Предыдущая глава:http://proza.ru/2009/01/03/102
Первым, что увидела Нина, когда очнулась, были испуганные лица детей, склонившиеся над ней, а затем услышала голос старшего сына:
-Да отойдите же вы от мамы! Ей нечем дышать!
И взрослый голос:
-Никита прав. Что мы тут столпились? Её нужно перенести в комнату и уложить на диван.
Нина начала подниматься, но сильные мужские руки предупредили её движение и, подняв, понесли в комнату. Женщина вновь закрыла глаза, уверенная в том, что ей это сниться.
Её осторожно положили на диван, накрыли одеялом, и отошли, предоставив возможность отдохнуть, прийти в себя.
Нине казалось, что она плывёт на лодке по реке: вокруг всё качалось, плыло, мерцало бликами и искрилось. И она вдруг поняла, что они с отцом и Анатолием на рыбалке. Мужчины ловят рыбу, а она на корме, прикрывшись отцовской телогрейкой, дремлет.
Анатолий прикладывает палец к губам, призывая Нину к молчанию, чтобы не распугать рыбу, и девочка лежит тихо, как мышка, опасаясь того, что, если будет шуметь, то в следующий раз её не возьмут с собой.
Раннее утро едва брезжит рассветом. Тишина такая, что слышно, как шепчет прибрежный камыш. От воды поднимается лёгкая дымка, создавая иллюзорную, нереальную картину, словно лодка плывёт не по реке, а по облакам.
Отец и брат сосредоточены и молчаливы. Всё их внимание занято снастью, клёвом, желанием поймать больше рыбы, чтобы хватило на всю их большую семью.
Ниночка одним глазком из-под телогрейки наблюдает за тем, как они насаживают червей на крючок, забрасывают снасть, уверенными, натренированными движениями в воду, и, дождавшись клёва, вытаскивают одну рыбу за другой.
Девочке так нравятся эти утренние часы на реке, нравится смотреть, как слабо алеет небо перед восходом солнца, постепенно окрашивая своими яркими красками реку, прибрежную полосу, камыши. Ей нравится наблюдать за ловкими движениями отца и брата, орудующими удочками, как дирижёр палочкой, создавая свою неповторимую музыку: музыку утра, музыку просыпающейся природы, музыку на грани красок и звуков.
И ей кажется, что лучше этого мгновения у неё нет ничего, и ничего не будет! Вода и небо! А посередине они не то плывут, не то летят...
Покачивания прекращаются, и Нина ощущает себя лежащей на диване, в своей комнате, обставленной видавшей виды мебелью. Она горько вздыхает: возвращаться в реальность не хочется. Женщина некоторое время лежит с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам. Слышен тихий разговор на кухне, но слов не разобрать.
-«Что происходит? - думает она, - Почему я лежу? Я спала? Сколько сейчас времени: не пора ли отправляться на работу?»
-Никита, Максим! - зовёт Нина детей. - Который час? Нам не пора выходить?
В комнату входит Ник и обращается к ней, как к больной:
-Мама, ты только не волнуйся, пожалуйста... У нас гость.
-Какой гость? О чём ты говоришь?
-К нам приехал дядя Толик.
-Какой дядя Толик? - не понимает мать, глядя на сына расширенными от удивления глазами.
-Наш дядя , - поясняет тот. -Твой, мама брат.
-Но Анатолий погиб — ты же знаешь... Мы на могилку к нему недавно ходили...
-Нет, мама, он не погиб: он был в плену.
-Как в плену? А оцинкованный гроб? А извещение о его гибели?
-Это всё неправда, мама, - поясняет Ник. - Дядя Толя жив, и он вернулся.
Это известие кажется Нине настолько невероятным, что сознание не может поверить в реальность происходящего, и она говорит сыну, недоверчиво улыбаясь:
-Ты что, сынок, так шутишь?
-Нет, мама, не шучу, - без тени улыбки отвечает Никита, и, повернув голову к кухне, зовёт:
-Дядя Толя, заходите, я подготовил маму!
На пороге комнаты возникает мужчина, которому она открывала дверь, и Нина, тихо вскрикнув, закрывает лицо руками.
-Мама, мама! - теребит её за плечо сын. - Ну, посмотри же — это дядя Толик! Мы его узнали по фотографии из альбома... Посмотри внимательно: это он... Дядя Толя, ну скажите же ей, что Вы были в плену!
Нина понимает, что от действительности не спрячешься, что нужно поверить в происходящее, но сделать это нелегко. И всё же, женщина делает шаг навстречу невероятному.
В следующую минуту дети, открыв рты, смотрят на то, как их дядя, считавшийся погибшим, и мама, сидят на диване обнявшись, и плачут.
Когда страсти немного успокаиваются, начинаются расспросы и рассказы. Ребятишки наперебой рассказывают о себе, о своей жизни, учёбе, об отце. Дядя внимательно слушает их, отвечает на вопросы, но о том, как попал в плен, и что было с ним, рассказывать не спешит, уверив детей в том, что это не интересно.
Нинка смотрит на брата и думает о том, как он изменился за эти годы, превратившись в совсем незнакомого ей человека. От прежнего Толика осталась только повзрослевшая внешность — даже взгляд другой. Куда подевались милые сердцу привычки, знакомые до боли жесты, мимика, которые она до сих пор помнила и любила? Неужели всё сгинуло, осталось где-то там, в прошлом?
Женщина дотрагивается до руки брата, стремясь завладеть его вниманием, и спрашивает:
-Я так же сильно изменилась, брат?
Анатолий внимательно смотрит на неё, переводит взгляд на комод, где в рамке тёмного дерева стоит портрет Нины в семнадцатилетнем возрасте, и произносит:
-Мы все, Нина, изменились... Прошло столько лет.
Старшие сыновья всё пытаются расспросить дядю о том, как он выжил в плену, сколько там было наших солдат, и как его освободили? Видя, что брат затрудняется ответить на их вопросы, Нина просит детей умерить свою прыть.
-Ну, что вы навалились на дядю Толю? Он ведь с дороги. Наверное, устал, проголодался... Очень жаль, что у нас нет ничего вкусненького, но похлёбки, я думаю, хватит на всех... Давайте будем накрывать на стол.
И ребятишки принимаются за дело: кто стелет старенькую, но чистую скатерть; кто расставляет тарелки, раскладывает ложки; кто ставит стулья вокруг стола. Нина приносит глиняную супницу и, поставив её на стол, виновато говорит, обращаясь не то ко всем сразу, не то конкретно к Анатолию:
-Уж извините, хлеба нет. — остались только сухарики.
Ей хочется добавить:
-«И то только на один раз», - но, оробев, женщина замолкает.
-Очень хорошо! - улыбается Анатолий, - Люблю сухарики.
Нина разливает суп по тарелкам, оставив себе один половничек, и отвечает на вопросительный взгляд брата:
-Я собственно и не хочу есть — так, за компанию... Надо бы в честь встречи хотя бы бутылочку винца, но у меня нет ничего.
-Это совсем не обязательно, - отвечает Анатолий. - Разве от этого наша встреча будет менее радостной?
-Нет, конечно, - соглашается сестра, чувствуя себя виноватой.
Тарелки быстро становятся пустыми. Ясно, что дети не наелись, но больше в доме ничего съестного нет. Нина собирает тарелки, стараясь не смотреть на детей, и относит её на кухню, пообещав принести чай.
Стоя на кухне возле плиты, она мысленно проклинает жизнь, роняя слёзы о том, что не может не только попотчевать чем-нибудь брата, которого не видела столько лет, но даже просто вдоволь накормить.
Занятая переживаниями, женщина не замечает, как на кухне появляется брат.. Она обращает на него внимание лишь тогда, когда он приближается к ней почти вплотную, и говорит:
- Сестрёнка, не расстраивайся ты так! Я сейчас схожу в одно место и принесу всё, что нужно. А когда вернусь, мы отпразднуем встречу.
И добавляет:
-Вы только не выходите на улицу: сейчас ходить ещё опасно.
-Но почему?
-Мы поговорим об этом, когда вернусь .
Нина делает шаг навстречу брату, опасаясь, что он уйдёт и больше не вернётся.
-Я вернусь, сестрёнка, вернусь, не бойся... Очень скоро вернусь.
После ухода Анатолия все дети собираются в зале вокруг матери. Они наперебой просят её рассказать о том, каким был дядя, когда уходил на службу, что писал, как известили о его гибели.
Нина в который раз достаёт из серванта деревянную шкатулку, хранящую фотографию Анатолия в солдатской форме, несколько его писем и официальное извещение на имя родителей о том, что их сын Анатолий Иванович Аксёнов погиб при исполнении своего солдатского долга.
Каждый раз, читая эту официальную бумагу, Нина думает о том что же это за долг такой из-за которого погибло столько молодых, не видевших жизни, парней? Разве они были должны кому-то? И почему, за этот, непонятно чей долг, они были вынуждены отдавать свои жизни?
Сейчас же, перебирая эти бумаги, Нина думает, что это извещение было ещё одним, очередным обманом. Если Анатолий жив, то значит в цинковом гробу находился кто-то другой... А, может быть, и не было никого?
Задавая себе этот вопрос, Нина вертит в руке запечатанное письмо, написанное братом и адресованное Захаровой Наталье Евгеньевне. Нина слабо помнит эту девушку — одноклассницу брата. В памяти всплывала лишь хрупкая фигурка, светлые, почти белые волосы и большие глаза.
Хулиганистая Ниночка считала Наташку неподходящей подружкой для своего замечательного брата. Но это безразличное отношение, переходящее в антипатию, не получило дальнейшего развития: вскоре Захарова уехала в столицу, поступив в какой-то престижный институт. Затем уехали и её родители.
Письмо пришло уже после отъезда семьи Захаровых, и знакомая «почтариха» вернула письмо матери. Оно так и осталось запечатанным. Несколько раз Нина хотела вскрыть его, но что-то останавливало её от этого шага. Чего боялась — она не знала и сама. Возможно, боялась разочароваться в своём идеале? Боялась осознать, что Толик такой же, обыкновенный человек, как и все остальные: со своими слабостями и недостатками, что нет в нём той особенности, необыкновенности, которые запечатлелись в её памяти и остались до сего времени?
Слишком много вокруг было грязи, неправды, подлости. И только память о брате, его доброта и человечность противостояли в её сердце всему миру злобы, ненависти, боли и обиды. Анатолий был для неё человеком из другого мира, точнее: являлся гранью между прошлой жизнью и теперешней, гранью, разделившей эту жизнь на две, полностью противоположенные части. И сейчас Нинке вдруг так ясно открылось, что, может быть, брат вернулся для того, чтобы стереть эту грань: до и после, соединить половинки в единое целое?
Может быть, его появление — это, как чудо исцеления, как глоток живой воды, способной вернуть её заблудшую душу в тот мир, который снится ей по ночам, который она ищет наяву, и не находит?
Голос Гали возвращает женщину к действительности:
-Мама, а Захарова не приезжала больше сюда?
-Нет, Галинка, не приезжала. Но я слышала от кого-то, что она стала журналисткой, вышла замуж за крутого мэна и живёт где-то в Европе.
-Я же говорил,что умные люди давно уехали из России, - подаёт голос Никита. - А здесь остались только дураки.
-Зачем ты так, сынок?! - совестит его Нина. - Не все умные люди уехали на Запад. Разве их мало осталось тут? Наш город всегда славился своими учёными.
Но Никита не слушает рассуждения матери. Упрямо сжав губы, он говорит:
-Вот выучу английский язык и тоже уеду отсюда.
-Что ты такое говоришь?! - всплескивает руками мать. - Куда это ты уедешь? Ты ещё совсем ребёнок!
-Я не ребёнок, мама! - сердится Ник. - Мне уже четырнадцать. Через два года получу паспорт, и меня здесь не будет.
-Ты серьёзно?
-Конечно серьёзно! Ты подумай сама: кем я могу здесь стать? Мелким воришкой? Я не хочу воровать — я хочу жить, как люди:хорошо одеваться, есть досыта, спать на мягкой постели, работать... Ты посмотри, как мы живём, во что одеты, что едим!
-Да, не спорю, мы живём небогато, но ведь ты знаешь, что мне одной трудно тянуть вас.
-Сама виновата! Сама! Зачем так много нас нарожала?!
-Опять был у Светки Малышевой?! Я же говорила тебе, чтобы ты не ходил туда!
-Да, был! Ну и что?! Я и так никуда не хожу! Светка мне помогает по английскому — я же тебе говорил.
Никита вскакивает с места и, глядя на мать глазами, полными слёз, собирается выбежать из комнаты. Нина ловит его за руку и пытается удержать.
-Сынок, - просит она тихо, - подожди. Я же не против твоих занятий со Светой... Но у неё очень скверная мать... Я не хочу, чтобы она настраивала тебя против нас... Разве ты бы хотел, чтобы кого-нибудь у нас не было: Макса, Гали с Валей, Гоши, Леры или Кеши? Разе бы ты хотел этого?
-Нет, конечно, - отвечает Никита, потупив глаза, из которых начинают капать слёзы.
-Я знаю это, - говорит Нина, ласково прижимая к себе голову сына.
Ник вырывается, стыдясь такого проявления нежности, считая себя достаточно взрослым, переросшим эти «телячьи нежности», и быстрым шагом уходит на кухню. За ним следом убегает Галя:
-Ник, Ник! Подожди меня! Подожди, пожалуйста!
Галя относится к старшему брату точно так же, как когда-то её мать относилась к своему брату — Толику: с такой же безграничной верой, обожанием, и любовью.
Валя, теребя мать за рукав, пытается рассказать ей о том, как они вчера были с Ником у Светы.
-Света хорошая, мама! - взахлёб уверяет Валя. - Она угощала нас чаем с печеньями. И на дорогу дала по две штуки! Я свои потом Лере и Гоше отдала... Знаешь, какие вкусные?! Я целых три штуки съела!
-Что же так обидело Никиту? - спрашивает Нина у дочери.
И та отвечает:
-Пришла мама Светы и стала ругать её, что она впускает в дом всяких бродяг. А Ник начал кричать, что мы никакие не бродяги, и что она сама толстая корова... Тётя Эльвира так сильно разозлилась, что даже покраснела, и страшно закричала, начала топать ногами. Она кричала очень плохие слова...
-Какие слова?- поинтересовалась Нина, гладя девочку по голове.
-«Ваша мать, как крольчиха, наплодила кучу детей, а теперь не может ни одеть их по-человечески, ни накормить!»...
Ник схватил нас с Галей за руки, и мы убежали от них... Светка выбежала за нами, хотела попросить прощения, но Никита сказал: - «Да пошла ты!»... А Светка сказала ему: - «Ну и ладно! Ну и пойду!»...
Теперь Никита переживает, что они поругались... Мама, тётя Эльвира плохая. И вовсе она на корову не похожа — корова красивая. Она похожа на свинью: такая же жирная, курносая и белобрысая.
Нина собирается идти на кухню, чтобы успокоить старшего сына, попросить его не злиться, но в это время раздаётся звонок в дверь, и она идёт её открывать. На пороге стоит Анатолий с двумя большими свёртками. Он передаёт их сестре и говорит:
-Отнеси это на кухню, а я вернусь за остальным.
Нина, не веря собственным глазам, и, прижимая свёртки к груди, идёт на кухню на ватных ногах. За ней подтягиваются и дети. Окружив стол со всех сторон, они, как заворожённые, наблюдают за движениями матери, вслух называя, выкладываемые на него продукты.
-Колбаса... Сыр... Три пачки пельменей... Пять банок тушёнки... Суп в пакетиках...Сахар, чай, пряники...
-Вот это да! - восхищённо комментирует Гоша, не находя иных слов. - Вот это да!
-Это дядя Толя принёс? - интересуется Лера, глядя на заставленный продуктами стол.
-Кто же ещё? - удивляется Макс, протягивая руку к пряникам.
Мать останавливает его жест своей рукой и говорит:
-Не будем портить аппетит. Лучше начать с первого, а уж пряники — к чаю. Помогите пока дяде Толику — он пошёл за остальным.
Дети дружно кинулись из кухни навстречу дяде, чтобы помочь. На кухне остались только Никита и Нина.
-Мама, - виноватым голосом произносит Ник - прости, что нагрубил тебе... Я не хотел — так получилось.
-Я знаю, дорогой, - отвечает она, протягивая руку для примирения. - Мирись, мирись и больше не дерись?
Ник, как в детстве, хватается своим мизинцем за мизинец матери и, встряхивая её руку, повторяет за ней:
-Мирись, мирись, и больше — не дерись. А, если будешь драться, то я буду кусаться.
Завершив акт примирения, мать и сын на секунду обнимаются, а затем Ник, высвободившись из рук матери, говорит взрослым голосом:
-Пойду помогу дяде.
Через несколько минут на кухне появляются пакеты, свёртки, мешочки, наполняя помещение малознакомыми запахами. Девчонки прыгают от восторга и виснут на шее у дяди, радуясь изобилию и разнообразию.
-Мама! Мама! - зовёт Нину Лера. - Смотри: апельсины! Дядя Толя привёз апельсины!
-И яблоки. - добавляет Галя.
-Бананы! -восхищается Валя, показывая на пакет с торчащими из него стручками бананов.
-Как ты это донёс? - спрашивает брата Нина. -Тут столько всего... И так много.
-Не донёс, а привёз на машине, - поясняет Анатолий.
-Но это стоит немало денег, - тихим голосом произносит Нина, глядя на брата влажными, от навернувшихся слёз, глазами. И добавляет, чуть слышно:
-Мы давно уже ничего такого не ели... Колбаса... Сыр... Я и вкус их забыла...
Нина прикрывает глаза рукой, чтобы не выдать своих чувств, но Анатолий отнимает её руку и говорит:
-Больше этого не будет: я вернулся, сестрёнка. Вы больше не будете страдать от голода и холода, от унижений и оскорблений.
-Как я рада, брат! - признаётся Нина. - Если бы ты знал, как я рада, что ты, наконец, вернулся!
Анатолий улыбается в ответ, положив руку на плечо сестры.
-Мне рассказала Галя, что у Никиты неприятности. Это так?
-Что он повздорил с одноклассницей? - предполагает Нина.
-Всё повторяется, - в раздумье произносит брат, - и у последующего поколения те же проблемы, что были у нас в их возрасте...
-Ты вспомнил Наташу Захарову? - поднимает глаза Нина.
-Наташу? - словно не понимая о ком идёт речь, переспрашивает Анатолий.
-Ну, да, твою одноклассницу Наташку, которой ты писал письма из Армии... Одно письмо сохранилось у нас...
Анатолий молчит, никак не реагируя на слова сестры, и тогда Нина просит:
-Подожди меня, я сейчас! И выходит из кухни.
Через пару минут Нина возвращается назад, неся в руке, слегка пожелтевший от времени, конверт, который она совсем недавно показывала детям.
-Вот твоё письмо к ней.
-Но оно не распечатано?!
-Письмо не застало Наташку — она тогда уже уехала в Москву... А письмо всё лежит... Словно тебя дожидается...
Анатолий долго вертит конверт в руках, задумчиво разглядывая его, словно вспоминая когда и кому оно было написано.
-Толик, - пытается вернуть его из дебрей памяти Нина, - ты что, ничего не помнишь?
-Я попал в плен с ранением в голову, сестрёнка, - поясняет тот, - и потерял память... Я даже не помнил ни своего имени, ни фамилии... Лишь недавно начал кое-что вспоминать. Вспомнил семью, тебя, наш город, своё имя... Если бы не вспомнил, то меня сейчас здесь не было бы.
-Ты прочти письмо, - советует Нина, жалостливо глядя на брата. - Прочти... Может оно напомнит тебе что-нибудь... А потом посмотришь семейный альбом... Максим тебе расскажет обо всех: он любит заниматься фотографиями... Знаешь, он до сих пор пользуется твоим «ФЭДом». Правда он совсем стареньким стал — твой фотоаппарат.
Немного помолчав, Нина зовёт из кухни:
-Макс, а Макс?
-Что, мама? - доносится голос из комнаты.
-Иди сюда, что сказать хочу.
-Да, мама, - появляется на пороге Максим.
-Достань, сынок, альбом... Оба... И покажи дяде Толику наши фотографии — пусть он посмотрит. Расскажи ему обо всех — подробно.
Максим смотрит на мать вопросительно, словно хочет что-то спросит, но мать опережает его:
-Так надо, сынок.
-Хорошо, - соглашается Макс. И, повернувшись к дяде, говорит:
-Дядя Толя, идёмте в комнату, я всё покажу.
-Идите, идите, - напутствует Нина, - а я тут обед приготовлю на скорую руку: из полуфабрикатов готовить быстро.
Оставшись на кухне в одиночестве, Нина думает:
-«Вот почему Толик показался мне немного странным: не таким, каким я его запомнила... Что же он тогда помнит? Маму? Папу?... А брата и сестёр помнит? Помнит ли то, что я ходила за ним, как хвостик?... Как провожали его в Армию?... Потеря памяти объясняет то, что он столько лет не давал о себе знать... Бедный братик! Столько лет прожил вдали от дома, без родных, без друзей... Какая жестокая судьба... Какая трудная жизнь...»
* * *
Через полчаса все сидят за праздничным столом, обставленным всевозможными яствами и напитками. Взрослые за встречу потягивают вино из бокалов, а дети пьют лимонад и кока-колу. За столом царит оживление: глаза детей блестят от созерцания обилия пищи, от приподнятого настроения, от душевного общения.
Нина увлечённо рассказывает о прошлом, чтобы всколыхнуть память брата, вспоминая отдельные курьёзные, либо смешные случаи, произошедшие с ними в те далёкие годы, когда их семья была ещё единым целым. Но воспоминания, кажется, не затрагивают брата, и хотя он внимательно слушает её, ясно, что он ничего не помнит.
После обеда дети собираются идти на улицу, немного погулять, но дядя останавливает их:
-Я не хотел пугать вас, поэтому ничего не рассказал, но когда ходил за продуктами, транслировали речь президента, который объявил, что США напали на страну, без объявления войны... Погибло много людей, потому что Америка применила какое-то новейшее оружие... Президент просил не выходить на улицу пока угроза не ликвидирована.
-Во всём виноват этот проклятый туман? - предполагает Нина.
-Как я понял: все беды от него. Только я не уверен, что это бактериологическое оружие, как утверждали по радио.
-А что это такое?
-Не знаю что, на бактериологическое оружие — не похоже.
-Почему ты так думаешь?
-Приходилось сталкиваться.
-В плену?
-Да, там.
Этот разговор между братом и сестрой происходит уже на кухне, куда они удаляются после застолья, чтобы поговорить наедине.
-Что теперь с нами будет? - испуганно спрашивает Нина. - Детей жалко, ведь они не видели ничего хорошего в своей жизни!
-Что же с вами произошло, сестрёнка? - участливо спрашивает Анатолий. - Почему вы так бедствуете?
И Нине рассказывает брату о том, как она вышла замуж за Сергея Иванихина — красавца и сердцееда, едва окончив школу.
-Ты его, наверное, не помнишь, - предполагает она, поглядывая на брата. - ведь он моложе тебя на два года?
-Прости, Нина, действительно, не помню. Макс показывал фото, но его лицо мне ничего не сказало. Так где же этот сердцеед? Почему его нет с вами?
-О, это целая история! - криво улыбается Нина. - Хочешь я расскажу тебе банальную историю своей печальной любви?
-Конечно, хочу. Ты же знаешь: я хочу узнать о вас, как можно больше.
Нине приходится в подробности вспоминать о своей первой, почти детской любви, подогреваемой интересом, на вид взрослого, но в душе, так и не повзрослевшего Серёженьки Иванихина.
-Мне было шестнадцать, я училась в девятом классе, а Сергею было около двадцати. Он учился в машиностроительном... Высокий. Стройный. Красавец. С копной волнистых волос по самые плечи. Девчонки все — без ума... А он, такой милый, весёлый, раскрепощённый... Обратил внимание... Ну, как тут устоять?.. Комплименты, пара цветов, конфетка в запасе, красивые слова... Что ещё нужно шестнадцатилетней девчонке?...
Нина замолкает,словно вспоминая то время, а затем, вздохнув, продолжает:
-Родители были против: считали его ветрогоном, для семейной жизни не годным... Тайком бегала на свиданья, обманывая родителей: говорила, что не вижусь с ним...
Его родители тоже были против. Да, оно и понятно: хотели для своего единственного сына лучшей партии. Поэтому, наверное, и отправили на следующий год к дядьке в Минск... Переживала страшно: плакала, грустила, писала письма на деревню дедушке... Потом немного успокоилась, втянулась в учёбу, и даже десять классов окончила почти без троек...
А на каникулы приехал Серёженька... Ну, тут и завертелось, понеслось... Голову я совсем потеряла... Да и он мне, казалось, тоже. Потом я уж поняла, что дело было вовсе не в этом, просто я с ним не соглашалась переспать... Это и подвигло, Сергея предложить мне руку и сердце... Без согласия родителей, выкрали документы, втихомолку расписались, а родителей поставили перед фактом...
Что тут было! Серёжкина мама падала в обморок, а папенька хотел поколотить обоих... У меня и того хуже: отец, напившись до невменяемого состояния — просто выгнал на улицу...
Вот так началась наша совместная жизнь. Спасло нас то, что Сергей соврал своим родителям, что у меня скоро будет от него ребёнок. Тогда они приобрели для нас эту квартиру: благо папеньке это не стоило особого труда, ведь он был в то время директором самого большого завода в городе...
На этом всё закончилось: мы варились в своём котле. Институт Сергей бросил — пошёл работать, но подолгу нигде не задерживался. Я тоже поначалу пробовала работать: на заводе ШР контролёром ОТК, но потом пошли дети, и моя работа на этом закончилась...
Ну, а дальше совсем банально: друзья, выпивки, наркотики... И Сергей не смог не только семью обеспечивать, но и себя... Уходил из дома — потом возвращался. Мы его раздражали, были виноваты во всех его бедах: и в том, что он остался без образования, и в том, что он стал топить своё разочарование в вине...
Дома стал появляться всё реже и реже. Лишь иногда подбрасывал немного денег. Я брала их, хотя знала, что это грязные деньги, ведь он не работал... Последний раз видели его месяца три назад: приходил попрощаться, сказал, что решил начать новую жизнь, уехать из города, завязать с наркотиками...
Оставил нам чуть-чуть денег, обещал прислать, как только заработает — и исчез. Знакомые говорили, что видели его лохматого, неопрятного, с синяком. На их оклик он не отреагировал. Я засомневалась, что это он, но знакомые были уверены в обратном...
Я осталась одна, Толя... И просто растерялась... К тому времени умер и папа, сёстры разъехались, брат с женой погиб.. Я растерялась... Не знала, что мне делать, как заработать кусок хлеба, чтобы прокормить детей... И просто не нашла иного выхода... Нашлись «добрые люди» - помогли, подсказали, дали в руки «ремесло»... И покатилось... Сначала сама занималась этим, а потом и детей приучила.
-Ремесло? - возмутился, молчавший до этого Анатолий. - Ты считаешь воровство ремеслом?! Сестрёнка, как ты можешь так говорить?!
-Могу, Толик, могу! - глухим голосом возражает Нина. - Жизнь мне не оставила иного пути...
-Не правда, Нина! - протестует Анатолий. - Жизнь всегда даёт возможность сделать выбор. Возможно, он не всегда лёгок, и мы из-за своей слабости, трусости, цепляемся за более лёгкий вариант... Но выбор есть всегда. Ведь был, наверняка, и у тебя, сестрёнка, иной способ, позволяющий честно зарабатывать на жизнь.
-Каким образом, брат? - с болью в голосе интересуется Нина. - Дети — мал-мала меньше, ни родственников, ни друзей, ни крепкого плеча рядом, чтобы опереться... Я уже говорила тебе, что растерялась, и не видела для себя иного выхода.
-Ладно, - в раздумье произносит брат. - Но потом, когда дети подросли, ты предпринимала попытки изменить свою жизнь, исправить хоть что-то?
-Что я могла, Толик? Ни образования, ни специальности, ни знакомств. Я была одна, как в глухом лесу.
-И ты оправдываешь себя этим? - удивляется Толик. - Неужели ты не понимаешь, сестрёнка, что это не только проявление слабости, но и преступное лицемерие, обман прежде всего самой себя, и затем детей... Ты прикрылась обманом, как щитом, идя по линии наименьшего сопротивления.
-Тебе легко говорить!
-Нет, мне это говорить нелегко — ты ошибаешься, Нина. Но сказать это я должен.
-Вот теперь узнаю брата! - криво улыбается Нинка. - Ты всегда был через чур прямой и честный...
-Откуда ты это взяла? Ты не могла помнить какой я, ведь, когда я уходил служить, тебе было...
-Мне было двенадцать — довольно взрослая девочка. И я всё помню очень хорошо, Толя... А потом, нам о тебе рассказывала мама.
-Мама? - переспрашивает Нину брат. - Максим показывал её фото. Ты похожа на нею: такая же красивая.
-Ну что ты, брат?! — улыбается в ответ Нина, - Самая красивая у нас — Наташка. Видел бы ты, какой она стала! Фотомодель! Живёт в Париже.
-Да, на фото она очень хороша, - соглашается Анатолий. - Но красота эта какая-то далёкая, холодная, чужая.
-Ты прав, Толик. Чужая... За последние два года она прислала лишь одно письмо. Стыдиться, видимо, нас.
-Может быть, не стоит её винить в этом?
-А я и не виню её. У нас своя жизнь — у неё своя... Её можно понять: кто хочет признавать за родственников плохо одетую, полуголодную ораву, ведь даже родной отец бегает от нас, как заяц?... Вот и ты осуждаешь нас.
-Осуждаю? Не знаю, имею ли я на это право?... Я просто хочу понять всё, что произошло со всеми вами за эти двадцать с лишним лет... И я думаю, что дело в тебе самой, сестрёнка...
Да, жизнь припасла тебе нелёгкие испытания — не спорю. Но ты даже попытки не сделала, чтобы побороться с ними, преодолеть. Ты стала искать самые лёгкие пути, хотя и не самые безопасные... И что хуже всего — ты втянула в это своих детей... Ты хотя бы понимаешь, Нина, что ты губишь не только свою жизнь, что ты лишаешь детей будущего? Твоё безволие, сестрёнка, твоя слабость и бездумность, граничит с преступлением.
-Брат, о чём ты? - удивляется Нина. - Ты называешь меня преступницей? Ты посмотри вокруг! Это общество наше преступно, потому, что толкает таких, как я, как мы, на этот шаг!...
Глаза Нины, полные слёз, смотрят на брата с непониманием и надеждой, стараясь отыскать в его чертах хоть какое-то оправдание себе.
-Такое впечатление, братик, словно ты с другой планеты, где всё правильно, честно, по-человечески...
Разве ты на себе не испытал все прелести политики нашей Родины-матери? Ведь это её политиканы толкнули тебя в пекло войны, ведь это благодаря ей ты провёл столько лет в плену, в нечеловеческих условиях: больной, никому не нужный, униженный...
-Может быть, это и так, сестрёнка — я не отрицаю... Даже, наверняка, это так, но... Всё-таки не стоит манипулировать этим, не стоит приплетать политику, для оправдания своих действий... Мне кажется — не стоит... Признайся честно, Нина, тебе нравиться такая жизнь? Она тебя устраивает? Только честно... Ты и дальше намерена жить так же, как раньше?
-Нет, Толик, мне моя жизнь не нравится, и я бы с большим удовольствием прекратила заниматься этим.. Но, как выжить в этих условиях, брат? Что нужно сделать, чтобы изменить этот порочный круг?
Каждую ночь я с замиранием сердца выхожу вместе с детьми на улицы, готовая в любую минуту кинуться вперёд, прикрыть собой ребятишек при первом же признаке опасности... И каждый раз я прошу Господа помочь им, защитить их, умирая от страха за своих детей...
Нина плачет, прикрывая лицо руками, плачет беззвучно, чтобы её не услышали в комнате, где находятся дети. Слёзы текут по её щекам, прокладывая две дорожки. Анатолий обнимает сестрёнку за плечи, притягивает её голову к своему плечу, приговаривая:
-Обещай мне, что после окончания этих событий, ты изменишь свою жизнь, и жизнь детей! Обещай мне это, Нина!
Сквозь слёзы, с трудом выталкивая из себя слова, Нина спрашивает брата:
-Что же будет с нами?... Что будет?... Что будет с детьми, со мной, со всеми?...
И Анатолий спокойно отвечает:
-Случиться то, что случиться — и ничего более. Главное в вашей жизни уже произошло: вы живы... Вы все живы...
-Все? - переспрашивает Нина, глотая слёзы. - А Кеша?
-Иннокентий тоже жив, - отвечает Анатолий.
-Ты так думаешь?
-Я это знаю наверняка.
-Ничего не понимаю, откуда ты можешь знать это?
-Оттуда, - заговорщически подмигивает ей брат. И добавляет с улыбкой:
-Я всё знаю.
Нина во все глаза смотрит на брата, и начинает находить в нём всё большее сходство с тем, родным и близким ей человеком: лучистые глаза, знакомая улыбка, и с её губ срываются слова:
-Как я рада братик, что ты снова с нами! Как рада!
-И я очень рад, сестричка... Хоть и не надолго.
-Почему? - пугается Нина.
-Скоро я буду вынужден покинуть вас.
-Но почему, почему?
-Долго объяснять... - начинает колебаться Анатолий. - Это зависит не от меня.
-В чём дело, Толя? Я ничего не понимаю.
-Пока, Нина, я не могу ответить тебе на этот вопрос, потому что мы ещё до конца не разобрались в том, что что происходит в твоей семье... Я должен поговорить с детьми, всё взвесить, и тогда мы, возможно, объяснимся с тобой откровенно, поставим все точки...
Толик уходит в зал, а Нина, смотрит ему во след и думая о том, про какие точки говорил брат, и кто эти мы, которые хотят до конца разобраться в её семье. Почему-то становить неприютно, неожиданно веет холодком. У Нины возникает ощущение того, что именно сейчас решается их жизнь, и она начинает волноваться, смогла ли она донести до брата весь трагизм, всю боль своей жизни.
* * *
Анатолий собирает в зале вокруг себя всех детей. Они устраиваются вокруг него, обступая со всех сторон, с интересом и вниманием глядя на него, ожидая, что он скажет им что-то интересное.
-Я слышал, Никита, что ты увлекаешься изучением английского языка? - обращается он к старшему племяннику. - Почему?
-Я хочу побывать везде — хочу путешествовать. Для этого нужно знать язык. Мне хочется посмотреть, как живут другие люди... Хочу посмотреть разные места.
-Почему же ты тогда занимаешься кражами, ведь это может плохо закончится для тебя? Тебе, Никита, нравятся острые ощущения?
-Нет! - сверкает глазами Никита. - Не нравится! Но я должен помогать маме — она одна не справится!
-Кому ещё не нравится это занятие? - спрашивает дядя.
-Мне, - откликается Валя.
-Мне, - вторит её близняшка Галя.
-Мне тоже, - спешит сообщить Гоша.
-И мне, - не совсем уверенно произносит Валерия.
-А ты, что молчишь, Максим? Ты не согласен с братьями и сёстрами?
-Почему? Согласен... Но не совсем... Мы берём то, что находим на улице. В квартиры не залезаем. Что тут плохого? Людям всё-равно эти вещи не нужны...
-Почему ты так думаешь?
-Если бы они им были нужны, то люди не оставляли их на улице.
-Железная логика, - удивляется дядя. - Значит тебе воровство нравится больше всего?
-Больше всего мне нравится рисовать и фотографировать! - не соглашается Макс.
-Он так здорово рисует, дядя Толя! - вступает в разговор Валерия.
-Можно я покажу дяде твои рисунки? - обращается она к брату.
-Я сам могу показать! - протестует Максим.
Пока Анатолий рассматривает рисунки в альбоме, Нина затевает купание детей, радуясь тому, что вода такая чистая, прозрачная и даже какая-то светящаяся. Набрав воды в ванну, она первыми отправляет в неё близняшек Валю и Галю. Младшие ребятишки пытаются проникнуть в ванную, чтобы полюбоваться свечением воды, но девчонки выпроваживают их всех, заявив, что их очередь первая, и они не пустят никого, и младшим не остаётся ничего иного, как вернуться назад в зал, и продолжить общение с дядей.
Круг общения сужается и сужается, пока Нина и Анатолий не остаются одни. Некоторое время они молча смотрят друг на друга, не то присматриваясь к самим себе, не то пытаясь понять, сидящего рядом. Наконец, Анатолий прерывает молчание:
-Почему тебя называют Нинкой-копейкой?
Нина смотрит на брата с улыбкой:
-Это произошло из-за моего пристрастия к пословицам.
-Что за пословицы? - интересуется брат.
-Копейка рубль бережёт, без копейки — нет рубля, копейка к копейке — рубль будет.
-Ах, вот оно что. Ну тогда это прозвище имеет совсем не тот смысл, о котором подумал я.
Нина хочет спросить брата, что он там себе вообразил, но тот останавливает её жестом:
-Дорогая сестрёнка, я говорил со всеми детьми, выслушал тебя, постарался понять всё, что ты рассказывала о своей жизни... И хочу сказать тебе, что жизнь, которую ты уготовила себе и своим детям может привести только в тупик...
Твои дети добры, чисты душой, не бесталанны, и они могут стать большими людьми: Никита — путешественником, Максим — художником, Валерия — выдающейся актрисой, Валя писателем, а Галя — поэтессой, Георгий — учёным, а Иннокентий — священником...
Вы, люди, уверены в том, что только физические тела способны сохранять и передавать свои свойства, но это не так: закон сохранения распространяется и на духовную сущность — этого забывать нельзя, ибо последствия нарушения этого закона более губителен для человека, чем закона сохранения материи... Это ты будешь помнить всегда, Нина...
А теперь твоя очередь принимать ванну: пора пройти через очищение и оздоровление. Это твой шанс, Нина, стать совершенно другим человеком, и с пользой прожить ещё семьдесят лет...
-Запомни мои слова, Нина: дети уже подросли, они у тебя вполне самостоятельны. Не нужно их так опекать — это приносит им лишь неуверенность в собственных силах и инфантильность. Они должны и могут помогать тебе совсем иным способом: следить за младшими, наводить порядок в доме, самостоятельно готовить уроки.
Самостоятельность рождает ответственность. Ты же не хочешь, чтобы они были похожи на своего отца?
-Больше всего я не хочу именно этого! - соглашается Нина, до сей поры, внимательно слушающая брата.
-Такое впечатление, что ты прощаешься со мной, Анатолий. Это так?
-Да, это так.
-Но почему? Почему? - вопрошает Нина, глядя на брата встревоженными глазами. - Ты уезжаешь от нас потому что мы нищие, что занимаемся кражами? Потому что...
-Не нужно продолжать, Нина, - перебивает её Анатолий. - Ни одно твоё предположение не соответствует действительности. Дело совсем не в этом, просто я вынужден покинуть вас... Не плачь, сестрёнка. Не плачь — прошу тебя! Помни, что моя душа будет всегда рядом с вами!
-Значит мы снова остаёмся одни.. Совсем одни?
-Не одни, а вместе. Это большая разница, Нина. Вы — вместе, а это уже сила, которая может противостоять и трудностям и невзгодам... Хотя с невзгодами и бедами — уже покончено, но трудностей — будет немало: людей на Земле осталось меньше половины, а работы — много... Одно радует: на Земле больше не будет войн, насилия, убийств. Всё это уйдёт в прошлое, забудется. Но налаживать свою жизнь, достойную Человека, вам придётся самим...
Погружаясь в лёгкую приятную жидкость, создающую своим серебристым свечением приятную, успокаивающую и обволакивающую атмосферу, Нина хотела представить новую жизнь, о которой так убедительно говорил Анатолий, но сознание Нины начала заволакивать лёгкая воздушная дымка наподобие кисеи, отделяя реальность от мечты, своим прозрачным, но вместе с тем непроницаемым занавесом. Реальность всё более и более бледнела, оставляя одни очертания, слабый едва уловимый контур, как лёгкий вздох, или нежное дуновение.
В полудрёме Нина покинула ванную, запахнувшись в старенький халатик, и почти на ощупь, как зомби, добралась до диванчика, и опустилась на него, разморенная сном.
Все обитатели квартиры погрузились в сон, напоминая собой сказочное сонное царство. Ничто не портило это впечатление: ни звуки, ни волнения, ни действия. Постепенно жизненное пространство начала заволакивать серебристая дымка, с каждой минутой всё более насыщаясь, концентрируясь, пока, наконец, не укрыла предметы, мебель, людей, как тенью крыла, своей сверкающей, искрящейся массой.
Продолжение:http://proza.ru/2009/01/19/373