* * *
А в новогоднем лесу красота! Только-только народился юный Божич Коляда, потянул, играясь, Карачуна за косматую бороду, разбудил ворчуна. Поднялся Карачун, тряхнул снежной бородой, запорошил сосны да ели серебром. Снежно в Вещем лесу!
Сугробы выгнули серебристые спины, как будто белые медведи с самого Северного полюса в Вещий лес добрались да и улеглись спать-зимовать на заветной тропе. Запорошило Велесову тропку, замело, и только курится вдали дымок, круглыми сизыми колечками поднимаясь над высокими соснами, - то в охотничьей избушке печка топится. Стоят серебристые ели, а за ними красноствольные сосны, путаются колечки дыма в их снежных ветвях, а самой избушки не видно – так замело.
Идёт по тропе сам Хозяин, сверкают снежинки в густой бороде, высокие валенки в сугробах утопают.
И чует Хозяина верный Медведь, и зрит его следы мудрый Вран. И вот уже четыре лисы, не жалея пушистых хвостов, кинулись выметать двор, и Филин, махнув широкими, сильными крылами, смёл с избушки снежную пыль. Засверкали мозаичные окошки в морозных узорах, и вся избушка засветилась, задышала радостью – Хозяина встречает!
В горнице дым коромыслом, дед Лесовик Старик-Годовик, что в избушке за старшего оставался, скатерть новую кладёт, снежно-крахмальную с голубыми узорами, угощения на стол ставит. Медведь горницу метёт, и уж не ворчит, что на зиму спать не улёгся, ждёт Хозяина, радуется. Ворон, сомкнув крыла, сидит на шестке над окном, одним глазом в Явь глядит, другим в Навь смотрит. Славный Волк у порога с лапы на лапу переступает, чуть не хвостом, как пёс, виляет от радости.
И вот уж слышно, как стучит об ледяной порог посох, отряхивает Хозяин снег с двурогой шапки, кидает на лавку рукавицы.
- Здравствуй, батюшка Велес!
* * *
Кружит метель за окошком, заметает Велесово крыльцо. А в горнице тепло, печка топится, самовар бурлит, сверкая медным боком, и с блюдец в горошек пар от сбитня медового в потолок поднимается. Сидит Хозяин во главе стола, плечи могучие расправил, от трудов и дороги долгой отдыхает, сбитень пряный попивает с рогаликами.
Смотрит в окошко через морозные узоры молодой Месяц. И он нынче только-только вернулся в свою небесную горницу, а так всё ходил с Хозяином по лесу, сидел у него на рогах, да дорожку тёмными ночами освещал. Хочется Месяцу в тёплую Велесову избушку, на печке полежать да сбитню с рогаликами попить, да боится – вдруг Медведушко его вместо рогалика съест, или Волк на две половинки разгрызёт. Пасть у Медведя большая, грозная, клыки у Волка острые, страшные… Ладно хоть мышей нету – недаром Кот Баюн хозяйскою сметанкой лакомиться. Те запросто бы отгрызли жёлтый бок, как головку сыра. Эх, не пить Месяцу сбитня!
А в избушке на печи Баюн проснулся, уселся, повернулся к двери спиной да давай лапы нализывать, Волк забеспокоился, когтями об дверь заскреб – никак гости поздние? Хитро усмехнулся Велес, поглядел из-под густых бровей на Ворона.
- Добрых ли гостей ждём?
И только решил Месяц обидеться и скрыться за облачком, как увидел путников запоздалых, что по заветной тропе через сугробы брели прямо к избушке. Да не просто брели, тащили ношу тяжёлую. Приспустился Месяц пониже, осветил тропку. «Да это же дедушка Мороз с внучкой своей, Снегурочкой! Вот те на! Неужто самому Хозяину столько подарков тащат?!»
Не стал любопытный Месяц за облачко прятаться, проводил гостей до избушки, осветил им крыльцо, да лучиком тонким по ледяным ступенькам поиграл-зазвенел, чтоб и про него не забыли.
- Ой, Месяц, Месяц, дедушка! – засмеялась Снегурочка и захлопала в ладоши. – Да большой какой, справа! Знать, кончились наши приключения!
Поставил дедушка Мороз на крыльцо огромный мешок, вздохнул глубоко и только пот со лба смахнул. Хоть и роднёй приходился им Хозяин, а всё ж робел Мороз перед Велесом. Шапку снял, пояс поправил, только постучать решил, как дверь сама распахнулась.
- Здравствуйте, гости дорогие! – поприветствовал их с порога Старик-Годовик. Проходите к печи, уж готовы калачи, медку, пряничка отведайте, о пути своём поведайте! Чем богаты, тем рады, не ждём награды, гостю – почёт, хозяевам - уважение!
Покуда дед Мороз мешок свой в сени затаскивал, Снегурочка платок развязала, варежки сняла и в горницу ступила.
- Ах! – только и вскрикнула – навстречу ей с полу огромный Медведь поднимался.
- Не бойся, красавица! – раздался голос Велеса, - проходи, садись к столу.
Глянула Снегурочка на Хозяина, и ещё пуще зарумянились её красные с мороза щёчки. Поклонилась она в пояс:
- Здравствуй, Великий Велес!
Подошла робко, села на лавку, очи потупила. Кот Баюн потянулся, спрыгнул с печки, и ну ластиться и тереться боком о Снегурочкины ножки. И Волк белый подошёл и покорно склонил перед ней голову, дал погладить свою серебристую шерсть. Только на мудрого Ворона Снегурочка глянула с опаской, но тот будто бы спал, и глазом на гостью не взглянул.
- С дороги, чай, устала? – спросил Хозяин, наливая в большую кружку горячего сбитня. – Угощайся, красавица!
Смутилась Снегурочка, раскраснелась – почётно, когда сам Велес сбитень наливает да подаёт.
Струится пар над медовым сбитнем, обжигает горячая кружка Снегурочкины пальчики, а мудрый Велес с улыбкой глядит на неё, и светятся озорные огоньки в его бездонных и синих, как зимнее небо, глазах.
Тут дверь в горницу заскрипела, вошёл и дедушка Мороз, поклонился в пояс:
- Здрав будь, батюшка Велес!
- Здрав будь, Морозко. Садись к столу, погрейся.
Нерешительно переступил Мороз с ноги на ногу, осыпались и растаяли на тёплых половицах серебряные звездочки-снежинки. Хотел дед, видно, сказать что-то, да не решился, вздохнул, да сел к столу. Только забеспокоились слуги хозяйские: Медведь заворчал недовольно, Ворон оба глаза открыл, да уставился на дверь, Волк верный к двери подошёл – скребётся, беспокойно поскуливает. Неладно!
Посмотрел Хозяин на гостя, да сказать слова не успел, как вбежал в горницу из сеней Старик-Годовик:
- Это кого же ты, батюшка Мороз, в мешке притащил?
Встал тут дед Мороз, поклонился Велесу во второй раз:
- Не гневись, батюшка Велес! Пленника взял, басурманина, на суд тебе привёл.
Глянул Велес на Снегурочку, та ещё ниже глазки опустила, обеими руками за кружку держится и в пол смотрит. Глянул Велес на деда Мороза и вдруг захохотал.
- Ну, покажи мне, что за пленника взял?
Торопливо пошёл Мороз в сени, одной левой взялся за огромный свой мешок и втащил его в горницу. Развязал мешок, и вывалился из мешка человек, вида довольно жалкого и облика для русского взгляда весьма непривычного: вроде старик – борода белая, но не длинная, а короткая и вся кудрями, мелким бесом вьётся, на носу стёклышки разбитые, а одет-то и вовсе срамно: тулупчик короткий, штаны в обтяжку, сапоги для Вещего леса заснеженного совсем непригодные, на голове шутовской колпак с белой оторочкой, а, главное, в красном весь. Одним словом, заморский гость.
Ещё пуще захохотал Велес, увидев этого странного старика. Задрожали стены маленькой избушки, зазвенели и посыпались хрустальные сосульки с крыши, и даже посуда, и меднобокий самовар, на столе подпрыгивать начали. И так заразительно смеялся Хозяин, что и всем смешно стало: и дед Мороз усмехнулся в седой ус, и Снегурочка засмеялась, хоть и также прятала взор от пронзительных Велесовых очей. Зазвенел её смех, что серебряные колокольчики, и обернулся Велес в её сторону, смеяться перестал, и спросил деда Мороза:
- В чём вина его?
- Да ведь вор он! Ехали мы с внучкой на тройке в Невоград, подарки везли ребятишкам. Едем неспешно, а навстречу нам гости заморские со своими ребятишками. Не по-нашему лопочут, но один ничего, по-русски сказывает. И говорит, мол, слышали мы, что русский дед Мороз добрый, щедрый, подарки мешками носит, а наш, говорит Санта-Кляус первый жмот, и подарков столько даёт, сколько в детский носочек только и поместится. Ну, думаю, надо и заморских ребятишек подарками побаловать, раз им с Кляусом так не повезло. Принесла Снегурочка пряников печатных, орехов лесных в золотой фольге, игрушек разных и сладостей, стали мы заморских ребятишек угощать. Те радуются, смеются, ну и нам радостно. А только повернулись мы, а тройки то нашей, саней, да мешка с подарками – нет как нет. Унеслась через границу галопом, в земли Одина. Воззвал я тогда к славному Сиверко Стрибожичу, дал он нам с внучкой вьюжных коней, и понесли они нас быстрее ветра через границу. А всё ж тройки моей не нагнали. Спрашиваем народ заморский: видели ли тройку русскую? И всяк, кого не спросишь, отвечает: «Как же, видели. Нынче Санта Кляус на ней вместо оленьей упряжки по городу промчался». Ну, думаю, неужто решил Кляус по-русски, с размахом, Рождество ихнее отметить? Если подарки ребятне раздарил, не в обиде буду, мы со Снегуркой новые смастерим. Ан нет, рассказали нам люди добрые, что тройку и все подарки сдал жадина заморская ростовщикам-жидовинам, а сам в кабак завалился и пиво хмельное там пьёт. Ну, нашел я его и прямо за шиворот из кабака вытащил. А он уж пьян в ледышку. Пришлось его в мешок и на себе тащить до твоей вотчины, на суд тебе, Вещий.
Посмотрел Велес на Кляуса: стоит заморский дед, шатается, стёклышки треснувшие на носу поправляет. Хоть и вышел из него уже весь хмель, покуда сидел он в дедморозовом мешке да мчался на вьюжных Стрибожьих конях, а всё как пьяный, качается, озирается беспомощно. Смешно-оой, да жалкий.
Пряча улыбку в густых усах, Велес нахмурил соболиные брови, взглядом заморского гостя ожёг.
- Знаешь ли, как на Руси за воровство казнят? – спросил грозно.
- Перчатки отбирают, кажется? – по-русски пролепетал Кляус.
- Да нет, брат, руку отрубают. А за кражу в крупном размере – обе! - и Хозяин многозначительно покосился в сторону огромного боевого топора. Снегурочка вздрогнула, Мороз усмехнулся в усы, а Кляуса вдруг затрясло, повалился он в ноги Велесу и запричитал, залепетал что-то не по-русски. Ну дурак дураком! И жалко его, и отпускать нельзя, не проучив.
- Вину свою отработать надо, - грозно продолжил Велес. – ты каким ремеслом, делом владеешь ли?
- No, делом не владею, никаким не владею – почему-то радостно и охотно закивал Кляус. Работать он не любил. Но и рук своих загребущих жалко было.
- Так может хоть плясать умеешь? – спросил Хозяин.
- Плясать? Умею! – обрадовался Кляус. – Плясать! Плясать!
- А ну-ка, гусельки мои, самогуды, вы запойте, заведите песню добрую, плясовую, задорную!
Вынес Медведушко на вышитом рушнике Велесовы гусли. Поклонился Хозяину, а гусли уж и сами в руки прыгнули, и ну петь-звенеть. Льётся плясовая, гремит, поёт, гусли у Велеса славные, сладкозвучные. Хозяин только одним перстом до струн дотрагивается, нежно рукой оглаживает, гусли в руках дрожат-поют!
И Старик-Годовик в углу приплясывает, и Медведушко с лапы на лапу переступает, куражится, дед Мороз шубу свою драгоценную, которую доселе снять не успел, с плеч уронил, да в присядку вкруг стола плясать пошёл, Снегурочка платок свой распахнула, что крыла лебединые, лебёдушкой поплыла за дедушкой своим. Какой русский человек на запляшет, не запоёт от Велесовой гудьбы? Даже Месяц белый, что заглядывал в окошки Велесовой избы, да так близко к ней спустился, что и узоры морозные на стекле растопил, не вытерпел истомы душевной, и прямо в небесах в пляс пустился.
Поют Велесовы гусли, пляшет вся изба, а сам Хозяин на Снегурочку глядит, глаз не сводит. Хороша девица! Оставил он гусельки, а те и сами играют-наигрывают. Взял Хозяин свою доху медвежью, да из кармана глубокого что-то достал, в руке своей богатырской спрятал. Только гусельки играть закончили, подошел он к раскрасневшейся от пляски Снегурочке, взял её за ручку белую и положил прямо в ладошку подарок - самоцветные серьги.
- Прими, красавица, Велесов подарок! От самой сестрицы моей, Хозяйки Медной Горы и всех Гор Уральских гостинец привёз.
Смутилась Снегурочка, да уж больно хорош подарок, а уж как даритель – Вещий Бог – пригож, так и слов не хватит.
- Благодарю тебя, Вещий Велес! – только и прошептала, и робко подняла на Хозяина огромные голубые глаза… И утонула в синей-синеве, вся Вселенная и весь Мир Божий в Велесовых глазах промелькнули; закружили, заворожили Снегурочку, повлекли в таинственный и прекрасный водоворот. Ибо в глазах Велесовых – вечность…
Только Кляус ошалело глядел на русскую пляску и приседал, беспомощно размахивая руками. А как замолчали Велесовы гусли, стихли задорные и нежные звуки, и все засмотрелись на Снегурочку, да на Хозяина, попробовал Кляус ползком да низком из горницы выбраться. Пятился, пятился задом, уж и в сени наполовину выбрался, как почувствовал на самом уязвимом месте естества своего острые зубы верного Велесова Волка. Ох, и заорал он, да не по-заморскому, - по-русски, по-матушке заорал!
Вздрогнула Снегурочка от вопля Кляусова, очнулась от истомы и очарования Велесова взора, подарок драгоценный к груди прижала, поклонилась Хозяину, да, не глядя, к деду отбежала и за спину его спряталась. А выглянула из-за дедовой спины – озорным взором на Хозяина сверкнула, улыбнулась и зарумянилась от смущения и радости.
Проводил Хозяин нежным взором Снегурочку, да нахмурив брови, к сеням оборотился:
- Что ж ты, плясун, не сплясал? Куда собрался? Знать и плясать не можешь, и ремеслом не владеешь. Метлу-то хоть в руках держать умеешь?
Принёс Медведь метлу да и вручил Кляусу. Отправился Кляус на мороз Хозяйский двор от снега выметать. На дворе снегу-ууу! Сугробы выше крыши резной, вровень с коньком серебряным. Ели высокие, столетние, так запорошены, что только макушки маленькими ёлочками вкруг избушки торчат, серебрятся. Не видал Кляус настоящей русской зимы, хоть и не в новинку ему был снег. Вздохнул он, стёклышки поправил, да и сел в сугроб. Ну как столько снегу со двора смести?
А в это время Месяц плясал на небе, всё не мог отойти от разудалой Велесовой гудьбы. Посмотрел на небо Кляус близорукими глазками, и подумал, что до сих пор хмелён – месяц в небе прыгал и приплясывал. Потряс головой старик, поднялся. Если на небо не смотреть, так всё спокойно – ровно сугробы лежат, прямо сосны красные стоят. Не хмелён, значит. А Месяц так разгорячился, что даже снежинки вокруг него таять стали, и капельками хрустальными вниз падать. И много, много накапало капелек этих Кляусу прямо на нос малиновый. И смекнул хитрый Кляус, как ему с работой своей управиться, задание Велесово выполнить. Стал он Месяц к себе приманивать, речами льстивыми его умасливать:
- Попляши да попляши! А я тебе покажу что-то интересное! Только спустись пониже, да плясать не переставай.
Месяц наш куда как любопытен был, стал он плясать, да всё ниже и ниже спускаться над Велесовой избушкой.
И что за сказка, что за красота настала! Серебристым светом засветились сугробы, вспыхнули огнями таинственными ледяные сосульки, снежинки заблестели, ровно камни драгоценные! Стволы сосен розовым светом волшебным зажглись, кроны заснеженные изумрудами засверкали. И не видно стало звезд в медовом свете Месяца. А Месяц всё пляшет, свет его колеблется, колыхается из стороны в сторону, словно лодочка, и сверкает Велесова избушка самоцветными огнями, золотыми да голубыми искрами. Горяча пляска Месяца, пот со светлого чела его хрустальными слезинками падает, и не замерзают они на земле, топит Месяцев пыл и жар снег на Велесовом дворе, текут звенящими ручьями белые сугробы, тают от пляски задорной ледяные сосульки. А Кляус сидит, да радуется, да Месяц подначивает:
- Гуд, гуд! Харашо! Ещё попляши! – и в ладоши, паразит, хлопает.
Только не доплясал ясный Месяц. Вдруг застыл, заледенел, побелел, будто инеем снежным окутался, и свет его золотисто-медовый растаял… Обернулся Кляус, глянул, и оторопь его взяла – страх смертный. А над избой Велесовой Вран крыла расправил, сделал круг, слетел на крыльцо, да и склонил главу. Открылась дверь, и сам Хозяин на крыльцо вышел, поклонился коротко, руки протянул:
- Здравствуй, сестрица!
Вороные кони с роскошными белыми гривами копытами серебряными пыль снежную взбивали, сверкали ледяными полозьями хрустальные сани. Сама Царица Марена пожаловала в Велесов удел. Протянула белую ручку к заледеневшему Месяцу, взяла его бережно, подняла да на чело своё положила. Засветился Месяц светом нездешним, таинственным. Подал Велес руку грозной Богине, ступила она на растаявший снег серебряным сапожком, и в миг льдом сковало землю. Расправила Царица соболиную шубку, плат пуховый распустила, и засыпало снегом белым весь Велесов двор.
Выглянула из сеней Снегурочка, да завидев Марену, тут же в горницу убежала, спряталась – боялась она грозной Богини. А Мороз на крыльцо вышел, глянул на Марену, и сердце его зашлось, задрожало. Да не от страха, от тоски сердечной, давней. Прислонился Мороз к заледенелому резному столбу, загляделся на красавицу Марену – обо всём на свете забыл.
- Дедушка! Дедушка, иди сюда, боязно мне! – тихонько позвала его Снегурочка из избы, но Мороз не слышал своей внучки.
- Пойдем, дочка, - позвал её Старик-Годовик, - у них свои дела, а мы с тобою узвара попьём, уж пироги у меня готовы с морошкой, - и увлёк Снегурочку за собой в горницу, за стол усадил и потчевать стал.
А Марена гневалась: тонкие соболиные брови грозно вздымались на её снежно-белом челе, очи метали громы и молнии страшнее Перуновых, серебряные сапожки нетерпеливо постукивали по звенящему льду. Сердилась Богиня на непутёвый Месяц, что спустился с небес к земле, оставил половину леса Вещего без света, и уборы Маренины снежный у Велесовой избушки растопил безудержной своей пляской. И гнев её был страшен, ибо всякий, кто в этот миг роковой посмел бы взглянуть на Богиню, тут же ледяным становился.
То и случилось к незадачливым Кляусом. И поделом: пошутил над Месяцем, заставил его снега Марины растопить. Так и сидеть ему теперь ледяным истуканом в Велесовом дворе!
Под руку с Велесом прошла гордая Богиня к крыльцу, но увидела Мороза и остановилась. На миг всего лишь, но покрылись розовой дымкой белые Марины щёчки, и земля под ногами её замерзать перестала, и вьюги замерли за её меховыми рукавами…
- Здравствуй, Морозко!
- Здравствуй, Царица!
- Правду ли Сиверко сказывал, что подарок мой давний - коней своих и сани ты потерял? – сверкнув очами, спросила Богиня.
- Правду, - ответил Мороз, не сводя глаз с прекрасной Марены.
- Как же будешь теперь? Пешком то не много находишь…
Но не отвечал Мороз, улыбался он и грустил, и восторгом заходилось сердце его, и печалью; и думы о былом кружили седую его главу.
Поглядела Марена на Мороза, потеплели её холодные очи.
- Поедем со мной, Морозко! Новые сани тебе подарю, не гоже деду Морозу под новый год без тройки!
Минуту медлил Мороз, мял в руке боярскую свою шапку. А потом закусил серебряный ус, улыбнулся, и что мальчик юный, лихо запрыгнул в роскошные Марины сани.
- Здрав будь, брат! – сказала Велесу, пока тот подсаживал её в Ледяные сани. Стегнула Царица коней своих тонкой плетью, вскинулись на дыбы вороные кони, снежная буря взметнулась из-под копыт, закружилась, и унеслась тройка по снежной просеке к терему Зимы.
Посмотрел Хозяин вслед ледяным саням, усмехнулся в ус, да вернулся к себе в избу.
В избе Снегурочку Старик-Годовик развлекал: сладостями угощал, шутками да прибаутками веселил, так, что и забыла она о грозной Богине. Сидит Снегурочка за столом, смеётся – Медведушко для неё пляшет, Баюн песенки мурлычет, огонь в печи потрескивает весело, задорно.
Вошёл Хозяин в избу – залюбовался Снегурочкой. Та на Хозяина посмотрела, да уж не так робко, как прежде, улыбнулась ему. Сел Велес на своё хозяйское место, налил себе можжевелового чаю.
- Чего ж испугалась, красавица? Чего в избу убежала? Никак Мара тебя напугала?
- Не любит она меня, - смутившись, ответила Снегурочка. – Очи у неё грозные, сердитые, глянет – мороз по коже, и от холода сердце сжимается.
Усмехнулся Велес, погладил белую Снегурочкину ручку:
- Сестрицы моей бояться не надобно, раньше срока не придёт.
Покраснела Снегурочка, опустила вниз глазки свои нежные, да вдруг вздрогнула, опомнилась:
- Батюшка Велес, а где же мой дедушка?
- Мара его с собой забрала, на санях ледяных в терем свой умчала.
- Ах! – только и молвила девица, и слёзки, что драгоценные жемчужинки, покатились по нежным щекам.
- Что ж ты плачешь? – взволновался Велес.
- Как же мне не плакать? Дедушку моего Богиня Смерти к себе забрала, и мне весной этой семнадцатый год пошёл, обнимет меня Ярило лучами своими, и растаю я, как матушка!..
- Не плачь, Снегурочка! Сестра Морозко к себе в терем увезла, чтоб наградить по-царски: тройку новую, да коней подарить. Или не знаешь, за что не любит тебя Богиня грозная? Любовь у них с дедом твоим была. Кабы не бабушка твоя, Весна красная, быть тебе, красавица, Мариной внучкой.
Высохли слёзки на Снегурочкиных щеках, а глаза её раскрылись широко-широко, что озёра лесные:
- Да может ли это быть?!
- Как не может? – усмехнулся Велес. – Вот мы сейчас Баюну-коту, тёплому животу, накажем быль ту давнюю рассказать, нас потешить. Эй, мохнатый бок! А ну, на лавку скок, нам, будь ласка, послужи, свою сказку расскажи!
Запрыгнул Баюн на лавку, распушил полосатый хвост, лапами подстилку цветную помял, да завёл песенку-сказку:
- Давно это было… Старый Карачун замёл-запорошил весь свет Божий, улёгся в лесу под высокой елью, да и заснул. Засыпали его снега, замели метели, так и проспал старик до весны. Проснулся, а вокруг птицы поют, ручьи звенят… Лежит Карачун - встать не может – борода травой поросла, цветами лазоревыми расцвела, а на ладони девицы красные хоровод ведут. Стал он подниматься, девицы все испугались, разбежались с ладони Карачуновой, только одна убежать не успела. И унёс ей Карачун в свое ледяное царство. И родился у них на будущий год в стужу зимнюю сын, нравом да лицом в мать пошёл, повадкой – в отца. Морозко назвали. Вырос он красивым, да гордым, по лесу в стужу в одной рубахе похаживал, снежком белым умывался – румяный, да сильный. И вот шёл однажды Морозко по лесу снежному, а навстречу ему Марена-краса в санях ледяных ехала. Не уступил ей дорожки Морозко, шапку пред нею не снял. Разгневалась Богиня, хотела ожечь его взором острым, заморозить на смерть, глядит: не замерзает Морозко. Ещё пуще разгневалась царевна, стала спрашивать-пытать: «Кто ты, молодец дерзкий, что перед самой Богиней Смерти шапку не ломишь и от взора моего не замерзаешь?» «Я Морозко, Карачунов сын» - ответил молодец, а сам смотрит на Богиню – красу писанную: лицом Марена белым-бела, брови тонкие, соболиные, косы длинные, ручки нежные, очи синие-синие, а в очах звёзды небесные горят». Полюбил Морозко Марену любовью пылкою. Только Богиня горда была, да своевольна. Засмеялась она в лицо молодцу, хлестнула коней своих, только снежной пылью осыпала, да и умчалась. С тех пор не находил себе места Морозко, и днём и ночью о Марене думал-вздыхал. Матушка его утешить хотела, да ничего не помогало. Пошла тогда она по весне к самой Ладе, небесной Богородице, слёзно просила её сыну дать успокоения от любви к грозной царевне. Вняла Лада материнским слезам, и по весне увидел Морозко на высоком лужке, на крутом бережке деву прекрасную. По нраву ему девица пришлась, огнём её очи горели, венок на челе её юным Усладом надет был, и пылкий Ярило согревал ладони её тёплыми лучами, и где ступала дева, цветы распускались, а снега таяли и уносились вдаль звенящими ручейками. И звали её Весной. И не устоял Морозко перед жаром её очей, перед лаской да теплом рук нежных. Слюбился Морозко с Весной, и родилась у них дочка, прекрасная Снегурочка. То матушка твоя была, - промурлыкал Баюн.
Затаив дыхание, слушала Снегурочка Баюна.
- Что же дальше было, котик?
- Только не мог Морозко забыть своей любимой, оттого и дочка его Снегурочка прекрасна, да холодна родилась, будто морозом окованная. Как опомнился Морозко от чар весенних, ещё пуще полюбил свою зазнобу – Маренушку, и вновь в лес ушёл, зимы ждать да встречи с любимой своей. Но знала уже Марена, о том, что слюбился с Весной ветреный Морозко, и не было гневу её предела. Ведь и она полюбила дерзкого юношу, видела его во сне тёмными ночами, вспоминала открытый взор да усмешку весёлую. Бросилась Марена искать дочку Морозову, да найти не смогла – отдала её Весна-матушка на воспитание бедным людям в деревню. Так и росла Снегурочка, подрастала у чужих людей. А как в возраст вошла, первой красавицей выросла, стали парни на неё заглядываться. Только ко всем холодна оставалась Снегурочка. И лишь однажды растопил её холодное сердце прекрасный Лель. Только с ним и была твоя матушка, а как покинул Лель её, стала она любви просить у матери своей – Весны. И молила она о любви так горячо, что услышали её все боги – и Марена в тереме своём вздрогнула – узнала дочку Морозову, и весной, в час торжества любви Снегурочкиной явилась перед ней и глянула хладным взором прямо в очи. В миг обратилась Снегурочка ледяной статуей и тут же растаяла под лучами Ярилиными, белым облачком улетела в чертоги Сварога. Только осталась у Снегурочки дочка, что Лель прекрасный ей оставил. Нашёл её Лель, да и отвёл к деду Морозу на воспитание. И назвали её в честь матушки Снегурочкой.
Грустно стало Снегурочке от рассказа этого.
- Отчего же, отчего так зла Марена к моей матушке? Разве не сама она деда моего отвергла?
- Не знает меры женская ревность, а ревность Богини тем паче, - промурлыкал Баюн-говорун. – Да только пожалела Марена о содеянном, пришла к Морозу с повинной головой. Поседел, постарел Мороз от горя. Оттого он, хоть и бессмертный, почти как Боги, да старый. Пришла к нему Марена и не узнала своего Морозку, заплакала горько – да что ж теперь поделаешь. Только сказывают, Мороз лишь обличьем старик стал, а сердце то у него молодое осталось. Да и любил он Царицу сильно, всё ей простил. Долго ли, коротко ли, но были они счастливы вместе. И подарила ему Марена за любовь его верную сани заговоренные, да тройку лошадей, чтоб на ней он зимой разъезжал по городам и весям, да подарки ребятне в честь праздников зимних дарил. И доселе, когда встречаются они, друг на друга смотрят, что земля на небо. Иль не заметила?
Отворотилась Снегурочка от кота Баюна, губки надула – сердится. Посмотрел на неё Велес, улыбнулся, за ручку взял:
- Не грусти, не сердись не Марену, милая. Знать срок матушке твоей подошёл, знать, путь её таков был на земле.
Снегурочка глазки на Велеса подняла, и слёз в них – как не бывало! Но спросила с опаской:
- И мне срок нынешней весной под лучами Ярилиными растаять и облачком в небо улететь?
- Отчего же? Разве пугают лучи пресветлого Ярилы дочь ясноокого Леля? – засмеялся Велес. – другой тебе рок.
- Великий Велес, - взмолилась Снегурочка, - ведаешь ли ты, какой?
И тут за окном тоненько зазвенел колокольчик. Встал Хозяин, вздохнул, усмехнулся и произнёс:
- Пока что деда встречать, да подарки для ребятишек русских готовить!
Долгая сказка ночь скоротала, Заря-Заряница над лесом разметала свои огненные космы. Заалел снег под её лучами, и верхушки сосен загорелись пламенем – утро наступало.
Выскочила Снегурочка во двор, а там уж кони белые с серебряными гривами копытами бьют, пар из ноздрей пускают. Сани стоят резные-расписные, ещё краше прежних. А сам дед Мороз в шубе новой, серебром расшитой, с саней молодцем разудалым спрыгнул, приосанился. Глядит Снегурочка и не узнаёт деда своего – до того горд, да красив, и будто моложе сделался. Борода седая, а глаза горят – звёздами сверкают!
Бросилась Снегурочка дедушке на шею, обняла его крепко-крепко. Да вдруг увидела в сугробе ледяного Кляуса. Жалко стало Снегурочке непутёвого иноземца.
- Дедушка! Погубила Марена деда заморского, заморозила! Что делать то? Теперь ведь детишкам иноземным даже в маленькие носочки никто подарка не положит! Ладно ли?
- Ну так ступай к Велесу, попроси его, в его власти и Марины чары развеять, - ответил дед Мороз, и побежала Снегурочка в избушку просить Хозяина о милости.
Не по нраву Морозу было вора и обидчика прощать, да по нраву было Снегурочкино сердце доброе. Да и получил уже своё жадный Кляус.
Вышел на морозное крыльцо Велес, раскинул руки богатырские, потянулся, Солнцу-батюшке поклонился. Затем сошёл с крыльца да к Кляусу подошёл. Посмотрел на него, подумал, да и стукнул кулаком по ледяной макушке. Звон стеклянный раздался, и с Кляуса будто корка ледяная осколками осыпалась. Наклонился Велес к Кляусу и дунул тихонько прямо в лицо. И открыл Кляус глаза свои.
- Ну что, лиходей, вставай!
Поднялся Кляус на ноги, стоит шатается, по сторонам озирается. Потом вдруг глаза протёр, наклонился, снега пригоршню в руку взял, да лоб отёр. Поднялся, и как будто выровнялся весь: брюшко подтянулось, борода распрямилась и ровными волнами на грудь упала, и взор его стал осмысленным и немного печальным. Посмотрел он на Велеса, поклонился по-русски, в ноги, виноватый.
- Ну, смотрю, и на человека стал похож – засмеялся Велес. Теперь бы ещё одёжу приличную, и можно в люди выпускать.
- Да пусть шубу мою старую берёт, да шапку, - весело сказал дедушка Мороз и гордо расправил плечи, сверкая обновками.
- Благодарю тебя, - нормальным, а не писклявым, как раньше, голосом ответил на чистом русском языке Кляус и поклонился Морозу.
С удивлением смотрела Снегурочка на это чудесное перевоплощение. А уж как переоделся Кляус в дедморозову шубу да шапку, и вовсе на русского боярина похож стал.
- Ну поехали с нами, довезём тебя до границы, подарков дадим для заморских ребятишек. Да ты уж не жадничай боле, не один носочек клади, - веселился Мороз, и видно было, как светятся от радости его озорные светлые глаза.
- Я не буду жадничать больше, - кротко ответил Кляус.
Собрался Кляус в сани садиться, а тут Старик-Годовик к нему поспешил:
- Возьми-ко валенки, гость заморский, в сапогах-то твоих подошва плохонькая, ноги в нашем лесу застудишь.
- И тебя благодарю, - поклонился Кляус, принимая валенки.
- Собирайся, Снегурочка, пора! – весело покрикивал Дед Мороз, будто и не видел, как запечалилась внучка, как засверкали в её глазках слезинки. Подошёл Мороз к Хозяину без робости, поклонился с благодарностью, обнялись они крепко.
- Доброго пути тебе, Морозко! – молвил Велес. И к Снегурочке повернулся. Подошёл к девице, взял за обе ручки и глянул в её светлые очи. И снова закружилась Снегурочка в звездной круговерти, снова погрузилось в синюю-синюю даль Вечности.
- Видишь ли рок свой,? – сквозь очарование очей Велесовых, как сквозь сон услышала Снегурочка голос Хозяина.
Нет, не видела она своего рока, только чудилось ей, будто кружится она в снежном танце, и держит её за руки прекрасный и Вещий…. И не заметила Снегурочка, как подвёл за руку Велес её к саням, да усадил рядом с бывшим Кляусом. Очнулась Снегурочка, поглядела на Хозяина, и он в ответ улыбнулся.
- До встречи, - прошептал одними губами, и слова его колечками белого морозного пара взлетели в небо. Хлопнул Велес рукой тихонько по крупу коня, и взметнулась белая тройка, и понеслась над высокими сугробами, над серебристыми ёлками - непростых коней подарила Марена деду Морозу.
Унеслись вдаль удалые кони, а Хозяин всё стоял и смотрел вслед, и долго чудился ему заливистый звон серебряного колокольчика, да взор светлых Снегурочкиных очей.
* * *
Снежно в Вещем лесу. Заметает метель заветную тропку. Посверкивают снежинки на высоких соснах, искорками светятся в лапах серебристых елей. Тянутся сизые колечки дыма к заснеженным ветвям, топится печь в охотничьей избушке. Сверкают ледяными узорами мозаичные окошки, и заглядывает в них молодой Месяц. А в избушке спит у двери белый Волк, и снится ему добрая охота. Смотрит в окошко большой Медведь, подперев лапой косматую голову, глядит, как снежинки падают с неба и оседают на спинах огромных сугробов, и кажется Медведю, будто его северные родственники пришли к нему в гости и разлеглись на дворе. Спит и мудрый Вран на шестке над окошком. Латает в уголку Старик-Годовик хозяйскую медвежью шубу. Булькает на столе медный самовар, пуская в потолок колечки дыма. Дымится горячий сбитень, остывают сахарные рогалики.
Сидит за столом русский Бог Велес, рядом лежит его двурогая шапка, стоит у стены посох. Сидит Хозяин Вещего леса, и взор его обращен в Вечность…
А где-то далеко над лесом летит разудалая тройка, и мчится в ней дед Мороз навстречу с детишками, и везёт с собой сказку. И звенит серебряный колокольчик, и блестят у Снегурочки в ушках самоцветные серёжки...….
6 - 10 января 2009 года