1.
Наступил день, когда Татьяна смогла воплотить в жизнь свое давнее желание расположиться в уютном кафе и начать писать. Идея принести бумагу и ручку туда, где время проводят за чашечкой кофе, поселилась в голове с тех пор, как она прослышала, будто одна довольно молодая, но без средств, дама начала писать за кофейным столиком, а потом сказочно разбогатела и прославилась. В этом было так много привлекательного, что Таня тоже решила попробовать поступить подобным образом. На самом деле, она четко представляла, что то, о чем ей хотелось написать, не вызовет ни малейшего интереса у читателей, которые давно ищут другие темы и персонажи. Единственным, что побуждало к литературному творчеству, было желание продемонстрировать Герману свою неординарность. А еще то, что она совсем не похожа на сорокалетних ровесниц, проводивших время на кухне или со своими нерадивыми детьми-подростками, тщетно пытаясь сделать из них людей. Вот только писать Таня хотела не кое-как, а сродни Франсуазе Саган – ее любимой писательнице, то есть просто и с шармом.
В голове всплыло воспоминание о том, как она впервые узнала об этой известной француженке. После окончания института ее направили работать в провинциальный город, в котором единственным культурным местом была небольшая книжная лавка. Чтобы поддержать свой погибающий от скуки дух, Татьяна наведывалась туда каждую субботу. Однажды на самой верхней полке разглядела два томика избранных сочинений Саган. Покупка этих книг из простого любопытства явилось открытием нового незаурядного таланта. А потом, по прошествии более десятка лет, из перевязанной бечевкой стопки, приготовленной соседкой для сдачи в макулатуру, ей довелось вытащить книжку с интервью, которые Франсуаза Саган давала французским корреспондентам. Читая их, девушка еще больше узнала об этой необыкновенной женщине, страстно любившей азартные игры, быструю езду на автомобилях, вино, мужчин и просто жизнь, такую, какая она есть. Наслаждаясь романами Саган, Таня, однако, не находила ничего общего между ними: ни в характере, ни в образе мыслей, ни в отношении к жизни. Например, она знала, что никогда не смогла бы с такой раскованностью описывать эротические сцены. То, что было естественным для француженки, для нее, воспитанной в советскую эпоху, казалось неприличным. Возможно, только любовь к музыке Брамса ставила между ними знак равенства. А еще поражало умение Саган приводить все к неожиданной для читателя концовке, в чем ей виделось наиболее яркое подтверждение писательского таланта. Считая, что именно заключение является самым важным в повествовании, Таня начала выдумывать его раньше, чем написать первую фразу своего рассказа.
Когда Танины мысли вернулись к настоящему, кафе уже заполнилось посетителями. За соседний столик присела девушка с очень коротко остриженными волосами. Скорее всего, в дань моде, она позволила совершить над собой эксперимент, в результате которого она походила на лысую. Как-то летом Таня уже встречала ее в этом районе. На широких ступеньках нового супермаркета она закатывала истерику своему другу. Уже тогда девушка показалась ей немного странной. Незнакомка, тем временем, достала большую синюю тетрадь и начала что-то быстро в ней писать. «Господи, – подумала Таня, – неужели тоже что-то сочиняет?!» Чтобы не отвлекаться, ей пришлось развернуться в пол-оборота к широкому окну.
Татьяна всегда считала, что острая чувствительность и умение распознать незаметное является верным признаком художественного мастерства. Она вспомнила одно предложение из Бунинского рассказа, в котором невозможно не отметить эту особую проникновенность: «В огороде после сильного дождя пахло землей и мокрым укропом». Как здорово! Правда, по-настоящему это может почувствовать только тот, кому однажды удалось очутиться в глухой российской деревушке, на огороде после только что прошедшей грозы. Тане также нравился запах мелко порезанной зеленой петрушки, которой мать обильно посыпала летние салаты из овощей. Подумав еще немного о том, как вплетаются чувства и воспоминания о прошлом в повествование, она начала свой первый в жизни рассказ необычно, с диалога.
«Вы уже посмотрели у нас нашумевшую постановку “Летучей мыши”? – спросила симпатичная кассирша у последнего подошедшего к окошку билетной кассы высокого мужчины в черном пальто.
– Нет, еще нет, – ответил тот, почти не поднимая глаз, – я как раз именно сейчас хотел купить билеты. Три в амфитеатр, пожалуйста.
– Триста песо, – сообщила кассирша, гадая про себя, с кем этот сеньор будет сидеть на самых престижных в театре местах?
Тот молча отсчитал деньги и протянул их в окошко.
– Вот ваши билеты и сдача, – с улыбкой сказала девушка и, одолеваемая желанием продолжить разговор, добавила:
– Признаться по правде, лично мне спектакль не понравился. Дали певцам какие-то картонные загородки вместо фраков и длинных бальных платьев и разрушили праздник.
– Спасибо, что предупредили после продажи билетов, – улыбнулся мужчина, попрощался и удалился прочь».
Таким было вступление, написанное красивым почерком и почти без исправлений. Перечитав его еще раз, Татьяна осталась довольна, почувствовав удовлетворения от положенного начала давно задуманной идеи.
Наполовину исписанный лист согревал ей душу. Мысли роем кружились в голове без четкого представления о том, как будут развиваться события. Придумать имена главным героям она решила по пути к дому старых знакомых. Расплатившись с официантом, Таня обернула вокруг шеи длинный вязаный шарф, аккуратно задвинула стул вышла из кафе. Свежий ноябрьский воздух обволок холодом разгоряченное от долгого сидения в теплом помещении лицо. Она направилась в сторону Мойки, где жили ее знакомые. Ее первая встреча с Санкт-Петербургом случилась глубокой осенью, когда восхитительная красота города была припорошена снегом, и все вокруг плыло в сером тумане. В тот день она долго бродила по Невскому проспекту, около Исаакиевского собора, вдоль Дворцовой набережной. От переполнявших ее чувств она напевала известную в ту пору песню на стихи Мандельштама «Ленинград, я еще не хочу умирать...» Сейчас эту песню уже не поют, а городу вернули его первоначальное имя. Но стихотворение Таня до сих пор помнит наизусть и всегда повторяет, когда возвращается на берега Невы: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез...» Несмотря на то, что родилась она в Сибири, в пяти тысячах километрах от Северной столицы, душа всегда принадлежала этому городу. Всем своим существом она ощущала родство с его историей, культурой и людьми. Тем не менее, героев своего рассказа она задумала поселить в Буэнос-Айресе – солнечном, вечнозеленом городе, где любят танго и хорошее вино. Уже подойдя к дому старых знакомых, она, перебрав в памяти несколько латиноамериканских имен, остановила выбор на именах Люсии и Эмилио, с которыми ее персонажи должны были прожить придуманную ею историю.
2.
На улице стало совсем темно. В старинном переулке, до которого Таня добралась пешком, горел один-единственный фонарь, скромно освещавший подернутый изморозью асфальт. Замершие пальцы с трудом разжались, чтобы обхватить ручку подъездной двери. «Пора вязать рукавички», – мимоходом заметила она и направилась к широкой винтовой лестнице.
С супружеской четой Денисовых она познакомилась через подругу по институту несколько лет тому назад. Бывала в их доме редко, и, как ни странно, всегда в начале ноября. Уже в прихожей, где Таня оставила свои пальто и шапочку, Денисов пригласил ее к столу, за которым кроме жены сидела их дальняя родственница Людмила Петровна – семидесятилетняя женщина, выглядевшая на шестьдесят. Добряк Денисов, тщетно пытающийся скрыть злодейски выступающий живот, без длинных вступительных речей и церемоний предложил Тане выпить рюмку перцовой водки, чтобы она согрелась. Хотя был день 7 ноября – День Октябрьской революции или как теперь называют День согласия и примирения – хозяева вовсе не считали это поводом, чтобы собраться. Просто им нравилось приглашать в свой дом гостей. Детей у них не было, оба работали в торговом кооперативе и посвящали свободное время ремонту квартиры. Это жилье досталось им от прежних времен, когда оно еще было коммуналкой с длинным коридором и общим туалетом для четырех семей. Потом соседи разъехались кто куда, и Денисову, после двухлетнего хождения по инстанциям, подписали бумаги на право полного владения жильем.
Жена Денисова была женщиной немногословной, во всем соглашавшейся с мужем. Завязанный на затылке белый в синий цветочек хлопковый платок казался неотъемлемым ее атрибутом. Она то и дело выскакивала из-за стола и бежала на кухню, где доваривалась картошка в мундирах. От кипящей в кастрюле воды окна покрылись тусклой пеленой и, чтобы она исчезла, Денисов при помощи двухметрового шеста с легкостью приоткрывал расположенные под самым потолком фрамуги. Сидя на старинном, с прямой спинкой, деревянном стуле, Татьяна чувствовала себя спокойно и уютно. Крепкий спиртной напиток согрел ее, и она почувствовала, как горячая волна дошла до ног и наполнила их тяжестью и теплом. Разговор за столом касался всего того, о чем обычно говорят в небольшой компании. Людмила Петровна тщетно пыталась подхватить лежавший на тарелке ломтик свежего огурца, а когда ей это удалось, она с подчеркнутой элегантностью положила его в рот и обратилась к Тане с наставлением, которому, похоже, сама следовала с завидным постоянством:
– Запомните, милочка, что женщина, какой бы она комплекции ни была, всегда должна носить одежду, плотно облегающую фигуру.
В ответ Таня улыбнулась и кивнула головой, отметив про себя, что у нее, не обремененной семьей, есть время следить за своей фигурой. А подчеркивать стройные формы намного легче, чем скрывать жировые складки. Когда Людмила Петровна пустилась в воспоминания о прошедшей молодости, Таня преспокойно смогла погрузиться в размышления о своих героях, нареченных около часа тому назад Эмилио и Люсией.
«Оба родились в Буэнос-Айресе. Эмилио был сыном состоятельных родителей, воспитанный в лучших традициях светского общества. Он получил прекрасное образование и был менеджером в одной из крупных международных компаний. Был женат и имел двоих детей. У Люсии же специального образования не было, поэтому несколько лет тому назад ей предложили работать кассиром в музыкальном театре. Там она и задержалась. У нее был муж и тринадцатилетний сына.
С купленными билетами в театр Эмилио вернулся домой и застал домашних за столом. Они всегда ужинали в 20:30, и его запоздалый приход грозил ему остаться лишь с десертом. Вымыв руки, он, по обыкновению, сел за стол в офисной одежде, и без разговора приступил к еде. После ужина поцеловал детей, жену и удалился в свой кабинет. В редкие часы отдыха ему нравилось выкурить сигару и выпить немного виски. Расположившись у окна, за которым из-за густых ветвей деревьев трудно было что-либо разглядеть, он вспомнил о молодой женщине, которую увидел сегодня в кассе театра. “Она хороша собой и выглядит элегантно, несмотря на скромную одежду. А кисти ее рук? Такие маленькие, но на удивление красивые!” Приятные мысли подняли настроение, и он с легким сердцем отправился спать.
Через несколько дней Эмилио решил пройти мимо касс театра, чтобы еще раз увидеться с незнакомкой и, по возможности, поговорить. Женщина тоже, казалось, ждала его прихода, и когда он приблизился к окошку, улыбнулась как старому знакомому. Чтобы не задерживать очередь, они договорились встретиться на следующий день.
Прелесть Буэнос-Айреса заключается в огромном количестве кафе. Их здесь тысячи: маленьких и больших, современных и старинных, светлых и темных, под дерево и под пластик, уютных и не очень, чистых и запущенных. Одним словом, столько, что выбрать одно по душе не представляет никакого труда. Эмилио и Люсией направились в кафе на улице Виамонте, которое станет убежищем для их коротких встреч. Неожиданное знакомство поменяло их обыденную жизнь, добавив к ней новых восторженных эмоций, приятных волнений и нетерпеливого ожидания. В редкие минуты свиданий они подолгу молча смотрели друг на друга, не находя слов, чтобы выразить переполнявшие их чувства. Огромное, настоящее счастье, которое доступно только героям литературных романов, вдруг явилось им, уже потерявшим всякую веру в его существование».
После того, как все выставленное на стол было съедено, жена Денисова начала собирать посуду, категорически отказавшись от любезно предложенной двумя другими женщинами помощи. Денисов же, воспользовавшись свободным до чая временем, решил похвастаться новым камином, законченным на прошлой неделе. После революции в этом доме, ранее принадлежавшем известному фабриканту, запретили пользоваться каминами, считая их не только опасными с точки зрения возможного пожара, но и ненужной роскошью для вселившихся людей другой социальной принадлежности. Камины и дымоходы заложили на скорую руку кирпичом, чтобы полностью вывести их из употребления и уничтожить любое напоминание об их существовании. Денисов же, с присущим ему природным талантом выколачивания необходимых разрешительных бумаг, сумел восстановить и вернуть к жизни один из законсервированных каминов прошлого века. Теперь, когда зимой выходило из строя паровое отопление, они преспокойно могли обогреваться собственными средствами. По субботам Денисов выходил из ванной комнаты в махровом халате, подаренном женой на пятидесятилетие, усаживался перед разожженным камином и в блаженстве вытягивал к теплу ноги.
Приблизившись к камину и касаясь руками обновленного фасада, гости хвалили отличную реставрационную работу.
– Здорово у тебя получилось, старик. Все как подобает, даже изразцы по цвету подобрал, – с восторгом отметила Таня, порадовавшись тому, что тема камина незаметно обращала разговор в нужное ей русло. Она, собственно, пришла сегодня в дом Денисовых для того, чтобы поговорить о деле, в котором ей была необходима помощь. Чтобы не упустить наметившейся нити беседы, она спросила у возившегося с березовыми дровами хозяина:
– Послушай, Денисов, а у тебя на даче, за городом, тоже есть камин?
– Нет, там у меня только обычная русская печь. А к чему ты это спросила?
Таня ответила с легкой тенью интриги:
– Вполне возможно, что я попрошу у тебя разрешения поселиться там в конце декабря, когда будет отмечаться католическое Рождество.
По лицу Денисова было ясно, что он ей не откажет.
– Проблем нет. Только как ты представляешь себе добираться туда по снегу? Ведь дороги-то там зимой не расчищают! – с озабоченным видом спросил он.
– Как-нибудь дойду, тем более что я буду не одна.
Тут к диалогу подключилась Людмила Петровна:
– Любовное свидание в лесной глуши. Как это романтично! – восторженно произнесла она, откинувшись на спинку стула.
Таня улыбнулась, но распространяться о сути и деталях планируемого мероприятия не стала, тем более, что сама пока не имела обо всем четкого представления. Правда, на минуту вообразила, как Герман, ни разу в жизни не видевший снега, будет пробираться по сугробам в своих ботинках на тонкой подошве.
Вечер закончился под музыку Поля Мориа, которая всегда благотворно действовала на жену Денисова.
3.
Таня вернулась домой поздно. Тетя Валя, у которой она снимала комнату, давно улеглась спать. Из кухни, где под батареей лежал маленький матрасик, вышел еще не дремлющий другой хозяин квартиры – кот Василий. Таня почесала у него за ухом, разулась и потихоньку пробралась к себе.
В ее комнате стоили кровать, небольшой письменный стол, плательный шкаф и стул – обычный студенческий набор, к которому выработалась привычка с институтских времен. Из личных вещей у нее были только одежда, книги и компакт-диски с классической музыкой. Собственного жилья у нее никогда не было. Родители, несмотря на семидесятилетний на двоих стаж работы на государство и общество, денег не нажили, поэтому финансовой поддержки от них для покупки квартиры ждать не приходилось. Сама же Таня работала рядовым сотрудником в конструкторском бюро, и зарплаты ей едва хватало, чтобы дотянуть до конца месяца. Из-за отсутствия семьи, особого стремления иметь свой угол у не было. Единственным и неразлучным спутником жизни было постоянное внутреннее одиночество, с которым совсем не доставало труда делить жилое пространство в двенадцать квадратных метров, которые занимала сейчас. Прошедший день показался ей достаточно наполненным и прожитым не напрасно. Сделав такое заключение, она уснула легко и быстро.
Всю жизнь она не расставалась с убеждением, что создавать семью без любви было бы сплошным безобразием. Поэтому поставила себе целью, во что бы это ни стало дождаться встречи с «родственной душой». В школе среди друзей у нее были только девчонки, да к тому же те, которые, как и она, посвящали все свое время учебе. Из возможных для подросткового возраста увлечений она отдавала предпочтение прогулкам с родителями в лес, где можно было побродить между деревьями и помечтать о том, что тебя ждет впереди. Даже на танцы не ходила, потому что слышала, что там в дамских туалетах ровесницы дерутся за своих «парней», таская друг друга за волосы. Школьницей она была уверена, что в институте, где по ее понятиям должны учиться способные, целенаправленные и симпатичные ребята, она непременно встретит юношу, с которым узнает, что такое настоящая любовь. Но с того момента, когда впервые вошла в студенческую аудиторию и увидела лица сидящих там молодых людей, поняла, что чуда не произойдет. А после института было распределение на завод, на котором даже непьющая часть мужского контингента была так далека от ее идеала, что не представлялось ни малейшей возможности отыскать сколько-нибудь приемлемый субъект для сентиментальных отношений. Таким образом, надежда на встречу со своей половинкой запряталась так глубоко, что на протяжении долгого времени больше не тревожила ни ее душу, ни сознание.
Однако случилось так, что недавняя командировка в Буэнос-Айрес не только добавила жизни совершенно новых ощущений, но и поменяла саму ее сущность. Именно с тех пор она жила в ожидании больших перемен, что поднимало дух до незнакомых ранее высот.
4.
Наступивший воскресный день Татьяна решила провести дома, чтобы закончить рассказ. За окном падал мелкий редкий снежок. Она вышла на кухню, чтобы поставить чайник. По утрам она никогда не завтракала, а только выпивала чашку жасминового чая. В этом она больше походила на аргентинцев, которые перед началом рабочего дня только пьют кофе с молоком и съедают парочку маленьких рогаликов, называемых по-испански медиалунасами. Аргентинцы всегда удивлялись, когда узнавали, что в России по утрам едят кашу или яичницу.
Тетрадь уже лежала на столе, открытая на третьей странице.
«Прошло несколько месяцев. Семейные дела, работа, житейские проблемы делали встречи Люсии и Эмилио все более редкими. В один из понедельников они договорились о том, чтобы увидеться. Люсия еще издали заметила Эмилио, стоявшего на углу большого каменного дома. На нем был темно-синий костюм, который не слишком был к лицу, но зато гармонировал с прохладным пасмурным днем. Женщина махнула ему рукой и ускорила шаг. Заходя в кафе, они в очередной раз услышали перезвон колокольчиков, подвешенных над дверью. Расположившись у большого окна, за тем же столиком, который облюбовали в самом начале знакомства, они заказали две чашечки кофе и бисквит. На этот раз Эмилио не был выбрит с той тщательностью, с которой делал это по обыкновению. Для Люсии это стало знаком, что над их отношениями надвинулась такая же темная туча, которая закрыла в тот момент половину неба. Дождь начался тихо, с нескольких капель, а потом зачастил все больше и больше. У прохожих один за другим стали раскрываться разноцветные зонты. А те, кто не поверил прогнозу погоды, жались под парусиновым навесом, заслоняя своими спинами вид на проспект.
Эмилио редко поднимал глаза на сидящую напротив Люсию, передвигая по столу упавшие бисквитные крошки. Собрав их в небольшую кучку, он, наконец, сказал:
– Мне трудно говорить тебе об этом, но сегодня утром, выходя из дома, я посмотрел на спящую жену и окончательно решил, что не могу продолжать параллельную жизнь. Я слишком привязан к семье, особенно к детям и не представляю жизни без них. Я никогда не смогу оставить то, к чему так привык.
Люсия слушала его внимательно, не перебивая. После того, как Эмилио закончил свою исповедь, спокойно, без намека на трагедию, сказала:
– Ну что ж, я совершенно с тобою согласна. Мне, как и тебе, с каждым разом становится труднее выдумывать объяснения мужу. Говоря твоими же словами, у нас за плечами слишком большие рюкзаки, наполненные обязательствами и долгом, с которыми не так-то просто расстаться.
На прощание они обнялись. Прильнув к груди Эмилио, Люсия почувствовала тонкий запах стирального порошка от его рубашки».
Таня поставила жирную точку в конце предложения. Потом широким росчерком сделала знак Z, перечеркнутый пополам, какой обычно ставят бухгалтеры после законченных расчетов. С минуту она посидела за столом, положив руки на закрытую тетрадь, а потом вдруг резко поднялась, схватила тетрадь и с размаху запустила ее в угол.
– До чего противно и скучно! Что это за люди?! Сначала делают вид, что влюбляются, изменяют своим супругам, а потом мучаются угрызениями совести. Но самое главное, вернувшись к своей семье, продолжают страдать от необходимости влачить невыносимое сожительство!
Переполнившая ее досада постепенно уступила место убеждению, что не стоит показывать Герману этой писанины. Она была уверена, что рассказ ему не понравится из-за скудности событий и отсутствия глубины психологического мира персонажей. Неудавшуюся попытку писать она объяснила элементарным отсутствием у нее литературного таланта.
5.
После того события прошло больше месяца, когда в понедельник, за час до выхода на работу, почтальон принес телеграмму. Таня расписывалась за получение, придерживая накрученное на мокрых волосах полотенце. Читала у себя в комнате, прислонившись к покрашенной белой известью стене: “Llegо el 22 de diciembre. German”. (Приеду 22 декабря. Герман.) Эта короткая строчка была единственным известием из Буэнос-Айреса, полученным за прошедший после расставания с Германом год. Она страстно ждала этого сообщения, но не была уверена, что когда-нибудь его получит. Сейчас, держа телеграмму в руке, Таня не знала, как вести себя, когда сбывается то, о чем мечталось всю жизнь. Может подпрыгнуть от радости до потолка, может кричать во весь голос, а может упасть в обморок от счастья? Для начала она просто присела на край кровати.
– Танюша, все ли нормально? – просунув голову в дверь, спросила тетя Валя. –Хорошая телеграмма?
Вопрос был уместным, потому что от срочных телеграфных сообщений можно ожидать чего угодно.
– Все хорошо, не волнуйтесь, пожалуйста. Может быть, даже очень хорошо, – ответила Таня.
Несмотря на огромное желание остаться после такого события дома, обязанность трудиться заставила девушку натянуть сапоги, шубу и выскочить на автобусную остановку. До метро она доехала за 20 минут, а там до «Автово» ей оставалось всего семь станций. Трясясь в переполненном вагоне метро, ей еще раз захотелось пробежаться по всем мельчайшим подробностям первой встречи с Германом.
Случилось это почти год тому назад, когда она с группой коллег приехала в Буэнос-Айрес для участия в международной выставке современных строительных конструкций. Жара стояла невыносимая. И хотя их предупреждали, что декабрь в Латинской Америке – это самый разгар лета, в ее голове никак не укладывалось, что в такой зимний для России месяц здесь она могла ходить в одной блузке и легких брюках.
Огромное количество экспозиций из разных стран мира занимали пространство выставочного комплекса La Rural, похожего на московскую ВДНХ. Стенды России и Аргентины находились друг против друга. С самого начала выставки среди рекламных плакатов экспозиции напротив Таня заметила элегантного высокого мужчину. Больше всего ее поразили темно-карие глаза: серьезные, но, как ей показалось, полные тихой печали. Не говоря друг другу ни слова, они изредка обменивались дружелюбными взглядами. В конце третьего дня незнакомец подошел к ней и спросил ее имя. Совершенно не растерявшись, она ответила: «Татьяна». Тогда ей подумалось, как хорошо, что она всерьез, а не для «галочки», посещала в Санкт-Петербурге курсы испанского языка.
– Точно так, как звалась героиня самого известного пушкинского романа. Я думаю, что вы должны быть на нее похожи. Мне очень нравится «Евгений Онегин», – проговорил мужчина красивым низким голосом.
– Очень приятно знать, что здесь читают русскую классику. Только я, знаете, скорее похожа на ту Татьяну, которая описана Пушкиным в начале романа.
– Вот как! А меня зовут Герман, и мне не хотелось бы когда-нибудь оказаться в ситуации Онегина.
Так они познакомились – просто и безыскусно.
Время командировки пролетело незаметно. В последний день Таня и Герман стояли у каменной балюстрады в порту и смотрели на тихо плещущуюся воду.
– Как бы мне хотелось, Таня, обнять вас сейчас и поцеловать, но это совсем неподходящее место, – с грустью проговорил Герман. Я очень мало вас знаю, но мне кажется, что вы именно та женщина, с которой мне хотелось бы прожить всю оставшуюся жизнь.
Таня посмотрела ему в глаза и сказала:
– Дорогой Герман, я, несмотря на мои сорок лет, все еще продолжаю ждать встречу с настоящей любовью. Мечтаю о ней с какой-то ребячьей наивностью. Когда-то давно я загадала, что тот мужчина, с которым однажды встречу Рождество в затерянном в лесной глуши домике с камином, непременно станет моим мужем.
– Не очень-то сложные условия для того, кто захочет соединить с вами свою судьбу, – заметил Герман.
– Условия несложные для того, кто, во-первых, получит от меня это приглашение и во-вторых, кто сможет беспрепятственно оставить свой дом в канун Рождества.
– Но почему именно в Рождество? Вы что, такая верующая? – полюбопытствовал он.
– Нет, просто уйти от семьи в такой особенный день, значит уйти навсегда.
Герман засмеялся, признавшись, что ему очень понравилась затея с Рождеством.
– Если честно, то я еще никому об этом не говорила. И еще. Считайте, что это приглашение вам уже сделано, – улыбнувшись, добавила Таня.
Когда солнце приблизилось к горизонту, они обменялись адресами, пожелали друг другу удачи и расстались.
Полученная сегодняшним утром телеграмма подтвердила, что приглашение, сделанное Герману год тому назад, было принято.
6.
За три дня до прилета Германа Таня побывала у Денисова. Записала, на какой электричке и с какого вокзала нужно добираться до дачи и взяла ключи. Дома в холодильнике уже хранились необходимые для загородной поездки продукты, а в шкафу стояло несколько бутылок с красным и белым вином. Таня знала, что удивить Германа – знатока хороших вин – напитками российского производства было очень трудно, но встречать праздник совсем без всего представлялось скучным. Приготовление салатов она оставила на последний день. Наконец-то ей выпадала возможность доказать хоть одному аргентинцу, что салат «оливье», который они называют «русским», состоит не из трех ингредиентов, а по меньшей мере из шести.
22 декабря выпадало на субботу, так что необходимость отпрашиваться с работы отпадала. Собираясь в Аэропорт, она предупредила хозяйку, что гость, с которым она через несколько часов вернется домой, совершенно не знает русского языка. На что тетя Валя ответила, что готова общаться на понятном для всех языке жестов.
Выходя из экспресса на площадь перед Пулковским аэропортом, Таня почувствовала тот же запах дизельного топлива от «Икарусов», который запомнился со времен студенческих зимних каникул. В здании аэропорта как всегда было многолюдно. Уборочные машины, управляемые крепкими ребятами с суровыми лицами, проходили с громким жужжанием между стоявшими на регистрацию людьми. Пассажиры со спешкой переставляли чемоданы, освобождая место для мытья. Таня прошла мимо длинной очереди, направляясь в терминал для встречающих. Сердце билось с невероятной частотой, и непонятная дрожь, охватившая все внутри, не давала остановить постукивания зубов друг о друга. Через полчаса по громкоговорителю на трех языках объявили о приземлении самолета швейцарской авиакомпании SWISSAIR, на котором прибывал Герман. Татьяна поднялась с кресла и, стараясь одновременно поправить шапочку на голове и висевшую на плече сумку, поспешила к проходу, по которому должны выходить пассажиры.
Высокую фигуру Германа в сером костюме она заметила еще издали. Он старался разглядеть ее в толпе встречающих и когда отыскал, слегка кивнул головой. Когда они оказались рядом, то не бросились в объятия, а только смущенно поприветствовали друг друга поцелуем в щеку, как это принято в Аргентине. Некоторое время они стояли и улыбались, и только чуть позже Герман спросил ее: «Como estas?» (Как ты?)
7.
На следующий день они вышли из дома рано утром. Тане не терпелось показать Герману свой любимый город во всей его очаровательной красоте. От здания Адмиралтейства они направились по Невскому проспекту. Всю дорогу она рассказывала ему то, что знала о Санкт-Петербурге. Герман внимательно слушал, поворачивая голову то к ней, то на какой-нибудь архитектурный памятник. Иногда они останавливались, он обнимал ее и тихо шептал на ухо недавно заученное ласковое слово «Танюша», а прохожие провожали их долгими любопытными взглядами.
Несмотря на приближающийся Новый год, особого оживления в городе не чувствовалось. Может быть потому, что до него еще оставалось больше недели. Тем не менее, все, что можно было украсить, сверкало блеском гирлянд, разноцветных шаров и серебряной мишуры. К счастью, все реже в продаже встречались настоящие елочки. Тане всегда казалось варварством губить лес ради короткого праздника. Искусственные деревца самых разных размеров красовались в витринах магазинов, зазывая покупателей.
Решено было не ждать наступления темноты и поехать на вокзал чуть раньше намеченного. Электричка, на которую они купили билеты, отправилась в путь точно по расписанию, и через два часа Татьяна и Герман сходили на перрон маленькой загородной станции. Уточнив, в какой стороне находится дачный кооператив «Луч», они пошли по дороге, ведущей вдоль соснового леса. Людей вокруг не было, и только редко проходящие машины на несколько секунд обволакивали их клубами белого пара. Спустя некоторое время они свернули с дороги направо, куда указывал небольшой прибитый к электрическому столбу щит. Узкая, протоптанная среди сугробов тропинка, сначала петляла между высокими деревьями, а потом незаметно исчезла, сровнявшись с белым свежевыпавшим снегом. Маленький деревянный домик Денисовых, который по описанию должен был отличаться от других новым сетчатым забором, удалось отыскать довольно быстро. Правда, пришлось повозиться с ключом, который никак не хотел проворачиваться в заржавевшей замочной скважине.
Когда вошли вовнутрь, они, наконец, ощутили, что остались одни, одни в целом мире, и что настоящее счастье настигло их после долгого ожидания. Жизнь, в которой было все, кроме этого единственного момента, хотелось оставить позади и начать слагать новую – по минутам, часам и по дням.
В домике было две небольших комнаты. Одна, с печью в углу, служила кухней и залом, другая же была спальной. Холодные, давно не обогреваемые стены в некоторых местах покрылись инеем. Зимой на дачах никто не живет, потому что отдыхать, ничего не делая, народ не привык. А вот летом, когда приходит пора заниматься огородом, участки становятся похожими на муравейники. Чтобы окончательно не замерзнуть, Таня и Герман первым делом занялись разведением огня в печи. К двенадцати часам ночи в комнате был накрыт стол, и вкусный запах еды вновь возвратил домику ощущение живого. Слушая потрескивание поленьев в печи, Таня подумала, что обыкновенная русская печь вовсе не хуже камина. Они выпили вина и вышли на запорошенное снегом крыльцо. Было так темно, что ничего нельзя было рассмотреть на расстоянии двух шагов.
– Посмотри, – сказала Таня, – звезды здесь соединены в другие созвездия. Они не те, которые ты привык видеть в Аргентине.
Подняв глаза к небу, Герман ответил:
– Звезды не те, а небо одно и то же.
Рано утром, когда бледный свет едва проник в комнату через задернутые занавески, они сквозь сон услышали, как кто-то с невероятной силой колотил кулаком в дверь. Таня схватила со стула шерстяной свитер и джинсы, наскоро обула сапоги и выбежала ко входу. На пороге, весь в снегу, со съехавшей на затылок шапкой и с крупными каплями пота на лбу стоял задыхающийся от быстрой ходьбы Денисов.
– Что случилось, Денисов, ведь на тебе лица нет! – с волнением произнесла Таня.
– Танечка, милая, я ведь ночью сегодня вспомнил, что не сказал тебе, что затвор у печки надо закрывать только тогда, когда дрова полностью прогорят. Если закрыть его раньше, можно угореть насмерть! Думал, что уже не найду вас в живых, – прохрипел Денисов и грузно опустился на ступеньку крыльца. Обхватив голову руками, он засопел, еле сдерживая слезы. Таня села рядом с ним, обняла за плечи и тихо сказала:
– Ты, голова садовая, совсем забыл, что я родом из Сибири и с печью умею обращаться с детства. Заходи в дом, я тебя с моим будущим мужем познакомлю.