Убивец

Фёдор Мак
               

        А сцена была такова: стою во дворе с лопатой, отдыхаю.  Работаю дворником и только что отскреб тротуар и подъезды от весенней наледи. Подходит ко мне бабулька, сухонькая, легкая - божий одуванчик. Правда, одуванчик несколько помятый, потому как пальто у нее в грубых складках, на ногах сморщенные чулки, из-под засаленной шапочки выбиваются клочья старых волос.
     - Сынок, - бабка заколебалась, собираясь с духом, - тебе покажется смешно... тут кошка бегала, не видел?       
     «Что тут смешного? Этих кошек во дворе как собак нерезаных», – думаю, а сам говорю:
     - Сегодня не видел, бабуль.
     - Тебе покажется смешно... - снова начинает мямлить старушка, явно смущаясь. - Но кошку  у... у…убить надо.
     - Убить? - я удивлен, - За что?
     - Она бездомная, жила в восьмом подъезде, я ее кормила, а она сбежала.
     - За это убивать?!
     - Да нет, - раздражается бабка, считая меня бестолковым, - она в последнее время толстая ходила, беременная то есть.
     «Беременными бывают обычно женщины, но смысл понятен», - думаю, а вслух говорю сочувственно:
     - Недавно март прошел, бабуль, увы.
     - Дак, ее надо того... Чтоб не плодилась, - тут бабка перешла на доверительный тон, почти шепот, - А то беспородная, может, больная, и котят принесет беспородных, хилых. Да еще вонь и всякие воши. Пусть здоровые да породистые живут... Может, тебе это покажется смешно…
        Мне вовсе не смешно, мне становится обидно: «Ах, породистые... А других - в крематорий? Не бабка, а фашистка какая-то. Ишь, киллера нашла». От внезапной злости я преображаюсь, вытягиваюсь в струнку и чуть ли не рапортую по-солдатски:
     - Ничего смешного не вижу! Убийство кошек - самое серьезное дело. Вам - как?
     - Что как, сыночек? - в бабкиных глазах легкая растерянность от моей солдафонской готовности убивать кошек.
     - Вам каким образом убить? – спрашиваю у заказчицы, - Утопить? Так это запросто! Надеваешь кожаные перчатки, чтобы она не поцарапала руки, крепко берешь кошку за шиворот и - р-раз! - в воду. Она вырывается, царапается, а потом - буль-буль-буль...
     - Что ты, Христос с тобой, - испуганно машет руками старуха, - только не топить.
     - А может, шмякнуть кошку о стенку? Хватаешь за задние ноги и трах об угол - мя-у! - только мозги брызнут.
     - Упаси господи, - ойкнула старуха потерянно, аж глаза закатила.
     - Ага! - кричу я азартно и зло, - Значит, повесить? Нет проблем. Веревку подбираешь прочную и скользкую. Ласково гладишь кошку, она доверчиво мурлычет, а ты ей петлю на шею и - вжжик! - резко дергаешь вверх. Кошка шипит, хрипит,  лапками по воздуху машет.
             - Что ты, что ты?! - возмущенно говорит бабка, ярко представив картину кошкиной смерти. - Разве можно так тварь божью мучить? Её надо убить гу... гуманно.      
            Меня это выводит окончательно.
     - А может вам ее сжечь? - в упор спрашиваю бабку и быстро, глядя ей в глаза, произношу скороговоркой:
     - Обливаешь кошку бензином, чиркаешь спичку, кошка вспыхивает, как факел, и метеором несется, куда глаза глядят. Только искры летят, только искры летят! И страшно орет, просто дико орет! За два квартала слышно.
     - Изверг! – вдруг вопит побелевшая старуха, - Как можно живое палить?! Да что ж ты над животиной издеваешься? Живодер! Ирод! Убивец! Уби-ивец!
     Возмущенная бабка быстро уходит, почти убегает, потрясая сухими кулачками. Кажется, что ее мятое пальто всё трепещет от гнева. Долго еще слышен ее визгливый голос, а я, все так же опершись на лопату, стою и смотрю ей вслед. Мне смешно и грустно. Эх, бабка, бабка, а говоришь "убить"...  Как будто это просто и весело.
        Красивой смерти не бывает.