Бэкон в НО: (перевод чешского перевода): «Как правило, постулируется, что знать истину – значит знать причину. Не является неправильным то, что есть четыре причины (360): материя, форма, движущая причина и цель. Из них целевая причина наукам не только не способствует, но даже вредит, в частности тогда, когда речь идет о человеческом поведении... Движущая причина и материя, так как они исследуются и обычно признаются, являются причинами отдаленными, не связанными со скрытым процессом, ведущим к форме: это причины внешние и приобретенные, и для подлинной и действенной науки они не означают почти никакого вклада» (361). Суть цитаты: должно произойти повышение статуса движущей и материальной причин. (3а, 362)
Учение о формах
Анализ всех простых свойств должен привести, по учению Бэкона, к раскрытию всех лежащих в их основе форм, или законов, которые связаны с «простыми природами» как сущность с явлением.
Знание таких форм, понимаемых английским материалистом как неизменные элементы природы, число которых ограничено, и делает возможным «естественную магию», поднимающую человека до положения господина природы. Не преодолев еще фантастических стремлений магии и алхимии своей эпохи, Веруламец был убежден, что, владея искусством «естественной магии», можно достичь не только превращения одних тел в другие, включая изготовление золота, вызывание гроз, создание новых видов, но и продления жизни, омоложения и даже изменения телосложения и черт лица.
Понятие формы насчитывало ко времени Бэкона многовековую философскую традицию, восходящую к Аристотелю. У Бэкона, как и у Аристотеля, учением о формах занимается метафизика (которую он отличает от первой философии, сливавшейся у Аристотеля с метафизикой). Но в этой своей части, в изучении формальных причин, метафизика, по Бэкону, -- лишь продолжение и углубление исследований физики, и вне физики она не мыслима. Уже эта тесная связь, существующая в философии Веруламца между метафизикой и физикой, отличает бэконовское понимание метафизики, а тем самым и формы, от схоластической традиции, для которой характерна чисто умозрительная трактовка этих понятий. Вместе с тем учение Бэкона о формах – одно из типичных выражений переходного – от средневековья к новому времени – характера философии эпохи Возрождения.
Действительно, в бэконовском понимании форм четко выражена аналитическая тенденция, так как индуктивный путь к ним означает «рассечение природы» на некоторые неизменные элементы. Бэкон сравнивает их с буквами алфавита, знание которых делает возможным искусство письменной речи. Имея в виду эту особенность философии и методологии английского материалиста, Энгельс назвал Бэкона одним из тех философов, который перенес из естествознания в философию метафизический способ мышления. Учение Бэкона о формах, таким образом, будучи главным содержанием метафизики, метафизично и в другом, марксистском, смысле этого термина, т.е. антидиалектично. В этом отношении Бэкон – первый представитель метафизического материализма нового времени.
С другой стороны, бэконовское учение о формах, не вполне преодолевающее аристотелевско-схоластическую традицию, остается еще в пределах ренессансной натурфилософии. Аналитическая тенденция, приведшая Веруламца к учению о формах, является у него не завершенной, и здесь Бэкон стоит позади такого мыслителя, как Галилей. Если последний доводил свой анализ природных элементов до конца, до установления движения частиц материи, полностью лишенных чувственных качеств и подчиняющихся математическим законам, то Бэкон трактовал формы как качественно своеобразные и несводимые друг к другу силы, создающие специфические различия вещей. Он насчитывал еще много таких первичных форм, или законов движения, включающих движения сопротивления, связи, освобождения, выгоды или нужды, большего собирания, меньшего собирания, магнетическое движение и движение бегства, царственное или государственное движение и т.п.
Эта незавершенность бэконовского анализа природы по сравнению с Галилеем нашла свое отражение и в различии методологии обоих мыслителей. Галилей..., доводя свой анализ до самых элементарных частиц вещества, сочетал опытно-экспериментальный метод изучения явлений природы с их математическим осмыслением и стал одним из основоположников экспериментально-математического естествознания. Индуктивный метод Бэкона также состоит в применении рациональных методов к чувственным данным, но эти методы не являются методами математическими. Математика не нашла никакого места в бэконовской классификации наук. Отвергнув дедуктивно-силлогистическую технику схоластики, основоположник английского материализма не смог подняться до понимания такого могучего метода осмысления фактов естествознания, каким является дедуктивно-математический метод, и остался на позициях одностороннего индуктивизма. С этой особенностью бэконовской методологии связан и тот факт, что философ не смог оценить некоторых открытий своей эпохи, имевших первостепенную важность для научного понимания природы, как, например, гелиоцентрической теории Коперника.
Незавершенность аналитического подхода к природе, проявившаяся в учении Бэкона о формах, оставила философа на позициях качественного мировоззрения, органицизма и гилозоизма, характерного для натурфилософии. Различая ощущение и чувствование применительно к душе человека и животного, Веруламец считает вместе с тем, что ощущение, как элементарное восприятие, свойственно не только человеку, но и всем вещам. «Мы видим, -- писал он в своем произведении «О достоинстве и преуспеянии наук», -- что всем естественным телам присуща некоторая способность ощущения и даже выбора, вследствие которой они стремятся к дружественному и избегают враждебного.» Ощущение, существующее повсюду, проявляется и в притяжении магнитом железа, и в стремлении пламени к нефти, и в отражении световых лучей от белого предмета и т.п. Свое произведение «О принципах и началах», написанное в духе ренессансной натурфилософии, Бэкон направляет против аристотелевско-схоластических представлений о так называемой первичной материи как о косном, страдательном начале, не заключающем в себе принципа движения. Веруламец убежден в том, что «первичную материю следует вообще рассматривать как неразрывно связанную с первичной формой и с первичным принципом движения». «Поэтому, -- читаем мы в «Преуспеянии наук», -- те, которые по примеру Платона и Аристотеля, принимали материю совершенно голую и не имеющую формы, безразличную относительно нее... смотрели на материю как на публичную женщину, а на формы – как на ее искателей».
Однако учение Бэкона о материи и о природе, онтологическая сторона его философии мало разработаны, и его интересовали прежде всего вопросы методологии научного познания. (12а, 136-139).
«Пожалуй, еще более важно другое подразделение естественной философии – на физику и метафизику. Это подразделение связано с проблемой причинности как основной для теоретической философии. Производя его, Бэкон определяет свое отношение к традиционному аристотелевско-схоластическому учению о причинности, заключающемуся в разделении причин на материальные, действующие, формальные и целевые (конечные).
Эта умозрительно-антропоморфная этиологическая (причинностная) доктрина не могла уже удовлетворить философа, считавшего своей главной задачей познание действительных причин природных процессов и явлений. Отсюда разделение Бэконом четырех разновидностей причин на две категории – материальные и действующие, с одной стороны, и формальные и целевые – с другой. Первые из них наиболее четко выявляются в опытном исследовании, ибо это ближайшие причины всего происходящего в природе. Их изучение – задача физики. Однако знания только ближайших причин недостаточно. Более глубоки формальные причины. Их и изучает метафизика...
Кроме познания форм к предмету метафизики Бэкон в принципе относит и познание целевых причин. Однако если познание форм необходимо для углубленного понимания природы, то познание целей – скорее праздное умозрение, ничего не прибавляющее к реальному знанию природы и даже вредящее ему. В этой связи Бэкон, демонстрируя свою материалистическую интенцию, одобрительно противопоставляет Демокрита Платону и Аристотелю. Первый стремился детерминистически выявить чисто физические причины, в то время как вторые подчиняли свое понимание природы призраку телеологии. Бэкон же стремился избавиться от этого призрака. Он считал, что целевая, или конечная, причина связана с деятельностью человека и не имеет никакого отношения к действиям природы. Схоластики, не производившие такого различения, подчинявшие материальные причины действующим, действующие – формальным, а формальные – целевым, вместо действительного познания природы занимались спекулятивными домыслами о ней.» (11а, 187-188).
Учение о формах как предмете метафизики
«Как уже отмечалось, метафизика углубляет исследования физики, доводя их до выявления форм. Понятие формы, разрабатывавшееся философами античности, наибольшее значение приобрело в философской системе Аристотеля. В средневековой философии вообще и в схоластике в особенности это понятие тоже стало одним из самых распространенных. При всей своей многозначности понятие формы, как правило, оставалось умозрительным и часто сближалось с понятием цели (как было и у самого Аристотеля). Уделяя большое внимание вопросу о форме, Бэкон обнаружил силу воздействия «идолов театра», философской традиции. Переосмысливая понятие формы, он прежде всего отделил его от понятия цели. Сделав исследование форм главным делом метафизики, он тесно связал ее с физикой, ибо без и вне физики она немыслима.
Однако понятие формы и у Бэкона оставалось неоднозначным, в чем опять-таки отражалось воздействие на него достаточно противоречивой философской традиции и трудность самой идеи формы. Форма трактуется им по-разному: «сущность» (essentia), «источник излучения» (fons emanationis), «творящая природа» (natura naturans), «закон чистого действия» (lex actus puri). Формой Бэкон именует иногда и субстанцию, лежащую в основе единства любой вещи. Однако важнее понятие так называемой простой формы. Она мыслится как нечто сущностное, лежащее в основе тех еще более простых свойств, или природ, которые изучает физика. Кто постигает такие формы, «тот охватывает единство природы в несходных материях»... Форма – последний и главный принцип общности в вещах. Количество и сочетание таких простых форм определяет все разнообразие существующих вещей. Веруламец сравнивает формы с буквами алфавита. Как овладение им делает возможным искусство письменной речи, так знание форм лежит в основе натуральной магии, которая способна поднять человека до положения господина природы. При неясности бэконовского понятия формы можно все же констатировать, что число форм конечно и даже невелико.» (11а, 198-199).
Еще раз подчеркнем, что онтологический уровень картины природы играет у Бэкона значительную роль, хотя и не замещая полностью теоретический. Кроме того, этот уровень тесно связан с методологией Бэкона, которая по сути призвана служить для раскрытия именно этой онтологической схемы (пока мне так кажется). В этой главе рассмотрено содержание ряда онтологических понятий – причины, качеств, или природ (субстанций или качеств?), скрытого процесса, скрытого схематизма, и формы; предложен собственный вариант их истолкования для понимания возможной онтологической модели Бэкона. Онтология Бэкона исследовалась многими авторами, но, по моему мнению, данная работа вскрывает некоторые укоренившиеся заблуждения (при этом вопрос по стилю).
Несколько вопросов о понятии формы у Бэкона (причина, вещь, сущность, структура, качество, атомарная структура, закон, связь с аксиомой).
Бэкон о форме
В предыдущем разделе нашего доклада мы видели, что по мнению Бэкона, форма является постоянным спутником материи, т.е. неразрывно связана с ней. Более того, хотя наука вообще должна опираться на эксперименты с материей, а физика – изучать состояния материи, которые были перечислены выше, именно исследование форм, по Бэкону, способно пролить свет на истинное устройство мира. Приведу в подтверждение две цитаты из самого Бэкона, книга «О достоинстве и приумножении наук». «Я во всяком случае убежден, что едва ли можно что-нибудь коренным образом изменить или обновить в природе, полагаясь на какой-нибудь счастливый случай, или эксперимент, или на знание физических причин, которые осветят путь исследования. Только открытие форм способно это сделать» (Т. 1, С. 233). И вторая: «Но в то же время прекрасно известно, что Платон, созерцая весь мир с высоты своего гения, как с высокой скалы, в своем учении об идеях уже видел, что формы являются истинным объектом науки, хотя он и не сумел воспользоваться плодами этого в высшей степени правильного положения, поскольку рассматривал и воспринимал формы как нечто совершенно отвлеченное от материи и не детерминированное ею» (Т. 1, С. 225-226). Отмечу, впрочем, что во второй цитате уже заметна критика принятого понимания формы в ее отрыве от материи. Кроме того, как я уже говорила, индуктивный метод Бэкона отчасти основывается на том, что за вещью, как считает Бэкон, всегда лежит ее неизменная форма. Более того, Бэкон говорит в «Новом Органоне», что его требование открытия форм, наряду с скрытым процессом и схематизмом, является «новой вещью» для его современников (Т. 2, С. 85). Что же имеет в виду Бэкон, вводя эту категорию?
В «Новом Органоне», книга первая, мы читаем: LI. «Следует больше изучать материю, ее внутреннее состояние и изменение состояния, чистое действие [скорее всего, это движение] и закон действия или движения, ибо формы суть выдумки человеческой души, если только не называть формами эти законы действия» (Т. 2, С. 23). И в другом афоризме: LXXV. «формы или истинные отличия вещей... в действительности суть законы чистого действия» (Т. 2, С. 39). И еще: «одно и то же есть форма тепла или форма света и закон тепла или закон света». Итак, форма есть некий закон движения. С другой стороны, еще в одном афоризме, касающемся индукции, Бэкон предостерегает против включения в рассмотрение «абстрактных форм», «не прочных и не определенных в материи» (CVI, Т. 1, С. 62). Итак, Бэкон опять подчеркивает, что истинная форма должна быть укоренена в материи. Однако Бэкон нигде не дает определения закона. Этот вопрос достаточно интересен с точки зрения генезиса понятия научного закона.
Вторую книгу «Нового Органона» Бэкон прямо начинает с того, что принято считать его определением формы. Цитата: I. «Дело и цель человеческого могущества в том, чтобы производить и сообщать данному телу новую природу или новые природы. Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, или истинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения (ибо таковы имеющиеся у нас слова, более всего приближающиеся к обозначению этой цели). Этим двум первичным делам подчиняются два других дела, вторичных и низшего разряда. Первому подчиняется превращение одного конкретного тела в другое в пределах возможного; второму – открытие во всяком порождении и движении скрытого процесса, продолжающегося непрерывно от проявленного действующего начала и проявленной материи вплоть до данной формы, а также открытие другого схематизма тех тел, которые пребывают не в движении, а в состоянии покоя» (Т. 2, С. 80). Заметим, что 1) форма определяется как истинное отличие, производящая природа и источник происхождения; и 2) форма в словосочетании «вплоть до данной формы», по-видимому, понимается как некая субстанция.
«Правильно полагают», -- продолжает Бэкон во втором афоризме, -- «что «истинное знание есть знание причин». Не плохо также устанавливаются четыре причины: материя, форма, действующая и конечная причины. Но даже из них конечная причина не только бесполезна, но даже извращает науки, если речь идет не о действиях человека. Открытие формы почитается безнадежным. А действующая причина и материя (как они отыскиваются и принимаются вне скрытого процесса, ведущего к форме) – вещи бессодержательные и поверхностные и почти ничего не дают для истинной и деятельной науки. Однако мы не забыли, что выше мы отметили и исправили заблуждение человеческого ума, отдающего формам первенство сущности. Ибо хотя в природе не существует ничего действительного, помимо единичных тел, осуществляющих сообразно с законом отдельные чистые действия, однако в науках этот же самый закон и его разыскание, открытие и объяснение служат основанием как знанию, так и деятельности. И этот же самый закон и его разделы мы разумеем под названием форм, тем более что это название укоренилось и обычно встречается». (Т. 2, С. 80-81). Итак, форма понимается и как формальная причина, но не совсем по-аристотелевски. У Аристотеля формальная причина всегда действует извне, у Бэкона же форма коренится в самой материи.
В третьем афоризме он отмечает, что действующая и материальная причины – только преходящи и могут быть носителями формы. Знание же формы позволяет понять единство природы в несходных материях. (Т. 2, С. 81). Имеется в виду, что закон природы проявляется, по мнению Бэкона, и в отношении неоднородных видов материи. В этом отличие формальной и материальной причины: материальная причина действует на материю определенного вида, а формальная – на различные виды материи. Приведу пример из книги Бэкона «О достоинстве и приумножении наук»: «Например, если будет идти речь о причине белизны снега или пены, то правильным будет определение, что это тонкая смесь воздуха и воды. Но это еще очень далеко от того, чтобы быть формой белизны, так как воздух, смешанный со стеклянным порошком, точно так же создает белизну, не чуть не хуже, чем при соединении с водой. Это лишь действующая причина, которая есть не что иное, как носитель (vehiculum) формы. Но если тот же вопрос будет исследовать метафизика, то ответ будет приблизительно следующий: два прозрачных тела, равномерно смешанных между собой в мельчайших частях в простом порядке, создают белизну...» (Т. 1, С. 226-227). Кроме того, материальная причина, по Бэкону, преходяща, а формальная причина неизменна и всегда присутствует «за вещью». В практическом плане, по Бэкону, все это означает следующее: Бэкон отмечает: «Физические причины освещают путь и дают средства для новых открытий в однородной материи, но тот, кто обладает знанием какой-либо формы, обладает также и знанием высшей возможности привнесения этой природы в любую материю, и его действия не связаны и не ограничены ни материальным основанием, ни условием действующей причины» («О достоинстве и приумножении наук», Т. 1, С. 227-229).
В афоризме четвертом читаем: «форма какой-либо природы такова, что когда она установлена [т.е. существует – О.Б.], то и данная природа неизменно за ней следует. Итак, форма постоянно пребывает, когда пребывает и эта природа, она ее вполне утверждает и во всем присуща ей. Но эта же форма такова, что когда она удалена, то и данная природа неизменно исчезает. Итак, она постоянно отсутствует, когда отсутствует эта природа, постоянно удерживает ее и только ей присуща. Наконец, истинная форма такова, что она выводит данную природу из источника какой-либо сущности, которая пребывает во многом и, как говорят, более известна природе, чем сама форма» (Т. 2, С. 82). В примечании к этому месту сказано: «Это место К. Айдукевич (Варшава) истолковывает следующим образом: «Источник сущности (fons essentiae) – это общее свойство, делающееся определенным и конкретным через присоединение к нему некоторого конкретного свойства, или природы, вызываемого формой». В таком случае источник сущности соответствует роду, форма – это видовое отличие, а конкретная природа – это вид, образуемый соединением рода и формы. Таким образом становится понятным, почему Бэкон назвал форму «истинным отличием». (Т. 2, С. 525). Таким образом, форма оказывается не только законом, не только формальной причиной, но и – в данной цитате в первую очередь -- признаком. Действительно, в противном случае пришлось бы признать закон преходящим: что могло бы означать «отсутствие» закона? С другой стороны, как мы знаем, проявление закона может зависеть от наличия определенного вида материи.
Не следует путать форму с природой, как это иногда делается в литературе: Бэкон далеко не всегда отождествляет эти понятия. Природа в понимании Бэкона – это, как правило, вещь, явление. Бэкон выделяет простые природы – это качества, акциденции (например, желтый цвет, ковкость, тягучесть до такого-то растяжения, тяжесть до такого-то веса у золота) или, иногда, разного рода субстанции (свет). Видовые формы (орел, лев, золото) – это сочетания простых природ. Изучение форм простых природ есть одна из задач науки (Т. 2, С. 83). Формы простых природ образуют, по словам Бэкона, «основные и общие законы» -- здесь проявляется признание Бэконом еще античного принципа (он говорит, принципа Платона и Парменида): «Все поднимается по некоей лестнице к единству», и неудивительно, что из частных законов, по его мнению, можно вывести законы более фундаментальные.
Формы изучаются метафизикой и используются в магии – по Бэкону, искусстве производить удивительные вещи обыкновенными средствами.
Исследование форм производится посредством индукции, для чего она, по Бэкону, и предназначена. Для индукции существенны следующие положения: форма присутствует, когда есть данная природа; форма отсутствует, когда отсутствует природа; и форма проявляется в большей или меньшей степени, когда данная природа присутствует в большей или меньшей степени (Т. 2, С. 90). Кроме того, разбирая так называемые переходящие примеры (примеры зарождения или разрушения какой-либо природы), он замечает: «Ибо необходимо, чтобы форма явления была чем-либо таким, что придается в подобном переходе (т.е. зарождении или разрушении – О.Б.) этого рода или, наоборот, что разрушается или устраняется таковым переходом этого рода... Форма же (как это явствует из всего, что сказано), выступающая в чем-либо одном, ведет ко всему» («Новый Органон», Т. 2, С. 120). Более того, Бэкон пишет, что «форма вещи и есть сама вещь и вещь не отличается от формы иначе, чем явление отличается от сущего» («Новый Органон, книга вторая, С. 100-101). Это, с одной стороны, соответствует его тезису о том, что форма укоренена в материи, то есть представляет собой ее неотъемлемое свойство. С другой стороны, форма в какой-то мере субстанциализируется Бэконом: хотя свойства вещи определяются формой как неким законом, в конечном итоге за вещью лежит сама материальная вещь. (Я считаю, что под сущим Бэкон понимает материю).
Хотя форма – т.е. производящая природа -- есть у любой вещи (он перечисляет примеры таких вещей: лев, дуб, золото, вода, воздух и т.д.), для минимизации усилий Бэкон предлагает людям заниматься исследованием так называемых «форм первого класса», или «простых форм вещей». Это формы первичных, по его мнению, состояний материи – формы (цитата): «плотного, разреженного, горячего, холодного, тяжелого, легкого, осязаемого, газообразного, летучего, связанного и тому подобных состояний и движений, перечисленных нами в значительной мере, когда мы говорили об изучении физики... которые (подобно буквам алфавита) не так уж многочисленны, однако составляют сущность и формы всех субстанций». В другом месте он поясняет: формы первого класса, «хотя они и немногочисленны, однако своими количественными и порядковыми соотношениями образуют все многообразие вещей» («О достоинстве и приумножении наук», Т. 1, С. 227-229). Форма здесь опять субстанциализируется: что в противном случае могли бы означать «количественные и порядковые соотношения» между законами?
Бэкон подчеркивает, что его формы вовсе не абстрактны, а представляют собой законы некоторой степени общности: «Но если кому-нибудь и наши формы покажутся несколько абстрактными по той причине, что они смешивают и сочетают разнородные вещи (ведь кажутся весьма разнородными и тепло небесных тел и тепло огня, красный цвет в розе и тому подобном и красный цвет радуги или лучей опала, смерть от утопления, смерть от огня, от удара мечом, от апоплексии, от атрофии; и все же они сходятся в природе теплоты, красноты, смерти), то пусть он знает, что разум пленен и опутан привычкой, кажущейся целостностью вещей и ходячими мнениями. Ибо совершенно очевидно, что хотя эти вещи разнородны и чужды одна другой, однако они сходятся в той форме или законе, которые управляют теплотой, или красным цветом, или смертью» («Новый Органон», Т. 2, С. 110-111). С этим утверждением совпадает и рассуждение Бэкона в книге «О достоинстве и приумножении наук», что физика ищет преходящие причины, а метафизика занимается постоянной стороной самих причин (Т. 1, С. 210).
Разбирая природу теплоты («Новый Органон» ), Бэкон дает и такое определение формы: «форма, или истинное определение тепла» (Т. 2, С. 118). Но это определение формы чисто логическое. Если вспомнить найденную им «форму тепла» – теплота есть быстрое движение мельчайших частиц, -- то видно, что он нашел физическую в современном понимании причину тепла и формальную в своем понимании причину теплоты: «всегда, когда есть быстрое движение частиц, возникает теплота». В общем, можно сказать, что это причина по сути материальная, хотя она и выражается постулатом, имеющим характер физического закона.
К какой из двух областей следует отнести учение о человеке? Является ли человек объектом научного знания или откровения и веры? Бэкон отвечает на этот вопрос непоследовательно. Он различает две души в человеке: разумную и чувственную. Первая ведет свое происхождение от божественного дыхания, вторая – телесна по своей природе. Первая свойственна только человеку, вторая присуща всем органическим существам. У животных тело является органом чувственной души, у человека оно служит органом разумной души (человек – это животное, по мнению Бэкона. – О.Б.). (1а; 94?)
После такого деления Бэкон рекомендует включить разумную душу в область теологии. Религии (теологии, но какой?) надлежит разрешить вопрос, прирожденная эта душа или случайная (?), смертная или бессмертная, связана она с материей или независима от нее. Науке незачем заниматься исследованием природы разумной души и всеми проблемами, связанными с ней. Разумная душа, утверждает Бэкон, не поддается научному познанию, и (94) всякие попытки в этом направлении могут лишь породить недоразумения и заблуждения. Бэкон передает в ведение религии не только учение о рациональной душе, но и телеологическое толкование природы, оставляя за наукой принцип причинности (неверно, конечная причина – тоже причина). (1а; 95)
Существенная причина слабого развития науки, по разъяснению Бэкона, заключается, далее, в том, что нет правильного представления объекта познания и дурно определена цель науки. Истинный объект познания, по Бэкону, -- материя, различное ее устройство и превращение. «...Все, достойное существования, достойно и науки, которая есть только изображение действительности» (не о материи, а о «грязных и низких вещах», материя – не есть вся действительность. – О.Б.). Отсюда – первенствующее значение естествознания в философии Бэкона. «Естествознание является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на свидетельство внешних чувств – важнейшей частью естествознания» (МЭ). (1а, 99)
В связи с критикой силлогизма «Бэкон дает блестящую критику средневекового «реализма». Нельзя, говорит он, построить науку на общих понятиях, как то: субстанция, качество, деятельность, тяжесть, легкость и т.д. Убеждение в том, что такие понятия реально существуют, является иллюзией. Реально существуют лишь отдельные чувственные предметы и их отношения (а роды и виды в иерархии вещей природы? А идеи? -- О.Б.). В основу научного познания должны быть положены отдельные вещи, существующие вне нас и независимо от нас (об этом он вообще не говорит, это модернизация – О.Б.). «Одна только индукция может обеспечить точность идеям». Общие понятия должны быть выведены из опыта правильным путем. Задача заключается в том, чтобы найти правильный способ образования общих научных понятий, ибо «ни одно из общих понятий не извлечено из наблюдений и опыта по надлежащему методу». Лишь «после того, как открыты первые определения и опирающиеся на них аксиомы, установленные индукцией, можно безопасно пользоваться силлогизмом». Но во всех случаях, когда мы прибегаем к употреблению силлогистики, нужно заботиться, чтобы понятия, которыми мы оперируем, были извлечены методично и надежно из опыта и наблюдения. «Понятия есть фундамент знания, поэтому если они извлечены из предметов случайно, то и все, что будет построено на этом фундаменте, будет не прочно». (1а, 100).
«Философ должен не только собирать, но и обрабатывать, не только созерцать, но и обобщать». (1а, 101).
Бэконовское понимание формы в корне отлично от понимания формы платониками, у которых форма носит трансцендентный характер, и перипатетиками, у которых она накладывается на пассивную, инертную материю. «Те, -- писал Бэкон, которые... предполагают материю совершенно лишенной свойств, не имеющей постоянной формы и безразличной относительно ее, смотрели на материю, как на публичную женщину, а на формы, как на ее искателей». Учение Бэкона о формах материалистическое. Формы необходимо присущи самой материи. (?) (1а, 103)
Соотношение форм и простых свойств можно определить как отношение между сущностью и явлением. Форма есть источник и основа свойств, их начало, внутренняя и всеобщая причина (не так!). Форма есть то, что образует «истинное отличие, или производящую (103) природу, или источник происхождения...» «Говоря о формах, -- писал далее Бэкон, -- мы разумеем только законы... В самом деле, сказать форма теплоты, форма света, или сказать закон теплоты, закон света одно и то же». (1а, 103-104)
«И физика, и метафизика форм имеют своим объектом только природу, материю (а изучение духа?). Разница между ними лишь в том, что физика ограничивается вскрытием ближайших причин, в то время как учение о формах – метафизика – достигает познания скрытой сущности законов природы». (1а, 104).
«Сохраняя традиционную терминологию («формы»), Бэкон вкладывает в нее новое, материалистическое, антисхоластическое содержание. Бэконовское учение о формах намечает переход от качественного понимания природы к механицизму (?). Но его анализ, сведение качеств к простейшим элементам, останавливается на полпути, сохраняет множество (хотя и ограниченное) форм, видов, движений». (1а, 104).
При установлении форм посредством таблиц «законы природы Бэкон понимает... как вечные, абсолютные, неизменные». (1а, 105).
Бэкон требовал четкого и строгого разграничения сферы компетенции этих двух разделов науки. Теология имеет своим объектом бога (по Бэкону, не только? -- О.Б.), но тщетно стремление достичь познания бога естественным светом разума. Бесполезно, говорит Бэкон, желать применить к человеческому разуму тайны религии. Бэкон признает Бога причиной всех предметов и существ, творцом мира и человека (?). Но, подобно тому как произведения показывают силу и искусство художника, но не рисуют образа его, творения Бога свидетельствуют о мудрости и могуществе бога, ничего не говоря о его образе (вроде бы к богу можно приблизиться – рога Пана?). Отсюда Бэкон делает вывод, что Бог может и должен быть объектом лишь веры. «Отдайте вере то, что принадлежит вере,» – повторяет Бэкон христианский завет. Пусть два отдела науки – теология и философия – не вмешиваются в область друг друга. Пусть каждая из них ограничивает свою деятельность положенными ей рамками. Теология имеет своим предметом бога и достигает его путем откровения; философия изучает природу, опираясь на опыт и наблюдение. Теорией двойственности истины Бэкон ограничивает феодально-церковную идеологию, претендовавшую на безраздельное господство над всеми отраслями знания. (1а; 93-94).