Папа привез ее от родственников из деревни. Молодая овчарка-подросток, наивная и любознательная жила у них на улице, в конуре. Ростом она была со взрослую собаку, но выглядела нескладной – худой и непропорционально длиннолапой, как гадкий утенок, который когда-то превратится в прекрасного лебедя. Попав в дом, она дружелюбно улыбалась всем членам семейства во все свои собачьи зубы, попутно сметая хвостом все вазочки-салфеточки. Мама поначалу рассердилась на папу: «Зачем нам в городской квартире это животное?». Но, увидев собачью ослепительную улыбку, отказать не смогла, даже несмотря на густой запах псины.
Собака Рики, ее назвали Рики. На более достойное и элегантное имя для серебристой красавицы немки, какой она вскоре стала, не хватило фантазии, а интернета, как и некоторых других замечательных вещей, в СССР не было.
Собаки выбирают для себя вожака стаи, обычно самого старшего и авторитетного члена семьи. Собака Рики выбрала себе хозяином самого младшего, 14-летнего Вову. Может быть потому, что он чаще и дольше всех гулял с ней. Может быть потому, что только он позволял ей иногда потопать по квартире и подурачиться. В такие минуты от радостного возбуждения Рики тоненько взвизгивала и яростно крутилась волчком, пытаясь поймать свой хвост. Еще Рики любила играть в прятки: Вова прятался, а другие члены семьи спрашивали ее: «Где Вова? Ищи Вову». Рики изображала озабоченность на морде, бегала по квартире, заглядывая под диваны, двери, открывая лапами шкафы. Когда Вова находился, ее радости не было предела, она прыгала вокруг него, громко рассказывая на своем собачьем языке, где она его искала. Вове все сложнее было каждый раз проявлять чудеса изобретательности, поскольку первым делом в последующие игры, Рики проверяла те места, в которых она находила его раньше. Обращаться с Вовой плохо – кричать и замахиваться на него собака Рики никому не позволяла, пыталась заслонить Вову от обидчиков своим телом, раздраженно лаяла. Будить Вову тоже было нельзя. Если кто-то подходил к нему, трогал за плечо: «Вова, вставай», она тут же подбегала, мягко, но настойчиво хватала за руки, взвывая при этом: «Воууу-вва! Воууу-вва!».
Специально ее воспитанием никто никогда не занимался, но какие-то фразы она понимала и выполняла их как команды. «Сидеть», «лежать», «гулять», «голос», «взять», «фу», «рядом», «место» и «иди отсюда» она знала и выполняла – иногда с удовольствием, иногда – со скорбным вздохом. Команда «голос» ей давалась тяжело. Может быть с ее, собачьей точки зрения, команда была непонятна и лишена здравого смысла. Перед тем, как подать голос, она долго настраивалась, крутилась, усаживалась, вытягивала шею, потом складывала губы трубочкой, как будто собиралась выть на луну, утробным басом прокашливалась: «рррраааммм… рррооооуууммм», и, наконец, звонко говорила: «Гав!». Фраза «иди отсюда» была маминой командой и означала – «немедленно-уйди-с-кухни, когда-я-тут-готовлю и не-капай-мне-тут-слюнями». Она очень любила смотреть, как мама готовит ужин. Вероятно, в эти моменты Собака Рики представляла ее могущественной царицей, которой доверено самое драгоценное в доме – еда. Мама, несомненно, была в ее глазах и всесильной волшебницей, ведь только из-под ее рук на свет появлялись разные любимые и вкусные собачьи лакомства.
Ее научили подавать лапу на слово «Здравствуй». Исполнение этой команды лично для нее означало выражение дружелюбности и готовности к диалогу. Так, она никогда не давала лапу, когда сердилась или была в плохом настроении. К счастью, плохое настроение у нее бывало крайне редко. Когда она чувствовала себя виноватой, она тоже давала лапу, вернее, опустив голову, толкала лапу, как-будто хотела сказать: «Чего ты сердишься, я же хорошая, давай помиримся».
Самым любимым словом у нее было «На» - это ей говорила мама, когда хотела угостить ее обрезками мяса. Мама могла шепотом сказать это волшебное слово, и собака вихрем неслась из самого дальнего угла квартиры. Не менее любимым было слово «гулять». При этом слове начинался нетерпеливый топот в прихожей, она выстраивалась первой у двери, чтобы не упустить ни секунды долгожданной прогулки.
В квартире она всегда находилась там, где люди, особенно если дома был Вова. Дремала где-нибудь в уголке, при этом бдительно следя за любыми перемещениями. На ночь ей стелили коврик в прихожей под дверью, и она в буквальном смысле исполняла роль сторожа. Утром коврик убирали и ставили большую кастрюлю с вкусной кашей с мясом. Кормили ее два раза в сутки. Она очень любила овощи – обожала арбузные корки, выпрашивала огрызки яблок, с удовольствием грызла морковку. На даче ей показали ягоды смородины на кустах, сначала она не поняла, но потом, когда ей казалось, что никто за ней не наблюдает, она ходила между кустами и украдкой (неприлично же, в общем-то, хищному животному, мирно пастись в садочке, как какое-то травоядное, правда?) пощипывала ягоды с кустов. Но самым большим ее лакомством были, несомненно, конфеты. Конфеты в доме нельзя было оставлять с ней один на один. Собака Рики не знала меры. Как-то раз, придя с работы, мама обнаружила большое количество фантиков, сложенных под входной дверью в прихожей. Она недовольно заворчала на Вову: «Вова, как же так! Мало того, что килограмм конфет съел в один присест, так еще и фантики по всей прихожей раскидал…». Конечно, Вова делал вид, что ничего не понимает и впервые слышит про конфеты. Но… В это время из дальнего угла квартиры появилась Рики, она еле шла на полусогнутых лапах, опустив голову чуть ли не до пола, изредка исподлобья поглядывая на маму. Подойдя, она, отвернувшись, стала толкать маму лапой, прося прощения. Сомнений в том, кто съел конфеты и не прибрал фантики, ни у кого не осталось. Шапка на воре сгорела. А все-таки фантики она по-своему прибирала – складывала аккуратной горкой в своем углу.
Вова не всегда брал ее с собой на прогулки. Когда он шел играть в футбол, собака Рики оставалась дома. Футбольная площадка была прямо под окнами, Рики садилась на стул, свесив хвост, и наблюдала за ним из окна. Что ж, сама виновата в том, что он перестал брать ее с собой на футбол. Да, в футбол она играть не умела. Бегала трусцой за Вовой по полю и зорко следила за тем, чтобы, не дай Бог, никто его не толкнул, не ударил, не поранил. Поэтому и пришлось впоследствии наблюдать за футболом из окна. Папа смеялся: «Вовка, пойдешь в армию с собакой, никакая дедовщина не страшна».
А потом собака Рики стала мамой. К родам готовилась вся семья: к середине июня была подготовлена крытая утепленная будка на балконе, прочитана специальная литература, подготовлены телефоны ветеринаров, на случай вдруг что-то пойдет не так. Рожать она начала во второй половине дня. Во время схваток тело ее напрягалось, скрючивалось, а она лишь стонала. Стонала как человек, а в перерывах между схватками лакала теплое молоко, которое ей предлагали и благодарно лизала руки, молоко это приносившие. В целом роды прошли успешно, умница собака все сделала сама, как подсказывали ей ее инстинкты. Родилось семь щенков. Последний, самый маленький и слабенький, родился к утру и вскоре погиб, очевидно от кислородного голодания в родах. Собака Рики понимала, что он мертвый, лизала, толкала его носом и обреченно скулила. Она сразу полюбила их, все время облизывала и кормила, не отходила от них ни на минуту. Поднимая голову, она с гордостью смотрела на людей, улыбаясь довольной и вполне себе счастливой улыбкой. Это была настоящая собачья мадонна, спокойная и умиротворенная. Малюсенькие овчарята были размером с варежку и похожи на черные батончики. Лежали в ряд у мамкиного бока и почти что хором покряхтывали кукольными голосками: «иии-х…иии-х».
Щенки быстро выросли и покинули родительский дом, вернее, конуру. Собака Рики долго не переживала, потому что щенков забирали постепенно, а последнего забрали так и вовсе месяца в четыре, когда он практически не нуждался в материнской заботе. Животик у собаки подтянулся, а глаза повзрослели и немного добавилось седых волос на морде и холке. Это была зрелая, красивая, хорошо сложенная собака, очевидно, знающая себе цену и ставящая себя далеко не на самую последнюю ступень в семейной иерархии.
Еще собака Рики обожала ездить на машине. В лес, на дачу, куда угодно, лишь бы выставить в окно счастливую морду и щуриться от солнца и ветра, хлопающего по ушам. Она согласна была ездить даже на заднем сиденье, хотя лучше бы, конечно, на переднем, рядом с Вовой (он ведь был за рулем), но там ей сидеть не позволяли.
После института Вова ушел в армию, а в семье появился внук. Нет, не у Вовы, родился сын у старшей дочери. Собака Рики его не любила, но терпела. Впервые она с ним познакомилась, когда ему было месяца полтора. Он обидно заплакал, когда его принесли и начали менять пеленки-штанишки. Собака Рики ринулась на помощь малышу, она протискивалась к нему через людей, пыталась лизнуть ему лицо, но люди почему-то отталкивали ее, при этом смеясь над ней. Ей оставалось лизнуть хотя бы пяточку. А как же пеленки? Собака недоумевала – пеленки надо прибрать – и бросилась очищать их от желтой кашицы, оставленной младенцем. Люди, забирая у нее пеленки, опять смеялись: «Рики, ну какая ты дурочка». Младенец подрастал, делал первые шаги, что-то лопотал. Он подходил к собаке, запускал свои ручки в ее густую шерсть на спине и, задыхаясь от восторга, пищал: «Хабака Ики! Хабака Ики!». Собаке нравилось внимание этого малыша, она была интересна ему, и чем-то он ей напоминал Вову и собственных щенков. Он исследовал собаку – заглядывал ей в уши, дергал за хвост, совал ручки ей в пасть, пытаясь вытащить язык. Собака жмурилась от удовольствия, но когда малыш начинал досаждать ей, брала в пасть его ручки и откидывала их от себя. Увы, контакта не получилось. Люди боялись, что она вдруг причинит ему вред своими огромными зубищами и на всякий случай отправляли ее на место – под дверь в прихожую. Потом, когда внук приходил в гости, собака, с самым обреченным выражением морды, вздыхая и понурив голову, без напоминаний сама отправлялась в свой угол. К счастью, гостил внук нечасто.
Осенью вернулся домой Вова. Воууу-вва! В его отсутствие с собакой гулял папа, кормила, как и прежде, мама. Но поговорить собаке было не с кем. Тот смешной малыш, который называл ее «Хабакой Ики» был уже слишком большой, чтобы заботиться о нем, но и слишком маленький, чтобы поиграть или поговорить с ним, да и появлялся он не чаще, чем раз в две недели. Воууу-вва! Собака Рики как-будто родилась заново: «Воууу-вва, я буду охранять твой сон! Воууу-вва, мы будем гулять с тобой, как и прежде! Воууу-вва, мы будем кататься с тобой на машине! Воууу-вва, я буду жадно ловить каждый твой взгляд, каждое твое слово! Воууу-вва, Воууу-вва, Воууу-вва!».
Но все пошло не так. Вова не хотел больше гулять с ней. По утрам он открывал ей дверь, говорил «гулять» и она уходила одна. Радостно прыгать перед дверью в предвкушении прогулки уже не хотелось. Торопливо сделав свои дела, она возвращалась домой: нельзя же надолго оставлять спящего Вову. Потом он куда-то надолго уходил, а вечером она ждала его и надеялась на долгую прогулку, пробежку как раньше. Но вечером к Вове приходила Натуся. Натуся бросала на собаку снисходительные взгляды, брезгливо растопыривала пальчики, собирая с одежды собачьи волосы. Вова выгонял собаку из комнаты и плотно закрывал дверь. Собака Рики терпеливо ждала, что когда-нибудь Натуся перестанет приходить, и Вова по вечерам будет всецело принадлежать ей как и раньше. Но Натуся приходила часто и надолго, иногда до утра. Иногда Натуся не приходила, тогда уходил Вова и приходил только на следующий вечер. Это было еще хуже: пусть лучше Натуся приходит к Вове. Собака Рики смирилась с ее визитами, ведь тогда Вова был дома.
Собака Рики скучала по Вове, наверно, она понимала, что Вова вырос и не нуждается в ее заботе как и прежде. Ах, как ей хотелось заботиться и охранять того милого человечьего щеночка, называвшего ее «Хабака Ики», но у него была своя мама. Собачье сердце разрывалось от любви и заботы, и поэтому она решила обзавестись своими щенками. Благо, гулять теперь ей приходилось в одиночестве…
В семье заметили «интересное положение» собаки. Мама ругала папу, папа ругал Вову, Вова тоже что-то говорил. Потом собака Рики все чаще стала слышать слова «аллергия», «Натуся», «деревня».
В один прекрасный день Рики пригласили покататься на машине. На машине! Шум мотора! Ветер! Солнце! Дорога! Кряхтя, собака Рики втиснулась в машину – животик уже давал о себе знать. В этот раз они приехали в незнакомое место. Хотя нет, Рики как-будто когда-то наверно в своих щенячьих снах видела это место. Ее отвели в маленький собачий домик, называемой конурой, пристегнули цепь к ошейнику и она вспомнила. Да, когда-то она жила здесь, как холодно ей было по ночам. Здесь она впервые увидела папу, и жизнь ее круто изменилась. Собака радостно виляла хвостом, погрузившись в щенячьи воспоминания: «Спасибо, хозяин, за экскурсию в детство. А теперь домой, домой, домой. Там, где всегда тепло, где вкусная каша с мясом, где Натуся (черт бы ее побрал), где Воууу-вва. Воууу-вва!».
Она ждала день, два, три, неделю, еще неделю. Она не ела, не входила в свою конуру, ведь каждую минуту Вова мог приехать за ней, ведь наверняка уже он ищет ее. А вдруг он не заметит, что она здесь? Нет, она не могла пропустить тот момент, когда с дороги послышится знакомый шум мотора. Воууу-вва! Воууу-вва. Воууу-вва… Воууу… Собака тоскливо выла на луну, на падающий снег, потом замолчала, положив голову на вытянутые лапы. Воууу-вва, стучало в висках. Что-то с ним случилось. Она знала – это Натуся, наверняка это Натуся не пускает Вову к ней. Но он сильный, он вырвется, он приедет за ней, обязательно приедет! Воууу…
А снежинки падали, падали, падали на собачью морду и больше уже не таяли…