ТАНЯ (ДОЖДЬ)
Прошло уже достаточно времени с тех пор, как лирический герой рассказал мне эту историю. И хотя произойдет она только в будущем, к тому моменту, когда я о ней узнал, герой был уже мертв. Такие вот парадоксы времени. Как это объяснить, я не знаю.
Может, дело в каком-нибудь пространственно-временном континууме, или как там его еще. В общем, я не большой знаток фантастики и уж тем более теории относительности, если, конечно, она имеет к этому хоть какое-то отношение. Конечно, об Энштейне я слышал и даже видел его язык. Конечно, я люблю Шекли и Хайнлайна. Но тогда откуда в этой истории берется Брэдбери, которого лично я не переношу? Я даже не знаю, есть ли у него книга под названием «Дождь». Предполагаю, что нет. Но, насколько я могу судить, некоторая навязчивая социальность, которая проступает в этой истории, нашему американскому другу Рэю весьма свойственна.
Я не люблю собак. Никаких. Тем более, маленьких, симпатичных, болонкообразных. Наконец, я никогда не дружил с одноклассницами – они мне не нравятся как социальная группа. И уж совсем наконец, я просто не собирался писать чего-то такого фантастически-аллегорического. Поэтому обвинить меня, что я пытаюсь запудрить вам мозги очередной байкой в духе «рукописи, найденной в бутылке после двухнедельного запоя» или «письма, забытого покойной тёщей-вампиршей на чердаке собеса»… Одним словом, обвинить меня в мистификации вам не удастся.
Эту историю мне действительно рассказал её герой. Само собой, в первозданном виде передать её я не смогу. Перескажу своими словами. Может, что-то изменю по своему вкусу.
Давайте условимся, что лирический герой будет зваться «он». Мне это самому не нравится, лучше было бы дать ему имя. Но он забыл представиться, значит без этого вполне можно обойтись.
Пора начинать.
N.B. Подсказка для литературоведов-любителей: знаете, почему в этом рассказе, точнее в его начале, почти нет диалогов? Его героям просто не о чем говорить. Таким образом, тема рассказа (одиночество) накладывает отпечаток на его форму. Как вам это?!
1
У меня очень странное отношение к эпиграфам.
С одной стороны, я их люблю, с другой – нет.
Бывают случаи, когда эпиграф просто необходим.
Тогда я пишу, что считаю нужным. И ставлю
внизу фамилию человека, который является для меня
авторитетом в соответствующей области.
С.Довлатов
Вот что я тебе точно могу гарантировать, - Таня будет.
Их будет даже целых три. Одна маленькая, а две… побольше.
Насчет всего остального не поручусь, но Таня будет точно.
Да и все остальное тоже будет. В общем, все будет нормально.
Плохо, но нормально.
Из беседы автора с N перед прочтением этого рассказа
Этим вечером он не находил себе места. Была осень: ветер холодный, темно (где-то начало одиннадцатого), мелкий дождик, а грязи нет – центр, асфальт, всё дождем и смыло. В компании из четверых он не был ни самым трезвым, ни самым пьяным – остановился где-то посередине. А может, это ему просто казалось, и он был трезвее остальных.
Трое других. Один испытывал к нему плохо скрываемую ненависть. Даже не ненависть, а утробную злобу. Так было с самого начала, но цивилизация не позволяла просто взять и вцепиться друг другу в глотки. Да хоть прямо здесь, под дождем, и покатиться по асфальту, отплёвывая кровь и мясо. Все считали их хорошими знакомыми.
Второй когда-то был его другом. Если снизить планку дружбы до того уровня, который диктуется историческим моментом, и считать, что друзья могут встречаться раз в год и довольно весело проводить время – да, они были друзьями. Третьего он не знал вообще. Ну, Денис и Денис, а что еще от него требовать?
Все резко встали из-за синего пластмассового столика и собрались идти. В одиннадцать начинался Славкин концерт. Нельзя сказать, что Славку он знал лучше, чем остальные, просто познакомились раньше. Еще школьниками они встретились в каком-то пригородном пансионате. С семьями ездили. Потом не виделись лет пять. Потом познакомились заново. Причем неудобно получилось: Славка кинулся к нему чуть ли не с объятьями, а он его даже не узнал. Да и до сих пор тот пансионат вспоминался как некая иллюзия, не имеющая к нему никакого отношения. Так, открытка из детства, «Космонавты на отдыхе в Крыму».
Сейчас Славку знал весь город, но знал лишь затем, чтобы сказать «вчера опять нажрались со Славкой». Славка и сам не знал, кто он такой и зачем терзает свою гармошку, если никому от этого легче не становится.
Ехать надо было в Заводской район, в «Drum’n’bass». Кабак, конечно, отвратительный. Еще хуже той забегаловки, где они сидели до этого. Здесь хотя бы музыки не было, да и официанток, что существенно. Ехать не хотелось, причем не хотелось категорически. То, что не было денег на билет, значения не имело: платить за то, чтобы пройти на Славкин концерт – самый натуральный моветон. То, что не было денег на проезд – полная фигня: зайдут-то в автобус вчетвером, а там деваться некуда. То, что денег не было вообще, не волновало в принципе: что делать с деньгами там, где ты не хочешь находиться?
Предложи он пойти в ближайший спорт-бар посмотреть Лигу чемпионов (как раз минут через двадцать начало, раньше он старался ее не пропускать), его приняли бы за дегенерата. Спорт – для недоумков. Но в последнее время футбол навевал на него такую тоску, что даже самый депрессивный фильм, вроде «Призрачного мира», казался дешевой комедией. Сперва он не мог понять, почему, а потом понял.
Каждый раз, когда его любимый Евсеев забивал свой очередной гол головой, гол, так похожий на все его предыдущие голы, ему хотелось схватить за коленку девчонку, сидящую рядом и, испытывая полное счастье, сказать: «Я же тебе говорил, что он сегодня забьет?!». То есть, снова быть хоть в этом умнее и проницательнее остальных. Даже тех «остальных», которых нет. Для нее. Ну и где она?
Нет, смотреть футбол теперь было решительно невозможно. Но и ехать на концерт тоже невыносимо. Он сказал, чтобы ехали без него, ему тут в центре нужно зайти еще в одно место, что поделать, договорились еще вчера, а через полчаса он будет.
Он понял, что сказал это, уже тогда, когда закончил говорить. Никто сопротивляться не стал. Пока, там встретимся. Самое интересное – все прекрасно знали, что у него нет денег на автобус, что ему никуда и идти-то не надо. Хотя никто особо не удивится, если он действительно передумает, куда-нибудь зайдет (кстати, мало что ли в центре мест, куда можно зайти безо всякой цели и там же занять мелочи на проезд) и через полчаса подсядет к ним за столик или столкнется возле туалета. Только не сегодня.
Оставалась его квартира: трехкомнатная, большая, даже ухоженная. На него, как припадки на эпилептика, нападали приступы чистоплотности, и он сутками приводил квартиру в божеский вид, борясь скорее не с грязью, а с беспорядком.
Он прочитал в каком-то романе примерно следующее: «Перед Джеком играли грязные дети. Но это была чистая грязь: их два часа назад купали». Так и у него в квартире. Но не потому, что он мыл ее «два часа назад». Просто у некоторых грязь заводится, а у некоторых нет. А уж у кого заведется, пиши пропало: тут уж мой – не мой…
Но все же это была именно квартира, а не дом. Даже еще когда были живы родители (он бы мог сказать и точнее – за два года до их смерти и до его двадцатилетия) дом постепенно начал превращаться в квартиру. Это как в «Захваченном доме» у Кортасара, которого он прочитал примерно тогда же: что-то неизвестное, но жестокое и неизбежное вытесняет из дома его хозяев. Ничего не видно и ничего не понятно, так, что-то шумит и стучит на кухне, потом в других комнатах, и хозяева просто вынуждены уйти. Ничего другого им не остается. Только недавно он понял, что это было одиночество. Кстати, одиночество тоже бывает довольно шумным.
Сюда он идти не хотел. Одна мысль от том, что он сам себе откроет дверь, сам нальет холодный чай и будет пить его перед телевизором доставляла ему физическую боль. Как при гриппе, когда ломит все тело. Но самым ужасным было встретиться с соседями. В последнее время он не ехал в лифте, а поднимался пешком, короткими перебежками, подолгу стоял на каждой площадке между этажами и прислушивался – не откроется ли какая-нибудь дверь. Тогда он прятался за трубу мусоропровода и замечал, как колотится его сердце. А вот на открывание собственной двери и закрывание ее уже изнутри у него уходило секунды полторы. Так натренировался.
Больше всего в квартире его раздражали жалюзи. Еще как-то уместные в офисе, в квартире они смотрелись, как мог бы смотреться Микки Маус, лежащий в мавзолее. Когда-то давно, когда он был еще ребенком, их подарил дядька-КГБ-шник. Этот дядька (как ни комично это звучит, но его звали дядя Степа) никаким КГБ-шником не был. Так, какой-то чиновник, максимум – стукач. Но никак по-другому его не называли.
Естественно, эти белые алюминиевые полоски нужно было немедленно повесить на окна. А то что ты – придет, увидит, что не повешено – обидится. Вот стекло треснувшее можно годами не менять, а тут… Кстати, сам дядька обходился по-старинке, шторами.
Но это не помогло: уже месяца через два вся семья была навечно отлучена от дядькиного дома. А случилось вот что. Во время очередного визита, когда мать, отец и дядька с женой пили чай на кухне, он играл в зале с кошкой и увидел в серванте две банки «Кока-колы». Он уже пил ее из точно таких банок на дне рождения у Васьки (Васькин дядька был гораздо круче КГБ-шника, он был француз. Точнее, был женат на француженке и жил в Марселе). Он взял одну банку из серванта. Пить без разрешения он не собирался, хотя надеялся, что банки выставили в сервант к его приходу, чтобы он заметил и обрадовался. Банка оказалась пустой. Он расстроился несильно, поскольку тогда больше любил газировку «Снежок».
Нельзя сказать, чтоб без задней мысли (он хотел, чтобы его похвалили за помощь взрослым) он взял обе банки, прошел на кухню и демонстративно выбросил их в ведро. Обернувшись, он увидел в глазах дядькиной жены священный ужас, простодушно пояснил: «Они пустые», - и широко улыбнулся. Он был слишком мал, чтобы понять, что банки стояли «для красоты». В этот день пробежали сразу две черные кошки: одна между его семьей и семьей дядьки, другая между ним и родителями. Причем вторая кошка пришла не одна, а с ремнем.
Но жалюзи остались висеть. Каждый Новый Год он подходил к окну, раздвигал полоски пальцами и смотрел на елку, которая стояла во дворе. Их девятиэтажка была первой в этом микрорайоне, а двор – самым большим. Поэтому ершистый металлический каркас поставили прямо перед их окнами.
Ему все это когда-то нравилось. Как-то летней ночью уже в этом году он, выкурив за ночь целую пачку, так же подошел к окну, так же раздвинул пальцами полоски вспомнил свой последний счастливый Новый Год. Хотя «вспомнил» - это громко сказано. Он и не помнил-то почти ничего. Вот только.. Бабушка пекла маленькие трубочки с курагой, посыпала их сахарной пудрой, а он стоял рядом, стараясь раскрыть рот как можно шире. И вот первая трубочка уже хрустит на зубах. Бабушка почему-то смеется.
В голове промелькнула дурацкая фраза: «Дети водили хоровод вокруг елки». Конечно, никто никогда никаких хороводов не водил – чаще разбивали друг другу носы и расходились по домам смотреть какой-нибудь глупый «Полосатый рейс» (на «Иронию судьбы» ума еще не хватало).
Ему было немного неловко за эти воспоминания. Слишком уж все банально. Но не вспоминать же о том, как каждую зиму он выбивал ковры на снегу. Какая романтика в коврах? Он их не выбивает уже лет десять и ничего. Да и Новый Год не отмечает примерно столько же, и вроде жив пока. Он подумал, что сможет снова поверить в Деда Мороза, но только если Дед придет в новогоднюю полночь и скажет: «Сами мы не местные, отстали от лапландского поезда, подайте на игрушки для голодных детей».
Тут он заметил, что дождь перестал, а время уже одиннадцать. Когда-то он радовался (почему?), что квартира его находится в центре города. Не в историческом, где он стоит сейчас один и ждет неизвестно чего, а в географическом. В детстве он специально смотрел по карте – до любой окраины практически одно и то же расстояние. Сейчас-то, конечно, все равно, идти туда не хочется. Да он и не пойдет.
Вместо этого он пошел в парк под часами, пошел быстро, не обходя лужи. Пошел, как только нащупал в кармане конверт, который за полтора месяца чуть пообтрепался. Он почти забыл, что писал тогда. Все равно кроме него никто этого не прочел. Он сел на мокрую лавку под фонарем, осторожно распечатал конверт, достал письмо, правой рукой бросил конверт в урну, развернул листок и начал читать.
6). 3 сентября. Я взял первую попавшуюся ручку – оказалась красная. Время 02.25. Я сижу уже часа полтора, не знаю, как тебе сказать хоть что-нибудь. Видишь цифры со скобочками – это я по своей привычке обозначал страницы и главы. Вообще, это второй лист письма, которое я не смог отдать тебе возле автобуса. Ну, ты помнишь.
Я тогда еще не говорил тебе ничего о любви. Первый лист я выбросил, но не потому, что я думаю по-другому. Просто не актуально.
Ты мне сегодня сказала, что я тебя идеализирую и т.д. Неужели ты правда думаешь, что ты для меня словно эдакая Беатриче, Лаура и Дульсинея в одном лице? Не стоит так недооценивать себя, думая, что любовь (я имею в виду, с моей стороны) может возникнуть на пустом месте. Или ты не допускаешь мысли, что тебя можно любить за то, что ты еще сама в себе не знаешь?
03.05. Перечитал наш любимый рассказ. То место, про которое ты мне говорила на остановке. Я тебе уже сказал об этом в воскресенье: судьба и любовь – разные вещи. В любом случае, никогда себе не прощу того, что я сделал (ты знаешь, что я не нарочно). Но это не имеет значения: я помню, как ты смотрела на меня из окна автобуса, когда уезжала.
Честно говоря, я на тебя сперва ужасно обиделся (не за то, что ты сказала мне сегодня, а за то, что ты сказала другим), но потом подумал, что ты имела на это полное право. Ведь меня за язык тоже никто не тянул, тем более, что стыдиться тут нечего. Что ж с того, что один любит, а другой нет?
Так что если ты ко мне относишься по-прежнему, можешь и эту бумажку повесить хоть на доску объявлений. Мне еще ни с кем не было так плохо, как с тобой. А т.к. мазохизмом я не страдаю, значит это нужно для чего-то перетерпеть.
Опять сегодня получилось какое-то дьявольское совпадение: прямо минут через 20 после того, как я позвонил тебе во второй раз, мне позвонили по очереди две очень хорошие девчонки (я их знаю уже лет 10). Говорили практически то же, что я тебе:
- Приезжай. Что такой грустный, что случилось?
Причем одна из них, как я подозреваю, уже давно меня любит. И мне с ней гораздо легче, чем с тобой.
Видно, эта такая ноосферическая месть: не хотел бы я ждать тебя 10 лет (да и 10 дней не хотел бы).
В общем, что сказать, кроме того, что я люблю тебя и жду. Телефон знаешь. Звонить в любое время. И не забудь поздравить с днем рождения меня. Ты знаешь, ровно через месяц. Но думаю, что мы и до этого увидимся.
Прости, что написал нечто бессвязно-глупое, но у меня есть оправдание, и ты знаешь, какое. Так или иначе, я знаю, что рано или поздно ты кого-нибудь полюбишь, и проблем у тебя как у красивой, доброй и умной девчонки будет поменьше. Но если этот кто-то – не я, то ничего, кроме дружбы и уважения от меня не жди. А согласись, это чуть похуже, чем любовь. (Я так попытался пошутить). Я тебя люблю.
Закончив читать, он огляделся, никого вокруг себя не увидел и противным старушечьим голосом сказал: «Я тебя люблю, мы и до этого увидимся…». Он намочил письмо в луже, подошел к памятнику, стоявшему в центре парка и прилепил бумажку прямо под табличкой с фамилией.
Отошел назад, немного полюбовался и направился к ближайшему дому. Благо, замки на подъездных дверях здесь еще не установили. Зашел во второй подъезд (из первого слишком сильно несло мочой), поднялся на два пролета, сел на ступеньки, прислонился к стене и тут же уснул.
От автора: Вы, конечно, заметили, что вступление к первой части к этой самой части никак не относится, и вам все еще непонятно, о чем я там вообще говорил. Объяснить, почему? Просто я планировал, что это будет вступление ко всему рассказу. Но случилось так, что он уснул. И пусть поспит хотя бы до шести утра. А пока я с вами поговорю.
Так вот, насчет Тань. Они будут не просто Танями, но некими символами (литературоведы-любители, вы еще здесь?). Первая – навроде Иоанна Предтечи, вторая – типа Иисуса, третья будет символизировать Апокалипсис. Но аналогии будут не слишком прямыми и довольно несерьезными (чтобы быть серьезным в наши дни, надо как минимум служить в разведке).
И еще. Раз уж в рассказе появляются женщины, нам, как вы понимаете, никак не избежать сексуальных сцен. И тут автор приходит в полное замешательство. Не по причине природной застенчивости, конечно, а из-за некоторых чисто литературных аспектов. Попробую объяснить.
О сексе можно писать так:
- Мироныч подхватил обеими руками ее груди, гордость ее – огромные и тугие груди, и вошел в нее, издав стон, и этот стон слился с ее криком, ибо никогда еще она не встречала подобного.
Или так:
- Находясь на ложе с женщиной, чье сердце словно похищено его речами, пусть мужчина распустит повязку на ее талии. Если она возражает, он смущает ее, целуя в щеку. Готовый к соитию, он повсюду трогает ее. При этом та, которая впервые сходится с ним или девушка, стыдится и закрывает глаза. При любовном соединении пусть он следит по ее поведению, как она наслаждается. Куда при введении члена, соединенная с ним, она обращает взор, то место у нее пусть он и прижимает. Расслабление тела, закрывание глаз, утрата стыда, стремление к теснейшему соединению – таковы признаки желания у женщин. Ее руки дергаются, она покрывается испариной, кусает, не дает ему подняться, толкает ногой и после того, как он достиг наслаждения, продолжает действовать как мужчина.
Или вот так:
- Посмотри-ка, Франсон, - говорит он, вытаскивая чудовищный член из своих штанов, от одного вида которого я чуть не лишилась чувств, - посмотри-ка, дитя мое, - продолжал он, потирая член, - видела ли ты когда-нибудь что-либо похожее на это?.. Это то, что называют член, моя крошка, да, член…
Или даже вот так:
- Можно ласкать женщину большим пальцем ноги при половом сношении, когда член находится между грудями или под мышкой, или всякий раз, когда вы оказываетесь верхом на партнерше, или когда сидите лицом к ней, а она лежит или сидит. Проследите, чтобы ноготь на пальце был острижен.
Могу поспорить, что больше половины читателей мужского пола, сидящих босиком, в данный момент разглядывают большие (да что греха таить, просто огромные) пальцы на своих ногах. А особо нетерпеливые начали разуваться и снимать носки. Не будем им мешать. Поговорим пока с тобой, о женщина!
Ты не хуже меня знаешь: в сексе главное – что? Правильно, его чувственная сторона. Поэтому здесь передо мной встают две проблемы. Первая (и главная): любая семантика, особенно при ее сенсуализации, имеет свойство претерпевать индивидуализацию. Грубо говоря, слово «люблю», сказанное разными людьми или даже одним человеком в разное время, будет означать совершенно разные вещи. И вторая: импрессионизм, так удачно нашедший себе применение в живописи, в литературе мне совершенно чужд. Говорят, Генри Миллер смог-таки написать книгу импрессионистскую и хорошую одновременно. Не знаю, не читал.
Так что, как вы уже поняли, ни одной полноценной сексуальной сцены в этом рассказе не будет. Как дойдет до дела, я просто поставлю точки, вот такие:
……………………………………………………………………………………………………...
В общем, домысливайте сами. Желающие, дойдя до точек, могут включить свой любимый фильм и ненадолго отвлечься. Вы поняли, о чем я? Ведь есть же у вас такой фильм, признайтесь…
2
Рождается человек – рождается целый мир.
Шекспир
(в действительности изречение
принадлежит Гете – примечание редактора)
При выборе поросенка необходимо учесть,
что в плечах он должен быть не шире,
чем в спине, с длинным и прямым туловищем,
широкой спиной, переходящей в закругленные
глубокие бока. Крестец должен быть ровным,
окорока длинными, мясистыми, хорошо
выполненными с боков и округлыми сзади.
Из книги «Как стать фермером»
(авторы-составители – Геннадий Михайлович Антипов,
Фамил Биньямиинович Гаджи-Исмайлов)
Ночью просыпался два раза. Первый раз оттого, что во дворе долго сигналила машина, и нетерпеливо-веселые голоса никак не могли дозваться какую-то Ларису. Уснул сразу, как только Лариса оделась и вышла.
Второе пробуждение – уже без причины. Почему-то вспомнилась первая девушка, точнее, первый секс. Месяца три назад он уже думал о ней. Получилось довольно забавно – ее имя начисто вылетело из головы. Пришлось брать орфографический словарь, открывать в самом конце (раздел «Женские имена») и долго искать. Удалось со второй попытки. Света.
Ей было столько, сколько ему сейчас. Ему тогда – 17. Родители уехали на дачу на три дня. Пришли двое приятелей. Сидели до двух ночи, пили не много, но водка все равно кончилась. Видно, такое у нее свойство – все равно кончаться.
Пошли в ларек, купили «Абсолют». Действительно, сейчас это звучит фантастично. Когда он в последний раз видел ларек? Когда в нем продавали спиртное, да еще и «Абсолют»? Когда были деньги на такую роскошь? Но факт есть факт. Возле ларька – две девушки. Усатый потрепанный чел с милицейскими повадками покупал им шампанское. Как не заговорить? Оказалось, живут в соседнем доме и гостям будут рады.
Только разместились за столом, Димка – маленький, вертлявый, в общем, прыткий, как понос – тут же подсел на подлокотник кресла, театрально, но довольно грубо обнял Светку за шею и даже попытался что-то спеть ей. Серенаду? Ноктюрн?
- Тише ты, - сказала Светлана, вставая, - детей разбудишь.
И ушла в спальню. Он машинально поплелся за ней, а Димка сделал вид, что доволен освободившимся креслом. В неширокой кровати спали двое мальчишек-близнецов. Света сделала движение, будто пыталась укрыть сыновей, но потом словно передумала и обернулась к нему. Он быстро взял ее за руку и повел за собой:
- Идем, у меня никого. Одежда на вешалке?
Их ухода не заметили. Только Димка недоуменно смотрел вслед из зала. Он состроил Димке страшную морду (о сакральном смысле среднего пальца тогда еще никто не подозревал).
Разделись моментально, обошлись и без буржуазных прелюдий. Прыг в кровать – и всего делов.
……………………………………………………………………………………………………...
Что имеем в сухом остатке? Плюсы: первый сексуальный опыт, минет, который, как он понял позднее, Светка делала виртуозно и… пожалуй, все. Минус, правда, тоже всего один: вместо того, чтобы стонать, как все нормальные люди, Светка препротивно ойкала. Это ее «ой» один раз даже приснилось ему в кошмаре.
Ушла Светка только в обед – раньше он ее не отпустил, проявляя чудеса выносливости. Причем, ушла очень довольная. Нужно ли говорить, что больше они никогда не виделись.
Окончательно проснулся около восьми. Этажом выше нарочито громко разговаривали бабки.
- Да Колька это. Куртка его. Он же, как поздно приходит, никогда ключом не попадает.
- Вроде не он.
- Вот отсюда смотри.
- Я спущусь сейчас немного.
Он вскочил и резко выбежал из подъезда. Обернулся. В подъездном окне, на втором этаже резко выделялось круглое белое старушечье лицо, словно лицо прокаженного из рассказа Конан-Дойла.
Начало светать. Он вернулся в парк, где сидел накануне, мельком взглянул на памятник. Естественно, письма на том месте, куда он прилепил его, не было. Дворник лет сорока-пятидесяти энергично взмахивал метлой, скрежет веток по асфальту сливался с криками птиц. Листок с красными строчками лежал неподалеку, в куче мусора.
Он медленно прошел мимо дворника и сел на ступеньки у стены.
- Ну и как тебе метется сегодня, Федор?
Тот посмотрел недоуменно.
- Ты что думаешь, что если наш город мал настолько, что все знают друг друга, то это не относится лично к тебе?
Федор прекратил свою работу.
- Ты не подумай, я никоим образом не хотел тебя обидеть. Ты мне просто интересен. Я знаю о тебе все. Я знаю, где ты работал раньше. Я даже знаю, какие у тебя проблемы. Обратись ты ко мне год назад, я бы даже мог помочь тебе. Но теперь я просто спрошу: ты доволен своей жизнью?
- А тебя-то как звать? – спросил дворник, направив метлу в район его лица, будто прицеливаясь.
- В данном контексте это монопенисуально, как говорят у нас в Древнем Риме. Еще вопросы?
Он начал вставать.
- Ты куда собрался?
- А ты думал, я здесь с тобой вечно сидеть буду? Ведь пока ты не выметешь весь мусор, не успокоишься. А вымести все ты не сможешь никогда.
- А откуда ты знаешь, как меня зовут?
- Я же сказал тебе, что знаю про тебя все.
Он чуть не ушел. Ему лень было говорить дальше. Потом притормозил.
- Посмотри на свою левую руку.
- А!
- Понял?
- Да… А откуда ты знаешь, что я в Узбекистане на стройке работал?
- Это я тебе сказал?
Он неожиданно выпрямился, приложил два пальца к виску, как французский солдат, и пошел дальше. Опять остановился и крикнул:
- Видишь листок с красными буквами? Сожги его. Или съешь.
От автора: На этом мне меньше всего хотелось прерывать повествование. Ведь время приближается к десяти часам утра, еще немного, и наш герой встретится с первой из обещанных Тань. Как вам известно, наши магазины открываются по большей части именно в десять, а первая Таня будет никем иным, как продавщицей в одном из таких магазинов. Просто мое личное время приближается к четырем ночи, и я жду звонка. Не удивляйтесь, иногда так бывает. (…) Ну вот она позвонила, и я более или менее успокоился. Хотя основные волнения еще впереди. Двигаемся дальше.
- У кого есть часы?
- Без семи.
- Без семи сколько? Ах, да…
Еще семь минут стоять возле холодных пластиковых дверей. Ради Таньки? Он ничего к ней не испытывал. Ни сейчас, ни все те пять лет, что вместе провели в институте. Он даже не знал, встретит ли ее сегодня. Ему говорили, что она работает здесь, якобы продает мобильники на втором этаже. Он никогда ее здесь не видел. Последний раз они встретились неподалеку, она была с коляской. Родила сына. Когда успела?
Прошла уборщица. Прогремела ключами. Открыла. Он зачем-то остановился возле темного прилавка с наручными часами. Присматривался, в основном, к женским. Думал: «Вот эти, вроде, ничего. Если ей подарить на день рождения? Или просто так». Кому «ей»?
Танька уже была на месте. Возле нее стоял парень в черной кожаной куртке и пожилая женщина, видимо, его мать. Он расположился левее, чтобы никому не мешать.
- У нее уже был такой.
- Да не такой, с чего ты взяла?
- Ну вот же, кнопки…
- У всех кнопки.
- Синие.
- У всех синие.
- Девушка, а почем здесь минута?
Танька раскрылась с новой стороны. Никогда, даже на самом лучшем ее экзамене, даже тогда, когда она не жаловалась на свою постоянную медвежью болезнь, возникавшую при виде любого преподавателя, она не была такой вдохновенной. Так рассказывать о тарифных планах… Это надо уметь. Он подумал: «Ей повезло. Она нашла свое место».
Встреча через столько лет… Это своего рода суррогат секса. Особенно, если люди рады встрече.
……………………………………………………………………………………………………...
А если нет? Но, допустим, что Танька ему обрадовалась. И точки оставим.
- Ну как сына назвали?
- Гена.
- Что, такой страшный или сразу коммунист?
- Почему страшный?
- Я имел в виду, крокодил.
- Это что, смешно?
- Нет.
- А зачем говоришь?
- А что, я обязан постоянно молчать? Или шутить?
- Ну ты же пытаешься.
- Да все это бесполезно.
- Что «все»?
- Да все. Вообще. И шутить в том числе.
- Ты где сейчас?
- Да здесь. Стою, с тобой разговариваю.
- Я серьезно.
- Я тоже.
- Зачем пришел? Ты же все знаешь.
- Не только знаю, но и отдаю в этом отчет.
- Какой отчет?
- Я пришел не за этим, а даже наоборот.
- Это как?
- А вот так. У тебя нет девчонки знакомой? Чтобы познакомиться.
- Ты не представляешь! Только вчера меня Ленка об этом же спрашивала. И парня описывала – вылитый ты. Не поверишь, я сразу про тебя вспомнила. А куда тебе звонить?
- Как будто ты не знаешь.
- На домашний, что ли?
- А то на какой же.
- Ну ладно, раз сам пришел, идем, познакомлю.
- Куда идем?
- Да здесь, на первый этаж. Она, наверное, уже пришла.
Пока спускались по лестнице, Танька шептала ему на ухо:
- Ее даже не Лена зовут на самом деле.
- А как? Гена?
- Ты опять? Айлин.
- Чего?
- Айлин.
- Татарка?
- Русская – сто процентов. Родители ее в Африку ездили – то ли в Марокко, то ли в Сенегал. Оттуда имя и вывезли. Только смотри не проболтайся.
Он остановился возле большого магазинного зеркала, но, вместо того, чтобы пригладить волосы, как было решила Танька, он почесал подбородок и двинулся дальше. Танька – за ним. Осторожно взяла его за рукав, головой кивнула направо.
- Вот она.
Красивая девушка с каштановыми волосами до плеч и холодными глазами поправляла на полках женское белье. Они подошли совсем близко, но тут кто-то слегка подтолкнул его. Судя по тому, что людей вокруг не было, а толчок пришелся аккурат в правое плечо, он решил, что это его персональный Ангел. Прошел мимо.
- Ты что, ты куда? – это тихо затараторила Танька.
Не станет же он объяснять про Ангела и прочую чепуху! Надо что-то придумать.
- Видишь, у нее уголки губ опущены вниз. Я ей не понравлюсь.
- А какая связь?
- Связи никакой. Точнее, связь такая, что я таким никогда не нравлюсь.
- Так и скажи, что она тебе не понравилась…
Они услышали, как возле входа монотонно и настойчиво бубнит пожилой охранник:
- Девушка, здесь русским языком написано: с собаками нельзя. Ни быстро, ни на минуточку, ни на секундочку.
Собачку, очень похожую на болонку, но болонкой при этом не являющуюся, держала на тонком поводке бледная девчушка, примерно пятилетняя. Другой рукой она схватилась за карман легкой и короткой материнской дубленки.
Танька бросилась к охраннику:
- Владимир Егорович, это ко мне. Можно мы здесь, в тамбуре постоим?
- Можно, - презрительно бросил сфинкс, - только осторожно.
- Привет Я шла мимо, решила к тебе зайти. Ты же просила – с Танюшкой. А тут этот…
- У нас сейчас так…
Танька повернулась к нему, улыбаясь произнесла:
- Это Татьяна, это Танюшка.
Он резко опустил голову, щелкнул каблуком и ответил, как это было принято в подобных ситуациях:
- Прикажете встать в центр и начать загадывать желания?
- Еще успеется, - тихо, будто волнуясь, сказала новая знакомая.
Дальше разговаривали ни о чем и не долго. Таньке надо было работать. Когда втроем (не считая собаки) вышли из магазина, он спросил:
- А как собаку зовут?
- Мурзик.
- Так значит это не собака?
- Собака, девочка. У нас до этого кот был – Мурзик. Танюшка так захотела. Она кота до сих пор ждет. А он еще весной ушел и пропал.
- Понятно. А ее почему назвали, как тебя?
- Муж захотел. Бывший.
- Понятно. Ты хочешь есть? А то у меня дома – курица деревенская. Что-нибудь сготовим. Ко мне с собаками можно. Да хоть с чертом лысым.
- Ну раз так, то поехали.
Через сорок минут они поднимались на лифте. Он открывал дверь, снимая дубленку с Татьяны, развязывал шарф Танюшке, наливал в чашку вчерашний суп для Мурзика. Ему все это нравилось.
От автора: Вот видите, каким коротким бывает путь от отчаяния к надежде. Но не надо обольщаться. Не надо забывать, что путь от надежды к счастью стократ дольше и тяжелее. К тому же нужно помнить, что первая дорога только и ждет случая, чтобы подвернуться вам под ноги. А вторую приходится искать самому. Даже в тех случаях, когда ее не существует. Согласитесь, это не совсем справедливо. Как несправедливо толкать человека на поиски справедливости в несправедливом мире.
Сейчас наш герой находится на пике славы. С помощью случая ему удалось на время призвать к порядку тех чудовищ, что вечно жили внутри него. Но долго так продолжаться не может. Его персональный Ангел слишком молод, чтобы находится с ним постоянно. К моменту его рождения всех опытных Ангелов-поводырей разобрали, и ему достался какой-то несмышленыш или просто безалаберный тип, вечно занятый своими делами. Ангел появлялся на мгновение, толкал его в плечо и снова исчезал на годы. Чудовища были более дисциплинированы.
Приступая к последней, самой короткой части этой истории, хочется… Да нет, пожалуй, что не хочется уже ничего.
3
Солдаты не знают, кто из них стреляет холостыми.
Каждый считает, что именно он, и потому ответственность
за смерть этого человека возлагает на своих товарищей,
которые никогда прежде не видели казнимого,
но обязаны по долгу службы стрелять в него.
П.Коэльо «Дьявол и сеньорита Прим»
Она поняла, что проиграла и просияла ее жизнь,
что Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять;
что засветилось в ней солнце и померкло навсегда…
Навсегда, правда; но зато навсегда осмыслилась
и жизнь ее: теперь уж она знала, зачем она жила
и что жила не напрасно.
И.Гончаров «Обломов»
Половину курицы зажарили в духовке с картошкой, из второй половины сделали чахохбили: дома был и лимон, и лук, и томатная паста, и уксус, и масло. Танюшка, хотя очень хотела есть аккуратно, измазала и себя, и все вокруг. При этом лучшие куски курицы старалась отправить под стол, где, истекая слюной и тихо поскуливая, ждал (ждала) совсем не голодный (голодная) Мурзик.
Сказав «я больше не хочу», Танюшка умыла мордочку круговым движением и убежала в зал – играть с Мурзиком и прыгать на диване.
Доев, что было на тарелках, и помыв посуду, сели пить вино.
- Я замужем недолго была, - сказала Татьяна, отхлебнув, - года два. Да и двух-то не прошло.
- А чего развелись?
- Я не знаю. Но и не жалею. Честно. Может Игорь знает. Но у него теперь не спросишь.
- Что так? Давай пойдем и спросим.
- Я не знаю, где он. С тех пор не видела его ни разу.
- И не интересно, где он?
- Не интересно.
- Вы останетесь ночевать?
- Идем у Танюшки спросим.
Прошли в зал.
- Танюш, мы останемся ночевать или домой поедем?
- Не хочу домой. Останемся.
Татьяна повернулась к нему.
- Ну вот и решили.
Вечером долго гуляли с Мурзиком. Солнце показалось, было тепло и воздух сухой. Просох асфальт. Вся округа - как большая комната со множеством гостей. Собрались кучками, по интересам, и разговаривают, и никак не могут разговором насладиться. Троллейбусы зачастили, и в каждом тоже люди, и дети у всех. Солнце опускалось на пустырь, выглядывало через пустые окна недостроенных домов, и упало вниз, оставив свет. Танюшка бегала за Мурзиком.
Он сказал:
- Обожженный солнца диск,
О багор дерев споткнувшись,
Рухнул колесницей вниз,
И луна, не оглянувшись,
Проявилась меж ветвей,
Смутно вспомнив, как когда-то
Прочитали звезды ей
Вольный перевод заката.
- Фет?
- Точно.
Вернулись домой, когда уже стемнело. Купали Мурзика в ванне. Танюшка вылила на него (нее) полфлакона шампуня. Долго промывали шерсть из душа, вытирали-сушили полотенцем.
Пока то да се – ставили чайник, варенье раскладывали по вазочкам – Танюшка уснула на диване. Татьяна раздевала ее, сонную, он стелил постель. Уложили.
Долго пили чай на кухне. Все больше молчали. Потом Таня мылась под душем. Вышла в его чистой рубашке. Он показал ей кровать в спальне и пошел мыться сам. Прошел в спальню, не зажигая света, и молча лег рядом, обнял Таню за плечи. Немного погодя она спросила:
- Что, так и будем лежать?
Спросила не насмешливо. Тихо, ласково.
- Давай я расстегну тебе лифчик.
Таня изогнулась. Лифчик он бросил в кресло, провел по груди рукой, потом языком. Стал опускаться к животу. Все ниже, ниже…
……………………………………………………………………………………………………...
……………………………………………………………………………………………………...
……………………………………………………………………………………………………...
Таня заговорила первой.
- Получается, что ты меня совсем не помнишь?
- В каком смысле?
- Ты же до пятого класса в двадцать восьмой учился…
- Ну.
- Вот тебе и ну. Никого из одноклассников не помнишь?
- Никого.
- Никого-никого?
- Никого-никого.
- Скажи еще, что Катьку не помнишь.
- Какую Катьку?
- Отличницу.
- Катьку помню.
- Конечно, ты целый год добивался, чтобы тебя с ней посадили. На день рождения к ней ходил. Она ведь совсем некрасивая была.
- Теперь понимаю. А ты?
- А я красивая, – засмеялась Таня. Он тоже.
- Я знаю, что ты красивая, я же тебе уже сказал. Я не про то. Ты…
- Я за вами сидела. Вспоминай.
- И фамилия твоя…
- Петрова. Красивая фамилия, и, главное, редкая.
- Вспомнил. Но тебя с ней сопоставить не могу. Она… то есть, ты… кругленькая такая… я запутался.
- Я и сейчас кругленькая.
- Местами – да. Где нужно.
- Помнишь, Катька новый красный пенал принесла. Там было написано «Love». И говорит: «Знаешь, что это значит?». Ты сказал, что знаешь. А потом в коридоре я ей говорю: «Это значит – «Катька – дура». Она месяц со мной не разговаривала.
- Да, было что-то такое. Я понятия не имел, что ты… так ко мне относишься… относилась…
- В четвертом классе на математике ты так отвечать хотел, руку тянул, на месте подскакивал. А я тебе линейку пластмассовую потихоньку за шиворот засовывала. Потом тебя, наконец, спросили, ты вскочил, линейка сломалась, выпала у тебя из-под пиджака, а ты даже не заметил. Ничего не заметил.
- Я, вообще-то, все замечаю. Но только потом, когда уже поздно.
- Да, поздно. Давай спать.
От автора: Здесь необходимо задать читателю непростой вопрос: что он думает по поводу всей этой ситуации? Или, говоря по-нопфлеровски, «is this just expresso love?».
Встали ближе к обеду. И были вместе. И этот день, и следующий, и еще, и еще. Началась жизнь. Жизнь при выключенном телефоне, жизнь без всяких контактов с внешним миром. Цепочка однообразно-нескучных дней. И было хорошо.
Что было дальше… Или ночью, во сне, если это было сном, или утром, если на самом деле… Какие-то обрывки, непонятные образы. Утро. Уже совсем холодно. Пошли втроем в центральный универмаг, купить Танюшке сапоги. Небо свинцовое и ветер. На улицах ни души. Все вымерло. Двери закрыты. Рано. Снова ждать. На площадь перед универмагом въезжает машина. Открытый, невиданный «уазик» или что-то вроде. В нем дети, все в ярких куртках: красных, желтых, синих, зеленых. У каждого – воздушный шар. Шары сносит ветром, они стучат друг о друга, дети смеются.
Над головами появляется вертолет, и становится понятно, что сейчас случится непоправимое. Он помнил, что так уже было у Брэдбери, в рассказе «Дождь». С неба ливнем начинает идти кислота. Лопаются воздушные шарики.
Последнее, что он услышал, был Танюшкин крик: «Папа!». Увидел – свою кусками слезающую кожу. Подумал – сентиментально, как в жизни.
Если он проснется, то снова будет один.
От автора: Напоследок я решил поделиться с вами несколькими мыслями и советами:
А) секс – главный элемент любви
Б) человек есть любовь
В) люди – своего рода радиоприемники. Каждый настроен на определенную волну. Те, что находятся на одной частоте, рано или поздно встретятся. Или нет.
Г) жизнь ни плоха, ни хороша. So-so, как говорится. Впрочем, об этом, кажется, уже сказал Мопассан.
Д) зеленый чай вкуснее черного
Е) если долго сидеть на берегу реки, когда-нибудь мимо проплывет труп твоего врага (др. нар. кит. мудр.)
Ё) просто ё
Ж) не принимайте участия ни в каких государственных мероприятиях. Даже если Вы – президент страны
З) подарите своей девушке на Новый Год костюм кошки
И) подарите своему парню на день рождения книгу «Ядовитые грибы средней полосы России»
Й) не общайтесь с людьми, которые Вам неприятны. Даже если Вам приходится видеть их каждый день. Не общайтесь принципиально, если нужно – демонстративно
К) купите селедку. Сделайте из нее форшмак. Заверните его в блины. Ешьте, закрыв глаза. По вкусу – никакого отличия от блинов с икрой
Л) любите людей, доверяйте им. Даже если Вас в очередной раз предадут и обманут, Вы все равно останетесь чисты и непорочны. Ваша самооценка резко повысится, и эти твари начнут Вас бояться
М) …………………………………………………………………………………………………..
Н) перечитайте «Судьбу барабанщика» Аркадия Гайдара. Это чистое кафкианство!
О) нет ничего хуже подгоревшей яичницы
П) задумайтесь над какими-нибудь стихами
Р) играйте в футбол, болейте за «Локомотив»
С) даже в канонической Библии есть опечатки. Я проверял
Т) ключи от квартиры, где деньги лежат – величайшее изобретение человечества
У) философствовать лучше на голодный желудок: мысли о вечном приобретают практический оттенок и становятся легко применимыми к окружающей действительности
Ф) сюжет «Лолиты» списан с «Дюймовочки»
Х) просто х
Ц) никогда не знакомьтесь в Интернете, и уж тем более с помощью SMS
Ч) человек ничего не может почерпнуть извне помимо того, что уже есть внутри него. Внутреннее способно лишь вступить в корреляцию с внешним и повернуться новой гранью. Так что Джон Локк, мягко говоря, не прав
Ш) слово есть единственная реальность. Я нисколько не сомневаюсь, что раньше Земля была плоской и стояла на трех китах. Равно как и в том, что американцы побывали на Луне
Щ) знакомьтесь в Интернете. Некоторым очень крупно везет. Мне, например
Ъ) все многотомные разглагольствования о смысле жизни не стоят двух строчек из шекспировского сонета 66:
Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone
Ы) за последние годы ничто так сильно не ухудшилось, как качество колбасы. В нее постепенно добавляют какое-то дерьмо, и когда она будет состоять из дерьма на сто процентов, мы этого уже не заметим
Ь) некачественная вещь отличается от качественной тем, что некачественную ты выбрасываешь сам, а качественную у тебя воруют
Э) идеальный гимн России – алфавит, спетый в строгом и торжественном ритме похоронного марша. В конце обязательны контрольные выстрелы в воздух
Ю) меняю десятитомник «История человечества» на любую другую историю с доплатой
Я) см. А) и Б)
P.S. Из его последних писем
Вообще, писать какие-то письма, когда видишься каждый день – глупо и пошло. Но я боюсь не этого – страшнее остаться непонятым или солгать. Впрочем, я думаю, что ты меня поймешь, а врать я в последнее время просто устал. Перейдем к делу: считается, что люди любят друг друга, интересны друг другу, пока остается что-то, друг в друге не открытое. Тогда сцепляются некие шестеренки в механизме и толкают жизнь вперед. Смешно, но ты одна, которая мне интересна, и я подозреваю, что будешь интересна всегда. Порой возникает такое ощущение, что я вижу всех насквозь: знаю их движущие мотивы, знаю, за какие ниточки дергать, чтобы получить определенную реакцию. А с тобой не так. Я за это лето более или менее разобрался в себе, понял, что истинное, а что наносное. Стало легче избегать ненужных напрягов, но стало и менее интересно. Я тебе говорил, что меньше всего хочу заниматься какими-то ухаживаниями, что не хочу выглядеть лучше, чем на самом деле. И все равно, даже при моей стопроцентной искренности, я чувствую, что кажусь тебе несколько не таким, какой есть. Поэтому я никогда и не говорю, как люблю тебя. И в качестве пафосного финала: может быть, настоящая любовь и есть настоящая судьба? Как гармония, как счастье.