Мишенька жалуясь маменьке красной мордой, расползался по ковру гостинной, как обыкновенный пышный навоз. Убыстряли ход Бомовые часы, желая перенанизать на себя внимание дурной озобоченностью. Мигали концы салютов, за валовым кисетом расшитого биссером елового окна. Тихо ныл и покалывал друг-камин - болтали меж свистов невнимательные искры и тонули определенно кашляя полым пеплом неокрепшие сирены-угольки.
Маменька не в первый раз слышала сиксотки про невестку, не в первый раз осуждала и закатывала экий глянцевый концерт с блестками - личным выступлением, но здесь другое. Мишенька подстегнутый воображением, нёс свои огульки, корябал отростками колени и выглядел смиренно, даже слишком. Кривляясь, и в промежутках запихивая куски холодного плова в свою розовую глотку, Мишенька расплевывал зернышки, порожая маменьку до немых слёз.
Дослушав окончательную нудь о своей невестке, маменька разобрала нарядный стол от сервилатов и корений, и выпроводила сына во двор на морозный воздух, пробздеться. Мишенька мёрз и переминался. Зыркал и глазел. Пару раз долбанулся об бревенчатый настил и сникся со судьбою .
Плавал бронз луны помимо, тащились от ветра берёзы силясь и тужась, ныкались щербатые крупные мыши в стог, дышалось полной грудью и пахло заветренным пивом. Прозревало...