Вечное ожидание неуловимой мимолетности бытия, поиск собственной реальности, стремление запечатлеть свое эмоциональное состояние в момент, когда нашел то самое - вот лишь слабая попытка охарактеризовать творчество талантливого самаркандского художника Алексея Щербакова, чьими работами восхищаются не только в Узбекистане, но и в США, Англии, Франции, Германии, Италии, Японии, Австралии и других странах.
Прежде чем читать о художнике, тем более таком колоритном и сложном, как Алексей Николаевич Щербаков, сначала внимательно познакомимся с его работами. Они, как правило, могут сказать о своем создателе гораздо больше, чем целый трактат о его творчестве.
Вот перед нами залитый азиатским солнцем мазар – место поклонения у мусульман. При созерцании этого полотна сразу становится по-весеннему тепло, что-то оттаивает на душе и уносится куда-то далеко, далеко вместе с веселыми ручьями и неизвестной паломницей на ослике. В «Ожидании» и «Согдийке» со скрупулезной точностью воссозданы образы восточных женщин. Они, на первый взгляд, разные, их разделяют сотни лет. Но всмотритесь в их лица, вглядитесь в их одинокие, застывшие в ожидании, фигуры. Обе стоят в раздумье. Обе в одиночестве. Возможно, это только мгновение, и через секунду согдийку окружат подруги, а женщина в парандже покорно пойдет за тем, кого так долго ждет. Возможно. Но эту мимолетность междействия, когда человек только намеревается что-либо сделать, уловил и передал художник.
Если предыдущие картины не персонифицированы, то следующий сюжет историчен. Великим полководцем, гордо восседающим на коне - таким знает весь мир Амира Темура, грозного правителя Самарканда. Но в «Молодости Темура» эта историческая личность еще не обросла славой и легендами, он только в преддверии грядущих событий, изменивших навсегда ход истории Средней Азии и мира в целом. Но могучий Темур Щербакова еще не знает об этом, его выразительные азиатские глаза как бы вопрошают зрителя: «А действительно ли это со мной случится?»
«Маска». Кто из нас не примеривал ее на себя? Лукавая и трагическая одновременно, она защищает наш внутренний мир от посторонних глаз, скрывает наши комплексы и недостатки, но вместе с тем она прирастает к человеку, и ее не снимают даже тогда, когда находятся с самыми близкими людьми, когда один на один с собственной душой, то есть во сне. Поэтому надо поскорее избавиться от нее: сбросить ее и выбросить. «Маска» Щербакова сброшена, но где гарантия, что под ней нет другой?
Это лишь небольшой экскурс в творчество художника, но уже по нему видно, что работы Алексея Щербакова представляют собой яркую цветовую палитру, несущую в себе положительные эмоции, а принцип упрощения, положенный им в основу технических исканий, делают его картины выразительными и такими запоминающимися при посещении выставок. Однако за кажущейся простотой скрывается колоссальный труд художника, который всегда в поиске новых идей и возможности их наиболее точного выражения. Возможно поэтому у Щербакова столь разнообразна техника: он работает маслом, акварелью, гуашью, тушью. У него много заказов от дизайнеров модной одежды, интерпретирующих восточный костюм, пошив которых осуществляется на основе батика, расписанного Щербаковым.
Он не столь продуктивен, как другие его коллеги по цеху, потому как слишком требователен к своему творчеству, пропитанному насквозь Востоком с его строптивым жарким солнцем, вековыми традициями и, конечно, людьми. «Вдохновение приходит во время работы», - говорит Алексей Николаевич, но чтобы подобраться к мольберту и начать писать, художнику нужно часами, а то и днями подготавливать себя к состоянию творения. Он много читает, причем среди его любимых авторов Антон Чехов, Лев Толстой, Харуко Мураками. Художник восхищается умению писателей точно подметить характернейшие черты своего времени, людей в нем живущих, передать их характер. Такую же, или почти такую, задачу ставит перед собой и Щербаков, но получается не с первого раза. И если в акварели он чувствует себя уверенно и ему там уже мало интересно (потому что этот вид техники полностью подчинен воле мастера), то масло, а сейчас еще и акрил, не дают успокоиться. Холст невозможно сразу покрыть краской, а оставить его на какое-то время, значит, дать лазейку сомнению, стать самому себе взыскательным критиком. И начинается редактирование картины, рассвет превращается в закат, натюрморт с яблоком становится вазой с цветами и т. д.
Кстати, лакмусовой бумажкой в живописи для Щербакова является Сальвадор Дали, к которому он иногда возвращается, чтобы знать, на что способен человек, каковы его реальные возможности настоящего художника.
- Произведение художника должно стать открытием для других, а иногда и для самого себя, - считает Алексей Николаевич. – Бывает у меня такое, когда, написав картину и порядком подзабыв о ней, спустя годы открываю свою работу заново и удивляюсь. В тот момент я счастлив… А красивая, мастерски выполненная картина, часто наполовину пуста внутренне. Она приедается со временем, ее после первого «ах!» потом и не замечаешь вовсе: загадка быстро разгадана и не занимает больше твой ум и сердце.
Обстоятельства жизни Алексея Щербакова не слишком разнообразны, но вполне могут объяснить его искусство. Родился он в 1948 году в селении Джума, что под Самаркандом. Родители работали в колхозе. Все детство будущего художника прошло на фоне степных пространств, где глаз исподволь приучается вглядываться в тонкие дали горизонта, а это, как известно, лучшая дверь в творчество. В начале 50-х годов судьба неожиданно решила проверить Алексея на прочность. Несчастный случай надолго приковал мальчика к больничной койке - его лечат от туберкулеза кости. Именно в это время у Щербакова и открывается талант к рисованию, - а чем еще можно было занять пытливый ум ребенку, которого годами окружают белые стены палаты? После окончания школы-интерната, где и педагоги, и ученики восхищались его даром, он поступил в 1971 году в Республиканское художественное училище им. П. Бенькова. Закончив живописно-педагогическое отделение, долгое время работает художником-оформителем при Самаркандском отделении Академии Художников Узбекистана. Живописные полотна выставлял нечасто. Его экспрессивный стиль, так отличающийся от реалистичной манеры советских художников, воспринимался как некий протест, стремление выделиться. «Это сейчас индивидуального стало даже слишком много, - улыбается Алексей Николаевич. – Куда ни глянь – все индивидуальности, аж скучно становится, хотя это всё та же толпа…»
А толпу Щербаков не любит. Нет, он прекрасно знает людей, но они мешают ему их видеть, как ни парадоксально это звучит. Вообще Алексей Николаевич очень скромен, не поклонник «больших сборищ», противник пиара вокруг своего имени. Для него самое уютное место на земле – его мастерская, пусть тесная, но где он по-настоящему свободен, ну и конечно, дом.
О семье Алексея Щербакова следует сказать особо. Как и в своем творчестве, в семейной жизни художник стремится к гармонии, и это поддерживается его супругой и сыном. Лариса Ивановна, сама по профессии реставратор, много лет проработавшая в Самаркандском музее истории культуры Узбекистана, создает нужную творческой личности атмосферу заботы и понимания. В жизни она и первый критик, и первый ценитель. Более того, супруга Алексея Николаевича является тем человеком, который доносит работы художника до зрителя. Ну а гордостью отца является сын Иван, который, правда, не пошел по стезе искусства, выбрав более актуальную на сегодняшний день профессию программиста. Ему только 20 лет, но он очень самостоятельный, сейчас живет и работает в Москве, помогая родителям. Ведь продавать свои работы Алексей Щербаков так и не научился.
- Сначала мастерство, а потом бизнес, - говорит самаркандский художник. – Чтобы продавать, нужно чувствовать настроение покупателя, моду или эпатировать публику. Я этого не могу. Художник должен работать, а не делать работы, писать, а не показывать, что и как написал.