©
Михалев и Крохалев возвращались с трассы.
Низкие облака вползли в ущелье, срезав вершины сопок и придавив заснеженное русло ручья. Темные лиственницы мрачно щетинились по склонам, и порой казалось, что друзья ползут по дну огромного туннеля, а их УАЗик можно сравнить разве что со сверчком. Крохалев в предвкушении домашнего тепла и уюта что-то мурлыкал. Михалев поскуливал сзади, ему было ни до чего.
- Пойду Катрин сдаваться, - простонал он «заклятому» другу. Тот высадил его у медпункта и перекрестил вслед, предварительно убедившись, что на расстояние брошенного ботинка нет ни одного атеиста. Сам Крохалев бы ей свои челюсти не доверил. Михалев, наверное, тоже, но его так разнесло, беднягу…
Все бы ничего, но было одно но…. Нынешним летом Михалев и Крохалев, сбираясь на рыбалку, решили выстричь у пуделька, принадлежавшему не кому-нибудь, а именно Катрин, несколько хороших клоков для снаряжения рыбацких снастей (для мыша). Будучи в изрядном подпитии они, используя изрядный кусок колбасы,**** заманили пуделя в укромное место и.... А так как брадобреи из них были никакие, да и колбаса видимо кончилась, то пудель из очумелых ручек новаторов вырвался со страшным визгом изрядно ощипанным. Что стало с хозяйкой особая история: были такие визги – брызги, словно други донорствовали ее собственные локоны. Видимо «неудовольствие» хозяйки передалось псу, и он перенес его на всех тружеников магистрали. А Михалев и Крохалев у него были на особом счету: толи сказалась нехватка колбаски, толи новаторские приемы «цирюльников» не приглянулись, но заклятых друзей он облаивал везде и вся.… Собрав всю волю в кулак, Михалев шагнул через порог медпункта…
Катрин – единственный, на всей акватории рукотворного Зейского моря по площади равной заморскому департаменту Франции (о. Гваделупа), зубной врач, бесцеремонно, как в собственную косметичку, залезла меж раздвинутых михалевских челюстей и надолго там застряла….
Ее прозвали француженкой за нещадный прононс и несбыточную мечту побывать в Париже. Вообще-то ее звали ее Екатерина Михайловна, но она таяла, когда ее называли Катрин. Скрашивал одиночество этой ошеломительно – неукротимой и головокружительной женщины вышеупомянутый серый пудель по кличке Жюль, в котором хозяйка души не чаяла, а соседи кликали его Жуликом, за его воистину сволочной характер.
Катрин была могутная женщина лет сорока пяти. Лицо у нее было литое, с твердым мужским подбородком. Видимо от недостатка мужского внимания всю нерастраченную женскую нежность она яростно сублимировала* в профессию.
Лучше сразу на эшафот, так как рвать зубы - ее хобби, которым она занималась с восторгом. Кажется, начни она рвать зубы железному дровосеку, тот рванет по шпалам и российскому бездорожью до Тихого океана без остановки. Что уж говорить о простых смертных?
- Откройте рот шире еще шире. Так... Где тут? Ага, вот.
- Сложное удаление. Рвать надо, - с наслаждением простонала она, поигрывая незатейливым хирургическим инструментом, а герой - комсомолец сильно засомневался в разумности своего появления не только в медпункте, но и на белый свет.
- Мадемуазель, - заикнулся, было Михалев. Но было поздно. Катрин «ласково» впечатала свою правую руку ему в затылок, а левой (она была левша) с завидным хладнокровием начала цепляться за зуб каким-то крючком**.
Истошно - пронзительный рев, совершенно не похожий на человеческий голос, разрезал чернильную тьму вечерней тайги.
- Нельзя ли потише! - внушала она бедолаге, руки которого начали хвататься за все подряд, конвульсивно цепляясь за выпуклости Катрин. - Не кричите, хуже будет! Нехороший мальчик.
Всех мужчин до сорока Катрин называла нехорошими мальчиками. Видимо хорошими, в ее понимании, они становились значительно позже…
Михалев боролся до последнего патрона: рычал и мотал головой, бился, плевался, из-под задранной губы торчало чудовищное изобретение отечественной медицинской техники, в сравнении с которым "испанские сапоги" инквизиторов кажутся мягкими домашними тапочками. Пожалуй, в эти секунды бедняга окончательно потерял веру не только в светлое будущее, но и в самое красивое настоящее.
В конце концов, Катрин взмокла от напряжения, и ей это надоело. Она кликнула из коридорчика пару притихших дюжих (накачанных ежедневными упражнениями с «козой***») строителей магистрали и пришедшего поддержать коллегу Крохалева. Те и заломали беднягу в момент.
У болезного текло изо всех отверстий, что-то трещало, хрустело. Наконец «сочувствующие» его доломали, бросили на пол, затем отлили ведром воды.
- Все! – пропела в нос Катрин. - Держи, шалунишка, – протянула она измочаленному пациенту его корешок. Душераздирающий вопль заставил содрогнуться всех, кто находился в медпункте в этот трагический час. Очевидцы с волнением созерцали, как «шалун» с ревом:
- От суки! Гестапо! - вырвался наружу и исчез во тьме.… А дополнял сие прескверное зрелище тявкающий вослед беглецу Жюль, который своим испохабленным видом в свое время ввел в ступор свою любимую хозяйку.
В столовой светящийся Михалев появился через пару суток. Щека его, все еще иссиза-багрового, неестественного цвета, излучала благодушие.
А сам он просто вздыхал, улыбался и радовался жизни.
*Сублимация - переключение сексуальных побуждений на интеллектуальные и социально полезные цели (в данном случае - медицине).
**У этих крючков и скоблилок есть совершенно дьявольские названия: экскаватор, долото, штопфер, штрипса, матрица, кюрета, скалер. А их форма вообще наталкивает на мысль, что эти инструменты действительно прямое наследие инквизиции…
***Коза - кусок рельса (2-3м длиной, 130-195кг весом), используемый путейцами для регулировки зазоров в рельсовом хозяйстве вручную. С успехом заменял спортивные тренажеры героям Бамовской эпопеи.
****В то далекое и героическое время куском тогдашней (натуральной, ароматной, из мяса) колбасы человека можно было заманить куда угодно, что уж тут о пуделе говорить.