Я бежала по полю. Далеко, да самого горизонта расстилался зеленый ковер, то здесь, то там расцвеченный всевозможными цветами. Цветы были очень знакомые, и в то же время совсем незнакомые мне. У меня не было времени наклониться и рассмотреть их поближе. Я просто краем глаза отмечала красоту и необычность этих цветов.
Я бежала, а встречный ветерок ласково ворошил мои волосы, создавая какую-то замысловатую прическу, неподвластную ни одному искусному парикмахеру, играл с моим платьем то, вздувая его колоколом, то, обвивая мои ноги, мешая бежать.
Мне было радостно на душе, хотелось петь. Песня прямо таки рвалась из груди, слова рождались сами в такт бегу и тут же, подхваченные ветром, уносились прочь, затихая вдали.
Вдруг поле внезапно оборвалось, и передо мной разверзлась глубокая пропасть. Она была так широка, что перепрыгнуть ее не было никакой возможности. На другой стороне пропасти поле продолжалось, и цветы с той стороны были еще прекраснее и манили к себе. А где-то еще дальше звенел ручей, искрился на солнце и звал к себе, суля прохладу моим разгоряченным щекам.
Высоко в небе парили птицы. "Чем я не птица", – пронеслось у меня в голове.
Я сделала шаг к краю пропасти и взмыла вверх. Поток восходящего воздуха подхватил меня, я отдалась его течению. Я раскинула руки наподобие крыльев, но в этом не было нужды. Полет рождался сам по себе, без взмахов руками или каких либо других усилий с моей стороны. А руки я раскинула лишь для того, чтобы ими полнее чувствовать, как воздух, наподобие воды, ласкает их своим дыханием. Счастье переполняло меня. Счастье оттого, что я человек, и что я летаю.
Летом я отдыхала с мамидой в деревнe, откуда родом семья ее мужа. Деревушка располагалась высоко в горах. Дядина усадьба находилась на главной улице. Правда, назвать ее улицей можно было с большой натяжкой. Небольшая дорожка, на которой едва бы разминулись две машины, извивалась по склону горы, а по обеим ее сторонам то здесь, то там одинокими стражниками виднелись то деревянные калитки, то металлические ворота, от которых были протоптаны тропинки вглубь двора, где высились строения.
Мобильные телефоны здесь не работали. Для того чтобы связаться с Тбилиси, надо было спускаться в соседнюю деревню. Кроме того, за месяц до нашего приезда какие-то умники стащили огромный кусок кабеля на продажу, и теперь все дома были полностью обесточены. Оторванность от остального цивилизованного мира была полная. Телевидение не работало, за газетами, да и то недельной давности тоже надо было спускаться к соседям. Вообще, полная изоляция. И это в начале 21 века. Холодильник играл роль шкафа, стиральная машина ржавела в сарае, а компьютер, который мамида взяла с собой, чтобы в тиши писать диссертацию, так и остался нераспакованным.
Зато красота вокруг была такая, что даже дух захватывало. Горы – моя стихия, моя вечная любовь и нескончаемая радость.
Я родилась в горах, живу в горах и считаю, что ничего лучше гор нет на свете. Как поется в песне: "Лучше гор могут быть только горы, на которые еще не бывал". Даже на море, лежа на пляже, я глазами ищу вокруг себя горы и успокаиваюсь, когда вижу их вдалеке. В нашей Грузии горы повсюду. Они все разные, и поэтому окружающий пейзаж, когда едешь на машине, все время меняется. То появляется гора, похожая на огромный шатер, следующая за ней похожа на спящую собаку, свернувшуюся клубочком, далее гора-слон, поджавший хобот, а затем уже летящая лань. И так далее. Надо просто немного воображения и в контуре любой горы можно открыть что-то, ведомое только тебе одному.
Я по компьютеру познакомилась с одним мальчиком, который живет в Средней Азии. Фархад мне пишет, что лучше пустыни ничего нет на свете, а я ему отвечаю, что горы, мои горы лучше, чем все его пустыни вместе взятые. Он не верит мне, а я не очень верю ему. Он так красиво пишет про свои хлопковые поля, когда смотришь, и глаз не видит их края. Пишет, как красива пустыня ранней весной, и какая она незабываемая поздним летом или осенью. Как она меняется в вечернюю пору перед закатом солнца, и как она просыпается рано утром, окрашенная нежно-розовым светом встающего солнца. Он - настоящий поэт.
Но на все эти описания, я ему рассказываю, какие огромные звезды в горах, как они ярко блистают и кажется, что протяни руку, и сможешь их потрогать. Таких близких звезд нет в городе. В Тбилиси звезды прячутся в дымке, вечно стоящей над городом и превращающей его в картину, написанную импрессионистами. А в горах им ничего не мешает разговаривать с нами, подмигивать нам и исполнять свою вечную мелодию вселенной. Через эти звезды и горы я как бы связываюсь с моими давно умершими предками, и они становятся мне ближе. Я начинаю понимать, что я – часть их, их продолжение и связующее звено между ними и нашими далекими потомками. А горы – немые свидетели этой неразрывной связи.
Все это я поняла в то лето в горах. А еще я поняла, что Фархад прав, его пустыни для него самое красивое место на свете. И я права, мои горы для меня тоже самое красивое место на свете. Когда я вырасту, я обязательно поеду посмотреть пустыни Фархада. И я знаю, что они мне понравятся, но горы все равно в моем сердце всегда будут на первом месте. Для каждого человека маленький уголок, в котором он родился – самое прекрасное место на свете.
Больше всего мне в деревне нравились качели. Я всегда была большим любителем качаться. И мимо этого аттракциона никогда не проходила спокойно. Но эти качели были особенные. Таких в городе я еще никогда не видела. К высокому столбу, стоящему на краю обрыва, был крепко-накрепко привязан канат. Надо было крепко уцепиться, разбежаться и качаться сколько захочешь. Просто дух захватывало, когда я взмывала вверх. И казалось, земля куда-то убегает от меня, зато небо становилось ближе. А затем, когда с высшей точки, стремительно неслась вниз, теперь уже земля надвигалась на меня, стараясь подмять под себя. И так все время – летишь вверх, и дух захватывает, а затем несешься вниз, и сердце екает.
Я могла качаться до бесконечности. Но увидела мамида, у нее тоже захватило дух, и перехватило дыхание. В конце концов, она взяла с меня честно-пречестное слово, что к этим качелям я близко подходить не буду.
Лето стремительно приближалось к своему естественному концу. Ночи стали длиннее и намного холоднее. Зачастили дожди. Мы засобирались в Тбилиси, чтобы затем продолжить лето уже на море.
Накануне отъезда я прошлась по деревне, мысленно прощаясь со всем, что мне так полюбилось за это лето. Дошла я и до качелей, с тоской поглядела на них. Уже повернулась, чтобы идти дальше, но какой-то чертик, сидящий в каждом из нас, стал нашептывать мне, что я их больше не увижу, что никогда больше не испытаю восторга взлета и падения, что ничего не случится, и мамида никогда не узнает, что я разок, всего-то только один раз качнусь на них. Этому бесенку долго и не надо было меня уговаривать. Я же честно слушалась мамиду и все это время не качалась. А сейчас я только напоследок один раз качнусь и все. Никто ничего и не узнает.
Я схватилась за канат. Недавно прошел дождь, канат был мокрый и неприятный, но мне не хотелось отступать из-за такой малости. Я разбежалась и взметнулась к облакам. Земля стремительно удалялась от меня, а небо становилось все больше и больше, заполняя собой все окружающее пространство. Я казалась себе какой-то сказочной птицей, парящей в небе. Серые дождевые облака неслись мне навстречу, еще мгновение и я достану их рукой и наконец-то смогу на ощупь понять, из чего они сделаны. И тут в решающий момент, на пике моего полета я с ужасом почувствовала, как мокрый канат выскальзывает из моих рук, что я ничего не могу с этим поделать.
"Разве я не птица, разве я не могу летать?" – пронеслось у меня в голове. Надо только раскинуть руки-крылья и полететь. Полететь в вечность…