Не только экзамены
Я увидел ее в толпе абитуриентов минут за пять до того, как нас запустили в аудиторию, где мы должны были писать вступительный экзамен по математике. Я даже не знал, в какой она группе, у нас, – физиков, или у математиков, где было две группы. Аудитория была большая, так что все три группы будут писать экзамен вместе. Но, увидев ее, я забыл, зачем я здесь, все вдруг исчезли, была только она. Эти глаза, темные волосы, поворот головы, все в ней было такое…!
Конечно, я отметил, что ростом она с меня (это в туфельках без каблуков), но какое сейчас это могло иметь значение? Мне страшно хотелось подойти к ней поближе, но я поборол себя (сие – мифотворчество, на самом деле, я боялся это сделать, да и ноги мои, будто приклеились к полу).
В аудиторию я вошел последним и остановился у входа, желая окинуть взглядом ряды, поднимающиеся амфитеатром, чтобы сесть поближе к ней, или, хотя бы, иметь возможность видеть ее. Перед глазами все мелькало, и я опустился на первое попавшееся место. Оказавшись с краю на пятом ряду, я, наконец, обнаружил мое неземное видение на втором ряду с противоположной стороны. Нужно ли говорить, что, даже получив свой вариант задания, я все не мог его прочесть, а продолжал крутить головой влево. Текст задания расплывался, и я никак не мог его прочесть, вдруг, соседка придвинула мне листок с уравнением и большим знаком вопроса. Я его решил и после этого смог, наконец, рассмотреть свои задания. Поначалу они мне показались легкими, и я уже размечтался, что быстро все решу, сдам работу и буду ждать в коридоре ЕЕ. Это было так реально, я уже стал придумывать, что непринужденно скажу сначала, как поверну разговор дальше…
Странно, такая простая задача, а я с ней застрял, да и неравенство никак не дается. Аудитория уже наполовину опустела, а я еще не приступил к последнему, пятому пункту задания. Слева на втором ряду уже никого не было, стало холодно и тоскливо. Время уже вышло, свои почерканные листы я сдавал, едва ли не последним. На улице увидел улыбающегося блондина с румянцем во всю щеку – Сашку Антропова. Мы с ним познакомились, сдавая документы, он тоже поступал на физику. Я отвернулся и вдоль корпуса медленно пошел домой. Мама, увидев мое лицо, заохала. Через день, обнаружив в списке напротив своей фамилии тройку, я все же продолжал заниматься, хотя шансы мои почти рухнули, - впереди была письменная литература и английский (ох!).
Иду на сочинение, вижу, на лестнице перед входом – ОНА, и ноги мои сразу повернули туда. Когда между нами оставалось две-три ступеньки, она так улыбнулась! Сейчас-то я думаю, что она улыбнулась не моему, наверно, глупо-восторженному виду, а теплому и солнечному утру, или знакомой девчонке, оказавшейся за моей спиной. Но я-то видел, что я перед ней, и она улыбается. Ничего умнее я не смог придумать, как только пройти мимо, даже не кивнув и не посмотрев в ее сторону (ведь мы не были еще знакомы). Вот так я прилетел на свое место, увидел темы и стал писать вольную. Написал, как напел, и не что-то, а киносценарий с ремарками «наплыв», «затемнение» и т. д. Помню, что там фигурировала и ткачиха Валентина Гаганова, и песня «Дети разных народов, Мы мечтою о мире живем…» Вышел с экзамена, не оглядываясь, ничего не думая и не загадывая. Через день для меня был удар, - пятерка (впервые в жизни, в школе я никогда не получал за сочинения высший балл). Затем устная математика, - 5, затем физика, - 5 с плюсом (как говорил экзаменатор), и, наконец, английский, - четверка! (в школе была трешка). В сумме набралось 22 балла, и я стал студентом физико-математического факультета (отделения физики) Петрозаводского Государственного Университета. Понятно, что моя ундина отныне будет учиться на отделении математики, того же физмата. К этому времени я уже знал, что ее зовут Галей, приехала она из карельского городка, что расположен на железной дороге Москва - Мурманск севернее Петрозаводска. ну, фамилия ее Вам ничего не скажет, можете считать, что я ее забыл.
Кажется, все это я очень аккуратно узнал у Гриши Ременюка и Галки Сорокиной, учившихся в одном классе со мной, а сейчас поступивших в ту же группу математиков. Потом был первый бал знакомства студентов. Вы уже догадываетесь, с каким чувством я шел, нет, не шел, - летел на это мероприятие? Тем не менее, я до сих пор не знаю, танцевал ли я с Галей, я так мечтал, столько думал об этом, что ни на следующий день, ни теперь не могу сказать, что тогда было или не было, так кружилась моя голова. Надо сказать, что в эти же дни я написал, едва ли не первые, лирические строки. Образовалось что-то, вроде песни:
Эту песню сложил про тебя,
В этой песне о том я пою,
Что немало хороших ребят
Подхватили бы песню мою
Про тебя
Там было еще два или три куплета в этом же духе. Сейчас смотрю, - какой наив! Но тогда, тогда мне казалось, что эти строчки достойны ЕЕ. Попытался от одной из знакомых девчонок, имевшей музыкальное образование, получить нотную запись мелодии, как я ее себе представлял. Увы, «клавир» так и не был создан, моя знакомая тоже сдавала экзамены (в педагогический), да и мое невнятное мычание (музыкальным слухом я никогда не отличался, а слова, конечно же, скрыл) не вдохновили ее на композиторские лавры.
Впрочем, возможно, читать ноты и писать их, - это далеко не одно и то же. Конечно, стихи и рассказы прочтет любой, а написать их могут только немногие. И я смирился.
Рано или поздно, но я написал ей письмо, где была только эта песня на листочке без обращения и указания авторства. А фанерный ящик с отделениями для писем стоял на столике слева от входа в общежитие. Других попыток пообщаться со своей мечтой я не предпринимал, впрочем, нет, были, были еще попытки, и не одна, а две. Но об этом, - ниже.
Раз картошка, два картошка...
Как и полагалось в то время, через две недели мы отправились помогать сельскому хозяйству (на картошку). И физики и математики были в одном районе, но в разных деревнях (отделениях совхоза). Нас было человек десять, поровну с девчонками. Дежурство, в основном, - готовка еды, осуществлялось по очереди и, признаюсь, для меня это были не лучшее занятие. В воскресенье у нас был нерабочий день, узнав, что агроном в пять часов вечера едет в другое отделение (где есть наши, кто именно, непонятно), я напросился к нему в машину. Думаю, Вы догадались, что это был ни "БМВ", ни "Ауди-100", а разбитый, скрипящий и кашляющий козлик. Дорогу я не замечал, но агроном сказал, что там - математики (Ура!). Я оказался у нужного дома как раз к их возвращению с трудового фронта, они работали без выходных. В этой разношерстной толпе я сразу разглядел Галю, ни ватник, ни шаровары не могли испортить ее фигуру и походку. Мне так хотелось неотрывно смотреть на нее, но я повернул голову в сторону и таким неестественным образом направился к Гришке, который был весьма обрадован моим появлением. Меня пригласили разделить с ними трапезу, но я так боялся, что не смогу скрыть причину моего появления здесь, что поспешно направился в соседнюю деревеньку километрах в трех или пяти отсюда, где было несколько человек с Галкой Сорокиной, как-никак, официальной версией моего визита была встреча со своими. А еще подальше были уже физики, но пусть они мне простят, уйти отсюда было бы выше моих сил. Ориентироваться в незнакомом месте довольно сложно, шел я через поля (и леса), так что, уже стемнело, когда я нашел, наконец, свою одноклассницу, ребят там не было, и особого восторга в связи со своим появлением я не наблюдал. Отдав "долг вежливости", пришлось поспешать обратно, стало уже совсем темно и холодно. Там, куда стремился всей душой, я оказался уже поздно, народ допивал чай и начинал укладываться. Итак, намотавшись за весь день, я кажется, удовольствовался только завтраком, да кружкой остывшего чая. "Спальня" располагалась в сарае - сеновале, примыкавшем к дому. Вдоль одной стены были уложены доски, на них - матрасы с соломой один к одному, и все в один длинный ряд укрывались тонкими армейскими одеялами. На женско-мужской границе на веревке висела простыня, у которой с женской стороны лежала крупная "бой-баба", наш "пограничник" был ей подстать (Сенька Хазин ?). Днем было жарко, и я приехал в одной ковбоечке. Лежал с краю и одеяло не было на меня рассчитано, посему, половина меня "дышала воздухом" . Даже ощущение того, что ОНА лежит в пяти метрах отсюда, грело меня только часа два, а потом я начал мерзнуть и вертеться, пытаясь согреть, то спину, то замерзший бок, поворачиваясь ими к соседу. Увы, Гришка не справлялся с должностью печки. Я не раз мысленно возвращался к своему постоянному месту работы, где у девчонок были кровати, а все ребята располагались на русской печи. Там крайнее место числилось буржуйским - было не так жарко, и Юрка Цуканов норовил занять его вне очереди (вот бы его сейчас сюда, на это крайнее место!). Но, и эти воспоминания не грели. Наконец, настало утро. Я спускаюсь к ручью с ледяной водой, где они умываются, а навстречу - ОНА, "девушка моей мечты", сияющая, свежая, с румянцем на щеках. Я не споткнулся, не упал, просто застыл и впитывал ее сияние, пока она проходила мимо. Сегодня я кивнул ей, она глянула на меня, слегка улыбнулась и ответно наклонила голову. Боже мой! Да ради этих нескольких секунд я готов пройти еще десять километров и проехать двести, на таком расстоянии находится от Петрозаводска тот городок, откуда она приехала (тоже по Гришкиной информации). Конечно, я изъявил желание поработать с ними, получил чью-то куртку, шел со всеми, чувствуя это внутреннее тепло, и волнение, и ожидание. Но не посмел оглянуться, чтобы еще раз наполниться ее светом. Ах, как мне этого хотелось!
На грядку они становились по два человека, дуэты уже были сыграны в предыдущие дни, так что я остался без грядки. Оттаскивать полные ведра и ссыпать их в мешки, было не самым приятным делом для девчонок, поэтому они с удовольствием приняли мою помощь в этой части. Я летал по полю, не чувствуя под собой ног, так как, с каждым ведром, пока я дотаскивал его до мешка, или на обратном пути, у меня была возможность видеть ЕЕ! Сначала я боялся подойти к ней с напарницей, но такая "дискриминация" быстро бросилась бы в глаза, поэтому я включил их грядку в поле своей деятельности. Ведер было больше, чем сборщиков, они стояли на грядках, дожидаясь меня, пока я их освобожу и подкину на грядку перед "хозяевами". Светило солнце, куртка давно была снята, будь у меня богатырская грудь, думаю, и рубашка, и майка тоже были бы скинуты, как бывало на нашем поле, но здесь я не мог этого сделать. У ребят я принципиально не брал ведер, к тому же, почва была песчаная, картошка - крупная, так что, я едва справлялся с девчоночьими ведрами. Как, почему это получилось, но в какой-то момент моя мечта оказалась без напарницы, и скорость ее движения снизилась. Мог ли я упустить такой случай? Нет, не мог! И я бросил все ведра на произвол судьбы, а сам опустился на корточки в желанной борозде. Я не поднимал глаза на мою волшебную фею, да и говорили мы очень немного, я только отвечал на ее вопросы. Перед глазами были ее руки, сноровисто выбирающие картофельные клубни. "Наши ведра", конечно, была моя прерогатива. Никоим образом не являясь специалистом в области сельского хозяйства, но и, не будучи сачком, да еще с такой напарницей, я и не заметил, как мы прилично оторвались от остальных ребят. Я даже не обратил внимания на плотного мужчину, что остановился около нас и смотрел, как мы работаем. Совершенно неожиданно рабочий день кончился, и я уже не мог быть с НЕЙ вдвоем, как было в этом волшебном сне, что длился часа два. Возвращались обратно гурьбой, и я старался быть от нее подальше, чтобы не заметили, не подумали....
Пообедать я не успел, в наше отделение шла легковая машина, мне открыли дверь, и я вскочил туда, даже не успев попрощаться ни с Гришкой, ни с той, ради которой я здесь оказался. На переднем сиденье оказался тот мужчина, что был около нас на поле. Весь этот день, с момента, как я ее увидел утром, у меня было ощущение, будто я лечу или плыву над облаками. В отличие от нашего отделения, где в клубе крутили только кино, здесь после кино были танцы, но я не хотел остаться на них, хотя мечтал о том, чтобы станцевать с ней. Страх гнал меня отсюда, чтобы не случилось чего-то, чтобы все еще было впереди, и потом, и потом, и потом…
Наши девчонки холодно встретили мою информацию о поездке (понятно, что там не было многих подробностей, что Вы здесь почерпнули). А вот ребята очень заинтересовались, особенно, в части культурной программы, имеющей место быть по воскресеньям в том отделении. Ровно через неделю, в воскресенье после обеда, стоило мне только заикнуться, что через час киномеханик отвозит в то отделение бобины (металлические коробки с кинолентой), все ребята стали бриться и доставать нарядные рубашки. Тут кто-то из наших девчонок не выдержал и стал мне выговаривать, мол, если мне уже не можется иначе, но зачем всех увозить? Я мягко ответил, что никого не увожу, просто, ребята склонны к путешествиям, открытиям и исследованиям, - это у них в крови. И стояли мы пятеро в кузове грузовика, был теплый солнечный день, ветер трепал наши волосы, ожидание заставляло сильнее биться сердца, всем было по семнадцать - восемнадцать лет, что Вы хотите?
Наше появление произвело фурор. Надо сказать, что ребят у математиков было вдвое или втрое меньше, чем девушек. Что было до кино, я не помню, само кино мы посмотрели у себя в субботу. Танцы были живые, кроме городских были и деревенские, с переходами, элементами хоровода и прочим национальным колоритом. И опять я ничего не помню относительно основной цели моего приезда... Появилась информация, что деревенские ребята хотят "разобраться" со студентами. Кто-то из наших "горячих голов" (наверняка, опять Юрка) уже снял пояс с массивной металлической пряжкой, но здравый смысл восторжествовал, ребята и девушки организованно покинули клуб, а потом уже ребята проводили нас до дороги. К сожалению, у меня есть ощущение, что я, едва ли не был виновником назревавшего конфликта. Ребята - математики, или не танцевали вообще, как Гришка, или довольствовались своими девчатами, благо, их хватало. Думаю, математички и, особенно, математики совершенно зря игнорировали "местные" танцы. Я же, признаюсь, так старался скрыть, к кому я стремлюсь, что мне и математичек не хватало. Наши ребята, видя, как я расхожусь на деревенских танцах, также пустились во все тяжкие. Надо сказать, я впервые так танцевал, и живость и непосредственность деревенских девушек были приятной неожиданностью. Они же, танцуя со студентами из столицы (пусть, даже, Карелии), начинали чувствовать себя принцессами, и это было прекрасно. Понятно, что местным ребятам не очень понравился такой поворот событий.
Обратно мы шли пешком, и, если бы не яркая луна, думаю, нам было бы трудно ориентироваться. Ночью стало совсем холодно и нам приходилось шевелиться, чтобы согреться и быстрее добраться до места, где скорее забраться на нашу печь и сколько-то поспать, понедельник - день тяжелый. Главное, мы не пропустили те два поворота, не заметив которые и пройдя еще часов шесть, могли оказаться у финской границы. Думаю, не только мне запомнились те высоченные и прямые сосны, что стояли по обе стороны дороги. Днем они завораживали своей стройностью, а ночью, подсвеченные луной, стоящей почти в зените, вызывали религиозный трепет. Да после этого уик-энда мы все на поле клевали носами. Прошло почти 50 лет, но, думаю, не только у меня эта прогулка осталась в памяти.
ИСЗ - 58
Где-то в октябре, начале ноября 1958 года в ПГУ была организована группа ИСЗ, в задачи которой было точно фиксировать время прохождения искусственного спутника земли через определенные точки на небе. Обработанные данные направлялись в Москву в вычислительный центр. Мне самому это было интересно, но, когда выяснилось, что Галя уже записалась в эту группу, вопрос о том, буду ли я там, полностью отпал. Странным оказалось другое, - в группу записались только математики и 1 (лишь один) физик (догадайтесь, кто это был). Приходить на дежурство надо было и в восемь вечера, и в час ночи, в зависимости от того, когда спутник пролетал в зоне видимости. Наблюдения велись с площадки на крыше университета, где телескопы-рефракторы были уже установлены на определенные точки небесной сферы, и нам было необходимо только нажать кнопку секундомера, когда блестящая мигающая точка (спутник) проходила центр объектива. Секундомеры все пускались заранее по специальному сигналу из Москвы. Для знакомых с астрономией, математикой и физикой, далее все было ясно, - по времени и угловым координатам точек, через которые проходил спутник, вычислялась скорость и высота объекта, а далее рассчитывались и уточнялись параметры траектории движения спутника.
Как правило, мы делали одно или два определения. Понятно, если шел дождь или была сплошная облачность, наше дежурство отменялось. Конечно, маме не нравилось, когда я уходил из дома в ночь, или в пять утра. Общежитским в этом плане было легче, - один человек ставил будильник, чтобы встать за полчаса до нужного срока, затем быстренько обегал комнаты, где жили «наблюдатели», и вся компания тратила минут 10, чтобы оказаться на месте. Если было два наблюдения, то мы сидели в комнатке на пятом этаже, что-то рассказывали, смеялись. Да, это были прекрасные и волнующие для меня часы, жаль только, что я ни разу не смог рассказать какую-либо историю, чтобы всем, а, главное, ей было интересно. Так бы это и продолжалось, может, я собрался бы с духом, и… Да что напрасно тешить себя, никакого «и…» не могло быть по определению. Даже, та моя песня, что была написана в первые дни, как я ЕЕ увидел, была выдержана в минорном ключе, а уж рефрен с надрывом «Про тебя», явно показывает, что мне не на что было рассчитывать, - я сразу определил свое место, - поклонение издали.
В одну из холодных ночей конца ноября я весь дрожал на дежурстве, так как, убегая в спешке из дома, накинул пальто на рубашку, забыв одеть курточку (ту, вельветовую, в которых тогда ходила половина студентов и старших школьников). Свитера в ту пору были редкой роскошью. Выскочил я на площадку первым, чтобы еще раз посмотреть на Галю до того, как мы все прильнем к окулярам. Ветер прохватил меня до костей, перчатки я тоже забыл дома, стою, ежусь, руки спрятал подмышки, чтобы при ЕЕ появлении уже быть «в форме». Девчонки задерживаются, и первой появляется та математичка – «Бой-баба», о которой я уже упоминал в связи с моей поездкой к математикам во время картофельной страды. «Ой, какой ты замерзший! – громко восклицает она, - Давай, я тебя согрею!» Она обнимает меня со спины так, что я не только не могу дышать, но и ребра на моей груди сминаются и только что не лопаются. Все уже на площадке, я не могу слова молвить, а тут она еще приподнимает меня, и мои ноги беспомощно болтаются в воздухе. Появившиеся девушки (и Галя среди них) хихикают, а моя «объятельница» с чувством говорит: «Эх, каждый день по часику так обниматься, тогда бы и жизнь была веселей!» Лишь после этого я был опущен на грешную землю, вернее, на крышу университета, благо, всем пора уже быть по местам, до замеров осталась минута. Я хотел, было, сразу убежать после такого позора, но «дело превыше всего», и я ушел, не попрощавшись, только сдав секундомер после окончания наблюдения и росписи в журнале. Вы понимаете, что после этого я ни разу не поднимался на крышу ПГУ с группой наблюдателей. А в начале декабря около стадиона я встретил Галю с третьекурсником, через плечо которого висели две пары коньков. Она была оживленная, розовая от морозца и так смотрела на него, что у меня внутри все похолодело и сжалось. И все, как отрезало, я больше не вздыхал и не сходил с ума. Посмотрел, оказывается, и в нашей группе есть интересные девчонки и начал писать стихи, одной, второй, третьей…Может быть, это была защитная реакция. Но уж, пусть обладательницы моих стихов (думаю, их куда больше трех) так и не узнают, что все те строки, которые посвящены им, на самом деле лишь отблески того, что я хотел написать и сказать Гале.
А года через два, математичка Ира Рындина во время очередного приезда к родителям, которые жили в Архангельске, где теперь я уже учился на химика, показывала мне фотографии, на которых группа наблюдателей ИСЗ осматривают Ленинград, - за работу их поощрили туристической поездкой. Вот они в Петергофе, тут – за ними левое крыло Казанского собора, а на следующем – они на речном трамвайчике плывут по Неве. Я со скрытым волнением рассматривал фото, и тут она «осчастливила» меня, сообщив, что «А вот эта девушка была очень к тебе неравнодушна. Когда ты уехал в Архангельск, у нее была идея перевестись туда в пединститут на математику, но я ее смогла отговорить». Как Вы думаете, кто оказался под ее пальчиком? Да, да, та самая, крупная активная девушка, из-за объятий которой я перестал ходить в группу ИСЗ, соответственно, на тех фотографиях меня не оказалось, хотя место было. А, может…, да что там говорить, ничего не может, все, поезд ушел. Далеко – далеко. Точка.
Точка - то точкой, да последний куплет той песни звучал так:
Этой песни несложен мотив,
Да и песня сама не сложна,
Но до тех пор, пока буду жив,
Про тебя мне напомнит она,
Про тебя!
Я не буду убеждать Вас, что каждое утро просыпался с этой песней, а по вечерам засыпал, шепча эти слова. Конечно, это не так. Но не было, пожалуй, ни одного года, чтобы я два-три раза не пропел ее про себя, а то и вслух, если никого рядом не было. И вспоминал эти четкие виртуальные фотографии: она перед аудиторией (первый экзамен), она на лестнице перед центральным входом (второй экзамен), она поднимается от ручья (в колхозе). Увы, было еще три фотографии, которые я старался не вспоминать: она с девчонками посмеивается, глядя, как я дергаюсь в объятиях математички, ее улыбка третьекурснику у катка, и, наконец, речной трамвайчик на Неве, десять- двенадцать знакомых лиц, рядом с ней есть место, но меня там НЕТ.
Спасибо тебе за все, мое первое юношеское волнение! Оно сохранилось во мне на всю жизнь. Встретив через много лет женщину с такой же фамилией, я весь затрепетал. Она была руководителем отдела одного из подмосковных институтов, с которым мне довелось работать. Как мне хотелось задать вопрос о возможной родственнице! Но еще больше я страшился услышать ответ, что ошибся. Это длилось больше десяти лет. А сейчас она, – Генеральный директор того института, и теперь уже, и подавно, я не задам этого вопроса и не услышу ответа, какой бы он ни был. ТОЧКА.