Луну ожидала
Так долго вершина горы!
Рассеялись тучи
Есть сердце и у тебя,
Первая зимняя морось!
Сайгё
«Он обещал защищать меня, он защищает меня. Как бы мне хотелось остаться здесь, остаться с ним, ведь для ниндзя нет будущего после смерти, а что будет со мной?»
«Инадзума-сан, Синдзо, ты поступил так, как велело сердце. Это не простительно для ниндзя, но прекрасно для человека. Чему я учил тебя? Ты не поступил так, как было положено учениями. Но раз так, что лучше для тебя?»
«Ты мне дорог, Инадзума, я не хочу, чтобы ты пропал из-за нее. Позволь мне рассказать, где она всем. Я хочу помочь. Не молчи, почему ты молчишь?! Инадзума! Инадзума! Не молчи! Я найду ее и смогу тебя защитить, я защищу тебя!»
Слова и лица кружились перед глазами Инадзумы, а маленький мальчик в глубине его сердца плакал. Запекшаяся на глазах кровь мешала смотреть и идти вперед. Копья самураев, которых только веселили чужие мучения, подталкивали юношу вперед, заставляя идти, приближаться к смерти. В голове шумело. Это кричали по сторонам люди, да и все жертвы Инадзумы, которые утяжелили его душу, не дадут взлететь, что бы не ждало его впереди, если, конечно дорога вперед еще есть. По крайней мере, назад пути уже не было.
Ноги уже отказывались держать юношу. Люди вокруг хотели его крови, они приготовились принять жертву их кровожадности, но момент, сладкий для них, оттягивали.
Инадзума чувствовал, как ноет от боли все тело, но шел вперед. Его держала вера в то, что Кадзэ жива и находится в безопасном месте, он улыбался. Никто не замечал этого, но ему было хорошо, несмотря ни на что, он мог уйти спокойно.
“Кадзэ жива, с ней все в порядке. Не хочу, чтобы она плакала, но боль пройдет. Я хочу… Нет! Все время эти слова. Мне бы хотелось…не то! Опять только мои жалкие желания! Точно! Это хорошо…Это хорошо, если боль Кадзэ быстро пройдет. Это хорошо, если она сможет забыть беды. Это…”
Но мысли юноши были прерваны. Невыносимая боль пронзила его сердце. На поле вышел самурай, он крепко держал на запястье несчастную девушку, которая уже и не надеялась освободиться.
- А вот и предательница! – Громко прокричал воин, указывая на Кадзэ свободной рукой. Потом с силой ударил ее по ногам, что она упала на грязную землю. Второй самурай рассмеялся и направил древко клинка к ее лицу. Брызнула кровь.
Инадзума мог с трудом контролировать свои действия. Он дернулся вперед со всей силой, позабыв, что его как животное держали на цепи. Слезы смывали с лица кровь, и юноша уже мог рассмотреть знакомое лицо. Хидейори стоял посреди толпы, из глаз его струились слезы. Он периодически отводил глаза в сторону, наблюдать мучения человека, который дорог сердцу становилось невыносимо. Но потом поворачивал снова голову в сторону Инадзумы, зная, что тому легче видеть в толпе знакомые глаза, чувствовать, что один на сотню человек его любит.
Их вывели на середину поляны.
- Кадзэ, глупая девочка,- проговорил с трудом Инадзума, - ну зачем ты пришла? Девушка молча рыдала, но юноша сам знал ответ на этот вопрос.
- Я…- наконец прошептала она, - я же все равно умру, я хочу с тобой! - Руки у девушки были свободны от цепей, и она потянулась к возлюбленному. Тепло ее руки пробежало по всему телу юноши. “Наверное, это то самое, о чем говорил Хидейори, когда больше ничего и не нужно”. Как раз, вспоминая о нем, юноша заметил, что Хидейори пробрался сквозь толпу и подошел совсем близко к нему, упал рядом на влажную и потемневшую от крови траву. Ему никто не имел права угрожать. Самураи замерли, не смея пошевелиться.
- Инадзума, - проговорил сквозь слезы юноша, - я не могу простить себя и тебя за это. Я не хотел, чтобы ты мучался, не хочу, чтобы ты уходил. Ты мне очень дорог, я не смогу тебя забыть, поверь. – Он резко вскочил с травы и направился в противоположную поляне сторону.
- Не вини себя, - крикнул ему вдогонку Инадзума. И это были его последние слова. Он не успел ничего сказать Кадзэ, да и она все знала, когда засверкало в алом свете заходящего солнца острие клинка Минамото.