Читатель по поводу моих опусов о взаимодействии релятивистских частиц написал ряд вопросов, на которые я дал развернутый ответ, который может заинтересовать и других читателей.
Читатель:
«Лоренцево преобразование годиться лишь для случая, когда две частицы движутся на параллельных прямых с одинаковой скоростью, причем отрезок их соединяющий перпендикулярен их траектории…»
ВЖ:
Вы слишком сужаете область применения этого преобразования. В релятивистской теории, принятой сейчас большинством научных коллективов физиков-теоретиков (к которым я не принадлежу) считается, что это преобразование УНИВЕРСАЛЬНО и применимо НЕ ТОЛЬКО к указанному случаю. Описанный Вами случай маловероятен, и если бы имелся закон, применимый только для такого случая, то это был бы не закон, а результат решения частной задачи, как следствие иного, более глобального закона. В современной теоретической физике необходимость применения преобразования Лоренца при релятивистских скоростях имеет ранг закона, а не частного случая для заданной геометрии.
Читатель:
«Для случая, когда одна частица покоиться другая движется оно, на мой взгляд, не годиться».
ВЖ:
Вы ошибаетесь. Теория относительности (и некоторые более ранние теории) не сужали задачу так, как ее сужаете вы. Вообще наиболее распространенный случай – когда рассматривают две частицы, и их скорости направлены вдоль прямой, соединяющей их центры.
В остальных случаях применяют скалярное произведение векторов скорости и расстояния. Возникает косинус угла, который при параллельном расположении расстояния и скорости равен единице.
Читатель:
«Оно приводит к парадоксу, когда частица, движущаяся со световой скоростью,
перестает действовать на покоящуюся частицу, что в действительности быть не
должно исходя из сложившихся представлений».
ВЖ:
То практически очевидное следствие, что при конечной скорости поля частица, движущаяся с этой самой скоростью, перестает взаимодействовать с покоящейся частицей, я как раз и пытаюсь довести до ума как можно большего количества читателей. Но этот естественный вывод не принимается современной официальной физикой. Тот факт, что из какой-либо теории следует прекращение взаимодействия, не является парадоксом сам по себе. Следует лишь соотнести этот теоретический вывод с практикой. Если он совпадет, то это говорит в пользу этой теории, если он не совпадет, это говорит против такой теории. Как известно, частицы, движущиеся относительно друг друга с релятивистскими скоростями, на практике, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО перестают взаимодействовать – это следует из того ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО наблюдения, что с возрастанием скорости результат взаимодействия ослабевает. Мало того, выведены соотношения, из которых следует, что при скорости частицы, равной скорости света, взаимодействие ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПАДАЕТ ДО НУЛЯ. Только официальная физика объясняет это тем, что масса частиц соответственно возрастает до бесконечности. Это как раз и есть парадокс, поскольку В РАЗНЫХ СИСТЕМАХ ОТСЧЕТА СКОРОСТЬ ЧАСТИЦЫ РАЗНАЯ, и если принять, что масса частицы зависит от ее скорости, то мы получим, что и масса частицы также зависит от системы отсчета – что как раз и является парадоксом, ибо под массой в физике традиционно понимают более-менее стационарное свойство самой частицы, а не произвольную величину, зависящую от выбора системы отсчета и от скорости. Только в релятивисткой физике введено такое понимание, которое является парадоксом прежде всего ПОТОМУ, ЧТО ПРОТИВОРЕЧИТ ИСХОДНЫМ ПОСТУЛАТАМ.
То есть нельзя сначала определить массу, как свойство только частицы, а затем переопределять произвольно.
Давайте разберемся, что такое парадокс как таковой.
Утверждение, что одна частица не оказывает влияния на другую, парадоксом не является.
Парадоксом является утверждение, которое ЛОГИЧЕСКИ ВЕРНО выведено из ряда предыдущих утверждений, ОДНАКО ИМ ПРОТИВОРЕЧИТ.
Например, КАЖУЩИМСЯ парадоксом является утверждение «Я всегда лгу», потому что если я лгу ВСЕГДА, то и в этот раз тоже, но, следовательно, я солгал, что я всегда лгу. Принятие этого утверждения за истину тут же заставляет принять его как ложное, и обратно, принятие его ложным допускает его ложность. Действительно, если я солгал, что я всегда лгу, то можно предположить, что я лгу ИНОГДА, и в частности – в данном случае. Таким образом, никакого парадокса нет.
Действительным парадоксом явилось бы утверждение, что, во-первых, каждый индивидуум некоего общества может ВСЕГДА лишь или говорить правду, или говорить неправду, и никто ни при каких обстоятельствах не может хоть раз изменить своему принципу, а только либо всегда лжет, либо всегда говорит правду. В таких допущениях утверждение «Я всегда лгу» является ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ ПАРАДОКСОМ.
Что должен сделать теоретик при встрече с парадоксом? Да попросту предположить, что одно из допущений, положенных в основу выведения следствия ОШИБОЧНО, либо была допущена ошибка при выведении следствия. Таким образом, ПАРАДОКС – ЭТО МЕТОД ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ВЫЯВЛЕНИЯ ОШИБОК, «лакмусовая бумажка» теоретика.
Скажем, выявив «парадокс близнецов», Эйнштейн должен был бы сделать вывод, что его теория ошибочна.
Но так он не поступил, ибо был слаб в логике. Откровенно слаб. Попросту двоечником он был по логике.
Поэтому он попросту объявил парадокс «кажущимся» и пошел дальше. Потому, что он попросту НЕ УВИДЕЛ ИНОЙ ВОЗМОЖНОСТИ СОЗДАНИЯ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ТЕОРИИ. Он не проанализировал все варианты, поэтому он решил, что как ни крути, все равно приходишь к парадоксу, но сделал из этого ошибочный вывод, что эта парадоксальность – свойство реальности, поэтому парадоксальности никакой нет, она попросту кажущаяся.
Скажем, я начал бы рассуждать с того, что у меня ТРИ ЯБЛОКА, и после того, как я получил одну сливу, у меня стало пять слив и ни одного яблока. Из моих рассуждений был бы получен вывод, что у меня изначально было ЧЕТЫРЕ СЛИВЫ и ни одного яблока. Я должен был бы отказаться от предположения, что у меня было три яблока. Я обязан был бы исправить изначальное предположение. Но Эйнштейн в такой ситуации не стал бы ничего исправлять, он бы просто заключил в таком случае «Три яблока плюс одна слива равно пяти сливам», «поскольку я получил этот результат в итоге мысленного эксперимента». Таков Эйнштейн.
Время от времени в своих теоретических опусах он говорил «Это легко может проверить каждый, приложив линейку и измерив длину». Вдумайтесь – каждый может найти легко два поезда (или космических аппарата), движущихся друг относительно друга со скоростями, близкими к скорости света, приложить к ним линейку и измерить их «новую», «релятивистскую» длину.
Таков Эйнштейн.
Таково его обращение с парадоксами.
Читатель:
«Просто покоящаяся частица должна реагировать с опозданием и сила взаимодействия будет направлена к мнимому положению движущейся частицы, но величина силы (может оказаться в опытах) не уменьшиться, уменьшиться работа, которая будет совершена полем движущейся
частицы над покоящейся частицей».
В теоретической физике, прежде чем утверждать, что какая-либо частица что-то «должна», надо определиться с двумя вещами: 1) с теорией, которая будет применена, 2) с условиями задачи. Далее можно применить математику или моделирование и получить результат. Что касается современной общепринятой теории, то она для релятивистских частиц НЕ ОПРЕДЕЛЕНА. Когда речь заходит о траекториях электронов в атоме, попросту утверждается, что эти траектории ПРИНЦИПИАЛЬНО (ДЕСКАТЬ) НЕ ПОДДАЮТСЯ РАСЧЕТУ. Это обосновывают по-разному. Во-первых, уравнением Шредингера, во-вторых, энергетической матрицей, в-третьих, дискретностью понятия энергии как таковой, то есть квантовой теорией, в-четвертых, вероятностным описанием электрона как такового, в-пятых, волновой теорией Дирака, трактующего всякую частицу как к тому же еще и волну, в-шестых, принципом неопределенности.
Таким образом, имеются шесть различных оснований, и все они вместе и каждое в отдельности противоречат теории относительности.
Это не послужило основанием ни для отбрасывания ни одного из этих теоретических положений, ни для отбрасывания теории относительности.
С ситуацией еще как-то можно было бы мириться, если бы теория относительности предназначалась для одних задач, а квантовая теория – для других. Но ужас в том, что обе теории предназначены для решения одной и той же задачи. А именно – взаимодействия заряженных частиц, движущихся со скоростями, соизмеримыми со скоростью света в вакууме.
Это все равно, как если бы спортсмену говорили одновременно, что он должен дышать как можно глубже и реже, но при этом ни в коем случае не делать глубокого вдоха и выдоха, стараться дышать поверхностно. В этих трактовках общее только одно – стараться дышать не так, как это было бы естественно, не так, как заставляет дышать инстинкт. Как-то иначе. Но как именно – тут разобраться нельзя. То ли глубже, то ли наоборот лишь поверхностно.
Пока спортсмен с этим разберется, он посинеет от удушья.
Аналогично теоретики советуют применять теорию относительности, и квантовую теорию, но эти теории противоречат друг другу, полностью друг друга исключают. Пока разберешься – посинеешь. А надо применять классическую физику, дополнив ее конечной скоростью света, и все становится на свои места.