Ника вошла в дом, даже не постучав, стараясь не упасть с узкой доски, пристроенной на развалинах крыльца. Да дверь давно и не запиралась: не было смысла – все стекла были разбиты. Войдя в свою бывшую кухню, она пробралась сквозь груды разобранных телевизоров и тряпья в комнату, где лежала свекровь, бывшая свекровь.
В комнате все было переставлено. Двуспальная кровать импортного гарнитура цельного дерева, украшенная инкрустацией, была разделена: одна половина, разобранная на части, стояла возле стены, другая, заляпанная грязью, жиром, - около окна. За окном лежал снег, казавшийся еще белее после давно немытых полов и обветшалых стен. На кровати лежала скрюченная старуха, накрытая выцветшим клетчатым пледом. Ника подошла к ней:
- Баб, ты хоть крещеная или нет? Веришь теперь в Бога?
- Ничего нет. Закроешь глаза и все.
- А что мне с тобой делать? Я должна знать, крещеная ты?
Ника шагнула к ней, но наткнулась на полный ненависти взгляд.
- Ну что ты так смотришь на меня? Я знаю, ты мня всю жизнь ненавидишь. Бог с тобой, и он тебе судья, – сказала и механически перекрестила ее. Старуха закрыла глаза и вытянулась на кровати.
- Умерла! – ужаснулась Ника.
В распахнутом пальто, не разбирая дороги, она бежала по засыпанным снегом улицам. Ветер бросал колючие, острые снежинки в лицо, ноги пробуксовывали в рассыпающейся каше машинной колеи. Она не замечала ни холода, ни снега, ни ветра – ничего. Даже думать ни о чем не могла - перед глазами стояла вытянувшаяся старуха с горящими ненавистью глазами… Добравшись до церкви, машинально, на ходу перекрестилась, открыла дверь и увидела выходящего из царских ворот священника. Бросилась к его ногам:
- Батюшка, я только что человека убила… – выдохнула и замолчала, обессиленная, ожидая приговора.
Отец Василий приподнял ее за плечи. И спросил тихо, почти шепотом:
- Как это было, расскажи.
Глотая слезы, Ника все рассказала подробно, не опустив ни одной детали.
-Представляете, я только перекрестила ее - она в тот же миг перестала дышать... Умерла.
Батюшка погладил ее по голове:
- Радуйся, раба Божия, крестным знамением ты спасла ее душу, она была объята дьяволом, а ты спасла ее.
Слова священника раздавались в висках, словно колокольный звон. Он становился все громче и громче, заставляя сильнее биться сердце.
Ника открыла глаза. В ушах стучало, со лба стекал пот.
-О Боже! Надо же такому присниться. – Она посидела на кровати, приходя в себя. В палате было светло – луна смотрела прямо в ее окно.
Выпила валерьянки, умылась и поняла, что больше не уснет. Особенно ее поразил взгляд старухи – точно так она смотрела на Нику после сороковин деда…
Анализируя сон, Ника успокаивала себя: все понятно, бабка два месяца лежит в больнице, она к ней ходила только раз, вот совесть и мучит. Хотя прекрасно понимала, что сон не обычный – за ним должно что-то последовать. Несколько раз в особо тяжелые периоды жизни к ней приходили вещие сны.
Неделю назад, не находя душевного покоя, она ездила к Евгении Гавриловне, целительнице, которая вылечила ее внука. Придя на прием, Ника замялась, подыскивая слова.
-- Я заранее знаю, что не права, но ничего не могу с собой поделать. Моя бывшая свекровь, мать Валеры, о котором я вам рассказывала, лежит в больнице – сломала шейку бедра. То ли сама упала с лестницы, то ли сынок помог… Я понимаю, что она старый человек, но не могу пересилить в себе чувства брезгливости, не могу подойти к ней. Брезгливость не только физического плана, но и морального. Я сразу вспоминаю все обиды, ею мне нанесенные, сколько слез я пролила из-за нее, сколько унижений вытерпела… Хотя были с ее стороны и хорошие поступки – она была непредсказуема, но я помню лишь боль, которую мне причинила. И не только мне, но и своему мужу, которого я уважала и который четыре года назад умер заброшенным и одиноким. Умер с улыбкой облегчения на губах. До сих пор перед глазами его лицо в гробу – умиротворенное, каким оно было, когда он брал свою внучку на руки – родных детей у него не было. После смерти мужа она совсем превратилась в бомжиху – перестала стирать, убираться, готовить… Бродила целыми днями по поселку, грязная, нечесаная. Дома с сыном друг от друга прятали хлеб – кто успеет первым. Она жаловалась на сына, говорила, что он бегает за ней с топором, он - что она на него замахивается ножом… Бабка каждый день приходила к нам домой – поесть. Я ее, конечно, кормила, но сдерживая спазмы гадливости – если она снимала обувь, на ее ноги было страшно смотреть – чулки прели от грязи… Я пыталась стирать ее одежду, несколько раз засовывала бабку в ванну, но ей этого, похоже, было не надо. Если б у нее что-нибудь болело, но она была здорова как бык – ни одной таблетки не выпила, смеялась надо мной, что болею и лечусь…
-Но что ты так маешься – каждый проходит свой путь…
- Подскажите, что делать. Врачи говорят, забирайте. Я понимаю, что сын, пьяница, ухаживать за ней не будет, а я не могу себя пересилить. К тому же вот уже полтора месяца никак не избавлюсь от простуды: полежать некогда. И сердце болит, и давление скачет… А она всю жизнь берегла себя – в восемь вечера ложилась в постель и ничто ее не волновало, после обеда каждый день три часа отдыхала. Ни одной пеленки для внучки не выстирала. «Вот еще, мне противно их в руки брать», - в лицо мне говорила, а у меня два месяца после родов температура 39 держалась… И я стирала, обливаясь потом от слабости и слезами от обиды…
Евгения положила руку на плечо Ники:
- Успокойся. И не кори себя. Каждый отрабатывает свою карму. Тебе слишком много досталось с детства. А ее жизнь так ничему и не научила – приходится отрабатывать сейчас. Каждому свое. Ты сходи в церковь, закажи молебен о ее здравии Спасителю, он и решит, как помочь ей и тебе в этой ситуации.
Бредя темными переулками до электрички, Ника плакала. От злости, безысходности. Мучила совесть, и не отступала обида. Она вспомнила ужас, который испытала несколько дней назад в больнице. Месяц уговаривала себя навестить свекровь. Зашла сначала к врачу. Он объяснил, что ходить старуха уже не сможет, сначала хотели сделать операцию, потом подумали, что 81 год скоро, ведет себя неадекватно, вызывали даже психиатра, ко всем пристает, все ей не нравится. Чесотку вылечили, вши вывели. Так что надо забирать домой – больница не богадельня. Ника зашла в палату. Свекровь лежала на кровати, маленькая, скрюченная.
- Ну, здравствуй, бабуля.
-Здравствуйте.
- Как ты?
- Ничего. Вот лежу.
- Как ты упала?
-Вот шла и упала.
-Может, Валерка тебя толкнул?
- Нет, шла и упала.
-А что врачи говорят? Будут тебе ногу лечить?
-Да вот говорят.
Ника поняла, что говорить бесполезно, она и раньше-то редко говорила правду, а теперь… Положила на тумбочку гостинцы.
-Фрукты и твои любимые помидоры помыла. Достанешь?
-Достану.
Уходя из палаты, услышала, как старушка с рядом стоящей кровати спросила:
-Кто тебе гостинцы-то принес?
- Да девочка какая-то ходила, всем давала и мне дала.
…Перед глазами всплыла ветка винограда – большая, желтая. Она увидела ее в доме у свекрови в день смерти ее мужа. И ужаснулась – еще вчера эта ветка лежала в больничной палате на тумбочке у деда, так Ника называла его после рождения дочери. Как можно есть этот виноград? Как он в горло-то лезет? Но раздумывать было некогда, надо было организовывать похороны.
-Я что? – сказала жена, которую дед обеспечивал вместе с неродным сыном почти пятьдесят лет. – У меня нет денег. Пусть брат хоронит.
Брат дал денег, поехали на рынок, купили все, во что одеть и положить в гроб. Ника достала из шкафа добротный шерстяной костюм, его дед купил 40 лет назад за границей, но так и не носил, предпочитал летную форму на все случаи жизни. Повесила новую рубашку, благо сосед нашел подходящую, в тон костюму, без клеточек и полосок, галстук на стул. Сказала бабке:
- Приедет Леша на машине, отдай ему одежду, он отвезет утром в морг.
А утром забежала к свекрови за паспортом и обомлела: на спинке стула висел замасленный летный китель – дед его носил лет десять после того, как перестал летать, и рубашка с грязным воротом.
- Что это такое? – спросила.
- Не все ли равно в чем ему лежать?
Пришлось приготовленную одежду уложить в пакет и отдать соседям на хранение, а то так в лохмотьях и положит…. Нику тогда поразило ее бездушие. Как же так, умер человек, с которым прожито полвека, - и ни одной слезинки, ни слова сожаления, отчаяния – никаких эмоций. А ведь благодаря ему жила как у Христа за пазухой. Двухэтажный дом, немецкий фарфор, ковры на полах, когда у людей и на стенках-то не было, две «Волги», последняя в экспортном исполнении. Крым, Сочи ежегодно…Это в 60-е годы, когда у моей матери денег на масло для детей не было. Сама не работала, а дом убирала домработница. Сынок 15 лет учился в Бауманском на дневном отделении, да не доучился. Каждый вечер после дружеских попоек на такси домой возвращался, чтобы никто не видел…
Ушел и ушел. Вспомнилась и ужасная сцена на поминках. Нике пришлось одной готовить человек на тридцать – приехали летчики, с которыми летал в Антарктике и Арктике, собрались родственники усопшего. Дочка помогала, конечно, но у нее был ребенок, одного не оставишь. И в день поминок – это было на сороковой день, она крутилась на кухне, жены братьев деда ставили тарелки с угощением на стол. И вдруг спрашивают:
- Ника, а где же красная рыба, ты же ее уже резала?
- На столе, я сама ставила.
-Посмотри, там нет.
Ника сразу все поняла. Позвала свекровь:
- Где рыба?
-Ничего не знаю.
Полезла по шкафам и нашла пропажу. Просто любящая жена сделала себе небольшой запас….
Пока искала пропажу, увидела, что одноразовые тарелки на столе сальные и грязные.
Бросилась к свекрови:
- Ты что поставила на стол? Где новые тарелки, которые я положила в шкаф после поминок?
-А чем тебе эти не подходят, я их протерла тряпочкой.
- Ты что, не понимаешь? Нельзя доставать из помойки одноразовую посуду и ставить на стол!
- А ты чего раскомандовалась, я здесь хозяйка!
Хорошо, что гости еще не подошли и не увидели, из чего их собирались кормить.
Когда все разошлись, Ника собрала со стола посуду, упаковала кастрюли, миски – пришлось приносить свои, в доме все было распродано. Даже стеклянные фужеры, подарок деду на очередной юбилей. Племянник деда помогал загружать машину, бабка вышла на крыльцо. Вдруг Володя толкнул Нику в плечо:
-Посмотри! Боже, с какой ненавистью она на тебя смотрит! Ты и похороны организовала, и трое поминок одна справила…
Ника посмотрела – бабка даже не смутилась, что ее взгляд перехватили. И усмехнулась:
-Я к этому привыкла. Так всю жизнь. Валера пьет и гуляет – я гулящая. По всему поселку трезвонит. Ты же слышал, что она сказала после похорон.
- Про деньги? Да. Это было круто. И я там был, и дядя Жора – мы же вместе были в военкомате, в поссовете.
-А расчет был простой. Ника взяла деньги, которые выплатили в собесе, поэтому у меня денег не было. А когда я предложила сесть в машину и поехать в собес, она тут же заявила, что ничего не говорила, это все я выдумала – отказалась от своих слов на глазах у десяти свидетелей. Все, деда я любила, свой долг я выполнила – следила за ним, в больницу сколько раз укладывала, похоронила, поминки справила. Теперь моей ноги в этом доме не будет.
И все-таки пришлось прийти. Весной стало жалко сад – дед столько труда туда вложил, каждый год брал отпуск на работе, чтоб копать, поливать, пропалывать. Бабка ведра никогда не подняла, лопаты в руки не взяла – только командовала: это посади туда, это сюда… Зарос сад крапивой, надо засучивать рукава. Земля словно почувствовала и любовь, и заботу. Все овощи выросли на славу, даже помидоры, которые посадила уже с плодами, дозрели на грядке. Урожай был изумительный. Но Ника этого не видела, соседка со слезами рассказывала. Просто когда стал созревать урожай, бабка, завидев, что невестка с внучкой и правнуком подходят к дому, начинала что-то кричать сыну. А тот после смерти деда трезвым никогда не был. Выскакивал на улицу то в одежде папуаса, с пером, привязанным к ноге и ножом в руках, то просто с дикими воплями:
- Я покажу вам, как забирать меня в больницу, я все поубиваю.
Разгадав нехитрый бабушкин маневр, Ника перестала ходить в сад. А бабка торжественно приносила, когда приходила на обед, традиционный веник из кинзы с белыми цветочками:
- На твой урожай.
А поздней осенью, когда урожай был съеден, соседи позвонили и сказали, что бабка ночует в гараже, сын ее в дом не пускает. У него началось обострение – вся улица не спит по ночам: он ходит вокруг дома, с кем-то ругается, разбил в доме напротив стекло, рвался в гости.
Пришлось раскручивать и эту ситуацию. Валерия с трудом, после ночных засад, препирательств с милицией и врачами, удалось положить на три месяца в сумасшедший дом. Не оставлять же бабку на зиму одну в холодном доме. Год прошел после смерти хозяина, а и вода замерзла, и отопление прорвало… Взяли к себе. И три месяца жили как на пороховой бочке. Бабка и здесь стала устанавливать свои порядки. Наталью выгоняла из комнаты – я здесь сплю, иди работай в комнату к матери, а она пусть живет в доме, я туда больше не пойду – там холодно.
Каждую ночь она несколько раз просыпалась и шуршала целлофановым пакетом. Вся семья долго не могла понять, что она там делает. Оказалось, прячет сто рублей. Запрячет куда-нибудь, потом ищет, найдет и снова прячет. Ника не выдержала, взяла у нее деньги и положила в шкаф для посуды.
- Видишь, здесь лежат твои деньги. У нас никто ничего без спроса не берет – не бойся. Когда они тебе понадобятся – возьмешь.
На второй день денег в шкафу не было.
Посещать большую комнату, в которой спала Ника, было любимое бабушкино занятие. Едва Ника открывала комнату, придя с работы (вынужденная мера, в комнате хранились документы, драгоценности и деньги), бабушка буквально ныряла в нее. Однажды Ника резко вошла в комнату:
- Что ты здесь делаешь?
- Зашла руки помыть, нельзя, что ли?
Семилетний правнук с ужасом рассказывал маме:
- Когда вас нет дома, бабушка все время что-то делает в буфете, в ящиках стенки. Я ей говорю, что этого делать нельзя, а она ругается.
Однажды соседка пришла вечером:
- Слушай, мы все перепугались. Думали у вас пожар. Утром, когда вы ушли на работу, через полчаса, наверное, из двери повалил дым. Стали стучать, Саша открыл дверь – у бабки картошка сгорела на плите.
- Какая картошка? Уходя, я ее накормила, одна выпила пол-литровый бокал кофе, съела полбатона белого хлеба с колбасой и сыром…
Внук подтвердил:
-А бабушка каждый раз, когда вы уходите, жарит картошку или еще что-нибудь. А потом ее рвет в туалете.
- А почему ты не рассказывал об этом?
- Вы же не просили.
Когда Саша выздоровел и пошел в школу, возникла еще одна проблема: куда девать бабку. Дома не оставишь: она или, не дай Бог, подожжет, или уйдет гулять, квартиру оставит открытой, да и ревизию наведет.
- Ты теперь будешь возить Сашу в школу. У него всего три урока. Посидишь в школе на лавочке, как другие бабушки сидят, а потом вместе приедете домой.
-А чего ты меня из дома выгоняешь, я не хочу, я хочу спать.
- Все хотят, но надо работать.
Один день она посидела, а потом Нике позвонили на работу из школы, сказали, что Саша плачет, за ним никто не приехал… Попросила оставить на продленке. Бабку нашли у свахи. Пила чай.
- Ты почему ребенка бросила одного? Он слишком маленький, чтобы ездить на электричке.
- А он от меня убежал. Я его ждала-ждала, а потом уехала…
За три месяца она всех извела, никому не хотелось идти домой – сгусток какой-то черной энергии витал в комнате, где спала бабуля. И когда настало время выписываться из больницы сыночку, Ника решила, что вдвоем-то они точно и этот дом превратят в черепки. Да еще Наталья пришла вся в слезах – сходила посмотреть, что там с домом. Встретила соседку, и та рассказала, что бабушка приходила в гости.
- Представляешь, у них там – дым коромыслом. Каждый день мужики приезжают, все черные, они с ними водку пьют, коньяк, а мне кружку воды поставят и корочку черного хлеба.
- Ну и чего ты плачешь? – спросила Ника у дочери.
- Мам, я чуть с ума не сошла от возмущения и обиды, когда баба Леля мне рассказала. Из-за нее житья никому в собственной квартире не стало, а она еще и грязью поливает. Какие мужики?
- Вот так, доченька, а про меня она всю жизнь такие гадости по всему поселку рассказывает.
- Я бы ее в дом никогда не пустила.
Уговорила главного врача положить бабку на обследование в больницу – после каждой еды у нее была рвота. Месяц пролежала, а там уже и весна наступила.
…Последний месяц Ника все думала о бабке. Это как заноза в сердце – болит, мешает, а вытащить не удается. Она все время стояла перед глазами в тот последний день, когда Ника не пустила ее в дом. За неделю до этого свекровь, придя в гости, расположилась на диване по-хозяйски. Сняла пиджак, положила на валик дивана, а потом у ребенка, который любил лежать на нем вместо подушки, вскочили на шее прыщи – оказалась чесотка… Ника перемыла все, где сидела, ходила гостья, дезинфицирующим раствором, а тут и бабка попалась под горячую руку. Она встретилась ей почти у подъезда.
-Ты куда идешь?
- К вам в гости
- Та сначала сходи помойся и постирай свою одежду, а потом приходи, - сказала в сердцах и пошла дальше.
В этот день она упала с лестницы. И стоит перед глазами. А в ушах звучат свои собственные злые слова….
Думала о ней и все эти дни в больнице, куда через неделю после помещения целительницы сама попала. Оказалось, два месяца ходила на ногах с пневмонией. Перед госпитализацией успела сходить в церковь, заказать молебен Спасителю. Неделю было не до свекрови. Кашель выворачивал наружу, температура не снижалось, было тяжело дышать. Но капельницы два раза в день сделали свое дело. С каждым днем становилось все легче. А что еще делать в больнице, если не вспоминать, не думать?
Но почему обида на свекровь не отпускает? Почему вспоминается только плохое? Наверное, потому что не было духовного родства, они были абсолютно разные, какие-то полярные женщины. И поэтому не могли понять друг друга. Ника не может забыть, каким кошмаром для нее были первые месяцы замужества, когда еще мужа любила. Свекровь делала все наоборот – куда не надо – лезла, а где нужна была помощь, поддержка – живите, как хотите. Каждый раз, когда семья садилась обедать, а ели всегда за журнальным столиком, она не забывала набросить невестке на колени плед. Зачем? Чтобы ног не было видно. В этом доме все должны были смотреть только на ее коленки, и не только на них. Она выходила смотреть телевизор в прозрачном пеньюаре, садилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, словно на троне. Выйдя из ванной в одном полотенце, так что прикрыта была только средняя часть туловища, подходила к сыну мимо невестки:
- Застегни мне лифчик.
А девятнадцатилетнюю Нику, которой мама всю жизнь запрещала оценивать поступки взрослых, потому что они всегда правы, не раз затаскивала в ванную комнату:
- Смотри, какое тело должно быть в пятьдесят лет.
Без стеснения заходила в спальню к молодым среди ночи. Что она там хотела высмотреть? Нике по ночам стали сниться кошмары, главную роль в которых исполняла свекровь, являясь в жутких непристойных образах. Разумеется, молодая все делала не так: не так убиралась, не так гладила, даже не так и не туда целовала ее сына…
Ладно, размышляла Ника, меня она невзлюбила – я чужая, а внучка – твое продолжение, радость в доме. А бабушка даже не подходила к кроватке. Только однажды спустилась со второго этажа, когда Наталья сильно кричала.
-Ну что вы спать не даете! Девять часов уже.
Когда внучке было четыре месяца, соседка принесла костюмчик импортный за шестнадцать рублей – с трудом достала.
- Не надо, буду я на всякую говнюшку такие деньги тратить.
Обидно было, ведь дед тысячу рублей зарабатывал в месяц. А Нике пришлось сшить для дочурки пальто из своего мохерового шарфа, купленного еще до замужества.
А когда Наталье исполнился год, бабушка отделила молодых – у меня денег остается мало, живите, как хотите. Ведь знала же, что сын еще ни одной получки не принес домой – пропивал в кредит, стреляя у всех знакомых по пять рублей. Ника покупала свиное рагу за 90 копеек в надежде дотянуть до получки, а за стеной пили коньяк, ели цыплят-табака…
Через три недели Нику выписали из больницы. На следующий день она сварила куриный бульон и пошла на Маяковского. Открыла дверь и обомлела. В комнате все было переставлено. Двуспальная кровать импортного гарнитура цельного дерева, украшенная инкрустацией, была разделена: одна половина, разобранная на части, стояла возле стены, другая, заляпанная грязью, жиром, - около окна. За окном лежал снег, казавшийся еще белее после давно немытых полов и обветшалых стен. На кровати лежала скрюченная старуха, накрытая клетчатым пледом. Один глаз у нее был отекший, как от удара. Ника подошла к ней:
- Что у тебя с глазом? Ты падала? Или Валерка тебя стукнул?
- Нет, не падала. Не открывается.
- Я тебе принесла бульон. Еще горячий. Давай покормлю.
-Я не хочу. Не могу есть.
- У тебя что-нибудь болит?
-Нет, не болит.
- Я завтра вызову врача. И принесу постель, что ты лежишь без простыни, без наволочки. Утром приду.
Утром Ника позвонила в поликлинику, собрала сумку. Когда она подходила к дому, услышала крики.
Бабушка лежала на кровати и кричала. Второй глаз тоже заплыл. Опухоль закрывала пол-лица. Рот был открыт, а рукой она, не переставая, била себя по животу….
- Что с тобой, бабуля?
В ответ тот же нескончаемый крик.
Сверху спустился сын.
- Валер, что она так кричит?
- Да она всю ночь кричит. Как ты ушла, так и началось.
- Так что же ты не сказал?
- А что говорить-то?
- Давай подними ее, застелем постель, я врача вызвала.
Ника понимала, что дни свекрови сочтены, хотя еще три месяца назад казалось, что она бессмертна, да и врач в больнице говорил, что года четыре еще запросто будет жить, если не больше. Перестелив постель, она попыталась заговорить со свекровью.
- Скажи, ты примирилась с Богом? Веришь в него теперь? Раньше не верила, говорила, что закроешь глаза и все, просила закопать тебя под яблоней. А теперь?
Свекрови было не до вопросов – она делала рукой какие-то странные движения – не била себя по животу, а отрывала от него руку, поднимая вверх. Только потом Ника поняла, что она отгоняла от себя кого-то. И кричала от страха, а не от боли. Болей у нее, по счастью, не было.
- Что же мне теперь с тобой делать? – думала Ника, глядя на нее. - Примирилась ты с Богом? Или все еще не веришь? – Ника постояла в раздумье и, не зная, что делать, механически перекрестила лежащую на кровати и вышла из комнаты.
Она сказала бывшему мужу, чтобы он ждал врача, и обещала часа через два вернуться.
Съездила в больницу за выпиской и через два часа вернулась узнать, что сказала врач. Дверь почему-то была закрыта, хотя зияли пустотой разбитые стекла. Постучала, но войти не решилась. Подошла к окну, подставила два кирпича, подтянулась и чуть не упала от увиденного. Бабка лежала, накрытая пледом с головой.
Вечером Валера рассказал:
- Ты ушла, я удивился, так тихо в доме, мать не кричит. Подошел к ней, а она не дышит. Врач приехала через полчаса и сказала, что это конец.
…Хоронили бабулю накануне тридцатилетия внучки. Ника дала телеграмму в Тамбов, и оттуда приехали родственники, которые не были в этом доме лет двадцать или больше. Они не знали о происшедших изменениях и приехали за наследством.
Едва Ника, вернувшись из церкви, где заочно отпевали свекровь, переступила порог дома, они набросились на нее с претензиями:
- Почему тюлем не покрыла гроб, что это за такое темное платье на ней, почему цветов мало? Где ее шуба каракулевая, где сервизы, мебель?
Присутствовавший на похоронах брат мужа покойной резко оборвал их:
- А об этом спросите у нее и у ее сыночка, они и брата моего превратили в нищего.
Когда гроб вынесли на улицу, подошли только две соседки. Одна сильно плакала – ей оставалось жить полтора месяца, она едва стояла на ногах. Другая старушка тихонько сказала:
-- Нехорошо о покойниках говорить плохо, но об этой женщине я ничего хорошего тоже не могу сказать.
…Ника пошла на исповедь последней.
- Отец Василий, пять лет прошло после смерти бывшей свекрови, а меня не отпускает и обида, и комплекс вины. Я только сейчас поняла – потому что все эти годы думала, анализировала, что моя свекровь была, - она замялась, подыскивая слово, - наверное, не сумасшедшая, а душевно больная. Сколько я ее помню, она всегда была такой взбалмошной, непредсказуемой. Но все, что она делала, было выгодно только ей. Она заботилась только о своем отдыхе, здоровье. И это вызывало неприязнь, мешало оценивать ситуацию адекватно. Просто в старости и одиночестве все проявилось сильнее. Ее надо было бы пожалеть, а меня, прости Господи, злорадство берет – всех учила жить, когда муж был самым богатым в поселке, всем давала советы, как одеваться, как есть, как говорить, всех считала ниже себя… А муж умер… Ее надо было лечить… А теперь душа болит, все время о ней думаю…
- Хорошо, что поняла это хотя бы сейчас. Успокойся, я подскажу тебе, что надо сделать для душевного покоя. А ты поминай ее в своих молитвах.