Принцесса Андеграунда

Анастасия Момот
Хотела написать песенку на английском языке... И почти даже написала - не хватило негодования на один куплет. Впрочем, кто читает эти дурацкие песенки... тем более на английском языке. Потом напишу на готском... )) что б уж наверняка...
никто не прочитал.
На нижеследующий рассказ вдохновила девочка, изумительно танцевавшая в  одном из альтернативных клубов нашего прекрасного города...  а ещё собственные воспоминания... а ещё некоторые мои весьма юные друзья... которым я до бесконечности желаю одного лишь счастья.

Принцесса Андеграунда

Dark Diary
12. 11.2003 09.32 <Princess of the Underground> has written:
  Завтра мне исполнилось бы восемнадцать. Уже восемнадцать. Просто не верится, c какой сумасшедшей скоростью летит время. Но мне не исполнится восемнадцать. Вернее, я не хочу этого, не хочу так сильно, что мои мысли непременно должны материализоваться. Я должна умереть сегодня ночью – красиво и безмятежно, прежде чем огонь, горящий в моём сердце, погаснет. Возможно, вы посчитали бы меня маленькой болтуньей, глупой фантазёркой, но ведь вы даже не представляете себе, какую неимоверную боль я сейчас испытываю. Испытываю каждое утро, открывая глаза и смотря на молочно-белый рассвет, рассвет, в котором его больше нет.
  Вот сейчас я пишу эти слова, а по щекам льются слёзы. До сих пор, а ведь он бросил меня почти полгода назад. Мы начали встречаться в одиннадцатом классе, и, честно признаюсь, никогда со мной не было прежде ничего подобного. Мы виделись каждый день, долго, но каждый день был для меня как праздник. Я любила целовать его руки. У него изумительно красивые руки. Изумительно красивые… Ну вот, я опять разревелась. Я себя чувствую полным дерьмом.

12.11.2003 22.44 <Princess of the Underground> has written:
  Сегодня произошло нечто омерзительное. Вообще-то уже, должно быть, c месяц я не появлялась в университете. Сперва я, конечно, пыталась учиться, пыталась сидеть на этих лекциях, даже порой что-то записывала, но меня никогда не хватало надолго, хотя бы потому, что я решительно не вижу никакого смысла в этом самом образовательном процессе. Зачем? Получать образование, чтобы занять в дальнейшем престижную должность? Зачем? Чтобы зарабатывать много денег? Зачем? Чтобы иметь возможность купить себе квартиру, машину, одежду, чтобы обеспечивать свою семью, чтобы ездить на дорогие курорты и сидеть где-нибудь на берегу моря в белом шезлонге, попивая коктейль из Амаретто, и смотреть на заходящее южное солнце? Зачем? Чтобы жить долго и счастливо. А я не хочу жить вообще.
  Я вставала утром, завтракала, приводила себя в порядок и выходила на улицу. Мама всегда провожала меня, думая, что я иду на занятия, но я не шла на занятия. Бродила одна по городу, порой удавалось уйти очень далеко, и порой я даже не знала, где я, просто… шла, глядя себе под ноги на грязные лужи, подёрнутые тонким слоем льда. Первые заморозки. Я думала о нём, о том, кто теперь c другой, и закусывала нижнюю губу до крови, чтобы не расплакаться прямо на улице. В тот час, когда по расписанию должны были заканчиваться мои занятия, я возвращалась домой. Мама кормила меня обедом и спрашивала, как дела в университете. Я отвечала, что всё нормально, и уходила к себе в комнату, где и оставалась до самого следующего утра.
  Сегодня я всё сделала как обычно. Почти три часа простояла у музыкального ларька, из которого громко играла музыка моей любимой группы. Когда у моих ног уже образовался внушительного диаметра круг из окурков, я медленно поплелась домой. Однако, дома меня ждал неприятный сюрприз. Я поняла, что что-то не так, ещё c порога увидев выражение лица матери.
 - Где ты была?
 - В университете.
 - Врёшь.
 - Почему вру?
Моё сердце начало очень сильно биться. Я всегда боялась, что родители узнают…
 - Не имеет значения. В университете ты не появлялась больше месяца. Сейчас придёт отец, думаю, нам всем придётся очень серьёзно поговорить.
  А потом пришёл отец. Я сидела в своей комнате и перебирала в пальцах серебряный браслетик, который мне когда-то подарил мой мальчик. В голове моей звенела нервная пустота. Дверь открылась, и оба родителя c суровым видом предстали предо мной.
 - Ну и где ты шлялась этот месяц, - тихо спросил отец.
 - Просто… по городу…
 - Ты шлялась целый месяц просто по городу? Ты ничего не хочешь нам объяснить?
 - Мне было очень плохо.
 - Нет, ну ты слышал?! Плохо ей было! – завопила мать, - Она шлялась по городу! Дрянь ты этакая! Тебе родители всё дали, ты живёшь в родительском доме! Мы платим за твоё чёртово образование! Ты просто шлялась по городу?!
 - Мне было плохо.
 - Какого хрена тебе было плохо?! Может, ты уже на наркоте у нас сидишь, а?
 - Нет…
 - Это мы сейчас проверим! Проверим… Дрянь ты этакая… Один говнюк вырос, так ещё эта… - мать стала раскидывать бумажки и тетради, которые лежали у меня на столе. Лицо её выражало скорей боль, чем злость, а я даже не знала, что сказать… Как мне её успокоить, да и вообще… Мрачная история моего покойного нынче братишки давала о себе знать. Я просто сидела и смотрела. Отец тоже смотрел. На меня. Стоял и смотрел. Мне было страшно.
 - Сейчас мы проверим… Наверняка ты где-нибудь прячешь эту дрянь. Ходит размалёванная по городу она. Как шлюха. Чучело. Родители ей всё, а она вот что в отместку… - мама разбросала все мои вещи, сбросила книги со стола на пол и принялась за шкаф c одеждой. У меня перехватило дыхание от ужаса.
 - Что за дерьмо ты здесь развела?! – она даже не стала рыться в ящике c моим бельём, а просто вытащила его наружу и перевернула вверх тормашками, высыпав всё его содержимое на пол.
  Мои трусы и бюстгальтеры распластались по пыльному ламинату, разлетелись в разные стороны разнообразные тампоны и прокладки, было здесь несколько пустых пачек сигарет, которые я не успела выкинуть и спрятала от родителей, был здесь даже один презерватив, притаившийся на дне ящика ещё c тех давних времён, когда у меня был молодой человек. Контекс вроде бы, в сине-розовой обёртке.
  Отец стоял и смотрел. Мне ни разу в жизни ещё не было так стыдно. Да что там, я чувствовала себя полным дерьмом.
 - Дерьмо… - сказала мама, пнув ногой сигаретную пачку, - всё. Я больше не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Мне не нужна такая дочь. Пойдём отсюда, пусть сдохнет тут в этом во всём, - обратилась она к отцу. И они оба вышли… громко хлопнув дверью.
  Я осталась одна в этом самом дерьме, причём оно было и снаружи и внутри меня. Легла на кровать и заревела. Я знала, что больше никто не войдёт в мою комнату и не спросит, что случилось, не попытается меня утешить. Я знала, что я больше никому не нужна в этом мире. Я знала, что я – дерьмо. Всё во мне разрывалось от безумной истерики, мне очень хотелось умереть. Очень, очень.
  Так, не выходя из комнаты, я пролежала на кровати до самого вечера. Ужинать меня, разумеется, никто не позвал. Потом в коридоре погас свет, и я поняла, что родители ушли спать.
  Внезапно запищал мой мобильный телефон. Пришло сообщение от подруги: «Сегодня ночью будет твоя любимая группа выступать. Ты придёшь?» «Нет», - ответила я. Через минуту телефон запищал вновь: «Там будет этот твой мерзавец. Мы всей компанией собираемся. Приходи.» Ничего не ответив, я встала c кровати и подошла к зеркальной дверце шкафа. В отражении на меня глядел кошмарный монстр c всклокоченными чёрными волосами и размазанной по всему лицу тушью.
  Спустя час я уже шагала к ночному клубу – в короткой юбке в шотландскую клетку, чёрных колготках со стрелками и ботинках на высокой платформе, зашнурованных и плотно облегающих ногу почти до самого колена. Нижнюю губу я проколола ещё год назад – в двух местах – и сейчас, разумеется, вставила обе серёжки. В моей душе творилось что-то невообразимое: я не чувствовала ни холода, ни мелких снежинок, падавших мне на лицо, мне было наплевать на людей, идущих мне на встречу и разглядывающих меня c головы до ног, наплевать на красоту ночного города, переливающегося разноцветными огнями, моё сердце разрывалось в клочья, я знала, что утро для меня никогда больше не наступит.
  Ворвалась в клубящийся табачный дым и грохот тяжёлой музыки, словно ураган. Сразу направилась к барной стойке и, протолкнувшись через хаотичную очередь из альтернативной молодёжи, бесцеремонно взяла 150 грамм водки. Мне было всё равно, что подумают обо мне другие… И родителей, спокойно спавших дома в тот час, я больше не боялась. Они не хотят, чтобы у них была такая дочь… Что ж. Не хотят – значит, не будет.
  Мой мальчик сидел за столиком, пил пиво, а на коленях у него сидела другая девочка и что-то говорила ему на ухо. Я вылила в себя всю водку разом и направилась к ним.
 - Привет, - сказала я.
 - Привет! – ответил он и улыбнулся.
 - Отлично выглядишь, - сказала я.
 - Спасибо! Ты… тоже, - ответил он и улыбнулся вновь.
 - Как дела у тебя?
 - Прекрасно, а у тебя?
 - У меня тоже прекрасно, - ответила я и улыбнулась.
 - Ты меня больше не любишь? – спросила я.
Он нахмурился и подался вперёд, будто не расслышал мой вопрос. Девочка, сидящая у него на коленях, сделала большие удивлённые глаза.
 - Ладно, забудь. Хорошего вам вечера, - сказала я и ушла на танцпол.


13.11.2003 06.20 <username ###> has written:
  Она танцевала, как сумасшедшая. Девчонка. Это был странный, дикий, отчаянный и истеричный гимн жизни. Её длинные чёрные волосы проносились то вверх, то вниз, приобретая в синеватом свете софитов призрачный – или, быть может, напротив, ангельский – ореол, по мере того как она трясла головой, подпрыгивала, кружилась, и её короткая юбочка вздымалась вверх, обнажая красивые стройные ножки. По всей видимости, она была очень пьяной, поскольку подобную хаотичность движений в здравом уме и трезвой памяти изобразить довольно затруднительно. К тому же, время от времени она падала, либо налетала на танцующих рядом людей.
  На совсем ещё юном личике её сверкала изумительная улыбка, повествующая всему окружающему задымлённому миру о каком-то вряд ли выразимом словами блаженстве и чистоте.
  И вот, не теряя того самого блаженства и, что самое удивительное, чистоты, она взлетает в воздух, подхваченная на руки каким-то здоровяком в чёрных одеждах. Он довольно грубо целует её взасос и опускает обратно на грязный заплёванный пол.
  Спустя полминуты она стоит перед зеркалом в кошмарном туалете данного ночного заведения. Продолжает пританцовывать в такт оглушительным басам, сотрясающим со сцены, должно быть, всё здание. Поправляет причёску и, улыбнувшись своему отражению, выходит.
  Она идёт по улице, запахнув своё коротенькое чёрное пальтишко и вытянув руку - пытается поймать машину. Снег, нежный и пушистый, ложится на её волосы и плечи, но ей, разумеется, всё равно.
  Вскоре перед ней останавливается иномарка, и она ныряет в неизвестность за открывшейся блестящей дверью.
 - Ну что, куда поедем, красавица? – спрашивает мужчина, сидящий за рулём.
 - Куда хотите. Мне всё равно, - говорит она и улыбается.
Он улыбается ей в ответ.

13.11.2003 13.13 <username ###> has written:
  Обнажённая она была ещё прекрасней. Весь этот снег, и музыка, и алкоголь, и что-то там ещё… Он поцеловал её в губы на прощание. Я тоже.

15.11.2003 21.40 <Princess of the Underground> has written:
  Настал тот день, когда я больше не могу ничего изменить. Моё истерзанное тело лежит в какой-то дурацкой деревянной коробке в том самом платье, в котором я танцевала со своим мальчиком на выпускном балу. Оно розовое… C большими воздушными воланами на рукавах. На моём лице теперь какая-то невероятная маска из тонального крема, пудры и румян – сама я бы никогда не накрасилась так по-глупому. Как какая-нибудь кукла.
  Мама положила голову мне на грудь и не двигается, будто бы даже не дышит больше. Отец стоит у неё за спиной. На нём красивый чёрный костюм. Он смотрит куда-то в пустоту.
  Звучит моё имя из чьих-то незнакомых мне уст. Мама… Бедная моя мама падает на красивый пол собора и… нет… она не плачет.
Она воет.
И только теперь, когда у меня нет больше сердца, я стала понимать, что значит, когда твоё сердце разрывается в клочья. Только теперь, когда у меня больше нет тела, я начала понимать, что такое настоящая боль.

Мама… Бедная моя мама. Твои красные от слёз глаза светлей для меня самого прекрасного света. Твой вой, пронзительный и жуткий – разве не так звучит песня истинной любви? Мама… Бедная моя мама. Как жаль, что сегодня я уже не могу ничего изменить. Я чувствую себя полным дерьмом.