Глава 21
В санчасти меня раздели, сняли обувь. Верхняя одежда и тампон были насквозь пропитаны кровью. Пока я шел ногами, у меня открылось сильное кровотечение. Мне сделали какие-то уколы…
- Катя, готовь инструменты, нужна операция срочно. Кладите его на стол…
Меня положили на стол, закрепили руки ремнями, я видел только лицо медсестры и доктора в марлевой повязке. Они возились со мной, что-то делали, мерили пульс давление…
- Катя, какой диагноз поставим этому «Фрицу»? – спросил доктор, подойдя к столу, вымыв руки, надевая резиновые перчатки и марлевую повязку. – Колото-резаная рана груди, ножевое ранение, пневмо и гемоторакс. Что такое гемоторакс и пневмоторакс знаешь?
- Знаю, - ответила медсестра. – Это скопление крови в грудной полости и попадание воздуха…
- Молодец. Что еще характерно для таких ранений?
Катерина немного задумалась.
- Повреждение внутренних органов! - ответил доктор.- Каких?
- Легких,сердца...
- Правильно!Возможно ранение левого легкого под вопросом, это надо уточнить. Будем проводить ревизию и ушивание раны, остановку кровотечения, будешь мне ассистировать.
- Поняла…
- Умница! Укол готовь, будем под местной анестезией.
Мне стали обкалывать рану, от боли я дернулся. Почувствовав как сбоку, меж ребер вонзилась игла, уже не выдержал и заорал настолько сильно, насколько хватило мочи, но вместо крика доктор услышал только сдавленный, слабый, едва слышный стон.
- А – ай!Schmerzhaft. Mama, es tut weh… (Мамочка,больно...), – вырвалось у меня.
- Что он говорит? – удивленно спросила девушка.
- Больно ему, – ответил доктор. – Чего врешь? Неправда, потерпишь.
Кровь, скопившаяся внутри, под давлением, через иглу вырвалась наружу вместе с пузырьками воздуха, отчего я вздохнул и почувствовал облегчение. Боль тоже уменьшилась, и стало значительно легче дышать. До этого было чувство, что внутри все сдавило тисками.
- Ну вот, дыши, щас легче станет…- ободрил Соколов.
После этого я успокоился и даже губы, которые были уже синими, приобрели бледно-розовый оттенок.
- Вот видишь? Катя, смотри, у него уже и губы порозовели… Слава тебе Господи! Откачали…- доктор даже вспотел.
Я все еще чувствовал боль, хотя и тупую, опять застонал. Доктор вставил какой-то инструмент, я испытывал неприятные ощущения, было слышно, как ковыряются в ране.
- Легкое кажется не задето…скопление крови в плевральной полости… Чего стонешь? Не больно уже! Ишь ты, маму ему давай. Я тебе покажу мамочку и папочку тоже. А ну не дергайся, а то все брошу сейчас! – ругал меня доктор. – Зажим давай, – обратился к девушке. Видишь сосуд? Надо сшивать, – пережал пинцетом поврежденные сосуды.
Я почувствовал, как что-то тянули. Сжав зубы, я старался терпеть, пока меня латали как дырявый носок. Во время операции доктор разговаривал со мной, пытаясь удержать меня в сознании, приободрял:
- Всё уже, всё… Потерпи ещё немного… Молодец! Глаза не закрывай! Хороший «фриц», конечно мёртвый «фриц», но ты ещё живым пока нужен, так что погоди ещё пока помирать. Сначала расскажешь, что знаешь, а потом уже на тот свет отправляйся… Да? Будешь жить? Или не хочешь? Посмотри на меня… Видишь, нитки? Какой иглой тебя штопаю? Какая дыра… Кто так постарался? Мастер прямо…скосил правда немного… Точнее бить надо! Так что тебе повезло…
Минут за десять меня зашили, стали накладывать повязку. Я пять стал терять сознание...
- Дыши же, дыши! Не хочет ведь жить зараза!
Мне поднесли вату с нашатырным спиртом, я пришел в себя. Доктор снял наконец перчатки.
- Еще бы сантиметра два правее, чуть ниже и был бы покойник. Едва сердце и аорту не задело. Вообще рана серьезная.
В сердце мне не попали, но повреждено было несколько крупных сосудов, что привело к сильному кровотечению. Может, и кровотечение было не столь значительным, так как края раны в этом случае быстро спадаются, но пока меня доставили, прошло слишком много времени. Этого было достаточно, чтобы мое состояние значительно ухудшилось, и я потерял много крови. В начале я не чувствовал себя так плохо и даже мог идти своими ногами.
- Вот уж не думала, что придется еще и «фрицам» помощь оказывать, – сказала Катя.
Доктор снял меня со стола, на руках перенес в палату, уложил на кровать.
После того как рану зашили, мне стало лучше, я пришел в себя, перестал терять сознание, но еще не совсем отошел от шока. У меня немного помутился рассудок, и я плохо соображал -сказались последствия стресса и психологической травмы. Я вспомнил о товарищах, которые погибли на моих глазах, друзьях, которых потерял, со мной случилась истерика. Пока наркоз еще действовал, я не чувствовал сильной боли. Сам не зная почему я вдруг вскочил с постели и бросился бежать, наверное со страху, но тут же упал. Девушка вскрикнула, доктор едва успел меня подхватить!
- Стой! Куда?! Бежать собрался? - Кинул меня на кровать и стал удерживать руки. Насколько хватало сил, я пытался отчаянно сопротивляться.
- Lasst!!(Пустите!)
- Лежать! А ну, успокойся!
- Keine. Helfen. Wo sind meine Freunde, Alex, Christian (Нет! Помогите! Где мои друзья? Алекс! Кристиан!)
У меня поехала крыша, я плохо соображал, все еще не веря в реальность происходящего, не мог осознать, что я в плену. Мне казалось, что это страшный сон и сейчас я проснусь! Все закончится! Мне ужасно хотелось домой, к своим близким, в Германию.
- Лежи же, сказал! – доктор прижимал меня к кровати, удерживая руки.
- Christian! – на глазах моих были слезы.
Силы иссякли, и сопротивляться я не мог, только всхлипывал и беспомощно рыдал как ребенок. Мне было тяжело дышать и не хватало воздуха.
- Катя морфину в шприце набери. Быстрей же! - Доктор держал, повернув меня на бок.- Быстрее давай коли!
- Was ist das? Ich will nicht… (Что это? Я не хочу…)
- Потерпи, – успокоила девица, – сейчас тебе хорошо будет, только укольчик подействует, уснешь зараза! – вколола шприц…
- Ма - а – а – ма!!! – вырвался у меня отчаянный крик, чисто на русском.
Сам не знаю почему, совершенно бессознательно, может произнести мне это слово было легче, чем на немецком.
Доктор был в шоке! Девушка тоже. На секунду они просто оторопели.
- Совсем, наверное спятил? «Мама» на русском орет! – произнес доктор. – Не понял, что за «фриц». Ты кто еще такой?!- Но видя мои безумные глаза, вдруг стал меня успокаивать, сменив тон на более спокойный. - Все, все, все… Тише, тише! Сейчас уснешь, успокойся. Все хорошо…
Укол начинал постепенно действовать. Хороший был укольчик! После него мне действительно стало хорошо, даже очень! Боль абсолютно прошла, дышать стало легче, я успокоился и уже не сопротивлялся. Мне стало все безразлично, захотелось спать, глаза закрывались. Голоса отдавались эхом и казались какими-то отдаленными, все расплывалось. Я что-то еще бормотал бессвязно.
- Schlafen…Ich...(спать… я…) – хотел сказать: «не хочу», но не мог.
Только сквозь сон услышал, слова девушки:
- Всс- се-е –о он уже с-с-с-пи-и-ит. - и провалился.
Минут через 15-20 я заснул и больше ничего не помнил...
- Слава Богу! Успокоился, наконец, – сказал доктор девушке. - Пусть немного поспит, только смотри за ним, дыхание контролируй. Глаз не спускай! – он поправил ноги, накрыл раненного простыней.
- Странный какой-то, – сказала Катя. – Болтал на своем. Почему он на русском «мама» кричал?
- Не знаю, – ответил доктор. – Может, знает что-то по-русски, мало ли? Хотя, конечно… Действительно что-то здесь… Может из разведки, или переводчик скорее всего? Немцы тоже русский знают.
- А он умрет?
- Не знаю. Крови потерял много, хорошо успели еще вовремя привезти. Дай мне бинты, – он привязал пациенту руки к кровати за запястья.
- Это еще зачем? Чтобы не убежал?
- И это тоже. Чтобы с кровати не свалился, а то мало ли что. Просыпаться будет, неизвестно, как себя поведет.
- Я даже испугалась, когда он вскочил, не думала что он в таком состоянии сможет еще с кровати подняться!
- Все может быть, это последствия шока и стрессового состояния. Так что ничего удивительного, – объяснил врач.
- А я ни одного немца живого еще не видала, честное слово! – призналась девушка. – Хм?… Парень вроде как парень?
- Увидала теперь? Не видала! Чего на них смотреть, такие же люди, с руками, с ногами, на руках по пять пальцев. Такие вот звери!
- Да… А он и нестрашный совсем, даже вроде ничего, хорошенький когда спит. Не ужели они все могут быть такими злыми, людей убивать?
- Все они хороши, когда спят, зубами к стенке, а лучше мертвые. Хороший «Фриц»- мертвый «фриц». Никто Катюша не виноват, они сами нарушили все законы, не мы начали эту войну.
- А что с ним потом будет, когда он в себя придет?
- Что? Допросят его, а потом отправят отсюда, куда уж не знаю, начальству видней.
Глава 22
Пока доктор с медсестрой управлялись с раненным «Фрицем», майор Савинов докладывал в штабе, командиру дивизии Слышкину и его заместителю, полковнику Джанджгаве.
- Разрешите товарищ генерал?
- Да, конечно. Подождите немного, - ответил Слышкин.
- Это срочно, товарищ комдив. Только что наши разведчики вернулись с задания, уничтожили группу немцев из шести человек, ошивались в березовой роще. Одного из них удалось взять живым, правда ранен. Доставили его в таком состоянии, что не знаю, сейчас в санчасти. Вот документы, все, что удалось найти.
- Давайте сюда. Это все? Немца допросили? - спросил Джанджгава.
- Нет, не успели. Он в тяжелом состоянии, ножевое ранение в грудь, сейчас хирург наш с ним возится. Если выживет…
Полковник мгновенно рассвирепел, разозлившись не на шутку. Как так они «языка» брали?
- Да что это такое? Его что не могли живым взять?!
- Разведчики говорят, они сопротивление оказали, пришлось их всех уничтожить. Вы же знаете, что у Колесова все ребята профессионалы, не могли они значить иначе, так получилось. Тем более на задании Мелешников был…
- Черти что! Ну не везет так, что ли? Ладно, с ними я еще сам разберусь, что и как было, – комдив продолжал рассматривать изъятое у немцев. – Военных билетов, у них с собой тоже не было? Документов удостоверяющих личность?
- Нет, вероятно, это тоже разведка. Откуда у них документы?
- Ясно. А личность этого немца, тоже не установили?
- Известно только что лейтенант, фамилия, кажется Краузе, что ли? Это с его слов, все, что удалось узнать, - показывает на фотографии. – Вот он.
- Этот? Так… Карта, с обозначениями заданного района наблюдения, расположение наших позиций… все ясно! А это что? Тут еще бумага какая-то, похожая на письмо или записку. Вы знаете немецкий, переведите.
Майор рассматривал клочок бумаги, запачканный кровью.
- Да, это письмо домой, кажется маме… - Он перевел его:
"Здравствуй дорогая мамочка! Прости, что долго не писал, не было времени, только сейчас выдалась свободная минута, да и не хотел тебя лишний раз огорчать. Погода стоит замечательная, тепло, поют птицы. На фронте затишье, сражений не было уже давно, но скоро этому придет конец, все изменится. Готовиться масштабное наступление, когда оно точно начнется, не знаю. Я сейчас под городом Орел, это средняя полоса России. Если бы ты знала, какая она большая! Очень скучаю по тебе и сестре, а особенно по моей дочке, она наверное уже совсем большая. Хочу тебе сообщить, что пока жив, здоров, со мной все в порядке, что будет потом, не знаю. Если со мной что-нибудь случиться, не плачь, ты же у меня сильная. Если погибну, значить такая у меня судьба. Прости, я вынужден остановится, нас срочно вызывают в штаб, вероятно, опять какое-то задание, если вернусь обязательно напишу. Господи, только бы успеть отправить тебе это письмо!" - На этом письмо обрывалось. - Надо же, как будто чувствовал, когда его писал! - поразился майор. - Не попадет теперь письмо его мамочке.
- М-м-м… да! Это уж точно… - задумался комдив. - Подожди, это письмо ведь писалось совсем недавно, возможно вчера? Там написано, что немцы должны перейти в наступление, значить они действительно его готовят? Мы знаем об этом и это лишний раз подтверждает наши предположения. Уже кое-что. Он пишет, что точно не знает когда оно начнется, значит, дата этого наступления вероятно еще не определена и нам не придется ждать его со дня на день.
- Верно! – согласился Савинов.
- Значить у нас есть еще время. Как видно даже из простого письма немецкого солдата можно сделать какие-то выводы! Вот-вот… Что вы на это скажите?
- Но всё равно, пленного во что бы то ни стало надо допросить, - добавил Джанджгава.
- Согласен, - ответил комдив. - Пленного допросить сразу же, как только это будет возможным. Да, Алексей Константинович узнайте еще как его состояние, и позовите мне этих ваших… кто на задании был.
Чтобы во всем окончательно убедится, пленного нужно было обязательно допросить, как можно быстрее. Савинов направился в санчасть.
- Ну что с фрицем? Жить будет? Надо его допросить.
- Не знаю, – отвечал доктор. - Сейчас сложно, что-либо сказать, мы сделали все что могли. Состояние пока еще очень тяжелое, насчет допроса, я думаю надо пока подождать, все равно говорить не сможет. Пока спит, пришлось наркотик ему вколоть. Думаю, только завтра придет в себя, если выживет. Кровопотеря серьезная, если справится, будет жить, если нет… Донор бы нужен.
- Ладно, делай с ним что хочешь, но только чтобы заговорил, остальное, меня не волнует, - майор заглянул в палату, глянул на спящего немца, в бинтах, – Очнется, скажите мне.
- Конечно, Алексей Константинович. Да, чуть с ума не сошел с вашим «фрицем»!
- А чего?
- Операцию ему сделал, швы наложил, уложил, а он с кровати вскочил, бежать порывался. Истерика с ним была, сначала лепетал там что-то на-немецком, а потом как заорет «Мама!», причем на нашем, чисто на-русском.
- Вон он что? Интересно?
- Ничего не понимаю, – сказал Соколов.
- Ладно, придет в себя, разберемся. Будет ему «мама» - ответил майор.
Мелешников, Иванов и Семенов вернулись в избу, где располагались разведчики.
- Что отнесли этого «фрица в санчасть? – спросил Александр Гузынин.
- Не знаю, – ответил Мелешников. - Доктор с ним возится, состояние конечно тяжелое, если не критическое. Молитесь, если не выживет, плохо дело, разборки будут точно, так что готовьтесь, – предупредил он ребят.
- Славик, зачем же ты его так? – сокрушался Андрей.- Могли мы его скрутить, тем более Федя на помощь тебе подоспел.
- Верно, - сказал Александр. - Все дело испортил.
- Я даже глазом моргнуть не успел, как он его порешил. Хотел его прижать, думал живым возьмем. Смотрю, капут нашему «фрицу»! Лежит готовый…
- Не знаю, ну погорячился я!
- Погорячился. Голову теперь нам за это оторвут! – сказал Мелешников. – Как первый день в разведке. Знаешь же, что «языка» аккуратно надо брать. Товарищей, подвел, чего нам теперь делать? Ладно, если останется живой, смогут допросить. А если он сдохнет?
Ваня знал, что поступили они в принципе правильно, другого выхода наверное не было, но объясняться все равно придется и это не заставило себя ждать. Во взвод зашел капитан Колесов.
- Так ребятки, кто у меня на задании был? Пойдем со мной, к командиру дивизии.
- Началось…
- Ну, держись! Ладно, не бойтесь, держите себя в руках, – ободрил Иван.
В штаб вызвали в сборе всю группу, ходившую на задание.
- Ну-ка ребятки, расскажите мне еще раз, что и как было? – допытывался комдив.
Пришлось разведчикам по-новому рассказывать, что и как было.
- Мы когда их заприметили, в березовой роще, засаду устроили, - рассказывал Ваня Мелешников. - Спрятались в овражке, а они выходят шесть человек, прямо на нас. Мы их пропустили немного и сзади из автомата. Двух человек уничтожили сразу, остальные в замешательстве, еще сразу не опомнились даже. Кинулись, было бежать, мы дорогу им перекрыли.
- Крикнули им «Хенде Хох», предложили сдаться, а они не в какую, один огонь попытался открыть, мы по ним. Что еще оставалось делать? – продолжал Александр Гузынин.
- Они кинулись в стороны, еще троих пристрелили сразу, а четвертый бежать. Мы его хотели поймать, окружили, а он гранату достал. Андрюха сзади, гранату из рук у него выбил, а я с ножом на него навалился ну и подрезал. Он еще сопротивлялся упорно, до последнего, сдаваться никак не хотел, – пояснял Вячеслав Нестеренко.
- Вы что живым, в нормальном состоянии не могли его привести? – отчитывал хлопцев комдив. - Если брали «языка», надо было его беречь. Ваша задача показания с него взять, а вы? Как теперь прикажете его допросить. А если он скончается, так, не успев ничего сказать? Шкуру спущу с вас! Может он ценными сведениями обладает, важными, тот лейтенант. Офицер все же! Нам дату наступления знать нужно, давно известно, что оно готовиться, а вы как дети!
- Вы бы еще труп приволокли! Вдруг что-нибудь, скажет? С этим вы, конечно, дали промашку, – сказал майор.
- Виноваты товарищ генерал!- ответили хором.
- Ну, надо еще «языков» приволокем, с-под земли достанем!
- Предлагали же мы им сдаться! – говорил Мелешников Ваня. - Сами не захотели, сопротивление оказали, а этот еще и гранату выхватил. Ну не могли мы по-другому! Не было у нас другого выхода!
- О-о-й. Чему вас только учили? – махнул рукою комдив. - Лучшие разведчики называется. Ладно, идите. Следующий раз только работайте аккуратнее. Я вас прошу!
Вообщем досталось им на орехи.
Глава 23
В санчасти, пока Ганс спал, медсестра и доктор сидели возле него, и следили за его состоянием.
- Катя, донор нужен, – сказал доктор.
- Но мы даже не знаем, какая у него группа крови.
- В том то и дело. Подождем, пока проснется. Хотя… может, документы у него были?
- Не знаю.
- Ладно, капельницу ему еще хотя бы поставь, с глюкозой, а я до штаба добегу.
- Я боюсь, а если он очнется? Что делать?
- Не бойся, я скоро приду. – Ответил врач.
Катя поставила капельницу, и села рядом с кроватью, пытаясь внимательно рассмотреть молодого человека, незаурядной внешности, вполне симпатичного. Русые волосы, ближе к пепельному, нос прямой, с легкой горбинкой, темные брови, длинные ресницы, красивый рот с широкой, пухлой верхней губой. Правда, губы совсем бледные.
Глядя на него нельзя было подумать, что он может сделать что-то плохое или представлять какую-либо опасность. Он казался ей совсем не страшным, наверное, она не так представляла себе врагов. Несколько раз, она конечно видала убитых, чисто из любопытства, но с живыми никогда не сталкивалась. Работая в госпитале, в тылу, ухаживая за раненными бойцами, она не бывала в бою. Медсестрой, с неоконченным еще медицинским образованием, в свои восемнадцать, она помогала врачам, ассистировала хирургам, делала перевязки. Лишь относительно недавно она попала в санчасть, в непосредственной близости от линии фронта, так как хирургу понадобился ассистент, а у нее был опыт. В небольшой санчасти, находившейся при штабе дивизии, в трех километрах от передовой, бойцам оказывали первую медицинскую помощь, лечили легкораненых, всех же остальных отправляли в госпиталь, находившийся в более глубоком тылу.
Часов 5 пацинент проспал как убитый, даже не шелохнувшись, девушка только подходила к нему каждые 20-30 минут, чтобы проверить дыхание и пульс.
- Досталось ему? Сам виноват, никто вас сюда не звал! – рассуждала девчонка. – Всех же вас гадов перебьют, мать твою только жалко.
Парень вдруг шевельнулся и открыл глаза, молча, уставившись на нее большими, серо-голубыми глазами. Он немного сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд, чтобы ее рассмотреть.
Я проснулся, попробовал пошевелить руками, и почувствовал, что они к чему-то привязаны на запястьях. Открыл глаза и увидел девушку. Передо мной все еще расплывалось, и сквозь мутную пелену я попытался ее разглядеть. Кажется, мне поставили капельницу, и в вене торчала игла, закрепленная пластырем.
- Что смотришь? Ух, гадина, не добили тебя!
Вдруг внезапно я закашлялся и изо рта вышел сгусток, запекшейся крови, очевидно из поврежденного бронха. Я испугался.
- Тише, тише... все успокойся, – он вытерла губы влажной салфеткой. – Возись мне теперь с тобой.
Но Катя вдруг даже пожалела о том, что только что сказала, когда увидела невыносимую боль и отчаяние, которые отразились в тех самых, серо-голубых глазах, невероятно выразительных и бездонных. Ничего кроме жалости она испытать не могла. Да и взгляд этот был такой же как и у тех раненых солдат, которых она видала в госпиталях, такой же отчаянный и беспомощный.
Немного успокоившись, все еще чувствуя сонливость и сильную слабость, я закрыл глаза и снова уснул.
Так и не найдя нужной ему информации, вскоре вернулся доктор.
- Ну что?
- Не знаю, спит еще пока. Глаза открывал ненадолго, приходил в себя, потом опять заснул.
- Говорил что-нибудь?
- Нет.
- Давление какое? Пульс?
- Давление низкое, восемьдесят на шестьдесят. Пульс сто, сто десять, слабый, дыхание двадцать, двадцать два. Он кашлял, кровь на губах у него была, боюсь что кровотечение.
Доктор забеспокоился.
- Еще не легче. Кровь, какая была?
- Темная…
- Значит кровотечение не легочное. Это конечно лучше, но все равно ничего хорошего. Грелку холодную ему на грудь.
Доктор немного устал и присел за столом. Дело было к обеду...
- Катя! Поставь кипяточку, завари ка чайку, а то пить охота. Устал я возиться с ним, с этим фрицем.
- Хорошо! Я сейчас!- откликнулась девушка. Пожалуй я тоже не против чайку попить.
Минут через пять чайник с кипел и доктор с девушкой сели пить чай.
- Да, Катя..., - Сказал доктор, - похоже что у нас в санчасти разведчик вражеский. Такие вот дела...
- Да ну!
- Наши ребята уничтожили группу из шести человек, в роще, неподалеку отсюда. Увидели их и в засаду, те их не заметили, вот и попались. Если он из разведки, то и русский может знать. Ведь разведчики немецкие прослушивают разговоры и переводчики у них есть.
- Так вот оно что оказывается! А я то думала откуда. Тогда все ясно. Вот гад!
- Так, что ты с ним поосторожней! Хотя конечно боятся его не надо, состояние очень тяжелое, сейчас не опасен, вряд ли что-то предпримет. Но бдительность не теряй!
- Я поняла.
- В словах осторожнее и лишнего ничего не скажи.
- Ясно.
- Вот выживет или нет не знаю, кровопотеря значительная. Но может придет в себя, чтобы хоть допросить успели.
Вскоре действие лекарства стало проходить и еще через час я постепенно очнулся, по мере того как отходил наркоз, снова почувствовал тупую ноющую боль. Когда открыл глаза, ко мне подошел доктор, пододвинул стул и сел возле меня.
- Ну что проснулся? Хватит спать, хватит. Может скажем что-нибудь?
Я молча посмотрел на доктора.
- Будем молчать? – спросил доктор. – Как же это ты так попался? А-я-я-я-я-й…А новость слыхал? Нет? Тогда я тебе скажу… Катя, он новость еще не слыхал! – заулыбался доктор. - Внимание! Внимание! Говорит Германия! Сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом!
Но улыбки на лице пациента доктор не увидел, потому что тот не отреагировал. Я продолжал смотреть на него и лежал совершенно спокойно.
- Да-а-а-а…Ну шуток мы как видно не понимаем…Хорошо! Придется пока по-немецки. Знаток из меня не ахти, но кое-что я все-таки знаю. Wie f;hlen Sie sich?? (Как вы себя чувствуете?), – спросил по-немецки. – Verstehen Sie mich?(Вы понимаете меня?)
Конечно, я его понял.
- Schlecht. Kopf schwindlig und Schmerzen in der Brust (Плохо, голова кружится, боль в груди), – ответил я ему.
- Что он сказал? – спросила девушка?
Я понял, что она совсем не знала немецкого.
- Я конечно не очень хорошо, но знаю немецкий. Говорит что ему плохо, боль в груди.
- А-а...
- Группа крови, какая? was ist Ihre Blutgruppe?
- Ich wei; nicht, vergessen(Я не знаю, забыл), – точно уже я этого не помнил.
- Еще не хватало.
- Der Dritte (третья), – кажется что эта, я не был совсем уверен.
- Der Dritte?
- Ja(да)
У меня неприятно кружилась голова, меня тошнило, я сделался бледным как полотно.
- mir Ist ubel.
- Он что-то сказал про мир?
- Его наверное тошнит?! – догадался доктор.- Голову скорей! Голову поверни набок!
Меня вырвало, хотя, наверное было почти нечем, желудок был пустой, во рту была горечь.
- Это из-за морфина, такое может быть, все же наркотик, – предположил врач.
Вскоре в санчасть зашел солдат, вероятно один из разведчиков.
- Разрешите войти?
- Что вам?
- Там у вас пленный, меня просили узнать как его состояние.
- Хреново! Я уже установил, какая у него группа крови. Найдите мне донора, срочно! Спроси у кого третья. Понял?
- Так точно! – тот выбежал из санчасти.
- Я бы сама дала, но у меня вторая, а у него третья.
- Твоя кровь ему не подойдет.
- Григорий Яковлевич, спросите у него хоть, как его зовут?
- Wie hei;en Sie?( Как ваше имя? Как вас зовут?)
- Ханс.
- Ганс его зовут.
- Ганс? – хихикнула девица, явно развеселившись. – Все они, что ли Гансы и Фрицы? Других имен у них, что ли нет?
- Она еще издевается, – подумал я про себя. – Мое имя ей кажется смешным! Хотя, оно и правда дурацкое, тоже самое что Иван.
Вскоре снова зашел солдат…
- Вызывали? Мне сказали, что здесь раненному кровь нужна.
- Да проходи. Группа крови у вас, какая?
- Третья
- Точно?
- Точно. – Ответил боец.
- Тогда приготовься. Катя возьмешь у него кровь.
- Хорошо.
- А кому кровь нужна? - солдат заглянул в палату.
Взгляд его упал на лежащую рядом, испачканную в крови немецкую форму, которую не успели убрать. Лицо его изменилось.
- Этому «фрицу»?!
- Нет, я не буду! Ни за что!
- Если вы не сдадите кровь, он умрет, – сказал врач.
- Ну и что, а мне какое дело? Почему я должен какого-то «фрица спасать?
- Не какого-то «фрица», а офицера, он лейтенант, – возмутился доктор. - Это пленный и его нужно допросить, а для того чтобы допросить, надо сперва оказать ему помощь. Вам ясно? Это приказ! И вы должны его выполнять. Если вам прикажут оказать помощь солдату или офицеру вражеской армии, значить так надо, и вы должны ее оказать.
- Все равно не буду! Ни капли ему своей крови не дам! Пускай подыхает. Как хотите, ищите другого донора!
- Как знаете. Можете идти, но если он умрет и мы не получим из-за этого каких-либо важных сведений, вы за это ответите. Я лично доложу командиру полка и комдиву. Идите, вы свободны.
Солдат оторопел.
- Чего стоишь? Иди!- кричал доктор.
Тот вышел, едва не хлопнув дверью с досады. Неужели столько ненависти у него было ко мне?!
- Черт! Что детский сад какой-то! – произнес Соколов с досадой. – Если донора не найдем, отправишься на тот свет. Понял?
Я все понимал, хотя мне было так плохо, что в тот момент самому жить не хотелось, поэтому мне было все равно. Меня тянуло туда, хотелось покоя, я чувствовал холод, меня пробивала мелкая дрожь.
- Кальт.
- Что? – спросила девушка.
- Х-холодно, – произнес я на русском.
- Ты что? По-русски все-таки понимаешь? Шпрехэн зи русишь? Рус ферштэтэн? Ну! Чего молчишь? – закричал на меня доктор.
- Да.
- Вот те на! Какого хрена тогда молчал? Изображал из себя идиота! Придурялся? Думал не догадаются? Ладно, с этим мы еще разберемся. Умник нашелся. Укрой его чем-нибудь, - он обратился к девушке, – возьми одеяло. – Сел на табурет и нервно закурил. До утра вряд ли протянет. Говорить сможешь?
- Не знаю, мне плохо, – выговорил с трудом.
Голос был слабый и громко говорить я не мог, говорил очень тихо.
Постепенно нарастало сердцебиение, дышать становилось тяжело. Я не мог оторваться от подушки, сразу начинала кружиться голова, и приступ тошноты повторялся, на лбу выступал холодный липкий пот, пробивал озноб. Состояние мое опять ухудшалось. Через какое-то время я снова забылся, то терял сознание, то опять приходил в себя.
В дверь постучали.
- Войдите…
Вошел тот самый солдат, который отказался быть донором.
- Что? – спросил врач.
- Я согласен.
- Что согласен?
- Согласен быть донором.
- Поздно! Раньше надо было. Ладно, готовься.
Придя в себя, я открыл глаза.
- Слава Богу! – произнес доктор.
У солдата взяли кровь, проверили на совместимость. Убедившись, что кровь подходит, приготовили сосуд, заправили капельницу.
- Ну что? Будем переливать вам кровь не арийскую. Не смущает? Другой извините, нет.
- Нет, доктор, мне все равно. У меня есть русская кровь.
- Вот как? Ну, тогда мы ничего не испортим! – весело сказал врач. – Есть, значить еще добавим. Дурную кровь вашу немецкую выпустим, заменим на русскую, будешь знать! Чего улыбаешься?!
- Руку в кулак сожми, – сказала девушка, – кулачком поработай. Вены у тебя неплохие, хорошие, – она вколола иглу, ловко попав с первого раза.
Я смотрел, как в меня по каплям вливалась «жизнь» и не заметил как уснул.
К вечеру боль снова стала невыносимой, так, что я не мог спокойно лежать, опять застонал.
Пришлось делать укол.
Проснулся я уже утром, в окно светило солнце, освещая все помещение ярким светом. Оно заходило туда именно с утра, значить, окна были расположены на восток.
Проснувшись, снова увидел девушку, как мне показалось, очень красивую.
- Я, наверное, умер и в раю, если вижу ангела? - подумал я. В белом халате, она действительно была на него похожа.
Светлые волосы, соломенного цвета, милый курносый нос, чуть вздернутый кверху, зеленые глаза, пухлые губки.
Катя что-то делала на столе, обтирала графин. Обернувшись, увидев, что я на нее смотрю, она едва не выронила стакан.
- Ой! Григорий Яковлевич, идите сюда!
Зашел врач. На вид ему было лет сорок или что-то около этого. До этого мне как-то не удавалось его, как следует рассмотреть.
- Ну что, проснулся? Guten morgen!(Доброе утро) – он осмотрел меня. – Говорить сможешь?
- Да, – я моргнул глазами, обратился к девушке. – Развяжите мне руки, пожалуйста.
- Зачем?
- Мне так не удобно.
- А ты не убежишь? – спросила она. – Драться не будешь?
- Нет.
Вопрос меня насмешил. Развязав осторожно мне руки, Катя все же немного шарахнулась в сторону и отскочила. Но, увидев, что я продолжаю спокойно лежать, взяла себя в руки. Неужели похож я был на дикого зверя?
Человек есть человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Мне захотелось в туалет, было неловко, но пришлось об этом сказать. Доктор помог мне справить нужду.
- Катюша, ты пока за ним посмотри, а я схожу, доложу майору.
- Хорошо.
После того как он ушел, мы с Катей с минуту, молча смотрели друг на друга.
- Фройлен, а фройлен? Вас кажется, Катя зовут? Пить, воды… можно?
- Хорошо, сейчас принесу, – подала мне стакан с водой.
- Спасибо. Одежда моя где? Там в кармане…
- Что там?
- Пожалуйста, посмотри.
Катя пошарила в карманах.
- Нет ничего.
- Дай мне.
Из внутреннего кармана, я достал маленький сверток в серебристой фольге, кусочек швейцарского шоколада. Он был надломлен, но весь его съесть я не успел, так что там оставалось еще довольно прилично. Это от пайка, что нам выдавали. Много еды с собой мы не брали, но сухие консервы и шоколад, носили с собой всегда, на случай если нам вдруг придется задержаться, этого должно было хватить надвое суток. Еще носили спички, фонарик и прочую ерунду, которая могла бы нам пригодиться. Об этом знает каждый разведчик.
- Что это?
- Шоколадка, возьми…
На лице Кати отразилось смятение, на секунду она растерялась, уже было взяла…
- Не хочу! Не нужен мне твой шоколад! Шкура немецкая! - разозлилась вдруг на меня.
Мне стало обидно.
- Подумаешь, как-кие мы гордые!
- Забери его себе! – она зло швырнула сверток прямо мне в ноги, так что тот надломился, и порвалась фольга.
- Ну вот… Получай фашист гранату!
Глаза у Кати расширились, как будто от удивления, и через секунду, она вдруг рассмеялась как колокольчик, звонким и заразительным смехом. Не сдержавшись, я сначала улыбнулся, а затем, сам начал смеяться сквозь слезы, корчась от боли. Любое резкое движение причиняло мне боль.
Продолжение следует...
К части 7-й перейдите по ссылке:
http://www.proza.ru/2011/03/02/770