Экзамен

Георгий Каюров
Посвящаю
Емельяновой Наталье

Георгий КАЮРОВ


Рассказы

Экзамен


      Леонид не торопился на экзамен, специально выбрав дорогу подлиннее, чтобы проветриться и взбодрить-ся. У него не получилось отдохнуть и выспаться в эту ночь. Вечером зашёл в клуб, и пошло-поехало. Утром проснулся с Настей. Настя была очаровательна. В клубе и познакомились. Он давно её заприметил. Наконец представился случай познакомиться ближе. Весь вечер танцевали, шепча друг другу приятности. Настя при-жималась, растворяясь в его объятиях, и смотрела не моргая. Какой отдых? Какой экзамен? Если бы не эта встреча, может, так всё и получилось бы, как он планировал. А тут ещё у Насти родители уехали на неделю. В общем, закрутило Леонида черноморским вихрем!
      Настя по-хозяйски приготовила завтрак и, напутствуя, проводила на экзамен.
      Леонид брёл от вокзала в институт и размышлял, что же делать? С Настей договорились встретиться ве-чером. Ещё улавливался её запах. На губах оставался её вкус! Какой экзамен, когда Настя в голове? «Зачем я только полез в этот институт? – снова засвербел где-то в сознании вопрос, периодически мучающий послед-ние две недели».
      К третьему экзамену многие отсеялись. Поэтому Леонида не удивила тишина в коридорах института. Возле аудитории двести два собрались немногочисленные знакомые лица.
      – Лёня, привет. Приём экзамена задержали на полчаса, – подбежала полненькая Лена, от неё пахнуло ут-ренней прохладой. – Я тоже только что пришла. Хотела опоздать, чтобы первой не идти. Какими кругами не шла, а все равно пришла одной из первых. Ты готов?
      Леонид неопределённо пожал плечами. Его глаза искали в окне простора. Лена же говорила без останов-ки:
      – Все уже собрались. Преподы в аудитории. Сказали, что через десять минут пригласят первую пятёрку. Говорят, лучше сдавать молодой. Как её…– она запнулась на мгновение и быстро пробежала глазами свои записи: – Вот. Емельянова. Она ещё вчерашняя выпускница. Ну просто круглая дура! – Лена на секунду за-молчала, всматриваясь в лицо Леонида. Она только сейчас заметила, что собеседник не в духе: – С тобой всё в порядке?
      – Да, да, – Леонид рассеянно улыбнулся, но Лена продолжала смотреть с недоверием, и чтобы рассеять сомнения, он, как мог, весело спросил: – Чего она дура?
      Лена удивлённо округлила глаза:
      – Кто же умную возьмёт сразу в преподаватели? Только по протекции, а такие все дураки! – она опять сделала пауза, давая понять, что поучения закончены, и продолжала говорить о предстоящем экзамене: – Я во второй пятерке пойду, а ты?
      – А я в первой, – тихо поддержал разговор Леонид, только чтобы больше не задавали ему вопросов по поводу его настроения.
      – Девочки!  Шмагин в первой идёт, – быстро прокричала Лена составляющим списки. – Всё! Ты включён, – торжественно продекламировала она, весело взглянув на Леонида.
      – Тихо, тихо, – опомнился Леонид, – я не пойду в первой пятёрке. Я не готов.
      – Поздно, – пропел проходящий мимо Николай, – тебя уже включили. И меня, кстати, тоже. Ты не ту-шуйся. Кому-то же надо идти первым.
      Но Леонид уже не слушал его. Какая разница, каким идти? Всё равно  не готов и настроения нет. Химия – его слабое место.
      Дверь в аудиторию открылась. Абитуриенты мгновенно притихли. Десятки пар глаз, вдруг наполнивших-ся тревогой, устремились на появившуюся в дверях пожилую экзаменаторшу в зелёном вязаном жакете.
      – Это та, что старая, – заговорщицки зашептала Лена, дёргая Леонида за борт пиджака. – Как её? – она быстро заглянула в блокнот: – Ага! Профессорша Иванова.
      Профессорша  прокуренным  голосом  протянула:
      – Первая пятёрка, заходите, – и, сипло кашлянув, скрылась, оставив дверь открытой.
      Абитуриенты загалдели. Зашуршала бумага. Кто-то прятал шпаргалки, а кто-то искал ручку:
      – Где моя ручка?
      – Где мои шпоры?
      Хватали всё, что попадало под руку. Шпаргалки тут же рассовывали по карманам, носкам, прятали кто куда и подскакивали к двери, чтобы вмиг упорядочиться и войти с иголочки. Войдя, абитуриент здоровался и растягивал рот в перекошенной улыбке. Волновались не на шутку.
      Леонид сохранял равнодушное спокойствие. В голове ещё гуляла лёгкая хмель. Ему  нечего было искать, прятать, и он направился прямо в аудиторию, замыкая пятёрку.
      – Лёнечка, – запричитала семенящая рядом Лена, – ты только не волнуйся. Мы за тебя будем кулаки дер-жать!
      – Лучше фиги, – буркнул он.
      – Чего, чего? – не расслышала Лена.
      – Спасибо тебе, – зыркнул Леонид на незадачливую помощницу и отмахнулся рукой, освобождая пиджак из её цепких ручонок.
 
      Абитуриенты по очереди робко подходили к столу, за которым сидели экзаменаторы – две женщины. Одна пожилая – профессор Иванова, а другая, с длинными, прямыми чёрными, распущенными волосами – молодая – преподаватель Емельянова. Стол был аккуратно выстелен разложенными билетами. Абитуриенты сдавали экзаменационные листы, выбирали билет и называли его номер. Профессорша Иванова  записывала номер  билета перед фамилией  и коротко напутствовала:
      – Готовьтесь.
.     Абитуриент  брал приготовленный лист бумаги, напоследок пытаясь что-то еще высмотреть на столе преподавателей, и занимал  отдельный стол, напротив экзаменаторов.
      – Здравствуйте, – громко поздоровался последним Леонид и  замер.
      – Здравствуйте, – автоматически ответила молодая преподавательница, продолжая раздавать бумагу: – Смелее. Проходите, – она обернулась  на вошедшего, и щёки её залились ровным румянцем.
      Они засмотрелись друг на друга и, как бы опомнившись, скоро отрывая взгляд, потупились, перебирая листки. Собственно ничего не произошло. Мир не изменился вдруг. Просто сердце будто отяжелело. Кровь запульсировала, согревая.  Захотелось вдохнуть глубже, сокращая разделяющее их расстояние. Как быть?  И что же делать?
      – Что же вы не проходите? – голос молодой преподавательницы звучал с придыханием, и было видно, что с каждым словом ей не хватает воздуха. Она боролась с волнением, потому что так надо было.
      – Да, да, – Леонид поднял глаза, а взгляд его горел и говорил, что его обладатель не собирается справ-ляться с нахлынувшими чувствами и тем более их скрывать.
      Он, не отводя взгляда, подошёл к столу и остановился.
      – Номер? – тихо спросила она.
      Леонид взял первый попавшийся под руку билет и вместе с экзаменационным листом  положил на стол перед преподавателями.
      – Екатерина Сергеевна, какой там номер? – пробасила профессорша, записывающая фамилии абитуриен-тов в ведомости.
      «Значит зовут тебя Катерина, – закрутилось в голове у Леонида.
      – С вами всё в порядке? – оторвавшись от писанины, спросила  Екатерину Сергеевну профессорша.
      – Да, Татьяна Павловна, – твёрдо произнесла Емельянова и прямо посмотрела на коллегу. Ей удалось справиться с эмоциями, но румянец обжигал лицо, придавая ему особую привлекательность: – Двадцать седьмой.  Шмагин Леонид.
      – Да у вас жар! – изучающе вглядывалась в лицо коллеги профессорша.
      – Нет, нет, – быстро отвернувшись, возразила Екатерина Сергеевна. – Всё в порядке. – Второй раз она не смогла бы так же смотреть.
      – Какие инициалы? – не расслышала профессорша.
      – Л.Ш. – повторила Екатерина Сергеевна и опустила голову в свои записи, чтобы окончательно справить-ся с эмоциями.
      Леонид занял свободное место, прочитал задание и отложил билет в сторону. Он не знал ответа ни на один вопрос. Но билет и так не занимал больше его мыслей. Сознание теребил образ молодой экзаменаторши Екатерины Сергеевны. Или как он уже про себя называл её – Катерины.
      Он пристально смотрел на Екатерину Сергеевну, ловя каждый её взгляд. Она как мельком бросала на взволновавшего её молодого человека взгляд,  с такой же скоростью и отводила его поскорее, заливаясь ру-мянцем.
      В застывшей тишине экзаменующейся аудитории неожиданно возникло движение - это встала Татьяна Павловна. Что-то шепнув молодой коллеге и  заговорщицки улыбнувшись, она тихо вышла. Леонид только успел расслышать: «…я, милочка, минут на десять…». Он не стал тянуть. Представился удобный случай. Леонид встал и со своими бумагами подошёл к столу экзаменаторов.
      – Вы уже готовы? – Екатерина Сергеевна, не отрываясь от ведомости, задала вопрос и сама прислуша-лась, не тихо ли спросила.
      Ответа не последовало. Она, заливаясь румянцем, всё-таки подняла глаза. Он стоял и смотрел прямо на неё. Глаза его излучали дерзость и решимость. Этот нахал не отвечал, и она не знала, что говорить.
      Леонид сел на стоящий рядом со столом стул. Стул тихо скрипнул. Екатерина Сергеевна взяла его листки – билет и ответы. Лист с ответами был чистым. Она удивлённо подняла на него глаза.
      – Вы ничего не написали? – прекрасным испугом удивилась Екатерина Сергеевна и тихо добавила, ото-двигая листы: – Идите готовьтесь.
      – Я ничего не знаю.
      Она не нашла, что сказать на такое, и совсем разволновалась. Руки не находили себе места. Автоматиче-ски схватив экзаменационный лист, Екатерина Сергеевна была приятно удивлена – по двум предыдущим экзаменам выставлены  пятёрки. Большая редкость для вступительных экзаменов. «Умненький, – похвалила она про себя нахала. – На вступительных – оценку не выпросишь, и не натянут. Что делать? Как поступить?» Ей впервые доверили участвовать в приёме вступительных экзаменов, и она не знала, как поступить в по-добной ситуации. Сейчас вспоминались только несправедливые моменты из собственного опыта. Когда так хотелось, чтобы преподаватель протянул руку помощи! Задал наводящий вопрос! Ведь она знает! Только надо подтолкнуть! «Но как подтолкнуть его? Сидит и бесстыже разглядывает меня!» Она быстро схватила ручку и начала писать, а он сидел и молчал.
      – Вот, – закончив писать и пододвинув к нему лист, она тихо сказала, – расставьте коэффициенты, – не-много помедлив, решая, может ли она так поступить или нет и не сильно ли длинное уравнение  (оно заняло почти всю страницу вдоль), Екатерина Сергеевна добавила шепотом, – и я вам поставлю тройку. С таким баллом вы поступите.
      – Поужинайте со мной?
      – Что? – Екатерине Сергеевне показалось, что она ослышалась. Но он смотрел на неё все тем же дерзким взглядом.
      – Составьте мне компанию поужинать.
      У Екатерины Сергеевны перехватило дыхание. Внутри что-то до боли натянулось, а сверху словно чем-то придавали. Она быстро окинула взглядом аудиторию. Ей показалось, он так громко это сказал, что услышали все присутствующие. Но абитуриенты мирно думали и писали.
      – Вы с ума сошли, – зашипела она сквозь плотно сжатые губы, – да я вам сейчас влеплю пару.
      Она собрала всю свою волю  и прямо посмотрела на него.  Глаза его светились и излучали тепло. Всё, что хотелось наговорить, тут же забылось, и Екатерина Сергеевна поймала себя на желании утонуть в этом взгляде. А он смотрел и улыбался. Взял ручку и, мельком заглядывая в листок, быстро начал писать. Затем резко встал, бросил ручку на стол и ушёл, в дверях столкнувшись с  Татьяной Павловной.
      – У нас что, первый ответивший?
      Екатерина Сергеевна промолчала, продолжая сидеть растерянная. «Ушёл. Вот так запросто, встал и ушёл». Она  автоматически  взглянула в лист и несколько раз пробежалась по формуле. Все коэффициенты расставлены правильно. «Но как? – изумилась она и в ту же секунду чуть не ахнула». Под формулой твёр-дым почерком гласило:
      «Буду ждать  ровно в двадцать  у Исаакиевского собора.  Леонид».
      Текст жег, проникая в самое сердце. Екатерина Сергеевна спешно сложила лист и спрятала в карман.
      Татьяна Павловна  устроилась на своём месте и зашептала:
      – Какая у нас первая оценка? Как ответил?
      – На тройку, – Екатерина Сергеевна быстро взяла экзаменационный лист и проставила тройку, подтвер-див цифру прописью.
      – Милочка, мы же договорились, что вы ассистируете. Оценки ставить - мои обязанности.
      – Извините, – тихо произнесла Екатерина Сергеевна и передала экзаменационный лист  Ивановой, боко-вым зрением наблюдая за действиями профессорши.
      Татьяна Павловна с начальственным видом взглянула в него, многозначительным «О!» прокомментиро-вала пятёрки и спросила:
      – Так. У нас что же, на пятёрку не получилось? Где его ответы?
      – Не получилось, – едва смогла выговорить Екатерина Сергеевна. – Я их порвала, – тут же соврала она.
      – А вот этого делать не стоило, – наставительно зашептала Татьяна Павловна. – Вдруг абитуриент решит опротестовать оценку?
      Татьяна Павловна, покряхтев недовольно, всё-таки поставила свою размашистую подпись рядом с трой-кой.
      – Этот наш студент, – уже спокойно заключила профессорша, – жаловаться не пойдёт.

      Они встретились у Исаакиевского собора ровно в двадцать. Им ещё нечего было сказать друг другу. Обо всем говорили глаза, крепко взявшиеся руки, звёзды ночного неба и звон бубенцов. Ошеломительный, тор-жественный звон невидимых бубенцов вокруг. Сознание уже пьянил вдруг ставший родным запах друг дру-га. Они  поняли, что это самый дорогой человек на свете. Это тот человек, которого даёт судьба один раз в жизни! Даёт, чтобы вскорости забрать.
      Разговорились они только поздно ночью, рассказывая на перебой о себе. Сначала Катерина тоненько на-резала бутерброды, и они, проголодавшиеся, измученные, ели, закутавшись в одном покрывале. Потом про-сто ломали колбасу и хлеб кусочками и кормили друг друга.
      – Надо же, после этого так есть хочется, – счастливо улыбаясь и краснея, сказала Катерина, – даже не предполагала.
      – После чего этого? – не понял Леонид.
      – Ну, после этого… – Катерина совсем залилась румянцем и уткнулась ему в грудь, кутаясь в объятиях.
      Потом они долго нежились в ванне, полной душистой пены.
      – Знаешь, когда лежишь в ванне, нельзя чтобы вода давила на сердце, – рассказывала Катерина, разгоняя пену.
      – Как этого можно избежать? – удивился Леонид.
      – Надо,  чтобы грудь находилась над водой.
      – Как это? Покажи.
      Катерина села, выпрямляясь в талии, а Леонид  рассматривал её, сдвинув серьёзно брови.
      – Правильно говорят, – заключил он, разглядывая округлые литые груди. – Здоровая рекомендация для женщин, когда сидите перед мужчинами.
      – Бесстыжий! – заверещала Катерина и в Леонида полетели пенные брызги.
      Они  еще долго брызгались, смеялись от переполняющего счастья. Потом опять ели. Она набирала паль-цем плавленый сырок и   облизывала его. Он улыбался, а она жмурилась, пристыженная. Набирала опять и так же с пальца кормила его. Они ели и не спали. Они были одни на всём белом свете!
      – Завтра рано вставать, – вдруг спохватилась Катерина. – Надо поспать.
      – Я не хочу спать.
      – Значит, надо полежать с закрытыми глазами, – заключила Катерина и, закутавшись одеялом, свернулась калачиком под его рукой. Они лежали счастливые с закрытыми глазами.
      – Ты спишь? –  первой не выдержала  Катерина.
      – Нет.
      – А что делаешь?
      – Думаю.
      – О чём?
      – О тебе.
      – А я о тебе, – тихо проговорила Катерина. – Всё. Спи, – и заулыбалась.
      – Чему улыбаешься?
      – Откуда знаешь, что я улыбаюсь?
      – Чувствую. Я тебя чувствую всеми клеточками.
      – Я всё равно тебя чувствую сильнее, – с грустью сказала Катерина. – Ты счастлив?
      – Да. А ты?
      – И я, – сказала тихо, даже трагично и прижалась сильно-сильно, желая слиться воедино.
     Леонид обнимал её,  вдыхал аромат  волос и не хотел открывать глаза. Катерина крепко прижимала его руку к груди и улыбалась.
      – Как хочется, чтобы время остановилось.      
      – Зачем? – удивился он.
      – Так хочется побыть с тобой подольше. Чтобы никто не мешал. Чтобы никуда не надо было спешить.
      Вдруг в прихожей пробили часы.
      – Подъём! – выпрямляясь, как пружина, крикнула Катерина. Она выскочила из-под одеяла и закрылась в ванной.
      Леонид посмотрел на часы. Стрелки  растянулись вертикально, и он опять закрыл глаза.
      – Вставай, вставай, – командовала Катерина, носясь в сборах по квартире.
      – Куда ты так рано собралась? – Леонид, подперев голову рукой, следил за метаниями Катерины.
      – Во-первых, тебе пора уходить.
      – Почему так рано? – удивился Леонид.
      – Во-вторых, мне к восьми надо быть в Пушкине. В восемь в институте  планёрка – подведение итогов вступительных экзаменов.
      – А без тебя итоги не могут подвести? – не унимался Леонид.
      – Вставай, вставай, – улыбнулась Катерина.
      – Когда ты вернёшься?
      – Никаких вернёшься. Вставай.
      – Катя?
      – А в-третьих, к восьми папа и мама приедут с дачи.
      – Может, они опоздают.
      – Не опоздают.
      – Ты почём знаешь?
      – У папы в девять конференция начинается. В восемь тридцать за ним приедет машина. До этого мама должна его успеть покормить завтраком. Теперь ясно?
      – Ты мёртвого поднимешь, – согласился  Леонид.
      Собирались и ели быстро. Катерина отрывала веточки зелени и по одной всовывала в рот себе и ему.
      Ещё быстрее шли к метро. Прощались просто – долгий, горячий поцелуй и обо всем говорящие руки. Она прижалась, затрепетала всем телом и оттолкнулась, как бы отрываясь.
      – Когда освободишься?
      – А что? – какая-то тревога мелькнула в глазах Катерины.
      – Когда мы увидимся?
      – Мы не увидимся, – после паузы, глядя в сторону, тихо произнесла Катерина, и ей самой стало жутко от сказанного.
      – Как не увидимся? – оторопел Леонид.
      – Вот так! Не увидимся, – Катерина смотрела смертельными глазами. Щёки как-то странно впали и побе-лели.
      – Что с тобой? Что-то случилось?
      – Ничего, – едва переведя дыхание, смогла выдавить она. – Просто не увидимся, и всё!
      Леонид не находил себе места. Всё вдруг рухнуло. День только начинался, а всё уже рухнуло.  Ещё се-кунду назад было всё ясно и вот перепуталось в одно мгновение.
      – Да, конечно, ты не с неба свалилась и у тебя была своя жизнь, – Леонид нервничал. – Стоп, что-то не так. У тебя кто-то есть?
      – Нет. У меня никого нет.
      – Я тебе не подхожу?
      – Есть ни есть. Подхожу не подхожу, – в голосе Катерины засквозили холодные нотки. – Лёня, понима-ешь, всё не так просто, как тебе кажется. Наши отношения надо прервать.
      – Но они так начались…
      – Именно поэтому их надо прервать.
      – Но почему?
      – Потому что мы возненавидим  друг друга.
      – Что за бред!?
      – Вот посмотри, – Катерина заговорила бархатным, просящим тембром: – За эту короткую встречу мы прожили полноценную, счастливую жизнь. От знакомства, создания семьи, до смерти! И были счастливы. Такое бывает раз, ну два раза в жизни. Нам повезло. С нами это случилось! И надо благодарить судьбу, – она замолчала, переводя дыхание, и вдруг спросила: – Ты был счастлив со мной? – Катерина спросила с такой страстью и смотрела таким горячим взглядом, что Леонид не выдержал и сгрёб её в свои объятия, крепко сжимая и целуя. Она не сопротивлялась и отвечала такими же горячими поцелуями. – Вот видишь! Такое нельзя терять! Такое можно сохранить, только умерев! Нам надо расстаться! – она резко оттолкнула Леонида и спешно пошла, переходя на бег, крикнув на ходу: – Прощай!

      Электричка ужаснее  автобуса. Стукни хоть по задней двери автобуса, водитель услышит, остановится, и ты в пути. По электричке стучи не стучи, умчится, как ошпаренная. Электричка уносила его любовь, его ду-шу, и он не мог её догнать, запрыгнуть в последний вагон, ухватиться за хвост. Интересно… с поезда прыг-нуть на ходу!    
      Леонид как очумелый бродил по улицам. Он так мечтал, так рвался в этот город, но оказался не готовым вот так сразу испить сполна чашу горечи. Одиночество предательски подкараулило и разлилось в самый не подходящий момент. Он нет-нет подходил к телефонной будке, чтобы набрать её номер и услышать длинные гудки. И опять тягостное мотание по улицам, мелькание чужих лиц, знакомый дом с колоннами, подъезд, из которого они утром вышли, тёмные окна и свинцовое сердце.
      В трубке ответили, когда сухие стрелки вокзальных часов показывали девять, а ночь окутала город.
      – Катю пригласите к телефону, – упавшим голосом попросил Леонид.
      В трубке крикнули:
      – Катерина! Тебя. Возьми у себя трубку, а я положу.
      – Алло.
      – Здравствуй. Это я.
      – Я узнала. Здравствуй.
      – Кто это взял трубку?
      – Мама.
      – Как ты?
      – Хорошо.
      – Как прошло совещание?
      – Планёрка.
      – Ну да, планёрка.
      – Хорошо. Устала очень.
      – Вы что весь день заседали?
      – Нет. Я же потом работала.
      – А…
      – ….
      – Мы увидимся?
      – Лёня, не начинай. Мы обо всём уже поговорили.
      – Но почему?
      – Я уже объясняла.
      – Это неубедительно.
      – Значит, тебе надо подрасти.
      – Давай встретимся и поговорим.
      – Нет.
      – Но почему?
      – Я боюсь.
      – Меня?
      – Себя.
      – Что ещё за ерунда?
      – Это не ерунда. Увижу тебя и не смогу сдержаться.
      – Но зачем сдерживаться? Мы же любим друг друга!
      – Я уже говорила тебе -  всё, что страстью начинается, заканчивается трагично. Мы возненавидим друг друга. И будем ненавидеть потом всю жизнь. Я этого не хочу.
      – Это ты сама придумала!
      – Не я, а жизнь. Всё Лёня. Прощай.
      – Подожди. Хорошо. Когда-нибудь увидимся?
      – Когда-нибудь, может.
      – Когда?
      – Я не знаю.
      – Я люблю тебя.
      – Я тебя сильнее люблю.
      – Но почему нам надо расставаться?
      – Не начинай всё заново.
      – Катя.
      – Я не хочу больше говорить. Клади трубку.
      – Ты положи первая.
      – Хорошо. Прощай.
      – Подожди!      
      – …
      Пи-пи-пи-пи.
      Леонид нервно тыкал пальцем в цифру за цифрой, помогая вращаться диску в обратную сторону, но в трубке раздавались короткие гудки. Он не мог определить, сколько времени  вращал ненавистный диск, по-ка, наконец, потянулся зуммер вызова. Ответила опять Катина мама:
      – Катю пригласите.
      – Она уже спит. Звоните завтра.
      – Во сколько она уходит на работу?
      – Часов в семь. Попробуйте утром позвонить.
      
      В пять утра ещё не будет первого троллейбуса. Остывшие такси, окутанные утренней промозглостью, картинно застыли, пристроившись друг за другом. Одинокие машины, как ночные комары, будоражат созна-ние.
      Леонид шёл к заветному дому с колоннами. Он специально удлинял путь, обходя кварталы по кругу, что-бы прийти ближе к семи часам, но не получилось. До семи оставался целый час. В доме уже светились ред-кие окна. Леонид выбрал лавочку напротив её окон. Словно почувствовав его приход, зажглось и её окно. Леонид аж встал, но только и всего-то.
      Время нарочито тянулось. Он смотрел на часы, а они отмеривали каждую минуту. Без времени выходили только собачники. Четвероногие твари устремлялись в круг по двору и обязательно подбегали обнюхать не-знакомца. Наиболее смелые тут же мочились на столбик лавки. Собачников поддержали выносящие мусор. В основном это были мужчины, одетые  кто в чём. Один даже в трусах и майке. Они обязательно плевали и сморкались у мусорного бака. Выкуривали сигарету и возвращались домой завтракать. Ближе к семи стали хлопать парадные двери, выпуская  расходящихся по сменам первых трудовых ласточек.
      Появилась Катерина. Она словно выпорхнула. За нею дверь хлопнула так же, как и за другими. Леонид даже удивился. Всё в доме стоит бездвижно. Двигаются только люди и двери, но одни из них бездушны!
      Увидев Леонида, Катерина замедлила шаг и, подходя, протянула руки. Он ткнулся в них лицом и не мог надышаться.
      – Я так ждал тебя.
      – Не надо было тебе приходить.
      – Я провожу тебя.
      – Проводи до метро.
      – Можно в Пушкин?
      – Нет.
      – Давай поговорим.
      – О чём?
      – О нас.
      – Нет предмета.
      – Почему?
      – Есть ты и я. Нас больше нет.
      – Что с тобой? – Леонид только теперь рассмотрел её лицо. – Ты плакала?
      – Нет.
      – Почему глаза опухшие?
      – Я ненавижу тебя! Оставь меня в покое, – вырвав руку, Катерина ускорила шаг и побежала.
      – Катя!
      Леонид вбежал в станцию метро, ища знакомый силуэт. Его подхватил людской поток и понёс. Вот уже эскалатор. Знакомый запах графитовых тормозов. Куда ехать? Нигде нет Катерины. И опять надо ждать ве-чера, чтобы позвонить.
      А надо ли?
      Может, лучше и правда подрасти сначала?