Килоша

Юрий Шинкаренко
В углу спортзала, рядом с фанерным пьедесталом почета, стояли две спортивные гири. Одна – восьмикилограммовая. Другая побольше, на шестнадцать килограммов.

Как-то на перемене Венька решил немного  потренироваться.

Подошел к маленькой гире. Сосредоточился. И вдруг услышал:
 
– Ах, оставьте меня ... У меня мигрень!

Мигрень так мигрень! Мало ли у кого голова может разболеться!

Венька собрался перейти к турнику. Но раздался еще один голос.

Густым басом заговорила большая гиря, которую все называли “Пуд”.
 
– Извини мою жену, – сказал Пуд. – Ей действительно сегодня плохо.
 
– Какие извинения! – засмущался Венька. – Я все понимаю. Я вообще сейчас из спортзала уйду. Пусть выздоравливает!
 
– Не уходи! – попросил Пуд. – Мне нужен совет.
 
– Какой же из меня советчик?! – возразил Венька, но все же сел напротив Пуда, по-турецки скрестив ноги на мате. – Если только вот это пригодится... Моя бабушка лечит головную боль так.  Сплетает на темечке тонкую тугую косичку. А потом изо всех сил – как дернет ее! Получается как бы массаж...

Вдруг Венька замолчал и покраснел, сообразив, что гири – без единого волоска.
 
– Нет, нам другой совет нужен, – сказал Пуд. – прочитай вот это.

Пуд протянул Веньке конверт.

Письмо было от продавщицы Зины.

“Дорогой Пуд, Гиря и ваши детки! – писала тетя Зина. – В первых строках своего письма хочу сообщить, что мы живы и здоровы, торгуем помаленьку.
Надумали открыть в магазине новый отдел. Для метел и деревянных лопат. Я заказала из города еще и скребки.

Все меня нахваливают. Говорят, правильно, Зина! В Сугробихе живем... Буран задует – всей деревней в новый отдел побежим. А пока ничего не покупают – наверное, не верят, что зима вернется.  Ну – им виднее!

Больше новостей у меня нет.

А письмо я пишу, потому что сердце заболело о вашем сыночке, о вашем Килоше.
Когда Килоша начал у меня на весах работать – я нарадоваться не могла. Такой исполнительный, такой точный!.. Даром что маленький!  Покупатель еще приценивается, а Килоша уже прыг на чашку весов.  Стоит, ждет, пока я муки там или риса отмеряю. Ни одной гирьке за ним в работе не угнаться, даже самой опытной!

Сколько раз я вас добрым словом вспоминала, дорогие Гиря и Пуд! Какого сыночка вырастили!
Но вчера с Килошей что-то случилось.

Пришел к нам кузнец дядя Паша. Попросил килограмм конфет “Буревестник”.

А Килоша его и обвесил! На целых сто граммов!

Я спохватилась, когда кузнец уже ушел. Спрашиваю у Килоши: “Мальчик, что с тобой? Зачем ты это сделал?”

А он не отвечает. Только улыбается.

Простите за горькую весть, но я обещала писать о вашем сыночке все без утайки.

Ваша Зина из магазина”.

“Ну и дела!” – подумал Венька и стал вспоминать магазинные гирьки – кто там из них Килоша? Но все гирьки представлялись на одно лицо. Никогда к ним Венька не приглядывался.

Пуд сдвинулся с места и тяжело заходил вперед-назад, вперед-назад. Только половицы заскрипели.

Гиря тихонько постанывала, съежившись в углу.

Веньке очень хотелось их утешить. И он сказал:
 
– Ну подумаешь, несколько конфет себе взял! Может, ему очень-очень захотелось сладкого? Такое бывает.
 
– Бывает, – Пуд остановился и исподлобья  посмотрел на Веньку. – Такое, к сожалению, иногда бывает.  И называется... сам знаешь как!

Гиря сразу заплакала.
 
– Как людям в глаза смотреть! – вполголоса запричитала она. – Мы воспитали пятьдесят трех спортсменов! Тринадцать мастеров спорта! Одного чемпиона мира!..  Мы трудились не разгибая спины! А сыночка вырастить не смогли!

Она всхлипнула и спросила Веньку с надеждой:
 
– Веня, вы лучше нас Сугробиху знаете! Может, Килоша попал в дурную компанию? Может, его заставили недовешивать “Буревестник”?  Может, ему угрожают?

От такого предположения Венька даже закашлялся.
 
– Не надо гадать, – сказал он. – У меня как раз большая перемена. Я сгоняю в магазин и все разузнаю. Только не плачьте – так и заржаветь недолго!

...Магазин был закрыт на обеденный перерыв.

Венька приставил к окну пустой ящик и заглянул вовнутрь.
На прилавке, рядом с весами, он увидел с десяток  гирек. Одни стояли. Другие лежали, как Венеры на картинках. Третьи прохаживались парочками и что-то обсуждали.

Как узнать среди них сына Гири и Пуда?

Венька постучал в окно и тихо позвал:
 
– Килоша!

Гирьки замерли.
 
– Килоша! – сказал Венька чуть громче. – Выйди, разговор есть!

Гирьки не шевелились! Ну, и притворы!

Вдруг из-за мешка с сахаром вышел невысокий пузатик, повязанный красным кушачком. Он медленно приблизился к краю прилавка. На его боку, словно оспинка, виднелось углубление: “1 КГ”.

Но и без надписи Венька видел, кто перед ним. Уж больно похож на отца.

Правда, Пуд отличался мощными бицепсами, спортивной осанкой. Килоша же выглядел тюфяком.
 
– Айда на улицу! – сказал Венька как можно веселее.

Килоша безропотно спустился с прилавка, сбросил с двери крючок и предстал перед Венькой.
Пухлый, неуклюжий, виноватый...
Венька присел на ящик.
 – Ну, сластена, рассказывай про свои “подвиги”, – предложил он и тут же ругнул себя за неловкие слова.

Килоша плакал. Вернее, молча давился слезами, которые неудержимо катились из глаз, мокрыми пятнами расплывались на красном кушачке.

Венька соскочил с ящика. Присел перед гирькой на корточки. Шепотом попросил:
 
– Перестань... Я нечаянно.

Он достал из кармана носовой платок. Протянул Килоше.
 
– Возьми... Чистый...

Килоша расцепил руки, взял платочек, уткнулся в него. Сдавленно произнес:
 
– Все! Сейчас перестану!

Пока Килоша успокаивался, Венька прикрыл окно магазина ставней, чтобы не подглядывали любопытные гирьки.
 
– Ты меня-то знаешь? – спросил он, снова устраиваясь на ящик.
 
– Кто же тебя не знает, – сипло ответил Килоша. – Другой бы меня “сластеной” обозвал – я бы сдержался. А когда ты... – Килошкин голос опять задрожал. – Тот самый Венька... Поверил, что...
 
– Давай так! – перебил Килошу Венька. – Если я “тот самый”, значит, бери и рассказывай все как есть.

Килоша всхлипнул, огляделся по сторонам и стал рассказывать.

Рассказ получился недолгим. Говоря о главном, Килоша опустил все подробности. А главным было то, что Килоша влюбился. В одну даму.
 
– Ну, а “Буревестник” при чем? – осторожно спросил Венька. – Решил угостить эту даму?
 
– Сейчас и до “Буревестника” дойду, – сказал Килоша. – Посмотри на себя!.. Ты стройный!.. Конопатый!.. И глаза – как фантики “Василек”!.. А я? Мышцы – ниточками. Живот висит. Шеи не видно. Глаза – одни щелочки. Разве можно влюбляться с такой внешностью? Только дам пугать! Кому я такой нужен? Вот я и решил себя переделать!
Переделывал себя Килоша всю ночь. Отжимался от бревна. Бегал стометровку. Прыгал через лужи. Подтягивался на дверной ручке.  Снова бегал стометровку.

К утру все мышцы Килоши болели. Но чувствовал он себя превосходно.

Перед работой Килоша посмотрелся в банку с солеными кильками и увидел собственное отражение. Его грудь раздалась. Появилась талия. А мышцы были почти как у кузнеца дяди Паши и, может, больше...

А потом в магазин нагрянул дядя Паша. Попросил килограмм “Буревестника”.

Килоша быстренько взвесил ему конфеты. Тетя Зина завернула их в бумагу. Довольный дядя Паша попрощался и пошел к выходу.
Н
о перед дверью у него развязался шнурок. Дядя Паша положил кулек с конфетами на контрольные весы, на электронные, которые стояли у двери. Спокойно завязал шнурок. И вышел.

А бедная тетя Зина вцепилась в прилавок.
 
– Сколько конфет ты должен был взвесить? – спросила она Килошу.
 
– Килограмм!
 
– А ты взвесил девятьсот граммов! – сказала тетя Зина таким тоном, будто объявила войну соседнему государству.

Откуда ей было знать, что Килоша не схитрил, не заныкал злополучные сто граммов. И даже в рассеянности его нельзя было упрекнуть – как всегда, Килоша был собран и точен.

Просто во время ночных занятий спортом Килоша похудел ровно на сто граммов.
Конфеты дяде Паше вернули. А Килошу наказали – на три дня отстранили от работы.
 
– История! – присвистнул Венька. – Но почему ты не рассказал все это тете Зине?
 
– Потому... – потупил голову Килоша. – Тетя Зина и есть та дама. Та самая Дама.
 
– Она же старше тебя! – ахнул Венька.

Килоша вызывающе поднял плечо вверх.
 
– Можно подумать, ты в своих учителей не влюблялся!

Венька свернул деликатный разговор. И стал думать, как быть.

Про Килошину любовь никому говорить нельзя. Это ясно. А если рассказать только о спортивных занятиях? Не вдаваясь в подробности, почему Килоша захотел себя переделать?

Пуд с Гирей обрадуются. Сынок спорт полюбил!  По родительским стопам пошел!

Тетя Зина поймет, что Килоша – не обманщик. А конфеты неправильно взвесил, потому что похудел.

Килоша опустил голову.
 
– А дальше? – прошептал он. – Ну, простят меня. Ну, разрешат работать. А со спортом как? Всю жизнь дрожать, не похудел ли на лишний грамм? Всю жизнь таким оставаться?
Килоша опустил руки. Его плечи ссутулились. Голова поникла. Живот свесился за красный кушачок.

Венька рассмеялся.
 
– Глупенький ты! Переделывай себя сколько влезет! Прыгай, подтягивайся, играй в футбол! Только... Только утром перед работой взвешивайся. А потом набивай карманы камнями. Ровно на столько граммов – сколько из тебя выжал спорт.

Когда Венька вернулся в школу – перемена уже закончилась. Но Венька заскочил на минуточку в спортзал. Рассказал Пуду и Гире, как спорт чуть было не подвел Килошу. Не забыл про свой совет Килоше – набивать карманы камнями.

Пуд и Гиря растроганно благодарили Веньку.

А потом Пуд приподнял плечом фанерный пьедестал почета и предложил Веньке:
 
– Познакомься!

Под пьедесталом лежали две маленькие гирьки-близняшки, завернутые в одеяла – в голубое и розовое.
 
– Наши младшенькие, – ласково проговорил Пуд.

А Гиря попросила:
 
– Если и с ними какие сложности возникнут, мы уж на вас надеемся, Венечка...