You are my sweetest downfall
I loved you first, I loved you first
Beneath the sheets of paper lies my truth
I have to go, I have to go
Your hair was long, when we first met…
Samson went back to bed
Not much hair left on his head
He ate a slice of wonder bread
And went right back to bed
And history books forgot about us
And a Bible didn’t mention us
And a Bible didn’t mention us
Not even once
You are my sweetest downfall…
Regina Spektor, Samson
Рыжий, бледный, самоуверенный…
Твои волосы торчат в унисон настроениям, беспорядочно сводят мою руку с ума, когда я прикасаюсь к ним, словно к орущему котенку, забытому в лихорадочных сборах на перроне…
Ты строишь серьезную мину. Глаза горят нежностью, но ты не в силах оторвать их от проходящего мимо чужого женского обаяния. И мы молчим. Я смотрю на бармена, чтобы не рассмеяться тебе в лицо, настолько хорошо я знаю твои состояния, а ты продолжаешь курить, и разбавляешь зависшую в воздухе паузу разговорами о музыке. Конечно блюз… И я понимаю, что этой ночью, когда развеется сигаретный дым нашего неслучайного пятничного рандеву, ты будешь греть мои замерзшие ступни своими… И неспокойно дышать во сне, когда меня вдруг не окажется рядом, и я выскочу в холод кухни за «последней» сигаретой…
Бровки домиком, когда тебе кажется, что ситуация под контролем. Твой контроль – это серебристая бутылочка сольбутамола с насадкой для удобного и быстрого вдыхания. Не кури, пожалуйста… Но ты уверяешь, что количество сигарет никак не влияет на твою астму… Я говорю, что ты сможешь и без «пшикалки», а ты просишь не копаться в твоих мозгах. Ты злишься. Думаешь. Заказываешь еще пива. Еще немного думаешь. И говоришь свое глупое «мяу», наконец-то улыбнувшись.
Ты утверждаешь, что ты – типичная Дева. Впрочем, мне это не говорит ни о чем. Даже если ты и не Дева вовсе, ну куда я денусь от реальности с тобой? Я совершенно не помню, как мы познакомились. Ты, как оказалось, тоже… Такое ощущение, будто мы оба находимся каждый в своем мыльном пузыре, и когда они соприкасаются, нас обеих одолевает ужас потери этой привычной, уютной, радужной оболочки – ведь там иногда отражаются очень-даже симпатичные лица... Годами мы то приближаемся, то отдаляемся…Restart. Recharge. Rebirth.
Но ты четко помнишь день, когда мы впервые прощались – жара, площадь с толпами туристов, и деревянные столики с огромными синими зонтами. Мы говорили о работе, а ты пил пиво из запотевшего пластикового стакана. Я слушаю тебя и вспоминаю. Да, да… Ты помнишь? Я тогда уезжала. Да, а ты оставался и мечтал о миллионах. Поверь, твой Зодиак здесь ни при чем. Мне приходит на ум Колумб, и еще пара-тройка лихих первооткрывателей. Теперь я научилась открывать свои двери в свои «америки»... Да, увлеклась...Ах, да - я помню, что тогда ты был лысым, а я наоборот – с кудрями… Теперь твои волосы явно длиннее моих, а в сумке - банка бриолина, и ты спешишь ею по- детски похвастаться. You still make me smile, for sure…
Ты по-прежнему мечтаешь о миллионе. Любовь к женщине увлекла тебя и ослабила хватку – ты стал мягче. Ты сменил дом, работу, и разменял Единственную на Многих – но только на публике, чтобы окружающие тебя божественные создания не догадались о кровоточащем сердце внутри грудной клетки. А дома ты закрываешь дверь и зарываешься лицом в подушку, словно страус в песок. Что ж, на этот раз я перестала тебя приручать. Мне больше неинтересно «продолжительное исследование» твоих эмоциональных состояний – скорее, меня циклит на старом-добром «начнем все сначала». Поэтому я тоже стала мягче.
Смешно все это... но мы снова просыпаемся вместе. Ты говоришь, что мы оба разговариваем монологами, поэтому следует научиться договариваться, и я немедленно сообщаю, что теперь – «моя очередь». Ты всегда запоминаешь те части моего рассказа, которые казались мне недостойными внимания мостиками, связывающими «важности» воедино... Но нет – через день ты интересуешься забытыми мелочами, и я вдыхаю в наши разговоры все больше и больше нежности...
И так, поехали:
Ты, в домашних обвисших штанах, с лучезарной улыбкой и безумными глазами разливаешь шампанское в бокалы ранним утром, как-будто пытаясь убежать от едва начавшегося дня в другую реальность. Я, пью кофе, поглядывая на часы, и собираю вещи, чтобы уйти, но вместо этого становлюсь у плиты, режу лук, и готовлю твой домашний обед. И мы снова говорим обо всем на свете, кроме нас...
Ты, в постели с нарисованными пчелками и надписью Le petite Abeille рассуждаешь о бездарности современных музыкантов, бубня себе под нос, что эмоционально тебе наплевать на весь этот сумасброд. Я, сижу на краю постели, слушаю тебя, грею ступни у обогревателя, и мне снова хочется уйти. Ты резко встаешь, и жизнеутверждающе сообщаешь, что сегодня мы пойдем на рынок. Для начала я ищу на кухне кофе, но ты уже подносишь к моим губам стакан кровавого-красного томатного сока, и сегодня решено снова не расставаться ни на секунду. Мы выходим на улицу, на голову сыпется снег, и мы пробуем всю имеющуюся в наличии у базарных бабушек сметану. Я в восторге от забытых за три года киевских запахов, колорита, надписей на рыночных лотках и аккуратных горок фруктов, из которых ты уже успел своровать красное яблоко и запихнуть его мне в карман... Мы наполняем твою сумку овощами для борща, договариваемся с замерзшей теткой в ватнике о том, что отнесем ей рубль за огурцы из бочки чуть попозже, и хрустя мариноваными корнишонами, целуемся на морозе...
Ты, звонишь когда я меньше всего этого жду, и непринужденно уведомляешь, что завтра утром ты готовишь завтрак, и ждешь меня, в 7:40 – время, когда ты просыпаешься. Я, понервничав всю ночь в поезде из-за времени, которое движется на часах, словно ленивец, пересекаю пространство в 650 километров и звоню в твою дверь, правда в 7:20. Ты, приплясываешь на кухне босиком и готовишь яичницу с помидорами. Я, убедившись, что у тебя отключили горячую воду, заявляю, что ночевать буду у подруги. Ты молча накрываешь на стол и протягиваешь мне ключи от квартиры, а потом, взглянув на часы, стремглав мчишься в холодную ванную, одеваешься, и пожелав мне хорошего дня, уезжаешь... в Запорожье. Я молча ем в одиночестве, слоняюсь по холостяцкой квартире, и в горе постельного белья нахожу твою пузырек «сольбутамола»... Твой «контроль» у меня... Забываю вдохнуть и набираю твой номер. Ты уверяешь меня по телефону, что уже успел купить новую «пшикалку» и все в совершенном порядке. Я скучаю по тебе ровно два дня, остановившись-таки в доме подруги, которая тоже, как оказалось, внезапно уехала и оставила мне ключи у консьержа. Мне грустно, и мы с кошкой смотрим любовные мелодрамы, свернувшись калачиками под теплым одеялом. Вскоре мне больше невмоготу, я одеваюсь, и еду в твою пустую квартиру. Ключ в двери проворачивается, словно по маслу, и, сломавшись в замочной скважине, предательски торчит из двери. Я готова расплакаться, а ты не берешь трубку. Я бегаю по городу в поисках ключевых дел мастера, и через пару часов радостно прячу в карман совершенно-новую, блестящую связку. Звонишь ты, и узнав обо всем, серьезно так смеешься... Я готовлю еду и мою полы, подпевая нью-йоркской Реджине Спектор, а потом, выйдя за порог и спустившись в метро, пишу тебе сообщение, с просьбой спрятать еду в холодильник, когда приедешь домой, и что я уезжаю... ты кратко отвечаешь «спс, хорошей дороги!». И мне на минуту кажется, что будь ты рядом, я бы, наверное, задушила тебя... Но вместо того, чтобы злиться, я послушно сажусь в поезд и мчусь сквозь километры снега обратно – туда, откуда и появилась пару дней тому назад, прижимая к груди сумку и воодушевленно думая о предстоящих выходных с тобой...
Ты, преследуя меня в торговом центре под землей, сверлишь взглядом поочередно то мои ноги в колготках, то мой затылок. Я нарочно не оборачиваюсь, чувствуя тебя за спиной, и продолжаю уверенно шагать вперед. Ты терпеливо следуешь за мной, и я оборачиваюсь, не выдерживая больше глупый сценарий, и впиваюсь в твою щеку своими губами. Ты говоришь, что тебе «туда» и желаешь «удачи». Я отвечаю так, как-будто я вообще с тобой незнакома, и спешу уверить тебя, что нам непременно в разные стороны. Через пятнадцать минут мы совершенно «случайно» оказываемся в одном и том же баре. Ты делаешь вид, что тебе безумно интересно в компании троих девушек-хохотушек у бара, а я изображаю увлеченную беседу в окружении мало-знакомых мне людей за круглым столом. Вскоре я снова не выдерживаю, и подойдя к тебе вплотную, чтобы послушать твое неровное дыхание, достаю наушники и молча вставив их в твои уши, резко разворачиваюсь и ухожу. Apres moi le deluge, Regina Spektor. Через час ты подходишь ко мне – растерянный, поникший, и молча возвращаешь плеер. В твоем взгляде сквозит тоска, вперемешку с дивным умиротворением. Я знаю, что ты обожаешь эту песню, и, как мне показалось, она замечательно вписалась в промежуток между третьим и четвертым пивом. Ты подходишь ко мне и молча думаешь. Я говорю, что мы во многом похожи. И, похоже, наши пути снова расходятся - мне уже пора. Ты нервно шепчешь в мое ухо, что «эмоциональная составляющая» между нами никогда не изменится, несмотря ни на что. Я киваю головой и, как в рыцарских фильмах с прекрасными бледными рыжеволосыми дамами в корсетах, храбрыми голубоглазыми крестоносцами с внешностью Рутгэра Хауэра, и неизбежным воссоединением влюбленных после битв с драконами, снимаю с пальца любимое кольцо с лунным камнем, и одеваю его на твой холодный безымянный... Обручальный, правой руки, – прости, не удержалась, да и игра того стоила... Ты обнимаешь меня и объясняешь, что у тебя очередной «сложный» период в жизни. Рассмеявшись, я прошу тебя не валять дурака, иначе твои волосы перестанут расти. Мне хочется провалиться под барную стойку, под плинтус, погреб под баром, землю под погребом, и лежать там, обиженно всхлипывая, пока надо мной все не уладится. Но игра есть игра... и нам ее играть до конца. Ну что ж, ты уходишь первым. Не оборачиваясь, конечно же – так быстро, чтобы я только успела запомнить изгиб воротника с торчащей во все стороны рыжей шевелюрой. А я остаюсь, допиваю бокал и, посмотрев по сторонам, рисую в воздухе троеточие оставленной тобою в пепельнице тлеющей сигаретой...