешь — бери. Бешенный энергетический выплеск…
Летом я не смогла прийти на её концерты. Мой друг, побывавший на одном из её последних выступлений, проходивших где-то в Подмосковье, вспомнил, что в тот вечер спросил Наташу, когда же она приедет с концертами в Москву. Она ответила: «Никогда. Билеты дорогие, концерты не окупаются…» Кто из нас тогда знал, что слова эти окажутся такими пророческими…
30 сентября 2007 года. День похорон. До сих пор вижу это ярко-голубое небо Питера, не по-осеннему жарящее солнце и пурпурно-золотое убранство парков. И Театр на Литейном, где в фойе можно было попрощаться с Наташей. Слёзы… Особенно меня потрясли мужчины. Они не просто были печальны, с изредка падающей скупой слёзой, они откровенно, не стесняясь, плакали. Всё усугублялось тем, что посреди фойе был установлен закрытый гроб, на котором стояла фотография весело улыбающейся Наташи. И эта песня… «Отшумел карнавал, улетел в небо змей…» Её голос, напоминающий о том, что всё проходит. Это было похоже на мистификацию. Но эта шутка была не их наташиного арсенала. Для неё это было слишком зло.
Похоронили Наташу на Богословском кладбище, на той же самой Братской дорожке, где лежит Виктор Цой. Говорят, она когда-то сама просила об этом. Только её могила слева и чуть дальше.
В адресной книжке моего мобильника до сих пор хранится номер телефона Наташи. Моя рука не поднимается стереть его. Иногда мне кажется, что если по нему позвонить, на той стороне Наташа обязательно возьмёт трубку. И я скажу: «Здравствуй!»