В той, другой жизни, где наличие садового участка воспринималось как абсолютное и бесспорное благо, а первая модель жигулей, гараж и мебельная стенка в придачу, означали серьезный и устойчивый семейный достаток, обеспеченность трехлитровыми банками во многом определяла ход садово-заготовительной кампании, а значит, и материальное самочувствие всей семьи накануне предстоящих зимних холодов.
Трехлитровки представляли собой много-оборачиваемую тару полифункционального использования, варенье, компоты, сахар, другие сыпучие продукты, пиво - все хранилось именно там. За ними охотились, обязательно требовали к возврату, тщательно мыли, сушили и хранили. Однако одно не очень заметное свойство оказалась неоправданно забытым, а может и вовсе незамеченным, поскольку отсутствовал всякий его утилитарный смысл.
Использованные пустые банки выставлялись на балкон, и в мокрый сезон, когда капли барабанят по стеклам, подоконнику и перилам днями напролет, они собирали дождь. По уровню воды можно было понять насколько дождлива осень. Конечно, это можно было понять и без трехлитровки, но осенний дождь, ежедневно собираемый в банку, в которой совсем недавно обитало знойное и ароматное лето - варенье, компот или пиво, все такое солнечное, теплое, искрящееся, означал окончательный приход длинной осени, включающей, кроме октября с ноябрем, целую зиму и добрую половину Челябинской весны.
Осенние банки собирали дождь и в мою неокрепшую душу. Отстоявший вахту у балконной двери задумчивый подросток брал "Три товарища", ложился на диван и погружался в другие дожди и осени - туда, где преданность, сдержанность и дружба, любовь и самопожертвование неразрывно связаны и необходимо органичны, где люди совершают поступки по совести или против нее, где человеческое при любом исходе берет в плен читателя, хотя вечно проигрывает современности.
***
Пока новогодние праздники текут, ладно, но ведь они закончатся - и что делать будем. Лично я - ждать евровидения. Не просто ждать, а серьезно готовиться. Подыскивать исполнителей, оттачивать фигуры, учить партитуры и запоминать текст. Конечно, каток, скрипка и собака клякса останутся непобежденными, но билайн и теперь живее всех живых, прорвемся.
Мишка Шубин. Жил по соседству, буквально в соседнем дворе. Разгильдяй и двоечник - пить, курить и говорить научился одновременно, но один талант имел. Голос. Пел как Доминго и Повороти в одном флаконе, только Мишку у нас слушали, а тех двоих никогда. Не умеющий складывать двойку с двойкой, хотя других оценок в дневнике не водилось, пронзал насквозь, брал за душу и заключал под стражу. Громко, заливисто, блатно и проникновенно - с надрывом и переливами, главное, искренно до мурашек. Бабы плакали-заливались под "мама, милая мама, я тебя не ругаю, что меня ты так рано в дэвэка отдала...", а взрослое население заслышав Мишаню задумчиво качало головой и горестно вздыхало - какой талант, наверняка сопьется и плохо кончит. Диагноз поставили еще в раннем детстве и он ему неуклонно следовал - залетел на какой-то краже или соучастию, рано сел, ненадолго вышел, запил, опустился, снова сел, и сгинул - теперь уже насовсем.
***
Пронзительная пустота. Через время, через расстояния - идея, воплощение и крах, в остатке горечь. Ни открытий чудных, ни достижений - несостоявшаяся наука, недоученная музыка, незавершенный достаток, половинчатая адвокатура и сборник интернет-страниц вместо романа. Ну нет и нет, ничего страшного, осколков достаточно. Мозаичность, спасибо Андрею Баженову - во-время подсказал.
Обустроенность, благополучная семья, налаженный быт, какой-никакой авторитет. Потуги и скука, где цифра всему голова.
Материальная сторона скорей раздражает, нежели радует, а бесконечный эмоционально-вещевой треп раздражает еще больше - женского непомерно много. Психология, куда от нее, хуже, не вижу больших задач - точки, куда приложиться. Окон много, ходи не хочу, а притяжения не чувствую. От писанины проще или легче не становится - вспышка, усилие, доводка, публикация и релакс. Что-то выскочило из сумрака, приобрело видимость, фиксацию, измерение, но пустота разрослась.
Есть ли смысл черпать дальше или лучше обнулить задачу.
***
Сообщают о появлении новой болезни икс - хуже эболы, быстрее ковида и родом из конго. Помяни черта. Понравилось. Управлять, запрещать и требовать. Эпидемиологи теперь в фаворе, шутка ли, передний край предпоследнего вздоха. Говорят, во всем виноваты торговля дикими животными и разрушение среды обитания. Наверняка, климат - короче, все к одному. Как страшно жить - скорей, скорей забраться в капсулу и уже там сберегать тело, пока разум прожует цифру.
Цифровой двойник или тройник, кому как. Дожили, сука - все человеческое на свалку. Утиль. Ведь риск так велик - войны, эпидемии, травмы, неурядицы, а человек существо хрупкое, нежное и бесценное. Нельзя на травку, пусть остается в утробе, целее будет. Все равно толку никакого. Другое дело двойник, сплошное удовольствие - бессмертный и всепроникающий Нео, мать его.
Кризис материальности налицо. Все, дальше зацикливание. Новые технологии - долой труд, больше достижений, меньше человека, и предельная точка ярко сияет на близком горизонте. Живая протоплазма, где имитации начисто сотрут живое. Расширенному благополучию каюк - некуда и незачем, поэтому срочно нужны другие смыслы.
Посетив аптеку увидел аксессуары для чистки зубов. Миллионы. В детстве, под строгим присмотром родителей, обязательно руки мылом, обязательно до локтей, и зубы обязательно порошком - круглая баночка с мелом и улыбающимся малышом-гадиной. Щетку в воду, в порошок и вперед, а если уклоняешься, грозят бормашинкой с веревочным приводом от велосипедной педали.
Поморин - мужики оттуда кайфы тащили, примерно как из гуталина, а Гоша, желая понравиться взрослым, громко заверял, что любит чистить зубы, особенно поморинчиком. Вежливо хвалили, но не верили - не полный-же идиот, правда.
Еще голову мылом. Сажали в таз, и приговария "сейчас чуть-чуть пощиплет", терли полчаса. Потом пришло избавление - бадузан и шампунь. Эзотерические бутыльки, которые мама для красоты выставляла на видную полочку.
Или полиэтиленовые пакеты, баб Ань говорила, полиленовые, стирали, сушили, но никогда не выбрасывали.
Прошло время и теперь плюнуть некуда, пасты, шампуни, гели. Крышечками, пробочками, сифонами, сосками, зубо-космос и что, полюбили чистить, как бы не так, приходиться стоять над душой, засекать время и обещать бонусы. Вот бормашинки с педалью днем с огнем, нас не загонишь.
***
За окном сплошные ужесточения. Правила, законы, ограничения, штрафы и предупреждения. Казалось бы, дома сидим, какие нарушения - нет, валом валят. То костры неправильно жжем, то мусор не туда переваливаем, то наличку не тому суем. Алкоголь и табак вверх, взнос на капремонт туда же - и коммуналочка подросла, и цены не отстают. Крепеж и терпеж. Еще пердеж и срипеж, а вместе, благосостояние.
Любимая глобо-организация признала веганство и мясоедство психическим отклонением. Не прошло и полгода, но кушать пока не запретили, правда, советуют считать калории и взвешивать тело два раза в сутки.
Уличные. Белые, железные, советские. Жили в поликлиниках, санаториях, школьных медкабинетах и приморских бульварах. Гирьки с приятным щелчком, мизинчиком туда-сюда. Не снимая ботинок. И тетенька в белом, двадцать копеек. Для младенцев - сложные, куча дополнительных рычажков, подкруток, крючков - космос.
Базарные. Рычажные. Под мясо и овощи. Грязно-синие, с кривовато подрагивающей стрелкой. Дотронуться страшно - ничего, если палец вовремя заметить, худо-бедно вес казали.
Безмен, кто-нибудь помнит эти опыты, когда авоську с картошкой взвешиваешь. На вытянутой руке. У бабы Поли был такой. Черный. Со страшным, ржавым крюком. Тугой, как арбалет. Только без крыльев.
Домашние-напольные. Для снижения веса. Можно подкрутить, и пара кэгэ долой.
Школьные-лабораторные. Тонкая работа. От них пахло физикой, химией, биологией. Наукой, казалось, оттуда глядит Циолковский. Или Мичурин. Гирьки маленькие, аккуратные, блестючие. Полевые, плечевые, чашечные... Все, баста. Электронные, долой Архимеда и Гука, надоели хуже горькой редьки.
Бывало сам весил. Более чем. Плюс тридцать пять. Результат протяженных застолий - любимые девяностые. Мегатонны и мегалитры, меганадежды и мегапотери - вес, давление, похмелье. Тревога. Ни к зеркалу, ни к весам на пушечный выстрел - не то показывали, падлы. Там вечно отражался чужой, понурый дядька-слонопотам. Живот, костюм и очки.
Благо, прислушался, остановился. Ушел в лес. Десятка каждый день. С ускорением. За восемь месяцев скинул. И костюм тоже - стал бегать, подтягиваться, плавать. Завел тренажеры, вернулся к железкам - даже очки сбежали, теперь банка безалкогольного амстела на двоих. Крепко продирает, зараза