Беглец. часть1

               
                БЕГЛЕЦ.               

               
                (" Я пришел с миром." Продолжение.)



                Только вырастет новый мальчик, за меня, гада, умирать...
                А.Башлачев


                Благодарю свою дочку - Диану, упросившую меня написать продолжение "пришельца". 
 

                Часть 1.

   Непомерная усталость. Он лежит распластанный в луже собственной крови, хлещущей из глубокого пореза под сердцем. Преследователи уже близко. Он чувствует. Он еще может чувствовать их, не таясь подбирающихся к нему, через пространства ему не подвластные. Черный туман наплывает режущими мышцы и все более парализующими волю толчками. Сил на поддержание трансформации не остается. Тело сжимается, молодеет. Портал в двух шагах, манящий, сверкающий. Путь домой, последняя нить надежды. Он перекатывается в него, нескладным мешком. Чей-то изумленный возглас. Последний из его слуг, сохранивший верность, теряет ее навсегда при виде открывающейся перед его взором картины.
 - Прости!- кричит он своему лучшему генералу. Он вынужден бросить его здесь,  в этом полуразрушенном замке, в этом гибнущем по его вине миру. Туман взрывается миллионами искр. Преследователи врываются в залу, через расплавленные стены. Он успевает закрыть коридор перед самым носом первого из них. Синий, ощетинившийся клыками, шарик бессильно воет. Рядом возникает другой - огненно рыжий, длинный, кожистый.

 - Опоздали? - Спрашивает ровным скрипучим голосом.
 - Да. Портал закрыт абсолютной защитой. Не пройти. - Визжит шарик в ответ.
 - Я не могу проследить путь. Кто бы это мог быть? Такой сильный.
 - Я думаю, сын нового Наблюдателя. Иначе, почему мы должны поймать его исключительно живым.
 - Невозможно. Портал заблокирован настоящим мастером, а он еще младенец.
 - Наш новый шеф сам еще ребенок. Он младше моего правнука на многие десятки лет.
 - Я не знал его возраст. Кошмар! И что же папочка собственноручно не может поймать своего отпрыска? Неужели сил не хватает?
 - Он в отпуске. Приказал старый хозяин.
 - Понятно. Боится испортить отношения с новым.
 - Наблюдатели ничего не боятся. Давай думать о работе. Просканируй вероятность развития этого мира. У тебя лучше получится.
 - Минус. Регресс в геометрической прогрессии. Мальчишка убил душу планеты. Надо сворачивать.
 - Совет согласен. Я связался. Подтверждение поступило: проект свернуть.
 - Сколько уйдет времени на подчистку?
 - Более трех лет по единому времени. Начинаем?
 - Да, начинаем.   

   Кривым коротким ножом, Алиса умело обдирала больших серых крыс, развешивая шкурки на протянутые поперек двора веревки.
Особо жирные тушки она тщательно потрошила, постепенно наполняя, внушительных размеров, чугунный котел. Веселый Китаец иногда заглядывал в него, хитро подмигивал Алисе и что-то щебетал на своем загадочном языке.
 - Работа, работа, - говорила ему она, делая хватающие движения руками.
Толстяк смеялся и, быстро суча короткими ножками, убегал за высокое плетеное ограждение, подбирать новую порцию добычи.
  Оранжевое Солнце пеленой сумерек укрывалось за горизонтом. Молодая листва редких кустарников тянулась за ним, словно не веря в завтрашний восход. Весенняя миграция крыс завершалась, но в этом году их еще было достаточно. Словно тусклый, серый, необъятный ковер непрерывно катился на запад, разделяясь на два потока перед фермой, а затем вновь сливаясь в единую лавину.
Светлый Хап с остро отточенными гарпунами в обеих руках волчком крутился на заборе, без промаха поражая свои пищащие, подпрыгивающие мишени. Почему он бил только самых быстрых, нетерпеливых, молодых зверьков и никогда не трогал уныло семенящих старых толстых самок, оставалось загадкой.
 - Хап! - кричал, заросший густой щетиной по самые глаза паренек, без промаха отправляя в цель очередной дротик.
В такие мгновения, Алиса с восхищением смотрела на этого своего прирученного представителя загадочных и диких горных племен.

  Они познакомились с ним в прошлом году. Вернее, знакомиться начал Хап, сшибив Алису с ног на узкой тропке, среди густых зарослей диких томатов. Тогда он, первый и единственный раз сделал ей больно. Напрыгнул неожиданно сзади, лохматый и жутко вонючий. Ударил, обхватил, задрал одежду и начал чем-то горячим, твердым, грубо тыкать в ее тело, упавшее на четвереньки, стараясь проникнуть внутрь. Она тогда, помнится, закричала, как кликуша на вечернем рынке, скинула с себя этого дикого, рычащего мальчишку, достала нож... И тут, на него сзади напал горный кот. Острые когти начали рвать спину, взвывшего в безумном страхе паренька. Огромные клыки потянулись к покрытому курчавыми волосами горлу. Алиса, не задумываясь, прыгнула, с визгом вонзая нож по самую рукоять, в загривок зверя. Кот оставил свою жертву и та, вскочив и достав из ножен на спине короткое копье, мгновенно выпустила ему кишки. Вначале Алиса хотела убежать, но глядя на лежащего без сил, истекающего кровью, с надеждой смотрящего на нее молодого дикаря, поняла, что почему-то не может его бросить.
 Они долго шли, обнявшись, затем, когда его ноги начали заплетаться, она сняла с себя груботканый плащ и тащила его на нем, вначале благодарно мычащего, а затем потерявшего сознание. Веселый Китаец долго что-то верещал, махал руками, старался выпихнуть раненого за пределы фермы и только, когда она заорала на него, замахнулась вилами, смирился и отправился в горы за тушей горного кота.
 
 Целых десять восходов они не работали, объедаясь жирным кошачьим супом и залечивая раны своего нового товарища. Первым делом они его вымыли, что далось с превеликим трудом. Судя по мерзкому запаху и по отчаянным попыткам увернуться - горные народы явно не дружили с водой. Когда его погрузили в корыто с разведенным мылом из лучшего крысиного жира, мальчишка жутко визжал, истерично хватаясь за все подряд, словно пещерная зацепуха выволакиваемая на свет. Затем, получив от Китайца пару увесистых шлепков, смирился и лишь тихо и бессильно ревел, напрягаясь всем телом, когда получал на голову очередную порцию воды. Истратив уйму сил и мыла, они наконец добились желаемого. Свалявшаяся в колтуны, темно-коричневая шерстка парня, после ванны оказалась светло-русой, шелковистой и мягкой.
 - Хап! - воскликнул горец, изумленно оглядывая себя.
 - Алиса, - сказала девочка, ткнув себя пальцем в грудь.
 - Веа-Ки, - пробурчал Веселый Китаец, подходя с намятыми в крысином жире, целебными травами.
 - Хааап, - парень взял ладонь Алисы и прижал к своей щеке.
 - Это твое имя? - другой рукой она погладила его по голове. - Я буду звать тебя Светлый Хап. Ладно?
 - Ветлахап, Аиса - горец улыбнулся, не отпуская ее руку.
 - Спина, твоя спина кровоточит, - девочка показала глазами. - Пусть Китаец помажет. Хорошо? Он, как Доктор из города, травы знает, все лечит.
 С трудом она заставила его лечь на живот и, обхватив его голову, прижавшись к нему, громко шептала ему что-то нежное, вздрагивающему от боли все время, пока продолжалось лечение.  Так, обнявшись, они и заснули к великому неудовольствию Веселого Китайца.

 Через десяток восходов Солнца раны зажили, оставив после себя розово просвечивающие сквозь шерсть рубцы. Паренек начал вставать на ноги; начал выходить во двор, подолгу замирая у забора и смотря на далекие вершины Белых гор. Алиса была уверена, что он обязательно уйдет, как только сможет и очень сожалела об этом. За эти дни она так привыкла спать рядом с теплым пушистым существом, которое обнимало ее, гладило, ласково смотрело в глаза, называя по имени. Снова остаться одной с вечно ворчащим толстяком Веа-Ки, - было немыслимо.
 Вечером она сама, первая, начала нежно гладить его тело, целуя в прикрытые глаза. Мальчик вначале отшатнулся, а затем стал отвечать на ласки, сначала мягко, но все яростней. Перевернул ее на спину, раздвинул ее ноги, навис над ней и она увидела, что внизу его живота, из густых волос, высовывается что-то большое в набухших синих венах. Этого не было ни у нее, ни у Веселого Китайца. Они не раз мылись с толстяком вместе, экономя воду. У Веа-Ки там был лишь какой-то обрубок, длиной в треть мизинца, совсем не страшный. Она испуганно вскрикнула, оттолкнув Хапа руками и ногами так, что он кубарем скатился с постели.
 - У-у-у! - завопил парень, выбегая во двор.
 Алиса метнулась за ним, как была, голышом, с единственным желанием, - остановить, задержать, извиниться. В крайнем случае, пусть он все же сделает ей опять больно, как тогда на злосчастной тропинке, раз так этого хочет. Она стерпит, - один то раз. Лишь бы не одиночество.
 Парень, отвернувшись, наклонив голову, сидел на крыльце и рука его быстро-быстро двигалась. Алиса, еле сдержав удивленный смешок, замерла. Выскочивший вслед Веселый Китаец, всплеснул руками и, оттеснив девочку в глубину дома, захлопнул дверь перед ее носом.  Алиса прильнула к одной из многочисленных щелок между старыми досками. Веа-Ки догнал, метнувшегося к калитке мальчишку, обнял его за плечи и, что-то шепча на ухо, повел в сарай. Они пробыли там довольно долго, а когда появились, Китаец выглядел очень довольным, а парень очень ошарашенным. Полночи потом толстяк колотил в свой большой барабан, распевая протяжные песни, а Хап прижимался к Алисе, дрожал всем телом и бормотал какие-то извинения. Наконец это достало девочку. Она вышла, запустила в Китайца большим камнем; неплохо попала, судя по его взвизгу и наступившей затем тишине, а затем, улегшись на свое место, прижала голову паренька к своей груди и держала так, пока он не заснул.

 Шли дни, многие десятки восходов. Молодой дикарь остался с ней. Алиса светилась от счастья. Веселый Китаец еще пару раз попытался затащить мальчишку в сарай, но встретив ожесточенное сопротивление со стороны обоих ребят, смирился или может, испугался, что прогонят и больше не приставал. Иногда она вновь видела у Хапа этот страшный орган, возникающий обычно по утрам, или при совместных поцелуях, но парень отныне не проявлял агрессии и Алиса привыкла.
 Примерно раз в десять-двенадцать восходов, он уходил в горы, на томатные заросли, вооружившись своим любимым копьем. Возвращался на следующий день, сияющий, как праздничная, запеченная в собственном соку, крыса, принося неизменно связку сладких плодов, очень редкого в этих краях, дерева Нагнан и пару-тройку тушек жирных помидорных ползунов.

 В сезон зимних дождей они почти не вылезали из дома. Алиса небезуспешно учила Светлого Хапа говорить. Возмужавший за год знакомства парень, охотно и старательно учился, показывая на нехитрые предметы обстановки и по нескольку раз повторяя их названия. Труднее было с отвлеченными понятиями, но они никуда не торопились и дело потихоньку продвигалось. Веселый Китаец с интересом следил за учебным процессом, но даже отдельные короткие слова не пытался повторить, а лишь потихоньку ритмично бил в свой барабан, бормотал нечто нескончаемо-непонятное и улыбался.
За все годы, что они жили вместе, толстяк упрямо говорил лишь свое имя и ничего больше на языке Алисы. Ее неоднократные попытки обучить его, хотя бы простейшим словам, он с негодованием отвергал.
 - Я любить ты, Алиса. - услышала она однажды во время занятий и прервалась на полуслове.
 - Ты понимаешь, что сейчас сказал?
 - Да, Алиса. Ты для я дороже горы и лесы, дороже мясы и плоды, дороже моя голова. - Он взял ее лицо в свои руки и серьезно смотрел в ее голубые глаза.
 - Хап... Я не знаю... Я не могу пока сказать тебе в ответ то же самое. Ты мне... Да, всех дороже, но понимаешь, это такое святое древнее слово. Я даже не могу тебе объяснить, хотя, похоже, ты сам все понял.
Алиса обняла парня в ответ и прижалась щекой к его щеке. Веа-Ки фыркнул и отвернулся, продолжая свою заунывную песню.

 Впервые им хватило припасов. Горы сушеных овощей и фруктов, связки крысиных хвостиков, соленые ползуны, песчаные шушканы, крысы, опять же, тушенка из горного кота и даже небывалый деликатес, - огромные, свежие, речные крутни. Последних, даже сам городской Мастер, наверное, не каждый день вкушал. Крутней бил Хап, неподвижно замирая на обрывистом берегу, цепко всматриваясь в мутную воду, иногда по нескольку часов не опуская занесенного для броска копья. И без добычи он никогда не возвращался. На вечернем рынке, лишь за одного крутня можно было выменять новую теплую одежду для всех троих или копченую, с жирной хрустящей корочкой, тушу горного кота, весом с Веселого китайца. За пять крутней можно купить новый домик, еще за пять - землю, а за двадцать - даже титул городского жителя, торговца. Алиса слышала не раз на вечернем базаре - можно! А это возможность носить тонкие, разноцветные платья, ходить по тем районам города, куда никогда не пускают равнинников, где живут прекрасные дамы, воины, судьи-губители и сам Мастер. А самое главное - говорить. Говорить открыто, не скрываясь, обо всем на свете: о большом мире за горами, о звездах, о древних знаниях. Алиса мечтала, зная, что этому никогда не бывать. У правителя есть постоянные поставщики крутней. Они два раза в год большим, охраняемым воинами обозом, отправляются к верховьям реки, чем-то страшно грохочут там, так что слышно даже здесь, а затем возвращаются с нагруженной телегой, которую везет страшный, шестиногий, клыкастый зверь. Конкурентов они не потерпят.       

 Один раз, Алиса видела этот обоз, три года назад, когда была еще маленькая и не поняла сразу, что это такое. Она собирала тогда корни съедобных трав, стелящиеся по речному берегу и издалека услышала быстро приближающиеся шум и голоса. Она  почти уже выскочила из прибрежных зарослей с одним лишь желанием поговорить с теми, кто идет так весело, так открыто и громко поет какую-то древнюю, прекрасную песню, но в самый последний момент что-то ее удержало. Этим "что-то" был неожиданный крик боли, раздавшийся совсем рядом. Алиса бросилась на землю, наблюдая сквозь высокую траву.
 
 Двое воинов, одетые в сверкающие доспехи, тащили на веревке истошно вопящего горца, совсем маленького горца, лет пяти от роду, не больше; грязно-рыжего и лохматого. Тот извивался всем телом, цеплялся за камни, пытался кусать петлю, намертво захватившую его тощую грудь, бросался на своих мучителей с оскаленными зубками. Они отпихивали его своими длинными ножами и хохотали во все горло. Их появление перед обозом вызвало большое оживление. Еще с десяток воинов подбежали и взяли в круг замершего в ужасе, бешено вращающего глазами, дикаря.
 - Ну и зачем вы поймали эту тварь? - к воинам приблизился, одетый в темно-зеленые одежды, Вождь Охоты.
Это был несомненно он. Алиса не раз слышала на вечерних рынках много всего об этом благородном воине, которому не было равных в бою. О воине, что игнорировал доспехи и чья кличка была: "Левша".
 - Это я его. Он прыгал по лесу, как горный кот.
 - Я не спрашиваю, как он прыгал, Бормах, - спокойно сказал подошедший. - Я хочу знать, зачем поймали и какого дьявола вы с Феором делали в лесу, далеко впереди обоза?
 - Мы, ну, по нужде большой... А этот зверек, типа, подарок Мастеру.
 Воины заржали. Даже Вождь не смог сдержать улыбки, но его глаза оставались злыми.
 - По нужде, значит. По большой нужде, какую-нибудь юную равнинницу поймать, да на пару ее трахнуть. Да вот только незадача вышла. Вместо девчонки удалось поймать лишь недомерка дикого и так как он вам, ни с какого бока не уперся, пожал-те - подарочек Мастеру. А теперь представьте, придурки, если сможете, конечно, своими тугими умишками: вот прихожу я к Сиятельному и, вместо молодой, прекрасной наложницы преподношу ему это...
Воины вновь заржали, и так, что некоторые просто повалились на траву. Провинившиеся грохнулись на колени перед своим начальником.
 - Молчать! - рявкнул Вождь Охоты. - Что гласит закон в таких случаях? Говори ты, Бормах.
 - При встрече боевого или хозяйственного отряда людей с агрессивно настроенными представителями диких племен, равно как горцев, либо населяющих равнины собирателей, необходимо провести быстрое и полное уничтожение последних. - Затараторил тот.
 - Не о том, безмозглый ползун. Где ты тут видишь противника? Говори об осмотрах и далее...
 - При поимке любого человекоподобного существа, подходящего под определение "дружественный индивидуум мужского пола", должным образом проверить данное существо на наличие органов воспроизводства и при необходимости провести немедленную стерилизацию без вреда для жизни, по мере возможностей.
 - Вот, Бормах. Законы ты знаешь, но исполнение оставляет желать лучшего. Не отводи глаз, Феор. Тебя тоже касается. Кто из вас проверил дикаря?
 - Но, Повелитель. Он же такой маленький и мохнатый. Не видно же ничего и слуг нет. Убить проще... Ну, перчатки хотя бы...
 - Встать. Исполнять закон, или я ваши головы Сиятельному поднесу. - Зловеще, в раз наступившей тишине, произнес Вождь Охоты. Левая его рука легла на рукоять покоящегося на поясе меча, длинного, раза в полтора длиннее, чем ножи рядовых воинов. Рядом с мечом у него висел дробовик, маленький, четырехзарядный, - оружие, никогда не виденное Алисой прежде, данное людям самим верховным Мастером, но Вождь его проигнорировал. Воины в ужасе переводили взгляды со своего начальника на двоих, медленно поднимающихся с колен, друзей-товарищей. Намечалось неслыханное. Дотронуться до грязного дикаря? Там? Без перчаток. Даже слугу после такого позора ждали только самые грязные работы. Бормах, опустив голову, медленно приблизился к отползающему от него, поскуливающему дикарю и быстро выхватил нож, намереваясь снести пареньку голову. Мгновение, и его собственная голова упала рядом со страшно завопившим мальчишкой. Вождь Охоты непостижимым образом оказался рядом и теперь стоял над дергающимся в агонии телом, медленно опуская окровавленный меч и  вопросительно смотря на Феора. Зверь, запряженный в телегу глухо захрипел, почуя кровь, копытами передних ног землю взрыл, - только комья полетели.
 - Хотя бы подержите его! - издал вопль Феор и склонился над своей, в миг растянутой, за ручки и ножки жертвой...
 Дикарь закричал тоненько, жутко, на одной ноте.  Алиса уткнулась лицом в землю и долго так лежала, не смея пошевелиться. И лишь когда стихли голоса, а вопли несчастного перешли в хриплый, булькающий плач, она осмелилась вновь приподнять голову.
 
 На натоптанной поляне не осталось никого, кроме сжавшегося в комочек, обеими руками зажимающего свой окровавленный пах, мальчишки. Труп своего собрата воины, вероятно, унесли с собой, а может зверюге тележной скормили. Кто их знает? Девочка, осторожно оглядываясь по сторонам, приблизилась к раненому. Мальчик тихо поскуливал, смотря на нее жалобно и удивленно. Кровь продолжала просачиваться сквозь его пальцы и Алиса решилась. Необходимые травы нашлись здесь же, у дороги. Девочка разжевала их, не глотая не кусочка, как учил ее Веа-Ки и выплюнула вязкую горькую кашицу в ладонь.
 - Дай мне ранку. - Свободной рукой она погладила по голове, доверчиво потянувшегося к ней ребенка.
Лечебные травки не подвели. Кровотечение прекратилось быстро. Алиса собрала еще небольшой пучок, помяла, приложила сверху. Затем длинным лоскутком мягкой ткани, который предусмотрительный Китаец всегда засовывал ей в карман, куда бы она не уходила, старательно перевязала притихшего малыша. Возникло гложущее чувство пристального взгляда в затылок. Алиса резко обернулась, шарахнулась. Сзади стояла горянка, огромная, мохнатая, со сжатым в руке копьем. Ее длинный мех был такого же грязно-рыжего окраса, как и нежный пушок, покрывающий тело раненого детеныша.
 - Его мама. Мне конец. - Подумала Алиса, медленно отодвигаясь спиной вперед.
Горянка вытянула руку, открытой ладонью вперед, убирая копье в перевязь за спиной и подбежала к своему ребенку. Коротко горестно взвыла, подобрав с земли какой-то маленький, окровавленный кусочек мяса и швырнула его далеко в реку. Мальчик, протянул к ней ручки, попытался встать на ноги. Она не позволила. Нежно подхватила его на руки. Долго смотрела на повязку, затем перевела взгляд на Алису. В мокрых от слез глазах явно читался вопрос.
 - Травки? Да, сейчас. - Девочка быстро собрала порядочный пучок; показала жестами, как жевать, прикладывать.
Женщина долго разглядывала растения, запоминала; некоторые зажала в руке и, коротко поклонившись на прощание, скрылась в зарослях. Алиса перевела дух. До сего дня, она никогда не встречалась с представителями горных племен, но слышала о них очень много страшного. И людоеды они, и не люди совсем, а духи пещерные, и убивают всегда равнинника любого встречного-поперечного. Даже, если женщину поймают, то мучают ее как-то, а потом, когда она рождает ребенка страшного, мохнатого, то приходят они домой к бедолаге этой и сжирают ее, вместе с ублюдком. Иногда, правда, на рынке видала Алиса детей таких, с ног до головы пушком покрытых, живых и здоровых. Мамы их, вечно орущие, почище младенцев своих, тоже не обглоданные были, ни с какого бока. Вот и эта мама мальчишки порезанного - баба, как баба, а что лохматая вся, бородатая, так ведь в горах живет, что такое дом и знать не ведает. А там у них ветра какие, морозы; а снег, где повыше, так вообще не тает даже летом. Была бы гладкокожая - вмиг бы окочурилась. А что не говорят ничего, так Веа-Ки тоже бормочет лишь нечто одному ему понятное, а лечить умеет. Был бы дураком - не умел. Думала все это Алиса тогда, но мчалась домой так, словно за ней стадо этих жутких тварей гналось, что в телегу обозную запряжено было, да на которых Вожди по городу верхом разъезжают. 

    Так, что ни о какой торговле крутнями и речи быть не может. Придется самим объедаться деликатесом, до сей поры невиданным.
 - Слушай, Светлый, ты зачем так долго в горах пропадаешь? - спросила Алиса, осененная внезапной догадкой.
 - Охота. - парень отвел глаза.
 - Равнинниц обижаешь, как меня тогда пытался? - Алиса руками повернула его голову к себе. - Не бойся, отвечай. Я не сержусь.
 - Да, но не обижать. Они нравится. Сами нравится.
 - Фу. Как это может нравится?
 - Мой Алиса не понимая. Мой Алиса маленькая.
 - Сам то большой, Пушистик? Сколько ты зим пережил?
 - Не знай сколько, но я горного кота, два зверя убил. Не считай тот, что вместе били. Я давно взрослый.
 - Котят, небось паршивых убивал?
 - Нет! Вот такой большие. - Хап развел широко руки. - Когти с мой рука.
 - Не бывает таких котов, когтистых  "с мой рука". Врушка ты. - Алиса рассмеялась.
 - Все равно, я большой, а ты маленький. Я выше на голова. - Мальчишка явно смутился.
 - Ждешь, значит, пока вырасту, а потом...
 - Нет! Я любить ты! Я сам отрезать это, если ты сказать! - Хап уже кричал.
 - Не вздумай резать. Я начинаю понимать, что ты у меня такой - большая редкость в нашем мире.
Парень надолго задумался, а потом обнял ее за худенькие плечи.

 - Кто ты, Алиса? - спросил серьезно. - Мама, папа где? Откуда дом? Четыре зима назад я не видел дом. Не было дом. Ты не было. Китаец не было. Мой племя был. Крысы был. Коты много было. А дом не был и ты. 
 - Я не знаю. Я ничего не помню из детства. Поверь, я не стала бы тебе лгать. Веа-Ки, наверное, мог бы рассказать, но он не говорит. Последнее, что я помню, - мы с ним уже здесь живем, вдвоем и он меня всему учит. А я не умею, ни крыс ловить, ни воду добывать, ни овощи в горах искать. Ничего не знала. Он научил. Ему спасибо. Слышишь, Китаец, спасибо тебе!
 Сидящий в своем уголке толстяк, улыбнулся во весь рот, не переставая тихонько постукивать в барабан.
 - Вот так всегда. Все понимает, а не говорит. Словно собака.
 - Какой такой собака?
 - Животное такое - с людьми живет, служит им.
 - Конь люди за мясо служит. И все. Никто больше. Нет никакой собака. Откуда знаешь?
 - Есть собака. Тьфу, заговорила, прям, как ты, - есть, это я помню, точно помню, хотя и не знаю откуда.
 - Я знать, Алиса. Я много девчонка видел. Они грязный, волосатый, кожа шершавый, голова глупый. Ты гладкий, белый, умный. Ты принцесса. Мастера дочка. Из чужой город. Тебя мама, папа теряли. Давай искать твои мама, папа?
 - Что ты? Нашел тоже принцессу крысиную. - Алиса рассмеялась. - Да и есть ли они вообще, другие города, страны, короли, принцессы? Сказки - они и есть сказки. А наши горожане высокородные - все, как один: темнокожие, узкоглазые. Не подхожу я под их породу. Никак не подхожу.
 - Ты лучше благородные. Ты такая великий. Я даже боятся хотеть ты, Алиса.
 - Бедняжка. - она потрепала его за ушами. - Мне самой стыдно перед тобой, поверь. Я, наверное, тоже люблю тебя. Ты самый, самый, самый. Мне нравится, вот так обнимать тебя, целовать, гладить, но как представлю, что твоя эта штука входит в меня... Прости, противно. Только не говори ничего. Дай мне высказаться.
 Хап молча и печально смотрел ей в глаза.
 - Мне сны снятся иногда. Очень странные сны. Обрывки из чужой жизни. Какие-то люди в нелепых одеждах, маленькие и огромные механизмы; странные и страшные; визжащие и рычащие. Дома, высокие, словно горы. Там нет тебя. Нет Веа-Ки. - Алиса замолчала.
 - А ты? Ты есть?
 - Да. Я есть. Я всегда там есть и... Я там мальчик. Когда совсем маленький, когда постарше, но всегда мальчик. Понимаешь? Меня там однажды назвали по имени.
 - Как? - Хап зачарованно уставился на нее.
 - В последнем сне я лежала на чем-то мягком-мягком, белом-белом и последнее, что я помню - это мне кто-то, женским голосом, шепчет на ухо: "Артур, милый мой Артур. Когда-же ты проснешься?"
 - Хап! - воскликнул пораженно парень. - Мне казаться, духи твой голова морочат. Ты не Артур. Ты мой Алиса! Ты вырастать и будешь мой жена! Я буду вождь мой племя. У нас будет сын, много сильный, красивый дети. Я хотеть вести свой племя далеко. В далекий прекрасный страна. Там искать твой мама, папа. Мы обязательно найти твой племя.

 Он говорил, говорил и не переставая целовал ее глаза, ее губы, щеки, волосы. Веселый Китаец искоса смотрел на них, обнимал свой барабан и загадочно улыбался. Затем тихо вышел во двор.
 Алиса легла на кровать. Мягко притянула паренька за длинный мех и сама направила его, возбужденного, но смотрящего недоверчиво до последней секунды. Первые три толчка было больно, а потом, когда она открыла глаза, увидев над собой его милую пушистую рожицу, его влюбленный взгляд, боль пропала, уступив место небывалому доселе единению. И когда он, дрожа всем телом, шепча что-то ласковое и неразборчивое, взорвался в ней, какая-то часть Алисы отделилась и ощутимо вознеслась золотой молнией ввысь, в бесконечность...
 

 - С Днем Рождения, мой зайчик. - молодая женщина с грустными, заплаканными глазами нежно поцеловала спящего светловолосого мальчика. Поправила подушку, одеяло.
 - Да, сын, тебе сегодня исполняется двенадцать. - добавил стоящий рядом мужчина. - Пожелание у нас у всех одно: просыпайся.
 - Он слышит нас! - вскрикнула женщина. - У него веко дрогнуло.
 - Точно! О, Господи, Артур, ты слышишь?
 - Димка, зови врача! Скорее! - она сжала в ладонях бледную тоненькую ручку лежащего. 
 - Уже нажал кнопку вызова. Глаза открывает! Артурка, умница ты мой! - мужчина упал на колени по другую сторону койки, неотрывно глядя в лицо сына.
 Мальчик медленно открыл глаза, осмотрелся затравленно, дернулся, сжался весь. Заговорил испуганно, быстро-быстро, на странном, по звучанию напоминающим что-то азиатское, языке. Женщина бросилась к нему, обняла, прижала к себе. Мальчик не вырывался, но и не проявлял никаких ответных чувств. Только удивленно переводил взгляд с матери на отца и обратно.
 В палату вошел врач.
 - Проснулся? Вот и прекрасно.
 - Он не узнает нас! - воскликнула женщина. - Ни меня, ни отца. Почему он такой, Аркадий Самуилович? Что с ним?
 - Прекратите истерику. Главное он пришел в себя. Теперь все будет хорошо.
 - Но что он пытается сказать? Ничего не понятно.
 - Это редкое арабское наречие. Очень часто вышедшие из летаргии приобретают, необъяснимые на первый взгляд, способности изъяснятся на иностранных языках. Повторяю, - все нормально, и к счастью, я немного понимаю этот язык. Сейчас вам с мужем необходимо ненадолго выйти в коридор. Мне необходимо остаться наедине с вашим сыном.
 - Но зачем, доктор? - сказали двое в один голос.
 - Вы же видите, как он напуган. Я его быстро успокою. Уверяю вас, у меня огромный опыт, да и вам не помешает успокоительное. Пожалуйста, пройдите к сестре. Она даст все необходимое, а мы пока тихо побеседуем с Артуром. - и он произнес несколько коротких, отрывистых фраз, обращаясь к сразу встрепенувшемуся ему навстречу пациенту.
 В палату вплыла, внушительных размеров медсестра и обняв за плечи несчастную мать, мягко вытолкнула ее в дверь. Отец, непрерывно оглядываясь, вышел сам.
  Паренек присел на койке, лихорадочно сорвал со своего тела датчики и катетеры, затем, отрывисто мотая головой, оглядел себя, вскрикнул и в неподдельном ужасе закрыл лицо руками.
 - Ну, здравствуй, чертенок. Вот ты и нашелся, Маленький беглец. Открой глазки, не бойся.
 - Вы понимаете меня? Кто вы? И... кто я? - мальчик медленно опустил руки.
 - Давай сначала вспомним, кто ты такой. Смотри на меня, Артур, - я помогу тебе.
Взгляд доктора исключал какую бы то ни было угрозу, голос лился плавно, успокаивающе.
 - Все недавнее не важно, Артур. Ты возвращаешься на четыре года назад. Тебе восемь лет. Восемь лет. - Из глаз доктора сверкнуло зеленое пламя...
 
  Шторм. Он сидит на берегу у самой границы прибоя. Он ранен. В последний момент он успел отвести удар ножа. Клинок наемного душегуба лишь глубоко царапнул по ребрам, но... Боль. Кровь на песке здесь, дома. Игра перестала быть игрой и превратилась в кошмар. Он давно подозревал, что все придуманное им еще в раннем детстве, стало реальностью, а сегодня иллюзии развеялись окончательно. Он - Верховный Мастер, Правитель воинов востока, Король всей Тверди и небес, - и одновременно, отличник-третьекласник здесь, в России, на планете Земля. Его игра - планета Твердь - существует. Он взрослый и сильный там - существует. Его дикая армия, залившая кровью весь тот несчастный мир, его безжалостные придворные изуверы-палачи, его плотоядные "кони", живьем поедающие раненых врагов, - все существует, все реальность. Да, он всегда спал здесь все время, что находился там, но... Он же чувствовал. Догадывался, но продолжал исстребление боготворящей его цивилизации.

 Из головы, словно рвуться какие-то серые нити, сплетаясь в замысловатый узор. Рана затягивается мгновенно, едва он думает о ней. Узор растет, приобретая вид сотканного из паутины зонта.
 Он начинает видеть совершенно по новому. Сначала далеких рыб под толщей воды, затем становятся прозрачными прибрежные камни, затем стены коттеджей за спиной. Он не поворачивает голову, но видит всех людей, находящихся в этих, прозрачных домах и все мысли этих людей. Он даже не особо удивлен. Серые отростки летят в сторону родного дома...

 Отец, мама, дед, обе бабушки, дядя - все не такие, как люди вокруг. Все закрыты какими-то черными оболочками. Не то, что мысли прочесть - даже увидеть их нельзя.
Он усиливает до предела свою мысленную атаку, разбивает оболочки вихрем воображаемой плазмы... И пятится пораженный от открывающегося зрелища. Лишь мама и баба Маша, остаются людьми. Все остальные превращаются в монстров... Он всей кожей ощущает чудовищную энергию, запертую в телах своих родных. Особенно папа. Огромный, серебристый, крылатый зверь, буквально светящийся изнутри.
 - Помогите! - Кричит он им, но они не слышат или не хотят его слышать.
 Не хотят... Игнорируют... Он убеждается в этом. А ведь захоти любой из них, помочь ему исправить все ошибки, спасти его "игру", несчастную Твердь, - одной капельки папиной Силы хватило бы.
 Может он должен все сделать сам? Возможно поэтому такое молчание?
 - Да пошли вы все! - Кричит он и открывает под ногами канал обратного пути, назад, в свой разрушенный дворец, запоздало понимая, что нельзя, никак нельзя идти в портал с открытым "зонтом".
 Взаимоисключающие энергии его собственной, огненной Силы и ледяной воронки корридора соприкасаются...

  Артур неподвижно сидит на кровати, судорожно прижимая к груди смятую простыню.
 - У вас здесь есть зеркало?
 - Прекрасно! Вот ты и пришел в себя, раз интересуешься подобным. - С улыбкой произнес врач.
 - Вы не ответили на мой вопрос, Аркадий Самуилыч.
 - На, полюбуйся на себя, - Доктор достал из кармана халата маленькое зеркальце в золотой оправе. Протянул напрягшемуся мальчишке. - И что ты в нем надеешься узреть? Дикую девочку с планеты Твердь?
 - Откуда вы знаете? - Артур, лишь мельком глянул на свое отражение и во все глаза уставился на врача, чувствуя, как над головой сам собой возникает "зонтик".
 - Я все на свете знаю, малыш, а теперь знаю и это, - весело ответил тот. - И не пытайся тянуться ко мне своей жалкой ниточкой Энергии. Ее я тоже вижу.
  От удивления и нахлынувшего вслед за ним стыда, Артур дернулся назад так, что, нелепо взмахнув руками, грохнулся с койки, спиной назад.
  В нескольких сантиметрах от пола, невидимые руки подхватили его и осторожно положили обратно.
 - Это тоже вы? - только и сумел прошептать изумленный мальчик.
 - Я. Теперь ты мне доверяешь?
  Артур промолчал.
 - Хорошо. Ответь мне на один вопрос: ты на самом деле собираешься сделать то, что я вижу?
 - Да, я хочу вернуться назад.
 - Ты не сможешь стать с Алисой одним целым. - Доктор присел на край койки.
 - Почему? Я, это она. Я же все помню.
 - Да, ты, это она и она это, в какой-то мере ты, но вы разные люди. Тот злосчастный портал разделил тебя на два существа. Две неполноценных аватары. Два разнополых тела с равным потенциалом управления Изначальными потоками Стихий. Вы не можете, даже находится с Алисой в одной реальности. Произойдет обратный процесс. Вы тут же прекратите свое существование и, я даже не уверен, что при этом сохранится твоя Душа, мой мальчик.
 - А рассказать мне там, то есть ей, обо всем; раскрыть в ней Силу, хотя бы ее злосчастную половину, - это возможно?
 - Не ори. Зачем так беспокоится? Тот твой проект обречен. Процесс сворачивания давно запущен. Маленькая дикарка погибнет вместе с планетой, а ты, сын Бога, получишь сам себя в целости и сохранности.
 - Я не ослышался? СЫН БОГА!? Мой проект!?
 - Да, у твоего отца под Наблюдением Миллионы миров. Просто он сейчас в отпуске. Иначе, почему думаешь, я тут с тобой нянчусь?
 - Вы так отвлекаете меня или издеваетесь? - голос Артура стал злым.
 - Все. Ты меня достал. Я, насколько это возможно, замедляю течение времени в этой Реальности, а тебя, то есть глупые "мозги" твои, получает эта девчонка. Активации Изначальных Энергий не обещаю. Будешь при смерти - постараюсь вытащить, если замечу. Поторопись, - я не могу остановить время полностью. - Доктор поднялся на ноги.
 - Я согласен.
 - Что хоть делать то собираешься?
 - Не скажу, а то помешаете.
 - Думаешь, насильно не могу узнать и помешать?
 - Не надо, пожалуйста. - Артур, так жалобно посмотрел в глаза своего визави, что тот только усмехнулся и махнул рукой.
 - Да поможет тебе Создатель. Спи дальше. Вечной Свободы тебе, Сын своего отца.
 Окончания фразы мальчик не услышал. Его голова наклонилась к груди и он медленно, боком, упал на смятую постель.

 Доктор вышел из палаты, окинул мимолетным взглядом замерших, напоминающих манекены людей, и медленно двинулся вдоль по коридору. Кисти его рук свекали всеми цветами радуги, а вместо головы бесновалось фиолетовое пламя.


                (декабрь 2008 - январь 2009)